Некоторые из этих книг общедоступны, они были не только известны Древним, но и послужили основанием многих вероучений, пока не были творчески переосмыслены нашими учеными мужами - служителями Священного престола, - Джордан иронически улыбнулся. - Вот, например, эта. Самое Начало. У нас в монастыре и в ордене были выдержки из книг. Но никто не знает, где сами книги, хотя достоверно известно, что одна такая книга есть у Верховного жреца, и это обусловливает его немалую власть над миром. А может, эта помогает твоему отцу оставаться королем, как думаешь? -- взгляд Джордана стал лисьим, с хитрым прищуром. -- Пути Господа неисповедимы - забавно - церковь жжет Древние дьявольские игрушки и использует книги. - У нас много старинных книг, - сказал Квентин. -- Но отец никому не разрешает пользоваться библиотекой. - И правильно делает, потому что эта библиотека - эльдорадо для хранителей веры, ты меня понимаешь? -- усмешка вновь скользнула по губам Джордана. -- Язык, на котором написана эта книга, отражение Первого языка. Языка, на котором говорил Бог, тот Бог, о котором ты знаешь из вашей Книги. Здесь полно тайных смыслов и символов и, наверное, не одна человеческая жизнь уйдет на расшифровку этой книги и нахождение первой Формулы. Но даже и без того ясно, какую силу она дает. Взгляни на этот переплет холодного серо-голубого цвета, не небо ли он тебе напоминает? -- Джордан закрыл книгу и перевернул ее так, чтобы был виден золотой сверкающий вензель, изображающий молнию, ударяющую в дерево. - Да... - прошептал Квентин, ему действительно показалось, что от книги исходит какая-то энергия. Удивительно, как раньше он ее не чувствовал. - Я первый раз в вашей библиотеке, но сразу почувствовал ее, хотя здесь столько всего интересного... - Джордан обвел взглядом поднимающиеся до потолка стеллажи с книгами. -- В этой книге великая сила. Сила первичного творения. Но как же немощен человек в попытке разгадать великие тайны бытия, тайны влекущие, подобно магниту, слабую человеческую душу. - Вы пришли, чтобы овладеть тайнами? - спросил Квентин. - Тайны есть движущие силы человеческой души, все, что мы делаем, мы делаем только потому, что разгадываем очередную тайну. А если нам что-то неинтересно, если за этим не скрывается пусть маленькая, но тайна, мы это не делаем, верно? А разгадав тайну, стоящую за тем или иным предметом или действием, мы, как правило, перестаем им заниматься. - Почему же тогда мы время от времени едим, ведь мы же уже знаем, куда пойдет наша еда? -- спросил Квентин. Джордан на мгновение застыл, как бы пробуя на вкус конфетку из слов, которую ему подсунул Квентин, а потом, запрокинув голову, расхохотался веселым заливистым смехом. Прошло немного времени, и Джордан совершенно освоился в замке. Да и обитатели замка уже не вздрагивали от неожиданных появлений высокой, похожей на призрак, фигуры в монашеской сутане. Роланд разрешил ему оборудовать лабораторию в подвальном помещении замка. Здесь, среди лабиринтов тюремных камер, хранилищ, подвалов и ответвлений подземного хода, Джордан оборудовал себе комнату для научных исследований. Квентин, у которого, наверное, из всех обитателей замка установились наиболее дружеские отношения с монахом, любил бывать в лаборатории. Это была одна из бывших тюремных камер. Помещение без окон, размерами четыре на четыре метра, вместило в себя рабочий стол, пару стульев и печь, устроенную особым, изобретенным Джорданом способом. Все это освещалось дюжиной свечей, развешанных по стенам. Длинный стол был уставлен странными приспособлениями и разнообразными пробирками, колбами и ретортами с разноцветными веществами. Джордан приспособил к печи мехи и использовал ее для плавки металлов. На полках, прибитых к стенам, стояли книги, в том числе и взятые из отцовской библиотеки, а также много древних рукописных свитков первых веков. Мало кто из слуг и придворных одобрял занятия и само пребывание в замке опального монаха, склонного к подозрительным алхимическим занятиям. Но Роланд не хотел никого слушать, и все решили, что между Джорданом и королем существует некий тайный сговор. И если бы не занесенные непролазными снегами дороги, то, скорее всего, к наместнику Великого жреца уже бы летели обеспокоенные гонцы. Но глубокие снега и злые метели держали все тайны внутри замка, и до наступления весны Джордану нечего было опасаться. По обрывкам разговоров между взрослыми Квентин догадывался, что отец пообещал еретику убежище до весны, хотя и это было достаточно опасно - враги всегда искали повод для расправы с таким независимым и сильным королем как Роланд. И хотя лаборатория Джордана была расположена в таком месте, куда не очень-то отваживались заглядывать придворные, тем не менее, по замку поползли подозрительные слухи. Кто от глупости, от недомыслия, а кто и от желания навредить королю, но все чаще, даже не стесняясь Квентина, челядь стала судачить о занятиях беглого монаха. Почти никто не сомневался, что здесь дело не чисто и не обходится без магии и колдовства, и вся эта алхимия, которой он там занимается, не доведет короля до добра. Однако желающих побродить по подвалам замка и пообщаться с населяющими их привидениями, чтобы шпионить за Джорданом, не находилось. Никто не хотел соваться в подвал в одиночку. Даже кухонная прислуга шла в подвал за съестными припасами, только собравшись по нескольку человек. Они всегда старались держаться вместе, разговаривали нарочито громко и, пополнив корзины картофелем и другими продуктами, торопливо возвращались назад. Квентин впервые попал в подвалы, когда ему еще не было десяти лет. Роланд взял большой факел, с треском сыпящий искрами, и повел сына в подземелье. Хотя и существовал секретный план подземелий замка, который Квентин неоднократно видел у отца в кабинете, разобраться в этом лабиринте мог, пожалуй, только сам король. Он свободно следовал по запутанному лабиринту, объясняя сыну систему меток и тайных знаков на стенах, понятную только посвященным. Эти знаки позволяли обойтись без плана, чтобы найти дорогу в подземелье. Кроме подвалов с провизией, тюремных камер, арсеналов, здесь имелся и подземный ход, ведший к реке на расстояние шести миль от замка. Ход существовал на случай осады, чтобы осажденные, когда будет потеряна последняя надежда на освобождение, могли покинуть замок и выйти к реке. Подземный ход был закрыт тяжелой железной дверью, ключ от которой имелся только у короля. Этот ключ Роланд постоянно носил с собой в специальном чехольчике на поясе, рядом с мечом. И тогда, чтобы пройти к дверям подземного хода, им пришлось изрядно поплутать по лабиринту. Это было устроено не случайно. Строители подземного хода упрятали его подальше от посторонних глаз и предприняли все необходимые меры, чтобы обезопасить хозяев от возможных вторжений извне. Пока они шли по лабиринту, Квентин не замечал времени. Они несколько раз поворачивали в противоположных направлениях, и Квентин, рассеянно слушая пояснения отца, думал, что он никогда не разберется в премудростях этой тайной системы символов. Отец останавливался на каждом повороте и указывал на знак на стене. Рельефные, покрытые отшелушившейся местами красной краской, знаки располагались выше человеческого роста, и отец, чтобы Квентин мог их хорошенько разглядеть, поднимал факел на вытянутую руку. Важно было понять систему: базовых знаков, обозначающих направления, было всего четыре, но они были скрыты среди других двенадцати знаков. Таким образом, всего знаков было шестнадцать, и они всегда встречались в сочетаниях друг с другом, чтобы усложнить их прочтение. Кроме того, определенные наборы знаков указывали на альтернативные пути и боковые проходы. Разобраться во всей этой системе было непросто. Но отец хорошо знал самый кратчайший путь. - Запомни, сынок, всего четыре знака, - говорил он. -- Они указывают направление к подземному ходу. Иди строго по ним. Другие знаки нужны только для того, чтобы сбить врагов с толку. И Квентин старательно рассматривал знаки, пытаясь запоминать все эти фигурки людей и животных, буквы и символы. - Мы сейчас должны идти по тому проходу, над которым изображен конь среди колосьев, так мы сможем выйти к подземному ходу и будем свободны, как кони на пастбище. Замку насчитывалось более трех столетий, построенный в эпоху Великих королей, он должен был олицетворять могущество и независимость его обладателей. Его сравнивали с кораблем, стремительно несущимся по гребням каменистого утеса, сквозь зеленое море соснового леса. Своими островерхими башенками с узкими бойницами и высокими золочеными шпилями мачт с развевающимися на них флагами, он действительно напоминал одинокий мятежный парусник в бушующем море. Род королей Монтании не зря причисляли к созвездию Великих королей, они вели свою родословную с первых веков. В Древности, по преданию, они тоже были не последними людьми, хотя кто мог с уверенностью сказать, что было тогда, в эти Древние века. Потомки первого короля Монтании неизменно несли принципы рода, заложенные в его девизе: основательность и самоотверженность в достижении великой цели. И замок, их родовой дом, был всецело построен на этих принципах: он вместе с его хозяевами основательно и надежно служил достижению высшей цели, о которой Квентину надлежало узнать в свой день и час. А сейчас они с отцом подходили к двери подземного хода, чтобы пройти по нему и выйти к реке, которая начиналась глубоко под землей и за шесть миль от замка прорывалась на поверхность бурным горным потоком. Шила в мешке не утаишь: о подземном ходе ходили слухи, но никто в точности не знал, где расположен выход к реке, его не было даже на карте Роланда. Да и сам Роланд не был уверен, найдет ли он выход подземного хода снаружи. Квентину оставалось только одно - следовать за отцом и постараться запомнить систему знаков. В принципе она была не так уж сложной, и, поплутав по лабиринту пару-тройку дней, можно было добраться до выхода. Но от центрального тоннеля отходили еще боковые проходы, не помеченные никакими знаками, они отсутствовали на даже на старинной карте. Быть может, это были естественные, не затронутые строителями, пустоты в породе, может быть, специально устроенные хитроумные ловушки, - этого не знал никто. Роланд в молодости интересовался лабиринтом и нанес на карту немало таких ответвлений. Однако одно из таких путешествий чуть не стоило ему жизни, на долгое время отбив охоту от дальнейших исследований. - Когда я был еще совсем молод, - рассказывал Роланд, держа за руку маленького сына. -- Я любил исследовать неизвестные проходы в лабиринте и наносить их на карту. Надо сказать, что в их роду было строго заведено правило -- не спускаться в подземелье в одиночку, но Роланду не терпелось, а его отец, дед Квентина, Филипп к тому времени тяжело болел и не мог поддержать сына. И вот молодой Роланд, спустившись в лабиринт, дошел до места, обозначенного двумя пляшущими человечками, звездой и двумя стрелками, что означало, что теперь нужно поворачивать направо. Но его давно влек к себе левый неизученный проход, таинственное углубление, круто спускающееся на более низкий уровень. Факел высветил грубо отесанные ступени, уходящие вниз. "Значит, здесь побывали люди", - подумал Роланд и ступил вниз. Он внимательно осматривал стены в поисках знакомых знаков, но ничего не обнаружил. Тогда кусочком мела, он стал проставлять метки через каждые десять шагов, чтобы не заблудиться. Лестница уходила все дальше вниз под землю, а ступени сначала невысокие, становились все выше, как будто строителям надоело вытесывать из камня слишком много ступеней, и они решили обойтись их малым числом. Наконец лестница закончилась, и Роланд, пройдя по крутым ступеням, мог отдышаться. Дальше коридор разделялся на две части. Эти два прохода, как ни странно, были помечены знаками, но Роланду оба этих символа были не знакомы. Правый коридор был обозначен рогами, а левый трезубцем. Заглянув в оба коридора, Роланд увидел лишь тоннели, уходящие в кромешную тьму. "На два рога тебя поднимут или на три, - конец один", - подумал Роланд и шагнул в левый проход. Тоннель под острым углом забирал налево, и уже через несколько шагов вход в него скрылся в темноте. Пол был неровный, валялись осколки камня и кирпича, кучи выброшенного грунта, так что время от времени Роланду оставалось только чертыхаться, поминая недобрым врага рода человеческого. По мере продвижения проход сужался, и через некоторое время Роланд обнаружил, что выложенные каменной кладкой стены тоннеля уступили место природной скальной породе. Роланд шел, все так же отмечая пройденный путь, и вскоре оказался в большой горной пещере. Он подумал, что нашел еще один выход из подземного хода, поскольку прежний оканчивался такой же пещерой, в которой протекала река. В воздухе чувствовалась свежесть воды, и слышалось отдаленное капанье. Огонь факела выхватывал удивительно красивые прожилки зеленого минерала на стенах. Пещера была высокой, свет не достигал ее потолка, и только в ледяных окаменелостях отражался свет факела. От замка до ближайших гор было мили две, но Роланд не верил, что мог пройти такое расстояние. Впереди он увидел камень в два раза превышающий человеческий рост. Каменная глыба возвышалась посреди пещеры, как трон исполинского властелина подземного мира или какого-нибудь короля троллей. Роланду стало немного не по себе, и он быстрым шепотом, одним движением губ, прочитал охранительное заклинание и сделал жест, предохраняющий от всех непроявленных сил. Но с каждым шагом, сделанным к этому черному трону, страх все больше и больше одолевал его. Обостренным чувством опасности, унаследованным от прародителей, он ощущал присутствие неведомой и грозной силы. Трон стоял спинкой к нему, и, чтобы предстать перед лицом сидящего, он должен был обойти вокруг. Но каждый последующий шаг давался все труднее. Роланд чувствовал, как мурашки бегут по спине, а ноги стали ватными и не послушными. И еще ему казалось, что это не он приближается к камню-трону, а трон медленно приближается и разворачивается к нему. Внезапно пронесся быстрый шепоток, словно где-то очень далеко тысячи летучих мышей разом снялись с насиженных мест и поднялись в воздух. Роланд быстро произнес заклинание оградительного круга, и вокруг него во тьме вспыхнули тысячи маленьких искорок. "Сработало!" -- с облегчением выдохнул Роланд. Но в этот момент раздался глубокий вздох, такой низкий и протяжный, что у Роланда содрогнулись внутренности. Земля под ногами чуть дрогнула. Роланд почти дошел до трона (или трон до него) и застыл в нерешительности. Он уже не сомневался, что этот камень перед ним - трон, и его хозяин сейчас поднимется ему навстречу, что бы оказать достойный прием непрошеному гостю. Снова в воздухе послышался шепот миллионов губ, и где-то вдалеке раздались гулкие удары, словно с места соскочил и стал перекатываться огромный камень, прыгая со ступеньки на ступеньку. Роланд сделал несколько шагов навстречу этому звуку и увидел расположенное перед троном горное озеро. Его воды застыли черным зеркалом у подножия трона. Теперь Роланд ясно видел, что трон вытесан из гладкого черного камня с отполированными подлокотниками из зеленого малахита. Кто-то большой и властный любил сидеть здесь в одиночестве и, отражаясь в темном зеркале воды, наслаждаться своим созерцанием в видимом только ему свете. И Роланду вдруг захотелось того же. Ему захотелось сейчас же взобраться на трон и заглянуть в темные глубины озера. Узнать, что же за вековечные тайны скрывают эти черные неподвижные воды и увидеть в них отражение того, кто сидит на троне. Он с трудом подавил в себе это желание, зная, что некоторые силы только и ждут от него, чтобы он нарушил установленный порядок, и у них появился повод разобраться с ним. Грань, разделяющая явленный и неявленный мир, очень тонка, а мир, установившийся между ними, весьма хрупок и ненадежен. Нельзя было нарушать покой этого места. Он посмотрел направо и увидел: озеро уходит в глубину пещеры и теряется под изящной аркой, выложенной голубым камнем. Нависла тяжелая тишина, прерываемая только чмоканьем капели о камни. Роланд обратил внимание на надпись, идущую по изголовью трона. Странные символы и буквы светились красными огоньками, как догорающие угольки в костре. Что было написано, он не понял. Он прошел чуть дальше за трон, в тридцати шагах от него чернела дыра глубокого провала, по обе стороны которой застыли свечи горного хрусталя. Роланд прислушался, и ему показалось, что из этой пещеры доносятся низкие рокочущие звуки. Стало страшно, и он оступил назад. "Все, на сегодня довольно, пора возвращаться домой", - подумал он. И вдруг что-то тяжелое с шумом упало в воду под сводами арки. Вода взметнулась фонтаном. Взволнованное озеро вышло из равновесия, и ноги Роланда окатило волной. Холодная вода вывела его из оцепенения и он увидел, что на него накатывается волна, словно кто-то могучий идет по дну озера, двигая мощным телом массу воды. Адреналиновый душ ошпарил Роланда, и он кинулся прочь с этого места. Перепрыгивая через высокие ступени, сделанные для исполина, он перевел дух только когда, споткнувшись о последнюю ступеньку, вывалился в центральный проход. Он лежал, тяжело дыша, без сил, чтобы подняться, и вслушивался, не слышны ли сзади тяжелые шаги. Но все было тихо, и только его взбудораженное сердце молотом стучало по каменным стенам, отдаваясь эхом в висках. Через какое-то время, почувствовав на теле корку ледяного пота, он поднялся и решил больше никогда не спускаться в эту пещеру. Он взял кусок мела и нарисовал на стене большой, хорошо видимый трезубец, поставил дату, написал: "ВХОД ЗАПРЕЩЕН!" и подписался своими инициалами. Роланда очень заинтересовал этот случай, и впоследствии он переворошил все книги, посвященные истории замка и лабиринту, но о подземельях в них было сказано на удивление мало. Только лишь очень старый документ, отчет о строительстве замка трехсотлетней давности, мог бы немного пролить свет на эту тайну, но и он содержал в основном сведения хорошо известные: чертежи наземной части и фортификационных сооружений, план подземного хода и систему знаков - то, что Роланд и так хорошо знал. Старый король Филипп не был охотником до подземелий, его, как и слуг замка, охватывал необъяснимый страх перед подвалами и, более того, то, что полагалось знать королям о путях к подземному ходу, старый король не знал. Сколько ни спрашивал Роланд отца в свое время о подземельях, король Филипп только бурчал что-то о страшных троллях, живущих в пещерах, и что он в жизнь туда не сунется. Роланд решил никому не рассказывать о случае в подземелье. Он обследовал еще несколько ответвлений от центрального хода, не обозначенных на карте, но все они оказались либо скалистыми тупиками, либо были наглухо засыпаны землей. Второй же раз спуститься в этот помеченный им тоннель он не решился. Таким образом, Роланд был единственным из королей Монтании, кто имел о подвалах наиболее полное представление. И в тайну лабиринта Роланд никого, кроме сына, не хотел посвящать. Оставалось только дожидаться взросления принца Квентина. И теперь ведя девятилетнего Квентина по подземному ходу, он показал ему трезубец и надпись и строго-настрого запретил даже приближаться к этому проходу, пообещав рассказать всю историю чуть позже, когда Квентин станет постарше. Сейчас же их цель состояла в том, чтобы выйти к подземному ходу кратчайшим путем, избегая ловушек, подобных той, что была обозначена трезубцем. - Может, отдохнем, сынок? - спросил Роланд. Мальчик уже изрядно устал, но не хотел показаться отцу слабаком. - Нет, давай пройдем еще немного. Они двинулись дальше, и Квентин, держась за сильную руку отца, чувствовал себя в безопасности в этом темном и сыром подвале. Он внимательно смотрел себе под ноги, боясь оступиться, зацепившись ногой за осколок какой-нибудь горной породы. Когда они подошли к двери подземного хода, Квентин уже изрядно устал от путешествия по изломанному лабиринту. Роланд достал из кожаной сумочки, притороченной к поясному ремню, тяжелый ключ и передал его сыну. Квентин вставил ключ в замочную скважину, ключ повернулся достаточно легко, и мальчик всем телом навалился на тяжелую железную дверь. Дверь поддалась с трудом, но двигалась спокойно, без скрипа, на хорошо смазанных петлях. Перед ними открылась большая подземная пещера. Слева от входа гремел водопад, мельчайшими брызгами распыляя в воздухе свежесть. Вода с шумом и гулом уносилась вниз, в раскрытую пасть пропасти, и там разливалась вначале в озеро, а затем в вытекающую из него реку. Вдоль правой отвесной стены вниз к горному озеру вела крутая каменная лестница. Роланд покрепче взял сына за руку, и они стали осторожно спускаться вниз - малейшее неосмотрительное движение на лестнице, нависающей над пропастью, могло стоить им жизни. Вскоре они были у подножия горы. Здесь уже был виден солнечный свет в конце тоннеля, выпускающего горную речку на свободу. На небольшой площадке у конца лестницы была привязана лодка. В лодке был фонарь, пара весел, лук со стрелами и еще кое-какое снаряжение. Они сели в лодку и погребли к выходу. Через некоторое время тоннель закончился, и солнечные лучи заставили их крепко зажмуриться. Течение в этом месте было не слишком быстрое, и они спокойно достигли противоположного берега реки, полого и зеленого от покрывающего его хвойного леса. - Вот, сынок, теперь ты знаешь одну из основных тайн де Монтана, основателя нашего рода. Храни ее бережно. Все остальное узнаешь чуть позже, когда подрастешь, - Роланд улыбнулся и потрепал сына по голове. Они с удовольствием развалились на земле, устланной мягкой опавшей хвоей. Чудесно было вдыхать этот воздух, настоянный на ароматах свежей воды и хвойного леса. Августовское солнце предзакатной половины дня мягко ласкало их продрогшие в подземелье тела. По небу плыли неторопливые облачка, рядом тихо плескалась речка, и не было ничего лучшего в этот час, чем, забыв обо всех тяготах и заботах, откинуться на спину и долго смотреть на облака, проплывающие в высоком голубом небе. Глава 3. Древние игрушки Однажды в конце февраля, когда зима исходила последними злыми ветрами, Квентин решил скоротать еще один скучный вечерок в компании Джордана. Он ловко скатился по подвальной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Почти все время Джордан проводил в лаборатории, и лишь под утро поднимался в свою комнату выше этажом, чтобы ухватить несколько часов сна. Вот и сейчас Джордан колдовал над печью, раздувая огонь с помощью ножных мехов. В глубине печи, в тигле, готовился какой-то сплав. Квентину нравилось бывать у Джордана. Здесь было так интересно, и столько всего нового! Но монах частенько выражал свои мысли столь путано и парадоксально, что поставленный в тупик Квентин долго не мог добраться до сути. Когда же внезапная догадка осеняла принца, он, опасаясь всегдашних насмешек, долго ее проверял, прежде чем обратиться к Джордану. У Квентина были хорошие учителя, каждый день они вбивали в него премудрости математики, натурфилософии, религии и языки. Но способ, каким они доводили познания до ученика, вызывал скуку. Другое дело Джордан, он умел задать вопрос, над которым стоило задуматься, а то и заглянуть в книги, чтобы ответить. Это было интересно. Джордан и не требовал ответа, он словно бы просто размышлял вслух, озадаченный какой-нибудь проблемой. Но азартный Квентин цеплялся за вопрос, и если не мог ответить на него самостоятельно, не успокаивался, пока не добивался ответа от Джордана. Наградой ему служила очередная усмешка ученого монаха и взгляд, каким курица смотрит на глупенького цыпленка наконец-то обнаружившего в навозной куче золотое зернышко. Квентину нравилось бывать у Джордана еще и потому, что здесь, под землей, творилась тайна. Джордан, человек с необычной судьбой и образом мышления, привлекал его. В адской кухне Джордана постоянно что-то варилось, искрилось, дымилось, порой взрывалось, осыпая искрами и осколками стекла все вокруг, - все это было очень интересно. Иногда Джордан производил опыты с животными или, как он сам называл, фокусы. Подопытными служили крысы и мыши, отловленные Джорданом в мышеловки, которые он расставил по всем подвалам и закоулкам. Пойманных зверьков он держал в клетках у двери. Рукой, одетой в перчатку из толстой кожи, он лез в клетку, доставал очередного зверя и подносил его к странному предмету, похожему на большой барабан. Барабан был сделан из блестящего серебристого металла и стоял в углу комнаты. Сбоку барабана имелись рычажки, кнопки и круглые вращающиеся ручки. Квентин знал, что дело здесь нечисто, и это одна из тех дьявольских игрушек, за которые можно запросто изжариться на костре. Джордан открывал крышку барабана и бросал туда пищащую крысу, а затем нажимал на одну из кнопок, расположенных на передней панели. Раздавалось мерное гудение, и когда Джордан через минуту вновь открывал крышку, крыса исчезала. Джордан с видом удачливого фокусника делал торжествующий жест и тотчас приникал к маленькому глазку, вделанному в барабан, но сколько Квентин ни просил его посмотреть в глазок, Джордан не разрешал. Самое интересное состояло в том, что иногда крысы возвращались. Джордан, прежде чем засунуть очередную жертву опытов в барабан, цеплял ей на лапку металлическое колечко с номером, записывал номер в тетрадку, крутил переключатели и записывал их показатели. Когда крысы возвращались, барабан начинал гудеть сам собой, на нем начинали мигать зеленые и красные огоньки, и раздавался мелодичный звонок. Джордан, если он находился в это время в лаборатории, со всех ног бросался к барабану, открывал его, и, позабыв об осторожности, доставал крысу. Снова записывал ее номерок в тетрадку и проставлял дату. Иногда крысы возвращались такими тощими и облезлыми, что на них было жалко смотреть. Джордан возвращал доходягу в клетку к сородичам, и она жадно набрасывалась на оставшуюся от них еду. Но случались и более странные вещи - временами барабан Джордана выбрасывал вовсе даже не крыс. За два месяца у Джордана собралась небольшая коллекция вещей, появившихся в барабане. В большинстве своем они для Квентина не представляли интереса - он просто не знал, что это такое. Чаще всего это были дьявольские игрушки, которые продавались из-под полы на рынках городов. Как только барабан выбрасывал очередную дьявольскую игрушку, Джордан поспешно прятал ее подальше от посторонних глаз в большой сундук, окованный железом, да так быстро, что даже не давал ее рассмотреть Квентину. Иногда барабан выбрасывал бумаги, написанные на непонятных языках, и Квентин ничего не мог понять в них. Все это было настолько интересно и таинственно, что Квентин почти все время проводил в компании Джордана. Учителя стали замечать его отставание, и только страстные уговоры и мольбы Квентина останавливали их от жалоб королю. Но Квентин отлично знал, что так не может продолжаться слишком долго, поэтому он все чаще стал обращаться к Джордану с просьбами, объяснить ему те или иные уроки. Джордан только насуплено хмыкал в усы и бурчал что-то насчет бессмысленности обучения безмозглых принцев, чье занятие на всю оставшуюся жизнь будет состоять из бесчисленных пиров, охоты, рыцарских поединков, турниров и прочих развращающих занятий. Но постепенно все-таки сменял гнев на милость и в свойственной ему манере начинал задавать Квентину вопросы, на которые у последнего, конечно, не находилось ответов, и отвечать на них приходилось самому Джордану. Незаметно рассуждения Джордана превращались в увлекательные лекции, интереснее которых Квентин никогда ни от кого не слышал. Король Роланд наряду с мечом, луком и копьем прекрасно владел и тайным магическим оружием. В свое время у него были прекрасные учителя, и он пытался все свое знание передать сыну. Магические заклинания по силе нередко не уступали самому мощному оружию, а во многих случаях вообще были незаменимы, особенно при стычках с существами призрачного мира. Занятия боевой магией не поощрялись в Серединном мире, и поэтому о них старались широко не распространятся. Существовало несколько школ, каждая из которых культивировала свое искусство. Учителем боевой магии у Квентина был Торин - высокий сухопарый мужчина лет сорока с длиной козлиной бородкой. Он принадлежал к школе "огненного взгляда", хотя взгляд его усталых глаз уже не излучал никакого огня. Квентин обычно рассеяно слушал его невнятное бормотание и с трудом воспринимал непонятные термины, которыми тот щедро сдабривал свои лекции. Когда Торин начинал объяснять то или иное заклинание, его мысль быстро уползала в такие дебри, в которых, как полагал Квентин, Торин и сам не разбирался. Торин мог долго и путано распространяться о взаимодействии элементов и силах незримого мира. Но в то же время он настолько увлекался предметом, что совершенно впадал в транс и беспамятство. Глаза его закатывались, а губы бормотали абсолютно непонятные и невразумительные вещи. Учитель в этот момент начинал настолько оживленно и сильно жестикулировать, что Квентин опасался, как бы ему случайно не прилетело хороших тумаков. В начале урока Торин скороговоркой произносил какую-нибудь формулу, и Квентин, когда успевал, а когда и нет, записать ее. Затем очень быстро, видимо, подпадая под какой-то побочный эффект от произнесенного заклинания, Торин уже впадал в транс. В результате, для практической магии на уроках совсем не оставалось времени, и после такого обучения, сколько не пытался Квентин использовать магические заклинания, у него ничего не получалось. Роланд же, напротив, придавал магическому искусству очень большое значение: магия не раз спасала ему жизнь в трудных ситуациях, и он ревностно относился к успехам сына в этой области. Но Квентину было неудобно жаловаться на учителя. Этот смешной и безобидный чудак Торин ему нравился, тем более, что он никогда и ни в чем не упрекал принца. "Он настолько увлечен своими, только ему понятными, мыслями и научными изысканиями, -- думал Квентин про Торина, - что забывает обо всем на свете". И тем большим было восхищение Квентина отцовским искусством боевой магии. Однажды он попросил отца показать ему какой-нибудь магический приемчик, и тотчас получил хороший щелчок по лбу. После этого он стал с еще большим уважением относится к отцу. У самого же Квентина ничего не выходило. Его магические формулы выходили какими-то размазанными и смытыми, и ничего, кроме легкого шелестения силы, вызвать не могли. Роланд часто брал сына на прогулки. Они скакали верхом, тренировались в фехтовании, а затем Роланд не прочь был продемонстрировать и свое магическое искусство. Квентин помнил один из таких дней, они, разгоряченные пикировкой на мечах, остановились на лесной поляне, ярко освещенной летним солнцем, отчего каждый листик на деревьях, казалось, светился изнутри изумрудным светом. Роланд внезапно застыл неподвижно, словно бы пытаясь что-то припомнить. Он набрал полные легкие воздуха, а когда выдохнул, раздался такой громкий хлопок, как будто бы рядом с ними прозвучал раскат грома. Квентин удивленно посмотрел на отца, а тот лишь улыбнулся, сграбастал сына в медвежьи объятия, и они, заливаясь смехом, покатились по сочной траве. Джордан относился к магии по-иному: магия была для него лишь малой частью общей системы явлений, чем-то вроде забавной игрушки, аттракциона или фокуса, которыми забавляются на ярмарках. Как только Квентин, желая удивить Джордана своими достижениями, начинал творить какое-нибудь заклинание, тщательно, по канонам, выстраивая формулу, Джордан, передразнивая его, смешно надувал щеки, выпучивал глаза и, бормоча совершенную околесицу, тут же производил ожидаемый эффект. Затем он секунду-другую притворно изумленно пучил глаза, любуясь произведенным эффектом, и откидывался в своем кресле, не в силах удержаться от смеха. Квентин ничего не понимал. Вся магия строилась на тщательно подобранных формулах, выверенных не одним поколением магов, скрупулезно отражающих те или иные вибрации. Джордан же разрушал догмы прямо у него на глазах и явно наслаждался этим. Он бормотал глупости, и у него все получалось. Квентин же, как ни старался, так и не мог овладеть силой. "Они все - отец, Торин, Джордан используют одну и ту же силу, но каждый по-своему, - думал Квентин, - Они смогли овладеть ей, а я нет". Отчаяние охватывало его при этих мыслях. Конечно, можно было прожить и без магии, но ведь он наследник древнего королевского рода и должен быть готов к подвигам. - Ты знаешь, Древние совсем не уделяли внимания магии, - сказал как-то Джордан. -- Всю основу их цивилизации составляли знания физических закономерностей грубого мира. На их основе они создали множество удивительных машин. Машины воевали, строили дома и дороги, лечили людей. И только впоследствии, когда цивилизация Древних пришла в упадок, появился какой-то пробой между плотным и неплотным мирами, и как результат этого стало освоение магических методов. Люди всегда старались обезопасить себя от возможных врагов и довольно быстро находили оружие против любой опасности, встающей у них на пути. Так было и на этот раз. В качестве оружия выступила магия, но право на ее использование присвоила себе церковь. Рано или поздно магия, как одна из форм служения Высшим Силам, должна была появиться на Земле. Множество других миров используют Высшие Силы, и только лишь на Земле потребовалось разрушение цивилизации Древних, чтобы люди прекратили пренебрегать этими знаниями. Другое дело что из этого вышло... - Я никак не могу овладеть даже простейшими формулами, - посетовал Квентин. Джордан продолжал: - Чтобы овладеть магическими силами даже в самой незначительной степени, нужно почувствовать их энергию. Твой учитель в принципе прав, сопоставляя словесные формулы вибрациям силы и тем самым оказывая на них воздействие. Но это путь низкой магии. Высокое магическое искусство само создает эти силы, вычленяя их из единого. - Что для этого надо делать? -- Квентин не совсем понял мудренные разъяснения Джордана. - Чтобы овладеть силой, ты должен стать частью ее, слиться с ней, как ты сливаешься в ритме галопа со своим скакуном. Только тогда ты сможешь почувствовать в себе силу и обрести достаточно умения, чтобы совладать с ней. Направляй силу через себя, заставь ее захотеть сделать то, что тебе нужно, и ты обретешь свободу в использовании силы. Квентину очень хотелось сделать так, как говорил Джордан, но сколько он не пыжился, у него не получалось даже зажечь спичку или высечь из воздуха маленький фонтанчик искр. Джордан надел перчатку и уже собирался бросить в серебряный барабан очередную крысу, как вдруг повернулся к Квентину: - Хочешь заглянуть в замочную скважину? Квентин сперва не понял вопроса, но когда Джордан опустил крысу в барабан и закрыл крышку, до него дошло, что тот имеет в виду. Он подскочил к барабану. Джордан устанавливал рычажки на панели в какое-то только ему ведомое положение. Барабан довольно заурчал, принимая в свое чрево очередную мученицу науки. - Смотри! - Квентин приник к стеклянному глазку на барабане. Сначала он ничего не видел: за стеклом окуляра царила кромешная тьма, и только вибрирующая теплая поверхность прибора касалась его щеки. Затем вибрация барабана чуть усилилась, и темноту прорезали острые иголочки света. Это было похоже на звездное небо. Окуляр заволокла мглистая пелена, которая становилась все ярче. Наконец мгла просветлела, и он мог различить предметы. Первое что он увидел, были серые горы на горизонте, они смыкались кругом, образуя в центре глубокий каньон. Небо над горами было цвета глиняной пыли. Кое-где торчали длинные трубки каких-то растений. Грунт из красной глины был весь в разводах трещин. И вдруг Квентин увидел их родную крысу, она появилась откуда-то сбоку и уже пихала свою острую мордочку прямо к нему. И в этот момент Джордан, не утерпев, отстранил его и сам приник к окуляру. - Что это, Джордан? -- спросил Квентин. - Это доказательство для тех тупоумных сеньоров, которые не хотят ничего видеть вокруг себя и обладают достаточной властью, чтобы не позволять этого делать другим. Джордан снова уступил место у окуляра принцу. Теперь крысы уже не было, а пейзаж представлял собой все то же убогое зрелище. - Я ничего не понимаю, Джордан. - Ответ может быть только один. Есть великое множество миров, Квентин, и люди давным-давно научились путешествовать по ним. - Как эти крысы? - Крыса - это всего лишь маленькая посылка, и этот барабан - ничто иное, как машина для отправления почты. - Где же крыса, Джордан? - Не знаю. Может, на Земле, а может, и нет... - Здорово, Джордан! Это настоящая супермагия! - Никакой магии, Древние не знали и не использовали магии. - Что же это? - Это наука. Я послал пятьдесят шесть крыс, используя разные настройки рычагов, и ни разу место их прибытия не повторилось. Из двадцати семи мест я получил ответные послания, думаю, это, скорее всего, была залежавшаяся за долгие годы почта, хотя многие письмена мне не знакомы. Но с помощью барабана я получил подтверждение того, что существует множество миров, все они связаны, а стало быть, возможны путешествия туда и обратно. - Эту штуковину ты взял в монастыре? -- спросил Квентин. Он с интересом разглядывал аппарат. На блестящей поверхности была прибита табличка с надписью на древнем анге: "Малый телепорт Терраны". - Да, в тайном хранилище Священного престола. Но дело не в этом... Я был таким дураком, что пытался что-то объяснить и доказать этим сеньорам - могущественным властителям и настоятелям церкви. Они просто предали меня анафеме и хотели судить. Я мучился тогда оттого, что у меня нет доказательств, но оказывается, доказательства были всегда, они просто скрывают их от посторонних глаз. Квентин никогда раньше не видел такого Джордана: его глаза, превратились в два грозовых облака, мечущие молнии, рот принял форму неуступчивой линии, а лоб разгладился от покрывающих его мелких морщинок и прояснился. Весь его вид выражал решимость перед предстоящей схваткой. - Крысы попадали в другие миры. В некоторых ярко светило солнце, в других царила тьма. Иногда это были купола и диски высоко в небе или глубоко под водой, несколько раз я натыкался на причудливые сооружения, летящие среди звезд. Прекрасные замки, чудные пейзажи, сама преисподняя, - все прошло передо мной. Но нигде я не встретил людей. Все их миры опустели. -- Джордан печально склонил голову. - И тут я понял, какие замечательные возможности открываются с помощью этого прибора. Я подумал, если сделать по образу и подобию этого маленького барабана большой барабан, тогда передо мной будут открыты все врата и все миры древних цивилизаций. - Здесь, - он сорвал полотняный покров с предмета, который раньше казался Квентину ничем иным как большим сундуком, - будет портал в иные миры. - Квентин увидел, что под пологом скрывалось какое-то непонятное устройство. - Я открою портал и сделаю свободным переход между мирами. Весь мир, вся вселенная будет открытой, и я докажу Конаху, что его обитель является не центром мироздания, а всего лишь его задворками. Люди будут свободно путешествовать и открывать новые миры. Каждый будет свободен и сможет найти свой новый дом. Это станет настоящим волшебством, а не то, во что нас заставляют верить. Квентин в