прос: быть или не быть. Уж он-то знает! Может, раньше и было по-другому, но теперь... Нет, его не проведешь! Если он не спасет себя, никто его не спасет. А он спасет себя, его не поймают. Он выполнит задание шефа, потому что не выполнить нельзя - все равно крышка будет. Он выполнит. А парня того все-таки жаль... Денни Уилкинс шел весь остаток дня. Шел ночью. Ночью дорога кажется длиннее, вероятно потому, что темнота скрадывает детали местности и глаз не замечает смену их. К утру он прошел километров семьдесят, но продолжал идти. Теперь он уже ни о чем не думал; в пустой, но очень тяжелой голове билась одна-единственная крохотная мысль: "Дойти!" Мускулы ног одеревенели, утратив эластичность, и на всякое движение каждый из них отзывался тугой мучительной болью. В полдень Денни Уилкинс не выдержал и лег, зарывшись в валежник. Он проспал три часа. На следующий день он добрался до Кызыла и с первым рейсовым самолетом улетел в Москву. На базе экспедиции после отлета Батыгина все занялись своими делами. О Дерюгине долго никто не вспоминал. Одна Светлана немножко беспокоилась и иногда посматривала на сопку: она привыкла видеть Дерюгина все время рядом. Впрочем, ее отвлекал Виктор, которого как будто устраивало, что Дерюгина нет и можно побыть вдвоем со Светланой. Виктор определенно нравился ей, и она с интересом слушала его рассказы и наблюдала за ним. Когда он очень увлекался, Светлана хмурилась, делая вид, что сердится, но, видя, как смущается Виктор, едва удерживалась, чтобы не засмеяться. Иногда к ним подходила Надя, подруга Светланы, голубоглазая, с пышными золотистыми волосами, а следом за Надей - юный Костик, тот, что приехал на рудник вместе с Травиным. Надя говорила, что он бегает за ней "хвостиком", а Костик обижался, втягивал голову в плечи и приглаживал хохолок на затылке; когда Костик сердился, хохолок топорщился, и он знал об этом. Но в конце концов Светлана забеспокоилась. - Где Юра? - спрашивала она у всех. - Вы не видали Юру? - Соскучилась? - подсмеивались над ней. - Найдется! Но забеспокоился и Травин. - В самом деле, все в сборе, а его нет. Кто видел Дерюгина последним? Во время проводов Батыгина его видели все, но куда он делся потом - никто не знал... - Придется поискать, - распорядился Травин. - Уже темнеет. Костик решил пойти вверх по сопке, до самой вершины. Он шел и думал, куда бы это мог запропаститься Дерюгин, и собирал голубику: она уже созрела, и он кушал голубику с большим удовольствием. И справа и слева от Костика шли другие сотрудники экспедиции. Поднявшись на вершину, Костик увидел, что все начали спускаться по противоположному склону, а он забрался выше всех и теперь отстал. Он заспешил: придерживаясь руками за деревья, поскакал вниз, все примеряясь, догнал или не догнал других. Толстый слой моха вдруг поехал у него под ногами. Костик, издав протяжный вопль, кубарем скатился вниз и шлепнулся на землю у входа в штольню. Сначала Костик заметил лишь черную дыру, от которой веяло сыростью и холодом; он вскочил, намереваясь как можно скорее убраться от нее подальше, и увидел Дерюгина. Тот лежал навзничь, запрокинув голову, и открытые остекленевшие глаза его, не мигая, смотрели вверх, на пепельно-розоватое небо, на рдеющие в предзакатных лучах облачка, на первую вечернюю звезду - зеленоватую, большую, уже мерцавшую на западе. Нижняя челюсть Костика непроизвольно опустилась, он, как во сне, хотел крикнуть и не мог; он смотрел в глаза Дерюгину и видел в них неподвижные светлые блики отраженного неба. Потом он бросился бежать. Он бежал со всех ног и все хотел крикнуть, но не мог, и ему казалось, что вот-вот с ним тоже что-нибудь случится и он, Костик, упадет и будет лежать так же, как лежит Дерюгин. Он чуть было не налетел на Травина, и тот схватил его за плечо. - Что с тобой? Костик отчаянно рванулся, но Травин не разжал руки. - Да стой же! - Там, - прошептал Костик, и серое лицо его исказилось гримасой боли и удивления. - Юра там. Дерюгин. ...И вот все стояли у черного входа в штольню, смотрели на бледное не по-земному, чуть тронутое синевой лицо Дерюгина, с которого вдруг исчезли все веснушки, и не верили случившемуся. Светлана стояла тут же и молча строго смотрела на Дерюгина. Виктор первым наклонился над телом и взял Дерюгина за холодные твердые плечи. - Помогите, - почти сердито сказал он. - Ну! Помогите же. Виктор долго не решался подойти к Светлане, знал, что надо подойти, но не решался и сам не мог понять почему. Словно был виноват перед ней... Или потому, что любил ее?.. Он впервые так определенно подумал об этом, и ему сделалось страшно. Да, он, конечно, глупо вел себя; она любила Дерюгина, а он ревновал. Как это глупо!.. Если бы можно было все вернуть, он вел бы себя совсем, совсем иначе. Он не позволил бы себе полюбить ее, он никогда бы не заговорил с ней!.. А разве имеет он право любить Светлану теперь, после того, как внезапно умер от паралича сердца, как определил врач, Юра Дерюгин?.. Нет, конечно, не имеет права, он не смеет любить ее, но не может не любить! Как бы хотелось ему сделать что-нибудь такое, что помогло бы Светлане пережить горе!.. Он видел ее из окна. Она сидела на старом прогнившем бревне - труха почти высыпалась из него, но верхний, прокаленный на солнце серый слой древесины еще держался. Светлана набирала полные горсти бурой трухи и подбрасывала ее; крупные куски падали на землю, а пыль уносил ветер. Виктор сказал себе: "Надо подойти, надо, надо, сейчас я встану, выйду из дома и подойду". Он встал, вышел из дома и подошел к ней. - Светлана, - позвал он. Она медленно обернулась; меж неплотно сжатых пальцев ее правой руки сыпалась на землю бурая труха. - Уйдите, - Светлана смотрела на Виктора с ненавистью, с ужасом, и Виктор непроизвольно отметил, что она подурнела. - Уйдите и никогда - слышите? - никогда не смейте подходить ко мне. Никогда! Она сейчас ненавидела его за то, что совсем недавно он нравился ей. Денни Уилкинс не сразу рискнул пойти к Батыгину. Он понимал, что для успешного выполнения задания необходимо при первой же встрече произвести хорошее впечатление. Но как достигнуть этого?.. Резидент предлагал свои услуги, обещал достать рекомендации, но Денни Уилкинс отказался. Интуитивно он угадывал, что такого человека, как Батыгин, рекомендациями не убедишь, - он не придаст им никакого значения. Наоборот, они могут насторожить его: если человек запасся большим количеством справок, значит, он сам в себе не уверен! И Денни Уилкинс принял единственно правильное решение: он явился к директору астрогеографического института без всяких предварительных звонков и разговоров, целиком положившись на свою способность приноравливаться к любой обстановке. Батыгин был занят, и референт попросил Денни Уилкинса подождать в приемной. Он сел напротив широкоплечего розовощекого человека, уткнувшегося в толстую, книгу, и от нечего делать принялся изучать приемную, безотчетно фиксируя все детали. Великолепная тренированность помогала Денни Уилкинсу сохранять спокойствие, но все же он предпочел бы сразу войти к Батыгину... А в кабинете Батыгина шел разговор о космической медицине. Врач психиатр Нилин, - маленький, подвижной, энергично жестикулируя, - излагал Батыгину результаты своего исследования. Слушая Нилина, Батыгин просматривал рукопись его статьи. - Познание начинается со сравнения, - быстро пробегая мимо массивного стола, за которым сидел Батыгин, говорил Нилин. - Со сравнения! А нам не с чем было сравнивать. Долгое время в медицине даже не ставился вопрос о влиянии гравитационного и магнитного поля Земли на психику человека, на его физиологию. Между тем ритмика наших жизненных процессов, наша психология настроены на определенный лад, они находятся в сложном соответствии с силовыми полями, со всей окружающей обстановкой... Батыгин, перевернув последнюю страницу, отложил рукопись. Нилин сумел по-новому осмыслить уже давно опубликованные результаты наблюдений за поведением участников первой лунной экспедиции, попавших в условия, резко отличавшиеся от земных. - Сядьте, - попросил Батыгин и, когда врач присел на край стула, спросил: - Значит, вы полагаете, что на других планетах у людей будут резкие психические отклонения от нормы и их можно предсказать? - Это не совсем точно. Предсказать нельзя, потому что неизвестны многие природные факторы, которые будут определять поведение человека на Марсе или Венере. Но организм - система автоматная, способная активно реагировать на изменения внешних условий. Используя наблюдения за участниками лунной экспедиции, мне удалось выявить наиболее устойчивые типы нервной системы и наиболее пластичные, обладающие высокой степенью приспособляемости. Но любопытно, что для космических экспедиций идеальным оказывается сочетание устойчивости и пластичности - тип, к сожалению, не часто встречающийся... - Это неутешительно, - улыбнулся Батыгин. - Что поделаешь! Зато сконструированная мною аппаратура - она совсем несложна - позволит отсеять людей, нервы которых могут не выдержать. Сейчас я вам это продемонстрирую! Резво вскочив со стула, Нилин выбежал в приемную. Он увидел там широкоплечего, розовощекого человека, уткнувшегося в толстую книгу, и скучающего Денни Уилкинса. - А! Товарищ Безликов! - сказал он человеку с книгой. - Прошу вас, зайдите в кабинет. И вы, молодой человек, - повернулся он к Денни Уилкинсу. - Вы тоже заходите. На полчаса Безликов и Денни Уилкинс превратились в подопытные существа. Нилин записывал показания прибора, объяснял их значение Батыгину, вычерчивая на листе бумаги кривую линию. Анализ нервной системы Безликова не произвел на него большого впечатления. - Не могу сказать, что космические полеты ему противопоказаны, - заключил Нилин, - но как он поведет себя на другой планете - бог весть. Возможны и крайности. - Какие еще к'айности? - обиделся Безликов. Он слегка картавил, особенно когда волновался. Но Нилин, не слушая его, занялся Денни Уилкинсом. На этот раз он ничего не объяснял Батыгину, но, закончив анализ, не смог сдержать возгласа удивления. - Изумительно! - темпераментно воскликнул он. - Лучшего кандидата в космическую экспедицию вам не найти! С такой нервной системой... Нет, это восхитительно! Батыгин засмеялся, приглядываясь к незнакомому молодому человеку, а Денни Уилкинс понял, что на большую удачу и рассчитывать нельзя. Когда Нилин удалился вместе со своим прибором, он рассказал Батыгину о цели прихода. Держался он просто, скромно, неплохо разбирался в астрогеографических проблемах, казался молодым энтузиастом, мечтающим о космических полетах. Поэтому, наблюдая за Уилкинсом, Батыгин подумал, что его следует испытать на деле. - Чем бы вы хотели заняться сейчас? - спросил Батыгин Уилкинса. - Не поехать ли вам в экспедицию? Хорошая практика, знаете ли, никогда не помешает. Астрогеография - это все-таки география, а географ без экспедиционного опыта - плохой географ. Послезавтра товарищ Безликов вылетает в Туву. Может быть, и вы вместе с ним отправитесь? Денни Уилкинс тотчас согласился. - Вот и прекрасно, - кивнул Батыгин. - Кстати, передадите письмо Травину, - Батыгин вручил запечатанный конверт Безликову. От Москвы до Кызыла скоростной самолет летел без посадки. Денни Уилкинс и Безликов сидели рядом в удобных мягких креслах с высокими спинками и разговаривали. Вернее, Денни Уилкинс спрашивал, а Безликов пространно отвечал ему на все вопросы, выказывая незаурядные знания. Денни Уилкинс уже получил подробные сведения об экономике и природе Тувы, об орографии и геологической истории Саян, об археологических раскопках в Хакассии и фольклоре тувинцев. - Вы - как справочник, - искренне удивился Денни Уилкинс. - Энциклопедия, - мягко поправил Безликов. - Как энциклопедия. Цель жизни, так сказать. - Он доверительно придвинулся к Денни Уилкинсу и пояснил свою мысль: - Хочется все знать. Понимаете? - Все! - Все? - переспросил Денни Уилкинс. - Как это красиво. - Что красиво? - Желание ваше... Розовые щеки Безликова стали пунцовыми. - Правда? - обрадовался он. - А все твердят - "это невозможно, это невозможно". А почему невозможно? Сколько было на свете ученых-энциклопедистов! Конечно, раньше проще было охватить всю сумму знаний. Но я трудностей не боюсь, я по двадцать часов в сутки работаю! Говорят - в наше время открытия совершаются на стыке разных наук. Верно, вот и надо изучать эти разные науки. Увидите, я докажу, что нет ничего невозможного! - Вы смелый человек, - Денни Уилкинс тоже считал, что нельзя объять необъятное, но в его планы вовсе не входило противоречить новому приятелю. - А по специальности вы кто? - Астрогеолог. Начинал когда-то с рюкзака и молотка, а потом занялся тектоникой в планетарном масштабе. Вам мои статьи не встречались? Денни Уилкинс, извиняясь, развел руками. - Ничего, еще прочитаете, - великодушно простил его Безликов. - Они в трудах Института астрогеографии опубликованы, сам Батыгин их в печать рекомендовал. Много раз мне к нему за советом обращаться приходилось... - А как он к вашей мечте относится? - Стать энциклопедистом?.. Сдержанно, я бы сказал. Но со своего пути я все равно не сверну! На второй день после вылета из Москвы Безликов и Денни Уилкинс предстали перед Травиным и передали ему письмо. Травин поручил Виктору устроить приехавших и вскрыл конверт. Батыгин писал, что решил, больше не откладывая, провести эксперимент, согласованный еще в Москве... Вечером Травин собрал всех участников экспедиции и сказал, что работа вступает в самую ответственную фазу. До сих пор одни из них учились вести маршрутную съемку и дешифрировать аэрофотоснимки, а другие искали золотоносные жилы (при этих словах Травин покосился на Виктора). Теперь же отряд должен отправиться в горы и пройти по трассе будущей железной дороги, чтобы тщательно описать ее и дать окончательное заключение о возможности строительства; многие участки намеченной трассы, судя по аэрофотоснимкам, мало пригодны для прокладки железной дороги. Травин достал карту и показал нанесенный на нее маршрут: тонко прочерченная линия то жалась к синим нитям рек, то пересекала темно-коричневые горбы хребтов. Когда все разошлись, Виктор подошел к Травину - он так и не понял, возьмут ли его в дальний маршрут. - Да, ты пойдешь, - сказал Травин. Утром проводники пригнали лошадей: Травин назначил выход на следующий день. Заступивший на дежурство Костик (он специализировался по радиотехнике) принял из Москвы радиограмму. В ней сообщалось, что Травин переводится на Должность научного сотрудника, а начальником отряда назначается Виктор Строганов. Виктор узнал эту странную новость одним из последних. Он несколько раз перечитал телеграмму, отказываясь верить ей. - Ерунда какая-то, - сказал он Костику. - Напутали там что-нибудь, - и побежал к Травину. Травин не выглядел удивленным. - Приказ есть приказ, - невозмутимо сказал он Виктору. - Командуйте. Травин передал ему пакеты с аэрофотоснимками и карту - ту самую, на которой был нанесен маршрут. Теперь на Викторе лежала ответственность за выполнение трудного задания, а он смотрел на карту, смотрел на аэрофотоснимки и не знал, с чего начинать. - Я же ничего не умею, - пожаловался он Травину. - Что мне делать? - На вашем месте я бы назначил час выхода и отпустил людей отдыхать. Это Виктор исполнил. - Вот, - сказал он потом Денни Уилкинсу, - что произошло! - и смущенно улыбнулся. - Непонятный вольт, - согласился Денни Уилкинс. Они вдвоем рассматривали карту, и Денни Уилкинс, умевший ориентироваться по карте лучше Виктора, успокоил его: - Ничего, пройдем! - Нужно пройти, - ответил Виктор. И Безликов поддержал его. - Главное - сохранять спокойствие, - сказал он. - Все вместе мы выполним любое задание. Можете не сомневаться! Светлана сама подошла к Виктору. Он встретил ее той же смущенной улыбкой, которой встречал всех после своего неожиданного назначения, но Светлана не обратила на это внимания. Не глядя на него, она сказала: - Я обратилась к Травину, но он послал меня к вам. Отправьте меня в Шагонар. Я уезжаю в Москву. Виктор молчал, и тогда Светлана посмотрела ему прямо в глаза. - Ты поедешь с нами, а не в Москву, - тихо, но твердо ответил он. - Я не отпущу тебя, потому что мы не имеем права забыть о своей мечте и о мечте Юры, - он ведь тоже хотел стать астрогеографом. - Не смей упоминать о нем! - Нет, я имею право упоминать о нем... Теперь и на тебе и на мне лежит ответственность за его мечту. Мы должны обязательно принять участие в экспедиции Батыгина, и тогда мы покорим Марс, а может быть, и не только Марс. - Уж не ты ли покоришь? - зло прервала Светлана. - Мы, - мягко повторил Виктор. - Ты, я, Свирилин, Костик, Безликов, Крестовин, Травин и все другие, кого Батыгин возьмет с собой. Светлана ничего не сказала. Она круто повернулась и вышла из комнаты. ...Караван покинул рудник рано утром. Впереди ехал проводник, за ним - Виктор и все остальные; Костик замыкал кавалькаду. Виктор не мог похвалиться хорошим самочувствием: ночь он почти не спал, лишь под утро, к тому времени, когда темь уже начала редеть, забылся короткой дремотой, но тотчас проснулся. Он поднял отряд по сигналу, и через пять минут после первого удара по металлическому рельсу дежурные уже бежали к реке умываться, волоча за собой котлы и ведра. В этот день дежурила Светлана, и Виктор обрадовался, заметив ее бегущей вместе с другими... ...И вот Виктор едет впереди небольшого отряда (часть людей он оставил продолжать работу в районе рудника), едет вместе с Травиным, которого не отпускает ни на шаг, потому что все время советуется с ним. Теперь он по-новому, иначе присматривается к своим товарищам, заботясь, беспокоясь о них... Он замечает, что Крестовин и Надя держатся вместе, что Светлана работает наравне с другими, но делает вид, что его, Виктора, не существует... Безликов захватил с собою в поход объемистую полевую сумку, набитую книгами; по вечерам, на привалах, он то и дело заглядывает в справочники, пополняя свои безграничные знания... Но днем, в походе, он преображается. Давно уже существуют подробные геологические карты Саян, и все-таки Безликов с величайшим энтузиазмом карабкается по скалам, сверяет карты со своими наблюдениями, ведет подробный полевой дневник, спорит с Травиным... Наверное, у них - Травина и Безликова - были какие-то особые глаза, по крайней мере они видели мир иначе, чем Виктор. Но и Травин и Безликов ничего не скрывали: не дожидаясь вопросов, они делились своими впечатлениями, вслух высказывали мелькнувшие мысли. Обычно первым разговор затевал Травин. Виктор слушал его, как завороженный, и прошлое оживало перед глазами: он видел, как медленно вздымались миллиарднотонные пласты Земли на месте Саян миллионы лет назад, как отдельные глыбы их, не выдержав собственной тяжести, обрушивались, заставляя содрогаться все вокруг, а над провалами еще выше поднимались колоссальные зубья уступов-пиков, вонзавшихся в пересыпанное теми же звездами небо. Более мягкие пласты не ломались - они сгибались в складки, и горбы их возносились почти так же высоко, как и зубья. Но чем выше становились горы, тем больше сил противоборствовало им. Тихие равнинные речки превращались в стремительные потоки и медленно, но неотступно принимались распиливать горные кряжи на отдельные массивы. Зной и холод, действуя в полном согласии, раскалывали каменные глыбы, и они сползали на дно ущелий, ломаясь и крошась по пути... А Безликов, в это время дотошно копавшийся среди обломков горных пород, вдруг обнаруживал на зыбком изломе известняка овальный отпечаток археоциаты и начинал рассказывать о кембрийских морях, миллиардолетия назад заливавших эти места. Таинственная жизнь уже тогда била ключом в морях, и волны рвались в пустое девственное небо, не тронутое крыльями птиц. Со дна морей медленно поднимались никому не опасные археоциатовые рифы - рифы, созданные этими небольшими давно исчезнувшими животными, смутный след одного из которых запечатлелся на известняке. Как всегда, по долине тянул ветерок, и Виктору казалось, что волосы его колышет бриз, пролетевший над гладью кембрийских морей... Виктору думалось, что из всех людей, путешествующих вместе с ним, только одна Светлана испытывает те же чувства, что и он: Виктор догадывался об этом, видя, с каким напряженным вниманием слушает она, как румянятся ее щеки. Однажды Виктор перехватил взгляд Светланы, и она, забывшись, улыбнулась ему короткой понимающей улыбкой... Как бы подробно ни рассказывал Травин о геологическом прошлом Саян, Безликов неизменно говорил потом: - Могу дать дополнительную справку. И действительно: двумя-тремя штрихами удачно дорисовывал набросанную Травиным картину. Вскоре к этому все привыкли, и Травин, закончив рассказ, сам спрашивал, нет ли у Безликова дополнений. Он спросил его об этом и после долгого рассказа об истории гор Южной Сибири. - Дополнения? - переспросил Безликов. - Нет у меня дополнений. Я сейчас о другом думаю. Конечно, мы уже неплохо знаем историю Алтая, Саян, Забайкалья... Но какие силы вызывают движение земных пластов - вздымают горные системы, образуют впадины?.. - Тектонические силы, - не поняв, куда клонит Безликов, подсказал Виктор. - Да, но в чем их причина?.. До сих пор у нас нет общепринятой теории горообразования. Сколько теоретиков - столько гипотез. Хоть караул кричи, - Безликов выразительно вздохнул. - Почему же так? - спросил Виктор. - Могу дать справку. Вся беда в том, что тектонисты имеют дело с планетой в одном экземпляре. Но космические соседи Земли тоже испытывают тектонические движения, а мы о них почти ничего не знаем. Проблему горообразования разрешит не тектоника, а астрогеотектоника. Улавливаете мою мысль? Нужно сравнить между собою планеты солнечной системы, их геологическую историю, и только тогда мы до конца поймем, почему возникают массивы материков и океанические впадины, горы и котловины, познаем силы, изменяющие лик планет и, в частности, нашей Земли... Увлекательнейшая задача. Поэтому я и решил стать астрогеологом. Отряд географов с каждым днем уходил все дальше и дальше. Случалось, что они разбивали лагерь у развилка ущелий и разъезжались в разные стороны. Денни Уилкинс всегда уезжал вместе с Надей, а Светлана ездила то с Травиным, то со Свирилиным. Иной раз Виктор в душе немножко обижался на нее. Но теперь он был начальником и не мог сказать Светлане, чтобы она ехала вместе с ним - это прозвучало бы как приказ. Лишь однажды они пошли в маршрут вместе: все разбились на пары, и они остались вдвоем. - Вот, - сказал Виктор и развел руками. - Так уж получилось... - Ну и пусть, - равнодушно ответила Светлана. - Мне все равно с кем идти. Это прозвучало очень обидно, но Виктор весело кивнул: - Значит, все в порядке! Они отдыхали среди курумов. Светлана осторожно опустила руку на приникший к теплому камню огромный красновато-зеленый лист ревеня. - Рэум, - напевно произнесла она, и звуки чужого мертвого языка прозвучали скорбно и торжественно, поразительно гармонируя с суровой немногословной природой. Виктор следил за Светланой. Она что-то искала среди камней. - Смотри! - на секунду забылась Светлана. - Виола! Виктор наклонился. В углублении среди камней, защищенные от ветра, еще цвели миниатюрные анютины глазки - фиалки. - Виола алтайка, - любовно повторила Светлана, и в мертвом языке обнаружились нежные мелодичные звуки, так неожиданно гармонирующие с неприметной, невидимой с первого взгляда, тихой красотой тайги, с глубоко скрытыми светлыми чувствами юноши и девушки... Прядь Светланиных волос выбилась из-под косынки и щекотала ее лицо, но Светлана не убирала ее, бережно разглаживая листики фиалок. И тогда Виктор, чувствуя, как пересыхают от волнения губы, поправил ей волосы. - Ты что? - отпрянув, спросила Светлана. Виктор молчал. Он уловил в глазах Светланы тот лихорадочный блеск, который, как он понимал, не сулил ему ничего хорошего. Но Светлана вдруг успокоилась. - Будет когда-нибудь так, что люди совсем-совсем перестанут страдать? - спросила она. Виктор вспомнил, что точно такой же вопрос он задал Батыгину, когда они впервые услышали голос Светланы. На лбу его собрались морщинки - первые, должно быть, в жизни. - Нет, - сказал он убежденно, строго. - Не будет. Только если люди перестанут быть людьми. Вечером Виктор достал из сумки два последних письма отца. Андрей Тимофеевич, не доверяя радиотелефону, предпочел послать их старым способом, в конвертах. Странные это были письма - о какой-то спокойной эпохе, наступившей в истории человечества, о праве нового поколения на отдых... Какая там спокойная эпоха, если внезапно умер Юра Дерюгин, если страдает Светлана и если Батыгин и Джефферс готовят экспедиции на другие планеты. Чудно!.. Но даже если забыть обо всем этом, то как можно отдыхать, когда столько еще не открыто? Да, Виктор не понимал отца, и это раздражало. Впрочем, может быть раньше он просто не задумывался над его словами?.. Виктор чувствовал себя устремленным в будущее, в неизвестное, полное великих тайн и непредвидимых опасностей, а тут - призыв к отдыху, к покою... Словно уловив главное в раздумьях Виктора, Светлана тихо сказала: - Счастливые звезды! Все-то они видели, все-то им ведомо! Безликов с шумом захлопнул объемистый учебник по физиологии - в знаниях он готов был поспорить со звездами. - Что же они видели? - спросил он с некоторой запальчивостью. Светлана лежала на спине, глядела в черное, усыпанное звездными снежинками небо и едва приметно улыбалась. Она не услышала вопроса. - Сколько уж столетий мы идем к знанию - ошибаемся, падаем, снова встаем. И сколько еще идти! - Нет, что же они видели? - настаивал Безликов. - А все. Например, как возникла Земля. И что произошло прежде, чем стало вот так, как сейчас, - Светлана сделала кругообразное движение рукой, будто предлагая оглядеться. - Все они знают! - Ха! - торжествующе воскликнул Безликов. - Могу дать справку: это и мы, ученые, тоже знаем! - Конечно, - поддержал его Виктор. - Эволюция биогеносферы Земли в общих чертах ясна. Я читал об этом. - Биогеносферы? А что это такое? - спросил Костик. - Сфера возникновения жизни, - пояснил Виктор и покосился на Светлану, но она не смотрела на него. - Правильно, - кивнул Безликов. - Еще в тысячу шестисотом году английский физик и врач Уильям Гильберт, - тот самый, что ввел термин "электричество" и первым сказал, что у Земли есть два магнитных полюса, - выделил поверхностный слой земного шара... - Так вы запутаете Костика, - улыбнулся Травин. - Помните, Батыгин рассказывал, что уже около ста лет физическая география изучает окружающие нас явления природы как нечто целое, взаимосвязанное, единое?.. Вот этот комплекс природных явлений и называют биогеносферой. Он находится у поверхности Земли и облекает ее тонкой, но непрерывной оболочкой... Понятно? - Не очень, - признался Костик. Виктор сделал нетерпеливое движение, но Травин взглядом остановил его. Костик, однако заметил это. - Я же радиотехник, - жалобно сказал он. - Радиотехник! - Виктор усмехнулся. - А что такое атмосфера - ты знаешь? - Конечно. - А литосфера, гидросфера, биосфера? - Знаю. - А где эти сферы существуют вместе, проникая друг в друга? - Здесь, - Костик показал большим пальцем себе за спину. - У поверхности Земли. Они и образуют биогеносферу, ту самую, в которой мы живем. - Можно это объяснить и несколько иначе, - сказал Травин. - Подумай сам, Костик, где в пределах земного шара существуют вместе горные породы, вода, воздух, почва, растительность, бактерии, животные, где усваивается поступающая из мирового пространства солнечная радиация, где происходит непосредственное взаимодействие Земли с космосом?.. И ответ ты сможешь дать только один: там, где мы с тобой живем, в пределах биогеносферы. Нигде больше на земном шаре нет подобного сочетания природных явлений, и поэтому биогеносферу изучает особая наука - физическая география. - Но причем же здесь возникновение жизни? - спросил Костик. - Могу дать справку! - Безликов ревниво слушавший объяснения Травина, простер над костром руку, чтобы привлечь к себе внимание. - Согласно современной космогонической теории наша Земля возникла из холодной космической пыли и газа и сначала была совсем небольшим небесным телом, не имевшим даже атмосферы. Лишь камни да солнечное тепло взаимодействовали тогда у поверхности планеты - ни воды, ни жизни, ни воздуха, ничего не было! А сейчас все это есть, и, значит, земная поверхность проделала сложнейшую эволюцию, в результате которой и возникла жизнь! - Верно, - подтвердил Травин. - Очевидно, сперва появилась атмосфера, потом образовалась земная кора, а какие-то до конца еще не выясненные процессы обусловили появление воды и небольшого количества кислорода. В ту пору биогеносфера Земли, по крайней мере в приэкваториальной части планеты, была похожа на гигантскую оранжерею: разрыхленный грунт, влага, тепло, свет, воздух, - все имелось в ней, и, казалось, сама природа ждала появления жизни... И жизнь появилась, а потом и бурно развилась, возникли животные, растения и наконец человек... - Понятно, - заключил Костик и задумчиво повторил: - Биогеносфера, сфера возникновения жизни... Еще полмесяца шел отряд по тайге. Менялись пейзажи, менялась погода. Временами горы затягивало серой пасмурью, а когда ветер рассеивал ее, горы оказывались побеленными снегом; временами безоблачно сияло солнце, и тогда далекие вершины приближались и думалось, что до них рукой подать. В голубичниках все синело от небывалого урожая ягод. С каждым днем Виктор чувствовал себя в новой роли все увереннее. Теперь он не сомневался, что вполне может справиться с порученным ему делом; убеждение это пришло к нему главным образом потому, что он отлично ладил с людьми - и с Травиным, и с Костиком, и со Свирилиным, и с Крестовиным, и со всеми остальными. Поход этот всем пошел на пользу, и прежде всего Костику. Костику было шестнадцать лет, но его способности к радиотехнике проявились уже настолько определенно и ярко, что и сам Костик и учителя в школе единодушно считали, что он будет учиться дальше в техническом потоке, а специализироваться по радиотелевизионной аппаратуре. Костика уже знали в Институте астрогеографии, и один из ближайших помощников Батыгина - Лютовников - прочил его в свои заместители. Но Костик, как и многие другие, никогда раньше не покидал родного города и, попав в тайгу, почувствовал себя совершенно беспомощным. За время похода он окреп, возмужал, и темная голова его с задорно торчащим хохолком все чаще и чаще маячила далеко впереди всех. Костик переоценил свои силы и однажды поплатился за это. При переправе через бурную, разлившуюся после дождя реку Костик первым с лошадьми въехал в нее, и одна из верховых лошадей едва не утонула - ее занесло на маленькую галечниковую отмель, прижатую к трехметровым отвесным скалам бурлящей на шиверах рекой. - Что ты наделал? - вспылил Денни Уилкинс. - Шляпа! И тогда Костик, не раздумывая, бросился в реку. Это было глупо. Его избило о камни и полуоглушенного, задыхающегося выкинуло на ту же отмель. Пока Виктор, Травин и все остальные бежали по берегу к скалам, он успел прийти в себя и поднялся, настороженно глядя на подбегающих. Мокрый хохолок по-прежнему задорно торчал на макушке, но вид у Костика был далеко не бодрый. - Ну, что же вы? - прерывающимся голосом сказал Травин. - Берите лошадь и вылезайте! - Несмотря на быстрый бег, Травин был бледен. Виктор отстранил его и кинул вниз аркомчу. Костика вытащили наверх. - Я спасу лошадь! - сказал Костик. - Сейчас спущусь к ней, и мы переплывем на тот берег. Он стаскивал с себя мокрую, липнущую к телу одежду, освобождал карманы. - Лучше обойтись без заплывов, - возразил Травин. - Здесь не переплыть - видите, что творится! - Не переплыть, - подтвердил Виктор. - Придется действовать иначе. Я слыхал про один способ... Виктор обвязал себя аркомчой и велел страховать. Он спустился на отмель по скалам, по пути очищая их от обломков и мелких кустиков. Одной аркомчой он обвязал лошадь у задних ног, вторую удавкой накинул ей на шею и полез обратно. - Не поднимем, - махнул рукой Травин. - Сама влезет, - возразил Виктор, хотя в глубине души не был в этом уверен. Он взял конец аркомчи, накинутой удавкой на шею лошади, перебросил его через толстый сук лиственницы, росшей у обрыва, и распорядился: - Крестовин, Свирилин, я и Костик будем затягивать петлю, а вы, когда лошадь от удушья начнет метаться, все тяните вторую веревку вверх. И лошадь влезет. - Что-то рискованное вы задумали, - Травину явно не нравилась эта затея. - Конечно, это ваше дело - вы начальник, но я бы не стал губить животное. Виселица еще никого не спасала. - Ты же только читал об этом! - поддержала Травина Светлана. Но она следила за Виктором с интересом. Виктор нахмурился и отвернулся, чтобы скрыть неуверенность. - Беремся! - распорядился он. Все произошло, как по-писаному. Виктор и его помощники, прочно упершись в землю, потянули аркомчу. Лошадь невольно задрала голову, и удавка захлестнулась у самого основания шеи. Задыхающаяся, испуганная лошадь дернулась в сторону, но обе аркомчи тащили ее вверх. - Сильнее! - крикнул Виктор, у которого от страха похолодела кровь. - Сильнее! - и он повис на аркомче. Все последовали его примеру, и шея лошади вдруг начала растягиваться, как резиновая, а глаза вылезли из орбит. Обезумевшее от страха животное метнулось туда, куда тянули аркомчи, - вверх, и в предсмертном ужасе обретя неожиданную, почти непостижимую ловкость, в несколько мгновений вскарабкалось по отвесному склону. - Ну, знаете ли, - не скрывая удивления, сказал Травин. - Вот уж не ожидал... А Виктор, у которого колени подгибались от пережитого страха, ничего не отвечая, нежно поглаживал лошадь, мотавшую головой от боли. ...Маршрут близился к концу, когда над лагерем отряда рано поутру появился вертолет Батыгина. Он неподвижно повис в воздухе, а потом медленно опустился в самом центре лагеря, между палатками. Батыгин прилетел один. Он рассказал, что был в Кызыле, в обсерватории, а теперь летит обратно в Москву. Он знал, что начальником отряда назначен Виктор, но все-таки уединился для разговора с Травиным. Лишь после этого Батыгин спросил у Виктора, что тот собирается делать дальше. - Выходить к Енисею, - ответил Виктор. - Продуктов у нас хватит всего дней на семь-восемь. - А по-моему, можно не выходить к Енисею и с хода начать следующий запланированный маршрут. Пусть один из вас отправится к завхозу (он, кстати, ждет в Баинголе) и скажет ему, куда забросить продукты. Это сэкономит вам дней шесть, а время нужно беречь: в Москве тоже много дел. - Что ж, можно, - согласился Виктор. - Только кого послать? - За трудное дело всегда лучше браться самому. А Свирилина оставь своим заместителем. "Свирилина? Почему именно Свирилина?" - подумал Виктор и покосился на стоявшего рядом геоморфолога. Перед началом похода Свирилин сбрил бородку и сейчас вдруг показался Виктору, несмотря на высокий рост и широкие плечи, очень юным, хотя Виктор знал, что Свирилин старше его на три года. Виктор не смотрел Свирилину в глаза, он смотрел на его еще по-мальчишески пухлые губы, на круглый мягкий подбородок и думал, что случившееся с ним, Виктором, очень уж напоминает смещение. Но разыграться самолюбию он не дал. "Ничем Свирилин не хуже других, - сказал он себе, - и прекрасно справится с поручением". А Батыгину Виктор ответил: - Хорошо, я поеду в Баингол. - Вот и молодец, - одобрил Батыгин. Не теряя ни минуты Виктор занялся сборами в путь. Он сам оседлал лошадь, уложил в переметные сумы провизию, приторочил к седлу одеяло, плащ, котелок. Он отдал Свирилину карту и еще раз напомнил, где они должны встретиться. Затем Виктор легко вскочил в седло и сразу всем помахал рукой. ...Потом, уже в Баинголе, Виктору казалось, что не было трех дней и двух ночей, а был один непрерывный переход. Ущелье сменялось ущельем, храпел и пятился конь на трудных переправах, боясь идти в глубокую воду, лиственницы тихо роняли на тропу пожелтевшую хвою. На вечерней зорьке, в вязких сумерках, глохли и блекли звуки и тишина медленно стекала с вершин. Крики маралов, вызывавших друг друга на поединок, не казались воинственными и злыми. Одиноко пылал костер, но Виктор не испытывал чувства одиночества, не испытывал страха, даже когда конь начинал боязливо жаться к огню и тревожно поводить ушами. Виктор думал. Экспедиционные работы кончались, Батыгин сам сказал это, и Виктор думал о доме, об отце, о Москве... Что он будет делать, когда вернется в Москву? Разрешит ли ему Батыгин бывать в астрогеографическом институте, или все останется по-прежнему?.. Ведь он уже все равно не сможет заниматься ничем другим, он все равно будет астрогеографом!.. Он много, очень много пережил в экспедиции и верил, что жизнь его теперь и в Москве пойдет как-то иначе. Новые привычки так противоречили всему старому, домашнему, что он не видел способа совместить их. И еще его беспокоил отец. Иной раз ему казалось, что отец отдалился, и Виктор даже ощущал легкий холодок, когда думал о нем. Впрочем, все это не представлялось ему страшным. Просто они теперь немного по-разному смотрят на мир. Или он не так понял письма. А утром солнечный луч с разлета звонко ударял по тайге, по влажным от росы камням, по притихшей и потемневшей реке, и все оживало, все приходило в движение, и мир откликался на удар солнечного луча чистыми блестящими звуками... В душе не оставалось сомнений, и смутные мысли прятались до вечера, до той поры, когда вновь запылает костер. На вторую ночь выпад снег. Шел он тихо, и только его холодное прикосновение разбудило Виктора. Виктор сел и долго вглядывался в посветлевшую ночь. Это было похоже на сказку: горы, тайга, ночь, снег и он совершенно один... И это было хорошо, как в сказке... К утру снег перестал идти, облака растаяли, но солнце так слабо просвечивало сквозь серо-голубое стекло неба, что Виктор смотрел на него незащищенными глазами... Потом промелькнули Баингол, поход с караваном, новый маршрут, пронеслись под самолетом белые холмы облаков, и Виктор увидел далеко впереди Москву... 3 Первую половину дня, нарушив свой многолетний режим, Батыгин провел вне стен Института астрогеографии: близились сроки начала космических исследований, и все больше времени отнимали организационные дела. Прямо из дома Батыгин поехал в Институт физики Земли, астрогеофизический отдел которого разрабатывал для экспедиции специальную аппаратуру, а оттуда - на один из подмосковных заводов, где эта аппаратура изготовлялась... Во время первого полета на Луну, в котором участвовало всего несколько человек, Батыгину пришлось совмещать обязанности астрогеографа, геолога, астрогеофизика. В составе будущей экспедиции предполагался небольшой астрогеофизический отряд, но и теперь Батыгин считал необходимым усвоить все тонкости сложнейшей аппаратуры... В конце рабочего дня Батыгин позвонил в Совет Министров Леонову. Секретарь сказал, что Леонов сегодня работает в Президиуме Академии наук, и сразу же соединил с ним Батыгина, - они условились о встрече через час. Леонов все время следил за подготовкой экспедиции, и поэтому Ба