го сказать, хорош!" Он прошел к себе в каюту и лег. - Что с тобой? - донесся откуда-то издалека голос. Денни Уилкинс открыл глаза и увидел Виктора. "Подумать только: его сейчас тоже не было бы в живых! Я не увидел бы этого красивого лица, внимательных глаз, первой морщинки между бровями..." - Ничего, - ответил Денни Уилкинс; он научился этому спасительному слову у русских. - Ничего. - Заболел, да? "И никто не спросил бы с таким участием о здоровье - никто! Мертвые продолжали бы бессмысленный путь к Венере..." - Устал просто. Месяц уже, как летим... - Да, я тоже устал. Иногда хочется лечь и не вставать - спать, спать... "Едва так и не случилось - спал бы, спал, только таким сном, какого другу не пожелаешь. Но теперь ничего, теперь все мы полетим дальше. А там - будь, что будет. На Земле разберемся. А не разберемся - тоже не беда..." - Ты поспи, - сказал Виктор. - Я предупрежу, что ты не придешь к завтраку. - Да, предупреди, пожалуйста... "Это было бы слишком - сидеть со всеми вместе за завтраком. Он ведь не может считать себя спасителем их. Нет, какой уж там спаситель!.. Но что с тобой происходит, Денни?.. Ты становишься сентиментальным, а шпиону - да, шпиону - не положено быть сентиментальным. Будь сейчас здесь Герберштейн, он не узнал бы тебя, Денни... А все-таки проиграл Герберштейн. Он просчитался, этот Герберштейн. Он знает психологию рабов и подлецов. Но он не знает психологии людей, к которым послал своего агента... Они оказались очень сильными, эти ребята! И он не устоял - они без денег подкупили Денни Уилкинса... Впрочем, почему подкупили?.. Борьба продолжается. Он еще не в их лагере и никогда не будет в их лагере... А живется с ними свободно и просто. И отчаянные головы у них... И этот, Батыгин, - надо же такое придумать... Вот удивился бы Герберштейн..." Денни Уилкинс забылся беспокойным сном. А за общим завтраком сидели люди, о которых он думал, и вели обычные разговоры - о том, что большую половину пути они пролетели, что из-за бьющих в лицо солнечных лучей трудно наблюдать за Венерой и нелегко решить, по графику летит звездолет или не по графику. Очевидно - по графику, но ориентироваться в межзвездных пространствах очень сложно, и недолго промахнуться... - Не может того быть, чтобы мы никуда не прилетели! - говорили оптимисты, уписывая вкусный, сытный завтрак. Но многим думалось, что поверхность Солнца - не слишком удобная посадочная площадка для их звездолета... На тридцать девятый день пути звездолет попал в тень Венеры, и астронавты увидели ее отчетливо и ясно, как не видели ни разу за все время полета. Большая, заслоняющая собой почти все поле телескопа, планета неслась навстречу астроплану. С близкого расстояния отлично был виден сплошной облачный покров - белый, с желтоватым оттенком. Если наблюдателю удавалось просидеть у телескопа минут двадцать-тридцать - а это удавалось не часто, потому что за счастливцем выстраивалась очередь желающих хоть одним глазком взглянуть на планету, - то наблюдатель замечал, что форма облаков, их очертания медленно изменяются: слои облаков смещаются - одни из них погружаются, другие всплывают на поверхность... Грузовой звездолет летел в межпланетном пространстве без всякого управления: курс ему был задан заранее, и радиоустановки звездолета N_1 держали его в "поле зрения". Но после того как он попал в зону притяжения Венеры, наступил крайне ответственный этап в работе экспедиции. Если бы грузовой звездолет, все увеличивая скорость по мере приближения к планете, с разлета врезался в ее атмосферу, - он раскалился бы от трения и сгорел, как сгорают метеориты, попадая в атмосферу Земли. Экспедиция сорвалась бы, потому что на звездолете N_1 находилась лишь незначительная часть семян. Но не только плотная атмосфера угрожала звездолетам. Пояса радиации - это был, пожалуй, более опасный незримый враг, способный насквозь пронизать корпуса звездных кораблей и убить в них все живое... Правда, точно еще не было доказано, что Венера, подобно Земле, окружена двумя поясами радиации, но Батыгин не сомневался, что она имеет их. - Я еще в пятидесятых годах понял, что они существуют, - говорил Батыгин Травину, когда они разрабатывали план посадки. - Основные астрофизические признаки у Земли, Венеры и Марса должны быть сходными - и магнитное поле, и пояса радиации - это все характерно не только для нашей планеты... А теперь, после того как приборы и вокруг Марса зафиксировали зону радиации и магнитное поле, смешно думать, что Венера может явиться исключением... - Значит, пробивать атмосферу придется в районе полюса... - Да, как и на Земле - в районе полюса... Впрочем, скоро мы все будем знать точно - приборы грузового звездолета сообщат нам о радиации... Вскоре свободное движение в космосе звездолета N_2 прекратилось; путь его стал подобен касательной к планетной атмосфере. Но, достигнув точки "касания", звездолет N_2 не ушел дальше по прямой, а, повинуясь властной силе притяжения, круто свернул и начал опускаться, постепенно приближаясь к облачной поверхности тропосферы. Когда, по расчетам, грузовой звездолет находился примерно в двадцати километрах от твердой поверхности планеты, приборы его зафиксировали верхний пояс радиации вокруг Венеры... - Я бы ничуть не возражал, если бы прогноз мой оказался ошибочным, - хмуро пошутил Батыгин. Повинуясь радиосигналам, грузовой звездолет подошел к облачной пелене в районе северного полюса Венеры и исчез в ней. Посланные им сигналы подтвердили, что кольца радиации разорваны на Венере так же, как и на Земле... Астрогеофизика обогатилась еще одним крупным открытием... На локационном экране светилась зеленоватая точка, показывающая местонахождение грузового звездолета, а специальные приборы все время высчитывали высоту над поверхностью Венеры. Высота уменьшалась медленно, но неуклонно, и ничто теперь не могло помешать астроплану опуститься на поверхность планеты. И это случилось. Насколько можно было судить, посадка прошла благополучно. Приборы зафиксировали место посадки. - Скоро наша очередь, - сказал Батыгин Травину и устало улыбнулся. - Кажется, ночь мы сможем провести относительно спокойно, а утром... Постараемся точно повторить путь грузового звездолета... На следующий день прозвучал долгожданный приказ: - Готовиться к посадке! Звездолет уже попал в зону притяжения и мчался навстречу планете. Виктору, Денни Уилкинсу, Травину делать было нечего, они сидели в своих каютах и ждали, ждали - состояние, как известно, не из приятных. Батыгин занял свое место у пульта управления, перед экраном телевизора, на котором вот-вот должны были обозначиться контуры приближающейся планеты. Многочисленные приборы звездолета тщательно прощупывали, изучали околовенерское пространство; все получаемые ими сведения немедленно поступали в счетно-решающие устройства, которые должны были сформулировать окончательное задание автоматическим астропилотам. Инженеры и астролетчики тоже находились на своих постах, чтобы даже в условиях торможения, при возрастающей нагрузке на организм контролировать по возможности работу приборов, следить за автоматикой. На экране телевизора перед Батыгиным клубился серовато-белый, редкий, как обычный туман на Земле, пар - звездолет приближался к венерской тропосфере... Все было сто раз продумано и взвешено, и все-таки Батыгин не мог преодолеть нервного напряжения, беспокойства. Каждый член экипажа знал, что посадка - дело чрезвычайно сложное, более сложное, чем взлет; малейшая неосторожность - и путешествие, так благополучно начавшееся, закончится гибелью всех участников экспедиции... Лучше всех понимал это сам Батыгин, но сейчас, в последние перед посадкой часы, мысль его упорно возвращалась к тем фактам, догадкам, предположениям, анализ которых когда-то привел его к замыслу преобразовать Венеру... Они не смогут вырваться из зоны притяжения Венеры, не опустившись на ее поверхность, но что ждет их там?.. Уже сказывалось торможение, и тело наливалось тяжестью, и тяжелой становилась голова... Если бы сбросить лет двадцать!.. Старость!.. Батыгин напряженно всматривается в показания приборов. Они фиксируют повышенную концентрацию атомов водорода вокруг Венеры... "Водородная корона! Замечательный признак! - думает Батыгин. - Такая же, как и вокруг Земли!.. Значит, на поверхности должна быть вода, молекулы которой, распадаясь, дают кислород и водород... Кислород пока не отмечен приборами, и это не удивительно - он должен быть ниже, уже в пределах тропосферы..." "Марс, - вспоминает Батыгин. - Вокруг Марса приборы не зафиксировали водородную корону, и Джефферс ничего не сообщил о ней. Вероятно, она есть, но очень разреженная, потому что на Марсе почти не осталось воды..." "Вот это опаснее - радиация!" - зеленые стрелки суматошно заметались на счетчиках. Батыгин сделал попытку привстать, чтобы дать команду автопилоту, но счетно-решающие устройства опередили его: звездолет едва заметно изменил курс, а Батыгин, вдруг ощутив острую боль в костях, на несколько секунд потерял сознание. Когда он пришел в себя, клубы тумана уже заполняли весь экран - звездолет приблизился к верхней границе тропосферы, отыскав "окно" в поясе радиации... "Пора включать тормозные механизмы", - подумал Батыгин, и почти тотчас счетно-решающие устройства передали эту команду автопилоту. Батыгину показалось, что он почувствовал легкое содрогание титанового корпуса, и сразу же тяжелые волны вновь нахлынули на него, смешали мысли... Огромным усилием воли Батыгин заставил себя пристально вглядеться в экран - клубы пара по-прежнему заполняли его целиком... "Вошли в облачный слой, - отметил про себя Батыгин; он должен был думать, думать, чтобы не потерять контроль над собой и победить возрастающую тяжесть; о чем угодно, но думать. - Скоро земля... Нет... Венера? Как сказать?.. Можно ли назвать грунт на другой планете землей?" Тренированный мозг победил, мысли вновь обрели ясность и четкость. Приборы обнаружили большое количество водяного пара в тропосфере и трехпроцентное содержание кислорода... Серые губы Батыгина дрогнули - он попытался улыбнуться. Значит, он не ошибся в главном... Только бы посадить звездолет... Молочная мгла отступила от экрана телевизора и потом вновь нахлынула. "Скорей бы, - подумал Батыгин, - скорей бы все это кончилось". Но прошел час-второй, а мгла по-прежнему клубилась перед ним на экране. И вдруг сквозь ее пелену, казавшуюся нескончаемой, проступило что-то темное. Локаторы давно уже нащупали твердую поверхность планеты. Неужели - она?!.. Через несколько мгновений Батыгин уже не сомневался, что он первым - самым первым из людей - увидел поверхность Венеры. На экране она казалась странной - словно была сделана из темного стекла, и Батыгин совершенно некстати припомнил им же самим отвергнутую гипотезу о пластмассовом твердом теле Венеры... Он всматривался в экран, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее земные картины, но та же темно-стеклянная равнина плыла перед ним... Внезапно - будто рябь проступила на идеальной глади - что-то заставило ее сморщиться, сгуститься в этом месте, но видение тотчас исчезло... Всего на несколько секунд перевел Батыгин глаза на показатели приборов, но когда вновь взглянул на экран - глазам своим не поверил: от прежней стеклянной глади не осталось и следа... Он уже знал - приборы отметили это, - что звездолет промчался над обширным водным пространством, но теперь на экране виднелась черная, в морщинах земля. Да - земля! Иначе Батыгин не мог это назвать. А рябь - рябь была островами в океане... Звездолет все уменьшал скорость, возрастала нагрузка на организм, и на какое-то мгновение Батыгин вновь потерял сознание. Придя в себя, он заметил, что счетно-решающие устройства уже дали команду приземляться, и опять провалился в темноту... Лишь немногие, смогли перенести посадку, не теряя над собою контроля. Когда звездолет замер, опустившись на поверхность, Виктор нажал клавиш телефона и позвал Батыгина. Ответа не последовало. - Плохо ему, наверно, - сказал в аппарат Денни Уилкинс. - Надо пойти к Батыгину. Врач тоже не откликнулся. Виктор и Денни Уилкинс встретились в узком проходе, ведущем в каюту управления и, поддерживая друг друга, вошли в нее. Батыгин неподвижно лежал, пристегнутый широкими ремнями к своему ложу, и крупная голова его с пышной седой шевелюрой была откинута на тугую резиновую подушку. Денни Уилкинс взял Батыгина за руку и нащупал пульс. - Обморок, - сказал он. Виктор, не отвечая, достал из аптечки шприц и сделал Батыгину укол. Потом, уставшие, они сели рядом на пол. Через несколько секунд Батыгин открыл глаза. Он взглянул на приборы, потом на Денни Уилкинса и Виктора со шприцем в руках и все понял. - Молодцы, - сказал он. - Поздравляю с прилетом. Как остальные?.. - Николай Федорович! Николай Федорович! - послышался в аппарате слабый голос Безликова. - Все в порядке, - ответил Батыгин. - Помогите соседям, если они без сознания... Увеличьте подачу кислорода в жилые помещения, - попросил он Виктора и Денни Уилкинса и показал на регулятор подачи... Вскоре все участники экспедиции пришли в себя, и каждый сообщил Батыгину, что готов приступить к исполнению служебных обязанностей. Батыгин включил всю переговорную сеть звездолета, и сразу во всех каютах прозвучал его голос: - Поздравляю всех участников экспедиции с прибытием на Венеру! Кто-то крикнул "ура", и легкий возбужденный гул заполнил телефонный аппарат Батыгина. Виктор заспешил к себе в каюту, и хотя, казалось бы, ничего не изменилось, от ощущения неподвижности у него слегка кружилась голова... Костик почти упал в объятия Виктора, и Безликов сдавил его плечи богатырскими ручищами, и астрозоолог Шатков прокричал что-то восторженное... Но через полчаса возбуждение сменилось усталостью, апатией, и участники экспедиции один за другим разошлись по своим местам... Врач, утомленный не менее других, включил свой телефон в переговорную сеть. - Товарищи! - ему приходилось напрягать все силы, чтобы голос звучал уверенно и громко. - Товарищи! Почти два месяца мы жили при резко сниженной по сравнению с Землею силе тяжести. Наша мускулатура разленилась, привыкнув к невесомым предметам, к легкости движений, и ослабела. На Венере все вновь обрело почти земную тяжесть, и ослабевшие мускулы не справляются с нагрузкой... Через несколько дней все войдет в норму. К вечеру все немного ожили (к вечеру - в буквальном смысле, потому что на Венере стемнело) и собрались в кают-компании у накрытых обеденных столов. Дежурные по звездолету, на долю которых выпала самая большая нагрузка, - они не могли отдыхать, им нужно было кормить экипаж, - постарались на славу... Но, как ни велико было желание отпраздновать прилет на Венеру, никто не спешил усаживаться за стол. Батыгин сообщил, что при осмотре окрестностей с помощью телеприборов обнаружено ровное каменистое плато, прорезанное ущельем, и гряды темных скал: ни малейших признаков жизни не замечено. И хотя все ожидали именно этого, полное отсутствие жизни все-таки огорчало: в душе все надеялись на иное... Анализ воздуха показал, что в приземных слоях венерской атмосферы содержится не 21% кислорода, как в земной, а всего лишь 6%. - Ничего не поделаешь! Выходить придется в кислородных масках, - заключил Травин. - Могло быть и хуже, - сказал Виктор. - Но теперь мы наверняка сможем преобразовать планету. Вот что важно! После праздничного ужина, прежде чем все разошлись по своим каютам, Батыгин предоставил слово врачу Нилину, и тот еще раз напомнил всем участникам экспедиции, что на Венере, в новых незнакомых природных условиях, возможны непредвиденные психические отклонения от нормы, и призвал строго контролировать свои поступки... - Не забывайте, что даже на Земле, в тропиках, у жителей умеренного пояса нередко случаются приступы меланхолии или, наоборот, истерии, - напомнил Нилин. А затем прозвучала команда: - Всем отдыхать. Завтра первый отряд покинет звездолет и выйдет на поверхность планеты. 3 Виктор думал, что не сможет заснуть в ночь перед выходом на планету, но, сломленный усталостью, спал так крепко, что проснулся чуть ли не последним. Ночью ему снился странный сон: он все время улетал с Земли и неизменно возвращался обратно, не долетев до цели. И это не огорчало Виктора; наоборот, ему казалось, что от Земли его отрывают против воли, а возвращается он на нее сам, силой своей любви к ней, огромной любви, которой все нипочем, которой подвластны межпланетные пространства, которая связывает, объединяет планеты, подобно Солнцу... Уже просыпаясь, но не открывая глаз, Виктор вспомнил о Светлане; не о Светлане-жене, нет, о Светлане-девушке, упрямой, своенравной, но такой любимой. Он подумал, что сегодня днем обязательно увидит ее, и от этой мысли на душе сразу стало покойно и светло... - Рассвет, - сказал рядом с ним кто-то очень далекий, и Виктор немножко удивился: почему так громко прозвучал голос?.. - Рассвет! - радостно откликнулся второй. "И чему они радуются?.. Как будто рассвет - невесть какая редкость на Земле..." - Всего семь часов - и рассвет! - ликовал второй голос. И вдруг Виктор все вспомнил - все, все! Он подскочил на койке и откинул одеяло. - Неужели рассвет? - спросил он недоверчиво. - Рассвет! - подтвердил Костик. - Всего семь часов - и рассвет. Виктор посмотрел на часы. Да, семь часов - и рассвет! Значит, венерские сутки равны или почти равны земным, и фантазии о их продолжительности не оправдались! Во время завтрака участники экспедиции услышали первую сводку погоды. В момент прилета на Венеру, в середине дня, приборы отметили температуру всего в тридцать три градуса жары. Астроплан сделал посадку на сорок седьмом градусе северной широты, то есть, будь это на Земле, немногим севернее субтропиков; следовательно, ничего необычного в такой температуре не было. Ночью температура понизилась до двадцати градусов тепла, и все признали, что это тоже совершенно нормально. Таким образом, предположение Батыгина подтвердилось - климат Венеры оказался вполне пригодным для жизни. - Не то что на Марсе! - вспомнил Костик. - В самом деле, совершенно не похоже на холодный умирающий Марс! - поддержали его. - Вот бы еще жизнь тут найти! - В пробах воздуха, по предварительному анализу, бактерий или хотя бы их спор не обнаружено, - ответил Батыгин. - И вообще воздух очень чистый, запыленность минимальная. Объясняется это, видимо, влажностью климата, близостью обширных водоемов. У нас на Земле, в приморских районах воздух тоже беспыльный, мягковатый из-за большой влажности. Вероятно, такой он и здесь. - А ветры? - вспомнил кто-то. - Помните, в литературе высказывались предположения о бурях невероятной силы при смене дня и ночи?.. - Под облачным-то слоем? - усмехнулся Батыгин. - С чего бы вдруг?.. Нет, эти измышления можно сдать в архив... После завтрака был объявлен состав первой партии, покидающей звездолет. Возглавлял партию Батыгин, в состав ее вошел и Виктор. И хотя все, кто не попал в первую партию, посчитали себя немножко обиженными, никто не стал надоедать Батыгину просьбами: приказ есть приказ! Виктор - возбужденный, взволнованный, гордый тем, что одним из первых ощутит под ногами твердь Венеры, - торопливо готовился к походу, но где-то в глубине его души сохранялось утреннее чувство, навеянное думами о Светлане, - там было покойно и светло. Теперь он вспоминал о Светлане иначе, - вспоминал как о своей жене, знал, что не увидит ее сегодня, но ему все время казалось, что она здесь, что она может войти в каюту или неслышно подойти сзади и положить тонкие прохладные пальцы ему на глаза. Думы о Светлане как-то незаметно слились у Виктора с думами о Земле - он любил и даже ощущал их вместе, как нечто единое, немыслимое одно без другого. И то покойное и светлое, что хранил он в глубине души, было и Светланиным и земным, одинаково родным и близким, одинаково любимым, пронесенным сквозь космические пространства сюда, на безжизненную планету Венеру. И то, что он унес, - было не безжизненным, было живым и таило оно в себе другую, будущую жизнь... ...Первые пять человек - в кислородных звукопроницаемых масках с баллонами за спиной - вошли в темный отсек прохода. Дверь наглухо закрылась за ними. Тотчас после этого начала открываться дверь, ведущая наружу, и вскоре в темный отсек проник дневной свет. Выход был узким и невысоким, и пролезать в него приходилось согнувшись. Батыгин, самый большой и грузный, заворчал: - Надо бы через парадную дверь выйти! Что это мы с черного хода на Венеру пролезаем? Протискиваясь в дверь, каждый думал о том, чтобы не удариться и не застрять, совершенно забывая, что следующий шаг его будет первым шагом на Венере. - Ну вот, прибыли, - просто сказал Батыгин. - Прибыли! - Он поднял ногу и ударил каблуком в грунт. - Твердый! Но ему никто не ответил. Все стояли молча, и каждый не без робости и удивления смотрел на безжизненную, словно нагую планету, которую им предстояло оживить. - И это богиня красоты! - вдруг сказал Травин, и все подхватили шутку. - Недаром она пряталась под паранджой! Где это видано, чтобы красавица скрывала свое лицо?!.. И пятеро первых покинувших" звездолет мужчин с улыбкой разглядывали завлекшую их к себе "богиню красоты". Она и на самом деле оказалась дурнушкой, эта ночная красавица, затмевающая все другие звезды на земном небосклоне. Плотный слой облаков закрывал небо, и солнечные лучи, процеживаясь сквозь него, теряли все краски, кроме одной - серой. - Как перед дождем на Земле, - сказал Виктор. - Да, пасмурный июльский день - вот вам и вся сказка, - вздохнул Травин. - Дождь здесь в любую минуту может пойти, - подтвердил Батыгин. - Заметили, какая роса была ночью? Все камни мокрые. Черно-бурая каменистая равнина расстилалась перед пришельцами с другой планеты. Частые и, должно быть, сильные дожди вымыли на поверхность круглобокие голыши, а весь мелкозем, весь рыхлый грунт снесли в расщелины, западинки, на дно долин... - Где же тут пахать и сеять? - удивился Виктор. - Пахать особенно и не придется, - ответил Батыгин. - Всю планету не перепашешь! - Но здесь ничего не вырастет! - Во-первых, и здесь вырастет. Во-вторых, мы опустились на плато, окруженное со всех сторон хребтами. А на Венере, безусловно, есть и равнины, сложенные рыхлыми породами. Да, плато, на котором сделал посадку звездолет, было с трех сторон ограничено горными хребтами с пилообразными, резко очерченными гребнями. Черные острые зубья не вздымались к самому небу - это были обычные средневысотные горы, такие же, как на Земле, только с пиками, заточенными острее, - но оттого, что зубья были черными, а небо низким и серым, казалось, что горы эти очень высокие, что вершины их лишь случайно не окутаны облаками... Виктор присел на корточки и погладил камень - прохладный после ночи, влажный. Потом он вывернул его из грунта и отбросил в сторону. Он надеялся найти что-нибудь живое, он обрадовался бы сейчас даже серой мокрице или дождевому червяку, поспешно удирающему в норку. Но Виктор ничего не нашел в овальном углублении, кроме бурого грунта. Он взял щепотку этого грунта, положил на ладонь и растер пальцем. - Песок, - сказал он. - И глина. Вроде того грунта, который я выкидывал из магистральной канавы в Туве. Виктор вывернул второй камень, третий, четвертый. Уже вышла из звездолета вся партия, а он упорно продолжал переворачивать камни. - Бесполезное занятие, - сказал ему Батыгин. - Здесь, на плато, ты все равно ничего не найдешь. - Есть у географов такой термин - "первичная пустыня", - задумчиво произнес Травин. - Это - когда жизнь еще не вышла из моря на сушу. Так вот, перед нами и есть первичная пустыня. Как на Земле два миллиарда лет назад. - Пойдемте, товарищи, - предложил Батыгин. - Нужно решить, где мы будем строить наш городок. Мне кажется, вон там, - он показал в сторону от звездолета, - протекает река. Отряд шел около часа, все очень устали, но продолжали идти. Солнце не припекало, но становилось жарче, и липкая испарина покрывала тело. Глухо стучали по камням каблуки ботинок. Наконец отряд вышел к берегу реки. Вернее, путники увидели реку и дно долины, подойдя к краю обрыва: склоны ущелья обрывались почти отвесно. - Каньон, - сказал Батыгин. - Типичный каньон. Здесь нам делать нечего. Для городка нужно найти удобное во всех отношениях место, чтобы потом не искать Другое. - А столица? - спросил Виктор. - Уж строить - так сразу столицу! - Вот как! На меньшее он не согласен! Все засмеялись, но Виктор даже не улыбнулся. Он чувствовал себя хозяином будущего - он должен был все предусмотреть заранее, чтобы потом не переделывать. - Да, сразу столицу, - повторил он. - Центр будущего поселения. - А, пожалуй, он прав, - согласился Батыгин. - Мы, старики, немножко эгоисты. Нам бы только сделать, что сейчас завещано... А что будет потом... Да, он прав: строить, так уж сразу столицу! - И строить на берегу океана, в устье большой реки, - продолжал Виктор. - Мы в северном полушарии, значит, подмываться будет правый берег реки, а строить нужно на левом. Строить на века! - На века! Это нам сейчас не под силу. Но сборные домики мы поставим. - На века, - упрямо повторил Виктор. - Все города на Земле начинали строить с небольших хижин. Некоторые из городов умирали в детском возрасте, другие старились прежде времени. Но есть на Земле вечно молодые города, которые цветут тысячелетия! - Есть, - сказал Батыгин. - Вот такой город мы и должны заложить! Они вернулись к звездолету. После того как Батыгин убедился, что никаких сверхъестественных опасностей на Венере людям не встретится, он разрешил всем выйти из звездолета - астронавтам нужно было освоиться на новой планете. В первую очередь Батыгин отдал приказ собрать вертолет, чтобы уже на следующий день отправиться на разведку - искать место для строительства будущей столицы Венеры, которой все единодушно решили дать название "Землеград". На следующее утро вертолет поднялся с плато и полетел к океану, над которым позавчера промчался астроплан. Кроме пилота Мачука и Батыгина, на разведку отправились Травин, Виктор, Денни Уилкинс, рельефовед Свирилин, астроботаник Громов и астрозоолог Шатков. Летели над самой поверхностью Венеры, на высоте семидесяти-ста метров. Сначала путь пролегал над уже знакомым каменистым плато, а потом оно кончилось; за крутым уступом, который Травин назвал "чинк", по аналогии с такими же уступами в Средней Азии, началась равнина - плоская, лишь местами слегка всхолмленная и такая же безжизненная, как плато. Травин попросил снизиться, и вертолет повис над вершиной одного из холмов. Холм был сложен бурой глиной, и дождевые воды прорезали в его склонах бороздки и ложбины; они расходились от вершины холма к подножию, и сверху холм казался поделенным на дольки. С вертолета сбросили трап, и Травин спустился по нему. Держась за перекладинку, он осторожно ступил на грунт: ноги слегка увязали, как в обыкновенной сырой глине. Никаких признаков жизни Травину обнаружить не удалось, но на всякий случай он взял пробу грунта. Равнина постепенно понижалась в одном направлении, и астронавты напряженно всматривались вперед, надеясь увидеть океан. - Прямо по курсу, вон за теми бурыми холмами... - начал Мачук. - Море! - крикнул Виктор, но теперь уже и все остальные видели светлое ровное поле, расстилавшееся впереди. Через несколько минут вертолет миновал последнюю гряду холмов, очень похожих на самые обыкновенные земные дюны, и полетел над морем. Ветра не было, но к берегу подходили невысокие волны и опрокидывались на песок... - Неужели оно мертвое? - с тоской спрашивал Виктор. - Давайте спустимся и проверим! - Нет, сначала нужно установить, не протекают ли поблизости реки, - сказал Батыгин. - Заберитесь повыше, Мачук. Вертолет пошел вверх. Приборы показывали высоту: двести метров, пятьсот, километр, полтора километра... - Вулкан! - крикнул Виктор. - Смотрите, вулкан! Все прильнули к окошкам и увидели далеко на юге, среди невысоких гор, почти геометрически правильный конус с усеченной вершиной. Темный столб дыма упирался в низкое небо, и облака над вулканом казались темными, словно прокоптились на дыму. - Вулкан... А ведь их, наверное, немало на Венере. Планета молодая, и тектоническая деятельность должна протекать активно, - сказал Свирилин. - И землетрясения тут, конечно, не редки. - В общем, первозданная картинка, - заключил Травин. - Точнее - один из первых дней творения, - поправил Батыгин, и все улыбнулись. - А вон и река - к северу от нас. Действительно, светлая изогнутая линия делила там надвое бурое пространство. Вертолет, не снижаясь, полетел туда. - А море какое - без конца и без края, - вздохнул почему-то Виктор. - Океан, наверное. - Да, скорее всего - океан... А Батыгин думал о другом. - Забавно получается, - сказал он. - Мы, астрогеографы, объединяем в своей работе и далекое прошлое и сегодняшний день географии: вновь мы - описатели неведомых материков и океанов, и в то же время - преобразователи!.. Я уж не говорю о том, что как исследователи, натуралисты мы должны познать природные условия планеты! ...Река впадала в море, не разбиваясь на рукава, единым руслом, и вертолет опустился на ее левом берегу. Все вышли из него. Совсем рядом с глухим шумом накатывались на берег волны. А река была широка - никак не меньше двухсот метров! Батыгин подошел к самой воде. Он чувствовал себя необычайно легким и свободным - словно мог оттолкнуться и полететь над волнами. На душе было так радостно и восторженно, что утрачивалось ощущение реальности, все виделось как бы сквозь дымку - прозрачную, но скрадывающую резкие линии. Батыгин пригляделся к своим товарищам и заметил, что они тоже возбуждены, взвинчены; только астроботаник Громов отчего-то помрачнел и насупился. - Прекрасно, - сказал Батыгин, делая широкий жест. - Лучшего места для города не найдешь. Тут у вас будет и морской и речной порт. Организуете перевалку грузов с речных судов на морские... Никто не улыбнулся. Как ни фантастично это звучало, но они прилетели на Венеру для того, чтобы стало именно так, - чтобы здесь, в устье реки, был основан город, а океанские пароходы уходили от его причалов в затянутые пасмурью дали, к причалам других портов. - Берега придется облицевать, - решил Виктор; глаза его сияли, щеки горели. - Гранитом или даже мрамором. - Мрамором красивее, - сказал Денни Уилкинс; он держался ровнее, спокойнее других. - Конечно красивее, - согласился Виктор. - Кто ж это мрамором берега облицовывает? - удивился Травин. - Вот чудаки! - Ну ладно, гранитом, - уступил Виктор. - А пока нужно отметить это место, вогнать первый кол в землю! Виктор оглянулся, ища какую-нибудь палку, и тут же расхохотался - нет, на Венере палку не найдешь! И все тоже стали хохотать - бурно, захлебываясь; лишь Громов по-прежнему мрачно озирался вокруг. Взяв в вертолете два алюминиевых шеста, Виктор вогнал их в грунт и, скрестив, связал веревкой. - Ну вот, - сказал он с облегчением, как будто все самое трудное уже сделано. - Теперь давайте купаться в море. Такая теплынь! Предложение с радостью подхватили, и все, кроме Батыгина и хмурого Громова, бросились в волны. Батыгин, оставшись на берегу, наблюдал за купальщиками, подбадривал их возгласами, шутил. Но потом пришло иное ощущение: странно и даже неприятно было видеть, как барахтаются в мертвом море крепкие молодые тела... Батыгин подумал об этом и вдруг понял, что их восторженное состояние, чувство отрешенности - следствие тех причин, о которых предупреждал психиатр Нилин, что только этим можно объяснить безумную выходку - купание в неведомом, совершенно неисследованном море... К счастью, купальщикам, видимо, самим стало не по себе, и они один за другим вышли на берег. - Черт-те что, - сказал Травин. - Когда купаешься в море, все равно не видишь этих рачков и микроскопических водорослей. А тут знаешь, что их нет, - и совсем не то настроение! - Живое оно! - вдруг закричал Виктор. - Живое море! Сидя на корточках, он старался подцепить ладонью какую-то студенистую массу. - Осторожнее! - не своим голосом завопил астрозоолог Шатков. - Кто так обращается с животными! На песке перед Виктором лежал небольшой студенистый комок, похожий на мертвую, помятую медузу. - Да, это жизнь, - подтвердил взволнованный Батыгин. - Это безусловно жизнь! А Виктор и Денни Уилкинс уже бежали к вертолету за надувной резиновой лодкой и планктонной сеткой. Они на руках протащили лодку через полосу наката и влезли в нее. - А меня! - Шатков развернулся на каблуке, не зная, что делать со студенистым комочком, лежащим в его ладонях. - Меня возьмите! - закричал он, но бросился в противоположную - сторону, к вертолету. На полпути он передумал, помчался обратно, отдал растерявшемуся Свирилину студенистый комочек, на ходу прокричал что-то насчет способа сохранения пойманных животных в свежем виде и пешком попытался добраться до лодки. Убедившись, что в море это не лучший способ передвижения, он пустился вплавь, призывно крича при каждом взмахе, и Виктору поневоле пришлось подождать его. Как только мокрого астрозоолога втащили в лодку, Виктор бросил за борт сеть, сделанную из желтого мельничного газа; внизу к сетке был прикреплен небольшой металлический стакан с краном. Денни Уилкинс сел на весла, а Шатков принялся руководить, энергично размахивая руками. Они погорячились и почти сразу же вытащили сетку. Шатков трепетной рукой открыл кран, и вода из металлического стакана вылилась в банку. Волнуясь, все трое пристально вглядывались в прозрачную воду, но ничего в ней не обнаружили. - Давайте-ка отплывем подальше, - сказал Виктор; он неожиданно успокоился, тщательно расправил сеть и снова бросил ее за борт. - Греби сильнее! Денни Уилкинс старался изо всех сил, Шатков помогал ему советами, и скорость движения значительно возросла: сеть надулась, пропуская воду, и начала медленно тонуть. Лодка описала большой круг и подошла к берегу; только тогда они вытащили сетку и перелили содержимое стаканчика в банку. Даже простым глазом теперь было видно, как толчками передвигаются в воде какие-то крохотные существа, как плавают, не погружаясь, неподвижные зеленые точки. - Живые, они живые! - твердил Шатков, никому не доверив банку, он сам вынес ее на берег. - Сине-зеленые водоросли! - прошептал астроботаник Громов. - Вот эти, зелененькие! - Похоже, - согласился Батыгин. - С сине-зеленых водорослей и на Земле все начиналось. В сущности это они расчистили дорогу другим организмам. А Шатков ревниво предлагал всем обратить внимание на прыгающих блошек. - Животные же! - почти стонал он от восторга! - Самые настоящие, какие-нибудь рачки, наверно! Прыгают! - глаза Шаткова излучали любовь и нежность. - Нет, вы посмотрите, как прыгают! - Н-да, неожиданные результаты, - задумчиво сказал Батыгин. - Я думал, что тут иначе, - что жизнь только-только начинает возникать... - Возникать! - торжествующе воскликнул Шатков и гордо вздернул голову. - Возникать! Да она тут ключом бьет! - заявил он таким тоном, как будто всегда утверждал, что в морях Венеры жизнь бьет ключом. - Тем лучше, - все также задумчиво продолжал Батыгин. - Нам будет легче преобразовать планету. Возьмите, пожалуйста, пробу воды, - обратился Батыгин к своим помощникам. - И все. Больше никаких исследований, - сказав это, он вновь ощутил смутную тревогу и за своих спутников и за тех, кто остался у звездолета. - Пора возвращаться. - Николай Федорович, а сеять лучше всего на приморских равнинах! - не слушая, говорил Виктор. - В почве наверняка имеется хоть немного органических веществ. Я возьму образцы вон там, за дюнами... Громов и Шатков в это время боролись за банку с морской живностью. Маленький толстый Шатков прижимал ее обеими руками к груди, а Громов - высоченный, косая сажень в плечах - боком наступал на него и уговаривал добром отдать банку: сине-зеленых водорослей в банке было больше, чем прыгающих блошек, и поэтому, утверждал Громов, хранить ее должен ботаник, а не зоолог. Шаткову великолепно было известно, что Громов - призер XXII олимпийских игр в полутяжелом весе по боксу, но сейчас он, не задумываясь, мог выйти против него на ринг и увещеванию не внимал. Черный чуб Громова, придававший ему разбойничий вид, уже сполз на самые глаза, что обозначало высшую степень разгневанности. Чем бы кончилась борьба за банку - можно только догадываться, но Батыгин вовремя вмешался, и хранителем банки был утвержден толстенький Шатков. К звездолету отряд вернулся уже под вечер. Плохо скрывая тревогу, Батыгин с беспокойством вглядывался в лица встречающих, стараясь угадать, не произошло ли чего-нибудь, но его быстро успокоили - нет, ни с кем ничего не случилось. Весть об открытии жизни на Венере взволновала весь экипаж, но Батыгин распорядился, чтобы в первую очередь был произведен анализ воды, а всех купавшихся в море отправил на медицинский осмотр. Результат анализа показал, что вода совершенно безвредна и отличается от земной морской воды лишь соленостью и составом солей - океаны на Венере были солоноватоводными. - Как гора с плеч, - облегченно вздохнул Батыгин. - Значит, можно купаться. А что океан не успел осолониться - это я предполагал. Не случайно же мы брали водоросли из опресненных лагун... Помня, что психиатр Нилин ведет систематические наблюдения за всеми участниками экспедиции, Батыгин тоже отправился во врачебный кабинет. Нилин только что закончил обследование астроботаника Громова. - Видите, какой неожиданный эффект? - сказал Нилин Батыгину, когда астроботаник удалился. - У большинства - неестественная веселость, возбужденность, а этот - в черную меланхолию ударился, смотрит на все подозрительно, недоверчиво, словно его обмануть собираются... Батыгин, когда психиатр проделал с ним все, что посчитал необходимым, пригласил его к себе в каюту и чистосердечно покаялся в неразумных поступках на берегу моря. Врач в свою очередь поведал ему о поведении людей, оставшихся у звездолета. - Я полагал, что отклонения от нормы будут значительнее, - заключил Нилин, и в голосе его послышалось чисто профессиональное сожаление. - Отделались пустяками... Едва он произнес эти слова, как дверь каюты открылась, и на пороге появился астрогеолог Безликов. Лицо его было строго, почти торжественно. - П'ошу считать меня философом, - картавя объявил он. - Подумал и 'ешил - тео'ия п'ежде всего. Буду обобщать... Психиатр Нилин, не вставая с кресла, возбужденно потер руки, а в глазах его вспыхнули искорки неподдельного интереса. - Превосходно, - шепотом произнес он. - Лучше и не придумаешь! Безликов не расслышал, что сказал психиатр, но памятуя прежнюю вражду, выразительно повернулся к нему широченной спиной. А Батыгин растерянно молчал. - Философом? - переспросил он наконец и, спохватившись, сказал: - Садитесь, пожалуйста. - Да, п'ошу, - подтвердил Безликов и величественно опустился в кресло. - Так 'ешил. - То есть, вы собираетесь заняться теорией познания? - Батыгин вспомнил о их последнем разговоре. Безликов пренебрежительно махнул рукой. - Это для меня слишком узко. Гово'ю же - буду обобщать. Вы, конечно, знаете, что философия спасает конк'етные науки от ползучего эмпи'изма... - Так вы нас спасти намереваетесь? - Батыгин неожиданно развеселился. - 'азумеется. Дам общую ми'овозз'енческую