ста. - Бабушка, но он же старый! - Ему всего тридцать. Подумаешь - пятнадцать лет разницы! Это совеем немного! Больше будет тебя любить. 6 38 февраля 203 года эры Пендергастов на флагштоке Истпендергастхилла взвились два флага: флаг старших Пендергастов под флагом младшей ветви рода. Сигнал отрепетировали на плантациях, расположенных справа и слева, затем далее... Буквально через час вся Река знала, что мистер Джошуа Пендергаст II собрался в гости к своим родственникам. Все понимали в чем дело и стали готовить свои парадные одеяния в ожидании того момента, когда на флагштоке Вестпендергастхилла взовьется флаг общего сбора, под которым повиснет голубой флаг, что будет означать приглашение на свадьбу. ДОЧЬ ТЕРРЫ У общественной формации, основанной потомками экипажа "Ласточки", были свои трудности, скорее биологического плана, которые не могли не сказаться на ее социальных особенностях. Т.Маттикайнен 1 Вайлит проснулась как обычно - с первыми лучами. В раскрытое окно вливалась утренняя прохлада. Привычным движением сбросила одеяло и побежала умываться, делать зарядку и готовить завтрак. Словом, начинался обычный, ничем не примечательный день. Как только за ней захлопнулась дверь, из ниши в стене над кроватью выскользнули две механические руки, собрали простыни и одеяло, встряхнули, сложили и убрали на место. Теперь из другой ниши выскочили похожие на больших мышей уборщики и кинулись собирать накопившуюся за ночь пыль. К приходу Вайлит все было окончено: стандартная программа не предусматривала участия хозяйки в уборке. Мурлыкая себе под нос веселую песенку о тетрагоне, вздумавшем покататься на автомобиле, она уверенно набрала код записи намеченных на сегодня дел. Ничего необычного экран ей не сообщил: до конца месячного медицинского дежурства оставалось еще три дня. На первую половину дня записана работа в поле с тетрагонами, на вторую - подготовка к передаче дежурства, в три часа - общепланетная лекция по детским болезням, запись которой уже две недели находится в памяти, на вечер - приглашение к соседям на семейное торжество. Теперь Вайлит приступила к своим обязанностям дежурного врача. Данные утренних анализов уже поступили. Никаких резких отклонений от нормы ожидать не приходилось, срочного вызова не было. Только у одного маленького мальчика с другого конца поселка наблюдалось отклонение, но система уже сама проверила, что он вчера ел, и пришла к выводу, что вмешательство врача не требуется. Несколько человек получили ограничения в пище... - Безобразие, - ворчала Вайлит, - месяц прошел и ни одного вызова! Так можно окончательно забыть все, чему училась! Оставались только домашние заботы: просмотреть меню на ужин и завтрак следующего дня, проверить есть ли в памяти интересная книжка - и можно выходить. 2 Тетрагоны уже ждали. Со всех концов просторного вольера неслись щелкающие звуки проголодавшихся за ночь существ. Самые нетерпеливые и молодые плавали в воздухе под верхней сеткой взад и вперед. Взрослые оставались на своих местах. Маленькие кишмя кители около входа. Вайлит вывела из гаража садовый трактор, посмотрела на табло у входа, какие поля намечены на сегодня, и открыла дверь вольера. Маленькие немедленно выпорхнули и застыли неподвижной стайкой над трактором, старики неторопливо выплыли из вольера и устроились на прицепе. Несмотря на то, что она наблюдала эту картину очень часто: раз в неделю ей обязательно выпадала работа с ними, Вайлит каждый раз с интересом смотрела, как тетрагоны неторопливо устраивались на узких продольных досках, обшитых мягкий материалом, свешивая по сторонам все четыре перепончатые лапы. Летательные бугры опали, Вайлит предусмотрительно держалась с наветренной стороны, - запах газа, обеспечивавшего тетрагонам возможность держаться в воздухе, никак нельзя было отнести к ароматам, - и в сотый раз удивилась тому, как быстро они поменяли свой цвет. Теперь они слились с материалом, покрывавшим доски. Теперь и молодые спикировали на оставшиеся места. Эти устраивались не так степенно и неторопливо, как старики. Толкались, прищелкивали, в одном месте даже вспыхнуло нечто вроде потасовки. Но стоило кому-то из вожаков сердито щелкнуть - и все успокоилось. Вайлит села на сиденье и повезла свой живой груз в поле. За всю дорогу она ни разу не оглянулась: знала, что тетрагоны не двинутся с места, пока трактор не остановится. Несмотря на многолетнюю привычку, она недолюбливала этих представителей класса пресмыкающихся, их гладкая кожа вызывала у нее неприятное чувство. "А ведь есть люди, которым они нравятся, - думала она, - Эстелла даже позволяет им ездить у нее на плече. И дома держит нескольких. Конечно, они ей очень помогают, но лично я предпочитаю хорошего робота!" Как только трактор остановился у назначенного на сегодня поля, вся стая дружно взмыла вверх. Сразу же полностью наполнились летательные бугры, и тетрагоны стали похожи на многолапых зверей: четыре перепончатые лапы неторопливо разгребали воздух, а шесть бугров торчали вверх как дополнительные конечности. За те четыре дня, что тетрагоны работали на других полях, здесь уже накопилось достаточно насекомых. Прищелкивая языком, чтобы они плыли за нею, Вайлит двинулась вдоль поля. Тетрагоны неторопливо подплывали к очередному растению, и их длинные языки слизывали и взрослых насекомых, и личинок, и яйца. Эту картину Вайлит любила. Вот громадный жук, почуяв опасность, взлетел вверх, вслед ему метнулся полутораметровый язык, и жук навсегда скрылся в пасти прожорливого существа. Вот маленький, наверное двухнедельный, тетрагончик сосредоточенно извлекает своим еще сравнительно коротким язычком личинку, забившуюся в пазуху листа... Так, медленно передвигаясь, Вайлит и ее стадо обошли все поле и перед самым полуднем вернулись к трактору. Тетрагоны раздулись от съеденной пищи. Их бугры теперь торчали вертикально вверх: они стали тяжелее, и нужно было гораздо больше газа, чтобы держать в воздухе это объемное тело. С легким шипеньем устраивались они в прицепе; Теперь уже не было ни толкотни, ни потасовок: сытые, они теряли половину подвижности, даже самые маленькие. И в вольер они вплывали также неторопливо и степенно, укладывались на своих местах. Вайлит закрыла вольер, переключила табло указателя полей и удалилась; теперь до завтрашнего утра тетрагоны будут переваривать съеденное, и сдвинуть с места их не смогут никакие силы. В доме Эстеллы Вайлит встретил многоголосый детский крик: семейное торжество оказалось днем рождения одного из многочисленных сыновей Эстеллы. На лужайке перед домом происходила охота на медведя. Сам виновник торжества и его сверстники, вооружившись палками, подступали к кустам, из которых доносилось страшное рычание: медведя изображал муж Эстеллы - Большой Билл. На Вайлит ни охотники, ни сам медведь не обратили никакого внимания. Но вот со страшным ревом медведь выскочил из кустов, охотники побросали свои палки и кинулись хватать медведя руками, чтобы связать его и отвести в зоопарк. В мгновенье ока все смешалось в одну визжащую, смеющуюся и катающуюся по траве кучу. Прислонившись к притолоке двери, Эстелла с улыбкой наблюдала за этой картиной. Вайлит остановилась около нее. Наконец вся куча распалась на отдельных, визжащих и плачущих от хохота ребятишек. У них уже не оставалось никаких сил бороться с медведем. Да и сам медведь, вытирая с лица крупные капли пота, хохотал довольным басом. - Еще! Еще! - закричал кто-то из ребятишек. Его поддержали, но не очень дружно - все уже устали. - Поиграйте пока сами в спокойные игры, - сказала Эстелла. - Билл! Ты мне нужен, иди помоги Медж. Поздоровавшись с Вайлит, Билл скрылся в доме. - Медж затеяла какой-то пирог и не хочет со мной советоваться, только с папой, - пожаловалась на дочь Эстелла. - Пускай ее, - ответила Вайлит. - Она и сама у тебя готовит неплохо. Да и Билл разбирается в этом. - А я что! - с гордостью произнесла Эстелла. - Конечно, пусть старается. А как тебе эти? - она указала на детей, сидевших кружком на траве. - Растут ребята, - неопределенно заметила Вайлит. - А как твоя малышка? - У нас уже есть зубки! Мы уже умеем кусаться, - пропела Эстелла. - Пойдем, ей уже пора просыпаться. В спальне Эстелла перепеленала младшую дочь. - Ну, не правда ли: мы красавицы? Посмотри, тетя Вайлит, какие мы красавицы! Из кухни высунулся Билл и позвал ее: что-то они там с Медж не могли прийти к согласию и им требовался третейский судья. Эстелла сунула малышку Вайлит и скрылась в дверях. Когда через несколько минут она снова появилась в спальне, Вайлит бережно покачивала на руках девочку, что-то ласково ей говорила, а та радостно гулькала ей в ответ. Эстелла подошла и обняла за плечи младшую подругу: - Ну вот, я всегда говорила, что тебе пора уже и своих иметь. Ведь прелесть, правда же? - Конечно, прелесть, - ответила Вайлит. - И своих мне пора иметь, знаю я все это. Знаю! - почти закричала она. - Надоело мне все это. Туда ни ступи, это не съешь, с тем не ходи, у него генетический код не тот! Ух, эта мне Система! И зачем ее только выдумали? - Но, Вайлит... - Не надо! Не надо меня уговаривать! Я, как и все наши женщины, - врач, понимаю, зачем все это... Умом понимаю... Понимаешь? Умом, а не сердцем... Эстелла издала какой-то неопределенный звук: она не могла никак найти слова, чтобы успокоить подругу, и молча положила ей на плечо руку. Вайлит неожиданно расплакалась: - Ты прости меня, это все пройдет... - Какая же ты глупая, - говорила Эстелла, нежно поглаживая ее волосы и плечи. - Просто тебе действительно пора замуж... - Конечно, пора, - согласилась Вайлит. - Только нет его... Того, единственного, которого сразу видишь, - это - мой! - Ну жди-жди... Тебе специально с Земли пришлют принца... - А может и пришлют... - сквозь слезы улыбнулась Вайлит. 4 Последние несколько дней Вайлит не покидало хорошее настроение. Все ладилось, любая работа получалась хорошо... И в то же время где-то в глубине души поселилось чувство, что обязательно должна случиться какая-то неприятность. Она еще не знала, что именно должно случиться, это было что-то неясное, подсознательное, но оно вызывало внутреннее напряжение. В часы, занятые работой, это ощущение притуплялось, временами исчезало совсем, но стоило ей расслабиться и остаться одной, как оно вспыхивало с новой силой. Вернувшись из гостей, Вайлит по привычке запросила Систему. Вызова не было, никто ее не искал, никто не записал никаких вестей для нее. Наскоро переодевшись, она вызвала из памяти отложенную на вечер книжку и улеглась, предвкушая предстоящее наслаждение. Неожиданный вызов прервал ее на самом интересном месте. Буквы расплылись, и вместо текста книги на экране появилось такое знакомое лицо. - Мама! - обрадованно воскликнула Вайлит. - Я, дочка, - улыбнулась с экрана мать. - Я у вас в поселке. - Вот хорошо! И давно? - Да уже несколько часов. Сейчас я к тебе приду. - Конечно, мама! Я так тебе рада. - Только я не одна. Я приду с подругами. И она отключилась. Вайлит вскочила и принялась срочно вызывать Дом питания: надо же было чем-нибудь угостить нежданных гостей. По-видимому, мать была где-то недалеко: Вайлит только-только успела приготовиться, когда дверь хлопнула и в комнату вошли четыре пожилые женщины. Вайлит расцеловалась с матерью, приветствовала ее подруг и пригласила их к столу. Они неторопливо расселись вокруг стола, попробовали того и другого, похвалили местный Дом питания, но все это как бы по обязанности, чтобы не обидеть хозяйку. Чувствовалось, что пришли они не в гости. Это внутреннее напряжение передалось и Вайлит. И вдруг она поняла, что именно этого она ожидала все эти дни, что это и есть та самая неприятность... Но она еще старалась как-то оттянуть этот тяжелый момент - начало разговора... Мать первой отодвинула чашку. - Вот что, дочка, мы пришли к тебе не просто и гости... Вайлит молча кивнула. - Пришла пора тебе подумать о выполнении своего долга... - Но, мама... - К сожалению, пора всяких "но" уже прошла. Мы, матери, пришли тебе сказать, что не можем допустить, чтобы ты оставалась пустоцветом. Пора подумать о детях... Одна из женщин достала листок бумаги: - Вот что выдала Система. Через месяц ты достигнешь эмоционального и физиологического максимума. Следующий такой период в твоей жизни наступит только через три-четыре года... - Я и сама все это знаю... - Вот и хорошо, что знаешь. Значит понимаешь, что ты должна сделать... - Понимать-то я понимаю... - А если понимаешь, то почему ничего не предпринимаешь? Через месяц ты уже должна быть на острове... - Я принесла список личных кодов, - вмешалась в разговор другая женщина. - Хочешь, сейчас покажу тебе всех? Их не так много - всего восемь человек... - Ну что я могу сделать? - воскликнула Вайлит. - Если ни один из них мне не нравится? Знаю я их всех, и коды у меня записаны, и разглядывала я их не один раз!.. Неужели нельзя без этого? Я стараюсь хорошо работать... И в поле, и как врач... Согласна на любую другую работу... - Девочка, да разве же назначение женщины - только работа? Ты же сама знаешь, что тебя всегда есть кем заменить. Если бы все женщины рассуждали так, мы давно уже вымерли бы... Каждая из нас должна родить хотя бы троих, чтобы количество людей на планете не уменьшалось. В этом наше главное назначение... - Мама, но я не хочу ни за одного из этих восьми... Ни одного из них я не могу представить моим мужем... - Ну что ж... Это тоже бывает... Сразу же после острова ты с ним можешь расстаться... Если захочешь, конечно. - Ой, Как же мне не везет! И почему это? Почему у других все так хорошо? Вот у Эстеллы, например? - К сожалению, далеко не всем так везет, как твоей подруге... Большинство из нас прошли через это, девочка... Мы все тебя понимаем. Но и ты должна нас понять... - Я понимаю... Ладно, не уговаривайте меня больше! Я исполню свой долг. Мать что-то пыталась еще ей сказать, но Вайлит уже ничего не хотела слушать. Она молча встала из-за стола и ушла в спальню. Женщины переглянулись и покинули ее дом. В спальне Вайлит бросилась на кровать. Слезы и злость душили ее. Потом она несколько успокоилась и стала вызывать на экран портреты восьмерых кандидатов. - Пусть будет так, - сказала она про себя, - но сегодня я ничего решать не буду! Подумаю... Месяц у меня еще есть! ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ДЖОШУА В общественных формациях, стоящих на низких ступенях развития, независимо от того, возникла ли она естественным путем или создана искусственно, всегда использовались предрассудки и суеверия - для подчинения эксплуатируемого большинства не только физически, но и морально. Т.Маттикайнен 1 Умиротворенные только что поглощенным обедом, отяжелевшие от выпитого вина и съеденной пищи, мужчины обеих ветвей рода удобно расположились в креслах, положив ноги на ближайшие столы, столики или стулья. Если бы не клубы пряного сигарного дыма, извергаемые то одним, то другим из лежащих, можно было бы подумать, что кабинет превратился в сонное царство. Даже с первого, самого беглого взгляда, было видно, что в кабинете собрались родственники. За исключением молодого Теодора, известного своей излишней полнотой, все они, начиная с самого мистера Джошуа и кончая самым молодым - Ричардом, отличались высоким ростом и поджарой фигурой. Удлиненные лица, крупные носы и широко расставленные глаза подчеркивали семейное сходство. - Ваш повар, дядюшка, превзошел сегодня самого себя, - нарушил общее молчание молодой Теодор, выпуская клуб дыма, - бифштекс по-чикагски прожарен изумительно, как раз так, как надо. - Тебе бы только поесть, - отозвался его отец, - ты у нас известный чревоугодник. Что касается меня, то мне гораздо больше понравился цыпленок. Наш Джо никак не научится его вовремя снимать с решетки. Вечно он у него или чуть-чуть недожарен, или чуть-чуть пережарен. - Зато никто на всей Реке не умеет так бесподобно готовить голландский соус с каперсами, как ваш Джо, - отозвался хозяин дома. - А какой прекрасный салат из спаржевой фасоли вы нам сегодня, преподнесли, - включился в разговор кто-то еще, - положительно только из-за этого салата стоило ехать к вам! - Да, дядюшка, - вмешался мистер Джошуа-младший, - сегодня вы нас угостили на славу. - Еще бы, - отозвался польщенный хозяин дома, мистер Роберт Пендергаст, - после прошлого вашего приезда, когда обед так не удался, бездельник получил пятьдесят плетей! Так что теперь-то уж он постарался! - Вообще, такая мера всегда приносит нужные результаты. Лично я считаю, что время от времени, примерно раз в году, следует прописывать плети в виде профилактики... - Ну, не говорите, - возразил мистер Джошуа-младший, - это уже не по-христиански. Нет, я не спорю, наказания необходимы... Но негр должен знать, за что его наказывают. Нельзя же так, как Герберт Этвуд. - А что сделал молодой Этвуд? - спросил Ричард. - Как? Вы не знаете? Говорят, он откусил пол-уха своему конюху, потому что лошадь была плохо вычищена! - А тетя Оттилия, - вставил свою реплику Теодор, - спросила, а мыл ли конюх уши перед этим, или нет?! Старшие заулыбались, молодые дружно засмеялись - пристрастие тети Оттилии к чистоте было хорошо всем известно. Все время молчавший мистер. Джошуа Пендергаст-старший решил, что настало время и ему сказать свое слово: - Вот это уже никуда не годится, мальчики... Это просто... Просто недостойно джентльмена. Ну, я еще понимаю: в порыве гнева собственноручно отхлестать кнутом, ударить негра по лицу... Но ухо?!! Вы меня извините! Джентльмен должен быть выдержанным. Что толку кричать, ругаться? Эти толстокожие все равно ничего не понимают. Вы должны спокойно, абсолютно ровным голосом сказать: "Сегодня вечером получишь двадцать пять плетей. Или десять..." Как вы расцените тяжесть проступка. Главное же - не забыть, что вы назначили наказание. Господь Бог, вручая нам этих детей своих, повелел, чтобы мы заботились об их душах, а по сему каждый грех должен быть наказан... - Дядюшка, вы ведь не на воскресной проповеди! - воскликнул Теодор. - Кстати, о проповедях, - обратился к мистеру Пендергасту глава младшей ветви рода, - разве уж так необходимо мне лично читать каждую воскресную проповедь? Может быть можно это поручать и младшим? - Не только можно, но и должно. Помнишь, как об этом говорит закон: "Надлежит главе дома или кому-либо из домочадцев его каждый седьмой день недели проповедовать малым сим Слово Господне. А также не утруждать их работой, кроме самой необходимой, и не назначать в этот день наказаний". - Вот, вот... А какую работу считать самой необходимой? Вон, Эллингтоны заставляют и хлопок убирать в воскресенье... - Ну не каждое же. Конечно, время от времени отдых давать им надо. А то они начинают совсем плохо работать, даже плети не всегда помогают. Вообще, надо беречь негров, уже сейчас прирост слишком мал. Раньше негритянка рожала пять-шесть ребятишек. А теперь в среднем получается два-три. А почему? Многие из нас стали забывать законы. Аллисоны отменили трехмесячное освобождение негритянки от работ, у них почти нет детей. А без негров все наши плантации ничего не стоят. Вот твой прадед, Роберт, когда выделялся из рода, сколько получил негров? - Что-то около ста пятидесяти. Еще мой дед обижался на вас, что мало выделили... - Зато мы помогали вам очень долго и пшеницей, и скотом. - Конечно, помогали... Так ведь не за здорово живешь? Теперь-то вы получаете с меня табаком! Я бы за этот табак теперь сколько всего получил бы... - Только не негров. "Негр есть неотъемлемая часть плантации и не может быть обменен ни на какой другой продукт, а только на негра". Так гласит закон. Но мы отвлеклись. А сколько у тебя сейчас негров? - Около пятисот. - Вот видишь, а прапрадед наш, Джошуа Седьмой, когда выделял твоего прадеда, тоже имел всего пятьсот тридцать негров! А было это почти сто лет назад, а точнее - ровно сто один год! - Да мне, собственно, больше и не надо. У меня ведь только табак и скот. А все остальное я получаю в обмен на табак: и пшеницу, и рис, и хлопок... Вся Река курит мои сигары! - Сигары действительно превосходные! - Дядюшка, - включился в разговор Джошуа-младший, - а почему нет с нами Питера? - Питер сейчас навещает нас редко. Он все на дальней усадьбе скотом занимается. С утра до ночи на коне. Я давно уже туда не мешаюсь. Наезжает сюда раза четыре в год: пригоняет скот, сыры привозит... Да вы сегодня пробовали его сыр... - Так это его сыр? Изумительный! - восхитился Теодор. - Так и тает во рту! - Наверное, уже пора его выделять, - сказал Роберт, - дальняя усадьба - вполне самостоятельное хозяйство. - Чтобы его выделить, тебе потребуется согласие Совета Старейшин... - Я думаю, что в этом не будет затруднений. - Как сказать! Питер - холостяк, а закон запрещает холостяку владеть плантацией. - Да ведь он может еще жениться, ему ведь только тридцать? Вот только девушек у нас маловато... Раньше было больше... Но я думаю, за хозяина отдельной усадьбы любая семья отдаст девушку... - Да, - протянул Джошуа-старший, - с девушками в наших семьях плохо... Все больше мальчишки рождаются... Слушай, брат, давай нагрянем к твоему Питеру в гости, всей компанией. Завтра же! - Завтра не получится - до него почти пятьдесят миль. Сегодня отправим негров. Они приготовят ночлег на полпути. А завтра тронемся и мы. Договорились? - Конечно! - воскликнул Теодор. - Питер давно хвастался, что его повариха бесподобно, - и он поцеловал кончики пальцев, - готовит цыпленка по-пиратски! 2 В этот же самый день, возможно даже, что и в это же время, в двухстах милях вниз по Реке происходил другой обед. Мэри Куам, господская повариха в усадьбе старых Пендергастов, угощала своего сына Джо, приехавшего с дальних пастбищ. Здесь не подавался салат из спаржевой фасоли и, тем более, цыпленок, жареный на решетке. Такие вкусные вещи даже в Истпендергастхилле, как называл свою резиденцию мистер Джошуа Пендергаст Одиннадцатый, или в "Гнезде старого Пендергаста", как называли его по всей Реке, готовились только по торжественным дням. Выросший вдалеке от всевидящего ока хозяина и надсмотрщиков, двадцатилетний Джо Куам (с шести лет его отдали в подпаски) выглядел гораздо лучше, чем его сверстники, выросшие на плантации. Мэри и радовалась, глядя, на своего Джо, и горевала одновременно. Тысячи сомнений и тревог одолевали ее: а вдруг старый хозяин решит, что такому здоровому негру надо работать на плантации, а не пасти скот? А там приходится гораздо тяжелее. Почти каждый вечер за конюшней наказывают кого-нибудь. В этот же приезд сына она беспокоилась особенно: старый хозяин уехал со всей семьей, на хозяйстве остался молодой Сильвестр, который, опьянев от внезапно доставшейся ему власти, уже третий день свирепствовал, раздавая наказания направо и налево. - Ой, сынок, сынок, - говорила Мэри, подкладывая кусок получше, - ты бы пореже приезжал сюда. Неровен час; попадешься на глаза старому хозяину, а он и переведет тебя на плантации! - Старого хозяина я не боюсь, - отвечал Джо, уписывая за обе щеки, - он дело знает. И знает, что у меня не пропал еще ни один ягненок, а тем более теленок. Он не станет меня менять на кого-то другого. А остальные пастухи уже старики, так что большая часть работы сваливается на меня. - Да, - сказала Мэри, - они уже были стариками, когда тебя взяли в подпаски. Я все боялась, что тебя съест эта зверюга, что живет в болоте около вас. Джо, а ты хоть раз ее видел? Говорят, страшная? Джо чуть заметно усмехнулся: - Видел раз. Страшная! - Ты хоть не подходи близко к болоту! - Хорошо, мама. - И пореже приезжай. Пусть ездят старики, их никто не тронет. - Мам, дорога дальняя, а они уже старые. Им тяжело. Да и что здесь страшного: приехал с утра, пока хозяин на плантации, и уехал побыстрее?! - и с этими словами он вышел из дому. Джо немного покривил душой перед матерью. Причина его частых наездов на усадьбу была совеем не в том, что старикам стало тяжело ездить. Еще год назад он и сам старался поменьше рисковать. Эту причину звали Мэри Токану, и она приходилась правнучкой одному из старых пастухов. Пока мать на кухне господского дома кормила Джо, во дворе послышался конский топот и шум голосов. Это вернулся из ежедневного объезда плантации молодой мистер Сильвестр. Подбежавшая челядь увела коня, мистер Сильвестр поднялся наверх, и почти тотчас же прибежала маленькая Джейн с приказанием подавать. Этим временем и воспользовался Джо Куам, чтобы увидеть даму своего сердца. Скрываясь за высоким цоколем от окон дома, он прошел в противоположное крыло, где размещалась кружевная мастерская. Старая мисс Оттилия слыла прекрасной рукодельницей, и кружева, которые плели ее девушки, славились по всей Реке. Не один плантатор отдавал за эти кружева элитного барана или племенного быка, чтобы его жена или дочь могли украсить свои наряды. И никому из этих дам и в голову не приходило, что вместе с кружевами они надевают на себя слезы черных девушек, боль их исколотых пальцев и поротых спин, ибо старая мисс так же, как и ее брат, не признавала собственноручной расправы. Когда Джо заглянул в приоткрытую дверь, в помещении стоял невообразимый шум. Около тридцати или сорока девушек в возрасте от шести до двадцати лет, быстро расправившись со своим скудным обедом, громко болтали. Даже старая мулатка, приставленная наблюдать за ними, пользовалась этими минутами отсутствия хозяйки, чтобы немного передохнуть. Среди девушек Джо увидал свою сестренку, он помахал ей рукой, а она - так как это было уже не в первый раз - тут же толкнула Мэри Токану, чтобы та вышла. Мэри очень обрадовалась Джону и тотчас выбежала в коридор, потом сама застеснялась своей радости, остановилась, потупив взор, и стала теребить кончиками пальцев свой передник. - Здравствуй, Мэри! - проговорил Джо, голос которого внезапно охрип. - Здравствуй, Джо! - еле слышно ответила Мэри и вдруг вся вспыхнула. - Джо, я же приготовила тебе подарок! Старая мисс рассказывала, как она вышивала платочек для своего жениха, и я... Я тоже... Вышила для тебя! Хочешь? - Конечно, хочу, - ответил Джо, страшно обрадованный тем, что она считает его своим женихом. - Слушай, Мэри, - сказал он, когда она вернулась и, очень смущаясь, вручила ему маленький лоскуточек белого материала, аккуратненько обшитый по краям, - может быть мне поговорить со старым хозяином, чтобы он выдал тебя за меня замуж? - Молчи, Джо, - она своей ладошкой зажала ему рот, - ведь тогда меня отправят на плантацию: старая мисс не терпит замужних! Подожди немного, ладно? - Она бы и еще его уговаривала, но в это время шум в комнате внезапно стих, что указывало на то, что короткий отдых кончился. - Ну иди же, а то Джейн будет меня ругать... А если она пожалуется... - Погоди, минутку, - сказал Джо, - я сейчас уеду и буду стоять за садом. Знаешь, там, где старая слива? Приходи ко мне! - Приду, - прошептала Мэри и упорхнула в комнату. Джо, в свою очередь, кинулся к кухне. Быстро запряг своих лошадей, чтобы, не приведи Господи, мистер Сильвестр не застал его после обеда на усадьбе, и выехал со двора. 3 В мастерской все было как обычно. Девушки, склонившись над пяльцами, продолжали свою работу. Старая Джейн молча наблюдала за ними. Вскоре вернулась и сама старая мисс и уселась на возвышении, строго поглядывая на своих подопечных. Она тоже принялась за работу. Однако очень скоро голова ее склонилась над пяльцами, и нос стал издавать негромкое похрапывание. Девушки давно уже привыкли к этому, но ничем не выдавали себя и только еще усерднее продолжали работу. Коклюшки быстро ходили в их ловких руках. И только Мэри Токану еле-еле шевелила ими. Работа никак не шла на ум. Тысячи мыслей мелькали в этой склоненной над пяльцами курчавой головке. То ей представлялось, что Старый Хозяин, который, как она думала, ценит Джо, вдруг действительно пойдет им навстречу и разрешит ей жить вместе с Джо при стаде. - Вот было бы хорошо! - думала она. - Я бы готовила им всем еду, подумаешь, накормить Джо и трех стариков! Вон Мэри Куам готовит на весь Большой Дом - и на господ, и на слуг! То вдруг ей начинало казаться, что Старый Хозяин ни за что не разрешит ей жить там, а заставит работать на плантации и, хуже того, переведет на плантацию и самого Джо. - А он же не привык, чтобы над ним был надсмотрщик... Все время ему будут доставаться плети! - и ее охватила такая жалость к Джо, что она чуть не расплакалась. - Нет, нет, этого не может быть. Хозяин очень его любит, - уговаривала она сама себя. Была и еще причина для беспокойства. Издавна, как только негр просил у хозяина в жены негритянку, ее тут же забирали в Большой Дом, и там она жила некоторое время. Очень часто после этого первый ее ребенок рождался со светлой кожей, и его тут же отправляли на обмен на другую плантацию. Мэри очень не хотелось попадать в Большой Дом, но выхода из положения она не находила. Неожиданно она обнаружила, что уже некоторое время ничего не делает. Мэри взяла себя в руки и заставила работать - ведь если бы она не выполнила свой сегодняшний урок, ее бы заперли на ночь в мастерской и дали одну лучину. "А Джо будет ждать меня!" - и коклюшки быстро-быстро заходили в ее проворных пальцах. Уже скоро старая мисс проснется и начнет ходить по рядам, проверяя работу. А там, смотришь, и конец дня, всех отправят ужинать и спать. Однако сегодня все сложилось совсем не так, как обычно. Внезапно дверь открылась, и в комнату неслышными шагами вошел мистер Сильвестр. Девушки, особенно те, которые были постарше, еще ниже склонились над пяльцами. Старая Джейн тихонько толкнула хозяйку. Мисс Оттилия открыла глаза, взглянула на комнату и увидела Сильвестра, кравшегося тихими шагами между рядами девушек. - Не крадись, Сильвестр, не крадись, - ворчливо сказала она, - ты думал твоя тетка спит? Как бы не так. Я совсем не сплю и все вижу. Зачем ты пришел сюда? - Так просто, тетушка, я зашел вас навестить, - с этими словами он поднялся к тетке и оперся рукой на спинку ее кресла, повернувшись лицом к комнате и оглядывая девушек. - Нет, правда, Сильвестр, - понизив голос, начала выговаривать ему мисс Оттилия, - зачем ты опять пришел сюда? Сколько раз я просила тебя не приходить, ведь всегда кончается одним и тем же. - Вы как всегда правы, тетушка, - отвечал ей Сильвестр, - я зашел поглядеть на ваш цветник, - и он указал рукой на девушек. - Как тебе не стыдно, Сильвестр, ты же только две недели назад взял у меня Джейн... - А Джейн я завтра отдам Тому-кривому в жены. А Том-большой просит у меня в жены Мэри Токану... Где она у вас сидит? - Вон там, в третьем ряду, видишь, склонилась над пяльцами? - Это у которой длинный рулон? - Да, нет, не та, правее... Увидел? - Теперь увидел. Собственно, какая разница? Пришлите мне ее завтра, тетушка. Мисс Оттилия кивнула, хотя лицо ее выражало недовольство. Когда девушки гурьбой выходили из комнаты, старая Джейн сказала Мэри: - Завтра можешь не приходить. Молодой Хозяин приказал тебе идти в Большой Дом, скоро ты выходишь замуж. "Неужели Джо просил меня у Молодого Хозяина?" - подумала Мэри. - "Я же просила его подождать! Ну, теперь он долго будет ждать меня под старой сливой! Пусть знает, как не слушать меня!" - Да ты, я вижу, нисколько не удивлена? - спросила Джейн. - Вот уж не думала, что тебе понравится Том-большой... И когда ты с ним сговорилась? - Как Том-большой? - удивилась Мэри. - Так ведь Том-большой просил тебя в жены у мистера Сильвестра. А ты что, не знала? Мэри только покачала головой. Наскоро поужинав, она раньше всех вышла, огляделась несколько раз и, убедившись, что ее никто не видит, кинулась бегом через сад. 4 На много миль протянулись сады вдоль Реки. Перемежаясь с огородами, они составили своеобразный пояс вдоль всего правого берега. Левый, низменный берег заселен не был. Множество рукавов, проток и стариц Реки создали такую путаницу водных путей, болот и озер, что только очень немногие из белых рисковали забираться туда. Сад Пендергастов также занимал полосу вдоль Реки шириной около полумили. Джо Куам, назначая свидание своей милой, учел, что в это время года в саду людей не должно быть: весенние работы уже окончились, а летние еще не начинались. Как раз там, где росла старая слива, посаженная еще дедом нынешнего Старого Хозяина, находилась чудесная ложбинка с очень сочной травой и к тому же полностью скрытая рядами кустов. Солнце только еще спускалось к горизонту. Джо распряг лошадей, привязал их на длинном поводе к дереву, чтобы они могли пастись, а сам улегся на сено в повозке, приготовившись к длительному ожиданию. Ничего удивительного нет в том, что мысли его текли в том же направлении, что и мысли Мэри: сначала он представил ее поварихой в лагере пастухов, потом решил, что Старый Хозяин на это не пойдет и отправит их обоих на плантацию. Конечно, это его страшило, но и на это он был в душе согласен, лишь бы Мэри была с ним. Потом он стал рассчитывать, как скоро все это может быть: "Старый Хозяин будет ездить неделю, пусть десять дней. Потом Мэри заберут в Большой Дом. Надо бы разузнать у матери, как сделать, чтобы ее там не очень долго держали". Мысль о матери привела к воспоминаниям о последнем разговоре с ней. Джо усмехнулся и промолвил вслух: - Зверюга! Знала бы мать, как близко подходит он к пьевру, ее, наверное, удар бы хватил от страха. Джо не знал, откуда пошло это название - пьевр. Он слышал, что белые называли его так. Это воспоминание вернуло его в самое раннее детство. Вот его, шестилетнего малыша, везут к пастухам, потому что Джо Токану, отец нынешнего старого Джо Токану, прадеда Мэри, стал совсем стар. "А наш Джо тоже уже стар, - подумал он, - скоро и нам надо просить малыша". - И снова вернулся к воспоминаниям. Старики возятся с ним, растрачивая на него всю нежность пожилых мужчин, оторванных от семей. Его поят коровьим и овечьим молоком, рассказывают разные сказки и истории, сохраненные прошлыми поколениями. Вот его учат петь древнюю песню. Он тогда еще не знал назначения этой песни, и ему хотелось петь ее во весь голос, а они запрещали. И вот, наконец, тот день, когда он впервые увидел пьевра. С вечера самый молодой из стариков исчез куда-то (теперь-то он знает куда) и появился под утро с мешком, в котором кто-то шевелился и повизгивал. В то утро стада не выгоняли на пастбище, а задали и коровам, и овцам травы, накошенной с вечера. Все три старика и Джо отправились к болоту, оно было совсем недалеко от их лагеря. Старики торжественно, не торопясь разделись сами и раздели его, все умылись чистой родниковой водой и натерли тело пахучей травой. Потом все четверо остановились перед небольшим, бугорком, поросшим мелкой травкой и вдавившимся в серую грязь болота. - Ничего не бойся, - сказал самый старый, - мы с тобой! - И не гляди, - сказал самый молодой, - а теперь - пой! И он запел. Во весь голос. Его звонкий мальчишеский дискант далеко разносился по всей округе: О ты, который большой и сильный, Приходи к нам. О ты, который ходит по болоту, Приходи к нам. У нас есть для тебя поросенок, Приходи к нам. Его мясо нежно и вкусно, Приходи к нам. Его кожа просвечивается на солнце, Приходи к нам. Она была длинной, эта песня. Он пел, два старика держали его за руки, а третий, присев на корточки, держал мешок с поросенком. И, конечно же, он смотрел. Смотрел во все глаза. И слушал. Сначала откуда-то издалека стали слышны чавкающие звуки, будто несколько коров идут по грязи и одновременно вытаскивают свои копыта, затем он увидел его. Громадная серая гора неторопливо передвигалась по грязи болота. Там, где самый маленький и легкий ягненок проваливался в считанные минуты с головой, эта громадная туша передвигалась свободно и легко, как будто под ней была твердая земля. Этот зверь был похож на громадную лепешку, если можно представить себе лепешку шести ярдов в диаметре, которой спереди приделали пасть, а сзади прицепили хвост, длина которого равна длине туловища. Его короткие лапы с длинными пальцами и перепонками между ними мерно передвигались около тела так, что вся громадная туша быстро скользила по грязи болота. Первым желанием Джо было - бежать! Бежать как можно дальше от этого места, от этой зверюги, от этих стариков. Но его крепко держали за руки, а один из них говорил свистящим шепотом ему на ухо: - Пой! Если тебе дорога жизнь, пой! Зверь медленно втянул свое туловище на бугорок и разлегся на нем, разложив свои лапы по сторонам. Джо хорошо разглядел его кожу, состоящую из правильных прямоугольных вздутий, разделенных поперечными и продольными полосами. Тупая, слегка закругленная морда лежала всего в нескольких ярдах перед ним. Не было видно ни глаз, ни носа, только два бугорка выдавались над кожей головы зверя. Старик, сидевший на корточках, выпустил из мешка поросенка. Пьевр поднял щитки на бугорках и показались его глаза. Он уставился на поросенка, его пасть стала медленно открываться. Джо почувствовал неодолимое желание идти вперед и кинуться в эту пасть. В то же время волна ужаса и отвращения прошла по всему его маленькому телу, отдавшись где-то около сердца неприятной дрожью. Но желание идти вперед было сильнее, он попытался даже шагнуть, но руки обоих стариков намертво вцепились в него. И тут он увидел поросенка: визжа от ужаса, упираясь в землю всеми четырьмя ножками, тот полз вперед. Вот он вплотную подполз к пасти пьевра. Нижняя челюсть зверя стала отодвигаться назад, а поросенок, как приклеенный, двигался за ней, рока полностью не оказался под поднятой верхней челюстью. И тут верхняя челюсть опустилась, подталкивая его вглубь пасти, нижняя резко выдвинулась вперед, и визг несчастного поросенка затих где-то в утробе зверя. Пьевр вздохнул и опустил щитки на глаза. И тогда Джо почувствовал радостное ощущение освобождения. Как будто его облили теплой свежей водой. Это чувство заполнило его всего-всего, с головы до пят. Оба старика отпустили его, все трое прошли к зверю. Они поливали его спину родниковой водой, протирали панцирь пахучими травами, щекотали его брюхо, а зверь, закрыв глаза, довольно урчал. Несколько часов провозились они с ним, потом пьевр неуклюже слез с бугорка и пустился в путь по болоту. С тех пор между ним и этим страшным зверем возникла настоящая дружба. Старики относились к зверю, как к богу, маленький Джо отнесся к нему, как к товарищу. Когда ему было около десяти лет, он впервые влез к пьевру на спину, и зверь понес его по болоту. - Сейчас-то он уже не носит меня, - с некоторой грустью подумал Джо, - и я стал слишком тяжелым для него, да и зверь совсем одряхлел. А тогда... Как хорошо узнал он болото! Все эти островки, разбросанные там и сям среди грязи, роднички с чистой водой. Тогда же он обнаружил и перешеек, соединяющий их бугорок с островком, надо было только пробрести по пояс в грязи полсотни ярдов. Это был его