, отчего удары были слабыми, бронзовый лоб тарана качался, ударяя то выше, то ниже. Это продолжалось почти до самого вечера и дало самые минимальные результаты. Раздосадованный Икха послал гонца к Кассану с докладом и просьбой прислать подкрепление и рабов. Ждать помощи от Кассана предстояло долго, между нами и основным лагерем гадирцев проходила линия фронта. В любой момент могли подоспеть новые антилльские силы и перебить наш малочисленный теперь отряд. Добыча, казавшаяся такой доступной, могла выскользнуть из наших рук. Вторая ночь у подножия Храма прошла в тревоге. Тогда-то мы и обратили внимание на легкую струйку дыма, выходившую из срезанной макушки пирамиды. Днем при свете солнца дым был не виден, теперь же на закате стало ясно, что пирамида должна иметь сверху отверстие. По приказу командира гадирцы начали карабкаться по наклонным гладким стенам пирамиды. Это было довольно идиотское занятие, люди скатывались с покатых склонов, как с горки, не успев достичь даже середины высоты. Способностей к скалолазанию у гадирцев явно не наблюдалось. Икха топал ногами, шипел и брызгал слюной. Он даже сам предпринял одну попытку одолеть стену и скатился с большой высоты, отбив зад. Гадирцы набрасывались на стену с тупым остервенением. Они жаждали окончания этой войны, и сейчас им казалось, что перед ними последняя преграда, отделяющая их от победы. Мы с Милем сочли себя воинами, а не скалолазами, а потому сидели в отдалении и делали ставки на очередного гадирца, бросившегося на стену: какой высоты он успеет достичь, прежде чем свалится вниз. Наконец наша веселая компания начала раздражать Икху, и он приковылял к нам, смешно хватаясь за свои ягодицы, и злобно зашипел: - Зачем я вас нанял, лентяи? Делайте что хотите, но достаньте мне ведьму! Миль неохотно оторвался от великолепного зрелища скатывающихся со стен змееголовых и сказал: - Хочешь, чтобы и мы поиграли в царь-горы? Да что тут можно сделать-то, командир? Ты ж сам уже попробовал, вон теперь как за задницу хватаешься. - Это приказ! - завизжал оскорбленный Икха. Миль смерил его презрительным взглядом и нехотя поднялся. - Пойдем, Бешеный Пес, покажем этим скалолазам, как нужно брать неприступные крепости. Надо поискать какое-нибудь приспособление. Должны же они были как-то полировать эти стены. Может, у них были лестницы? Икха возмущенно завопил: - Олухи, ищите лестницы! Да нет же, делайте их сами. Делать лестницы не пришлось. За сараями мы действительно нашли невероятно длинные жерди с прибитыми поперечными перекладинами, которые можно было скреплять между собой. Лестницы приставили к стенам, и гадирцы устремились на них, ловко карабкаясь наверх, словно пауки. Вскоре победоносный вопль гадирцев раскатился по окрестностям. Отверстие на вершине было достаточно большим, чтобы в него спокойно могли пролезть сразу два человека. Гадирские солдаты один за другим посыпались внутрь. Мы с Милем последовали за ними. Глаза привыкли к темноте почти сразу, зрачки волка быстро перестраиваются. У стены толпились жрицы, держа друг друга за руки. Я поискал глазами Кийю и сразу узнал ее. Жрицы окружили царицу плотной толпой, так что за их белыми одеждами трудно было разглядеть ее золотое платье. Она держалась мужественно, надменное выражение не покинуло ее лица. Я дернул Икху за руку, показывая пальцем на Гелиону: - Вон она! Гадирцы растолкали жриц и выволокли царицу на середину храма. Со всех сторон доносилось шипение. Руки змееголовых сорвали с нее золотой кокон и жреческий венец. Она осталась посреди толпы в одном нижнем платье, обтягивающем фигуру. Гадирцы хохотали, указывая пальцами на ее обритую голову, по очереди примеряли жреческий убор, принимая его за царскую корону. Даже без головного убора и в нижнем платье Гелиона выглядела необыкновенно величественно. Она как будто не слышала насмешек победителей и плача своих жриц, не видела насилия и смерти. Словно статуя богини, замерла она в немом бесчувствии. Изнутри змееголовым удалось наконец открыть двери Храма. Собрав все, что показалось ценным, они поспешили покинуть Храм, служивший столько веков оплотом царской магии и власти. В узкий, словно щель, выход пришлось проходить по одному, и когда царица, вслед за оставшимися в живых жрицами, была вытолкнута наружу, она впервые потеряла самообладание. Увидев перед входом в Храм аккуратные ряды погибших антилльцев и среди них Друза с раскроенным черепом, Гелиона закричала и зажала себе рот руками. И тогда я, пока еще не замеченный ею, подошел и, склонившись перед ней в насмешливом поклоне, проговорил: - Твой лучший племенной бык храбро сражался, но все же хуже, чем я. Теперь уже бывшая антилльская царица Кийя-Гелиона подняла на меня глаза. Смотрела долго, точно пыталась вспомнить, но, похоже, так и не узнала, снова уставилась на тело Друза. - Это уже не имеет значения, - прошептала она. Так и не дождавшись от нее никакой реакции на меня, я напомнил ей о собственной персоне: - Неужели любимая игрушка, раб-оборотень, так быстро забыт Великой Гелионой? Наконец-то она узнала меня, но постаралась придать себе прежний надменный вид, посмотрела холодно и отвернулась. Лишь на мгновение я вспомнил, как звенели браслеты на ее руках в розовой царской опочивальне, какое скользкое и смуглое у нее тело, какое жаркое дыхание. Я подошел к ней вплотную, прижался всем телом, ощутил под тонким платьем упругие формы и прошептал: - Напрасно ты отворачиваешься, взгляни на меня, посмотри в глаза своей смерти. - Не себя ли ты имеешь в виду, Волчонок? - с презрением откликнулась Гелиона. - О нет, конечно, не себя, куда мне мечтать о такой чести. Не себя, но того, кто живет во мне, растет и упивается мыслями о мести. И тогда я встретился взглядом с царицей и увидел, как судорога пробежала по ее лицу. Она отшатнулась и задрожала. - Ты видишь больше, чем я думал, - усмехнулся я, - это хорошо, значит, уже понимаешь, что тебя ждет. Гадирские воины связали пленницам руки и соединили веревкой в цепь. На восточном берегу, который к этому времени уже был завоеван, гадирцев ожидал корабль, готовый доставить поверженную Антилльскую ведьму в Гадир, где она должна будет явиться ко двору Гадирского царя в рабском рубище. Я шел позади Кийи, наблюдая, как, ссутулившись, бредет по пыльной земле связанная царица, подгоняемая пинками и осыпаемая насмешками гадирцев. Когда она падала на землю, руки змееголовых хватали ее за локти и рывком ставили на ноги. Приятно было видеть сломленной гордость беспощадной и жестокой правительницы. Теперь она дрожала и вскрикивала от каждого удара, который наносили ей гадирцы. В жреческой одежде, без маски и. головного убора, она ничем не отличалась от остальных жриц, разве что блистающей, убийственной красотой. Отряд, подгоняя пленников, двигался на восток по каменистому плоскогорью, стараясь держаться ближе к горам. Привал объявили только к вечеру, когда пленницы уже валились с ног от изнеможения. Гелионе была назначена особая стража. Я тут же направился к Икхе, вкушающему антилльское вино, в ожидании, пока солдаты разобьют лагерь, разведут костры и приготовят ужин. - Ну и походка у тебя, - сказал Икха, лениво поднимаясь мне навстречу с лежанки, - словно хищник подбирается к жертве. Когда смотрю на тебя со стороны, меня прямо холодок пробирает. Я уселся рядом и, приложившись к бурдюку, спросил: - Почему ты не назначил меня в охрану Гелионы? Икха не успел ответить, к нам подошел юный Ксиар слегка прихрамывающий после первого сражения, и нахально заявил: - Начальник, я храбро сражался и хочу получить награду. Отдай мне одну из пленниц. Икха поперхнулся вином и зло прошипел: - И царица, и другие женщины, бывшие с ней в момент захвата, являются пленницами царя! Я не вправе распоряжаться ими. Но Ксиар не унимался: - Царица хороша, но ведь я не ее прошу у тебя. В чем же дело? Разве я не был ранен, защищая тебя? Я хочу получить лишь одну из рабынь, а ты отказываешь мне. Почему? - Не будь глупцом, это не просто женщины, они жрицы и такие же ведьмы, как сама царица. Они знакомы с тайным знанием. Я, торопясь избавиться от общества Кеиара, решил поддержать Икху: - Говорят, они знают заклятье, от которого вянет мужское достоинство. - Да, да, и превращается в полудохлую гусеницу, - подхватил мою шутку Икха. Ксиар беспокойно обернулся на жриц и заметно охладел к ним. Он плюхнулся на землю подле меня. - Скорей бы добраться до лагеря. Там у меня остались две пленницы. Я отвернулся, сделав вид, что не слышу его. Зная Ксиара, я подозревал, что далее может последовать подробный рассказ о достоинствах поджидающих его женщин, потом о его собственных подвигах на любовном фронте. Мне же требовалось сосредоточиться, чтобы обдумать план похищения Кийи. Заметив, что тема его женщин меня не интересует, Ксиар недовольно спросил: - Антилльская ведьма назвала тебя Волчонком? Чем ты заслужил у нее такое ласковое имя, Бешеный Пес? - А я умею быть лас-с-сковым, - растягивая слова, ответил я Ксиару. Он внимательно посмотрел на мои клыки, и пьяная улыбка почему-то сбежала с его лица. Может быть, его напугали клыки, или он вспомнил рассказы Икхи, в любом случае он поспешил убраться, отправившись к большому костру, который к тому времени развели гадирцы. Икха сказал: - Сейчас про гусениц узнает весь отряд, и мы избежим дальнейших проблем с пленницами. - Думаешь, это и впрямь охладит их пыл? - Конечно, они и так до смерти боятся Гелиону. Они боялись царицу, это было видно по обилию веревок на этой хрупкой женщине, по количеству часовых, не спускавших с нее глаз. Я не представлял, как можно выкрасть ее из-под столь бдительной охраны. - Как раз поэтому лучше всего будет назначить меня в ее стражу, - равнодушно произнес я. - Не терпится ее пощупать? - Даже если и так, то что? Помнится, ты обещал предоставить мне такую радость. Кто знает, что еще может случиться, пока мы доберемся до побережья. Я единственный из твоих людей, кто не боится ее. К тому же не забывай, я смогу один отбить ее от целого отряда антилльцев. - Не боишься ее колдовства? - противно усмехнулся Икха. Почему-то мне захотелось съездить ему по его раскосой физиономии, но я сдержался, побоявшись нарушить мыслительный процесс, начавшийся под его приплюснутым черепом. Икха наморщил лоб, размышляя. Видимо, он действительно опасался нападения антилльцев, понимая, что его солдаты не смогут дать отпор превосходящим силам. Но и чрезмерного доверия ко мне Икха не питал, особенно оттого, что я так ни разу и не сразился с врагом в облике Зверя. Однако тот факт, что я не требую многого и готов поделиться радостью обладания Кийей с его царем, сыграл в мою пользу. Итогом усердной работы Икхиных мозгов стал приказ поставить меня начальником царицыной охраны и предоставление мне соответствующих полномочий, так интересовавших меня, по мнению Икхи. Я сел подле Кийи, с ужасом взиравшей на меня. Когда я прикоснулся к ней, она отпрянула, содрогаясь. Мне было слышно, как гулко ударяет ее сердце. Сейчас я мог ее убить, и гадирцы ничего бы не успели сделать. Но, уловив мысли Кийи, я понял, что именно этого она и желает. - Ну же, не строй из себя недотрогу, - произнес я ласково. - Ты была такой очаровательной потаскухой. Не могу поверить в то, что сейчас ты не умираешь от желания быть изнасилованной половиной армии Гадира. Кийя мотнула головой и отвернулась, сжав губы. Я читал мысли Кийи и, зная, как на самом деле ей страшно и плохо, не мог не восхититься ее стойкостью, понимал, каких усилий ей стоит держать прямо спину и сохранять надменное выражение лица, выслушивая похабные шутки гадирцев. Она делала вид, что не понимает их языка, и отвечала только в том случае, если к ней обращались по-антилльски. Я не отказал себе в удовольствии расписать во всех подробностях то, что ожидает ее по прибытии в Гадир. Кийя слушала молча, опустив глаза, погруженная в горькие мысли. Все змееголовые, за исключением караульных, уже спали, но спали, не снимая доспехи, сжимая в руках оружие. Кийя так и осталась сидеть, прислонившись к камню. Глаза ее были закрыты, но, думаю, она не спала, так же как я, тревожно вслушивалась в тишину антилльской ночи, прерываемую время от времени подземным рокотом. С этого момента мои планы уже не совпадали с гадирскими. Я не мог позволить им забрать Кийю в Гадир, там мне уже не дадут ее убить. Я собирался увезти ее в горы, в то единственное место, дорогу к которому я знал, - к Мглистым Камням. На день пути от них нет ни одного жилища, можно быть уверенным, что там никто не помешает мне осуществить месть, казнь, как я сам стал ее называть. Там я смог бы, оставшись наедине с Гелионой, позволить Зверю расправиться с ней и, не торопясь, насладиться отмщением. Однако я не представлял, как похитить пленницу из-под носа у трех десятков бдительных стражей, действительно не обратившись в Зверя. Но мои безуспешные попытки пробудить Древнего Врага до сих пор ни к чему не привели. Интересно, что же именно заставило его вырваться наружу в портовом трактире? Может быть, близость смерти? Или опасного противника? Тянуть с побегом было нельзя. Я нутром чувствовал приближающуюся опасность, ощущал, как сгущаются вокруг маленького гадирского отряда враждебные силы. Среди ночи, в то время, когда люди видят хуже всего, я подкрался к Гелионе и тихонько дотронулся до нее. Она сразу открыла глаза, словно ждала меня. Мне не потребовалось ничего ей объяснять, я уловил ее мысли. Надежду на спасение, вот что увидела она во мне. Уж не знаю, как могло прийти ей это в голову, быть может, ей показалось, что бывший любовник все еще пылает к ней прежней страстью. Но как бы то ни было, она решила молчать и во всем помогать мне. Я не стал разубеждать царицу в ее тайных надеждах. Тишину ночи разорвал воинственный клич антилльцев. Угроза, которую я предчувствовал, не замедлила явиться. Гадирцы ошеломленно вскакивали, разбуженные воплями и бряцанием оружия. В темноту полетели горящие стрелы, но разглядеть нападающих не удалось. Тут же вокруг нас с Кийей образовался круг из змееголовых, готовых защищать свою пленницу. Подбежал запыхавшийся Икха, на ходу отдавая приказания. Кони ржали, вставали на дыбы. Икха приказал выкатить колесницы вперед. Караул уже сцепился с нападающими, остальные спешили ему на помощь. В этой кутерьме было нетрудно похитить Кийю, и я уже выслеживал удачный момент, но тут в голову мне пришла другая мысль. Я выхватил Икху из общей суматохи. - Доверь мне царицу! - закричал я. - Я один смогу увести и защитить ее. Глаза Икхи сверкали, как молнии. - Решайся же, или будет поздно! Рядом с нами упал гадирец, пронзенный вражеской стрелой. - Хорошо, - согласился наконец Икха и начал выкрикивать имена гадирцев, которых он решил отправить со мной. - Уводи ее на восток, к кораблям. Я озолочу тебя. Бешеный Пес, клянусь богами! Мы прикроем ваше отступление. - Не бойся, - шепнул я Кийе, и она едва заметно кивнула мне. Икха внезапно решил присоединить к моему отряду Миля. - Твои сыновья порука тому, что Гелиона окажется в Гадире, - сказал он Милю. Кельтский воин рассвирепел, заскрипел зубами, но ничего не ответил. Маленький отряд двинулся в путь. Я не смел даже надеяться на такое везение. Гадирцы совместными усилиями помогли мне выполнить мой план. Одно лишь удручало меня - это Миль. Мне вовсе не хотелось убивать никого из моих бывших товарищей, а особенно Миля, который спас меня в предпоследней битве. К тому же здесь, среди змееголовых, на чужой и враждебной земле мы чувствовали себя сородичами, мы оба имели кельтское происхождение, говорили на схожих языках, и наши взгляды на жизнь, сформированные культурой наших племен, тоже совпадали. Я не мог убить своего собрата. Мы двинулись прочь от криков и огней в темную антилльскую ночь. Сейчас нашей задачей было оказаться как можно дальше от битвы, скрыться от антилльцев. Миль шел впереди, держа наготове меч, за ним я с Кийей, трое гадирцев следовали за мной. Звуки битвы отдалялись, вопли змееголовых и вой антилльцев вызывали во мне некоторые угрызения совести. Мои бывшие товарищи гибли сейчас, защищая меня. "Но это уже не волчья война, - уговаривал я себя. - Какое мне дело до того, кто из этих двух людских свор победит, а кто погибнет? В любом случае победители кинутся меня преследовать". Я резко развернулся и проткнул Мечом следовавшего за мной гадирца, он рухнул под ноги своему товарищу, который только и успел, что возмущенно зашипеть, как был настигнут следующим моим ударом. Третий гадирец выхватил меч и бросился на меня, но напоролся на клинок Миля. - Что все это значит?! - воскликнул бывший кельтский король. - Объясню позже, - сказал я, - сейчас надо спешить. Нам нужно было успеть добраться до гор, а там волк найдет способ укрыться. Хвала Икхе, он предусматривал возможность нападения и заставлял свои отряды держаться ближе к горам, чем значительно облегчил нам бегство. - Почему ты не развяжешь мне руки? - спросила Кийя. - Связанная ты мне нравишься больше, - ухмыльнулся я. Она промолчала и покорно шла рядом. Поняла ли она, что я вовсе не спаситель, или решила, что я не хочу показывать своих намерений при Миле? Сейчас не было времени разбираться, нужно было отойти как можно дальше от места сражения. Внезапно землю сотрясло мощным ударом, мы едва удержались на ногах. И прежде Антилла вздрагивала, словно в конвульсиях, но такого сильного удара еще не было. - Это землетрясение! - воскликнула Кийя. - Горы не самое безопасное место сейчас. Зачем мы идем туда? Я слегка подтолкнул ее, чтобы она двигалась быстрее, но Кийя развернулась и закричала: - Нельзя идти в горы, неужели ты этого не понимаешь?! Там обвалы, а скоро станет совсем жарко. Уже было несколько извержений, надо немедленно уходить. - Молчи и иди дальше! - рявкнул я на нее. Кийя молча прошла несколько шагов. Повторный толчок был совсем слабым, словно эхо первого, но Кийя снова принялась убеждать меня: - Послушай, я знаю, как покинуть остров, это нужно сделать немедленно, пока еще не взорвалась гора. Тогда погибнет весь остров. - Правда знаешь или просто пытаешься тянуть время? - спросил я. - Знаю, - заговорила Кийя, - там, куда тебя направил Икха, единственное место, откуда можно безопасно покинуть Антиллу. Нужно плыть на восток, прочь от острова. Может быть, ты успеешь. - У тебя там есть свой корабль? - Нет, - мотнула головой Кийя, - все восточное побережье уже захвачено Гадиром. - Тогда к чему этот разговор? - Ты ведь обладаешь силой, тебе нетрудно будет захватить корабль. Ты должен бежать с этого острова. Гадир уже не успеет выплатить вам обещанное золото, он погибнет вместе с Антиллой, вам нет смысла убивать меня. - Гадир здесь ни при чем, - ответил я, - только ты и я, и между нами смерть. На лице Кийи отразилось отчаяние. Побег в мои планы не входил. Сейчас вероятность того, что остров погибнет и я вместе с ним, показалась мне весьма заманчивой. Я смогу отомстить Гелионе и расправлюсь со Зверем. Лучшая кончина для него здесь, под огнем и камнем, под толщей вод. Пусть мне уже не увидеть вересковых пустошей, не услышать вой ветра, не утонуть взглядом в бездонном синем небе Медового Острова, но Антилльская ведьма умрет страшной мучительной смертью, и я заплачу за это удовольствие своей жизнью. - Послушай, Блейдд, сейчас не лучшее время для раздумий. Ты хочешь убить меня, но вряд ли мечтаешь и сам погибнуть вместе со мной. - Что она говорит? - в нетерпении спросил Миль. Он не понимал антилльского, а Кийя - кельтского, что было сейчас мне на руку, я мог сам решать, что переводить, а что нет. - Миль, - ответил я, - дальше наши пути расходятся. Ты спас меня, и я перед тобой в долгу. Она говорит, что скоро начнется извержение вулкана, и здесь находиться опасно. Весь остров в опасности. - Нам нужно скорее добраться до кораблей! - воскликнул Миль. - Да, тебе нужно добраться до кораблей, но плыть не в Гадир, а прочь от этих островов. Вернись назад. Миль, в наши земли. Антиллу ждет гибель, Гадир тоже. Ему просто не устоять, если подле него начнет рушиться такой огромный остров, вот что говорит Гелиона, и, поверь мне, она знает это. - А ты? Ты сам не хочешь последовать собственному же совету? - У меня другие планы, Миль. Поверь, так надо. Оставь меня с ней здесь, а сам уходи. Спасайся! - Мои люди взяты в заложники, - спокойно произнес Миль. - В лагере гадирцев остались мои сыновья, соплеменники и еще десятка три кельтов из других племен. Их жизнь теперь зависит от того, будет ли доставлена ведьма в Гадир. - Твои люди погибнут в любом случае, если останутся на острове. Гадир уже не успеет с нами расплатиться, тебе нет смысла спасать антилльскую царицу. Миль молчал, видимо, обдумывая мои слова, потом спросил: - А что будет с тобой? - Сейчас это не важно. А тебе нужно спешить. - Правду говорят, Бешеный Пес, что ты не человек? - спросил Миль. - Правда это или нет, я в любом случае позабочусь о себе сам. Оставь меня здесь, Миль, и не мучайся угрызениями совести. Спеши. - Если острова и вправду скоро погибнут, то я должен немедленно вернуться к основному гадирскому лагерю и забрать оттуда всех наших. - Миль, мне приходилось слышать байки о твоем королевском происхождении, но теперь я и сам вижу, что это правда. Так может рассуждать только истинный король. Я даже не стану отговаривать тебя, хотя ты потеряешь при этом время и рискуешь не успеть. Но тебе ведь все равно понадобятся люди, чтобы захватить корабль и управлять им. Я знаю, Миль, ты пройдешь по горящему острову сквозь все сражения, соберешь своих людей и спасешь их. - Почему мы не уходим? - перебила меня Кийя. Я не обратил на нее внимания. - Прощай, король Миль, и да будет благословение богов с тобой. Может, свидимся, если сумеем оба выбраться отсюда. - Прощай, Бешеный Пес, - Миль хлопнул меня по плечу. - Пусть и с тобой будет благословление богов, если оно тебе нужно. С этими словами Миль развернулся, пошел быстрым шагом и вскоре скрылся из виду. Кийя посмотрела на меня вопрошающе. Ее взгляд выражал растерянность, страх и одновременно надежду. Она была такой жалкой, что я расхохотался и дернул веревку, связывающую ее руки. Она упала на колени и опустила голову. Моя месть началась. Я рывком заставил ее подняться на ноги. Держа веревку словно поводок, я направился в сторону гор. Глава 7 Путь к Мглистым Камням Еще до рассвета голые каменистые плоскогорья сменились скалами. Каменные гиганты окружили нас со всех сторон, и мы будто оказались в другом мире. Чем закончилась битва, я так и не узнал. Но весьма вероятно, что малочисленный отряд гадирцев пал, если только к нему не пришла подмога. Крутая горная тропа уходила вверх. Скорость нашего продвижения заметно уменьшилась, а мое настроение улучшилось, как всегда бывает в горах. Больше я не пытался сохранить видимость добрых намерений и стал обращаться с Кийей более грубо, чем прежде. Она то и дело оступалась, босые ноги, не привыкшие к ходьбе, покрылись волдырями. Она шла, прикусив губу, видно было, что вот-вот готова заплакать. Жаль, что кроме меня некому будет полюбоваться на слезы Великой Властительницы, таким удовольствием я согласился бы поделиться даже с гадирцами. Я не опасался ее в такой степени, как гадирцы, к тому же мог читать ее мысли, так мне, по крайней мере, казалось. Но руки я ей все-таки оставил связанными. Я ведь был один и не мог каждое мгновение следить за ней. А так она была на поводке, и первое время меня очень развлекало то, что за этот поводок можно дергать, и она падала. Правда, это развлечение мне быстро надоело, бесконечные падения Кийи задерживали нас. Она спотыкалась и с трудом передвигала ноги. Не знаю, почему она оказалась босой, но это мешало не только ей, но и мне. Нам нужно было двигаться как можно быстрее, а она делала каждый шаг так, будто ступала по раскаленным углям. На моих собственных ногах были великолепные башмаки из оленьей кожи. Не помню уже, с кого я их снял. Живя среди людей, я привык к обуви, без нее в человеческом обличье не так легко преодолевать большие расстояния, особенно здесь, в горах. Когда Кийя начинала замедлять шаг, я подгонял ее ударами. Сквозь разорвавшуюся одежду я видел, что спина у нее в синяках и ссадинах, и вспоминал, как плеть оставляла на моей собственной спине раны еще более жестокие. Что ж, это замечательная возможность для бывшей царицы изведать на собственной шкуре страх и мучения, которые мне пришлось самому пережить в Антилле. Горы становились все круче, но я и не думал замедлять наш темп. Несмотря на пот и изнеможение, я упорно шагал вперед и тащил за собой Кийю. Мы шли всю ночь и день, пока Кийя не лишилась чувств от усталости. Опасаясь погони, я перекинул ее через плечо и пошел дальше. Она была такой легкой, что почти не замедлила моей скорости. Так я шел, пока к ночи сам не свалился без сил. Я проверил, не ослабли ли веревки на руках пленницы, потом улегся к ней под бок. Обмотав вокруг ладони веревку, связывающую ее руки, я погрузился в дрему, позволив себе насладиться мыслями о предстоящей мести. На следующее утро я проснулся первым. Кийя все еще спала или искусно притворялась. Я разбудил ее пинком. Она вскочила, испуганно уставившись на меня. Я не обратил внимания на то, когда ее в последний раз кормили и кормили ли вообще. Но сам я, учитывая вчерашний день без еды, был не прочь перекусить. По предыдущему своему путешествию в этих местах я помнил, что где-то неподалеку должна быть небольшая горная деревенька из трех лачуг. В тот раз жители ее сбежали, едва завидев войско Бренна. Но можно было надеяться, что теперь они вернулись, и мне будет чем разжиться у них. Вскоре мы достигли горы, за которой по моим ожиданиям должна быть расположена деревенька. Мне даже показалось, что на фоне неба мелькнула серебристая струйка дыма. Дальше было опасно идти вместе с Кийей, ведь я не знал, что ждет меня впереди. Разумнее всего было оставить Кийю здесь. Когда я подвел ее к дереву и начал привязывать, Кийя не на шутку испугалась. - Что ты собираешься со мной сделать? - робко спросила она. Я не сдержал улыбки. Теперь, когда она уже боится, я могу наслаждаться своей властью над ней. Я долго молчал, тщательно привязывая ее, так, чтобы она не смогла даже пошевелиться, украдкой наблюдая, как страх искажает ее красивое лицо. Наконец я ответил: - Конечно, я тебя убью, только еще не придумал, как. - Ты сумасшедший! - воскликнула Кийя. - Как ты только догадалась, - ухмыльнулся я. - Послушай, Волчонок, откуда в тебе такая ненависть? Разве я враг тебе? - И ты еще спрашиваешь?! Ты, обрекшая меня на медленную смерть в каменном колодце! - А ты не думал, что это был просто приступ ревности? Ты обманул меня с другой женщиной, но я не собиралась тебя убивать. Только проучить. - Не пытайся свести все к простой ссоре влюбленных, Кийя. Я никогда не любил тебя, а ты меня. Ты продержала меня в каменном мешке много месяцев, обычный человек так долго не выжил бы. - Но ведь ты не был обычным человеком, и я это знала. Разве я не давала тебе возможность питаться? Если бы я хотела убить тебя, ты бы умер там с голоду. - Питаться? Ты сбрасывала ко мне живых пленников, которых я был вынужден убивать! Убивать не из голода, а лишь потому, что ты лишила меня сдерживающего напитка, и я превращался там в хищника. Что могло стать с человеком, оказавшимся в четырех стенах рядом с обезумевшим волком? Ты, ты превратила меня в чудовище, сколько убийств ты вынудила меня совершить, и теперь ты еще смеешь утверждать, что это была просто ревность?! - Откуда тебе знать о моих чувствах? - спросила Кийя и грустно вздохнула. - Я часто вспоминала о тебе. Я видел, что Кийя пытается просто защитить себя, но все же поддался на ее слова. Гелиона-царица - была моим врагом, которого я жаждал убить, но Кийя-женщина, да к тому же влюбленная, вызывала во мне замешательство. - Брось, ты даже не узнала меня, - я попытался придумать новое обвинение. - Не узнала, это правда. Если бы ты имел привычку смотреться в зеркало, то, наверное, и сам бы не узнал себя. Но, думаю, тебе не приходилось видеть свое отражение иначе, как в грязной луже, из которой ты решил напиться. - Неужели за несколько лет я так постарел, что женщина, как ты утверждаешь, вспоминавшая меня, не смогла меня узнать? - Нет, ты не постарел, Блейдд. Не обвиняй меня в том, что я не смогла тебя узнать. Ты был таким ярким, горячим. Волосы у тебя были черными, глаза горели, словно подсвеченный солнцем янтарь, а кожа была почти бронзовая. Что же теперь стало с тобой, Блейдд? Ты будто выцвел, выгорел на солнце. Твои волосы поблекли и поседели, глаза угасли, а лицо стало бледным. Ты словно покрылся пылью, ушел в туман. Что с тобой стало, Блейдд? Она задала этот вопрос с таким неподдельным участием, что я на мгновение забыл о своей враждебности к ней. - Ты сама знаешь, что случилось. Умерла Морана. - Поверь мне, я очень сожалею и сочувствую тебе, - мягко произнесла Кийя. - Не лги! - заорал я. - Ты не умеешь сожалеть и сочувствовать. Ты можешь сожалеть лишь о своей собственной участи. Вот кому и вправду можно посочувствовать, даже мне тебя немного жаль. Потому что я знаю, что тебя ждет. Кийя хотела что-то ответить, но не успела, я сунул ей в рот кляп из куска старой тряпки. Я не мог допустить, чтобы она начала кричать и звать на помощь, как только я отойду на безопасное расстояние. Издалека ее, привязанную к дереву, скрытую его ветками, было не видно, но крик, конечно, мог привлечь к ней нежелательное для меня внимание. Я и так рисковал, оставляя ее здесь одну. Кийю свела судорога, она давилась тряпкой, из глаз брызнули слезы. Она отчаянно мотала головой, пытаясь избавиться от кляпа. Она смотрела на меня умоляюще, страх мучил ее все больше, и я, улавливая его, наслаждался им, размышляя, что еще можно сделать, чтобы усилить эти флюиды страха. Но я сдержался. Еще не время. Я быстро добрался до деревушки. Три маленьких домика прилипли к подножию горы, на склоне которой среди буйно разросшегося кустарника белели пятна ульев, разбросанных в беспорядке. Из отверстия в крыше одной из лачуг валил дым. Пахло домашней снедью. Забрехала собака. На ее лай вышел из лачуги старик, недовольно окликнул пса, осмотрелся и, ничего не заметив, вернулся обратно. Я обошел поселение, два других дома были заброшены, их стены покосились, а крыши провалились внутрь. Похоже, старик жил один. Первым делом я прибил пса. Он все равно не позволил бы мне здесь хозяйничать. Сделал я это тихо, но старик, словно почуяв, снова выбежал из лачуги, удивленно взглянул на распластанного посреди двора пса с перерезанной глоткой и внезапно заплакал: - Кто еще живет с тобой? - спросил я. Старик вздрогнул и, оглянувшись, наконец заметил меня. Он попятился назад, но уперся спиной в стену лачуги. - Никто, - ответил сквозь слезы старик. - Пес вот жил, да теперь я один остался. Ты и меня убьешь? - Если будешь делать, что я прошу, останешься жив. Мне нужна еда и больше ничего. Где жители соседних домов? - Они ушли, бежали, - промямлил старик. - Боятся гор. - А ты чего же остался? - Я шаман, - старик опять всхлипнул и вытер рукавом нос. - Шаман? Терпеть не могу шаманов. А что, шаманы не боятся гор? - Шаманы принимают жизнь такой, какова она есть, и не бегут от нее. - Что ж, тогда пойдем в дом и посмотрим, что эта жизнь припасла для меня. Я втащил старика в дом и швырнул его в угол, а сам изучил содержание сундука, служащего кладовой. Кадушка меда, немного крупы, несколько сырных голов - вот и все запасы старика. Я завернул сыр в тряпку, найденную здесь же, а кадушку с медом повесил себе на пояс. - Что же останется мне? - с горечью спросил старик. - Разве пчелы перестали делать мед? - удивился я. - Сходи на пасеку, вот тебе и еда. Я оставил тебе всю крупу, мне ее варить недосуг. Каша и мед, что еще старику надо? Принимай жизнь такой, какова она есть. Когда я вернулся за Кийей, она была без сознания. Я отвязал ее и привел в чувство парой пощечин. Сунул ей в руки кусок сыра. - Ешь, только быстро, не хочу здесь задерживаться. Кийя с жадностью набросилась на еду. Внезапно она заметила, что я наблюдаю за ней, застыдилась своего голода и стала есть сдержаннее. Удивительно, но она все еще заботилась о том, как смотрится со стороны. - Кого ты убил, чтобы украсть еду? - спросила Кийя. - Тебе есть до этого дело? - Это моя страна и мои люди, - надменно проговорила она. Я едва не повалился со смеху. - Да?! У тебя еще есть страна? Но почему-то ты поинтересовалась источником этой пищи только после того, как насытилась? Кийя не ответила, не подняла глаза, уставилась на свои руки, разглядывая узлы на запястьях. Мы отправились дальше по дороге, ведущей к Мглистым Камням. Вскоре мы наткнулись на завал. Дорога была засыпана в результате горного обвала. Дальше тем же путем идти было нельзя. Пришлось развязать Кийю, лезть по скалам без помощи рук довольно затруднительно. - Только попробуй сбежать. Я жестоко накажу тебя. - Ты сможешь быть еще более жестоким, чем угрожал быть раньше? - удивилась Кийя. Мы карабкались по горам, продираясь сквозь мелкий колючий кустарник, пока не набрели на другую тропинку, не такую широкую и удобную, как прежняя. Та дорога пролегала между скалами, эта же тропа поднималась и опускалась по кручам, не позволяя двигаться вперед с прежней скоростью. Очевидно, ею пользовались охотники. Местность казалась заброшенной, хотя, помнится, в небольших приречных долинах, где случалось проходить кельтскому войску в мое прежнее пребывание в Антилле, были селения. Но теперь жители покинули их и подались кто куда. Те, кто боялся нашествия гадирцев, ушли к северу, глубоко в горы, в надежде укрыться там в пещерах от наступающего врага. Другие, у кого больший страх вызывала разбушевавшаяся стихия, наоборот, покинули горный край и направились на юг, в равнинную местность, предпочитая смерть от гадирского клинка. Думаю, немало было и таких, кто, как встреченный мною старик, остался на месте, решив принять ту участь, которую выберут для него боги. Тяжелые серые тучи затянули небо, и в воздухе пахло серой. Жара, преследовавшая меня еще на песчаных равнинах Антиллы, в горах, вопреки ожиданиям, стала еще невыносимей. Казалось, воздух нагревается не только солнцем, спрятанным за тучи, но и самой землей. К концу дня Кийя уже не шла, а ползла, и наша скорость передвижения настолько снизилась, что я решил устроиться на ночлег раньше, чем планировал. Кийя устала до такой степени, что отказалась от еды и начала укладываться спать. Наблюдая за изгибом ее тела, я не выдержал и, отложив в сторону Меч, подошел к ней. Она с опаской посмотрела на меня и брезгливо отодвинулась. Я, помня наши прежние забавы, вовсе не ждал от нее ласки, но ее брезгливая гримаса мне все же не понравилась. - Ну же, раньше ты сама приглашала меня к себе в постель. Кийя поморщилась: - Ты туп, но это меньший из твоих недостатков, ты к тому же еще омерзительно воняешь. От радости, что мне удалось доставить ей еще и эту неприятность - терпеть мой запах, - я расплылся в улыбке: - Ничего, это еще не так страшно. Вот когда ты сама начнешь вонять, как бродяжка, тогда ты будешь испытывать отвращение к самой себе. Я хотел приласкать Кийю, но она отшатнулась от меня, словно от чумного. - Ну, детка, не строй из себя недотрогу. Я, может, уже не так хорош, как раньше, но все же заметил, что нравлюсь тебе больше, чем гадирцы. - Ты не нравишься мне вообще, - ответила Кийя. - И все же я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от гадирыев. - Ты еще не знаешь, что тебя ждет со мной, - усмехнулся я. - Что бы ни ждало меня, Блейдд, как бы ни была ужасна смерть, я готова к ней. Любая смерть лучше позора, которому хотел подвергнуть меня Гадир. Я царица, Блейдд, мне лучше умереть в безвестности, чем претерпеть унижение на глазах моих давних врагов. - Ну что ж, - обрадовался я, - тогда моя совесть чиста. Что может быть лучше казни, в которой и жертва и палач так единодушны в своем стремлении осуществить расправу, правда? Кийя отвернулась. - Не ты ли утверждала, что любила меня? - Тебя, каким ты был прежде. Но сам ты, похоже, уже все позабыл. - Я помню, Кийя, если не все, то очень многое. Но все это было давно, слишком давно, тогда я еще верил, что рожден для счастья. - Для чего же, по-твоему, ты появился на свет? - Для мести, Кийя, только для мести. Для того, чтобы ты прокляла меня, как проклинали и многие другие. А еще для того, чтобы однажды околеть где-нибудь в болоте, как бездомный блохастый пес, в забвении и одиночестве. - Как мрачно, - саркастически произнесла Кийя, и легкая усмешка тронула ее губы. - Не замечала раньше, что ты склонен к трагизму. - Я склонен к убийству, Кийя, и сейчас, более чем прежде, тебе следовало бы сдерживать свои усмешки. Насилие мне казалось довольно пошлым и плохо вязалось с актом моей благородной мести, но в тот момент мне было все равно. Я снова привлек ее к себе, пояснив на всякий случай: - Не думай, что нравишься мне или я вспомнил прошлое. Просто в округе нет ни одной женщины, и ты единственная, кто может скрасить одиночество старого, похотливого оборотня. К моему огорчению, Кийя и не думала припоминать прошлое. Она не скрывала своего отвращения, страх исказил ее лицо, и оно стало некрасивым. Но ей хватило ума не кричать, из чего я сделал вывод, что она по-прежнему предпочитает общество одного оборотня целому отряду гадирцев. Глава 8 Смертное Заклятье На следующий день небо было по-прежнему затянуто тучами, похоже, солнце не желало больше смотреть на эту землю. Мы отправились дальше по скалистой тропе. Кийя за целый день не проронила ни слова, я же неизвестно почему злился на себя и поэтому старался вести себя более грубо. Откуда-то из недр земли донесся ужасающий гул. Земля качнулась под ногами, как бывает на корабле при сильных волнах. Кийя присела на корточки и закрыла лицо руками. Я презрительно проговорил: - Трусливая ведьма, вижу, что ты боишься умереть. Но бояться тебе надо не гор, а меня. Я буду твоим убийцей, а не Атлас. - А ты не боишься умереть? - спросила Кийя. - Я ничего не боюсь, я воин, - ответил я надменно, хотя и знал, что это пустая бравада. Я был полон страхов и сомнений, но это касалось только меня. Этой ведьме никогда не узнать о них. - О, как это достойно, быть смелым и не бояться смерти, зная, что ты бессмертный. Ты храбр и отважен потому, что ты - крепкий и сильный самец, потому что у тебя острые клыки и длинные когти. А еще ты так смел потому, что ты самовлюбленный эгоист, даже подвиги ты совершаешь только из жажды славы и почитания окружающих. Я расхохотался, отчасти потому, что в чем-то она была права. А вид этой маленькой беззащитной женщины, пытающейся сохранить прежнее свое достоинство и мудрость суждения, вызывал у меня улыбку. Но я подавил ее и приказал Кийе карабкаться наверх. Когда мы поднялись довольно высоко, снизу послышались скрежет и рев. В том месте, где мы недавно проходили, кипела лава, ее поток вырывал с корнем деревья, выворачивал каменные глыбы. Земля содрогалась в конвульсиях, стоял оглушительн