а Рэсси.
  - Что ты ему сказал? - нетерпеливо спросил Сыроежкин.
  - Все в порядке. Мы договорились.
  - Так быстро? О чем?.. Пожалуйста, расскажи!
  - Я просвистел ему... - медленно начал Дон. - Ты, Сергей, этого не
поймешь: надо знать моего Бочку, чтоб угадать все оттенки его интонации.
Свист дельфина с трудом укладывается в человеческие слова, и ты, выслушав
меня, чего доброго, можешь подумать, что Бочка - свойский парень, чуть ли
не твой одноклассник, только в дельфиньей шкуре. Это не так... Я рискну
переложить наш свист в обычные слова, но ты помни, что я неопытный
переводчик. Вот разговор.
  "Бочка, твой брат в опасности", - просвистел я энергично, чтоб он уловил
всю важность просьбы.
  Он сразу свистнул призыв своему брату и тут же атаковал меня сигналами:
  "Я ничего не слышу. Брат не отзывается. Кто в опасности? Что с ним?"
"Он тебя не услышит, - ответил я, - он очень далеко, может, за тысячи
миль. Но ему надо срочно помочь".
  "Я всегда готов мчаться навстречу опасности, когда приходит беда и надо
выручить брата. (Белобочка азартен, как любой дельфин, и, кроме того,
очень смел.) Кто он - афалина, гринда или мой соплеменник, белобочка? -
страстно откликнулся Бочка. - Отвечай! Только свисти быстрее. Не теряй
времени".
  "Это кит, - просвистел я так быстро, как только мог. - Синий кит, самый
большой и сильный из всех китов. Люди зовут его Нектон. Наверное, ты
слышал о нем..."
"А-а, кит... Я видел однажды этого громадного Нектона. Он всегда одинок..."
"Да, он кит, твой брат по крови. Ему надо помочь,
Бочка..."
"Ты опять тратишь драгоценные секунды. Человек, как всегда, очень
неповоротлив и многословен. Я знаю, кто такой кит, знаю и Нектона. Что с
Нектоном?"
"Его хотят загарпунить. Плывет подводный корабль
"Тунец", ищет Нектона и когда найдет, то всадит в его голову гарпун".
  "Гарпун? Я видел однажды гарпун - это страшно. Но гарпун для громадины
кита - все равно что для меня камешек".
  "Ты прав. Нектон даже не почувствует удара гарпуна. Но когда тот застрянет
в его облепленной ракушками коже. Нектон перестанет быть Нектоном. Он
сразу потеряет свободу и послушно поплывет к берегу. Там его поместят в
бассейн, и Нектон начнет задыхаться".
  "Я плыву. Я предупрежу Нектона".
  "Погоди, Белобочка. Ты, как всегда, отважен и нетерпелив. Подумай немного,
как ты предупредишь Нектона: это - кит, он не станет слушать дельфина,
просто тебя не заметит".
  "Я слушаю тебя внимательно, Дон".
  "С тобой поплывет морская собака Рэсси. Вон она бегает на берегу вместе с
моей дворнягой".
  "Эта покрытая шерстью, неуклюжая, медлительная малявка? Да она сразу же
пойдет ко дну, и я буду ее спасать".
  "Не волнуйся, Рэсси плавает не хуже тебя. Он знает язык китов".
  "Тогда немедленно в путь".
  "Не торопись, Белобочка. Только что ты назвал Рэсси медлительной малявкой
и тут же готов плыть с ним на край света. Познакомься, пожалуйста, с
Рэсси, поиграй, посмотри, на что он способен, привыкни хотя бы к нему.
Трудный путь могут проделать только товарищи - ты знаешь".
  "Где он, этот лохматый Рэсси? Может, он подкинет мне носом мяч? Или
пустится со мной наперегонки? Или поймает мне рыбу?"
- Вот приблизительно весь наш разговор, - закончил серьезно Дон. - Он был,
конечно, не таким многословным, длился минуту или две. Но я специально
рассказал с подробностями, чтоб ты, хозяин Рэсси, знал, с кем ему придется
искать Нектона. - И морской смотритель испытующе взглянул на хозяина Рэсси.
  Восьмиклассник поскреб пальцами затылок. Вот это задача! А он
всего-навсего прочел Рэсси формулы...
  - Ко мне, Рэсси, - тихо позвал Сыроежкин, и пес одним прыжком оказался у
его ног.
  Встав на колени, обняв ладонями голову друга, Сергей стал объяснять, кто
такой Белобочка. Он говорил, говорил, но в душе своей не надеялся на силу
медлительных человеческих слов. В конце концов достал из кармана листок и
еще раз прочитал вслух важные формулы задания.
  - Это все, - хрипло сказал Сыроежкин, вставая на затекшие ноги. - Иди
познакомься с Белобочкой. Вперед, Рэсси!
  Рэсси на глазах изумленного Сыроежкина вдруг начал толстеть, будто
надуваемый изнутри воздухом; голова и плечи слились в единый шар; хвост
завибрировал, распустился веером, превратившись в руль или движитель.
Неуклюже переваливаясь на кривых лапах, Рэсси, похожий на игрушечного
кита, пошел к воде и ловко поплыл, рассекая носом волну, оставляя за собой
пенистый след, - маленькой черной торпедой ринулся наперерез дельфину.
Сыроежкин с облегчением вздохнул.
  Дон залез на камень, прищурился, изучая скорость пловца.
  Они встретились на середине залива - Белобочка и Рэсси - и некоторое время
плыли рядом. Потом дельфин продемонстрировал свои обычные грандиозные
прыжки, и Рэсси, как камешек, отскакивающий рикошетом, подпрыгнул над
водой, правда не столь ловко и умело, как соперник. Дельфин, зарыв голову
в волны, показав серебристый серп спины, поплыл в открытое море. Рэсси
последовал за ним. Пловцы скрылись в волнах.
  - Молодец, Рэсси! - крикнул Дон.
  - Ай да Бочка! - подхватил Сергей.
  Дрессировщики торжественно пожали друг другу руки.
  А Малыш с лаем носился по песку, почему-то не решаясь влезть в теплую
воду, хотя еще недавно поднялся со дна морского.
  Когда пловцы вернулись, каждый из них держал в пасти пойманную рыбину.
  Проглотив добычу, Белобочка поддел мордой товарища, подкинул его в
воздухе. И Рэсси, бросив свою добычу, которую Белобочка немедленно съел,
маленький Рэсси, ловко нырнув, к изумлению дрессировщиков, перевернул
толстого жирного Бочку. Дельфин, махнув хвостом, тотчас высунул из воды
улыбающуюся морду и довольно фыркнул. Его темные пуговичные глаза,
казалось, говорили Сыроежкину: "Я все понимаю и беру назад свой свист о
медлительности Рэсси. Но почему этот ловкач, этот артист отказывается от
вкусной рыбы, которую поймал?.."
Торжествовал главный закон дельфиньей жизни, который подметил еще древний
философ Плутарх: "Дельфины - единственные существа, нашедшие великий
философский принцип: дружба не за вознаграждение".
  Сережка и Дон были довольны, что их питомцы подружились. Но что ожидало
пловцов - акулы, штормы, может быть, даже кругосветное путешествие - разве
угадаешь?.. Наступила грустная минута прощания.
  - Счастливо, Белобочка! - сказал Дон и свистнул в неслышный свисток.
  - До свидания, Рэсси! - крикнул Сергей.
  Вместе с Доном он взобрался на большой камень и с него наблюдал, как
удалялись два пловца. Вот уже искристый след стал расплывчатым, исчез в
блеске моря. Море было огромно. Оно сливалось с океаном, и где-то в этом
беспредельном просторе плавал Нектон. Его надо было отыскать, как
одинокого космонавта в звездной галактике.

  Рэсси и Белобочка пространствовали в океане.
  Они миновали прибрежные районы, где люди жили в подводных городах и
трудились на подводных заводах, добывая золото и нефть, марганец и уголь,
пресную воду и уран; электростанции, работавшие на ядерном горючем;
подъемные краны, передвигавшие грузы взмахами щупалец; экскаваторы,
дробившие и перемалывающие челюстями коралловые рифы, подводные комбайны,
расчищавшие джунгли водорослей, - все, что ползало, плавало, трудилось на
дне, помогая человеку завоевать Великий океан, еще издали замечал Рэсси.
Гонцы обходили стороной подлодки, глубинные дирижабли, танкеры, грузовые
баржи - быстроходные, безопасные подводные суда, которым не страшны были
волны, ветер, бури. Рэсси мгновенно отличал змеиный силуэт танкера от
стремительного катера "летучая рыба". Но среди множества кораблей
спутникам не встречалась подлодка "Тунец" с характерным горбом плавника.
  Океан для острых глаз Рэсси был большим прозрачным аквариумом; линии жизни
и смерти его обитателей проходили где-то совсем рядом, иногда странно
переплетаясь. Как в математической игре-погоне, которую Рэсси, обучаясь
когда-то, вел с машиной. В этой морской игре, как убедился Рэсси, наблюдая
жителей океана, побеждали быстрейшие, хитрейшие, зубатые. Серой безмолвной
тенью скользили в сумрачной глубине акулы, обреченные природой на вечное
движение - ни единой минуты сна, чтобы не утонуть без спасительного для
всех рыб плавательного пузыря; парили похожие на птиц скаты, изящно
взмахивая плавниками, зорко выслеживая свою добычу; реактивные кальмары,
вытянувшись стрелой, скользили по своим маршрутам хвостом вперед; летучие
рыбы разгонялись у самой поверхности и, расправив крылья, маленькими
самолетами летели над волнами. Все было в движении, в погоне, в борьбе.
  Морские жители не говорят очень громко и без причины, чтобы не привлечь
врагов. И все же, несмотря на свист ветра и плеск волн, шум кораблей и
подводных городов, рокот быстрых струй и далеких землетрясений, уши Рэсси
слышали необычные звуки. Если бы он умел сравнивать с привычными людям
понятиями, он бы сказал так: весь океан наполнен гудением, тарахтением,
криками, плачем, скрежетом, мурлыканьем, свистом, воем, грохотом,
щелканьем, кваканьем, мычаньем, барабанной дробью. Рэсси особенно не
интересовался, кто из рыб какие звуки издает, но одна только белуха, по
его наблюдениям, умела свистеть, стонать, хрюкать, плакать, как ребенок,
звенеть колоколом, пищать, играть на флейте и передразнивать птиц, которых
она никогда в своей жизни не видела.

  ...Вот в зарослях водорослей плавает обломок бревна, но это не бревно, а
лежащая на спине морская выдра. На груди у нее заснул детеныш. Выдра
медленно опускается в глубину, зорко наблюдая за спящим, а ее сына баюкает
волна. Когда он проснется, мать мгновенно подплывет, вылижет его густую
шерсть - в награду за первый урок плавания. А потом путешествия в морских
глубинах, бесконечные игры и новый урок с приходом сумерек - устройство на
ночлег. Выдра, прижав к груди детеныша, тщательно укутывается листьями
гигантской водоросли, и волна океана будет качать их в зеленом одеяле до
утра.
  Но что для Рэсси какая-то случайная выдра! Надо проплыть сотни миль с
Белобочкой, вместе хлебнуть немало морской соли, чтобы понять, какое это
быстроходное, любопытное, преданное другу существо - вольный морской
дельфин. Наши путешественники состязались в скорости, ловили самую крупную
рыбу, оскаливались на приближающуюся мрачную акулу и часто свистели друг
другу. Одинокий дельфин молчалив, в паре разговорчив, в стае болтает без
умолку. Бочка, следуя этому правилу, пересвистывался между делом с
приятелем, иногда произносил монотонное, почти человеческое "ха-ха", а
когда Рэсси слишком долго плавал на глубине, щелкал челюстями, отыскивая
пропавшего, и печально-призывно свистел.
  Белобочка знал массу разных историй, как всякий путешествующий дельфин, но
одну из них повторял спутнику не раз.
  "Я слышал, - свистел Белобочка, разумеется, не словами и не голосом, а
особыми, неслышными человеческому уху звуками, - я слышал и верю, что это
сущая правда, а не пустой свист. Я слышал, что когда-то стада дельфинов и
китов вышли из моря на сушу и стали жить на твердой земле, как жил до сих
пор ты, Рэсси, пока не встретился со мной. Это были счастливые времена,
потому что на земле нет штормов, в которых гибнут стада дельфинов, - на
земле мягкая трава, много плодов, рыба в реках и пахучий, ароматный
воздух. Звери не нападали на нас: у дельфинов, ты знаешь, очень много
зубов, а киты сами по себе грозные. И мы уже забыли совсем про море и
считали, что родились и всегда жили на зеленой земле.
  Но однажды на рассвете, когда мы скользили по мокрой траве, пришла злая
обезьяна с толстой палкой. Ни один из нас не знал, кто обидел эту
обезьяну, во всяком случае - не кит и не дельфин, а обезьяна кинулась на
лас, стала бить направо и налево по гладкой коже, а мы уже не могли
двигаться так проворно, как злая обезьяна, потому что солнце высушило
росу. Дельфинов и китов, Рэсси, нельзя бить, как и детей: у них нежная
кожа, они очень обидчивы и запоминают несправедливость на всю жизнь.
  Мы вернулись в море...
  Мы навсегда вернулись в родную стихию. Но были уже не теми, что раньше.
После жизни на суше в нас пробудился страх: страх утонуть, когда волна
оглушает тебя, страх захлебнуться в пучине. Мы по-прежнему свободны, но не
можем забыть, что жили когда-то на твердой земле... Вот почему, наверное,
каждый дельфин, каждый кит, если даже ему грозит опасность, мчится спасать
тонущего, едва заслышит призыв о помощи..."
"Просвисти мне этот главный сигнал", - попросил Рэсси, выслушав древнюю
историю.
  Бочка издал два продолжительных, почти сливающихся друг с другом сигнала.
  И Рэсси запомнил их навсегда...
  Из зеленых волн навстречу им неожиданно вынырнули, громко свистя, быстрые
афалины и, подскочив к Бочке, стали подбрасывать его мордой в воздух,
словно он уже тонул. Бочка, перевернувшись в воде, начал пояснять причину
своего крика, а потом спросил усердных афалин - ведь все в мире дельфины
объясняются на одном языке, - не встречался ли им кит, которого люди
называли Нектоном. Афалины, поняв, что Белобочка подшутил над ними, разом
прощебетали что-то возмущенным свистом - вроде "как только не совестно" -
и, мигом умчавшись, ответили издали: "Нет, не встречали".
  Наши разведчики, развлекаясь и разговаривая в пути, ни на минуту не
забывали о синем ките, разумеется, они не слышали мрачной фразы фон Круга
капитану подлодки "Тунец", которая охотилась за Нектоном: "Попадите ему в
болевой нерв, а потом этот неуловимый кит добровольно, своим ходом
приплывет в "Мир животных"; они не знали, как профессор Громов кричал в
телефон: "Алло, прошу срочно передать мне сведения о чувствительности
медузы к бурям!" - наши друзья не имели пока никаких сведений о Нектоне,
но помнили, что должны отыскать синего кита. И Белобочка спрашивал всех
встречавшихся им дельфинов, а Рэсси по-своему решал сложную задачу. Из
наблюдений за дельфинами и из сигнала, который просвистел Бочка, Рэсси
сделал вот какой важный вывод: как всякого кита. Нектона можно извлечь из
таинственных глубин криком крайней опасности, на который тот откликнется
мгновенно...
  Оставалось разгадать карту жизни одинокого Нектона. А она, несомненно,
была очень запутанной. Ведь если даже оглянуться на их путь в море, он
будет выглядеть как странно изогнутая нить - из-за течений, ветра, гроз,
встречных кораблей, которые они обходили. Нектон, знавший просторы
мирового "подводного космоса" лучше Белобочки, петлял в океанах хитрее и
осторожнее - по своим китовым орбитам.
  Однажды Рэсси и Белобочка натолкнулись на стадо черных гринд, отбивавшихся
от акул. Выстроившись полукругом, прикрыв собой беззащитных детенышей, эти
дельфины ударами круглой, как бы надутой головы откидывали нападавших,
страшно хлопали челюстями, рвали зубами чертову кожу зазевавшегося хищника.
  Акулы не отступали.
  С каким-то хриплым лаем, странно отозвавшимся в ушах Рэсси, его спутник
бросился на акул; в его пасти зубов было не меньше, чем у пяти гринд. В
одно мгновение Рэсси обогнал Белобочку, на которого надвигались горящие
глаза и сотни кинжальных зубов, всадил - электрический заряд в
чувствительный нос нападавшей акулы.
  Вряд ли что поняли в этой короткой схватке храбрые дельфины-гринды и
отчаянный Белобочка. Но все они пронзительно засвистели, приветствуя
победу Рэсси. После ударов электричеством несколько извивающихся тел
медленно опустились в глубину, и акулья стая набросилась на своих
оглушенных собратьев. Кровожадность - главный закон морских пиратов...
  Гринды, кивая темными головами, пропищали путешественникам, что несколько
дней назад видели синего кита. Быть может, в глубинных слоях еще остался
пахучий след, если его не размыли течения...
  Расставшись с толстыми гриндами, похожими на раздутого Рэсси, наши
разведчики опустились на дно. Они плыли в темноте, не обращая внимания на
стаи пугливых рыб. Бочка, когда у него кончался запас воздуха, выныривал
на поверхность, а Рэсси оставался и петлял в глубине.
  Рэсси наткнулся на слабый след кита, когда вернувшийся сверху Белобочка
сообщил, что надвигается шторм.
  Они бросились по следу, как две гончие, теряя едва различимый даже носом
Рэсси китовый запах и неожиданно находя его вновь.
  Но как ни был увлечен Белобочка погоней, он не мог бесконечно долго,
подобно Рэсси, плыть в глубине: его легкие требовали свежего воздуха. И
когда Белобочка в очередной раз всплыл вверх, Рэсси услышал призывный
крик. Главный сигнал дельфина, на который спешат его собратья, жалобная
мольба о помощи заставила Рэсси забыть о следе Нектона, погнала его со
скоростью, на которую он был способен, к тонущему другу.
  Он точно рассчитал по сигналу место встречи, с ходу поддел крепким носом
неподвижного Бочку, и опять гигантская волна ударила дельфина о скалу,
увлекла пловцов за собой...

  После проливных муссонных дождей приятно путешествовать в индийских
джунглях. Солнце ласковое, нежаркое. Под ногами густая ярко-зеленая трава.
Деревья в золотисто-оранжевой листве. А на горизонте сверкают шапками
вечных снегов далекие горы.
  Главный инспектор заповедника Радж Манас выехал с гостями - профессором
Громовым и мальчиком - на рассвете. Индиец, втайне презиравший вездеходы и
вертолеты, с легким поклоном предложил для путешествия своего любимого
слона Замбу. Инспектор считал: чтобы увидеть и услышать джунгли, лучше
всего идти пешком или передвигаться верхом на слоне. Профессор с улыбкой
встал на заднюю ногу Замбы, которую слон предупредительно согнул, и,
ухватившись за веревку, вскарабкался на широкую спину слона, точнее, на
деревянный помост, прикрепленный ремнями. Потом Громов подал руку
Электронику, и тот сел рядом с учителем. Инспектор Радж Манас, строгий и
аккуратный в своей белой чалме, возглавил экспедицию. Впереди него,
обхватив шею слона ногами, сидел старый погонщик с палочкой в руке -
махаут.
  Замба шел не спеша, срывая и перемалывая ветки, и в животе у него урчало,
будто там работал старый мотор. Конец одного бивня у Замбы был обломан. В
схватке с диким свирепым махна, бродячим слоном без бивней, но с очень
сильным хоботом, Замба чуть испортил красоту своих длинных костяных стрел,
зато спас хозяина.
  Профессор Громов, оглядываясь по сторонам, не совсем представлял, как они
на слоне догонят сонных охотников, но раз инспектор сказал: "Поймаем", ему
следовало верить.
  - Носорог. - Радж Манас обернулся к гостю и вытянул руку.
  Вероятно, впереди была яма с жидкой грязью, в которой блаженствовал
носорог: серый панцирь спины, торчащие уши да воинственно изогнутый рог -
вот все, что было видно путникам. Услышав топот Замбы, носорог вылез из
ямы, а за ним выскочил детеныш. Сквозь грязь было видно, что у младенца
розовая кожа.
  Нагнув голову, выставив опасный рог, самка бросилась на слона. Она
приближалась с пыхтеньем и хрипом; за безрассудно храброй матерью резво
скакал младенец. Замба не свернул, он лишь замедлил шаг и поднял хобот.
Инспектор не шевельнулся.
  Подбежав к спокойному Замбе, самка вскинула голову. Злобные глаза
уставились на людей.
  - Укусит или не укусит? - пробормотал инспектор. Он знал: индийский
носорог редко бодается - чаще всего кусает противника.
  Неожиданно сзади раздался какой-то рев. Инспектор обернулся. Кричал
мальчик с невозмутимо спокойным лицом.
  Носорог круто повернулся и, уступив тропу Замбе, бросился с детенышем
наутек, показав короткий толстый хвост, забавно венчавший броню доспехов.
  - Ваш Э-лек-тро-ник, - сказал инспектор профессору, с трудом выговаривая
трудное имя, - знает язык носорогов?
  - Немного знает, - ответил Гель Иванович. - Учил в школе. - Громов
усмехнулся, вспомнив, как он обучал когда-то Электроника разным
премудростям.
  - Он может быть хорошим махаутом, - сдержанно похвалил Радж Манас. - Замба
один только раз удирал от носорога, и сегодня мой гость помог ему.
  Они двинулись дальше. Электроник хрипло произнес:
  - Тигр.
  - Где тигр? - шепотом спросил Громов.
  - Я не вижу, - проскрипел Электроник. - Но я слышу крик павлина: мэй-оу!..
  - Он прав: близко тигр, - подтвердил инспектор. - Видите?
  Замба концом хобота стучал по утоптанной тропе, издавая глухой
металлический звук. Он, как и павлин, чуял тигра.

  В траве промелькнула красно-черная спина, потом высунулась круглая голова
с пушистыми баками. Бледно-голубые глаза равнодушно взглянули на путников.
Замба сделал шаг вперед, угрожающе качнул бивнями. Он не боялся большой
кошки, только свернул кольцом уязвимый для острых зубов хобот. Несколько
минут слон и тигр изучали Друг друга. Но стоило Громову пошевелиться, как
кошка, мелькнув полосатой молнией, скрылась за скалой.
  - Королевский, - сказал Громов, с любопытством глядя вслед трехметровой
кошке. - Не удалась ему охота.
  - Спугнули, - подтвердил Манас. - Мы еще встретимся с этим багхом,
профессор. - Багхом индиец называл всех тигров своего леса. Он отлично
знал каждого в "лицо", характер и повадки, только не давал им имен.
  Тигр охотился за детенышем носорога, которого выгнал из теплой ямы Замба.
Может быть, в открытом взгляде тигра и был немой упрек слону: зачем ты
лишил меня любимого лакомства?.. Но тигр, конечно, не знал, что рядом идет
еще одна охота, что его самого выслеживают невидимые противники - сонные
стрелки!..
  Слон быстрым шагом обогнул скалу. Инспектор, дав знак махауту, остановил
Замбу, спрыгнул на землю. Под развесистым деревом стояла клетка из
прочнейшего бамбука. Поднятые с двух концов решетки словно ожидали
какого-то пленника.
  - Вам лучше остаться здесь, профессор, - сказал Радж Манас, снимая с плеча
ружье. Громов, приказав Электронику ждать, слез со слона и решительным
шагом направился за инспектором. Они исчезли в густом кустарнике.
  Замба подошел к дереву, стал лакомиться сочными ветвями. Погонщик уселся в
тени. Электроник кружил возле клетки.
  Тишину оборвал выстрел. Электроник замер. И тут прямо на него выскочил из
зарослей тигр - тот самый, с бледно-голубыми глазами, что охотился на
детеныша носорога. Грациозными прыжками промчался он на мягких лапах в
двух шагах от Электроника. Маленькое красное пятно проступало на полосатой
груди.
  Электроник вскрикнул протяжно-жалобно: "Вау!.. Хуаб... Вау!" Пожалуй,
никогда еще в своей странноэлектронной жизни не бегал он так быстро -
быстрее любого знаменитого спринтера, потому что тигр, услышав знакомый
сигнал испуга на своем языке, мигом повернул и прыгнул вслед. Махаут,
бледный от ужаса, прилип спиной к шершавому стволу. Слон, громоподобно
затрубив, выставил бивни и попятился: впереди тигра бежал мальчик.
  Наверное, тигр настиг бы свою быстроногую добычу только в клетке, куда он
влетел вслед за мальчиком. Но Электроник успел выскользнуть в проем,
обрушив перед самым носом тигра решетку. Слон, оберегая мальчика, ударом
бивней захлопнул вторую решетку.
  Раздался оглушительный рев. Тигр в бессильной ярости грыз скользкий
бамбук, и в его крике, страшном для людей, только чуткий слух Электроника
мог уловить жалобные ноты и отрывисто-сухой кашель. Мальчик был совершенно
спокоен, словно, спасаясь, случайно поймал не тигра, а котенка, и бледный
погонщик, трясясь всем телом, смотрел на него изумленными глазами.
  Над кустами проплыла белая чалма, за ней шляпа. Это бежали Радж Манас и
Громов. Чуть позже помощники инспектора, дежурившие в зарослях, вывели
здоровенного парня в армейских ботинках - сонного стрелка, который стрелял
в тигра.
  - Что случилось? - спросил инспектор. Он был очень удивлен, увидев своего
багха в клетке.
  Гель Иванович разглядывал Электроника, мял в руках шляпу, не зная, куда ее
девать. Потом, рассеянно нахлобучив ее на ученика, спросил:
  - Ты не пострадал?.. Ты так и ловил - в шляпе? Сними, очень жарко...
  Профессор протянул шляпу слону, и тот водрузил ее себе на спину.
Немногословного до сих пор махаута будто прорвало. Жестикулируя,
подпрыгивая, протягивая к мальчику сухие руки, погонщик долго говорил о
том, что случилось всего за несколько секунд.
  - Я надеюсь, вам нужен именно этот тигр, - скрипуче сказал Электроник. - Я
его заманил после того, как прозвучал выстрел.
  - Мы его выпустим. Только прежде вынем из него пулю. - Радж Манас
внимательно посмотрел на сонного стрелка, который ничего не понимал во
всей этой истории: тигр, только что подбитый радиопулей, очутился в клетке.
  - Молодой человек, отойдите, вы мнете своими ботинками прекрасный цветок,
- сказал профессор сонному стрелку.
  Тот шагнул, пожал плечами: чудак, цветок пожалел.
  Инспектор повернулся к помощникам:
  - Отвезите багха и этого бравого охотника на станцию. Извлеките пулю.
Багха пустите в джунгли, а стрелка задержите. Мы должны узнать, почему он
охотился на тигра... И, кроме того, найти его сообщников.

  ...Несколько дней гостил Сыроежкин в морском поселке, но не в том, что
стоит у самого обрыва на берегу, а в подводном, где жил его новый знакомый
Дон.
  В голубом просторе висят на якорях дома-колокола. В таком доме все как
обычно, только чуть прохладнее. Правда, дверь уже не в стене, а в полу, и
в эту дыру надо нырнуть в маске, ластах, с прозрачным мешком за плечами.
Мешок наполняется водой, расправляется в крылья, и уже паришь невесомый на
больших крыльях, вдыхая кислород из этих искусственных жабер, и видишь
ровные дорожки из моллюсков, очищающих воду, и густые джунгли водорослей,
преграждающих путь ползучему песку. А поднимешь голову - увидишь изогнутый
линзой воды круг далекого солнца, и вспомнишь об остальном мире, и тут же
о нем забудешь, потому что море есть море. И в глубине его не только
поселки, но и подводные города - с улицами, стадионами, зоопарками. Это
особый мир: в нем можно плавать, нырять, кувыркаться, дельфинить,
кашалотить, акулить, белужить - словом, жить под водой, подражая вольным
морским обитателям, совсем как Рэсси.
  Сопровождавший Сыроежкина Дон плавал без мешков-крыльев. Перед тем как
нырнуть в дверь, Дон проглатывал какую-то магическую пилюлю, которая
помогала мышцам долго хранить кислород и поглощала углекислоту. Вдохнув
всей грудью, Дон прыгал ласточкой в люк двери, а на глубине, пустив вверх
несколько пузырей, набирал в легкие воды. Теперь он был готов плыть,
шевеля ластами, куда угодно, как кит или дельфин, а вслед за морским
смотрителем, отмахиваясь лапой от любопытных рыб, по-собачьи перебирая
лапами, следовал Малыш.
  - Что ты хочешь? - спросил Дон, и Сергей услышал его голос в кнопке
микрофона, вставленной в ухо. - Искать подводные клады? Гоняться за
рыбами? Поймать акулу?
  У Сыроежкина захватило дух, он глухо произнес в своей маске:
  - Акулу...

  - Вперед! - скомандовал Дон. - Тут недалеко я поставил капкан и давно не
проверял.
  Дон направился к подводной скале, где был установлен капкан. Еще издали он
увидел: есть добыча! Охотник изо всех сил заработал ластами.
  Сыроежкин с осторожностью приблизился. Он разглядел под металлической
сеткой гладкую серую голову и горящий мстительным огнем глаз. Капкан
представлял собой петлю с проволочным сачком, в котором лежала приманка.
Сунув голову в сачок, хищница затянула петлю. Акула почти смирилась с
неволей, но, заметив пловцов, заработала яростно хвостом.
  Дон приблизился к акуле.
  - Смотри, Серега! - крикнул он и, изловчившись, прыгнул на пленницу,
схватил ее за спинной плавник.
  Как дикая лошадь, оседланная акула повернулась на одном месте, а затем
понеслась по кругу, удерживаемая крепким поводком. Сергей в страхе
отпрянул, увидев надвигавшуюся на него морду в проволочной сетке. А
всадник, обхватив ногами шершавые бока, держась за плавник, со смехом
проделывал головокружительные петли. Акула вертелась в воде, била хвостом,
бросалась вверх и вниз - всадник не падал. Наконец он нагнулся, протянул
руку, беззвучно щелкнул замком, соскочил с рыбины. Акула скрылась.
Живучесть ее казалась неправдоподобной.
  - "Лучшая акула - мертвая акула" - так говорят моряки. А моя добыча в
наморднике никому теперь не страшна, - проговорил смельчак. - Поплыли,
Серега, дальше.
  Они остановились у огромной, в рост мальчика, странно скрученной раковины,
которую Дон нашел в одной из экспедиций. Отличный дом, надежная палатка
для одинокого путешественника! Дон достал из раковины длинный треугольный
зуб.
  - Это мое главное открытие, - гордо сказал он. - Зуб доисторической акулы!
Кархародон - ее имя. Я готовлюсь к охоте на кархародона...
  - На доисторическую? - прохрипел под маской Сыроежкин. Он начал привыкать
к разным морским чудесам, но сейчас ничего не понимал.
  - Смотри внимательно: зуб - не окаменевший. Я его откопал в иле, вернее,
откопал экскаватор, а я поднял. Вот тебе и доисторическая! В океане есть
глубины, куда никто не заглядывал. Кто же в них скрывается? Вдруг
кархародон?
  - Он, наверное, огромный, - пробормотал Сережка.
  - По моим вычислениям, при таких зубах размер кархародона метров двадцать
пять, не меньше. Пасть во какая - пещера на шесть человек. А хвост! Ты
представляешь, какого эта акула даст шлепка, если ее оседлать?!
  Тут Сергей захохотал и вдруг вспомнил Рэсси. А если ему встретится
кархародон? Пусть даже не такой огромный - все равно страшно...

  Если бы Рэсси плыл по вечернему океану, он бы услышал "голос моря" -
особые звуки, которые ветер высекает из волн, - и узнал бы про
надвигающийся шторм: откуда он идет, какой силы и как скоро настигнет их.
Но Рэсси уже несколько часов следовал в глубине за синим китом, и когда
волна оглушила его спутника и он вынырнул спасать Белобочку, пловцы
оказались в самом центре свирепого шторма, который моряки называют просто
и страшно: "глаз бури". Волны, взлетавшие на высоту семиэтажного дома,
образовали гигантскую воронку. "Глаз бури" в изломах молний, казалось, с
любопытством смотрит сверху в эту воронку: что же там, на самом дне?
  Пловцов захватил водоворот воронки. Рэсси обнял лапами беспомощного, слабо
попискивающего дельфина и напряг все свои электронные силы, чтобы быстрое
течение не унесло Бочку. Он включил внутри себя механизм аварийного
управления - сотни резервных электронных схем стали определять верх и низ,
скорость вращения, глубину и границы шторма, чтобы в нужный момент
воспользоваться реактивным двигателем. Белобочка вдруг шевельнул хвостом и
вдохнул дыхалом порцию воздуха, но Рэсси не отпустил товарища: водоворот с
силой увлек их вниз. С нарастающей скоростью приближалось дно океана.
  В эти критические секунды Рэсси включил двигатель на полную мощность, и
тот вытолкнул пловцов из круговерти.
  Потом Рэсси вернул Белобочке свободу, в чернильной мгле стал выводить
товарища из зоны бури. Все, кто мог спрятаться, почуяв шторм, - медузы,
рыбы, водяные змеи, скаты - опустились в спасительные глубины, притихли.
Лишь туманными дисками медленно проплывали какие-то светящиеся безмолвные
существа, разглядывая пришельцев сверху. След Нектона был потерян, размыт
бурными подводными течениями. Нечего было пытаться искать в этих водах
слабый китовый запах.
  Они плыли всю ночь, а утром увидели безмятежно спокойное, пустынное до
горизонта полотно океана...
  Рэсси давно уже пришел к выводу, что "карта жизни" Нектона, его путь в
морях и океанах был очень сложным: ведь он угадал близкий шторм и ушел от
него. Как всякий кит, Нектон опасался, наверное, берегов, узких проливов,
подводных городов. Но, в отличие от своих собратьев, синий кит не
возвращался зимой и летом в привычные места. У Нектона не было любимых
морей; он, презирающий китовые правила свободный кит, жил во всех океанах;
Земля, которую он окольцевал орбитами своих путешествий, представлялась
ему, вероятно, гигантской чашей соленой воды с враждебными островами суши.
Все же неуловимого пловца можно было догнать, найдя слабый запах следа.
  Как-то на рассвете Белобочка и Рэсси услышали призывный крик тонущего кита
и бросились на помощь. То, что они увидели, заставило их остановиться и
сделать осторожный круг: в легкой пелене тумана глаза Рэсси и дыхало
дельфина нащупали стальной корпус всплывшей подводной лодки. Характерно
вытянутый горбатый корпус с острым ножом плавника и распущенным хвостом
рулей выдавал тип подлодки - "Тунец". Противник, охотящийся на синего
кита, по странному совпадению или по природной хитрости людей, придумавших
рыбьи подлодки и сложные электронные машины, применил тот же прием, что
предвидел и Рэсси: вызывал сиреной Нектона из его глубин.
  То, что произошло в следующие несколько минут, обсуждалось потом учеными и
породило среди моряков новые легенды об особой чуткости и смелости синего
кита.
  Из тумана послышался шум быстро плывущего тела и короткое сильное сопение:
"У-уф, ш-ши... у-ф, ш-ши..." Рэсси и Белобочка увидели синюю с белым
пятном спину. Легендарный Нектон огромной ракетой несся к подлодке
"Тунец", посылавшей сигналы бедствия на языке китов.
  Вот сильно расщепленный рот с крутым сводом верхней челюсти и прямой
линией нижней - казалось, что Нектон чему-то улыбался. Маленькие глаза
кита не различали тонущего, но чуткий слух вел Нектона кратчайшим путем на
призыв. Как вдруг синий кит резко повернул, услышав еще более отчаянный
крик - зов о помощи.
  Прямодушный, безрассудно храбрый Нектон не знал, что крик невидимого в
тумане Рэсси спас ему жизнь. В тот момент, когда Нектон разворачивался,
подлодка "Тунец" выплюнула вместе с пламенем блестящий предмет. Гарпун
попал в голову кита, но капитан, глядя на экран, чертыхался: из-за
внезапного разворота Нектона стрелок промахнулся - гарпун не попал в
болевой нерв.
  Синий кит почти не обратил внимания на легкий удар по голове. Но вскоре
ему стало ясно, что железная рыбина, подманивая его сигналами бедствия,
вовсе не тонула, а, наоборот, нападала, и кит, разъярившись, решил
атаковать это лживое многоглазое существо с плавниками глупого тунца.
Сигнал крайней опасности заставил кита подпрыгнуть над водой и отвесно,
почти вертикально, уйти вниз. Одни из немногих в океане, Рэсси и Белобочка
наблюдали, как сверкнула широченная фарфорово-голубая грудь Нектона,
прорезанная глубокими темными бороздами складок. Мелькнул над водой хвост.
Второй выстрел "Тунца" не состоялся.
  Нырнув, синий кит изменил направление, гладким срезом головы поддел снизу
коварную подлодку. Судно, погружавшееся, чтобы преследовать кита, было
отброшено мощным ударом и стало срочно всплывать...
  Рэсси и Белобочка долго еще сопровождали в глубинах Нектона. Подводный
терьер, плывя рядом с синим китом, объяснял Нектону, что произошло.
Выслушав маленького Рэсси, Нектон распахнул пасть и, показав все пластины
своих усов, проревел. Рев этот был так ужасен, что во все стороны брызнули
стаи рыб. Но те, кто был на дне, в теплых и прохладных течениях, в игривых
океанских волнах, прислушивались к крику самого большого на Земле
животного. И если перевести быстрые китовые звуки в человеческую речь, то
получатся примерно такие фразы, обращенные одиноким гигантом к своим
соплеменникам:
  "Опасность! Когда встретите многоглазого тунца, знайте, что этот
медлительный на вид тунец, едва заметив вас, выплюнет острый гарпун. Тот
самый, что рвет тело наших братьев и сестер и делает их мертвыми, если
даже они не захлебнутся. И никто уже не придет на помощь несчастным.
Напрасно будет тыкаться китенок в живот матери: он, глупый, не понимает,
что она уже не накормит его. Спасайте китят, спасайтесь сами от
лодки-тунца..."
Синий кит плыл из моря в море, изредка ревел, пугая акул, оповещая китов.
Он знал, что, как и прежде, услышав крик о помощи, будет спешить, презирая
опасность, на выручку к своему брату по крови.
  Два диспетчера - Океана и Космоса - как обычно, делились новостями:
  - Алло, Астронавт, у нас происшествие: пока мы с тобой дремали в глубинах,
здесь, в океане, над моей головой какие-то злоумышленники чуть было не
загарпунили Нектона. Ты слышишь меня, Аст? Прием.
  - Понял тебя. Командор. Одного не понял: новость приятная или печальная?
Кто такой Нектон? Прием.
  - Да ты в самом деле спишь в своей пустоте, Аст. Спишь с открытыми
глазами! Ты, который помнишь каждый кратер на Луне, должен знать Нектона:
тот самый синий кит... Может, у тебя провальный сон, Аст? Это самая
страшная глубинная болезнь, когда все в мире кажется одинаково серого
цвета, как твоя близкая Луна. Прием.
  - Ты прав, Командор, меня тошнит от такого однообразия: Луна быстро
надоедает. Я вспомнил Нектона! Наш брат, кит-глубинник! Что с ним,
Командор? У кого это поднялась рука палить в своего парня? Прием.
  - Точно не знаю, какая-то подлодка. С Нектоном в порядке. Правда, в его
шкуре засела радиопуля. Прием.
  - На твоем месте. Командор, я разыскал бы подлую подлодку, посмотрел бы в
глаза этим лихачам. Но зачем им метить кита, Командор? Не метеор, не
какойнибудь отработанный спутник на трассе - совсем не мешает кораблям.
Живой кит! Прием.
  - Я еще не разобрался, Аст. Самое интересное: знаешь, кто спас Нектона?
Электронный пес, который умеет плавать не хуже рыбы, и еще дельфин...
Дельфин - обыкновенный, а пес - Рэсси или что-то в этом роде - загадочная
личность. Какова история, Аст, а? Прием.
  - У вас на дне одни фантазии. В дельфина я верю. Но пес-дельфин, пес-рыба
- какая-то чушь. Или ты не расслышал, Командор, или у тебя слуховые
галлюцинации от тишины. Прием.
  - Клянусь свободным Нектоном, Астронавт! Все до единого слова - правда. Не
могу доказать, но пес существует. Я в него верю. Расспрошу наземных
диспетчеров, потом все тебе передам. Прием.
  - Даже если ты математически докажешь, что твой электронный пес - гений,
считай, что для меня он не существует. Когда на мои планеты начнут ввозить
земных зверей, я первый предложу закон: механических не надо! В космосе
слишком много всякой электронной всячины, а живого - почти ничего... Прием.

  Профессор Громов и Радж Манас совершали последнюю прогулку по заповеднику.
После захвата сонного стрелка, ранившего тигра, были пойманы и его
сообщники. Профессор располагал доказательствами: теперь не только Совет
охраны животных, но и весь научный мир убедятся, что фон Круг и фирма
"Пеликан" замахнулись на самое ценное для человечества - Природу.
  Утром Громов улетал домой. А пока он вел неторопливую беседу с
инспектором, сидя на спине слона Замбы, наблюдал зверей и птиц, любовался
красками индийской осени. Инспектор рассказал, как однажды Замба встретил
свирепого носорога и он, Радж, упал со слона, скатился в траву и лежал
смирно, потому что носорог не нападает на неподвижную жертву; зверь тяжело
дышал над ним, но человек не шелохнулся, пока умный слон не прогнал
носорога.
  - Я слышал, профессор, что ваша новая модель знает привычки и законы
многих животных не хуже иного зоолога, - сказал Радж Манас.
  - Честно говоря, - признался Громов, - Рэсси меня удивляет. Ничего,
разумеется, сверхъестественного в нем нет - всякая машина лишь
подтверждает или отрицает какую-то идею. Но Рэсси попал в необычные
условия. Преследуя сонных стрелков, он накопил богатый опыт. И, пожалуй,
слишком быстро проверил те мысли, которые я продумывал много лет.
Необходимо еще раз оценить его результаты. Чересчур ответственна та
теория, которую я хочу предложить вниманию ученых.
  Радж Манас не расспрашивал профессора. Того, что он услышал, было
достаточно: вскоре появится работа, которую ожидает научный мир.
  - Смотрите! - Инспектор указывал на поляну. Там, сцепив рога, наступали
друг на друга два оленя. - Совсем как мальчишки, - с удовольствием
произнес Радж Манас. - Это зомбары, мои любимцы.
  - Ваши зомбары еще раз доказывают, что для измерения сил не обязательна
стычка. - Гель Иванович мягко улыбнулся. - Вспоминаю себя школьником.
Бывало, уже в споре чувствуешь: противник сильнее тебя, но приятели
подзадоривают, подталкивают в спину, и ты лезешь в драку... А зачем?
Расквашенный нос никого не украшает. И как мы были поражены, когда учитель
объяснил основные правила борьбы стадных животных: смелому достаточно
принять угрожающую позу, и слабый удирает...
  Зомбары, потоптавшись на месте, расцепили развесистые рога и как ни в чем
не бывало стали щипать траву. Боролись они не всерьез, но зато установили,
кто старше рангом.
  - Я наблюдал множество схваток в джунглях и видел, что все дуэли у
животных - лишь состязание в силе и ловкости, - подтвердил инспектор.
  В лесу слышались отрывистый лай и особое завывание - улюлюканье, которое
лучше всяких слов говорило: красные волки преследуют в чаще оленя.
  Эти волки, дикие собаки Индии, гнали жертву по кругу, на смену уставшим
загонщикам выскакивали все новые - участь оленя была решена. Но люди не
вмешивались в эту охоту. Природа сама выбраковывала больных и слабых,
право сильного было неоспоримо. Радж Манас пояснил гостю, что олени,
спасаясь от диких собак, бегут обычно на богатые пастбища и там чувствуют
себя привольно. Он, инспектор, много раз подсчитывал соотношение красных
волков и оленей, леопардов и коз в своем заповеднике. Они необходимы друг
другу, хотя одни из них - хищники, а другие - жертвы. Но хищник никогда не
убивает зря жертву; можно наблюдать, как стадо оленей мирно пасется на
виду у волков и не бывает встревожено до тех пор, пока волки не начинают
свою охоту. Когда же волки исчезают на время из этих лесов, появляются
больные олени, распространяются эпидемии. Природа чутко сохраняет
равновесие всего живого.
  - Если бы вашу лекцию послушал один мой ученый противник!.. - невесело
улыбнулся Гель Иванович. - Впрочем, что ему лекция. Он весьма сознательно
портит природу.
  - Природа - зеленый дом, в котором мы родились и выросли. Только безумцы
способны уничтожать свой дом.
  - В каждой школе, - продолжал Громов, - есть особые обитатели задних парт,
"Камчатки", которые от души радуются, когда отменяется очередной урок.
Исчезли бабочк