стучал и свистел и уклонялся от объяснений. Рискованную игру я затеял, но теперь уж отступать было некуда. Не знаю, как там с нарастанием эгоизма, но упрямство мое нарастало, это точно. Решалось нечто очень важное для меня. Я пробовал рас- суждать хладнокровно. Я понимал, что они по-своему правы: с Венеры их выжили, исследовать примарских потомков, живущих на Земле, бессмысленно, я - единственный сын примаров, кото- рого можно было вытащить на венерианскую орбиту. Но дело-то в том, что я не хотел быть объектом исследования. И если уж говорить всю правду, боялся этого. Надо было доводить игру до конца. Таинственные осмотры корабля, обрывочные замечания, кото- рые роняли мы с Робином, делали свое дело. У психологов соз- далось впечатление, что на корабле неладно и мы пытаемся принять какие-то меры. Психологи нервничали. Я знал со слов Робина, что Нагата потребовал прекратить эксперимент, что даже Баумгартен колеблется и только Михайлов был непоколе- бим. Михайлову приходилось хуже других, у него явно развива- лась мания преследования, но он держался стойко - это вызы- вало уважение. Я сидел в рубке и мысленно уточнял, в какой точке орбиты мы находимся, наше положение в пространстве относительно Земли. Мы с Робином ежедневно занимались этой умственной гимнастикой, требовавшей гигантского напряжения. Включить бы систему ориентации, взять несколько радиопеленгов, чтобы проверить расчеты... Я вздрогнул от резкого стука в дверь. Это был Баумгартен. Я услышал его голос откуда-то сверху: должно быть, он, вой- дя, не удержался за поручни и плавал теперь по рубке. Он произнес немецкую фразу, которой я не понял. Наверно, черты- хался. Потом он ухватился за спинку моего кресла, я ощутил на затылке его частое дыхание. - Ну, так, - сказал Баумгартен. - Ввиду некоторых обстоя- тельств мы решили прекратить эксперимент. Меня охватило волнение. Никогда и никто не решался на та- кую штуку, какую я задумал. Но мне это было просто необходи- мо... - Эксперимент закончен, - повторил Баумгартен без обычной своей торжественности. - Можно распломбировать приборы и сходить с орбиты. - Хорошо, - сказал я. - Робин, включи, пожалуйста, свет. Робин оповестил по внутренней связи Михайлова и Нагату, предложил зажмурить . глаза. Вспыхнул свет. Робин включил только один плафон над дверью, но все равно, даже и сквозь плотно закрытые веки свет больно полоснул по глазам. Первое, что я увидел, когда открыл глаза, было лицо Роби- на, обросшее бородой. Он смотрел на меня испытующе, и я пос- лал ему менто: "Ни о чем не спрашивай". Прежде всего мы отодрали от себя датчики. Теперь я по- чувствовал прилив уверенности - как будто раньше эти прокля- тые датчики сковывали меня. Я снова представил себе наше по- ложение в пространстве. Если в расчетах и была ошибка, то самая незначительная. - Приготовиться к старту! - Моя команда прозвучала гром- че, нежели нужно. Робин предложил пассажирам занять места в амортизаторах. Баумгартен не пожелал уходить из рубки и уселся в запасное кресло. Я не возражал. Это как раз соответствовало моему плану. Робин потянулся к пульту координатора и замер с протяну- той рукой, потому что я послал менто: "Не надо". Он воззрил- ся на меня, расширив глаза. "Все правильно, Робин, все пра- вильно!" - Двигатели на предпусковой, - сказал я. Поворот вправо, да, конечно, поворот вправо, соображал я, пока реактор входил в режим. Не более сорока градусов... - Почему ты не включаешь координатор? - спросил Баумгар- тен. - И часы? Я ожидал этого вопроса и был к нему готов. - Они мне не нужны. - То есть как - не нужны?! - Баумгартен подскочил в крес- ле. - Ты сомневаешься, старший? Сомневаешься в том, что я знаю место корабля и время? Передо мной вспыхнул зеленый глазок, одновременно коротко прогудел ревун, извещая, что реактор введен в режим. Моя ру- ка легла на рычаг правого поворотного двигателя. - Он сошел с ума! - завопил Баумгартен, выкатывая глаза. - Робин! Возьми управление кораблем! Робин не шелохнулся в своем кресле. Он был очень бледен. - Пилот Греков, ты слышишь? Сейчас же прими управление! - Я подчиняюсь командиру корабля, - глухо сказал Робин. - Вы... вы оба... - Баумгартен задохнулся от возмущения. - Я запрещаю!.. Вот тут-то я и хотел ему все выложить: "Вы обманным путем затащили меня сюда, на венерианскую орбиту, вы правильно рассчитали, что ни один человек не откажется пойти на ка- кие-то жертвы ради науки, да, вы все правильно рассчитали. Кроме одного. Я не подопытный кролик. Вам не дождаться отк- лонений в психике, какой бы режим психополя вы для меня ни создавали. Я земной человек! Это так же верно, как то, что сейчас около шестнадцати часов пятого марта. По земному ка- лендарю! И сейчас я вам покажу, какая у меня реакция на нео- жиданность. Покажу, что не случайно я допущен к пилотирова- нию кораблей всех классов. Вы увидите нашу сонастроенность, групповую психику и все такое прочее..." Но я ничего не сказал, только скомандовал: - К старту! В пронзительном предстартовом звонке утонули протестующие крики Баумгартена. Я рванул рычаг. Сквозь гул прилившей к ушам крови я услышал пение двигателя. Привычная тяжесть пе- регрузки вжала меня в эластичную мякоть амортизатора. Я отс- читывал секунды и не сводил взгляда, с репитера астрокомпа- са. Экраны по-прежнему были слепы, но я отчетливо представ- лял себе параболу, которую корабль описывал в пространстве. - Пора, - сказал Робин. Я кивнул. Остальную часть угла поворота корабль пройдет по инерции. Я включил главные двигатели. Разгон и поворот шли нормально. Вдруг Робин сказал реши- тельно: - Хватит! Не глядя на меня и не дожидаясь, моей реакции, он включил координатор. Вспыхнули экраны. Прямо по курсу, на границе Льва и Девы, возникла яркой звездочкой Земля. Диск Венеры был под нами, по нему, как обычно, ходили дымные вихри. В сетке гелиоцентрических координат мерцали серебристые точки, указывая истинный курс корабля. Вообще все было нормально. Игра кончилась, но я почему-то не испытал торжества. Об- легчение, усталость - все, что угодно, но никак не торжест- во. Не знаю, чем объяснить это. Я оглянулся на Баумгартена. Он выглядел постаревшим, даже просто старым - с набрякшими под глазами темными мешками, с реденькой седой бородкой, с гофром морщин на влажном высоком лбу. Он не смотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой, на экран, на Землю. Мне захо- телось как-то его утешить. Чтобы он выпрямился, сверкнул, как говорится, очами, изрек что-нибудь нестерпимо, высоко- парное, черт возьми... Нет, не было у меня чувства одержанной победы. На Луне я первым делом пошел к Самарину и подробно, ниче- го не утаивая, рассказал ему обо всем. - Ни от одного пилота у меня так не болит голова, как от тебя, Улисс, - сказал Самарин. Он встал из-за стола, загро- можденного графиками, пленками и аппаратами связи, прошелся по тесному кабинету. - Ну что мне с тобой делать? Я пожал плечами. Я был готов к любой каре. - Следует наказать тебя дважды: за мистификацию, которую ты устроил, и за сход с орбиты вслепую. - Он схватился за голову. - Черт, неслыханное происшествие в космофлоте!.. Знаешь что, Улисс? Отправляйся-ка ты на шарик, догуливай свой отпуск. А я еще подумаю. В дверях я остановился: - Один вопрос, старший... Ты знал, что эта экспедиция... - Знал, - прервал он меня. - С самого начала она мне была не по душе. Но нажимали сильно... Лично мне все равно, где ты родился - на Земле или на Венере... Ладно, Улисс. В один- надцать тридцать стартует рейсовый. - Спасибо, старший. - Лети. Счастливо тебе. Глава пятнадцатая "ТЫ СИЛЬНЫЙ, УЛИСС..." А я и забыл, что на Земле бывает весна. В толпе пассажиров, привезенных рейсовым лунником, я плыл на трансленге к зданию космопорта. Это белое здание, знако- мое до мельчайших подробностей, сейчас выглядело необычно. Не сразу я понял, в чем дело. Вокруг плескалась весна - неж- ной зеленью газонов, легким дымом распустившихся акаций. Весна была разлита и в воздухе - пряном, свежем, чуть пока- лывающем ноздри изумительной прохладой. Что наши ионизационные установки по сравнению с чудом земного весеннего воздуха! Не дожидаясь, пока транслента остановится, я спрыгнул с нее и широко зашагал по молодой траве к балюстраде, за кото- рой толпились встречающие. Андры среди них не было. Я раз и два прошел вдоль балюст- рады. Со мной здоровались незнакомые люди. Какой-то веснуш- чатый малый крикнул: - Привет, Улисс! Ну как - больше не встречал привидений? Но Андры не было. Что могло ей помешать прилететь в кос- мопорт? Я прошел сквозь здание космопорта и устремился к станции аэропоезда, и тут чуть не налетел на меня Леон Травинский. За ним поспешала раскрасневшаяся, улыбающаяся Нонна. - Вечно я опаздываю, - сказал Леон, стискивая мне руку. - Привет, Улисс! А Нонна, бурно дыша, выпалила, что Андра попросила их встретить меня. На сегодня неожиданно назначен отчет экспе- диции, недавно возвратившейся из Конго, и Андре поручено сделать один из докладов. Надо поторопиться, может, мы еще успеем на ее доклад. До ближайшего аэропоезда оставалось двадцать минут, и мы, конечно, не стали ждать. Мы побежали на площадку реапланов, хорошо еще, что не все расхватали, и нам достался трехмест- ный типа "гепард". Ничего, быстролетная машина. Автопилот принял программу, "гепард" помчался на севе- ро-запад. Под нами поплыла серо-желтая пустыня, нарезанная каналами на ровные прямоугольники, собственно, уже и не пус- тыня - вся в зеленых и белых пятнах, и сюда добралась весна, а дальше пятна слились в сплошной пестрый ковер, пошли мель- кать дома, дома, мачты инфор-глобус-системы, и вот уже шес- типалая дельта реки в зеленой оправе берегов, а слева-голу- бое и серебряное мерцание моря... Я наслаждался сменой пейзажей и скоростью и предвкушением встречи. Давай, "гепард", нажимай, милый! Я представлял себе Андру на кафедре докладчика - она говорит быстро, увлеченно, глаза блестят, а прическа какая-нибудь новая... Ух, как бушует весна, разлилась зеленым морем вокруг кор- пусов Веды Гумана! Знакомый вестибюль факультета этнолингвистики. Прыгая че- рез ступеньки, я понесся на второй этаж, в конференц-зал. Леон и Нонна еле поспевали за мной. Я влетел в одну из раскрытых дверей и остановился в про- ходе. Резкий высокий голос несся навстречу-нет, не голос Андры. Внизу изогнулся полукругом длинный стол, за ним сиде- ло человек десять-двенадцать, вон красивая голова Стэффорда, а рядом с ним молодая женщина в желтом костюме и темных оч- ках... Да это же Андра! Надо же - родную жену не узнал! Но что за очки на ней? И почему волосы гладко стянуты к затылку, никогда она раньше не стягивала... Не спуская с нее глаз, я тихонько пошел вниз меж скамей, амфитеатром спускающихся к полукруглому столу. Сел на сво- бодное место сбоку и стал мысленно взывать к Андре: "Посмот- ри на меня, я здесь!" Но Андра, как я уже упоминал, не вла- дела менто-системой. Она сидела, слегка наклонив голову на- бок, и внимательно слушала оратора. Ничего не поделаешь, придется потерпеть. Говорил пожилой негр со сморщенным маленьким лицом, он сидел между Андрей и высоким загорелым юношей, в котором я узнал Эугеньюша, надежду этнолингвистики. И тут я понял, что негр вовсе не сидит, а стоит, ну да, это тот самый пиг- мей-этнограф, о котором Андра мне не раз рассказывала. Забыл его имя: не то Ндау, не то Нгау. Я прислушался к его резкому голосу. - ...глубоко вошла в быт моего народа, и я приветствую, что экспедиция не ограничилась одними этническими и лингвис- тическими исследованиями. Вопрос о вырождении пигмеев ныне снят окончательно. Но встает вопрос о будущем... Андра принялась листать блокнотик. Я следил не отрываясь за быстрыми движениями ее пальцев. Все, что она делала, нра- вилось мне, каждый жест, каждое движение. Вот только темные очки не нравились, я хотел видеть ее глаза. - Методика воздействия на наследственность, - продолжал между тем Ндау или Нгау, - не вызывает сомнений. Химфизики полагают, что эволюция завершится примерно через двести лет и пигмеи достигнут среднеземного роста. Но! - Тут он сделал паузу и вытер лицо платком. - Мы не вправе рассматривать проблему пигмеев в отрыве от проблемы перенаселения. Общеиз- вестны трудности, возникшие ныне с расселением человечества на планетах Системы. Венера, в сущности, потеряна. Заселение Марса идет крайне медленно в силу технических и энергетичес- ких причин. Что же остается?.. - Выход в Большой космос! - крикнули из зала. Мне показалось, что это Леон. - Выход за пределы Системы - авантюра, - сказал негр. Только я хотел вмешаться, как вдруг - возмущенный голос Нонны: - Надо выбирать слова, старший! И надо следить за текущей информацией. Закончено проектирование корабля, который... - Слежу и знаю, - резко прервал ее Нгау. - Не мешай мне говорить, женщина. Лично я не верю в преодоление парадокса времени, но допустим, такой корабль действительно будет соз- дан... - А полет Улисса Дружинина? - гаркнул кто-то сверху. - Как можно не верить в факт? Стэффорд ударил молоточком по столу и попросил не преры- вать оратора. - Даже если будет создан такой корабль, - продолжал Нгау, - потребуется много десятилетий на разведку. И даже в том оптимальном случае, если будет найдена хотя бы одна пригод- ная для жизни планета, понадобится не менее столетия для ее освоения. Я предлагаю другой путь. Надо разработать методику постепенного уменьшения роста людей. - Уменьшения? - опять гаркнули сверху. - Ты хочешь всех превратить в пигмеев? - Нет, этого мало, - спокойно возразил Ндау. - Когда все люди уравняются в росте с пигмеями, уменьшение должно про- должаться - общее для всех. Пигмеи тоже слишком крупны. - До какой величины ты предлагаешь уменьшаться, Нгау? - спросил Стэффорд. - До биологически допустимой, Стэф. Я не утверждаю, что это единственно возможное решение проблемы. Но если не будет найдено других путей, то оно может оказаться наиболее ради- кальным. Планета станет просторнее, а пищи и прочих матери- альных благ понадобится значительно меньше. - Ну конечно, - раздался иронический голос. - Горсти хлебных крошек и ложечки воды хватит на целую неделю. Но не опасаешься ли, что нас загрызут муравьи? - И вообще - как быть с другими животными? - выкрикнула Нонна. - Их всех тоже уменьшать? - А дома? - Выкрики нарастали лавинообразно. - А техни- ческие средства цивилизации? - Поломаем все! Вернемся к первобытной радости жизни! - Переселимся в скворечники! - Что вы резвитесь, как первоклассники? - крикнула Андра. - Предлагается идея, пока только идея. Новизна и необычность требуют серьезного подхода, а вы... Ее возмущенный голос потонул в нестройном хоре. Стэффорд стучал молотком, безуспешно пытаясь водворить тишину. А Нгау, маленький упрямый человечек, спокойно стоял посреди этого урагана. Потом шум стал стихать, и тут знакомый голос произнес медленно и как бы задумчиво: - По-моему, не надо уменьшаться. Есть другой путь. Голос Феликса! Я привстал и увидел его лохматую голову на тонкой шее, раньше я не замечал, что у него такая тонкая шея, или, может, он похудел? Он сидел на несколько рядов ни- же меня. - Какой путь ты имеешь в виду, Феликс? - осведомился Стэффорд. - Я могу показать, - ответил тот нерешительно, - но это пока только формулы, боюсь, что вы... Я еще не думал, какое для них найти словесное выражение... Диспут окончился, но мне не сразу удалось протолкаться к Андре. Могучие спины этнолингвистов загородили ее от меня, проходы были забиты. Действительно, тесновато стало на шари- ке, подумал я, протискиваясь вниз. Вдруг я оказался притер- тым к Феликсу. - Привет! - Я попытался высвободить руку, чтобы хлопнуть его по плечу. - Как поживаешь, потрясатель основ? Он пробормотал нечто неразборчивое, в глазах у него мель- кнуло не то удивление, не то испуг. В следующий миг он рва- нулся вверх, чуть не опрокинул седоусого гуманитария, бочком пролез меж двух полинезийцев и был таков. Что еще за стран- ная выходка? Наконец я пробился к Андре. Она убедительно доказывала что-то Стэффорду, тот слушал ее с доброй улыбкой, Эугеньюш заметил меня, сказал Андре несколько слов на незнакомом мне языке, с прищелкиванием. Андра живо оберну- лась... - Ох, Улисс! У нее опустились руки и как-то поникли плечи - будто она вдруг обессилела. Целоваться на людях не хотелось, я взял ее узкую руку в свои ладони. Ну вот. Теперь все в порядке. Те- перь не выпущу твоей руки, пока Самарин не объявит глобаль- ные розыски некоего Улисса Дружинина, пилота всевозможных линий. Я, конечно, слышал, что говорили вокруг. Слышал, как Стэффорд, обращаясь ко мне, нахваливал Андру за кипучую просветительскую деятельность в пигмейских деревнях. Слышал, как Эугеньюш рассказывал что-то смешное про Андру - как она училась пигмейским танцам и преуспела в них. Я и свой голос слышал. Я отвечал на шутки и приветствия, нескладно острил. Но мысли мои были заняты только Андрой, я не мог оторваться от нее. Только на какой-то миг я отвел глаза и встретил взгляд Леона. Он смотрел на меня серьезно, без улыбки, и по- щипывал двумя пальцами себя за мочку уха. Потом я услышал голос Стэффорда - он разрешил Андре не являться на вечернее заседание конгресса. На редкость умный человек! Я горячо его поблагодарил. Я похлопал бы его по плечу, если б не разница в возрасте. Хорошо бы выучиться повязывать платок вокруг шеи с таким же небрежным изяществом, как это делает Стэффорд. Мы выбрались из конференц-зала, и я все держал Андру за руку, сухую и горячую. В высоком небе шла весенняя игра солнца и облаков. Нале- тал ветер, ошалевший от весны, и березы сквозь зеленый дым махали белыми руками, все вокруг было полно движения, вспы- шек света, колыхания теней. - Что за очки на тебе, русалочка? - Ой, ты знаешь, в Камеруне было такое палящее солнце, что у меня воспалились глаза. Как тебе леталось, Улисс? - Плохо леталось. Слушай! Прежде чем мы превратимся в ко- зявок по рецепту Нгау, я хочу тебя поцеловать. А то ведь и губ не различишь. - Нет, нет, Улисс... Разве можно на дороге? Нас увидят... - Пусть видят. - Нет, нет! - Она все же уклонилась. - Куда мы идем, Улисс? - Домой, конечно. Сейчас прыгнем на трансленту и поедем домой. Как поживает наш верный мажордом? - Знаешь что? - Андра остановилась. - Давай зайдем в ка- фе. Я очень голодна. - Давай. Я, кажется, с утра ничего не ел. В этом кафе на станции трансленты мы бывали и прежде. Снаружи увитое виноградным вьюнком, оно было расписано внут- ри фресками, которые мне нравились. Тут была чуть ли не вся история мореплавания. Полинезийский катамаран мирно соседс- твовал с ощетинившимся копьями кораблем викингов. "Чайный" клипер взлетал на гребень волны, а дорогу ему пересекал бе- лый красавец лайнер прошлого века. Тут были корвет "Витязь", и "Фрам", и затертый льдами "Челюскин", и "Кон-Тики", и сов- ременные быстроходные суда, не знающие качки. За столиками группками и в одиночку сидели студенты Веды Гумана. Многие из них кивали и улыбались Андре, когда мы проходили к свободному столику у окна. Кое-кто салютовал и мне. Мы сели и заказали роботуофицианту еду и питье. Неподалеку от нас шел довольно шумный разговор. Отчетливо донесся самоуверенный голос: - Примитивная мысль, ни капли чувства, вообщеничтожество. - Ах, верно, - подхватил женский голос, - я всегда это говорила. Я оглянулся и увидел парня с зачесом на лоб и презритель- но выпяченной нижней губой. К нему прислонилась плечом хоро- шенькая толстушка. Еще трое сидело с ними за столиком, заты- лок и разворот плеч одного из них показались мне знакомыми. - Сними очки, русалочка, - попросил я. - Здесь свет не яркий. Помедлив немного, Андра сняла очки и принялась крутить их на столе. - А знаешь, - спешил я поделиться своей радостью, - у ме- ня появилась сестренка - там, на Венере. Сабина! Черноволо- сая такая малышка, с куклой. Здорово, правда? Вместо линей- ной генеалогии опять появится разветвленная... Постой, кем же она тебе приходится? Ну, как это называется... кажется, золовка, да? - Да... кажется... - Против ожидания, Андра нисколько не обрадовалась благоприобретенной родственнице. - Ты чем-то расстроена? - спросил я. - У тебя грустные глаза. Она выпрямилась и вскинула на меня взгляд, и вдруг я по- нял не знаю каким - шестым или седьмым - чувством, что слу- чилось страшное, непоправимое. "Не надо, молчи!" - хотел я крикнуть... - Улисс... мы столько времени не виделись, я столько должна тебе рассказать... - Не надо, - услышал я словно бы со стороны свой голос. - Я очень много пережила за это время... О черт! "Столько времени", "это время" - к чему тянуть? - Кто? - спросил я, с трудом шевеля языком. - Этот... Эу- геньюш? - Да ничего подобного, ничего подобного! - быстро загово- рила она, наклонясь ко мне. - Ничего подобного не было, ты не имеешь права так думать обо мне, здесь совсем другое... - Другое? - переспросил я. И тут меня осенило. С ошелом- ляющей быстротой пронеслись обрывки впечатлении, сцепляясь в одно целое, - пристальный взгляд, просверливший мне затылок, и жирная красная надпись на пленке среди формул: "Андра", и сегодняшний испуг, и поспешное бегство... - Феликс, - сказал я. - Ни разу, ты слышишь, ни единого разу он не обмолвился о своем чувстве, да и вообще никогда мы не оставались наедине, он сторонится меня. Но ведь не скроешь... Я думала, моя по- ездка в Африку покончит с этой нервотрепкой. Нет. С ним пря- мо не знаю что творится, какие-то чудачества... да нет, не чудачества-срывы. Ты же знаешь, какой он... - Андра, уедем отсюда, уедем, улетим в Конго, на Луну, куда хочешь, вот сию минуту, куда глаза глядят... Родная, уедем, уедем, - заклинал я ее с внезапно пробудившейся верой в спасительность расстояний. - Не говори сразу "нет", поду- май, вспомни, как было нам хорошо. Андра! Я продолжал еще что-то говорить, боясь остановиться, бо- ясь окончательности, но уже знал, что все кончено. Плыли корабли на фресках, уплывало короткое мое счастье, бородатый бог хмуро глядел на меня с паруса "Кон-Тики". Я умолк. Там, сзади, трахнули кулаком по столику, зазвенела посу- да, тот же раздраженный голос произнес: - Полная бездарность, и никто меня не переубедит! Я машинально оглянулся. Парень с презрительной губой дер- жал в поднятой руке стакан, толстушка продолжала льнуть к нему. Тот, со знакомым разворотом плеч, повернул голову в профиль, это был Костя Сенаторов. Давно мы не виделись, но сейчас мне было не до него. - Едоки, - сказала Андра, взглянув на шумную компанию. Я налил вина ей и себе. Она положила на мою руку свою, сухую и горячую. - Ты сильный, Улисс. Еще бы, подумал я, отводя взгляд, чтобы не видеть стра- дальческого выражения в ее глазах. Еще какой сильный! - Он невероятно беззащитен. И живет так неприкаянно... - Нет, - сказал я, - не из жалости к нему ты уходишь. Уж лучше молчи... Злость, обида, нестерпимая боль переполняли меня. Я зал- пом выпил вино. Кто говорил, что вино спасает от горя, приг- лушает отчаяние? Чепуха все это. Я сидел трезвый, как соба- ка... как глупый побитый пес... Молчи, Андра, не нужно ничего объяснять. Знаю, ты была искренна, говоря, что тревожилась за меня, когда я ушел в безрассудный полет. Ты не лгала, нет, нет, не лгала, когда уверяла меня (и себя), что мое примарское происхождение тебе безразлично. Но, как видно, память прочно хранит впечатления детства... воспоминание о том, как чуть было не погиб Том Холидэй, твой отец. Как бы мы ни пытались забыть, зашвырнуть прошлое в дальние, глухие углы памяти, ничего не выйдет, оно всегда с нами. А может, не в этом вовсе дело? А просто... ну вот, совсем просто: ты исчерпала меня и уходишь к другому... Ненавижу этого гения! Я посмотрел на Андру. Она беззвучно плакала, наклонив го- лову и прикусив губу. Жалость? Пусть жалость, пусть все, что угодно. Только не могу я видеть, как ты плачешь. Ни в чем тебя не виню. Ты та- кая, какая есть. - Не плачь, - сказал я. - Ты права. "Какой же ты мужчина?" - читал я в осуждающем взгляде бо- родатого бога. "Идиот!" - потрясали копьями викинги. "Сумасшедший!" - вкрадчиво шелестели за окном плети ви- ноградного вьюнка. - Ты нужнее ему, - сказал я. - Все равно у нас не жизнь, а сплошная разлука. А потом я улечу надолго, Может, до конца жизни... Не плачь. Вот, выпей вина, Андра покачала головой. ...Я смутно помню, как очутился на этом трамплине, над ослепительной полосой искусственного снега, круто уходящей в голубую бездну. Я даже не помнил, как называется этот дивный курортный городок в гуще Тюрингенского леса и как мы туда попали. Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю, как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как закрепил на ногах лыжи и выпрямился, чтобы набрать воздуху перед прыжком... Нет, не с этого надо начать. Не с этого. По-настоящему хорошо я помню только, как уходила Андра. Я убедил ее, что нет смысла пропускать вечернее заседание конгресса, и она, приведя в порядок лицо, медленно пошла меж столиков к выходу. Я не смотрел на нее, но слышал каждый ее шаг. Каждый шаг-будто удар по сердцу. Ты-силь-ный-Улисс-ты-силь-ный... Потом я увидел ее в окно. Она остановилась на площадке перед кафе, в желтом костюме под распахнутым черным пальто, и оглянулась на окна кафе. Я поспешно отвел взгляд. Подперев подбородок кулаком, я смотрел на черный борт "Челюскина", зажатый льдами. Не пом- ню, сколько времени я так сидел. За окном стало смеркаться, в зале вспыхнул свет. Надо было куда-то девать себя. Я взял свой стакан и направился к Косте Сенаторову и его шумной компании. И вот с этого момента в памяти у меня появились провалы. Помню, как парень с презрительной губой - звали его Готф- рид, но называли уменьшительно: Готик, - держа в одной руке стакан, а другой обнимая меня за шею, читал свои стихи. Толстушка восторженно смотрела на него и шепотом повторяла за ним слова. Костя подливал мне вина. Был еще там на ред- кость жизнерадостный брюнет с усиками, он то и дело прини- мался бурно хохотать, даром что в стихах не было ничего ве- селого. Рядом с ним сидел молчаливый человек с печальными глазами навыкате, он наливался вином, его тонкие нервные пальцы слегка дрожали. Мне стихи надоели, я стряхнул с себя руку Готика. - Что, не нравится? - воинственно спросил он, жарко дыша мне в лицо. - Нет, - сказал я. - Ну, так уходи отсюда! - закричал Готик. - Иди к своему Ребелло, к Травинскому, ко всем этим бездарностям. Иди и слушай их дурацкую писанину! Костя одним движением руки отодвинул его от меня вместе со стулом. - Сиди, - сказал Костя и налил мне еще вина. - Никуда я тебя не пущу. Сто лет не виделись. Не обращай на него внима- ния, - кивнул он на Готика. - Он парень ничего, только надо к нему привыкнуть. Надо было уйти. Но куда? Дома у меня теперь не было. Дом стоял с темными слепыми окнами. Из тумана выплывали лица, я слышал обрывки фраз, голос Кости гудел над ухом... - Славные ребята... Вот этот, черный, марсианин, знаешь какой веселый? Начнет всякие истории... держись! Ему скоро на Марс возвращаться. Завтра, кажется... Доктор тоже... Не смотри, что он молчит. Проснулся я в номере какой-то гостиницы и так и не сумел вспомнить, как сюда попал. Я подошел к окну. За ажурными мачтами инфор-глобуса текла спокойная, серебристая на утрен- нем солнце река. На том берегу виднелась окраина города, старого и тесного. Я видел, как из дверей гостиницы выходили люди и направлялись к станции трансленты. Голова у меня была тяжелой, и не было спасения от тоски. Вошли Костя с Марсианином. - Ну как, выспался? - закричал Костя с порога. - Одевай- ся, пойдем перекусим! Неман хорош, а? Красавица река! Выку- паться не хочешь? Нет? Ну и не надо! - Он засуетился, полис- тал расписание аэропоездов, бросил, схватил графин с ка- ким-то освежающим напитком, заставил меня отпить. Марсианин, еще сонный, топорщил черные усики. - Эх, ребята, - сказал он, зевая, - кончается мой отпуск. Надо на Марс возвращаться. - Он у тебя неделю назад кончился, - заметил Костя. - Ну и что? Не могу я, что ли, еще недельку погулять? По- жил бы ты с мое на Марсе... Вот завтра улечу от вас. А се- годня погуляю еще. Долго вы будете собираться? - Ты пойди в кафе, закажи что-нибудь, - сказал Костя, - а мы сейчас спустимся. Марсианин вышел. - Славный малый, - сказал Костя, сев на подоконник. - Он знаешь кто? Техник на климатической установке. Там, на Мар- се. Одевайся, Улисс, чего ты стоишь как приклеенный? Сколько мы не виделись! Знаю, ты занят, летаешь, но хоть разок выз- вал бы меня по видео, а? Ладно, ладно, знаю... С тобой вче- ра, если не ошибаюсь, Андра сидела, студентка Веды Гумана, она что - жена? - Нет, - сказал я. - А ты тоже в отпуску? - Я? Понимаешь, Улисс, надоело на батискафе. Ну что это - водоросли и водоросли. Не по мне эта подводная агротехника. Я, знаешь, может, в Гренландию махну. Там огромную ремонтную базу строят, им вертолетчики нужны позарез. Как ты думаешь? - Неплохо, по-моему. - Boт и я так. Хоть на вертолетах полетать... На днях махну туда. Может, завтра... - Костя, - сказал я, натягивая брюки, - как мы очутились тут, на Немане? Он спрыгнул с подоконника, забегал по комнате. - Ты вчера заснул! Сидел, сидел, и вдруг-хлоп, заснул. А мы как раз собирались лететь с последним аэропоездом. У нас Доктор... как бы сказать... не забывает в расписание загля- нуть. Он знаешь какой славный? Молчаливый немного... Ну, мы взяли тебя под руки... - Ясно, - сказал я. - Пойдем. Когда мы выходили из комнаты, загудел мой видеофон. Я вы- тащил его из кармана и швырнул на кровать. Внизу, в гостиничном холле, у стола администратора стоял Доктор. Мы с Костей подошли к нему. - Возможно, нам придется задержаться на два-три дня, - говорил Доктор. - Как вам угодно, - с ледяной вежливостью ответил адми- нистратор. - Никто не вправе вас торопить. Я говорю лишь о том, что получатся крайне неприятно, если приедут занятые люди и придется им отказать за нехваткой мест... Костя потащил меня в кафе. Там уже сидел за столиком Мар- сианин. В высоких стаканах пенилось золотистое вино. Мы вы- пили, и Марсианин принялся рассказывать какую-то историю, то и дело взрываясь хохотом. Пришел Доктор. Он залпом опорожнил свой стакан и сказал тихим голосом, что здесь ничего инте- ресного нет, и, пожалуй, лучше всего будет улететь аэропоез- дом в шестнадцать сорок. Пальцы у Доктора слегка вздрагива- ли. - Куда вы хотите лететь? - спросил я. - Да, в общем-то, все равно, - сказал Костя. - Этот поэт, что вчера с нами сидел, кажется, на Цейлон собирался. Может, махнем и мы? А, Улисс? Я выпил еще. - Костя, - сказал я, - мне надо разыскать одно лесное озеро. Не знаю, где оно лежит, но оно где-то есть. Вокруг лес... и белый домик на берегу... башенка такая с красной островерхой крышей. - Озеро с башенкой? Знаю! - вскинулся Костя с таким пы- лом, словно всю жизнь только и мечтал показать мне это озе- ро. - Знаю, где твое озеро, - в Татрах! Или в этих... ну, рядом... в Бескидах! Едем! В горах было холодно, зима здесь что-то на редкость затя- нулась, и, конечно, никакого озера мы не нашли. Налетела свирепая метель, загнавшая нас в какую-то бревенчатую хижину с резными темными панелями. Туманно припоминаю, как мы сиде- ли в этой хижине за длинным столом и пили. Было многолюдно: тут укрылись от непогоды туристы и лыжники. Группка парней поглядывала на меня, я услышал, как один сказал: "Да нет, не может быть. Тот пилот, а этот больше на едока смахивает". Я вышел на крыльцо, снег и ветер накинулись на меня, залепили лицо. Я побрел, не глядя, проваливаясь в сугробы. Чья-то ру- ка схватила меня за шиворот, сквозь вой метели я услышал злой Костин голос: - Рехнулся?! Тут же пропасть... Потом, не знаю, сколько дней прошло, я проснулся ночью от стука в дверь. Я потащился к двери, приоткрыл ее. Пожилая женщина, гостиничный администратор, спросила: - Ты Улисс Дружинин? Тебя срочно требуют к инфору. - Кто требует? - Травинский, - сказала она. Я тупо смотрел на черную ленточку в ее седых буклях. - Скажи ему, старшая, что... я уехал. Меня здесь нет... Женщина поджала губы и, не ответив, ушла. Я поспешил к Косте. Спустя полчаса мы поеживались от предутреннего холода на станции аэропоезда. Мы нигде не задерживались. Если бы мы могли обходиться без кафе и гостиниц, то и вовсе не показывались бы людям на глаза. Неведомая сила - так, кажется, писали в старых рома- нах? - неведомая сила гнала нас вперед и вперед. Мелькали города. Мы бродили в какихто лесах, выходили сырыми тропами к каким-то озерам. Все было не то, не то... Незаметно исчез Марсианин. Зато к нам присоединился Поли- карпов, которого я невзлюбил с первого взгляда. У него был аккуратный зачес на косой пробор и одутловатое лицо, как будто он держал воду во рту. Он радостно захихикал, когда узнал, что я тот самый пилот, который... ну, и так далее. - Вот! - сказал он, глотая окончания слов. - Наглядный пример. Разве честный челаэк выдержит засилье всех этих нич- тожных конструкторов-изобретателей, Боргов всяких, Феликсов Эрдманов... - Пошел ты ко всем чертям! - сказал я. Костя поспешил нас мирить. Поликарпов был обижен на чело- вечество, отвергнувшее какие-то его изобретения. Однажды он пытался показать нам фильм, проектируя его на собственные ногти, покрытые особым составом. Этот состав он изобрел. И еще что-то в этом роде. Он показывал копии своих писем в Со- вет изобретателей, начиненные ядом и завистью. Он отыскивал в газетах сообщения о новых изобретениях и комментировал их с гадким ехидством. Чужого успеха этот человек с благообраз- ной внешностью не переносил совершенно. Как-то раз я пригрозил набить ему морду, и он отвязался от нас. Мы мчались дальше. Мы то и дело сворачивали от магист- ральной евразийской трассы, снова возвращались на нее, пет- ляли, словно за нами шла погоня. Я знал, что меня разыскива- ют по инфор-глобус-системе. На какой-то станции, только мы вышли из кабины аэропоезда, загремело радио: "Улисс Дружи- нин, тебя просят срочно пройти к инфору". Мы сидели втроем на зеленой траве, перед нами высился ги- гантский памятник в честь какой-то старинной битвы. С верши- ны памятника, опершись на мечи, слепо смотрели воины, над ними медленно плыли пухлые облака. Костя озабоченно листал карманный атлас. - Может, мы не там ищем, Улисс? - сказал он. - Может, оно не в Европе вовсе, твое озеро, а где-нибудь в Америке? - Может быть, - сказал я, с тоской глядя на каменных вои- нов. - Белая башенка с красной крышей, - вслух размышлял Кос- тя, морща лоб. - Теперь такие не строят. Значит... Постой... Постой... Белая башенка под красной... Ну конечно, это ста- ринный романский стиль! Верно, Улисс? - Не знаю, - сказал я. Мне было все равно, какой стиль. Не найти мне моего озера... - Давайте, друзья, махнем в Южную Америку! - заявил Костя неестественно бодрым голосом. - А? Полно озер, всяких там памятников испанской старины... И португальской... А? Как думаешь, Доктор? - Вот что я думаю, - медленно и тихо отозвался Доктор, вертя в пальцах зеленую былинку. - Поигрались - и хватит. Нет нигде твоего озера... "Есть, где-то есть", - подумал я, но не стал спорить с Доктором. - Тебе с нами не по дороге, Улисс. Возвращайся к своим... к своему делу. - А ты? - сказал я. - Почему ты не возвращаешься? Он не ответил. Костя тоже молчал, низко опустив голову. Не помню, как мы очутились в курортном городке в гуще Тю- рингенского леса. Никогда я не видел такого сияющего неба, таких прекрасных старых елей. Толпы курортников стекались к трамплинам-шли состязания горнолыжников. Мне почудилось, будто в толпе мелькнуло озабоченное лицо Робина. Да нет, от- куда ему здесь быть, он за четыреста тысяч километров отсю- да, в Селеногорске... Может, я выпил утром слишком много вина, только мне взбрело вдруг в голову прыгнуть с трамплина. Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю, как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как закрепил на но- гах лыжи. Потом выпрямился, чтобы перевести дух. Полоса ис- кусственного снега уходила в голубую бездну, терялась в тем- но-зеленом разливе леса. Голова кружилась. Мелькнула мысль, что в таком состоянии вряд ли я смогу... вряд ли удержусь, приземляясь... Ну и хорошо... Вот и прекрасно, лучше не при- думаешь... Я набрал полную грудь воздуха и вынес вперед палки, чтобы как следует оттолкнуться... В тот же миг кто-то, пыхтя и шумно отдуваясь, обхватил меня и рванул назад. Я потерял равновесие, упал... - Пусти! - прохрипел я. Робин - все-таки он был здесь, а не на Луне - рывком под- нял меня на ноги, и тут же кто-то второй вцепился в мою ру- ку. Это был Леон. Они повели меня к эскалатору. Лица у них были мокрые от пота, и оба никак не могли отдышаться. Я не сопротивлялся. Просто не было сил, Глава шестнадцатая НА ВЫСОКОМ ВОЛЖСКОМ БЕРЕГУ Был вечер. Я лежал в кресле-качалке и смотрел на звезды, пылающие в черном небе. Звезды, звездные моря... Их видели тысячи лет назад астрономы Древнего Египта и Древнего Шумера. Их видели Гиппарх и Аристотель. На них нап- равил первый телескоп Галилей. Под этими самыми звездами был заживо сожжен непреклонный Джордано Бруно, не пожелавший от- казаться от идеи бесконечности Вселенной и бесчисленности обитаемых миров. Вы, равнодушные, недосягаемые! Намного ли приблизилось к вам человечество с тех пор, как отпылал костер Бруно? Мы знаем о вас много. Мы вышли на окраину Системы. Наши радиозонды обшаривают галактики, и вот уже несколько десяти- летий идет диалог с Сапиеной - другим островком разумной жизни. Но значит ли это, что мы приблизились к вам, звезды? Правда, был наш отчаянный прыжок. Мы с Робином первыми из людей выбрались "за берег, очерченный Плутоном". И все же - нет, мы не приблизились. Высунули на какой-то миг нос из ворот - и скорей обратно. Обратно, в обжитое пространство, к привычным полям тяготения, в нормальный бег времени. Ишь куда захотели, смутьяны! А ну, давай назад! Костер Бруно? Бросьте! Иные времена на дворе. Получите дисциплинарное взыскание. И запомните раз и навсегда: су- ществует целесообразность. Ее Величество Целесообразность, если угодно. Все, что делается ей вопреки, - нелепо, бесс- мысленно. Вот - признано целесообразным спроектировать ко- рабль на принципе синхронизации времени-пространства. Он уже спроектирован,и проект утвержден, это хороший проект. Конс- трукторский гений Борга блестяще дополнил теоретический ге- ний Феликса, и в результате было найдено простое решение. И уже размещены по заводам заказы. Будут построены два экспе- риментальных корабля. Чего же ты хочешь, упрямый человек? При чем тут, на са- мом-то деле, костер Джордано Бруно? Вон сверкает Большая Медведица. Продолжим ручку ковша, теперь немного вниз-вот он, Арктур, альфа Волопаса, моя звезда. Как поживаешь, оранжевый гигант? Ты тоже одинок? Послушай, не крутятся ли вокруг тебя этакие сгустки материи, похожие на наш беспокойный шарик? И не сидит ли там, в эту самую минуту, некто с тоскливыми глазами, устремленными на далекую желтенькую звезду, которую мы называем Солнцем, а о н и - как-нибудь иначе? Хотел бы я с ним потолковать. Не с паузами в тридцать или сколько там лет, а прямо, в упор. За стаканом чая. Вот только поймешь ли ты меня? - Улисс, иди ужинать! - позвал с веранды голос Ксении. Слышишь? Меня зовут. Эта женщина могла бы стать моей же- ной, но я ее не любил, и она стала женой моего друга. А жен- щина, которую я люблю... Ну, тебе этого не понять. У вас там, наверное, все проще. Сплошная ясность и полное удовлет- ворение, а? Вы там отчаянно умные. Постой, но почему же, в таком случае, у тебя тоскливые глаза? - Улисс, ты слышишь? - Слышу. Иду. Я прошел по садовой дорожке меж кустов смородины и под- нялся на веранду. Вот уже четыре дня, как Робин привез меня сюда, в дом Грековых на высоком волжском берегу. Странный дом: первый этаж сложен из старинного кирпича, второй - деревянный, рез- ные ставни и крылечки, башенка на углу. К нему примыкает современная пристр