есть. Потом создадим второе поле - переменное, высокочастотное. Соберем установку так, чтобы поля перекрещивались. В одном из узлов перекрещивания поместим источник "заражения" - матвеевский нож. В другом узле - излучатель. Ультракоротковолновый, Вроде этакой клетки... Туда поместим ваших рыбок. Или собачек. Что угодно! Будем менять напряженность полей, искать угол между ними, будем искать, пока не добьемся... - Опрятин был возбужден как никогда. - Мы заставим нож передать свои свойства другому предмету! Споря и перебивая друг друга, ученые принялись набрасывать на бумаге варианты будущей установки. Вдруг Бенедиктов отбросил карандаш и встал, хрустнув суставами. - Нож, - сказал он. - Нужен нож. Без него ничего не выйдет. Вы плохо ищете, Николай Илларионович. - Я уже трижды обшарил дно в том месте. - Опрятин помолчал. Потом спросил, понизив голос: - Есть у вашей супруги какие-либо основания препятствовать нашей работе? - Препятствовать?.. Последнее время она усиленно уговаривала меня бросить опыты, вот и все. А к чему вы, собственно?.. - К тому, что нож не утонул. Сдается мне, Маргарита Павловна спрятала его. - Не может быть! - Бенедиктов помрачнел. - Зачем ей прятать? - А почему она отговаривала вас? Бенедиктов не ответил. Он стоял перед электрокамином, алые отсветы легли на его хмурое лицо. - В общем, предоставьте эту заботу мне, - сказал Опрятин. - Нож я добуду. 5. ВАЛЕРИКУ ГОРБАЧЕВСКОМУ, А ЗАОДНО И ЧИТАТЕЛЮ ПОЗВОЛЯЕТСЯ ПОСЕТИТЬ ТАЙНУЮ ЛАБОРАТОРИЮ В БОНДАРНОМ ПЕРЕУЛКЕ Прежде чем перейти к этим опытам, разрешите мне высказать надежду, что никто из вас не наделает беды, пытаясь их повторить для забавы. М.Фарадей, "История свечи" Они довольно часто ссорились и быстро мирились. Но эта размолвка была длительной, потому что система "раджа-йога" требовала уединения. Теперь с "раджа-йогой" было покончено. Юра быстро набрал килограммы, потерянные в дни "совершенствования духа", купил новую, вызывающе яркую ковбойку и с ходу включился в институтский турнир по настольному теннису. Он позвонил Вале, и ранним вечером они встретились, как обычно, на углу возле аптеки. Юра пришел с гитарой на плече, но Валя была так рада, что даже не сделала ему замечания. От уличной жаровни шел соблазнительный запах жареных каштанов. Юра купил кулек и вручил его Вале. Она благодарно улыбнулась ему, и они пошли на Приморский бульвар. Говорили о всякой всячине. Юра, не щадя себя, рассказал о печальном конце "раджа-йоги", и Валя смеялась, и жареные каштаны оказались замечательно вкусными. Они сели на скамью у фонтана, подсвеченного сквозь воду цветными лампами. Юра взял несколько аккордов и тихонько запел на мотив известного романса из кинофильма "Бесприданница": Нежно вибрируют струны гитары, Трепетно бьется ртутное сердце... - Фу, какую чепуху ты поешь! - не выдержала Валя. - Думал, тебе понравится. Ну ладно. - Он положил гитару на скамейку. - Как твои дела? - Мои дела? Знаешь, Юрик, мне очень помогла рукопись Матвеева. Для раздела моей диссертации о Тредиаковском и реформе письменности... - Твоя диссертация! Разве ты ее кончишь когда-нибудь? - Несносная у тебя все-таки привычка - перебивать! - заметила Валя. - Ну-ну, не будем ссориться, - сказал он примирительно. - Тем более что у меня побольше оснований обижаться. - Вот как? - Валя вскинула на него недоуменный взгляд. - А конкретно? Юра отнекивался, но она настаивала - ей необходимо было сейчас же выяснить отношения. - Хорошо, - сказал он. - В конце концов, почему я должен молчать, когда ты любезничаешь с этим типом? - С кем я любезничаю? - ледяным тоном спросила Валя. - С Опрятиным. Может быть, ты скажешь, что не встречалась с ним? - Да, встречалась. Ну и что же? - Ничего. - Юра с хрустом разгрыз каштан и стал мерно жевать. - Как это мило! - скороговоркой сказала Валя. - Ты не желаешь меня видеть, не подходишь к телефону и думаешь, что я обязана из-за твоих капризов сидеть взаперти... - Я абсолютно не ревную, - официальным голосом сказал Юра. - Не перебивай, пожалуйста! С минуту они ожесточенно грызли каштаны. - Главное - любезничаю! - сказала Валя сердито. - Я шла домой, он шел в ту же сторону. Поздоровался. Пошел рядом. Он очень приличный и знающий человек. И, между прочим, не ходит по улицам с балалайкой... - С гитарой, - поправил Юра. - С ним приятно беседовать... - И в кафе сидеть, - вставил Юра. - Да, мы ели мороженое. - Валя чуть порозовела. - А следить за мной - это просто отвратительно! - Я и не думал следить. Ребята видели и рассказали. Мне это глубоко безразлично. - Ах, тебе безразлично? Так знай, что он ко мне и в университет приходил, за рукописью. И еще раз потом пришел, принес рукопись. И вообще... - Ты дала ему рукопись? - вскричал Юра. - Он очень тепло отзывался о тебе... - Зачем ты дала рукопись?! - Не кричи, пожалуйста! Он хвалил тебя и Колю за то, что вы ловко расшифровали надписи на ящичках... - Ты и это рассказала? - А что такого? Секрет? Просто у вас какое-то предубеждение против этого человека. - "Предубеждение"! - проворчал Юра. - А ты возьми Рекса: вполне объективный пес, а помнишь, как он зарычал на твоего друга? Он просто не может слышать запаха Опрятина. - Во-первых, он никакой не мой друг! А во-вторых, при чем тут Рекс? - Ты разве не знаешь? Собаки здорово разбираются в людях. На хорошего человека воспитанный пес никогда не зарычит, будь спокойна. - Убийственный аргумент! - Валя засмеялась. - Конечно, дело не в Рексе, - сказал Юра. - Понимаешь, Опрятин вьюном вьется вокруг того случая... Тут он осекся и не пожелал дальше рассказывать. Но Валя была любопытна и настойчива. - Ладно, - сказал Юра. - Только учти - не для распространения. Хоть секрета особого нет... Валя нетерпеливо закивала. - Помнишь, мы шли на яхте, а с теплохода свалилась женщина? - В красном сарафане? - оживилась Валя. - Явная психопатка. Даже спасибо не сказала. - Только смотри при Николае не поноси ее. Он... как бы выразиться... В общем, хорошо к ней относится - кажется, есть такой термин. - Он с ума сошел! У нее какие-то странные глаза. - Глаза - это полбеды, - заговорщическим тоном сообщил Юра. - Она замужем. Валя встала. Она просто не могла больше сидеть. - Валька, но дело не в этом. Ты послушай... Юра взял ее под руку и повел по аллее. Он рассказал, как Опрятин зачем-то обшаривал морское дно и как они с Колей нанесли Маргарите Павловне неожиданный визит и убедились, что она имеет отношение к трем матвеевским ящичкам... Вдруг Юра остановился, взглянул на часы. - Валя-Валентина, извини меня и не обижайся, но я должен тебя покинуть. Мы затеяли одно интересное дело... - Какое? Опять по шерлокхолмсовской части? - Нет. По части науки и техники. Понимаешь, сегодня мы ставим один опыт, и ребята ждут меня... Они расстались на троллейбусной остановке. Через двадцать минут Юра быстрым шагом пересек Бондарный переулок и вошел во двор дома, где жил Николай. Из-под арки неслись пушечные удары: полная рослая женщина выбивала коврик. Увидев Юру, она заулыбалась. - Давно вас не видно, Юрий Тимофеевич. - Добрый вечер, Клавдия Семеновна. Юра хотел пройти мимо, но женщина, как видно, была расположена к продолжению разговора. Прижав коврик к мощной груди, она сказала певуче: - Раньше заходили к нам, а теперь гордые стали? - Да некогда все, - буркнул Юра. - У Коли сегодня день рождения, что ли? Так и идут к нему. Молодые все, - ласково сообщила женщина. - А мой-то Владимир тоже по научной части теперь работает. Изобретателем. - Я очень рад. Передайте ему сердечный привет. - Юра наскоро улыбнулся, кивнул и поспешил прочь. - Непременно передам! - пропела ему вслед женщина и подкрепила свое обещание новым пушечным ударом. Прыгая через ступеньки, Юра взлетел на второй этаж и рывком распахнул дверь, из-за которой неслись голоса и смех. Загадочная поверхность Мебиуса увлекла Николая и Юру. Они перечитали все, что можно было найти, о ее математических свойствах. Тетрадь "Всякая всячина" распухла от формул и эскизов перекрученных колец. Среди прочих сведений в ней появилось краткое жизнеописание Августа-Фердинанда Мебиуса, немецкого геометра, профессора Лейпцигского университета, который в 1858 году впервые установил существование односторонних поверхностей. Не забыли и профессора Геттингенского университета Иоганна-Бенедикта Листинга, который, ничего не зная о поверхности Мебиуса, через семь лет открыл таковую вторично. Были упомянуты и другие математики, которые построили еще несколько односторонних поверхностей, гораздо сложнее, чем кольцо Мебиуса. Чего стоила одна "поверхность Клейна" - нечто вроде бутылки, пронзающей изогнутым горлышком собственную стенку... "Достоинство поверхности Мебиуса не в том, что она первая, а в том, что она - простейшая из возможных в трехмерном мире и наиболее пригодная для нас", - резюмировали наши друзья. - Здорово ты придумал, Колька! - восхищался Юра, хлопая друга по спине. - Использовать поверхность об одной стороне! Я уверен: колечко Мебиуса создаст нам то самое поле. Николаю было приятно это слышать. Широченная улыбка сама собой раздвигала его губы. Но он гнал ее с лица долой и отвечал: - Уймись, смолокур. Еще ничего не известно. - Нет, ты представь себе: никаких труб! Нефтяная струя преспокойно шпарит через море! Николаю невольно передавалось его волнение. - Я прикидывал, Юрка: на Транскаспийском отказ от труб даст экономию - двадцать пять тысяч тонн металла... - Поди ты со своей экономией! - Юру понесло. - Мы научимся управлять поверхностью! Здесь пахнет мировым открытием! - Прекрати телячьи восторги! - рассердился Николай. - Мировое открытие! Думать надо, о чем говоришь. - И уже спокойно добавил: - Мы, с нашими силенками, должны держаться узкой задачи: усилить поверхностное натяжение ртутной капли. Если удастся - перейдем на нефтепродукт. - И только? - Юра помрачнел. - Нет, еще одно: не вздумай звонить по институту. И шефу пока ничего не говори. Ясно? - Конфиденция, - печально вздохнул Юра. - Вот так когда-то инквизиторы давили на Галилея. Николай засмеялся: - Ах ты, бедный Галилей Тимофеевич... Застекленная галерея в Бондарном переулке снова превратилась в лабораторию. Каждый вечер там сверлили, паяли, собирали хитрые электронные схемы. Юре и Николаю помогали еще трое молодых инженеров из отдела автоматики. Часто гас свет, и начиналась возня у счетчика при спичках. Хорошо еще, что мать Николая была женщиной доброй и терпеливой. Лаборант Валерик Горбачевский был любопытен. Он с интересом прислушивался к разговорам о матвеевской рукописи. Он охотно помогал в сверхурочное время Привалову и Багбанлы: бегал в стеклодувную мастерскую паять стеклянные трубки, помогал затаскивать в одну из комнат лаборатории статор от ржавевшей в институтском дворе старой динамо-машины. Никто не объяснял Валерику, зачем все это нужно. А сам он не лез с расспросами: гордость не позволяла. Кроме того, он побаивался инженера Потапкина. Инженер Потапкин, наверное, думает, что он, Валерик, только и делает, что шляется по бульвару и пристает к девушкам. Ну и пусть думает! Одно только обидно: на яхту к ним теперь не попадешь. Раньше Потапкин обещал взять его, Валерика, в команду, а теперь, после встречи на бульваре, можно и не заикаться об этом. Плакала яхта. Ну и пусть!.. Гордый Валерик долго крепился - и не выдержал наконец. Он подошел к Юре, спросил, глядя в сторону: - Вам по вечерам помогать не надо? - По вечерам? - Юра внимательно посмотрел на него. - Откуда ты знаешь, что мы делаем по вечерам? - Не глухой же я... Что вы там делаете, я не знаю. Просто спрашиваю: может, помочь нужно? - Как твои занятия в школе? - Я уплотнюсь. - Ладно, приходи завтра к восьми. - Юра назвал адрес Николая. - Только учти: никому ни слова о том, что ты увидишь. И Борису Ивановичу. Их работа - одно, наша - другое. Валерик кивнул. - И еще учти: когда-то Фарадей тоже был лаборантом. - Фарадей? - Ага. Правда, не в "НИИТранснефти", а в Королевском институте. Так что перед тобой великое будущее. Валерик ухмыльнулся. - А как Николай Сергеевич ко мне отнесется? - осторожно спросил он. - Я буду перед ним ходатайствовать. - Юра доверительно прибавил: - Я тебе сочувствую, потому что в Душе я сам стиляга. Но почему-то не люблю стиляг. - Значит, я приду, - сказал повеселевший Валерик. Юра распахнул дверь и вошел в галерею. Все уже были в сборе. Николай и еще трое молодых инженеров возились с приборами. Им деловито помогал Валерик, нимало не подозревавший, что ему суждено стать героем этого дня. - Где тебя носит? - сказал Николай, оглянувшись. - Мог бы сегодня пораньше прийти. - Дяди Вовина супруга задержала и велела передать тебе горячий привет, - не задумываясь, ответил Юра. - А гитару зачем притащил? - Песни буду вам петь. - Трепло! Давай-ка проверь соединения. - Вот зачем гитара. - Юра заговорил серьезным тоном: - У нас камертонный генератор вибрирует под действием электромагнита, так? А электромагнит - лишнее магнитное поле. Паразитные частоты. Вот я и подумал... - Понятно! - прервал его смуглолицый Гусейн Амиров. - По эталонному камертону можно настроить и гитару и камертонный генератор. Проще, чем электромагнитом. Правильно, дорогой! - А продолжительность звучания? - спросил Николай. - А много ли нужно? - ответил Юра. - Я трону гитарную струну, она зазвучит, и сразу завибрирует камертонный генератор. Секунды на две хватит. Для каждой отдельной позиции опыта вполне достаточно. Ну, начнем? За шторой из голубого пластиката, отделявшей часть галереи, на большом столе была собрана установка. Это было все то же "ртутное сердце" и все тот же ламповый генератор с камертонным прерывателем. Но теперь над установкой возвышалось огромное кольцо Мебиуса - перекрученная петля из прямоугольной медной трубки. К катушкам, окружавшим кольцо, был подключен выходной контур лампового генератора, а внутри кольца помещались весы с "ртутным сердцем". Одноповерхностное кольцо Мебиуса! Инженеры полагали, что под действием рожденного им поля натяжение поверхности ртути резко усилится и сожмет кольцо так, что она перестанет пульсировать. Тогда можно будет, добавив в нее ртути до восстановления пульсации, вычислить по увеличению веса капли, насколько увеличилось поверхностное натяжение. А потом, когда будет найдена нужная комбинация частот, перейти на опыты с нефтепродуктами... Николай включил батарею - для этого пришлось залезть под стол и потревожить Рекса, который мирно спал в углу. Юра проверил соединения. Неоновая лампочка в рукоятке его отвертки то и дело вспыхивала розовым мерцающим огоньком. - Все в порядке! - провозгласил Юра. - Начнем! Он вынул из коробки эталонный камертон "ля первой октавы". - Частота прерывания - четыреста сорок герц... Еще в XI веке итальянец Гвидо из Ареццо изобрел четырехстрочную систему записи нот. Пятая линейка добавилась на триста лет позже. Этот же Гвидо назвал ноты первыми слогами строчек шуточного гимна певцов, просящих святого Иоанна уберечь их от хрипоты. В гамме Гвидо было только шесть нот; седьмая нота - "си" - была введена только в конце XVI века Ансельмом из Флоренции [si - начальные буквы слов "Sanctus Joannes"]. В наше прозаическое время эталоны звуков - камертоны - помечают числом герц - колебаний - в секунду. А в будущем наивные "ре-ми-фа-соль" Гвидо из Ареццо будут, вероятно, полностью вытеснены цифрами. И любители оперы, восхищаясь певицей, будут восклицать: "С какой точностью она взяла частоту 1047 герц!" Данн-данн, - тихонько и нежно вибрировал камертон в тишине галереи. Юра торопливо подкручивал колки гитары. Потом настроили камертонный прерыватель, передвигая грузики на его ножках. Теперь стоило тронуть гитарную струну, как контакты камертонного прерывателя начинали четыреста сорок раз в секунду разрывать цепь высокой частоты. "Ртутное сердце" спокойно пульсировало в недрах загадочного поля кольца Мебиуса. Наши экспериментаторы знали, конечно, что предстоят долгие и скучноватые поиски режима. Знали, что с первого раза опыт не даст ожидаемого эффекта. И все же... Все же в глубине души жила надежда: а вдруг "чудо" произойдет уже сегодня? "Чуда" не было. - Надо изменить условия, - сказал Николай. - Валерик, возьми камертон "си". Данн, данн... Юра пощипывал гитарную струну. Тишина. И вдруг - резкий стук в дверь. - Кто бы это? - сказал Николай. - Мать сегодня поздно придет. Он отогнул занавеску, посмотрел - и сделал знак рукой. - Конфиденция, - тихо сказал Юра. Инженеры отошли от приборов и задернули штору. Теперь за шторой, возле установки, остался только Валерка со своим камертоном да Рекс. - Больше жизни! - крикнул Юра. Ударив по струнам гитары и приплясывая, он запел в бешеном темпе: Что ты ходишь, что ты бродишь, черноокая моя! Порошок в кармане носишь, отравить хотишь меня... Николай открыл дверь, и вошел Вова. На нем была синяя полосатая пижама. - Привет компании, - вежливо сказал он и оглядел галерею, задержав взгляд на голубой шторе и на обрезках проволоки, разбросанных по полу. Затем он обошел молодых людей и с каждым поздоровался за руку. - Гуляете? - произнес он. - Доброе утро. А я, Коля, к тебе на минутку. - Он вытащил из кармана ржавую пружину. - Подсчитай, какая в ней сила. - А ты говорил, что перешел на электрические силомеры, - сказал Юра. - Так оно и есть, - с достоинством ответил Вова. - А это, - он кивнул на пружину, - дружки зашли, просят помочь. Николай быстро измерил диаметр пружины и проволоки, из которой она была свита, и несколько раз передвинул движок счетной линейки. - Двадцать восемь килограммов. - Спасибо. - Вова забрал пружину и двинулся к двери. В этот момент за шторой раздался грохот. Инженеры переглянулись. Вова быстро обернулся и уставился на штору. Оттуда, стуча когтями, вышел Рекс, потянулся и обнюхал Вовины ноги. - Пшел, пшел, - сказал Вова, отступая к двери. - Я этого не люблю. Он вышел. Николай запер за ним дверь. Юра на всякий случай отбил еще несколько плясовых тактов и, щелкая басовыми струнами, запел: Порошок в кармане носишь, отравить хотишь меня, Паровоз в кармане носишь, задавить хотишь меня! Тара-дара, тара-дара... Николай отдернул штору. Пьезо-весы с "ртутным сердцем" были сорваны с места. В лужице разлившегося раствора, среди блестящих капель ртути, лежал опрокинутый камертонный генератор. Рядом на столе сидел Валерка, белый, как молоко. Он держал у лица правую руку с отставленным мизинцем и смотрел на него остановившимися, широко раскрытыми глазами. 6. МИЗИНЕЦ ВАЛЕРИКА ГОРБАЧЕВСКОГО Не тычь пальцем - обломишь! Русская поговорка В тот вечер Привалов и Колтухов засиделись в институте после работы. - Я перерыл кучу литературы, - рассказывал Борис Иванович. - Многое в экспедиции Бековича непонятно. Некоторые военные специалисты считали, что у него не было надобности дробить отряд в Хиве на пять частей. Кое-кто даже считал его предателем. Насчет Кожина тоже смутно... - Постой, - прервал его Колтухов. - Не об этом ли Кожине упоминает Соловьев в своей "Истории"? Как он озоровал в Астрахани и въехал во двор бухарского посла на тележке, запряженной свиньями. - Он, верно. Но учти, что Кожин - худородный дворянин, да еще с неуживчивым характером, а его сослуживцы по Каспию - князья; ясно, что они умаляли его заслуги и возводили поклепы. Кожин прежде всего крупный гидрограф. Он составил первую карту Финского залива. Да и на Каспии... - Ладно. Не о Кожине речь. Ты нашел что-нибудь о Матвееве? - Ничего. Никаких упоминаний. Но, поскольку его рукопись - документ подлинный... - Верю, - сказал Колтухов. - Во все верю. И в электрические цирковые номера в храме Кали верю. Но насчет Бестелесного и прохождения масла через воду - врет твой поручик. - Ты меня извини, Павел Степанович, но так же выразился бы Матвеев, если б ему рассказали про телевизор. - Ничуть. Матвеев, вероятно, знал о предположении Ломоносова, что луч может отклоняться под действием электричества, и поверил бы. А вот когда я читаю в фантастическом романе, как телевизор будущего передает запах, - не верю. Запах - явление не волнового происхождения. Про это еще Лукреций писал. - Вы с Лукрецием ошиблись, - улыбнулся Привалов. - Недавно установили, что запах по частоте колебаний занимает место между радиоволнами и инфракрасными лучами. Когда банку с медом закрывали крышкой, герметичной, но пропускающей инфракрасные лучи, пчелы через эту крышку чувствовали запах... Колтухов хмыкнул. - Растолкуй мне такую вещь, - очень внятно и медленно сказал он, - как этот Бестелесный питался? На чем сидел? Как ходил и почему не проваливался сквозь землю? Вот и все. Ты расскажи, а я тихонечко посижу и послушаю. О таких деталях быта Бестелесного Привалов не задумывался. Машинально он запустил пальцы в шевелюру, чем немало позабавил собеседника. - Затылок чесать изволите, Борис Иванович? Применяете старый способ интенсификации мышления? И Колтухов, очень довольный собой, негромко пропел: На Путиловском заводе запороли конуса, Мастер бегает по цеху и ерошит волоса... - Да меня Бестелесный не интересует, - сказал с досадой Борис Иванович. - Мне интересен только факт прохождения масла сквозь воду. - Факт? - переспросил Колтухов. - Да, полагаю, что факт. Вряд ли Матвееву нужно было выдумывать эту деталь: по сравнению с другими "чудесами" она малоэффектна. И вообще... Почему-то верю в его искренность. - Не обижайся, Борис, но ты малость помешался на беструбном трубопроводе. - Багбанлы, по-твоему, тоже помешался? Колтухов промолчал. - Кстати, он должен скоро приехать. - Привалов посмотрел на часы и встал. - Не хочешь ли взглянуть на нашу установку? - А что, готова уже? - Почти. - Ну что ж... В конце концов, должен же я знать, что делается в институте... Они спустились на первый этаж, прошли по длинному коридору. Привалов отпер дверь одной из комнат. Здесь возвышался статор от крупной динамо-машины. Внутри статора, почти касаясь полюсных башмаков и обмоток, помещалась спираль из стеклянной трубки, заполненная розовой жидкостью; концы спирали соединялись с баком и центробежным насосом. - Высокочастотный самогонный аппарат, - усмехнулся Колтухов, потрогав холодное стекло. - На этой установке мы проводим два эксперимента, - сказал Привалов. - Жидкость в трубке - вода. Подкислена, чтобы служила проводником, и подкрашена, чтобы было виднее. Теперь смотри. Первый эксперимент. Он нажал кнопку магнитного пускателя. С легким воем заработал центробежный насос, прогоняя розовую жидкость через стеклянный змеевик. - Обмотка статора к сети не подключена, - сказал Привалов. - Она соединена только с вольтметром. Обрати внимание! Стрелка вольтметра дрогнула и поползла вправо. - Понятно? - Чего ж не понять? Жидкость-проводник, пересекая магнитные силовые линии статора, наводит в обмотках электродвижущую силу. Ничего нового: на таком принципе есть счетчик жидкости, идущей через трубу из немагнитного материала. - Ты прав. Ничего нового. Но в счетчиках напряжение получается ничтожное, а у нас... - Ого! - воскликнул Колтухов, взглянув на вольтметр. - Как ты этого добился? - Багбанлы, - коротко сказал Привалов. - Теперь поставим опыт в обратном порядке. Он выключил насос. Движение жидкости прекратилось, стрелка вольтметра вернулась на "ноль". - Теперь я просто даю ток в обмотку статора. Он нажал другую кнопку. Розовая жидкость, не подгоняемая насосом, сама побежала по спирали. - Затрудним ей движение. - Привалов подкрутил маховичок вентиля. - Смотри на манометр. Я бы мог еще увеличить сопротивление и получить более высокое давление. Но меня ограничивает прочность стеклянных трубок. Ты понял, что получается? Колтухов выглядел озадаченным. Глаза его остро, не мигая, смотрели из-под седых бровей. - Постой, - сказал он. - Значит, жидкость, находясь в электромагнитом поле, сама начинает двигаться... Это модель движения жидкости в беструбном трубопроводе? - Да. С той разницей, что трубы будут там заменены поверхностным натяжением жидкости, а обмотки и магниты - направленным полем. - Совсем небольшая разница. - Хитрая усмешка снова появилась в глазах Колтухова. - Признаюсь, опыт любопытный. Очевидно, вся штука тут в схеме обмоток и в роде электроснабжения. Но там, в море, - Колтухов кивнул на окно, - струя нефти встретит сопротивление воды. Потребуется огромное давление, чтобы гнать струю на триста километров. Выдержит ли его твоя невидимая труба - пленка поверхностного натяжения? Ты представляешь себе, каким колоссальным должно быть натяжение, чтобы заменить стенки стальной трубы? - Да, представляю. Управлять поверхностным натяжением мы пока еще не можем. Правда, есть кое-какие наметки. Молодежь, по-моему, тоже что-то делает по секрету от меня. Но главное не в этом. Струя нефти на трассе не будет раздвигать воду - она будет проницать ее. Она не встретит сопротивления. Поэтому ее поверхностное натяжение будет не таким уж огромным, а просто таким, чтобы держать жидкость в струе... - Опять начинаются индийские сказки! - ворчливо сказал Колтухов. - Проницаемость! Бестелесность!.. Поручик Киже! Тут в коридоре послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, вошел Багбанлы. - А, главный инженер! - сказал он, здороваясь с Колтуховым. - Главный оппонент! Полюбоваться пришел? - Они изъявили согласие ознакомиться, - заметил Привалов. - Ну и как? - Багбанлы весело и испытующе посмотрел на "главного оппонента". - Понравилось? - Да что ж вам сказать, Бахтияр-мюэллим... - Колтухов перешел на "воронежского мужичка". - Я в этих делах не шибко разбираюсь. Трубы или, там, изоляция для труб - тут я, конечно, смыслю немножко. А если труб нету... - Он развел руками. - Тут уж, Бахтияр-мюэллим, вам виднее. Багбанлы засмеялся: - Ты бы у Бориса одолжил немножко фантазии. - А мне она ни к чему. - Колтухов закурил. - От нее одни неприятности. - Еще с работы снимут, - поддакнул Привалов. - С работы, может, и не снимут, а вот спокойного сна неохота лишаться. - Насчет сна, - улыбнулся Привалов, - ты поговори с моей женой. Она тебе расскажет, с каким трудом будит меня по утрам. - Ты вообще вундеркинд, - проворчал Колтухов, ставя дымовую завесу. - Тебе что проницаемость придумать, что соснуть часок - все едино... - А ну-ка, садитесь, молодые люди, - сказал вдруг Багбанлы. - Поговорим о проницаемости. Ему нужно было проверить некоторые свои соображения на этот счет. Он прошелся по комнате - невысокий, коренастый, с крупной седой головой. Вот так же он прохаживался когда-то, читая лекции в институтской аудитории. Колтухов и Привалов переглянулись. Снова перед ними их грозный учитель... - Какие мы знаем примеры взаимного проникновения? - Диффузия, - сказал Привалов. - Диффузия твердых тел. - Так. Ты, Павел, диффузию признаешь? - Отчего же не признать, раз она есть? - Правильно говоришь: она есть. Добавим, что способностью к диффузии обладают не только атомы и ионы, но и целые молекулы. Но для диффузии нужны особые условия. Если плотно прижать друг к другу хорошо пригнанные поверхности свинца и олова, то потребуются годы, пока появится ничтожное проникновение. Но, если сжатый пакет свинца и олова нагреть до ста градусов, через двенадцать часов на их границе появится слой смешанных молекул толщиной в целую четверть миллиметра. Когда-то Рике десять лет пропускал ток через плотно сжатый столбик золотых и серебряных пластинок и не обнаружил ни малейших следов переноса металла. А электрическая искра легко переносит металл через зазор. Что же оказывает сопротивление переходу через зону контакта? - Багбанлы остановился и посмотрел на инженеров. - Поверхность! Загадочный мир двухмерных явлений... Он снова зашагал по комнате, поглаживая пальцем седые усики под крючковатым носом. - Есть еще одно явление диффузионного порядка, - продолжал Бахтияр Халилович. - Это контактная сварка. Она дает взаимное проникновение, но требует высоких температур и давлений. Сварку ты тоже признаешь, Павел? - Отчего же не признать... - А сварка в вакууме? - сказал Привалов. - Она возможна при очень низком давлении и небольшом подогреве. Причем свариваются самые разнородные материалы, например - сталь со стеклом. Строго говоря, это даже не сварка, скорее - усиленная диффузия. - Правильно, - кивнул Багбанлы. - А в чем суть? Возможно, в условиях вакуума, когда поверхность, граничащая с пустотой, свободна, она как бы раскрывается. Силы, оберегающие поверхность, расслабляются, открывая вещество. Но диффузии нам мало. Нам нужно, чтобы одно тело свободно проходило сквозь другое без повреждения. Так сказать, усилить диффузию до беспрепятственного взаимного проникновения... Как же заставить вещество распахнуть ворота? - Багбанлы нарисовал пальцем в воздухе вопросительный знак. - Когда-то была школьная формулировка: в данный объем может быть помещено только одно тело. Так ли? Много ли вещества в твердых телах? Очень мало. Кубический сантиметр графита весит два с половиной грамма, а в нем содержатся миллиарды миллиардов атомов. На один атом приходится ничтожнейший объем, но как он заполнен? Ведь вещество сконцентрировано в ядре атома. Это общеизвестно. Даже в отрывном календаре вы можете прочесть, что, если заполнить один кубический сантиметр атомными ядрами, он будет весить добрый десяток миллионов тонн. Ядерное вещество в теле человека занимает меньше миллионной части спичечной головки. С точки зрения заполнения объема все на нашем свете - такое реденькое-реденькое, как... - Он поискал сравнение. - Как прическа у нашего друга Колтухова. Колтухов ухмыльнулся и невольно провел ладонью по лысой голове. - Я читал, в созвездии Кассиопеи есть звезда, - вставил Привалов, - в ее центральной части вещество имеет плотность около миллиона килограммов на кубический сантиметр. - А в окрестностях Солнца, - в тон ему сказал Багбанлы, - есть инфракрасная звезда - на ней плотность вещества всего шесть десятимиллиардных грамма на кубический сантиметр. Поезжай туда и строй свои беструбные трубопроводы - там это проще, чем съесть арбуз. - Слишком просто, - засмеялся Привалов. - Итак, - продолжал Багбанлы, - с позиции механической модели вещество вполне проницаемо. Но на самом деле вещество нельзя рассматривать как механический набор маленьких, далеко расположенных друг от друга шариков. Проникновению мешают мощные внутренние силы, связывающие все элементы. Если бы не эти силы, моя рука свободно прошла бы сквозь металл. - Он упер ладонь в корпус статора. - Ведь возможность встречи физических частиц при этом ничтожна - меньше, чем у двух горстей гороха, брошенных навстречу друг другу. Багбанлы вытер ладонь носовым платком и строго посмотрел на бывших своих учеников, будто ожидая возражений. - Теперь формулирую задачу, - сказал он, как говаривал когда-то, читая лекции. - Повесьте уши на гвоздь внимания. Нужно, не меняя механической структуры вещества, так перестроить его связи - межатомные и межмолекулярные связи, - чтобы они при встрече с обычным веществом, на время взаимного проницания, были совершенно нейтральны. Перестроить внутренние связи! Вот тогда будет проникновение. Некоторое время все трое молчали. - Формулировка хоть куда, - сказал Колтухов. - Но как вы их перестроите? - "Как" - этого я еще не знаю. Но поскольку мы имеем дело с энергией - ведь поверхностный слой всегда обладает избытком энергии, - то мы найдем способ воздействовать на нее. Возможно, задача сведется к управлению свойствами поверхности так, чтобы поверхности встречающихся тел как бы взаимно раскрывали ворота своих связей навстречу друг другу и последовательно замыкали их по прохождении. Будем рассматривать массу взаимопроницающих тел как совокупность последовательно возникающих поверхностей... Старик замолчал. Задумчиво прохаживался он по комнате. Привалов схватил блокнот и торопливо записывал формулировки. Потом он снял очки и, протирая их, сказал, близоруко щурясь: - Проницаемость... Это ведь не только беструбным трубопроводом пахнет... Придать эти свойства подводной части корабля - и он пойдет, не встречая сопротивления. Не нужны будут ледоколы. А какие скорости!.. Или - свободное проникновение в недра земли, в самую гущу полезных ископаемых... Колтухов изумленно посмотрел на него. Глаза как у влюбленного мальчишки, даром что до седых волос дожил... Он открыл было рот, чтобы сделать язвительное замечание, но тут зазвонил телефон. Привалов снял трубку. - Слушаю... Да, я. Это вы, Коля? Что случилось?.. Говорите спокойнее... - С минуту он слушал. - Что?! - Он переменился в лице. - Сейчас приеду. Привалов бросил трубку, взглянул на Багбанлы: - Надо ехать. Скорее. ...Когда Валерика задернули голубой занавеской, он понял, что пришел незваный гость. Отложив контрольный камертон, Валерик от нечего делать начал рассматривать соединения, и не зря: оказалось, что грузик, регулирующий частоту камертонного прерывателя, неплотно закреплен, а пьезо-весы с "ртутным сердцем" слегка съехали с места. "Вибрация", - подумал Валерик и осторожно подтолкнул мизинцем весы внутри кольца Мебиуса. Другой рукой он передвинул грузик. В этот момент за голубой шторой брызнул гитарный перебор и Юрин голос громко запел "Сербияночку". "Устарелый блюз", - привычно подумал Валерик, продолжая подталкивать мизинцем весы. Вдруг он ощутил в пальце легкую мгновенную дрожь. Током ударило? Но ведь металла он не касался... На всякий случай он сунул палец в рот. Странной дело! Палец не чувствовал рта, а рот - пальца... Он испуганно посмотрел на мизинец - палец выглядел, как всегда. Снова сунул его в рот - никаких ощущений! Он попробовал прикусить конец пальца зубами - зубы сомкнулись, как будто между ними ничего не было... Он чуть не заорал во все горло. Но, вспомнив, что в галерее чужой человек, Валерик, как он сам рассказывал после, "железным усилием воли сдержал себя". Он только дернулся на месте, разлил "ртутное сердце" и опрокинул камертонный прерыватель. Багбанлы, Привалов и Колтухов торопливо вошли в галерею. - Где Горбачевский? - отрывисто спросил Привалов. Лаборант выступил вперед. Он был бледен, с него градом катился пот. Николай взволнованно принялся объяснять, что произошло. Багбанлы потрогал Валеркин мизинец. Первые две фаланги были проницаемы - пальцы академика свободно прошли сквозь них и сомкнулись. - Чувствуете что-нибудь? - спросил Багбанлы. - Нет, - прошептал лаборант. Граница проницаемости легко прощупывалась. - Зажгите спичку, - сказал Багбанлы. - Спокойнее, - добавил он, видя, как Николай нервно чиркает, ломая спички. - Так. - Он посмотрел на Валерика. - Теперь попробуйте осторожно ввести конец пальца в пламя. Все затаили дыхание. У Валерика был вид лунатика. Он медленно ввел мизинец в пламя спички. Язычок пламени слегка колыхнулся, но форма его не изменилась. - Чувствуете что-нибудь? - Да, - хрипло сказал Валерик, держа палец в пламени. - Тепло. Спичка догорела. Инженеры оторопело молчали. Завороженные, глядели на мизинец Валерика. - Воткните палец в стол, - сказал Багбанлы. Лаборант послушно исполнил приказание. Палец до половины вошел в дерево стола. - Теперь меньше входит, - сказал он. - Сначала почти весь палец был такой... Багбанлы переглянулся с Приваловым. Потом принялся внимательно рассматривать установку. - Кольцо Мебиуса? - спросил он. - Любопытная идея... На каком режиме это произошло? - Мы не думали о проницаемости, - звенящим голосом сказал Юра. - Мы хотели усилить поверхностное натяжение... Видите - "ртутное сердце"?.. До этого Горбачевский двадцать раз лазил руками внутрь "Мебиуса" - и ничего... А когда он подвинул грузик, а я в это время заиграл на гитаре, что-то срезонировало. Валерик с перепугу опрокинул все, и регулировка невозвратно пропала... Колтухов оглядел молодых людей, притихших и испуганных. - Цвет автоматики собрался, - проворчал он. - Тоже мне секретная лаборатория! Разве можно? Тот раз мне смолу испортили, теперь... Могли такого понатворить... - Гитару не перестраивали? - спросил Привалов. - Нет, - ответил Юра. - Сыграйте в точности так, как играли. - Надо записать звук, - сказал Багбанлы. - А у нас есть магнитофон. - Юра живо притащил из комнаты громоздкий прибор. - Это еще что за зверь? - удивился Багбанлы. - Моя собственная конструкция. - Юра включил магнитофон и заиграл "Сербияночку". - Задача! - сердито сказал Багбанлы. - Тут полно трезвучий и прочих, как они там в музыке называются, секстаккордов, что ли. Сложная частотная характеристика... Вы еще пели при этом? - Пел, - удрученно признался Юра. - И топал ногами... - Час от часу не легче! Но делать нечего: придется немедленно воспроизвести все в точности и записать на ленту. Если гитара расстроится, вряд ли удастся повторить. А потом придется ваше музыкальное выступление перевести на язык цифр - на частоты - и взяться за математический анализ. До установки не дотрагиваться, пока не запишем и не зачертим все подробности. Но прежде всего запись... Тем временем палец Валерика постепенно "отходил". Валерик все время пробовал его об стол. В последний раз палец вошел самым кончиком, подушечкой, - и вдруг Валерик почувствовал, что "прихватило". Вскрикнув, он выдернул палец, оставив в дереве лоскуток кожи. Он быстро сунул в рот окровавленный кончик пальца, и лицо его расплылось в радостной улыбке. - Прошло! - заорал Валерик. Разошлись в первом часу ночи. В галерее остались только Николай и Юра. Некоторое время они молча ходили взад и вперед, сунув руки в карманы и дымя сигаретами. У двери сидел забытый, некормленый Рекс и тихонько скулил. Юра остановился наконец, сунул окурок в переполненную пепельницу и сказал: - Дай собаке что-нибудь поесть. Да и мне, пожалуй. Николай принес из кухни хлеб, колбасу и банку баклажанной икры. - Что теперь скажешь? - спросил Юра с полным ртом. - Не знаю... Голова трещит. - Николай отрезал большой ломоть хлеба, выложил его кружками колбасы, откусил и снова заходил по галерее. - Когда я потрогал его палец, - сказал он, - то подумал: сон, бред, с ума схожу... - Проницаемость, Колька! Мы открыли проницаемость. Знаешь, что будет теперь? - Не знаю... Теперь - ничего не знаю. - Бурение скважин! - Не кричи, мать спит. Юра снизил тон до заговорщического шепота: - Колонна проницаемых труб сама пронзит землю до нефтяного пласта... - А грунт внутри трубы? Как через него нефть пойдет? - Неуязвимость от пуль! Полный переворот в военном деле! - Романтика... Некоторое время они молча ели. Потом Николай снял с вешалки плащ: - Пойдем на улицу. Все равно спать не смогу. Долго бродили они в эту ночь по пустынным улицам, и сонный Рекс плелся за ними, не понимая, что стряслось с его хозяевами. С моря дул свежий ветер, пахнущий солью и водорослями. - Юрка, не будем заноситься. Не дети же мы... Нет, серьезно. Спокойнее надо... Узкая практическая задача - трубопровод. Больше ничего. Согласен? Николай крепко потряс руку другу, круто повернулся и пошел домой. Двор в Бондарном переулке отличался музыкальностью. По вечерам из всех окон неслись звуки радиол и пианино, лилась протяжная во