сам не знаю. Модификация двигателя, магнитостриктор новой конструкции. Чего вы рже- те?" Антонио требовал, чтобы я показал ему программу испытания прибора, - он, видите ли, как лицо, отвечающее за безопас- ность полетов, должен знать. Я отсылал его к Боргу. Но особенно осложнились у меня отношения с Робином. - Я давно мог бы летать первым пилотом на дальней линии, - говорил он. - Шесть раз Самарин предлагал мне это. Шесть раз я отказывался... - И зря, - отвечал я. - Не надо было отказываться. - Теперь сам вижу, - сказал Робин, и лицо у него было та- кое, что я невольно отвел взгляд, - сам вижу, что был дура- ком. Хорошо, допустим, ты не знаешь, что надо испытывать, хотя я в это не верю. Но объясни, по крайней мере, почему ты решил лететь один... Наконец - это было накануне дня, назначенного для испыта- ния,- я не выдержал. Не мог я улететь, рассорившись с Роби- ном. Не мог, вот и все. Мы заперлись в каюте, и я предупре- дил его, что ни одна живая душа... - Ладно, понятно, - прервал меня Робин. - Давай без пре- дисловий. И я рассказал ему все, что знал, о кольце Борга и предс- тоящем испытании. Некоторое время Робин думал. Я не мешал: такое не сразу переваришь. Потом он спросил: - Значит, эта штука, которую смонтировали на пульте... - Да, - сказал я. - Привод автомата. Он введет в режим синхронизации времени-пространства, он же ч выведет из режи- ма по заданной программе. - А на каком принципе работает хроноквантовый совмести- тель? - Не знаю. Теоретическую сторону по-настоящему понимает только Феликс. Ну, еще, может быть, несколько парней из его института. - Давай инструкцию, - сказал Робин. - Все-таки свинство с твоей стороны: меньше суток у меня остается для подготовки, хоть спать не ложись. - Робин, полечу я один. Ни к чему подвергать... - Ни к чему зря сотрясать воздух, Улисс. Вместе летали, вместе и... Давай, говорю, испытательную инструкцию. Глава девятая ЗВЕЗДНЫЕ МОРЯ Буксир отвел наш корабль от причала "Элефантины", и мы стартовали. Для обкатки двигателей после профилактического ремонта было достаточно обычного прыжка к Луне. Но я вывел корабль на касательную по направлению, заданному в инструкции Борга. Мы были обвешаны датчиками биоаналитических устройств - на манер знаменитых собачек, которым поставлен памятник. О собачках я упоминаю не случайно: об этом был у меня за сутки до старта трудный разговор с Бергом. Он вдруг заявил, что ни я, ни Робин, ни любой другой человек не полетит. Ав- томатика обеспечит ввод и вывод корабля из режима синхрони- зации, а собака - достаточно высокоорганизованное животное, чтобы судить, как перенесет безвременье живое существо. Мы крепко поспорили. А проще сказать - я уперся. Оставим, гово- рил я, собачьи ощущения для собак. Они сделали свое дело, когда человечество только начинало выходить в космос. Теперь же мы не новички в пространстве, и нет ни малейшего смысла испытывать синхронизатор без человека: ведь прежде всего на- до знать, как пройдет сквозь время человек. Я понимал смяте- ние Борга, но... должно быть, мне нужно было одолеть собс- твенное смятение. И я, повторяю, уперся как никогда. И вот мы стартовали. Перегрузка привычно вжала нас в кресла. Мы разогнались и пошли на крейсерской скорости и, взяв пеленги по радиомая- кам, точно определили свое место в пространстве. Я ощутил на себе ожидающий взгляд Робина и послал ему менто: "Пора, приготовься". И нажал кнопку автоматического привода. "Что будет теперь?" - пронеслось у меня в голове. Мгно- венная гибель? Или безвыходность во времени, и тогда - дол- гое умирание от голода, жажды и удушья... А может, оно не сработает, и мы бы спокойненько развернулись и пошли к Луне. Конечно, потеряем массу времени, но это будет простое, не расслоенное время, и мы отделаемся неприятным разговором с начальством. Истинно сказано где-то, что мозг не имеет стыда... Я покосился на Робина - не уловил ли он моих трусливых мыслей? Вряд ли... Эти мысли пронеслись мгновенно - или вре- мя уже прекратило течение в объеме пространства, занятом ко- раблем? Корабельные часы стояли, вернее - не показывали времени, и это свидетельствовало о том, что опыт начался. На измери- теле условного времени прошло несколько условных секунд. Эк- ран внешнего обзора светился, но я не видел ни одной звезды - еще одно доказательство. Плазменные двигатели не были вык- лючены - их приборы показывали все, как обычно, только ука- затель тяги стоял на нуле, как и указатель скорости. Они и не могли ничего показать... А потом наступило страшное. Я перестал видеть. Я не ослеп - какое-то восприятие света было, но я ничего не видел. По- том странная внутренняя дрожь прошла по всему телу сверху вниз, но не ушла, а наполнила меня и продолжала прибывать, а я не мог крикнуть, не мог шевельнуться - как в дурном сне, только нельзя было проснуться, и это тянулось, тянулось бес- конечно, и этому не будет конца, потому что нет времени, и это было всегда и будет всегда... Дрожь, и боль, и свет в глазах - не знаю, открыты они или нет... Я не знал ничего - кто я, где я, - ничего. Потом возникли ни на что не похожие видения - будто я продираюсь сквозь какие-то помехи - бес- форменные и меняющие цвет, они меня мягко сдавливают, а ды- шать я не смогу, пока не выберусь, - это не облака или обла- ка, но очень плотные, они давят, тормозят, а если я останов- люсь, будет смерть - она совсем не страшная, она мягкая, плотная, только скорее, скорее, скорее,.. Что-то будто лопнуло со звоном, и я увидел перед собой пульт, а справа - Робина. Он крутил головой и хватал воздух ртом, как рыба на берегу. Должно быть, то же самое делал и я... По условному времени прошло восемнадцать секунд. Автомат уже вывел корабль из режима синхронизации, и мы шли на обыч- ном ионном ходу, на обычной крейсерской скорости. Некогда было обмениваться эмоциями. Надо было срочно оп- ределить свое место, и я включил астрокоординатор. Предстоя- ло пройти режим торможения, сделать разворот на обратный курс и снова включить автомат синхронизатора, чтобы он снова - если только сработает во второй раз! - пронес нас сквозь время к тому месту, откуда начался опыт. - Посмотри! - сдавленно сказал Робин. Я взглянул на вычислитель астрокоординатора и... Восемь десятых парсека! Сознание отказывалось верить. Но вычислитель бесстрастно утверждал, что мы находились далеко за пределами Системы, примерно в направлении Проциона, на расстоянии около трех световых лет от Земли... Мороз продрал меня по коже. На экране внешнего обзора обозначились рисунки созвездий, несколько сдвинутые, смещен- ные в новом ракурсе. Черт, где же Солнце? Я закодировал за- дачу на искатель. Звезды поплыли по экрану, и вот перекрес- тие координатора остановилось на желтенькой звездочке, бес- конечно далекой... Мы переглянулись с Робином. Должно быть, мы подумали об одном и том же: а если координатор врет - мало ли что могло с ним произойти в режиме безвременья, - что тогда? Куда по- падем мы после обратного прыжка? Топлива у нас ровно столь- ко, сколько нужно, чтобы сделать поворот, а потом, после безвременья, добраться до Луны. Если координатор соврет и нас занесег далеко в сторону, на ионном ходу не хватит ни топлива, ни жизни... На миг мне представился мертвый ко- рабль, обреченный на вечное скитание в космосе... Но тем временем руки, которые всегда оказываются надежнее мозга, делали свое дело: я включил тормозные двигатели, что- бы на малом ходу начать поворот. Поворот длился целую вечность. Истекали сутки за сутками корабельного времени, и мы с Робином немного свыклись с обс- тановкой. Как бы там ни было, а свершилось! Впервые за долгую исто- рию человечества люди Земли вышли за пределы Системы, в Большой космос, и этими людьми были мы, Робин и я. Вот они, звездные моря, заветные звездные моря - плещутся за бортом корабля! Мы часами говорили об этом чуде. Мы говорили об изуми- тельном теоретическом даре Феликса, предопределившего воз- можность прорыва сквозь время, и о конструкторском таланте Борга, осуществившего эту возможность. Мы строили планы, от которых дух захватывало. Мы представляли, какой переполох вызвало внезапное исчезновение нашего корабля, как на селе- ногорской радиостанции операторы выстукивают наши позыв- ные... как тревожится Борг... как неистовствует Антонио, от- ветственный за безопасность стартов с "Элефантины"... Будет крупный и неприятный разговор с начальством в Уп- равлении космофлота. Если, конечно, мы вернемся... Идиот, о чем я думаю! Начальство, до которого луч света отсюда дойдет через три года!.. Я спал в своем кресле - была вахта Робина, - и вдруг меня разбудил его крик. Никогда прежде я не слышал, чтобы Робин кричал. Никогда не видел на его лице такого ужаса. - Они! - повторял он, указывая на экран. - Они! Экран был на инфракрасном режиме, и я увидел, как напере- рез нашему кораблю летели они. Никакая фантазия не даст о них представления... Значит, Сбитневу не померещилось тогда, значит, они существуют на самом деле... На Земле мало кто верил в эти призраки, ведь Сбитнев их не сфотографировал. Ученые относились к ним скептически. Но старые пилоты верили. Говорили, что они живут прямо в косми- ческом пространстве, в зонах, насыщенных пылью, что питаются они излучениями центра Галактики и иногда подлетают к звез- дам "погреться", и к Солнцу тоже, но не ближе орбиты Непту- на-за ней им становится "жарко". Говорили, что они похожи на крылатых ящеров, на птеродактилей в полмегаметра ростом... Все это считалось выдумкой. Но морского змея тоже долго считали выдумкой, пока дельфины не поймали его в объектив автоматической кинокамеры. Нет, они не были похожи на ящеров. Вообще ни на что... Они беспрерывно меняли формы и были живыене по-нашему, не по-углеродному, а... не знаю, но живые... и теплые, в них просвечивали какие-то внутренние органы. Ни в каком сне, са- мом кошмарном... Они повернули прямо на нас. У меня тряслись руки. Я с трудом переключил экран на обычное видение - призраки исчезли. Локатор... Да, они шли на нас, расстояние быстро уменьшалось. - Дай инфракрасный, - сказал Робин. Я видел - он нажал кнопку кинокамеры. Он еще может думать об этом... Включить синхронизатор, не закончив поворота? Нет, нет, нельзя уходить, поворот должен быть сделан по расчету, ведь корректировать ход в режиме синхронизации невозможно, нас занесет черт знает куда, не выбраться потом... Идти напро- лом? Но кто знает, что произойдет в момент совмещения сними, может, от нас даже облачка газа не останется... С ними? Но ведь их не увидишь простым глазом. Только на инфракрасном экране. Бесплотные призраки? А может, вообще... ну, скажем, неведомое излучение, причудливый пылевой по- ток... Оцепенело я смотрел, как на корабль шла стая чудовищ. Я чувствовал - еще минута, и нервы не выдержат, я сорвусь, расшибу лоб о переборку, сойду с ума... Вдруг меня осенило. - Пушку! - заорал я, собственный голос полоснул меня по ушам. Управление фотоквантовой сигнализацией было перед вторым пилотом. Робин неторопливо потянулся к рукоятке, или мне ка- залось, что неторопливо? Пальцы его двигались отвратительно медленно. - Быстрее не можешь?! Наконец он включил фотоквантовую пушку. Тонкий прямой луч возник перед носом корабля. Робин увеличил угол рассеивания, луч превратился в конус. Ничто их не берет, подумал я с отчаянием. Нет, нет, вот одно из них резко изменило цвет и сверну- ло... Как они разворачиваются, ведь их скорость не меньше сотни километров в секунду... Расходятся, расходятся в стороны! Робин еще увеличил угол. Проскочим ли между ними?.. Улисс, мой античный тезка, ты помнишь Сциллу и Харибду? Глава десятая ОБЛАКО В ШТАНАХ - ...Поэтому я говорю: создан чрезвычайно опасный преце- дент, на который отныне сможет ссылаться любой эксперимента- тор, лишенный чувства ответственности. Счастливая случай- ность, благодаря которой эксперимент обошелся без жертв, нисколько не оправдывает его участников. И если для пилотов еще можно сделать скидку на молодость со свойственным ей максимализмом, то я не нахожу никаких оправданий для Борга. Я намеренно не касаюсь ценности полученного результата. Я говорю о методологии. Засекреченность научного поиска, пре- небрежение общественным мнением принадлежат к печальному опыту человечества. Слишком часто в прошлом грандиозность научного открытия шла рука об руку со смертельной угрозой для жизни и здоровья человека. Но то, что было исторически обусловлено разобщенностью мира и противостоянием двух сис- тем, не может быть - даже в малейшей мере - перенесено в на- ше время Всемирной Коммуны. К напоминанию прописных истин меня побудил рецидив методологии полуторавековой давности. Предлагаю исключить конструктора Борга из Совета. Анатолий Греков закончил свою речь и сел. Я посмотрел на Борга. Он сидел, упершись локтями в колени и опустив мощную голову на переплетенные пальцы. Таким - сокрушенным - видели его сейчас миллиарды зрителей, наблю- давших заседание Совета по визору. - Хочешь что-нибудь сказать, Ивар? - обратился к нему Стэффорд. Он председательствовал сегодня. Борг поднял голову: - Нет. Я согласен с Грековым. Я не должен был рисковать людьми. Я попросил слова. Стэффорд кивнул мне. - Товарищи члены Совета, я не могу согласиться. Борг построил... воплотил теоретическое открытие Феликса... - Не об этом речь, - заметил Греков. - Он же не заставлял нас лететь, мы пошли по собственной воле. Борг хотел лететь со мной, но я... - Не надо меня защищать, - сказал Борг. Я разозлился. - По-моему, существует свобода высказывание, - сказал я запальчиво. - Несомненно, - улыбнулся Стэффорд. - Продолжай, Дружи- нин. И тут я выдал речь. Говорил я скверно, сбивчиво, но зато высказался, как хотел. Борг, заявил я, поступил правильно, что никому не сообщил об эксперименте. Если бы он оповестил человечество заранее, то эксперимент затянулся бы на годы, может быть-на десятилетия. Осмотрительность-хорошая штука, но чрезмерная осторожность - не губительна ли она для науки? Никакого рецидива прошлого здесь нет. Просто сделан реши- тельный шаг. Не может быть стопроцентной безопасности, когда утверждается новое открытие. Великое открытие! Вот и все. - Ты нас оглушил, Улисс, но не убедил, - сказал Греков. - Чрезмерная осторожность - пустые слова. Есть разумная осто- рожность - это когда ученый всесторонне взвешивает последс- твия предполагаемого эксперимента. - Торопимся, вечно торопимся, - проворчал Баумгартен, не- давно избранный в Совет. Я плохо слушал выступления других членов Совета. Все они говорили, что Борг не имел права на такой опыт. И еще что-то - о воспитании молодых пилотов... Вот как все обернулось. Но что с Феликсом? Ведь его выз- вали на Совет, а он не явился. На видеофонный вызов не отве- чает. Уж не заболел ли? С него ведь станется - совершенно не следит за собой. - После Совета полетим к Феликсу, ладно? - шепнул я Роби- ну, сидевшему рядом. - Не мешай слушать, - ответил он. Теперь говорил Стэффорд. Ну конечно, проблема перенаселе- ния, любимая тема. Через столетие на Земле станет тесно... Робин понял, что я сейчас не выдержу, прерву оратора. Он положил мне руку на колено, я услышал его менто: "Молчи!" - ...Именно это привлекает меня в поразительном открытии Феликса и оригинальном конструктивном решении Борга... Тут я навострил уши. - Конечно, это дело отдаленного будущего, но на то мы и Совет перспективного планирования, - продолжал, слегка кар- тавя, Стэффорд. - И, пока специалисты изучают материалы это- го дерзкого эксперимента, мы, я думаю, вправе очертить неко- торые контуры. Итак: в случае абсолютной надежности этого... м-м... способа космических сообщений, можно себе предста- вить, что Земля отправит корабли... корабли с добровольцами в Большой космос. Разумеется, поиск планет, пригодных для жизни, в иных звездных системах предполагает длительную раз- ведку... м-м... разведку в направлениях наибольшей вероят- ности... - Стэффорд вдруг улыбнулся добродушно и несколько смущенно. - Я не освоился еще с мыслями такого рода, потому, наверное, и заикаюсь... Тут на него набросился Баумгартен со своим нестерпимым пафосом. И я позавидовал умению Стэффорда доброжелательно выслушивать любую чушь. Вообще было приятно смотреть на Стэ- фа Меланезийского и на голубые ели, которые слегка раскачи- вались за широкими окнами, залитыми мягким сиянием майского дня; Может быть, то, что выкрикивал неистовый Баумгартен, и не было чушью, - не знаю. Как для кого. Рука Робина все еще лежала у меня на колене, я спихнул эту благоразумную руку. Ладно. Будь что будет, я не стану вмешиваться. По крайней мере, сегодня, сейчас. Наконец заседание подошло к концу. Уже все устали. Я ви- дел, как Греков кинул в рот таблетку витакола. Усталость, однако, не смягчила членов Совета: единогласно проголосовали за исключение Борга. Борг тоже голосовал "за". Потом было решено обратиться в Управление космофлота с предложением обсудить на общем собрании "беспримерное нару- шение дисциплины двумя молодыми пилотами..." Это о нас с Ро- бином. Все голосовали "за". Кроме Борга - он, как видно, уже считал себя исключенным из Совета. И еще было принято решение увеличить материальные и тех- нические возможности исследований в области хроноквантовой физики по методу Феликса Эрдмана, а также рассмотреть на ближайшем заседании Совета вопрос о строительстве опытного корабля-синхронизатора времени-пространства. Все голосовали "за". Кроме Баумгартена. Упрямец голосовал "против". Мы вышли из здания Совета на Площадь мемориалов. Люблю эту площадь, просторную и зеленую. Пересекаясь на разных уровнях, бесшумно бегут трансленты. Среди голубых елей вы- сятся памятники людям и событиям. Огромные экраны визоров на площади уже погасли. Зрители, смотревшие заседание Совета, расходились и разъезжались. Многие, проходя мимо, улыбались нам с Робином и приветствен- но махали руками. - Привет отчаянным пилотам! - слышали мы. - Здорово вам всыпали, ребята, но ничего, в следующий раз будете умнее. - Им что - целехонькие. Боргу, бедняге, досталось... - Алло, мы студенты из медицинского. Мы вас поддерживаем! Ко мне подскочил юнец в желтой куртке, состоящей из сплошных карманов. - Улисс, помнишь меня? Где-то я видел этот ехидный рот и насмешливые глаза. Ах, да! Он шел по кольцевому коридору, набитому беженцами, и на- рочно задевал ботинками рюкзаки... - Бен-бо! - сказал я. - Как поживаешь... - Я замялся, по- тому что не мог припомнить, как его звали. - Всеволод. Решил оставить родительское. - И правильно сделал. Я хлопнул его по плечу и пошел дальше, но он снова оклик- нул меня: - Улисс, я поступаю в этом году в Институт космонавига- ции... - Зря, - сказал я, - ничего там нет хорошего. - ...и когда ты полетишь в звездный рейс, - продолжал он, пропустив мимо ушей мое замечание, - ты возьми меня третьим пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно? - Ты успеешь к тому времени стать толстым румяным стар- цем. - Бен-бо! - воскликнул он. - Так ты не забудь, Улисс. Старые знакомые все-таки. Он засмеялся и исчез. Где же Андра? Обещала ждать у памятника Циолковскому, а сама... Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе, и опять новая прическа. - Уф! - выдохнула она. - Не хотела опаздывать, но встре- тила одного знакомого... - Этого... надежду этнолингвистики? - спросил я. Андра хихикнула, пожав плечиками. - Вижу, он на тебя произвел впечатление. Нет, я встретила друга отца, он недавно прилетел из Индии. - Кто, отец? - Нет, отец прилетит в конце лета... Я слышала твое выс- тупление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бро- сишься и растерзаешь Грекова. Я сделал зверское лицо, растопырил пальцы и, рыча, пошел на Андру. - Ой-ой, перестань, страшно! - засмеялась она. - Робин, что же ты не спасаешь меня? - Я устал, - сказал Робин. - В течение всего заседания я придерживал этого максималиста - так, кажется, тебя назвали? - придерживал за фалды. Я устал и иду отдыхать. - Никуда ты не пойдешь, - сказал я. - Сейчас мы заберемся на трансленту и поедем навестить старика Феликса. - Поезжайте без меня. Отец просил сегодня побыть дома. Должен же я иногда посещать родительский дом. - Ну, как хочешь, - сказал я. - Родительский дом, конеч- но, надо посещать. Робин посмотрел на меня. - Дед хочет со мной поговорить, - сказал он. - Чего-то он болеет последнее время. До свиданья, Андра. Улисс, пока. В институте Феликса не оказалось. Молодой его сотрудник, губастый парень, сказал, что с Феликсом совсем не стало сла- ду, никто не понимает, чем он занимается, но скорее всего ботаникой. - Ботаникой? - изумился я. - Ага, ботаникой. Он потащил нас в личную лабораторию Феликса и показал бо- танический микроскоп и какие-то срезы, залитые пластилоном. На прощание он спросил, как я перенес безвременье, и тут на- бежала целая куча других сотрудников, и началась чуть ли не пресс-конференция. Я отбивался как умел, ссылался на показа- ния датчиков, которые гораздо лучше зафиксировали наши ощу- щения в режиме безвременья, чем органы чувств, но ребята на- седали и забрасывали вопросами. Мне даже пришлось нарисовать по памяти призраки и крепко поспорить относительно "материа- ла", из которого они были сделаны. Ребята гурьбой проводили нас с Андрей до газонов перед институтским зданием. Они шумели и уговаривали Андру бросить лингвистику и идти к ним в институт, потому что у них, мол, нехватка красивых девушек. Один нахальный тип, по-моему, да- же пытался назначить Андре свидание, и мне пришлось оттереть его и вообще быть начеку. - Ты бы поменьше кокетничала, - проворчал я, когда мы на- конец от них отвязались. - Как не стыдно, Улисс! - вспыхнула она.- Ничего я не ко- кетничала. Не разговаривала даже. Только смеялась. - Вот-вот. Я и говорю, что надо поменьше смеяться. Она закрыла рот ладошкой, чтобы сдержать смех, но не вы- держала, прыснула. Мы быстро разыскали белый гридолитовый коттедж, в котором теперь жил Феликс. Все-таки удалось выпихнуть его из старого дома. Представляю, как он дрыгал ногами, когда его переноси- ли в этот коттедж. Впрочем, может, он пошел сам, доброволь- но, только перед его носом несли журнал математических голо- воломок, чтобы он мог читать на ходу. На звонок никто не откликнулся. У меня уже был опыт, и я толкнул дверь. Мы вошли в пустой холл, посредине которого лежала куча каких-то мясистых стеблей. Мы обошли все комна- ты, и всюду, конечно, царило полное запустение. Чудо нашего века - транзитронная кухня с автовыпекателем - была пыльная и явно нетронутая. Слой пыли покрывал экран визора, и на нем, конечно, красовалась математическая формула, понятная только Феликсу. Мажордом валялся в углу со свинченной голо- вой - наверное, Феликсу понадобилось его оптическое устройс- тво. А что делалось на столе! Микроскоп, и опять срезы стеб- лей в пластилоне, пленки, бумаги, обертки от еды, полотенца. Тут же лежала коробка видеофона. - Кошмар! - сказала Андра. - Как можно жить так неприка- янно? - Это же Феликс, - сказал я. - Погоди, я напишу ему за- писку и пойдем. По дороге к аэростанции мы зашли в кафе пообедать. Откры- тая веранда выходила боком в лес, и я сел так, чтобы видеть лес, а не город. Березы стояли в нежном зеленом дыму - вид- но, только-только распустились почки. Андра ела суп и расс- казывала о делах пигмеев, я слушал не очень внимательно и все посматривал на березы. Странное у меня было настроение - будто все это происходит не со мной, и подымалась какая-то волна, ожидание неслыханного чуда. Меж берез мелькнула человеческая фигура. Я присмотрелся: на тропинке, выбегавшей из леса, показался Феликс. Его можно было узнать за километр по копне волос - будто он надел на голову огромное птичье гнездо. Мы с Андрей пошли ему навстречу. - А, это ты, - сказал Феликс и перевел рассеянный взгляд на Андру. Его куртка и брюки блестели от воды, на мокрые ботинки налипли комья глины. В руке были зажаты три белые водяные лилии на длинных стеблях. - Где ты был? - спросил я. - И почему мокрый? - Только сегодня распустились. - Феликс показал мне ли- лии. - Я долго поджидал. Пришлось, видишь ли, лезть в воду. Там водоем, кажется, пруд... - Феликс, ты, значит, не слушал заседание Совета? - Совета? Ах да, сегодня... Нет, не слушал... - Он снова взглянул на Андру. - По-моему, я тебя раньше не видел. - Познакомьтесь, - сказал я. - Это Андра, надежда этно- лингвистики. Феликс, пообедай с нами. Ты что-нибудь ел се- годня? - Нет, я домой. До свиданья. - Почему ты вдруг занялся ботаникой? Он очень удивился, услышав это. Я коротко рассказал о ре- шениях Совета, но у Феликса, по-видимому, были на уме только эти дурацкие лилии. - Не забудь снять ботинки и вытереть ноги, - напутствова- ла его Андра. Феликс кивнул и, кажется, даже сделал попытку улыбнуться. Мы вернулись к нашим тарелкам. - Странный он, - сказала Андра. В кабине аэропоезда было тихо и малолюдно. Высокие спинки кресел загораживали нас от посторонних глаз. Мы молчали. На душе было смутно и тревожно, я поглядывал на Андру, тонкий профиль ее лица был безмятежно спокоен, но я чувствовал, что она тоже напряжена и встревожена. - О чем ты думаешь? - спросила вдруг она, не поворачивая ко мне головы. - О тебе, - сказал я. - О нас с тобой. Андра чуть качнулась вперед: - А тогда... в полете... ты думал обо мне? - Нет. - Я страшно взволновалась, когда услышала о вашем полете. Почему ты ничего мне не сказал? - Скажу сейчас... Я тебя люблю. - Ох, Улисс... Она закрыла глаза и некоторое время так сидела. Я тоже молчал. Ничего не скажу больше. Вроде бы и не выр- вались эти слова. И ничего не надо. Только сидеть вот так, рядом, рука к руке, и мчаться вслед за догорающим днем. И пусть молчит. Все сказано - и ничего не надо. Ну что за радость, в самом деле, быть женой пилота... Даже самые долгие путешествия приходят к концу. А мы ле- тели всего каких-нибудь семнадцать минут. Моросил дождь, когда мы вышли из аэропоезда на мокрые плиты эстакады. С запада плыли черные, набухшие дождями ту- чи. Но, по-видимому, были уже включены на побережье защитные установки: тучи начинали редеть и рассеиваться, потому что дождь был не нужен. Над частоколом сосен виднелись ближние корпуса Веды Гума- на. Золотился свет в окнах. Я подумал о своем домике в по- селке космонавтов-давно не горел там свет в окошках, пустых и незрячих. Не хотелось туда возвращаться. Провожу Андру, подумал я, и махну в Учебный центр, переночую у кого-нибудь из товарищей. Мы остановились на переходной площадке. Влево бежала транслента к Веде Гумана, вправо - к Учебному центру и по- селку космонавтов. Остро пахло хвоей, дождем, близостью моря. Андра медлила, стояла в задумчивости. Я посмотрел на нее, и тут же она вскинула тревожный взгляд и сказала: - Не могу расстаться с тобой, Улисс... Так вот, должно быть, и происходят крутые повороты в жиз- ни человека. Был некто Улисс Дружинин, пилот, сын примаров, мрачнова- тый тип с прекрасными задатками брюзги и бродяги, и никто во всей Вселенной не испытывал особой радости от факта его су- ществования. И не стало его. Ну, как там сказал когда-то поэт? Облако в штанах - вот что осталось от некоего Улисса Дружинина... - Отныне ты не будешь ходить по земле. Я буду тебя носить на руках. Вот так. - Перестань, - смеялась Андра. - Пусти... - Ты моя драгоценность. Моя царевна. Моя ненаглядная. - Откуда у тебя эти слова? Почему ты заговорил по-русски? - Моя жар-птица. Моя жена. Ты моя жена? - Да... Жар-птица-это из сказки? Все, что было раньше, ушло, скрылось за поворотом. Время начало новый отсчет. Вкрадчиво просачивался в комнату лунный свет, затевая легкую игру теней, и мне был близок и понятен старинный первоначальный смысл луны и смысл мира, который поэты не зря же называли подлунным. Не знаю, сколько прошло времени, и не хотел знать. Но вдруг я почувствовал, что Андра опять встревожилась. - О чем ты думаешь? - спросил я, готовый защитить ее от всех тревог мира, сколько бы их ни было. Андра молчала. Я слышал, как она легко прошла в гостиную. Вслед за тем донесся ее голос: - Мама?.. Ты не волнуйся, просто я выключила видео... Ма- ма, ты выслушай... Я не слышал, что ей говорила мать, но понимал, что разго- вор идет трудный. - Я у Улисса... Да... Мама, погоди, ну нельзя же так, дай мне сказать. Мы решили пожениться. Ты слышишь? Мама, ты слы- шишь?.. Ну не надо, мамочка, нельзя же так... Она перешла на шепот, я не различал слов, хотя весь обра- тился в слух. Во мне поднималась злость к Ронге. Я представ- лял себе ее резкое, прекрасное лицо на экране видеофона, непримиримые глаза. Мне хотелось подскочить к Андре, выхва- тить видеофон, крикнуть: "Перестань ее мучить!" Вернулась Андра, я обнял ее, глаза у нее были мокрые. - Что она сказала? - Требует, чтобы я сейчас же приехала домой. - И ты... ты поедешь? - Нет. - Вот какая жена мне досталась! Ох, и буду же я тебя бе- речь, моя храбрая... Она сжала мою руку: - Не сердись на нее, Улисс. Мама очень хорошая, добрая. Только она устала, потому что отцу никогда не сиделось на месте. Люди ведь разные: один любит движение, другой - по- кой. Отец вечно таскал ее по всем материкам, я ведь и роди- лась в дороге - на лайнере по пути в Гренландию. А после то- го случая на Венере мама решила, что хватит с нее кочевой жизни. - Они разошлись с отцом? - Когда Том Холидэй сказал, что приглашен в комиссию Стэффорда и собирается снова на Венеру, мать просто пришла в отчаяние. Не могу тебе передать, какая разыгралась сцена. Отец согласился остаться. Но перед самым отлетом комиссии... в общем, он ничего не мог с собой поделать, так уж он устро- ен. И мама сказала, чтобы он не возвращался... Андра всхлипнула. - Не плачь. Может, все еще наладится. Отцу надоест коче- вать, и он вернется. Ты же говоришь, он приедет в конце ле- та. Не плачь. - Уже не плачу. - Она прерывисто вздохнула. - Вот и умница. Потом я сказал: - Теперь понятно, почему твоя мама так ко мне относится. Она хочет предотвратить повторение своей судьбы. Я ведь то- же... веду не оседлый образ жизни. Андра промолчала. - Похоже, она меня ненавидит, - сказал я. - Просто она напугана и никак не может забыть ту венери- анскую историю. - Венерианскую историю? Но я-то при чем? - И тут у меня мелькнула догадка. - Постой, постой... Ее тревожит, что я сын примаров? - Да. - И она боится, что я... Андра, это не так! Я себя прове- рил! Клянусь, ничего такого во мне... - Не надо, Улисс, - быстро сказала она. - Я ничего не бо- юсь. - Андра... - Мне хотелось без конца повторять ее имя. - Андра, знаешь что? Я уйду из космофлота. Найду себе другое занятие. Всегда будем вместе. - Нет, Улисс. Такую жертву я не приму. Ты пилот. А пилоты должны летать. На то они и пилоты... Глава одиннадцатая ЧЕРТЕЖИ МЕЧТЫ Из космофлота я, конечно, не ушел. Нас с Робином перевели на линию Луна - Юпитер, и мы ушли в рейс с группой плането- логов. Мы высаживались на спутники этой гигантской планеты. На Ио и Ганимеде поставили новые автоматические станции. Исследователи оказались отчаянными ребятами, все они были ярыми сторонниками быстрейшего заселения больших спутников Юпитера и неутомимо искали подтверждения своим доводам. Один из них, Олег Рунич, особенно нервировал нас. Он был убежден, что в глубинах океана Юпитера существует замкнутая органи- ческая жизнь, и так и лез в десантной лодке поближе к атмос- фере планеты, чтобы испытать какой-то необычайно чувстви- тельный прибор - регистратор биомассы. Словом, у нас было много хлопот с планетологами. Но когда мы их удерживали, ссылаясь на коварство Ю-поля, они возража- ли, ссылаясь на наш знаменитый экспериментальный полет вне времени. Беспокойный это был рейс. И когда мы наконец благополучно возвратились на Луну, я почувствовал необходимость разрядки. Нам с Робином дали двухмесячный отпуск. Я, разумеется, собрался с ближайшим рейсовым на Землю. Робина отец уговорил остаться на Луне. - Хочет, чтобы я ему помог обработать какие-то вычисления на Узле связи, - сказал Робин. - Нет, - сказал я, - хочет привязать тебя к Узлу семейным узелком. Договаривай уж до конца. - Похоже, - согласился он. - Особенно Дед настаивает. - Ну как же! Династия Грековых - космических связистов. Ты бы женился, Робин. Династия так уж династия. - Преемс- твенность надо обеспечить, чтобы дело не заглохло. - И женюсь, - сказал Робин своим невозмутимым тоном. - Одному тебе, что ли, можно? Андра встретила меня в космопорту. Повисла у меня на шее, шепнула: - Обещал носить на руках - так неси! Недолго думая я подхватил ее, смеющуюся, на руки и понес сквозь толпу. На площади перед зданием космопорта Андра выс- вободилась. Озабоченно поправила прическу, потом критически оглядела меня и, найдя, что я порядком обносился, потащила в ближайший рипарт. Мне доставляло неизъяснимое удовольствие подчиняться ей во всем. В зеркале рипарта я увидел на своем лице незнакомую улыбку - благодушную и туповатую. Странное дело - я никак не мог согнать ее с лица, она все время возвращалась, я чувс- твовал это. Так я и сидел с этой улыбочкой дома за столом, попивая кофе и заедая яблочным пирогом и очередными гранди- озными проектами из области этнолингвистики. Потом мы взяли машину и укатили к морю, и я, блаженно улыбаясь и закрыв глаза, лежал на теплом песке в дюнах, и Андра натерла меня какой-то новой мазью, предохраняющей от ожогов. От шершавых, нагретых солнцем сосен шел отличный смолистый дух. Мы надели маски и ласты и, включив дыхательные аппараты, надолго ушли под воду, и плавали, и бродили, взявшись за руки, среди леса водорослей. А потом опять лежали на песке и смотрели, как закатное красное солнце погружается в море. Наверное, это и было счастье. Дни стояли сказочные - тихие солнечные дни начала сентяб- ря. По утрам я отвозил Андру в Веду Гумана, а к концу заня- тий приезжал за ней. Все с той же благодушной улыбкой я ожи- дал ее в вестибюле, и она сбегала по лестнице в неизменном сопровождении двух-трех юных гуманитариев, и я, улыбаясь, оттирал эскорт плечом. Гуманитарии умолкали на полуслове и несколько ошарашенно смотрели, как я усаживал Андру в маши- ну. Моя жена, высунувшись из окошка, докрикивала им оконча- ние разговора, но я включал первую скорость. Андра сердито поворачивалась ко мне: - Как не стыдно, Улисс! Ты ведешь себя как маленький... Выговор разбивался о мою улыбку. Я посылал ей менто: "Люблю". - В конце концов, просто невежливо, - не сразу сдавалась Андра. "Люблю", - твердил я. Ничто на свете, кроме нее, меня не интересовало. Даже чи- тать было неохота. Стоило Андре выйти из комнаты, как я вскакивал и шел за ней. Я просто не выносил ее отсутствия. На второй день Андра сказала: - Вечером мы поедем к матери. - И, предупреждая мои воз- ражения, быстро добавила: - Мама как будто примирилась. - А что ей оставалось? - буркнул я. - Будь повежливее и не вздумай торопить меня домой, - сказала Андра. - У мамы сейчас очень трудная полоса. "Трудная полоса". Я восхищенно смотрел на свою жену. Мне ужасно нравился ее голос и все, что она говорила, каждое слово. - Отец недавно говорил с ней... - Он приехал? - Нет. У него самый разгар работы, и он умолял маму при- лететь к нему в Индию. - А она что? - Раздумывает. Ронга встретила меня не то чтобы холодно, но сдержанно. Я внутренне поежился от ее испытующего взгляда. Андра что-то рассказывала о своих лингвистических делах, а Ронга в упор смотрела на меня. Она как бы спрашивала: "Могу я доверить тебе свою дочь? Ведь у меня нет никого дороже Андры..." Потом налила в бокалы шипучего вина. Я взял свой и ска- зал, обращаясь к Ронге: - Будь счастлива, старшая. - Что говорить обо мне, - ответила она, и мне показалось, что голос ее звучит мягче. - Будьте счастливы вы с Андрой. Андра вскочила, обняла мать: - За нас с Улиссом, мамочка, не беспокойся. Мы пьем за тебя и... за папу. Я думал - грянет гром. Нет, обошлось. Ронга только голо- вой покачала и пригубила вино. Но, как видно, ее все еще одолевали сомнения. - Улисс, про тебя стали часто писать в газетах. Ты что же, намерен повторить тот полет? - Если повторение и состоится, то очень не скоро, - отве- тил я. - На днях передавали интервью с Боргом. Насколько я поня- ла, начато проектирование корабля с этим... каким-то стран- ным двигателем. - Хроноквантовым. Знаю. Ронга помолчала. Ожидала, наверное, не разовью ли я тему. Но я потягивал вино, поглядывал на Андру. И хотелось мне од- ного - поскорее очутиться дома. - Надеюсь, теперь, - Ронга подчеркнула это слово, - те- перь ты с большей ответственностью будешь обдумывать свои шаги. И я ответил солидно, как и полагается семейному человеку: - Ну, еще бы! Андра тихонько прыснула в ладошку. Да, я знал, что Борг начал проектировать корабль, об этом мне еще в Селеногорске рассказали. Знал даже, что ему пре- доставили один из корпусов Института ракетостроения - это по соседству с поселком космонавтов, рукой подать. Но день про- ходил за днем, а я не торопился наведаться к Боргу. - Что с тобой, Улисс? - спросила однажды Андра, когда я вез ее из Веды Гумана домой. - Всполошил, можно сказать, все человечество, а теперь, когда дело сдвинулось, ты вроде бы потерял к нему интерес. - Успею еще, - благодушно отозвался я. - "Успею"! И улыбка у тебя какая-то появилась... Знаешь, кем ты становишься? - Кем? - Едоком! - Но-но, не очень... Я отпускник, только и всего. Имеет право человек на отпуск? Андра подумала и сказала: - Имеет. А спустя день или два меня вызвал по видеофону Борг. - Здравствуй, пилот, - сказал он, вглядываясь в меня с усмешкой. - Случайно узнал, что ты на земном шаре. Что поде- лываешь? - Да, в общем-то, ничего... Я в отпуску. - Поздравляю, - сказал Борг. Я поблагодарил, не совсем ясно представляя, с чем именно он меня поздравил. Наверное, все-таки не с отпуском. - Если выберешь время, пилот, приезжай. У нас тут веселая компания; Ладно, выключаюсь. Я выбрал не лучшее время для визита - утренние часы. Но я не собирался мешать Боргу и его конструкторам работать - просто мне хотелось посмотреть, как проектируют космические корабли. Корпус, в котором разместилось конструкторское бюро Бор- га, стоял в излучине тихой речушки. Я вошел в просторный круглый холл. Все двери - а их тут было множество - стояли настежь, так как предполагается, что в рабочие часы не быва- ет праздношатающихся. Я заглянул в одну из них - и замер. Спиной ко мне сидел человек, над креслом возвышались квадратные плечи и затылок в белокурых завитках - это был несомненно Борг. Мощный череп был обтянут зеленоватым пластиком конструкторского шлема,.от которого тянулся к пульту, змеясь по полу, толстый кабель. Руки Борга лежали на подлокотниках кресла, и я подумал, что по сложности это кресло, пожалуй, не уступало пилотскому. Руки, обнаженные по локоть, были грубые, загорелые, в белых волосках - очень крепкие, уверенные руки. Пальцы то и дело пробегали по кнопкам на консолях подлокотников. А перед Боргом был развернут во всю стену конструкторский экран. По нему проносились разноцветные линии, они перепле- тались, выстраивались в группы, исчезали. Вот возникла слож- ная фигура, сквозь которую проходила жирным красным пункти- ром какая-то магистраль. Борг задержал фигуру на экране, всмотрелся... вслед за тем из кресла раздалось глухое рыча- ние - и экран опустел, все исчезло. И снова побежали линии, причудливо группируясь. Я смотрел во все глаза. Первый раз я видел главного конс- труктора за работой, и это зрелище захватило меня своей нео- быкновенной красотой и напряженностью. Датчики, вмонтирован- ные в шлем, несли мысль конструктора к одной из сложнейших машин мира - преобразователю конструкторского пульта, кото- рый мгновенно воспроизводил импульсы на экране - в размерах, углах, направлениях. Но каким же могучим даром концентриро- ванного, точного мышления и вольного воображения нужно обла- дать, чтобы