фрамугу, улетел прочь. В эту ночь Картина не ночевала на балконе. Летала на большой высоте, борясь с холодными ветрами. Что-то время от времени согревало ее в этом одиноком трудном полете. Она вспоминала смешные маски кроликов и поросят, удивлялась: неужели ее друзья так знамениты? Да, они знамениты, потому что учатся в школе и дружат со всеми! Как важно, значит, быть не одиноким и нужным для других!.. Ворона летала на большой высоте и каркала на всю округу. Наперекор ветру и скучному мальчишке распевала она песенку о страшном волке, которого никто не боится. ТРОПИЧЕСКИЙ МОРОЗ В жизни наших героев произошло важное событие: они вышли на лед. Каждый, кто первый раз выходит на лед, знает, какое это искусство -- удержаться на ногах, какое чувство уважения испытывает новичок ко всем, кто стремительно летит вперед и не падает. Когда Одноух шлепнулся, ему показалось, что Земля перевернулась. Он моментально развязал зубами шнурки, скинул ботинки, вцепился когтями в лед. Кто-то подтолкнул неудачника сзади, и он проехал десяток метров, оставив на льду глубокие царапины. Дыркорыл тоже струсил, снял ботинки и вдруг легко и плавно заскользил на острие копыт. Ребята ахнули: вот это фигурист, собственные лезвия изобрел! Дыркорыл катил и катил, никак не мог остановиться. На него надвигалось толстое дерево. Пришлось тормозить четырьмя лапами и пятачком. Тормозить по-настоящему ребята его научили. И делать повороты. И ехать задом наперед. На коньках, конечно. Не станешь ведь точить каждый день собственные копыта. Талантливый оказался фигурист, не из пугливых. А Одноух долго привыкал к конькам. Сделает два шага и робеет -- падает. Ребята берут его под лапы, разгонят и отпускают. Одноух зажмуривает глаза, летит вперед. Раз -- и шишка! Не одну шишку набил Одноух, пока стал конькобежцем. А любой конькобежец, почувствовав себя уверенно на льду, сразу же становится хоккеистом. Два обыкновенных предмета -- клюшка и шайба -- неузнаваемо преображают человека. У него появляется важная цель: забить шайбу! Одноуха словно подменили: он как тигр бросался к чужим воротам, сшибал противников, одну за другой ломал клюшки. Дыркорыл избрал другие приемы: быстроту в беге, виртуозность, неожиданные броски. В азарте игры никто не замечал, как здорово помогает ему вертящийся пропеллером хвост. Отличная получилась пара нападающих! В воскресенье играли дворовые команды. Мороз не остановил болельщиков, у катка собрались и ребята, и взрослые. Команды были сборные: честь двора защищали игроки от первого до седьмого классов. Свисток! И тотчас определились лидеры. В одной команде -- грозный Вага с самодельной тяжеленной клюшкой, в другой -- лихие первоклассники Одноух и Дыркорыл. Вага, опытный игрок, с ходу сделал несколько голов. Но он хотел быть героем, играл один, не обращая внимания на свою команду и на сердитые реплики отца. Одноух и Дыркорыл атаковали вместе. Один применял силовые приемы, второй подхватывал шайбу и бил. Бил из любого положения. Бил клюшкой, коньком, пятачком. И забил именно пятачком, лежа перед чужими воротами, решающую шайбу. Болельщики кричали и спорили, обсуждая необычный гол. Но в каких правилах сказано, что нельзя подправить шайбу носом?! Вага рассердился, стукнул Одноуха и был удален. Вместо него на поле вышел Вага-старший, отдал приказ своей команде: "Будем играть дружно!" От толстого повара чужие игроки отлетали, как горох от стенки. Но отец Ваги был в валенках, бегал неуклюже, и ребята опережали его. Вслед за поваром на поле устремились другие отцы. На минуту брали у сыновей клюшку и увлекались игрой. Вскоре основной состав был оттеснен за барьер, превратился в болельщиков. Трещали клюшки и ворота. Игроки сбросили пальто, полушубки, шапки. Двор стеной шел на двор. -- Товарищи, что происходит? -- прозвучал строгий голос Тамары Константиновны. -- Такой мороз, а ребята без пальто. -- Какой мороз? -- удивился отец Ваги, вытирая пот со лба. -- Тропическая жара, дышать нечем! -- Точно, Тамара Константиновна, -- подтвердили Одноух и Дыркорыл, стуча зубами. -- Тропический мороз... -- Они схватят воспаление легких! -- предупредила Тамара Константиновна. Нехлебов смутился, пробормотал: -- Совсем мужики впали в детство... -- Накинул на Одноуха и Дыркорыла полушубок, схватил их в охапку, побежал к подъезду. -- Сейчас же под горячий душ!.. Отец Ваги пощупал уши сына, нахлобучил на него свою шапку. -- И верно -- мороз. Пошли оттаивать... А больше всех, пожалуй, замерз одинокий болельщик на дереве. В азарте игры о Картине все забыли. Да и что она могла? Клюшку клювом не удержишь, а уж о коньках и думать нечего. Картина очень обрадовалась, когда услышала призыв из форточки: пора домой! В ванной наши нападающие распарились, с удовольствием вспоминали забитые голы. -- Скажи, -- спросил Одноух отца, -- а это хорошо -- впадать в детство? Нехлебов рассмеялся: -- Замечательно! Подрастешь -- узнаешь. Только теперь будем играть вместе. А Картина, как ни старалась, не могла вспомнить свое детство. Как она выглядела? Маленькой глупой вороной? Трудно себе представить... Ведь это было почти двести лет назад. И ей очень захотелось вернуться в свое детство. Но что для этого сделать? Может быть, поступить в первый класс? ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ Весна снижает оценки даже у отличников. В дневниках погоды, который каждый день ведут школьники, светит вовсю солнце, увеличивается долгота дня, но времени на уроки почему-то не хватает. Рядом с пятерками появляются четверки и даже трояки. Дыркорыл каждое утро встречал с какой-то особой радостью, бежал с хорошим настроением в школу, а Одноух, наоборот, еле передвигал ноги, тер лапкой красные глаза, зевал на уроках. -- Ты спишь на ходу? -- спросил на перемене Дыркорыл приятеля и дал ему подножку. -- Не видишь -- Ирка идет? Ира сидит на парте перед нашими отличниками. У нее такая длинная пушистая коса, что Одноух иногда не выдерживал, дергал тихонько -- привет, мол; но Ирка на него ни разу не пожаловалась. Дыркорыл не позволял себе таких вольностей. А сейчас почему-то обратил на Ирку внимание: такая была она солнечная и сияющая у раскрытого окна. От подножки Одноух растянулся на полу, Ира улыбнулась, а Дыркорыл вдруг почувствовал, как бешено стучит его сердце. С этой минуты Дыркорыл стал совершать неожиданные поступки. Он вызвался идти за хлебом, хотя очередь была Одноуха. Тот немедленно согласился, прилег на мягкий диван. В магазине Дырк не подошел к прилавку с хлебом, а замер у стеклянной витрины, наблюдая, не идет ли по улице Ира. Она прошла мимо витрины. Дыркорыл выскользнул из магазина, с равнодушным видом поплелся за девчонкой. Видит: стоит Ира посреди двора и, задрав голову, смотрит в небо. Дыркорыл тоже задрал свой пятак и не заметил ничего особенного -- ни вертолета, ни воробья, ни знакомой Картины, ничего, кроме слепящего солнца. Дыркорыл стукнул девочку по плечу: -- Ты чего, Ирка? Она оглянулась, засмеялась: "Ничего!" -- и побежала за дерзким поросенком. Они стали бегать и прыгать как сумасшедшие. А за ними какой-то мальчишка увязался. Он размахивал руками и кричал: "Я вот вам... я вот вам..." И все они хохотали. Дыркорыл взбежал на горку и прыгнул вниз. Искры брызнули из глаз. На мгновение прыгун даже потерял сознание. Но тут же вскочил, побежал опять прыгать. А Ира опять смотрит в небо. Там, в самой вышине, парит белоснежная птица. -- Это Картина? -- спрашивает девочка. И после кивка Дыркорыла продолжает: -- Так я завидую вам! Приятно иметь такого друга. Дыркорыл чуть не брякнул: "А со мной разве не интересно дружить?" Но вместо этого закричал в самое небо: -- Картина! Картина! Спускайся! Давай с нами играть! Картина не обращала на них никакого внимания, продолжая кружить в лучах заходящего солнца. Сейчас она была розовой вороной. -- Что с ней? -- спросила девочка. -- Она не слушает тебя? Дыркорыл лишь вздохнул, не понимая, что случилось с его приятельницей. Картина прекрасно наблюдала все сверху, слышала летящие голоса и делала вид, что ничего не замечает. Конечно, можно и поиграть с девочкой и мальчиком. Но разве это решит самую важную для нее проблему? Как побороть в себе десятилетия гордого одиночества? Как быть полезной людям? Как стать счастливой? Картина думала, думала и ничего не могла придумать... Иру окликнули, она ушла домой. Дыркорыл долго стоял посреди двора и смотрел на Ирины окна. Ему казалось, что она вот-вот выйдет и снова начнется веселая карусель бега. Но Ира не вышла. Хлеб Дыркорыл прозевал: магазин закрылся. Отец, конечно, сделал выговор Одноуху. Тот, лежа на диване, приоткрыл один глаз, сказал: -- Я не виноват. Просто Дыркорыл влюбился. Дыркорыл подпрыгнул на месте, покраснел до самого кончика хвоста. -- Я пробежал тысячу километров, пока ты спал, а хлеба нигде нет. -- Влюбленный поросенок, -- хихикнул Одноух. -- Сотри грязь с пятачка. -- Дохлый заяц! -- не выдержал Дыркорыл, дернув обидчика за ухо. Одноух вскочил, принял боксерскую позу: -- За зайца ответишь! Драчунов разнял Нехлебов. И объяснил, что влюбленным имеет право быть каждый, кто не дерется, не ругается и вовремя учит уроки. Но сейчас -- луна уже светит в окно, а в дневниках еще не нарисовано солнце. Одноух пробудился от спячки. Он писал в тетради и с тоской поглядывал на луну. Так приятно запахнет скоро свежей зеленью. Покататься бы сейчас по траве, поточить о молодую кору зубы. Может, и ему в кого-нибудь влюбиться, стать благородным и чуть сумасшедшим человеком? Но в кого? Одноух зевнул, огляделся, увидел пустой балкон. Сегодня все какие-то шальные. Даже Картина загулялась, не вернулась в свое гнездо. СЕЛЬСКИЙ ПОЧТАЛЬОН В Ершах объявился необычный почтальон. Тридцать лет по сельским дорогам гоняла на велосипеде и мотоцикле с сумкой через плечо тетя Наташа, и веселого быстрого почтальона знал каждый мальчишка. Но вот не только педали, но и собственные ноги стали тяжеловаты для тети Наташи, она собралась на пенсию. Ждали нового почтальона из центра. Газеты и письма в Ершах разносили школьники. Тетя Наташа сортировала почту, диктовала в далекие пункты телеграммы по телефону. В свободные минуты почтальонша сидела у окна и беседовала с большой белой птицей. Картина облюбовала себе дерево возле почты. Напротив почты находился универсальный магазин, и из него то и дело неслась бравая музыка. Музыкальную страсть Картины сразу подметила тетя Наташа. Почему-то ей показалось, что белая ворона обосновалась возле почты именно из-за музыки. -- Что больше нравится? -- интересовалась тетя Наташа. -- Марши или вальсы? Ворона кивнула. -- А мне гармошка, -- призналась почтальонша. -- Знаешь, как я в молодости частушки пела? Ты небось видела. Картина помнила и залихватские переборы гармони, не смолкавшие на деревенской улице до рассвета, и частушки со смехом и притопами. Из дверей магазина вылетели резкие ритмичные звуки, смешались с грохотом проехавшего грузовика, застряли в шлейфе пыли. -- Верка! -- грозно позвала тетя Наташа, и, когда на крыльце показалась ее дочь, потребовала: -- Отключи громыхалку. Поставь нам вальс. Продавец Вера пожала плечами, удалилась за стеклянный прилавок, но пластинку все же переменила. Волны вальса понеслись по улице, уплыли в небо, и голубоглазая ворона взмахнула белоснежными крыльями. -- В почтальоны не пошла, -- критиковала дочь тетя Наташа. -- Культурой обслуживания занялась. А какая у нее культура? Один джаз в голове. -- Ну что вы, мамаша, говорите? -- отвечала, услышав критику, из открытого окна Вера. -- Ценники на виду, все люди грамотные. Нашли кому жаловаться -- сороке. -- Я тебе в книге жалоб запись сделаю! Слышь, Верка?! -- крикнула, рассердившись, почтальон, но слова ее утонули в новой модной мелодии. Тетя Наташа залюбовалась дочерью: какая красивая невеста -- отражается в разных зеркалах. Покупателей в эти ранние часы не было. Три Верки, которых видела в зеркалах тетя Наташа, скучали возле блестящих прилавков. А почта работала. Машина привезла свежие газеты и письма. Тетя Наташа привычно раскладывала корреспонденцию. Стучал в соседней комнате телеграф. Пришла срочная телеграмма -- в село Озерки председателю колхоза, и тетя Наташа расстроилась: в Озерках испорчен телефон, а до села километров пятнадцать. Что делать? Как передать срочные слова? Не потащишься пешком по весенней грязи... Сидеть у окна и ждать, когда проедет мимо какойнибудь Озерковский шофер? Тетя Наташа поделилась своими огорчениями с Картиной. Та слетела с дерева, уселась на подоконнике, стукнула клювом о раму: "Кар!" -- Неужели сама отнесешь? -- догадалась тетя Наташа и даже попятилась от такой смелой идеи. "Кар-р-р!" -- решительно подтвердила Картина: кор-респонденцию доставлю, не беспокойтесь, раз такая неприятная сложилась картина. -- Ты Озерки как будто знаешь... -- размышляла вслух почтальонша. -- По прямой, по воздуху, туда километров восемь будет. И правление колхоза, может, знаешь, где стоит? Картина кивком подтвердила, что знает: правление, конечно, на площади стоит. Тетя Наташа хлопнула в ладони, хотела обнять свою спасительницу, но постеснялась. -- Возьми, -- она протянула телеграмму и квитанцию. -- Расписку не забудь! Белый почтальон уже летел над крышами, держа в клюве срочную депешу. Сильные крылья беззвучно рассекали воздух, но Картина ощущала его упругость каждым своим пером. Она торопилась, понимая важность поручения. "Вы что -- не видите, что в клюве не простая бумаженция?! Это же "Те-ле-грам-ма"! Срочная бумага! Печатными буквами пишется на тонкой ленте и приклеивается к бланку с двумя "м"! Телеграмма". "Эх, мелкие птахи! -- размышляла про себя белая ворона, встречая крылатых собратьев. -- Что вы понимаете в почтовом деле? Как пишется слово "телеграмма"?" Тянулись поля и перелески. Разбрызгивая грязь, неслись по петлям дорог машины. Картина летела напрямую, заставляя сворачивать встречных птиц. Три озерка среди ельника. За ними -- большое село. Самая просторная крыша, блестящая издали на солнце, -- это правление, где ждет телеграмму председатель Федосов. Сквозь стекло Картина с трудом разглядела в продымленной комнате несколько человек и дала о себе знать. На стук распахнулось окно, из него повалил густой дым. Можно было подумать, что в комнате пожар. Но опытная ворона прекрасно знала, что во время совещаний из служебных помещений струится табачный дым. -- Никого нет! -- сказал распахнувший окно человек, равнодушно взглянув на ворону. Картина настойчиво долбанула раму. -- Не мешай работать! -- махнул человек. -- А ну погоди, -- отстранил его председатель совхоза, -- не видишь -- бумага?! И протянул руку. Картина, признав председателя, позволила взять телеграмму. -- Да это же мне! Депеша... Молодец, птица! -- И председатель внимательно оглядел Картину. -- Никак ты наша, берниковская? А? Картина важно наклонила голову и протянула лапой квитанцию. -- Надо расписаться? -- весело поинтересовался председатель и, вынув карандаш, поставил лихой росчерк. -- Благодарю за срочность, уважаемая! Прошу беспокоить нас в любое время! Будем очень рады. -- И крикнул через плечо: -- Зерна дайте почтальону! Но почтальон уже улетел. Председатель проводил ее долгим взглядом, вспомнил сломанный телефон, старую тетю Наташу и обо всем догадался. -- Кончать совещание! -- приказал председатель. -- Всем -- по рабочим местам! И открыть окна! Забыли, что на дворе весна?! На весенних радостных крыльях возвращалась в Ерши Картина. Впервые в жизни выполнила она такое поручение. Значит, людям нужна ее способность летать... Так приятно лететь, когда знаешь цель. Тетя Наташа ахнула, когда увидела подпись председателя Федосова, погладила птицу по голове: -- Устала, бедняжка? Картина легко взлетела на почтовое дерево. -- Верка! -- закричала почтальонша так пронзительно, что продавщица, бросив покупателей, мигом выскочила на крыльцо. -- Заводи марш, Верочка! Самый распрекрасный марш! Вера ничего не поняла, но в магазине тотчас грянул во всю мощь труб боевой марш. Картина неподвижно замерла на ветке. Она была растрогана. Пионеры еще не приходили за почтой. И тогда новый почтальон взялся разносить письма. Картина указала розовым клювом на пачку корреспонденции. -- Погоди, -- спохватилась тетя Наташа, пересчитав письма. -- Как ты узнаешь, кому какое? Ерши большие, улиц много, а на почтовых ящиках номера квартир. Тут Картина совсем изумила почтальоншу, дав понять, что она обучилась грамоте. Взяла конверт с номером дома три и квартирой четыре и простучала клювом семь раз. -- И буквы знаешь? -- тихо спросила тетя Наташа. "А-кра, бе-кре..." -- вполголоса подтвердила белая ворона. -- Лети, -- разрешила почтальон и задумалась. -- Погоди маленько. Принесла из соседней комнаты коричневую сумку, разложила письма по отделениям, укоротила ремень, надела птице на шею. -- Теперь ты настоящий почтальон... В добрый путь! Под торжественный марш начал работать новый почтальон. Облетала улицу за улицей, дом за домом. Входила в подъезд, вынимала клювом из сумки нужное письмо и -- в щель, в ящик. Гордо чувствовала себя белая птица! А тетя Наташа, сидя у окна, размышляла, как изменился на ее глазах мир. Когда-то радио было в новинку, а теперь -- пожалуйста, вокруг столько источников знаний, что даже вороны попадаются почти грамотные. Конечно, Картина очень мудрая ворона, друзья у нее умницы, и бухгалтер Нехлебов почти академик в счете. Но разве легко научиться считать до десятка, когда у тебя четыре когтя на лапе?.. Пятипалый складывает две лапки, и у него ровно десяток. Двукопытный складывает пять раз по два. Птице соображать труднее: четыре да четыре, да плюс два хвоста -- свой и чужой. Запутаться можно со своими соображениями! Обедать домой тетя Наташа не пошла. Дождалась крылатую помощницу, и они вместе утолили голод хлебом с молоком. Вера уже знала, что случилось на почте, и из магазина летел вальс за вальсом. Тетя Наташа рассказывала Картине о своей жизни. В конце рабочего дня Картина отнесла одной старушке пенсию. Старушка нисколько не удивилась, увидев на балконе птицу с сумкой, спросила: -- Это Наташка тебя прислала? Пересчитала аккуратно деньги, расписалась в ведомости, вздохнула: -- Совсем глупая стала. За деньгами -- и то ноги не идут. -- И вдруг улыбнулась: -- Мне бы твои крылья, твою молодость. Ох, и залетела бы я в самую вышину... Картина промолчала, не стала уточнять, что она гораздо старше хозяйки. Иногда стыдно бывает, что у тебя большие сильные крылья, а у другого их нет... -- Прилетай, милочка, прилетай, моя красавица, -- попрощалась старушка с почтальоном. Первый раз в жизни была Картина счастлива. Ей казалось, что она помолодела на сто лет. Неужели теперь она нужна стольким людям?! ...Картина так устала, что впервые проспала рассвет. Ей снилось, что она летит с сумкой над земным шаром и бросает с вышины письма, а люди ловят их и приветливо машут вслед. ПЕРВЫЕ КАНИКУЛЫ Вот и прошел учебный год. Каникулы! Слово звонкое, как удар по мячу. Первые каникулы в жизни Одноуха и Дыркорыла. Теперь они люди ученые. Выучили полкилометра стихов, сложили и вычли в уме множество разнообразных предметов, получили сто похвал от Тамары Константиновны и сто одно замечание от Констнтинтамарыча, поссорились, помирились и подружились со всеми товарищами, выросли, повзрослел, поумнели... И перешли во второй класс. В шкафу лежат подарки -- две большие книги с картинками и надписью: "За отличные успехи и прилежание". Действительно, в тетрадях, которые раньше тянули на единицу, появилось много пятерок, их даже жалко выбрасывать. Что же касается прилежания, то оно не всегда было отличным, но в основном -- прилежным. Последний урок -- как праздник, а нашим героям почему-то грустно вспоминать его. Вошла Тамара Константиновна с пачкой книг и раздала всем подарки. Глаза у нее были блестящие, голос взволнованный -- самая красивая учительница, которая только может быть! И каждый улыбался и невольно становился серьезным, когда ему вручали книгу. Тамара Константиновна внимательно смотрела на подходившего к ней первоклашку, говорила важные для него слова, и первоклашка моментально взрослел и становился второклассником. Когда алфавит в классном журнале кончился, учительница объявила, что в новом учебном году их будет не тридцать два ученика, а тридцать три, и показала новую парту. Весь класс так и залился смехом, увидев эту парту. В углу под самым потолком была приделана обыкновенная толстая палка. И смолк класс, потому что в открытое окно влетела белая птица и уселась на свою парту. Картина сразу украсила собой пустующий угол. Она сидела, как и все, очень прямо, уставившись выпуклым глазом на учительницу, и в ее черной почтовой сумке лежали учебники для второго класса. Тамара Константиновна называла новые учебники, а Картина доставала клювом из сумки нужную книгу и демонстрировала с высоты классу. Ребята пишут и пишут в тетрадях. То поднимут голову и посмотрят на учительницу, то оглянутся на Картину. Умница птица, ее и вороной-то неловко назвать: за несколько месяцев вызубрила всю программу, догнала товарищей, будет учиться дальше. Тридцать третье место прочно утвердилось в классе! Одноух и Дыркорыл особенно прилежно составляли список дел на лето. Как важно им не забыть ничего, чему они выучились в школе. За три месяца они прочитают все книги, заглянут в учебники, будут во всем помогать Нехлебову. Теперь их трое помощников -- Дружный коллектив. Кончился последний урок, взлетела со своей парты Картина, и будущие второклассники с веселым шумом и неожиданной грустью покинули класс. Но грусть похожа на дымок погасшего костра. Повеял ветер, и нет его -- растаял. Только в памяти остался едва уловимый след. Весенний ветер гуляет по улице, влетает в открытые окна, зовет озорно: эй, вы, не проспите каникулы! Впереди три месяца полной свободы, зеленой травы, зеленого неба, зеленого ветра, зеленого жаркого солнца. Вот как сладко зевает на подоконнике кошка: каш-кис-кус-лыш... Смотрит одним глазом на побледневшие ученые физиономии, понимает, умница, что нужна ее хозяевам срочная медицинская помощь природы -- солнце, воздух и вода. -- Буду вставать рано, -- сказал Дырк. -- Сделал зарядку, бегом к реке и -- лови себе рыбку хвостом. На завтрак. -- Хорошо тебе с голым хвостом. А я? Обо мне не подумал, -- обиделся Одноух. -- Ну, и я не пропаду. Целый день буду загорать. -- Как это? -- удивился Дырк, оглядывая мохнатого приятеля. -- Обыкновенно, на солнышке. -- Снимешь шкуру, -- поддакнул Дыркорыл, -- наденешь трусики и валяйся пузом вверх... -- И сниму! -- гордо заявил Одноух. -- И валяться буду... Даже купаться! -- А ты. Картина, как начнешь каникулы? -- поинтересовался Дырк. "Кар! -- деловито гаркнула птица. -- Корреспонденция!.. Срочные дела!.." Картина нацепила сумку на шею и полетела на почту. Скорее, скорее! Может быть, лежат важные телеграммы... Одноух и Дыркорыл, поспорив, разошлись в разные стороны. Ух, как жарило солнце! Дыркорыл язык высунул, пока добрался до реки. Удочки разматывать не стал, бросил на траву. Уселся на бревне, упавшем с берега, хвост и копыта в воду опустил, отдыхает. Сидит Дырк на бревне, шевелит хвостом в прохладе, напевает: Пусть удирает крокодил. Когда рыбачит Дыркорыл. Я -- Дыркорыл, я -- Дыркорыл, А дальше я забыл!.. Вдруг кто-то хвать его за хвост. Да пребольно. Дыркорыл вздрогнул, осмотрел хвост. На нем белели ямочки от чьих-то зубов. "Эге, -- сказал себе Дырк, -- окунь хватанул". Конечно, жадный окунь принял хвост за гигантского червя, крокодилы ведь в реке не водятся. Жирный золотисто-зеленый окунь бродил где-то рядом, но Дырку лень было возиться с удочкой, лень было и пошевелиться. Что-то тяжелое повисло на хвосте, и рыболов -- бултых! -- полетел с бревна. Наступила отвратительная, ужасно мокрая тьма. "Хрюну!" -- крикнул, хлебнув воды, наш герой, что означало: тону, спасайте, кто может! Рыбы брызнули во все стороны от неудачливого рыболова, им и в голову не пришло, что некоторые не умеют плавать. Дыркорыл отчаянно махал лапами, не зная, что он легче воды и барахтается на самой поверхности. "Хрюну! -- снова крикнул перепуганный рыболов в самое небо. -- Тамаркрокодилыч, я больше не буду врать. Я не умею плавать!.." Кто-то очень сильный схватил тонущего за ухо, поволок к берегу. ...Когда Дыркорыл выплюнул из себя речную воду и открыл глаза, он смутно увидел мокрого симпатичного зверя. Наверно это был речной бобр. Ну, конечно, смелый великолепный пловец спас несчастного рыболова. Дыркорыл хотел пожать лапу своему спасителю, но руки не слушались его, а голова гудела. -- Спасибо, бобрик, -- жалобно произнес Дырк, дрожа всем телом и стуча зубами. Страх медленно покидал Дыркорыла: он снова был на твердой земле. -- Да что там, -- бобр смущенно махнул мокрой лапой. -- Ты спас меня! -- искренне сказал Дырк, не обращая внимания на то, что бобр произносит человеческие слова. -- Пустяки! -- голос бобра прозвучал чуть знакомо. -- Ты замерз. А ну, за мной! Они побежали по зеленой траве и сразу же наткнулись на чью-то шкуру. Точнее, это была шуба, которую кто-то потерял. Бобр накинул шубу на плечи Дырка, велел сделать пробежку, чтоб не простудиться. Ох и жарко было Дыркорылу бежать в шубе. Пот тек ручьями с рыболова, но он послушно следовал совету, делая круг за кругом. Два гусака загоготали, вытянув шеи при виде неизвестного существа. Так хотелось им ущипнуть страшилище, узнать, кто это такой! Но Дырк шикнул на них на ходу, махнул острым копытом: смотрите, задену ненароком по клюву, придется искать зубного врача!.. Гуси отстали. Бегун встал как вкопанный, упершись в землю копытами. Страшная догадка поразила Дыркорыла: на нем была шкура Одноуха! Где же друг, если его шкура валялась в траве? У Дырка кругом пошла голова, пятачок побледнел. -- Он совсем голый... -- Что ты сказал? -- спросил бобр, глаза его весело блеснули. -- Кто голый? -- Мой друг, -- признался Дыркорыл и, путая слова не от дрожи, а от волнения, принялся рассказывать, как Одноух пошел загорать, скинул шкуру и вот... его нигде нет. Что с ним? Может, солнечный удар? А может, и сгорел вовсе... Дыркорыл даже прослезился от такой картины. А речной зверь, спаситель рыболова, хохотал от души. Как-то чудно он смеялся, будто сухое дерево грыз: хруп-хруп, хра-хри, хи-ра-ха!.. И чем больше он смеялся, тем больше пушился. Просыхал от смеха и солнца. Пушился, пушился, и вдруг у него поднялось одно ухо. И второе поднялось, но не во весь рост, а наполовину. Дыркорыл наконец-то узнал его! -- Это ты, Одноух? -- смущенно спросил он. -- Я! -- признался пушистый. -- Ты вытащил меня? -- Ерунда, я умею плавать. Хочешь, научу? -- Хочу! Дыркорыл увидел себя плывущим в зеленой реке. Свободно скользит он в волнах, вращая хвост винтом, обгоняет стаи рыб. А впереди плывет, оглядываясь на отстающего, ловкий и гладкий друг. -- Значит, ты не вылезал из шкуры, -- улыбнулся Дыркорыл и скинул с плеч старый, брошенный кем-то тулуп. -- А кто же дернул меня за хвост? -- Я, -- простодушно признался Одноух. -- Считай, что это был первый урок плаванья... -- Ах так! -- вспыхнул Дырк и бросился на шутника. Они покатились по зеленой траве. Большая тень накрыла сверху драчунов. Они задрали головы, обрадовались: Картина! Белая ворона с сумкой парила над ними. Она несла срочную депешу бухгалтеру Нехлебову. -- Видишь, она работает, а мы бездельничаем, -- сказал Дыркорыл и покраснел. -- Нехорошо получается. -- Нехорошо. -- Одноух поскреб лапой в затылке. -- Ладно, что-нибудь придумаем! "Кра-кру -- по пути прокачу!" -- предложила Картина Одноуху. Одноух махнул лапой на Дыркорыла. -- Пусть лучше он. Ты еще ни разу не летал? -- Не летал! -- смущенно ответил Дырк. -- Тогда лети! -- просиял Одноух и объяснил, как удержаться на птичьей спине. Белая птица взмыла с пассажиром в вышину. Впервые видел Дыркорыл такой огромный мир и задохнулся от счастья. Ветер бил в лицо, щекотал ноздри, трепал уши. Дыркорыл, обняв за шею голубоглазую Картину, что-то кричал. Сверху неслись к Одноуху звонкие слова: -- Здесь, под крыльями Картины, вес красиво, все картинно!.. С большой высоты увидел свои Ерши второклассник Дыркорыл! -- Ну как?! -- крикнул он Одноуху. -- Получается? А Одноух заливается смехом, машет приветливо лапой: -- Новый Колумб -- открыл Ерши! Ха-ха!.. Держись крепче, Дырк! А то свалишься!.. У Картины запершило в горле. Но она побоялась каркнуть, чтоб не спугнуть поэтического вдохновения друга, увидевшего Землю с высоты птичьего полета. Их замечательная дружба, новые классные и внеклассные приключения еще очень долгое время будут служить предметом разговоров, удивляя многих и многих...