в Бога, принесшего нас сюда, давшего нам эту благословенную Землю. Он - ваша опора и защита. Он - основа благосостояния для всех. Да будет благословение Господне над вами, над чадами и домочадцами вашими, над вашими рабами, скотом и посевами! Джошуа Пендергаст Первый. Год девятый". Несколько минут все молчали. - А вот еще одна интересная вещь, - промолвил Дюма, поднимая над головой старую затрепанную книгу. - Это библия, вся черканая и перечерканная. Это из нее черпал старик Пендергаст обеими руками, когда создавал свое "Евангелие". - А мы откроем здесь музей! - воскликнул Большой Билл. - Чтобы все - все узнали правду! - Послушайте! - воскликнул Тойво. - Я представил себе всю эту картину. - Помогая себе жестами, он стал рассказывать: Необозримы, необъятны просторы Космоса. И где-то в этой черной пустоте затерялись пять кораблей. На борту, в специальных ячейках лежат в состоянии анабиоза черные папуасские ребятишки - будущая рабочая сила нового "Благословенного Юга". Здесь же лежит молодняк скота - будущая экономическая основа этого нового рабовладельческого общества. И так же в анабиозе лежат сами будущие хозяева - плантаторы, их жены, их дети. Только два-три человека на каждом корабле не лежат в анабиозных камерах. Это представители старшего поколения. Им нельзя ложиться в камеры - большинство из них может не выйти из этого состояния. Никто на Земле не знает, куда они улетели. Локаторы потеряли их, когда в Космос была выпущена мелкая фольга. Да их и немного оставалось на Земле, локаторов. Уничтожая оружие, демонтируя установки противоракетной защиты, люди заодно убрали и те локаторы, которые им были нужны. Потом эту ошибку исправили, но... Пендергасты уже улетели. В тесной каюте (все место занято "полезным грузом") сидит пожилой представительный мужчина с пронзительным взглядом. Ему лет шестьдесят - шестьдесят пять. Это мистер Джошуа Пендергаст. Он читает какие-то книги, выписывает что-то, разговаривает сам с собой. Потом начинает что-то писать. Давайте послушаем, что он говорит сам себе: - Никаких денег... Только натуральный товарообмен... И это - не основное... Он снова листает книги. Потом решительно придвигает к себе толстую тетрадь: - Начнем так: "В начале было слово..." Потом - Адам, Ева, Каин, только назовем его иначе - Каним... Дальше - Авраам, Иосиф Прекрасный, Моисей... Вы все мне не нужны. Значит долой вас! Перед сном они все, все те, кто не лег в анабиоз, собираются в этой тесной каюте, и мистер Джошуа читает им написанное за день. Кое у кого из них возникает сомнение - а можно ли так свободно обращаться со Священной книгой? А, может быть, им просто жаль расставаться с образами, привычными с детства? Но мистер Джошуа их быстро успокаивает: - Бросьте! И Библию, и Евангелие тоже писали люди. И они преследовали только одну цель: подчинить чернь власть имущим... Так мистер Джошуа Пендергаст готовит идеологическую основу будущего общества. Он пишет "Евангелие от Джошуа". 19 Давно уже Томми покинул госпитальный отсек и носился по всему кораблю и вокруг него в сопровождении Энн и Бесс. В самых неожиданных местах можно было увидеть его любопытные глаза. Больше всего времени дети проводили около "дяди Тойво": он знал столько сказок! Но и Сурена не забывали. С ним так весело игралось! Теодор начал вставать. Джейн трижды давала ему свою кровь. И теперь она всюду сопровождала его. Вместе они гуляли около корабля. Ей все казалось, что он, больной и беспомощный, не сможет обойтись без ее опеки. Кроме того, у них нашлись общие интересы. Как всякий гурман, Теодор очень хорошо разбирался в кулинарии, а Джейн была прирожденной поварихой. Ей было скучно в корабле. Все эти добрые, отзывчивые люди могли интересно и подолгу говорить о предметах, для нее непонятных и скучных: о космосе, звездах, литературе и музыке... Она чувствовала себя, что называется "не в своей тарелке". И вдруг нашелся человек, с которым легко и просто можно было говорить о вещах, ей знакомых. Поэтому, как только Юсика стала его надолго выпускать, они, к великой радости Леммы, оккупировали корабельную кухню и с головой погрузились в этот понятный им мир. И только мистер Джошуа все еще находился на попечении Юсики. С ним было гораздо хуже: старый, изношенный организм уже не хотел бороться, и только постоянная забота врачей поддерживала в нем жизнь. Старик молча принимал все процедуры, так же молча ел, что ему приносили. Все остальное время или спал, или лежал, уставившись в пространство. Поэтому, когда он вдруг заговорил, Флория, дежурившая около него, очень удивилась. Тем более удивила его просьба: - Мисс Флория, не можете ли вы рассказать мне о Земле? - Конечно могу. Только вам же нельзя волноваться! - Мисс Флория, не можете ли вы рассказать мне хочется узнать: от чего отказался наш предок? Флория побежала консультироваться с Юсикой. Та подумала и разрешила: - Думаю, немного можно... Только что он поймет из твоих рассказов! Лучше уж позвать Сурена, пусть покажет... Сурен принес свое оборудование. Некоторое время старик смотрел. Он увидел счастливые лица детворы разного цвета кожи, плескающейся в водах ласкового моря. Увидел стремительные машины, несущиеся в воз духе и по земле, над водой и под водой, утопающие в зелени города... Потом дал знать, что все, хватит... Сурен ушел. Мистер Джошуа снова заговорил: - Мисс Флория, внучка моя у вас? Флория не знала, что ему ответить: за все это время Сью ни разу не появилась в госпитальном отсеке. Она боялась своего деда. Она даже с Теодором старалась не встречаться. - Мисс Флория, - продолжал старик. - Я же знаю, что она у вас: я слышал ее игру. Действительно, Сью и Джо играли целыми днями, и музыка эта была слышна в госпитальном отсеке. - Так вот, скажите ей, что я хочу ее видеть. Я знаю, жить мне осталось совсем немного. Не спорьте, не надо меня уговаривать. Пусть она придет ко мне... Обеспокоенная, встревоженная Сью появилась через несколько минут. Весь ее вид говорил, что она приготовилась к отпору. Старик слабо улыбнулся. - Садись внучка... И не бойся меня... Сью села. - Ты вышла замуж? Сью утвердительно кивнула. - За своего скрипача? Сью снова кивнула и резко вскинула голову. Старик снова улыбнулся: - Не бойся... Я не стану тебя ругать... Видно, в этом - твое счастье... - мистер Джошуа говорил с большими паузами. - Только не оставайся здесь... Улетай с ними... Я видел Землю... Тебе там будет хорошо... Удивленная Сью во все глаза смотрела на деда. - Наш предок, Сью... Джошуа Первый... Он обманул нас... Обокрал... Своих потомков... Земля - такая красивая, радостная... А он нас - сюда... Впервые за все время Сью раскрыла рот: - Как, дедушка! Разве нас не Бог перенес сюда? - Мы все, старшие Пендергасты... И я, и мой отец, и наш дед... Все, кто бывал там... Мы все знали... Бог такого не может... Бог - выдумка, чтобы держать людей в повиновении... Бога не бойся... Бойся людей, прикрывающихся его именем... Сью упала на колени около его кровати, сунулась ему головой под мышку, как когда-то, когда была совсем маленькой и - расплакалась. - Не плачь, внучка... Пусть тебе будет счастье... - утешал ее дед. - Поиграй мне... Ты так и не сыграла мне свой подарок ко дню рождения... Сыграй сейчас... Можешь со своим Джо... А лучше сама... Мне тяжело привыкнуть... И незачем... Сью вылетела в коридор. Несмотря на слабые протесты Юсики, в течение нескольких минут в госпитальный отсек вкатили пианино. Сью положила свои пальцы на клавиши. Мистер Джошуа лежал все так же на спине, вперив взгляд в потолок. Первое время Сью еще время от времени поглядывала на деда: понравится ли ему? Он лежал и улыбался. Значит, понравилось. Постепенно мелодия захватила ее. Это была совсем не та, полная горечи и гнева, мелодия, с которой началась ее любовь. И не та детски беспомощная вещица, которую она готовила к дню рождения деда. Это была новая мелодия, родившаяся уже здесь на "Пасионарии". Это была песнь радости и счастья, гимн любви и человечности. Но вот прозвучали последние аккорды. Сью повернулась к деду: - Ну как, дедушка, нравится? Дедушка! Мистер Джошуа Пендергаст Одиннадцатый не дышал. Он так и умер улыбаясь. Так закончился на Терре двухсотлетний период истории, который потом историки всех миров единодушно назовут "Эра Пендергастов". ОДИН ДЕНЬ В ЛИТЛ-ВИЛИДЖ Андрею очень хотелось жить как можно ближе к "Пасионарни", и поэтому они поселились в Литл-Вилидж - маленьком поселке в предгорьях Большого Хребта. В то время он действительно оправдывал свое назначение - в нем едва ли насчитывалось более двух тысяч жителей. Т.Маттикайнен 1 Несмотря на то, что они прожили в этом поселке уже больше месяца, Джейн и Теодор все еще держались особняком. Может быть причиной этому послужило то, что ближайшие их соседи - молодая пара: космонавт с "Пасионарии" и врач-террианка, были сильно заняты друг другом и не искали общения. Может быть потому, что в поселке появилась еще одна пришлая семья - семья бывших плантаторов Этвудов, с которыми обоим вовсе не хотелось встречаться. Во всяком случае, все свободное время оба старались проводить дома. Небольшой четырехкомнатный домик, собранный соседями к их приезду (такова уж была традиция, сложившаяся на Терре), вполне устраивал их по размерам. Маленький садик, окружавший его, давал достаточно простора для самодеятельности. Каждый вечер они возились на своих грядках с цветами или хлопотали около молоденьких кустиков и деревьев, которые со временем должны были полностью закрыть дом зеленой стеной. Совсем иначе чувствовали себя обе девочки. Они уже успели познакомиться со всеми ближайшими соседями, были желанными гостями и в доме "тети Вайлит", и в доме "дяди Большого Билла". Далеко ходить они боялись, да и в доме Большого Билла, полном детей, они нашли себе товарищей для игр и потому больше никуда не стремились. Может быть, причиной этого отчуждения послужило еще и то, что на работе, в повседневном труде, ни Джейн, ни Теодор почти не сталкивались с остальными жителями Литл-Вилидж. Они твердо заняли поселковый Дом Питания. Уже во многих других поселках повара готовили блюда по рецептам "дядюшки Теодора", а они сами и не подозревали о такой популярности их искусства. Месяцы, проведенные на "Пасионарии", не прошли для них даром. Джейн уже не чувствовала себя преступницей, которая должна всего опасаться. Теодор тоже избавился от чувства вины перед всеми окружающими, которое он ощущал вначале. Но все-таки осталось еще какое-то внутреннее, подсознательное, не всегда передаваемое словами ощущение, которое испытывает человек, воспитанный в среде угнетенной, при переходе в общество людей, выросших свободными. Чувство какой-то неполноценности, ощущение, что ты - не такой, как все остальные. Не менее тяжело оба ощущали разницу в культурном уровне. Особенно остро это чувствовалось на "Пасионарии". Здесь, в поселке, это ощущение несколько притупилось. Именно этот поселок им посоветовал Большой Билл - единственный человек из всех терриан, которого они хоть немного знали. Не менее важной причиной была учеба девочек. Они многое постигли на "Пасионарии". Но это все были отрывочные знания, а Большой Билл, да и Тойво, и Сурен, которым Джейн всецело доверяла, все время говорили, что "девочкам нужны систематические знания (что это такое, Джейн представляла себе очень смутно), а дать их может только школа". И вот, наконец, этот важный день наступил. Всю ночь семья спала очень плохо. Девочки попеременно просыпались: они все боялись опоздать. То Теодору, то Джейн приходилось подниматься и успокаивать их. А под утро они вдруг так разоспались, что встали с большим трудом. Казалось, суматоха заполнила весь дом. - Мама, я уже не хочу больше есть! Пойдем скорее, а то опоздаем! - Пока ты все не съешь, ты никуда не пойдешь! - Мама, у меня платье помялось! - Мама, а где мои туфельки! - Ну что вы все без конца: мама да мама? Теодор, найди ей туфельки. Что за растеряхи! И в довершение всего Теодор сел на банты Бесс, приготовленные с вечера. Последовали слезы, Джейн вышла из себя, Теодор с виноватым видом кинулся подглаживать ленты и, конечно же, припалил их утюгом. Джейн не выдержала: - Вот что, больше моего терпения нет! Забирай Энн и идите в школу. А мы придем чуть позже. Сейчас я приготовлю новые банты, и мы выходим. И идите, ради бога, потому что вы все мне только мешаете! Джейн достала новые ленты, стала гладить, завязывать бант. Бесс же все время канючила: - Мама, ну скорее, мы опоздаем... В результате всего ей еще и попало, а потом пришлось умываться и приводить себя в порядок... Конечно же, они опоздали! На площадке перед школой не было никого - ни детей, ни взрослых. Только на крыльце сидела большая девочка, лет десяти, одетая в синее платье в белый горошек, и горько-горько плакала, уткнув лицо в колени. Громадные банты того же цвета, что и платье, свешивались вперед, полностью закрывая руки, которыми она прикрывала свое заплаканное личико. Джейн остановилась в недоумении. Бесс, которой в доме Большого Билла уже рассказывали про школу, вырвала у нее свою руку, подошла к девочке и сказала, пытаясь заглянуть ей снизу в лицо: - Чего ты пьячешь? Я уже пьишья! Когда она волновалась, она начинала сильно картавить... Девочка подняла голову, вытерла слезы платочком и сказала: - Вот и хорошо! А как тебя зовут? - Меня зовут - Бесс. Элизабет, то есть. Так говорил дядя Тойво, а он все знает про имена! А маму мою зовут Джейн, а папа у меня сейчас - Теодор, а раньше был... - Меня зовут Эйлин, - сказала девочка, прерывая ее, и сделала легкий реверанс в сторону Джейн, - ну, пойдем, Бесс, мы и так сильно опоздали! Взявшись за руки, они обе скрылись за высокой дверью. До Джейн донеслись еще слова: - На твоей двери нарисован кленовый... 2 Примерно в то же время Андрей и Вайлит вышли из дома. Взявшись за руки, как маленькие дети, они весело болтали о том, о сем, и как раз проходили мимо школы, когда Бесс скрылась в дверях. Джейн несколько растерянно смотрела на закрывшуюся дверь, на глазах у нее неизвестно откуда появилась влага. Несколько в стороне стоял Теодор. - Что, проводили девочек? - спросила Вайлит. - Да, - протянула Джейн. - Проводила... Не знаю, как им там будет... Я ведь сама никогда не училась... Все жители поселка прекрасно знали ее жизненные перипетии. Только никогда не говорили ей об этом. Поэтому Вайлит поспешила ее утешить: - Не беспокойтесь, Джейн. В школе их никто не обидит! Да их обидишь, как же! Две такие разбойницы! А хорошие у них сестрички? Видя недоумение на лице Джейн, объяснила: - Это старшие дети, девочки, в основном, которые заботятся о малыше в школе, помогают ему, провожают домой после занятий. Они учатся воспитывать детей и сами учатся... Такая дружба чаще бывает даже крепче, чем у родных... - Ах, вот что... - проговорила Джейн, - не знаю, Бесс повела в школу какая-то девочка... Эйлин ее зовут... Они тут познакомились на крылечке... - Вот это и будет ее сестричка! - А Энн тоже повела в школу девочка, - сказал подошедший тем временем Теодор. - Мы подошли, а они как раз стоят, старшие девочки. И мальчики тоже были... Энн стала и смотрит на них. Тут одна девочка помахала ей рукой, она и пошла к ней. Так вместе и ушли... Продолжая разговаривать, они прошли немного, затем Теодор и Джейн свернули к Дому Питания, а Вайлит и Андрей прошли дальше. - Ты сегодня поздно освободишься? - спросила Вайлит. - Скорее всего, поздно. Работы очень много. Вся Терра взялась сделать машины для народа Каури. - Обедать-то хоть придешь? Или опять, как вчера? Скучно же одной сидеть за столиком... Так бы я хоть к кому-нибудь подсела... А то сижу и жду... - Нет, сегодня я приду вовремя. - Хорошо. Значит, я тебя жду, приходи. Вайлит повернула на свою дорожку, обсаженную невысоким кустарником, дошла до поворота. Остановилась и помахала Андрею рукой. Этот ритуал они повторяли ежедневно. Андрей ответил ей и сосредоточенно зашагал в мастерскую, где уже должен был ожидать его Большой Билл. 3 Эйлин привела Бесс в крохотную каморку, на дверях которой был нарисован кленовый листочек... - Садись вот сюда, - указала она на маленькое мягкое кресло. - Руки положи сюда, на стол. Правильно, так. Теперь возьми вот этот карандаш... Нет, но так. Карандаш надо держать тремя пальцами... Примерно тал... Сейчас я уйду... - Я не хочу оставаться сама! - перебила ее Бесс. - Я пойду с тобой! - Нет, со мной ходить не надо. - Я не буду тут сама! - Ты сама и не будешь. Как только за мной закроется дверь, вот тут, - она указала рукой на экран, занимавший всю стену перед столом, - появится тетя, добрая и красивая. Она и будет с тобой все время. Расскажет разные интересные истории, покажет, как писать... Правда! А когда она скажет тебе идти поиграть, я буду ждать тебя за дверью... - Ты не обманываешь? - Нет, нет! Как же можно обманывать? Садись поудобнее. Выпрями спину. Так. Ну, я иду... - А ты не можешь быть здесь? - Нет, если я буду здесь, тетя не придет. Она не любит, чтобы ей мешали... Смелее, не трусь! Дверь захлопнулась. Тотчас же экран осветился, и на нем появилось лицо женщины. Она действительно выглядела доброй и красивой. Бесс как-то сразу успокоилась... - Здравствуй, девочка, - произнесла она. - Меня зовут Эйби. А как тебя зовут? - Бесс, мисса! - Бессмисса? - Нет, просто Бесс, мисса. - Бесс или Бессмисса? - по экрану пошли полосы, лицо застыло, и голос странно изменился. - Просто Бесс, Элизабет, - она немного поколебалась и добавила, - мисса. - Тебя зовут Бесс, - заключила Эйби. - А что такое "мисса"? - Это я вас так называю: "мисса". Мама сказала, чтобы я всех больших тетей так называла. - Наверное, твоя мама тебе сказала правильно. Только меня так называть не надо. Меня надо звать только Эйби. Хорошо? - Хорошо, мисса. - Как? - Хорошо. - Вот теперь действительно хорошо. - Пауза. Лицо снова ожило. - А как зовут твою маму? - Эйби заговорила своим прежним голосом. - Джейн, - Бесс с трудом проглотила это привычное слово "мисса". - Молодец, девочка. А как ты зовешь свою маму? - Мама. А как ее еще называть? - Ты хорошая девочка, Бесс? - Не знаю. По-моему, хорошая. Мама, пока я слушаюсь, тоже говорит, что хорошая. Все остальные дяди и тети, говорят, что мы с сестрой - разбойницы... А однажды мы с сестрой побили Барри. Очень он уж был противный. И из этого вышли сплошные неприятности. Еще там, на плантациях... - Хорошо, Бесс. Будем надеяться, что ты хорошая девочка, и мы будем с тобой дружить. А теперь бери карандаш и пиши за мной. Видишь, я пишу? Прямо на столе пиши. Это слово читается "мама". Написала? А вот теперь посмотри, как написала ты. На экране рядом с каллиграфической прописью Эйби появились каракули Бесс. - Видишь, вот у этой буквы ты подогнула палочку не туда, а у этой хвостик пошел куда-то вниз... Ну-ка, попробуй еще раз. Бесс, помогая себе кончиком язычка, высунутого изо рта, сосредоточенно написала еще раз "мама". Предыдущая надпись уже куда-то исчезла. - Вот, теперь уже лучше. Видишь? - Да, Эйби. - Давай-ка напишем еще два раза. Наконец, когда слово "мама" получилось почти безукоризненно, утомленная Бесс положила карандаш на стол. - Ты устала, Бесс! Отдохни немного. Теперь я покажу тебе смешную историю про трех поросят. Это такие маленькие свинки. Они жили далеко-далеко отсюда. Их звали Пик, Пак и Пок... На экране появились розовые диснеевские поросята, и Бесс забыла обо всем на свете. - Ну, вот, - сказала Эйби, когда мытарства поросят благополучно закончились и посрамленный волк навсегда убрался из леса, - окончился твой первый урок, Бесс. Иди, поиграй с другими детьми, а когда услышишь звонок, снова приходи сюда. Ты найдешь свою дверь? - Да, Эйби. На ней нарисован кленовый листочек. - Правильно. Иди играй! 4 Работы действительно оказалось много - тридцать две перфокарты. Андрей и Большой Билл, который пришел на несколько минут раньше, разобрали доставленный ночью груз - три ящика. Все поселки отдали для "народа Каури" свои запасные машины, и теперь шло интенсивное пополнение склада запасными деталями. - Смотрите, Эндрю, - сказал Большой Билл, - через несколько дней все детали уже будут на месте, и мы можем не бояться случайных поломок - все наши машины будут продублированы! - Это значит, - ответил Андрей, - что и у нас скоро работы убавится? - Естественно! Мы же тоже работаем на восполнение парка. Наконец, детали были уложены на свои места, и они приступили к выполнению сегодняшнего задания: подобрали заготовки, распределили их по станкам, бросили в приемник перфокарты, чтобы в ближайшее время прислали новые заготовки. В основном, работа оказалась несложной. Скупо переговариваясь, они отлаживали режим станков, включали автоматы. Наконец, все станки-автоматы оказались включенными, и они могли приступить к самому интересному: изготовлению сложных деталей, тому процессу, который приносил обоим максимальное удовлетворение. - Знаете, Билл, - сказал Андрей, устанавливая будущий корпус на верхнем столике сложного сооружения, прозванного "джаггернаутом", - в те дни, когда нам не приходится включать этого друга, - он ласково погладил корпус станка, - у меня какое-то настроение странное... Как будто я не сделал чего-то хорошего и нужного... Как будто зря прожил этот день! - Я тоже знаю это ощущение, - коротко ответил Большой Билл. - Все эти станки, - он обвел рукой всю мастерскую, - не требуют творчества. А этот... Он никогда много не говорил. Андрей вбросил в зев джаггернаута перфокарту. Тотчас же из источников света ударили лучи. Вся заготовка окрасилась синим цветом различной интенсивности. - У меня - красный, - сказал Билл. Андрей стал двигать корпус в его сторону. Красный цвет показывал, что грань будущего корпуса вышла за пределы заготовки. - Так, хорошо. Как у тебя? - Все о'кей! Они еще раз внимательно осмотрели заготовку со всех сторон. Красного больше не было. Теперь стали подводить руки джаггернаута, вооруженные различным инструментом, к разным сторонам корпуса. Резцы на боковые стороны, сверло - к центральному отверстию. Фрезы к местам выемок. Билл колдовал с пультом, задавая программу каждой руке. Цвет заготовки реагировал на каждое его движение. Если он предлагал слишком большую стружку, деталь окрашивалась в розовый или даже красный, если слишком мало - интенсивность синего не уменьшалась, Андрей корректировал его действия. Наконец, все поверхности, предназначенные для обработки, приобрели приятный голубой цвет. Это означало, что после выполнения всех операций размеры детали будут точно соответствовать чертежу, заложенному в память. - Все. Включай, Эндрю! Все многочисленные руки джаггернаута пришли в движение. - Порядок, Билл! У них появилось немного времени, чтобы сделать небольшой перерыв в работе. - А знаешь, Билл, сегодня дети нашей соседки пошли в школу. - Да, я одну видел. Попрыгала! Им же все впервой. А хорошие девчушки, бойкие! Ну мои-то все постарше... Если не считать малышки, конечно. Мэдж уже сама - сестричка. А старший уже год в Детском поселке, в спецшколе. Самая маленькая еще не скоро пойдет... - Сколько это ей? - Год. Вчера исполнился. Большая уже... - Рано они у вас в школу идут... Четыре года... - А сам в уме тут же сделал пересчет: четыре года Терры - это пять с небольшим лет Земли. - У нас, на Земле, такие маленькие в школу еще не ходят... - У вас на Земле, - пробурчал Большой Билл. - Пора отвыкать, Эндрю. Ты теперь уже на всю жизнь наш, террианин! - Извини, Билл... - Да что там... Что я, не понимаю? Резкий звонок прервал разговор: один из станков окончил свою деталь. Вслед за тем о выполнении задания стали сообщать и другие. Оставив джаггернаут, мерно двигающий своими многочисленными руками, они пошли вдоль станков, снимая готовые детали и устанавливая заготовки для следующих. Потом снова пришли к джаггернауту. Несколько рук уже окончили свою часть работы, другие еще двигались. - Хороша машинка! - восхищенно произнес Андрей. - Молодец, кто такую придумал? Большой Билл вдруг засмущался. - Ну, уж так и молодец... Ничего сложного в ней нет... - А что, Билл, это твоя работа? - прореагировал на его смущение Андрей. - Как тебе сказать? И моя, и не моя... Я предложил, ребята из других поселков поддержали... Тот предложил одно, другой - другое... Я сделал чертеж, послал в память, сообщил о новостях... Ребята внесли изменения. Я посмотрел: это хорошо, то - не годится. Записал свое мнение в память, другие - тоже. Так и родилась эта машина... Особенно хорошо помог Хью из Коул-сити... Толковый парень! Только я с ним так лично и не познакомился. Тем временем джаггернаут свою работу окончил. Прозвонили и остановились другие станки. Они выключали их. - Ну, что? Пошли обедать? - Пошли. После обеда сделаем еще один корпус, все покрасим и запакуем. 5 Первым делом Андрей взглянул на табло. Вайлит была уже здесь: номер его личного кода светился около номера 27. Тут же светился и номер личного кода Большого Билла. - Смотри-ка, - ответил Билл, - наши жены уже объединились. Андрей набрал на диске свой личный код, на экране вспыхнуло меню. Ограничений в пище не было. Он сделал заказ и остановился, поджидая Билла. Тому повезло меньше: половина меню оказалась за чертой ограничений. - Безобразие, - ворчал Билл, сосредоточенно набирая заказ. - Чего это она тебя так? - кивнул на табло меню Андрей. - Да перехватил вчера малость... По случаю дня рождения малышки... Вот она сегодня меня и... эта... - он жестом показал, как будто его прихлопнули. - А с тобой разве не бывало? Андрей засмеялся. С ним было и не такое! Когда во время медового месяца они жили в маленьком домике на острове Ласточки, он вздумал продемонстрировать Вайлит чудеса земной техники. Раненько утром проявил цветную кинопленку, а реактивы вылил в унитаз, даже и не посмотрел, что часть жидкости попала в анализный стаканчик. Да он и не знал толком его назначения. Он только успел помыть руки, как появился первый вертолет скорой помощи. Всего их было четыре. С озабоченным видом врачи ворвались в их домик, а Вайлит со сна никак не могла понять, что же случилось? Когда, наконец, разобрались, в чем дело, Андрею было не до смеха. Красный, даже пунцовый, смотрел он на хохочущую братию в белых халатах, а Вайлит кусала губы, чтобы не рассмеяться вместе с ними! - Да, - протянул Андрей, - со мной тоже было. - Что? Тоже после этого? - Билл выразительно щелкнул себя по горлу. - Да нет, иначе... - не стал распространяться Андрей. Обе женщины весело болтали за столиком. Увидев подходивших мужчин, Вайлит нажала кнопку исполнения заказа и стала доставать из шкафчика закуски и приборы. На некоторое время за столом воцарилось молчание. - У меня сегодня был интереснейший случай, - сказала Эстелла, жена Большого Билла. - Девочки эти, нашей новой соседки, пошли в школу. И стали звать Эйби - "мисса". А та никак не могла понять, что это такое. Пришлось самой вмешиваться и срочно вводить коррективы. Получилось хорошо, девочка ничего не заметила. - Эйби - программа для обучения. Самая первая, - объяснила Вайлит Андрею. - Ну да, - подтвердила Эстелла. - Она учитывает все реакции ребенка. И вдруг что-то новое. Давно уже такого не было. Собственно, за все время работы у меня первый такой случай. - Молодец! - похвалил жену Билл. - Ты отлично справилась. - Да. Хорошо, что это случилось в первый день занятий, когда операторы особенно внимательны. А то могла бы и прозевать. Постепенно обед подошел к концу. - Вы опять в мастерскую? - спросила Эстелла. - Нам еще часа на три-четыре работы. - Ладно. А мы пока пойдем, поможем девочкам в поле. Откуда-то взялись жуки. Объедают листву начисто. Просто кружево какое-то получается. Раньше таких не было. И тетрагоны их не едят. - Новая разновидность, наверное, - сказал Билл. - Вам же привезут с Земли птиц, - возразил Андрей. - Это будет лет через двадцать, не скоро, - сказал Большой Билл. - А пока приходится бороться так. Это Терра нам мстит, что мы так легкомысленно нарушили биологическое равновесие. Ну, пошли, девушки! Мы, когда кончим свою работу, тоже придем на поле. 6 Энн и Бесс, захлебываясь и перебивая друг друга, рассказывали Джейн и Теодору свои впечатления от первого школьного дня: - Эйлин - такая прелесть! - Моя Ненси ничуть не хуже! - А лучше всех Эйби. Она такая красивая! - И добрая! - А мне Эйби показывала про трех поросят! - И мне показывала. И еще про утенка по имени Уолтер. - А еще мы играли в "поросеночка"... - А как это? - еле сумел вставить Теодор. - А это когда все берутся за руки, а один в кругу... Все говорят: - "Поросеночек сказал", - продолжила Бесс. - Не перебивай, Бесси! А кто в кругу - говорит: - "Кукурузки бы достать", - снова перебила Бесс. - Мама, ну что она все время перебивает? - Ей же тоже хочется рассказать, Энни, - сказала Джейн. - А что еще вы делали? - А еще мы играли в загадки. Каждый придумывал загадку, а все остальные отгадывали. А Энни такую загадку придумала, никто не мог отгадать, даже Эйлин. Она сказала... - Бесси! Не надо! Я сама скажу. Один хвостик и никаких лапок. Что это? Глядя на торжествующее лицо дочери, Джейн спросила: - Змея, наверное? Обе девочки довольно засмеялись: - А вот и нет! А вот и нет! Это - листик. - А в следующий раз мы рассказывали сказки. И мы рассказали про рукавичку. Помнишь, нам дядя Тойво рассказывал? Как девочка потеряла рукавичку, а в ней поселились звери? - А Ненси сказала: "Давайте играть в рукавичку!" Все стали в круг, это была рукавичка. И я прибежала и спросила: "Домик, домик, кто есть в доме?" Я была Энни-маус. И вошла в круг. - А я была Бесси-фрогги. Я тоже прибежала и спросила. А Энн ответила: - Я - Энни-маус. А ты кто? - А потом прибежал зайчик - мальчик и... - И мальчик-лисичка... - И девочка-белочка... А потом пришел большой мальчик и заревел страшным голосом... - И надавил на круг. И все попадали. И... - Всем было страшно весело! - Что же вы, все время только играли? - спросил Теодор. - Нет, Эйби показала мне, как писать слову "мама"... - У мне тоже... И как на палочках считать показывала... - И мне показывала... - А почему плакала эта большая девочка, Эйлин? - спросила Джейн. - Как же ей не плакать? - удивилась Бесс. - Все дети уже пришли, а ее никто в сестрички не выбрал! Она думала, что ее уже никто не возьмет... - А Ненси говорила, - вставила Энн, - что-про поросят можно и дома смотреть... Папа, покажи нам. К просьбам Энн присоединилась и Бесс. Теодор не знал, как это сделать, и ему пришлось бежать к соседям за консультацией. Через некоторое время он вернулся и стал набирать вызов библиотеки. Они посмотрели "про поросят", и "про утенка по имени Уолтер", и еще множество других историй. Взрослые смотрели все это даже, наверное, с большим удовольствием, чем дети. Только поздно ночью Джейн сумела уложить все свое семейство. Да и то, девочки долго еще смеялись и всхлипывали во сне. 7 Приход ночи они всегда встречали на веранде. Это уже стало их семейной традицией. Андрея все время удивлял этот резкий переход от света дня к абсолютной черноте ночи. Только что, казалось, светила Гелис, и вдруг - вокруг все стало черным. Он знал, что и на Земле, в тропическом поясе, происходит то же самое, а вот удивлялся каждый раз снова. И каждый вечер Андрей рассказывал Вайлит о длинных сумерках его родной Украины или белых ночах Ленинграда. И сегодня все шло как обычно, как вдруг откуда-то из темноты раздался голос: - Скажите, пожалуйста, не здесь ли живет Эндрю-космонавт? Андрей сбежал по ступенькам и просто влетел в объятия улыбающегося Каури. Некоторое время друзья простояли на тротуаре, хлопая друг друга по плечу, обнимались и издавали неопределенные возгласы. Наконец, вмешалась Вайлит: - Андрей, - она всегда называла мужа его русским именем, зная, что это ему приятно, - ну, что ты держишь человека на улице? Заходите в дом. - Вайлит, познакомься, это - Каури! - Страшно рада! Я так много слышала о вас. И не только от пего, - она указала на Андрея. - Наш сосед. Большой Билл и его жена прожужжали нам все уши. И все Каури, да Каури... Так что о ваших подвигах мы наслышаны... - Какие там подвиги, - засмущался Каури. Вайлит поняла, что его даже покоробил ее тон, и срочно скрылась на кухне. Друзья уселись на веранде. - Рассказывай немедленно! - с ножом к горлу пристал Андрей. - Я уже сто лет не видел никого из своих. Как там "Пасионария"? Как ребята? Ты сам? Ингрид? - Подожди! - замахал руками Каури. - Не все сразу. У озера был вчера, залетал по дороге сюда. На "Пасионарии" пусто. Все в разъезде. Дюма организовал экспедицию на Южный Материк. Его интересует аборигенный животный мир. А там он еще не нарушен вмешательством людей. Мванза, Лемма, Ндоло - со мной, на плантациях. Ингрид тоже, Мванза и Ока - поженились, да ты, наверное, это знаешь? - Знать - не знал, но не удивляюсь: они все время были вместе. - Конечно, чуть не с самого начала... Остальные, если не со мной, то болтаются где-нибудь в ваших поселках. Здешние девчонки просто разрывают их на части... - Я думаю! - засмеялся Андрей. - Такой генетический код! - Вот-вот! Тойво женился на местной, и Сурен... Тоже где-то устроились, как и ты... - А скоро Дюма думает отправляться на Землю? И кто с ним полетит? - Пока неизвестно... Может полгода, может раньше... Из наших возвращаться будет мало кто. Герман, Френк, Юсика... Кажется, и все... Здешних полетит несколько человек... Слепой Джо-скрипач с женой, мы его избрали нашим представителем в Совет Наций, от плантаций. - Он постеснялся назвать папуасов так, как они сами называли - "народ Каури". - И от вас тоже полетят двое, один - в Совет Объединенного Человечества, от всей планеты, другой - в Совет Наций, от терриан. Ну, и еще несколько человек, желающих... На веранде появилась Вайлит: - Хватит тебе, Андрей. Не мучай человека. Вы же, наверное, есть хотите? У нас есть пословица: сколько языком не щелкай, тетрагон все равно жука ищет. Каури засмеялся: - Террианский аналог земной пословицы: соловья баснями не кормят! - Точно! Так, вы пойдете на кухню, или вам сюда принести? - Сюда? - Андрей огляделся вокруг. - Можно и сюда... А лучше мы пойдем на кухню. Все равно надо идти руки мыть... А Каури, наверное, захочет и душ принять с дороги. Так? - Честно говоря, с удовольствием! - Ну и хорошо. Пойдем, я покажу тебе, куда идти, а Вайлит даст свежее полотенце. 8 Ночь опустилась на Литл-Вилидж и принесла с собой прохладу. Наступило самое приятное время суток. Почти все население поселка выбралось из душных комнат на веранды, террасы и просто в садики, под деревья. Там и сям сквозь листву пробивались лучи света, и даже из тех домов, где все окна были темными, доносился тихий говор сумерничающих людей. Только детей почти не было слышно: младшее поколение повсеместно уже улеглось спать. Издалека доносились приглушенные звуки музыки: это в парке веселилась молодежь. Герберт Этвуд неторопливо шел по асфальтированной дорожке. Он и сам не мог бы толком объяснить, что заставило его выйти из дома. То ли бесконечное брюзжание стариков, которые никак не могли привыкнуть к новой обстановке и все возвращались к воспоминаниям о потерянных плантациях, то ли чувство неудовлетворенности и одиночества, овладевшее им за последнее время. Оно, это чувство, вызывалось тем, что он никак не мог втянуться в жизнь этого маленького поселка. Никто ничего ему не говорил, никто ни о чем не спрашивал, никто не заставлял что-либо делать. Он как бы существовал вне всех этих людей. Вдруг оказалось, что он ничего не знает о жизни. Люди вокруг что-то делали, куда-то спешили... Он же все свое время делил между ничегонеделанием и посещениями Дома Питания. Несколько раз он пытался прийти в парк, но и там не мог избавиться от этого гнетущего чувства одиночества. Однажды попробовал выйти в поле, но не смог найти себе дела: вся эта техника, машины, которые выполняли сложные работы, только пугала его. Да еще старики, вспоминая заветы первого Джошуа, только и говорили о том, что все эти люди впали в смертный грех. И старики Этвуды, да и Говард - старший брат Герберта - только и говорили о прежней жизни. Тысячу раз перебирались воспоминания о празднествах на той или иной плантации, вспоминались перипетии того или иного события Большой Реки. Герберт же чувствовал, что возврата не будет. Что нельзя жить уже только старыми воспоминаниями. Всем своим существом он тянулся к этой новой жизни. И, в то же время, вся старая жизнь тянула его назад. Вот это чувство раздвоенности и выгоняло его из дома. Он уже не мог слушать бесконечные разговоры "о кружевах мисс Оттилии" или "о достоинствах повара Пендергастов". И в то же время у него не было точек соприкосновения с новыми для него людьми. На площадке, где веселилась молодежь, поначалу встретили его хорошо. Но очень скоро он убедился, что ему просто не о чем говорить с этими симпатичными ребятами и девушками. Как только они узнавали, что он "ничего не делает", - интерес к нему сразу же пропадал. Вот так, погруженный в свои мысли обо всем сразу и ни о чем конкретном, он вдруг на повороте тропинки, что называется "лоб в лоб" столкнулся с незнакомой девушкой. Она несла перед собой большую коробку, несколько ограничивавшую ей видимость. Толчок получился довольно сильный, коробка выпала из рук девушки, и ее содержимое рассыпалось по асфальту. В первый момент оба испытали чувство неловкости и удивления от неожиданности столкновения. Потом начались взаимные извинения. Каждый принимал вину на себя. И только теперь оба заметили, что Герберт все время держит руку девушки: во время столкновения он инстинктивно подхватил ее. Оба смутились еще больше, и девушка немного раздраженным движением высвободила свою руку. - Как же теперь собрать все это? - она смотрела на рассыпанные по асфальту мелкие кристаллики. Ни слова не говоря, Герберт наклонился, поставил коробку, лежавшую на боку, и стал по одному собирать кристаллики. Хотя место столкновения и находилось недалеко от одного из домиков, из окон которого лился свет, но освещено оно было очень слабо, и кристаллики приходилось собирать в основном на ощупь. Очень скоро ноги Герберта затекли, и он присел на корточки. Девушка, в такой же позиции, также шарила пальцами по асфальту. Несколько раз их руки встретились в темноте, раз или два они даже стукнулись лбами. Постепенно чувство обоюдной неловкости прошло. А когда работа подошла к концу, они уже оба весело смеялись собственной неловкости. Давно уже все кристаллики оказались в коробке, а они все еще шарили и шарили в темноте, и обоим не хотелось прерывать это занятие. Наконец, девушка сказала: - Кажется, больше нет. В голосе ее промелькнула едва уловимая нотка сожаления. Затем попыталась выпрямиться и покачнулась. Герберт снова подхватил ее под руку, помог выпрямиться и поднялся сам. - А что это у вас? - спросил он, поднимая коробку. - Медный купорос, - ответила девушка. Герберту это ни о чем не говорило. - Весь вечер просидела в лаборатории, - продолжала девушка. - И вот получила немного. Давайте мне коробку. Коробку Герберт не отдал. - Давайте, я немного понесу ее. Мне все равно делать нечего. А вы мне расскажите, для чего вам этот... - он никак не мог вспомнить название. - Ну, эти вот... - Медный купорос? Хочу попробовать опылить им растения. Жуки на