тавляемому им в вязкой среде межреальности, образованной Гранями Миров - пространстве между Пространствами, получившем название Перепутье. И Гвидион продолжал свой путь, отгоняя прочь тревожные мысли, хотя у них и были все основания. Первый же Мир, который он решил посетить, отказался пропустить его. От Мира Мертвых, или Аннона, как звали его друиды, глупо было бы ждать гостеприимства, но прежде Гвидиону всегда удавалось проникнуть в него без особых трудностей. Мглистые Камни - древние каменные мегалиты, выстроенные еще Фоморами и названные ими Великим Путем, не только позволяли мгновенно перемещаться в Верхнем Мире, но соединяли многие пространства Иного Мира. Конечно, Мглистые Камни пропускали далеко не всех, но Гвидион давно уже научился странствовать без помощи Камня Власти и магических ухищрений. Но в этот раз Мглистые Камни Поэннина исказили путь, и вместо Аннона мага приняли туманы Перепутья. Может, и прав был Инир, что время для путешествия выбрано не самое удачное. Возможно, Гвидион совершил какую-то ошибку. Впрочем, это вполне могло быть и своеобразной шуткой короля Аннона, к которым тот был весьма ра! сположен, несмотря на свой важный вид и внушительный возраст. А тягаться с ним в силе не входило сейчас в планы Гвидиона. Теперь он утешал себя тем, что такое довольно часто случалось с друидами. Маг знал другой путь в Аннон, не такой простой, но зато множество раз проверенный кельтскими жрецами. Он уже начал терять надежду выйти из территории ночи, когда небо посветлело, темнота рассеялась. Наступало утро, бессолнечное серое утро безрадостных земель. Перед ним расстилалась тускло освещенная пустыня, где-то на горизонте темнели острые скалы, словно клыки гигантской разинутой пасти. Серый песок лежал бездвижно мелкими барханами. И если в этой пустынной местности и был кто-нибудь, то ни одно существо не выдавало своего присутствия. Лишь шуршащая тишина, серый песок, бледное небо и клыки черных скал на горизонте составляли убогий ландшафт этой местности. Гвидион чувствовал в себе легкую дрожь, было холодно и как-то особенно неприятно, словно вот-вот вырвется из-под ног земля, закружится и унесется прочь, а он утонет в Нижних Мирах, проваливаясь из одного в другой, не в силах создать для себя твердую поверхность ни в одном из них. Гвидион, закутавшись поплотнее в свой шерстяной плащ, побрел в сторону самой большой горы. Это было нескончаемое путешествие, трудный и неприятный путь по пескам к вечно отдаляющимся горам. Порой налетала песчаная буря, холодная, безветренная, никакого движения воздуха, словно не ветер, а чья-то мысль заставляла вздыматься клубы серого песка и нестись по земле. Бури возникали неожиданно, Гвидиону негде было скрыться от них, и он кидался на землю, как только видел приближающуюся серую пелену, укрывал голову плащом. Проходили бури так же, как появлялись, - моментально, Гвидион быстро сбрасывал с себя наметенный бурей песок, кое-как отряхивал одежду и шел дальше. Могло сложиться впечатление, что человек брел по пустыне в надежде достичь горы, но Гвидион знал, что они недосягаемы. Горы служили ему лишь направлением, чтобы не ходить кругами. Неопытный странник мог навсегда остаться в этом пространстве, так и не найдя выхода ни в Верхний, ни в Нижний Мир. Эти безрадостные серые пески могли свести с ума кого угодно. И Гвидион уже начал беспокоиться, когда различил наконец на фоне однообразного пейзажа небольшое углубление, едва заметное среди барханов. Отличало его то, что песок около него был совершенно бездвижен. Гвидион замер за несколько шагов до этого места, поморщился от неприятных предчувствий, перехватил покрепче дорожный посох, проверил, хорошо ли укрыты птицы у него под плащом, надежна ли перевязь, держащая заплечную сумку. Потом вздохнул, так и не сумев избавиться от гримасы неприязни, обреченно побрел в сторону углубления, ссутулившись, повесив голову, внушая себе на ходу, что это один из самых безобидных переходов среди тех, что еще попадутся ему на пути. Он еще не дошел до самого углубления, когда там, на дне, что-то шевельнулось, будто почуяло приближение живого существа. По пустыне прокатился глухой вздох, небольшая ямка начала превращаться в воронку, словно кто-то внутри мощным дыханием втягивал в себя песок. Твердь под ногами Гвидиона стала зыбкой, и он почувствовал, что теряет опору и сползает вниз. Он прижал к себе посох, стараясь побороть отчаянное желание выбраться из песочной воронки, утягивающей его на дно. Последний раз мелькнуло над головой неприветливое серое небо, песок засыпал глаза, нос, рот, сжал тело, словно в тиски. Начался провал в другой мир. Длительное и неприятное падение в песочную воронку невероятной глубины. Яркий свет вернул Гвидиона в сознание. В последние мгновения своего падения он сумел не только осмыслить происходящее, но и разглядеть сотни огней и ярких красок. Внезапно Гвидион сильно ударился, и в то же мгновение понял, что он приземлился в кресло посреди пиршественного зала. Осмотревшись по сторонам, он увидел людей, собравшихся вокруг столов, короля, восседавшего во главе пира, слуг, собак, очаги. Место, которое маг не по своей воле занял, по его положению относительно королевского трона и очагов, должно было принадлежать заезжему барду. Не самое почетное место, определил Гвидион, но и не хуже многих других. Во всяком случае это место гостя, которому гарантирована жизнь. Отвратительный способ перехода искупался тем, что Гвидиону удалось достичь того Мира, в который он стремился попасть. - Добрый друг наш прибыл, чтобы развлечь нас! - раздался громкий, слегка надтреснутый голос короля Мертвых. Гвидион встретился с ним взглядом. Черные глаза короля, обведенные темными кругами, и ярко-алые губы резко выделялись на абсолютно белом лице. Корона в черных волосах и перстни на руках сверкали разноцветными камнями, отражая свет очагов. Гвидион поднялся с места, с трудом справившись с болью в теле, и поклонился сначала королю и друидам, восседавшим вокруг него, потом гостям. - Приветствую тебя, Араун, король Аннона! - ответил Гвидион королю. - Приветствую вас, мудрейшие из мудрых! Приветствую вас, великие воины, храбростью и отвагой своей заслужившие место на этом пиру. Друиды лишь переглянулись, а воины ответили громкими приветствиями на хвалу гостя. Взгляд Гвидиона перебегал по их лицам в тщетной надежде отыскать среди них брата. - Что за песнь исполнишь ты для нашего увеселения? - спросил Араун. Гвидион ответил не сразу, достал из сумки маленький музыкальный инструмент со струнами, внимательно посмотрел на короля и друидов, пытаясь определить их настроение. - Это будет песнь о сражениях и героях, - сказал Гвидион. Король одобрительно кивнул. Гости удовлетворенно загудели, лишь друиды никак не выразили своего отношения. Призвав на помощь магическое вдохновение, Гвидион коснулся струн, доверившись окутавшим его волнам магии. Он не знал тех слов, которые будет петь, музыка под пальцами рождалась сама собой. Песнь зазвучала, приходя к нему откуда-то сверху, рождаясь вне мага, но исполняемая его голосом - голосом звездного света, голосом Вечности, голосом Гвидиона. Араун, король Аннона, подперев голову кулаком, слушал песнь о воине, державшем в руке Говорящий Меч, о его непримиримости и отваге, о боевом пыле и воинственной одержимости славного героя. О том, как шел по жизни бледнолицый герой, как вел за собой на подвиги отряды воинственных кельтов, как стяжал себе славу победителя и пал в чужой стране, сраженный рукою врага. Слезы катились из глаз Гвидиона, оплакивающего своего брата. И в этот миг на земле, в Верхнем Мире тысячи бардов, охваченные внезапным вдохновением, сочиняли и пели своим королям, вождям и воинам славную песню-сагу о величайшем вожде Медового Острова. Когда песнь закончилась, Гвидион вздохнул и отложил в сторону музыкальный инструмент. Друиды одобрительно кивали, воины выли от восторга, король утер тайком слезы, покачал головой, жалобно улыбнулся. - Мой добрый друг Гвидион, пришел ли ты ко мне с какой-нибудь просьбой или просто так решил проведать старого приятеля? От внимания мага не ускользнуло, что король назвал себя его приятелем, значит, положение Гвидиона значительно улучшилось, благодаря хорошей песне. - Великая легенда родилась на Медовом Острове, мой король. И я решил послужить тебе бардом, чтобы достойнейший из королей Острова первым услышал лучшую из песен! - произнес Гвидион и со смирением поклонился королю и друидам. Друиды одобрительно закивали, и для Гвидиона это не осталось незамеченным. - Ты оказал мне высокую честь славными речами и доставил мне великую радость своей песней, - произнес король. - Да будет эта песнь величайшей среди всех на Медовом Острове, да будет славен герой и брат твой, достойнейший из воинов. Многие, сидящие в этом зале и вкушающие хлеб мой, шли за ним. Но нет в этом зале места для достойнейшего из воинов, для короля королей, для Бренна Благословенного. Но если снизойдет он когда-нибудь до моих покоев, то уступлю ему на время пира свой трон, дабы все узрели, я, король Аннона, приветствую и признаю Короля-Ворона! Гвидион вновь поклонился королю, но теперь с искренней благодарностью, и произнес ответную речь: - Слава тебе, король, знающий, что такое благородство, слава тебе, великий воин. Лишь истинно великие и благородные способны признать не меньшее величие и благородство в других. Ты богат, и сотни бардов есть у тебя, готовых услаждать твой слух великими песнями. Но если только ты пожелаешь услышать и мою скромную песнь, то знай: призовешь Гвидиона, и он с радостью примет твое гостеприимство и будет слагать песни в твою славу и петь тебе их. По приказу короля слуги поднесли гостю рог, наполненный пенистым медовым напитком, и лучшие куски мяса. В конце пира, когда король и друиды, распрощавшись с гостями, удалились на покой, к Гвидиону подошел слуга. Низко поклонившись, он сказал: - Великий, для тебя приготовлены покои, чтобы мог ты отдохнуть, я провожу тебя. Гвидион сделал вид, что не заметил, как слуга тайком дотронулся до его плаща. Добрый знак, если даже слуги пытаются уловить себе королевскую благодать, данную гостю. И Гвидион не обманулся в своих предположениях - прежде чем показать магу место отдыха, слуга отвел его к королю. В маленькой тесной комнатушке, совсем не похожей на богатый, освещенный множеством огней пиршественный зал, король принял Гвидиона для тайной беседы. Здесь было темно и холодно, комната не имела ни окон, ни очага. Лишь лучина, воткнутая в щель между стенными камнями, тускло поблескивала, освещая небольшое пятно на покрытой плесенью стене. Гвидион понимал, что лучину зажгли исключительно для него, Владыка Аннона не нуждался ни в тепле, ни в свете. Король развалился в кресле, насмешливо наблюдая за гостем. Здесь, практически в полной темноте, когда свет и тепло не создавали вокруг короля неосязаемую плоть, Гвидион видел его истинный облик. Король Аннона указал магу на второе кресло, стоявшее напротив, и! произнес: - Не дано мне понять тебя, Гвидион. Непостижим ты для меня. Теперь назови мне свою просьбу, ибо сладкими речами ты можешь обмануть моих друидов, но только не меня. Не поверю я, что Хранитель ходит по Иному Миру для развлечения его жителей, словно бард. Говори, зачем пришел! Гвидион молчал, не отрывая взгляда от глаз короля, мерцающих в темноте бледным мертвенно-серым светом. Король Аннона чуть наклонил голову, грустно улыбаясь, наконец сказал: - Мы ссорились с тобой в прошлом и даже воевали, но все давно забыто. Я вижу, ты хочешь спросить о чем-то. Можешь задать мне вопрос. Больше Гвидион не пытался скрыть своих намерений. - Король Араун, моего брата нет среди твоих воинов. Где искать его мне, подскажи! Король прищурился, лениво потянулся и внезапно расхохотался: - Я так и знал. Знал ведь! Ох, до чего же мне завидно! И как только угораздило его стать твоим братом? Вот ведь везение. Можно хоть рога у Великого Змея обломать, будь что будет, могущественный брат придет спасать тебя, и ведь спасет, а? Даже у Змея из кишечника выудит полупереваренного, да? - Король усмехнулся. - И не надоело тебе, Гвидион, расплачиваться за его проделки? Думал я, что после того, как Мат превратил тебя в волка, ты одумаешься, ан нет. Все тебе мало. Это ж надо, Великий Гвидион из жизни в жизнь вместо великих дел лишь только и занят тем, что помогает своему похотливому братцу овладеть очередной недоступной женщиной, а потом еще столько же времени спасает его от наказания, которое за этим последовало. Гвидион выслушал всю эту насмешливую тираду без улыбки и сказал: - Напрасно повторяешь ты чушь, придуманную людьми. Поможешь мне? - Конечно, помогу. Я помогу тебе советом, мой друг. Настоящим и искренним советом. Твой брат погиб. Его нельзя спасти. Его аппетиты выросли, он не захотел ограничиться одной женщиной, он решил овладеть всем миром. Это было уже слишком, Гвидион. Я не знаю, где Бренн. Но знаю, что ему никогда не прийти на мой пир. Вот мой совет: возвращайся! Не губи вслед за Бренном и себя. Опомнись, вернись в Верхний Мир, там новая твоя игрушка льет слезы и сражается сама с собой. Ты отнял у него сердце, помоги ему сохранить душу. Пока еще не поздно, остановись! Ты сгубил Ворона, спаси хотя бы Волка. Гвидион опустил лицо, страшась поднять глаза. Неужели со стороны все выглядит так ужасно? Непостижимый! Не зря его так зовут. Даже королю Аннона не понять его. Как горько быть не понятым даже старым другом. Пустое! Он знает, что делает. Спустя тысячелетия они говорят: "Гвидион был прав!", но чаще всего они уже не помнят его слов. Какой смысл пытаться доказать королю, что Ворон не был виноват в поступках, свершаемых Зверем? Кто живет во власти Фоморов и действует по их воле, сам становится таковым. И многие скажут потом, что не случайно Балор выбрал для возрождения Древнего Врага именно Бренна, а не его старшего брата Белина, например, хотя Белин был более подходящей кандидатурой как прямой наследник королевской власти. Но он оказался слишком светел и чист, его душа не приняла чудовищное порождение Нижних Миров. Многие берутся судить то, что не в силах даже понять, а страх не придает рассудительности. Аннон успел не раз содрогнуться в ожидании возрождения Темной Империи. Кто ! борется со Светом и Мраком одновременно, не может быть понят ни тем, ни другим. Лишь жизнь поймет его, но в Анноне нет жизни. - Ты поступил, как друг, мой король, и дал мне хороший совет. И если бы я только мог, я бы последовал ему. Но ты ведь сам сказал, это я виновен в том, что стало с моим братом. Не из пустой похвальбы, не из гордости или ради славы я должен искать его, а лишь потому, что он доверял мне больше, чем самому себе. Король выпрямился в кресле, сжал пальцы, хрустнув оголенными костяшками, усмехнулся: - Я не обманывал тебя, я сказал правду. То, чего ты хочешь достичь - невозможно. И если ты порой совершаешь невозможное, то разве я виноват в этом? Если ты спросишь меня, можно ли долететь до солнца, я скажу тебе правду: это невозможно. Но если ты достигнешь солнца, Гвидион, я не очень удивлюсь этому. Я даже не слишком буду поражен, если узнаю, что ты вернешься обратно живым. Гвидион спрятал улыбку. Король заметил это и сказал: - Есть такая человеческая легенда, что прежде на земле не было огня, ты полетел на солнце и принес людям огонь. Гвидион пожал плечами: - Люди склонны выдумывать про меня всякие небылицы, в то время как мои настоящие деяния выветриваются из их памяти. Не я принес огонь на землю. Король молчал, прищурившись на слабые отблески горящей лучины. Наконец произнес: - Его нет в моем мире. Когда он падал, то здесь даже не задержался. Ищи его в Нижних Мирах, или в Мутных Мирах, или даже на Дне, конечно, если оно достижимо для тебя. Его бессмысленно искать, его невозможно спасти, но ты пойдешь за ним, Гвидион. Иди отдыхать, мой добрый друг. Завтра тебе предстоит трудный путь. Мои друиды проводят тебя к Переходу. Будешь уходить, загаси лучину. Гвидион встал и внимательно посмотрел на короля. Араун откинулся на спинку кресла, судорожно вцепившись пальцами в его подлокотники, и опустил тяжелые веки, покрытые сетью темных прожилок. Круги под его глазами приобрели лиловый оттенок. Зашуршали под потолком невидимые в темноте летучие мыши. Гвидион рассек кинжалом руку и позволил каплям густой крови упасть на маленькое пламя. Лучина с шипением погасла. Король Аннона тяжело вздохнул. У дверей Гвидион тихо промолвил: - Спасибо тебе, мой король. Прощай! Он вышел в светлый коридор замка и тоже вздохнул, с облегчением. Друиды Аннона приступили к обряду открытия Великого Пути. Гигантские столбы, заменяющие в этом мире камни, тускло поблескивали отполированными поверхностями, выбитые на них символы, подчеркнутые тенями, должны были обеспечивать защиту от внешнего вторжения. Гвидион равнодушно наблюдал за друидами. Он много раз видел эти обряды, участвовал в них сам. Он мог пройти по Великому Пути и без помощи подобных ухищрений, но теперь был рад, что догадался взять с собой магические камни, если у него возникнут трудности с Переходом, он воспользуется проверенными ритуалами шаманов Верхнего Мира. Гвидиону хотелось угодить друидам Аннона, он видел, что они чрезвычайно довольны возможностью продемонстрировать ему свои силы, и он смиренно ждал, пока жрец выложит камнями круг, повторил вслед за другими слова заклинания и даже выпил отвар, способствующий легкому восприятию Перехода. Верховный Друид Аннона вложил Камень Власти в углубление на северном столбе. Гвидион поблагодарил друидов и шагнул в выбитый на плите круг. Не было ни чувства падения, ни изменений в окружающем мире, лишь по исчезновению друидов Гвидион определил, что находится уже в другом пространстве. "Что ж, такое проникновение в мир мне больше по душе, чем шутки короля Аннона с падением в гостевое кресло, - подумал Гвидион. - Лучше уж пройти пару дней пешком в поисках местного владыки, чем посреди пира получить болезненный удар по мягкому месту". О том, что попасть можно было вовсе не в гостевое кресло, а в ту сырую, темную комнату, похожую на склеп, маг постарался не думать. Глава 11 Плащ Тьмы В новый Мир Гвидион шагнул из круга камней. Оглядевшись по сторонам, он не заметил ничего примечательного и пошел в ту сторону, где в предыдущем Мире находился замок короля Аннона. Многие Миры повторяют друг друга ландшафтами, а появление в одном из них значительного строения нередко влечет за собой возведение подобных зданий и в других пространствах. Гвидион помнил, что жилье Всадника действительно располагалось в том же месте, что и королевский замок Аннона. В этом Мире, как и в Анноне, имелось светило. Здешнее солнце еще не достигло зенита. Гвидион услышал протяжный вой охотничьего рожка и тут же сопровождающий его лай собак, крики и топот копыт. "Владыка сам выехал мне навстречу", - подумал Гвидион. Охота приближалась. Гвидион знал, как возбуждены и свирепы Охотники, гонящие добычу, а поскольку шел он к ним с просьбой, то счел за благо перенести встречу на вечер, когда довольные и усталые вернутся они к своему домашнему очагу. Гвидион скрыл свое присутствие. Прислонившись к дереву, он наблюдал, как из леса выскочил какой-то небольшой зверь, возможно, лиса. Следом, давясь собственным лаем, вылетели белые собаки со свисающими из разинутых пастей языками, за ними мчалась кавалькада всадников. Улюлюкая и визжа, всадники неслись галопом, перескакивая на ходу через овраги и поваленные деревья, через кусты и рытвины, мимо незамеченного ими Гвидиона. Когда звуки охоты стихли, Гвидион продолжил свой путь. К полудню он достиг ворот замка. Невидимые стражники молча пропустили его. В этом мире Гвидиона узнавали. Он пересек широкий безлюдный двор и вошел в темное помещение дома, освещенное лишь узким лучом света, проникающим сквозь окно. Здесь он нашел запыленную скамью и сел на нее поджидать хозяина. В тишине и темноте он задремал. Проснулся маг посреди ночи, теперь в замке не было ни единого пятнышка света. Сначала Гвидион подумал, что проспал возвращение Охотников, и подивился, как это мимо него могло пройти несколько десятков человек, которые, наверное, громко разговаривали, бряцали оружием и топали ножищами. Со двора должен был доноситься лай собак и ржанье коней. Да и после возвращения Охотники обычно еще долго пировали, что тоже редко проходит в тишине. Странно, что он все это не услышал. Но еще более странным можно было считать то, что даже если он крепко спал и оказался глух, то ни Всадник, ни его Охотники слепыми точно не были. Они непременно заметили бы гостя, сидящего напротив входной двери и, конечно, разбудили бы его. Было очевидно, что и дом, и конюшня, и овчарня совершенно пусты. Гвидион находился один во всем замке, а, возможно, даже и в целом мире. Он все же решил дождаться утра в надежде, что Охотников что-то задержало, и ночь настигла их в лесу, где они и решили заночевать. Если они не уехали слишком далеко, то можно еще надеяться, что они вернутся. Гвидион предпочел бы продолжить свой сон в более удобном месте, чем скамья напротив входной двери, например, на мягкой кровати в опочивальне или, на худой конец, на шкурах в хорошо прогретой очагами общей комнате. Мысль об очагах напомнила Гвидиону об ужине и окончательно разогнала сон. Как и любой друид, Гвидион мог довольно долго обходиться и без еды, и без сна, но, будучи королевским сыном, имел привычку получать и то, и другое вовремя и в весьма комфортных условиях. Можно было, конечно, самому разжечь свет, найти слуг и потребовать от них выполнить долг гостеприимства за своего хозяина. Но Гвидион чувствовал, что дом пуст и нет в нем ни одной живой души, а в том, что Всадник держит слуг, он вообще сомневался. Что же касается света, то Гвидион счел возможным сидеть и в темноте, поскольку его отношения со Всадником носили сложный характер, и магу вовсе не хотелось самовольно хозяйничать в его доме, а к тому же он не был уверен, что свет в отсутствии хозяина не привлечет к его пустующему замку чьего-нибудь ненужного внимания. Куда бы ни вел своих охотников Всадник, он всегда возвращался домой к ночи. Когда Дикая Охота выбиралась в Верхний Мир, она могла провести там и несколько дней, но время в Мире Охотников текло таким образом, что, сколько бы недель или даже месяцев ни провели они на земле, к ночи они все равно оказывались дома. Значит, задержались Охотники здесь, в пространствах Иного Мира, но что могло заставить самого Всадника отказаться от возможности провести ночь в собственной спальне? Так, предаваясь самым неприятным размышлениям, провел Гвидион остаток ночи, сидя все на той же скамье. С первыми лучами солнца он вышел во двор. Хозяйство пустовало, никого не было видно, и даже бесплотные стражи замка, казалось, спали. Разговаривать с ними было невозможно, и Гвидион, так и не дождавшись возвращения Охотников к обеду, уже всерьез обеспокоенный, отправился к Переходу, все еще надеясь увидеть их на обратном пути. Теперь Гвидион понял, что вчера, скрывшись от Охотников, упустил возможность расспросить Всадника и узнать о причинах его долгого отсутствия в собственном Мире. Так никого и ни встретив, Гвидион добрался к ночи до камней, стоявших посреди лесной поляны. Теперь некому было требовать от Гвидиона соблюдения ритуалов, он просто шагнул на выложенную камнем площадку, и Миры понеслись ему навстречу, пропуская его сквозь свою материю. Когда движение закончилось, вместо стоячих камней Гвидион увидел небольшую булыжную стену, высотой чуть ниже человеческого роста. На земляном полу был выложен круг из камней. Это походило на остатки небольшой сторожевой башни, подтверждением этому предположению мог служить еще и холм, на котором все строение размещалось. С одной стороны в стене был пролом, служивший, по-видимому, когда-то входом в башню. В этом Мире сгустились сумерки, где-то вдалеке вспыхнуло пламя. Гвидион пытался узнать Мир, в который он попал, но в темноте, когда нельзя понять, имеется ли в этом небе светило, и трудно разглядеть окрестности, маг так и не смог разобрать, где он находится. Поэтому Гвидион предпочел остаться на холме в кольце стены до утра. Уснуть он, однако, не решился и стоял у покрытой мхом стены, с тревогой вглядываясь в разгорающееся у горизонта пламя. Небольшой камень откололся от стены и покатился, подпрыгивая на ухабах, вниз с холма. Темноту прорезала неровная полоса огня, потом другая, третья. Словно кровяные сосуды, рваные и пересекающиеся полосы пламени покрыли все окружающее холм пространство. Гвидион забеспокоился, уверившись теперь, что не помнит этого Мира. "Не мог же я сразу попасть в Нижние Миры", - подумал он. Может быть, завтра, при свете дня, он поймет, где находится, если, конечно, свет достигает этого Мира. В этот момент Гвидион заметил какое-то движение внизу между огненными росчерками. Напрягая зрение, он всматривался в темноту, пытаясь разгадать, что за существо движется там. Маг почувствовал на себе его цепкий взгляд и невольно содрогнулся. И чем ближе подходил некто, тем тревожнее становилось Гвидиону. Вцепившись в край стены, маг пытался рассмотреть в темноте незнакомца, но взгляд его смог распознать лишь темное одеяние, наподобие плаща с капюшоном. Внезапный страх охватил Гвидиона, и он почувствовал, что всем своим существом не желает этой встречи. Он решил немедленно покинуть этот Мир, и, встав в круг, начал Переход. Но взгляд незнакомца в черном плаще не отпустил его. Гвидион отчаянно рвался прочь, он заставлял Вселенную двигаться, чтобы очутиться в другом месте, но чья-то сила удерживала Миры. И от этого противостояния Мир дрожал, то расплываясь, то становясь невероятно четким. Существо все приближалось, оно уже подошло к холму. Теперь Гвидион потерял его из вида, но ! подойти к краю стены так и не решился, все еще надеясь, что успеет исчезнуть. Он стоял посреди круга, чувствуя приближение неизвестного, поднимающегося по склону холма. Гвидион обернулся в сторону пролома в стене, откуда, как ему казалось, должен был появиться незнакомец. В просвет стены вплыла тень, а за ней плечо неизвестного существа, чье лицо, если таковое, конечно, имелось, было скрыто под капюшоном. Незнакомец прислонился к стене и медленно продвигался вперед. Двигался он странным образом, было видно, что движения даются ему с трудом, ради одного шага он проделывал странные конвульсии, подергиваясь, словно ему каждый раз приходится собирать всю свою волю и подтаскивать там, под плащом, какие-то невидимые части своего тела. Существо осторожно продвигалось, прижавшись к стене. Наконец ему удалось оторвать от стены одну руку, если то, что скрывалось в черном рукаве его просторной одежды, можно было так называть, и протянуть ее к магу. Гвидион задохнулся от ужаса, почувствовав, как сжался пищевод. Рука незнакомца тянулась к его лицу, дрожа и дергаясь, а само существо при этом стало уменьшаться, точно его сила и плоть переходили в удлиняющуюся руку. Гвидион отчаянно пытался вырваться из этого Мира, но уже не мог отвести взгляд от копошащейся темноты в прорезе рукава, приближающегося к нему. Маг почувствовал жар, исходящий от тянувшейся к нему руки, и на его лбу проступил пот. Он выставил вперед свой посох, намереваясь защититься им, но когда рука незнакомца коснулась древка, Гвидион выпустил его, в ужасе отшатнулся, оступился и упал. Темная фигура склонилась над ним. Еще мгновение он видел во мраке капюшона два тусклых, чуть тлеющих огня и осознал, что под плащом тьмы скрывается Фомор. В этот миг пространство расступилось и пропустило наконец Гвидиона. Глава 12 Демоны Бескрайнего леса Легко и привольно волку в лесу. Ни рысь, ни медведь, ни тем более другой волк не тронет тебя, почует, кто ты есть, даже если идешь в человеческом обличье. И встречи с человеком можно не опасаться, его запах я почую издалека. Бескрайний лес был прозван так за свои неимоверные размеры. Даки говорили, что на восток этот лес простирается на несколько месяцев пути. А если идти на запад, то понадобится не меньше четырех недель, прежде чем удастся достичь его пределов. Я шел уже больше недели. В волчьем обличье можно было двигаться быстрее, но я не торопился, здесь, в безлюдном лесу, я наслаждался одиночеством и природой. Переливчатые птичьи рулады, журчание ручья где-то во мраке леса, искрящиеся лучи света, проникающие сквозь листву, все это вызывало во мне ощущение покоя и умиротворения, словно я жрец, вернувшийся после долгих странствий в свое святилище. Со всех сторон окружали меня деревья, огромные, в несколько обхватов, уходящие ввысь. Их раскидистые ветви и обильная листва закрывали небо, пропускали солнечный свет узкими полосками. Такие лесные храмы с полумраком и тайнами перемежались с открытыми полянами, заросшими всевозможными цветами, болотистыми пустошами, покрытыми мхом, в котором утопали ноги, крутыми оврагами, лесными речками, мелкими и такими холодными, что при утолении жажды сводило зубы. Этот лес, несмотря на свою кажущуюся первобытность и дикость, скрывал в себе множество человеческих племен и селений. В основном они обосновались поблизости от Великой Реки, а по мере удаления от нее их становилось все меньше. Река служила мне ориентиром, она вела на запад. Я старался не приближаться к ней, чтобы не встречаться с людьми, но все же придерживался ее направления и не удалялся от реки на расстояние большее, чем два дня пути. Я шел звериными тропами, а порой и напролом, стремясь избегать человеческих дорог, ведущих от селения к селению. Я миновал земли Дальнего Племени даков, обойдя их с юга. Мне не хотелось встреч со старыми знакомыми, бессмысленных объяснений, ненужных прощаний. Теперь, когда Волчий Дол остался далеко позади, а даки стали лишь частью моей неверной памяти, мне было легко и спокойно. Я чувствовал правильность своего решения уйти от волков. Я потратил на них почти год своей жизни, дав Мечу Орну вдоволь напиться крови врагов и хлебнуть славы. Ни угрызения совести, ни грустные воспоминания не мучили меня. Казалось, я могу вот так провести всю жизнь, просто идя по лесу. И ничего иного не надо мне, кроме пения птиц и шума ветра в листве деревьев. Я продолжал свой путь днем и ночью, а потом время от времени заваливался под какую-нибудь кочку и отсыпался не менее суток. Пищу я добывал без особого труда, летом лес изобилует самой разнообразной едой для всех, кто не поленится ее подобрать. Мыши и прочие грызуны, выпавшие из гнезд птенцы и замешкавшиеся глухари часто избавляли меня от необходимости искать пропитание. В крайнем случае, обратившись в волка, я охотился на хорьков или зайцев. На такой пище волк легко может прожить все лето. Если к этому добавить лесные ягоды и воду из ручьев, то можно считать, что лес, как добродушный хозяин, потчевал меня всеми яствами, какие имеются в его закромах. На закате одного из самых теплых дней я шел по лесу, уже усталый и голодный, но зато в самом замечательном расположении духа, и обдумывал, чего мне хочется больше: есть или спать. Волчья тропа, меченная местными хищниками, вела меня навстречу закату. Я уже начал посматривать по сторонам в поиске места для ночевки, когда земля неожиданно покачнулась подо мной. Я неловко взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, но не успел понять, что происходит, как твердь разверзлась под моими ногами и я свалился в темную и сырую расщелину. Упал я самым неудачным образом, едва не сломав шею, отбив себе спину и разбив в кровь затылок. Я едва не потерял сознание от удара и, с трудом поднявшись, огляделся. Яма эта, похоже, не была разломом в земле. Ее вырыли специально, а не заметил я ее потому, что сверху она была прикрыта ветками. Отвесные стены поднимались со всех сторон, дно было засыпано камнями, из-за чего я и получил столько ушибов. Среди этих камней я нашел несколько искореженных звериных и человеческих останков. Только я успел оглядеться, как послышался шум ломаемых веток. Судя по запаху, к яме приближался кабан, я успел пожелать ему того же, что случилось со мной. И в тот же миг дикая свинья свалилась в яму с пронзительным хрюканьем. Реакция оборотня на дичь чаще всего заключается в перевоплощении. Сейчас эта реакция отличалась лишь тем, что это был весьма голодный оборотень. Я позабавился этой охотой, оказавшейся настолько короткой, насколько мала была яма. Почувствовав себя наконец сытым, я спокойно заснул, отложив свое спасение из ямы на следующий день. Проснулся я от мерного стука, подобного барабанной дроби. Первое, что пришло на ум, - Ниты, люди ночи, о которых упоминали волки из Дальнего Племени. К тому же как раз была глубокая ночь... Слух мой напрягся и различил приближающиеся шаги нескольких десятков человек. Шли именно люди, а не звери, и дробный звук приближался вместе с ними. Ни их шаги, ни дробь барабанов не вызвали у меня желания показаться им и воззвать к их помощи. Я достал Меч и вжался в стену ямы в надежде, что приближающиеся люди не увидят меня в темноте. Тогда я еще не знал, что Ниты видят в темноте, как дикие звери. Они собрались вокруг ямы, барабанная дробь усилилась, к ней прибавился скулеж и тихие подвывания, совсем не похожие на человеческие. Сначала мне показалось, что они спускают в яму бревно. Если они хотели помочь мне выбраться, то скинуть веревку или хотя бы длинную ветку было проще и безопаснее. Я остался стоять у стены, решив позволить этим дикарям делать то, что они считали нужным. Тем более что на бревне я разглядел что-то, напоминающее вырубленные ступени. Вскоре я понял, что на стволе дерева высечено изображение человекоподобного существа с вылупленными глазами, огромным ртом и гипертрофированными половыми органами. Мои размышления и созерцание идола были прерваны ударившимся возле моей головы камнем. Я уклонился и удивленно посмотрел наверх. Тут же в меня полетели еще несколько камней. Я растерялся, не зная, что делать. Ниты пытались оттеснить меня камнями к идолу, когда же я подошел к нему, в меня полетели стрелы, те самые, с кремниевыми наконечниками, которые я так низко оценил когда-то. Я пытался укрыться от камней, мечась по яме в бессильной ярости. Уже два раза я получил серьезные удары: один угодил мне в бедро, другой в левую ключицу и отдался в старой ране дикой болью. Такой удар, попади он в голову, пожалуй, может лишить меня сознания. Ниты, столпившиеся на краю ямы, оставались для меня недоступными. Нужно было предпринять что-то кардинальное и очень быстро. Я выхватил Меч и начал рубить бревно с высеченным идолом. Пожалуй, в любое другое время я ни за что бы так не поступил, так как питаю глубокое уважение ко всем верованиям. Но сейчас мне просто не пришло в голову ничего иного. При первом же ударе дикари взвыли, камни и стрелы перестали сыпаться. Я начал карабкаться по бревну. Обстрел тут же возобновился, и я свалился обратно в яму. Тогда, вконец разъярившись, я вновь начал отчаянно рубить идола. Дикари выли и стенали. Я вновь полез наверх, но камни больше не летели. Среди дикарей произошло какое-то движение, похоже, они отходили от краев ямы. Неужели мне удалось так напугать их? Когда я почти достиг края ямы, я понял, что дикарей напугал не я. Бревно, по которому я выбирался наружу, вдруг издало протяжный стон и содрогнулось, я едва снова не упал в яму. В ужасе я сделал последний рывок вверх и выпрыгнул на землю. Дикари завыли и бросились ко мне. Но я уже успел выбраться и кинулся бежать, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлеставшие меня ветки. Мне пришлось оставаться в облике человека, потому что Меч был у меня в руке и на ходу я не смог бы закрепить его на спине. В шуме погони я расслышал странный звук, отличающийся от тех, что могли издавать эти дикие люди. Кто-то огромный ломился сквозь лес позади меня, кто-то, вызывающий у меня священный ужас. От каждого его шага по земле пробегала судорога, он двигался, незримый мне, он охотился на меня. Мне хотелось упасть на землю и, закрыв голову руками, мгновенно умереть, чтобы никогда не встретиться с преследователем. Я бежал, захлебываясь ужасом, потеряв самообладание, как любой волк, попавший в гон. Не помню, как долго бежал я по лесу, словно ополоумевший. Думаю, что свалился без сил на исходе следующего дня и, наверное, потерял сознание. Окончательно очнулся я лишь под утро, настороженно огляделся и принюхался, но не обнаружил преследователя. То ли мне удалось убежать, то ли он сам отстал и потерял ко мне интерес. Я осторожно поднялся и, несмотря на голод, пустился в путь, не тратя времени на поиски пищи. Страх, так и не отступивший, снова заставил меня бежать. Я не слышал и не видел никого вокруг. И мой хваленый нюх подводил меня. Я не чуял преследователя, не улавливал его запаха. Я просто предчувствовал его, словно неотвратимое бедствие. И от этого ощущения шерсть дыбом вставала на загривке. Это было чувство страха, которое испытывает любое преследуемое животное. Страшное чувство - лучше открытый бой с превосходящим силой противником, чем слабый преследователь с копьем, коварно скрывающийся среди деревьев. Я знаю это чувство, равно как и свист воздуха, рассекаемого копьем, и пронзительную, раздирающую боль в спине. Потом животное, собрав остатки сил, раненое, бросается на своего убийцу. Охотник, оставшийся без копья, обманывает зверя своей кажущейся безоружностью. Волк прыгает и напарывается грудью на внезапно подставленный короткий меч. Лезвие вспарывает густую шерсть и с хрустом входит в тело волка. И тогда останутся в осиротевшем логове беззащитные волчата и будут скулить, безнадежно призывая любимого родителя. Они прижмутся спинами и от страха попрячут свои маленькие мордочки в шерсти друг друга. Печальный конец. Мне необходимо было избавиться от неизвестного преследователя. Я притаивался, в надежде застать его. Я путал следы и по кругу возвращался назад, я вынюхивал его, но все бесполезно. Если это странное чувство не было результатом моих расстроенных нервов, то тот, кто следовал за мной, был очень хитрым и необычным созданием. Спустя несколько дней я вновь приблизился к Великой Реке. Лес, предположительно, должен был кончиться меньше, чем через неделю. Я хотел знать заранее, что за места ждут меня по ту сторону Бескрайнего леса, и надеялся разузнать это в каком-нибудь селении. В удачное время я вышел к людям. Стояли дни летнего солнцеворота, на жертвоприношения у священной рощи собирался народ со всей округи. Было много жителей дальних селений, среди них я надеялся затеряться. Еще засветло юноши начали разводить костры. Девушки хихикали в сторонке, пытаясь привлечь внимание парней, собирали цветы для венков, пели песни, но когда появилась процессия жрецов, разбежались. Торжественное факельное шествие жрецов и жриц в устрашающих масках и развевающихся одеждах могло навести ужас на непосвященного. За ними, в сопровождении служителей и воинов, следовали увешанные цветами животные и люди, предназначенные в жертву. А вслед за ними потянулись старейшины, воины и прочие жители племени. Всего на поляне собралось несколько сотен человек, и все они направились через небольшую рощу к холму. Лучшим решением было мирно отоспаться, пока духи воды, леса и огня получают свои жертв