ое путешествие, особенно для нее!.. - И все-таки вы скажете ей. В своей роли она восстанет до высот героинь греческой трагедии - любящая, смелая, благородная! Нет, Том, надо, чтобы она все узнала. - Только не сегодня. - Хорошо. Не станем ей портить нынешний вечер. - Он погладил Кинга. - Ну, дружище, тебе пора в свой "люкс". Судовые правила не допускают твоего присутствия в ночное время в каютах пассажиров. Томас, мы оставляем вас. Где твой поводок, Кинг? Мистер Гордон шел по коридору, с улыбкой поглядывая на своего четвероногого друга Кинга. Профессор все больше уверялся в том, что скоро будет найден след сообщников Чевера и Минотти. Как это произойдет, он еще не представлял, у него пока только возникло слабое, ничем не обоснованное подозрение, что люди, которых они с Томом Кейри стремятся обнаружить, где-то совсем близко, что с одним из них он разговаривал уже нынче. "Доказательств никаких. Мне, как и Тому, все начинают казаться преступниками", - подумал он, уступая дорогу коляске, в которой сидела старая женщина, коляску толкал чернокожий слуга. - Боже! Что за прелестный пес! - сказала старая женщина. - Должно быть, необыкновенно умен. Чей же он? - Мой, мэм. - Ах вот как... - Старая женщина отвернулась, потеряв всякий интерес к собаке негра и к ее хозяину. Мистер Гордон дружески кивнул слуге, тот расплылся в улыбке и покатил шикарную коляску со старухой, которая, видимо, "стоила" также немалых денег. "Старая плантаторша. Такую узнаешь в тысячной толпе. В ее взгляде веками воспитанное презрение к черному рабу", - подумал мистер Гордон без тени обиды, просто констатируя факт, он даже почувствовал к ней что-то похожее на жалость, презрительную жалость. В собачьем "люксе" он застал Гарри Уилхема, беседующего с отцом Патриком. Увидев мистера Гордона, миссионер развел руками и, улыбаясь, двинулся к нему навстречу. - Дорогой брат, как я рад вас видеть! Хотя мы совсем недавно расстались. Я зашел сюда навестить Сигму. Синьор Антиноми занят и попросил меня узнать о здоровье его любимой собаки. И господь наградил меня знакомством с хорошим человеком - мистером Уилхемом. Присядьте с нами, мистер Гордон. Мистер Уилхем - великолепный рассказчик. Правда, он, как и большинство нашей молодежи, подвержен сомнениям в вере. Гарри Уилхем водворил Кинга в его клетку и подошел к ним с ехидной улыбкой на красном от загара лице. - Садись, дорогой Гарри, и я думаю, мистер Гордон не будет в претензии, если я доскажу историю своих скитаний, в которых проявлялся указующий перст и милость всевышнего. И ты, наверное, не будешь против, если я в нескольких словах введу мистера Гордона в русло нашей беседы? - Валяйте, отец, вас слушаешь, будто холодное пиво пьешь. - Пример, я бы сказал, не особенно удачный, зато образный. Так вот, мистер Гордон, я тут говорил о своей многотрудной жизни, своих скитаниях в лесах и тлетворных болотах на Филиппинах, Борнео, Новой Гвинее, когда, уповая на господа, я сохранял жизнь и здоровье и нес слово божье язычникам. Не так ли, Гарри? - Истинный крест так, святой отец! Прямо диву даешься, как вы вывертывались из всех переделок. И какие вы слышали голоса и видели знамения. - Имеющий уши да слышит, имеющий глаза да видит, Гарри. И ты в свою жизнь не раз ощущал руку божью, отводящую тебя от зла и даже гибели, да не вдумывался в происходившее, объясняя все случаем и везением. Так было и со мной, пока не произошел один из таких случаев. Вам не скучно, мистер Гордон? - Нет, что вы, отец Патрик! Область чудесного меня всегда интересовала. - Произошло это со мной еще до принятия монашеского сана. Случай, о котором я расскажу сейчас, и побудил меня посвятить остаток жизни проповеди слова божьего. А тогда я был не то что безбожником, просто, как и ты, Гарри, не вникал в тайну господней благодати. Был я золотоискателем, торговцем - словом, человеком, погрязшим в суете мирской. Был у меня друг - Курт Бекер. С ним мы и пытали счастье, вернее, подвергались неслыханным мучениям, упокой господи его душу. Происходило это на Новой Гвинее. Углубились мы с ним миль на двести от берега в горы, и надо сказать, что нашли золото, и немалое - кварцевую жилу и в ней золотые прослойки вроде паутины. Забыв обо всем, с утра до вечера долбили мы кварц, выбирали из него золотые самородки... - Видно, подходяще наковыряли? - спросил Гарри Уилхем, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность. - Много, сын мой, и не унести, а мы все долбим и долбим. В двух рюкзаках до половины набралось этого дьявольского металла. - Надо было сматывать удочки. - Жадность обуяла, Гарри. - Отец Патрик с укоризной посмотрел на Гарри Уилхема. - Господь тогда показал нам, что не за тем золотом гонимся. Показал тщетность богатства и ценности вечные. Кончились у нас продукты. Курт возроптал, и к вечеру его ужалила змея - через час бедняга отошел. Остался я один... - С двумя рюкзаками? Сколько же там было? - Килограммов пятьдесят в каждом, а то и побольше. - Надо же! Повезло вам, святой отец. Ну и как же? - Трудную ночь провел я, сын мой. Утром собрался уходить. Отсыпал килограммов десять, остальное стал было закапывать, как из-за скал высыпали дикие папуасы и схватили меня, грешного. - А золото? - Вытряхнули на землю, как ненужный песок. И правильно сделали. - Не сказал бы, - заметил Гарри Уилхем. - Не спеши, друг, с заключением. Повели меня папуасы невесть куда, и тут впервые обратил я взор к небу, понял тщету богатства и вечную ценность истины. Дикари были раскрашены белой глиной, несли щиты с копьями. Как я понял впоследствии, совершали они набег на соседнее племя, и неудачно... - И тут вы им подвернулись? - Так, сын мои. На мое несчастье. - Крепко влипли! - Ты слушай внимательно и вникай в самую суть, сын мой. - Тем и занимаюсь, отец. Валяйте дальше! - Силы я потерял и от голода, и от жары, и, что греха таить, от страха. Они несли меня, связав по рукам и ногам, продев палку в петли. - Как кабана? - с восторгом заметил Гарри Уилхем, смешливо поглядывая на мистера Гордона, невозмутимо слушавшего эту увлекательную историю. - Принесли меня в деревню. Жалкие хижины. Даже свиней не видно - основного богатства этих дикарей. Бросили меня на землю в центре деревни. Сбежались жители. В их глазах и на размалеванных лицах я прочитал что-то похожее на жалость и возблагодарил господа. Надежда наполнила мою душу. Меня начали ощупывать и сокрушенно качать головами. Тут я понял, что они сожалеют, что я слишком худ и не смогу насытить всю голодную деревню. Появился папуас, похожий на дьявола, с каменным топором в руке, все расступились. Матери вытолкнули детей вперед, чтобы те полюбовались редким зрелищем. Я же продолжал уповать на господа. Такая у меня появилась сила и уверенность, что я освободил руки от пут, и когда папуас - а он был вождем племени - замахнулся топором, чтобы размозжить мне голову, я воздел руки к небу, и тут, о чудо! Ударил гром, вождь рухнул на землю, а вершина пальмы вспыхнула ярким пламенем. Папуасы попадали ниц. Я пробыл у них более месяца, проповедуя слово божье. Выучил их бедный язык. С тех пор, оставив все помыслы о богатстве, я стремлюсь с библией в руках проникнуть в самые глухие места и нести туда истину. Вот, друзья мои, одна из многих историй, в коих виден указующий перст всевышнего. - А золото? - спросил Гарри Уилхем. - Подобрали на обратном пути? - Ах, Гарри, Гарри! - с укоризной сказал отец Патрик. - Разве можно сравнить с каким-то металлом благодать, осенившую меня? - Да, отец, я вас понимаю, но на одной благодати далеко не уедешь. За свой-то люкс вы платили, думаю, не благодатью. - Червь неверия и сомнений глубоко запал тебе в душу, сын мой, но придет время, и скоро, когда ты вспомнишь мои слова. Что же касается того жалкого жилища, в которое поместили меня братья из миссии, то я не вижу в нем ничего, кроме стен и крыши. Я могу ехать и на палубе, и в трюме с одинаковой благодарностью к руке дающей. - После этого отец Патрик сказал мистеру Гордону: - До вечерней трапезы, друг мой, - и торжественно удалился. Гарри Уилхем спросил: - За кого он нас принимает, как вы думаете? Мистер Гордон пожал плечами: - Возможно, за людей, которых можно вернуть в лоно католической церкви. - Такими детскими хохмами? Нет, мистер Гордон, по-моему, старик просто придуривается. Напускает на себя. Что в его словах верно, по-моему, так это то, что был он бродягой и жуликом. Не кокнул ли он своего напарника возле золотой жилы и вот теперь, обрядившись в сутану, совершает круизы? Что в нем подозрительно, так это ханжеская елейность. Хотя у попов это сплошь и рядом. Да ну его ко всем святым, мистер Гордон! Скоро будет закат, видите, солнышко вот-вот плюхнется в воду. Закаты в этих широтах прямо загляденье! Жарьте на верхнюю палубу, оттуда самый вид, а я ужин начну разносить своей лохматой братии. Меня, кажется, навечно закрепили здесь, и я не ропщу, а, как сказал бы отец Патрик, возношу хвалу всевышнему за то, что он надоумил администратора третьего сектора поступить так, а не иначе. - Гарри Уилхем состроил постную физиономию и, вздохнув, сказал совсем другим тоном: - Заходите почаще, мистер Гордон, и приводите своего друга. - Придем, Гарри. Кингу не давайте много овсянки, а то у него появилась одышка. - Есть, мистер Гордон. Опять вы слишком щедры со мной... Как только мистер Гордон оставил свою каюту, раздался телефонный звонок. Томас Кейри поспешно схватил трубку, думая услышать Джейн, но звонил Лоджо: - Извините, мистер Кейри. Есть важные новости. Я могу увидеть вас через пять минут? - Где? - Можно воспользоваться отсутствием мистера Гордона? - Не совсем удобно... Хорошо, приходите. Лейтенант Лоджо явился ровно через пять минут. Взглядом детектива оглядел каюту, для чего-то зашел в ванную комнату, открыл там краны и сказал, снизив голос до шепота: - Профессиональная предосторожность. Сегодня шеф спрашивал меня, отчего я так обхаживаю вас. Кто-то ему доносит о наших деловых встречах. Вы понимаете, что он не заинтересован в освещении истинного положения дел на судне? Только фиктивные служащие дают его компании более ста тысяч в год. Но я не за этим. Вы должны знать, что только что в каюте 701 найден труп некоего Герберта Барреры, младшего сына Джозефа Барреры, известного торговца наркотиками. Эта семья вот уже в течение десяти лет снабжает героином Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Чикаго и еще множество других городов помельче. Доходы до восьми миллионов долларов в год. Ехал, по всей видимости, за товаром. Убит за игрой в карты. Ограблен. - Чем убит? - Из бесшумного пистолета, двумя выстрелами. Сейчас лежит в морге при лазарете. - Он имеет какое-нибудь отношение... к нашему делу? - Думаю да. Его пришили или представители конкурирующей фирмы, или гангстеры, оказавшиеся на судне по другому поводу. Игра шла на крупные суммы. За диваном найдены смятые банкноты на сумму восемьсот тридцать семь долларов. На ковре - бумажник убитого, в нем два отверстия диаметром по три миллиметра. Также одна бумажка в сто долларов с пулевыми отверстиями. - На кого падает подозрение? - Пока веду следствие. Все это надо делать крайне осторожно, чтобы не узнали пассажиры. Может возникнуть паническое бегство на берег, в Гонолулу. Мне пока стало известно, что Барреру незадолго до убийства видели с неким синьором Антиноми. - Антиноми?! - Вы его знаете? - Мельком. Меня познакомил с ним отец Патрик. Глазки лейтенанта Лоджо сверкнули: - Патрик, говорите? Кольцо сужается! Вот видите, что значит работать в тесном контакте с коллегой! Я не удивлюсь, если окажется, что от убийц Барреры ниточка потянется к Паулине Браун. Сегодня нам надо быть в казино. Если Антиноми игрок, то он обязательно застрянет там. Так, часов около одиннадцати, когда начинают накаляться страсти. Не беспокойтесь, я вас найду. Развлекайтесь. Я же буду начеку. Какая уйма дел наваливается! Ну, бегу. - Он дружески потряс руку Томасу Кейри. Томас Кейри и Джейн любовались пышным тропическим закатом. После ужина много танцевали. Томас не отрывал глаз от своей невесты: она была необыкновенно хороша в светло-лиловом платье, к которому очень шли гранатовые ожерелье и серьги. Томас забыл на время о нависшей над ними беде, танцуя с Джейн, слушая ее милый голос. Лейтенант Лоджо появился неожиданно, развеяв очарование вечера, музыки, танцев. - Пора! - сказал он, таинственно улыбаясь девушке. Узнав, что лейтенант приглашает в казино, Джейн сказала: - Нам необходимо выиграть уйму денег. Том истратил все, что у него было. - Ну не совсем. У меня остались счастливые двадцать долларов, - улыбнулся Кейри. - Вот мы их и поставим на "красное". Казино занимало обширное помещение на пятой палубе. В самом большом игорном зале находилась рулетка, в трех смежных каютах играли в азартные карточные игры. Стоял приглушенный гул возбужденных голосов. К столу рулетки протолкались с трудом. Джейн выиграла шесть раз подряд, ставя на "красное", затем поставила весь выигрыш - шестьсот сорок долларов - на "чет" и проиграла. - Вот и отлично, - сказала она с сожалением, - я думала, что мы сорвем банк. Но отложим эту операцию до другого раза. Теперь попробуем счастья в карты. У меня тоже есть что-то в сумке. Лейтенант Лоджо сказал: - У вас столько счастья, Джейн, что стоит ли его разменивать в игре? Она восторженно поглядела на него: - Синьор Лоджо! Как вы хорошо сказали! Никаких карт! Идемте еще танцевать и пить шампанское! - Одну минутку, - сказал лейтенант Лоджо. - Заглянем все же к картежникам. Только на минуту. Джейн вопросительно посмотрела на Тома, и тот кивнул: - На минуту так на минуту, раз просит лейтенант. За большим круглым столом у окна Том сразу увидел синьора Антиноми и отца Патрика. Антиноми метал банк. Играли в "двадцать одно". Посреди стола возвышалась груда бумажных долларов. Антиноми выигрывал. Карты, как живые, вылетали из-под его тонких пальцев, и ложились на стол перед партнерами. За столом сидело шесть игроков. Отец Патрик выиграл двести долларов, остальные четверо проиграли. Один из них - человек с энергичным лицом и широкими плечами, - медленно подвинув на середину стола несколько пачек по пятьсот долларов, стал рыться в карманах, и на столе оказалась еще изрядная сумма. Он поставил на карту все - и опять проиграл. Легко поднялся, сказал, улыбаясь: - Сегодня твоя взяла. Ничего не скажешь - чисто мечешь. Посмотрим, хватит ли у тебя пороха на завтра. - Всегда к твоим услугам, Банни, - ответил банкомет, сдавая карту очередному партнеру. Банни направился из комнаты о видом победителя. Видно было, как под пиджаком из дорогой серой материи напрягались бугорчатые мышцы его спины и рук. Лейтенант Лоджо, нервно стиснув руку Томаса Кейри, шепнул: - Это он. Извините, Джейн. - И кинулся следом за Банни. Джейн спросила, когда они вышли из казино: - Что это все значит, Том? Почему лейтенанта так заинтересовал человек в сером? - Видишь ли, Лоджо - местный детектив, он кого-то разыскивает, и, видно, этот человек показался ему подозрительным. - Ой, Томас, когда-нибудь ты мне все, все расскажешь! Ты меня все время от чего-то охраняешь, вернее, отстраняешь. Может, ты делаешь правильно. Зачем мне эти игроки и нелепый синьор Лоджо? Я знаю, тебе они нужны для книги. Идем, милый, на палубу. Посмотрим, как мерцает океан при лунном свете. В третьем часу ночи лейтенант Лоджо долго стучался в каюту Бетти, пока та не проснулась. - Вы с ума сошли, Никколо! - сказала она через двери, дрожа от страха. - А вдруг вас кто-то увидит? - Тихо, Бетти, - сказал лейтенант, входя в каюту. - Я не мог не поделиться с тобой успехом. Понимаешь, я нашел убийцу... - Неужели? Как вам это удалось? - За игорным столом. Я заметил сто долларов с дырявым углом, точь-в-точь что остались в бумажнике Барреры. Этот малютка Банни вытащил банкнот из бокового кармана и еще секунду-другую замялся: ставить - не ставить, потом швырнул в кучу и все просадил Собачьему Хвосту. - Какому хвосту? - Антиноми. Тому, что едет с овчаркой. Они все одна шайка-лейка. Я все мигом прикинул и пошел за Малюткой Банни. - Погодите, Никколо! Так этот Малютка - убийца Барреры, а не Паулины Браун? - Пока мне ясно только это и то, что Малютка - мокрушник. А раз так, то и бедная Паулина могла стать его жертвой. Я кое-что вытянул из него. Мы часа два таскались с ним по барам. Потом он пригласил меня к себе. И там нахлестались. - Как он не выкинул вас в окно! Ну-ка повернитесь к свету. О боже! Что с вашим левым глазом? - Это когда я прижал его к стенке. И знаешь, что он мне сказал, прежде чем я вышел от него? Он заявил, что купил билет на эту лохань - так и сказал: "лохань", - чтобы отдохнуть, как вся прочая сволочь. Завтра, то есть уже, наверное, сегодня, я им займусь вплотную. Ты меня знаешь. Если я за что взялся... - Вы умница, милый Лоджо! Подождите, я сейчас принесу из аптечки свинцовой примочки. Лейтенант Лоджо не дождался Бетти; растянувшись на диване, он в тот же миг уснул. ГИБЕЛЬ ТАНКЕРА После завтрака старшина Асхатов включил приемник и, покрутив ручку настройки, поймал волну базовой радиостанции. Радист Крутиков передавал приказание командиру самоходной баржи мичману Малагину взять в рыбачьем поселке бригаду художественной самодеятельности и доставить на базу. - Сегодня у нас концерт, - печально сказал Горшков. - Подумаешь, - старшина наигранно усмехнулся, - видали мы эту самодеятельность и еще, Алексей, не раз увидим. А вот никто из наших не совершал такого плавания. Ну что, не правда? Горшков и Авижус сумрачно молчали. - Ну что вы носы повесили? Концерт вам надо - пожалуйста, сейчас поймаем, джаз или еще что. - Ты погоди, Ришат, - остановил Петрас, - наших еще послушаем. Что это Крутиков как будто застучал морзянкой? - Сводку передает, - сказал Горшков. - В это время он всегда сводки передает. Нас вот что-то забыл... - Не забыл. - Асхатов сурово глянул на Горшкова. - У нас не забывают о товарищах. - Так что же он?.. - Может, уже вызывал или еще вызовет... Ага! Ай да Крутиков! Ну что! Послышался слабый голос базового радиста: - КР-16... Слушайте меня, КР-16!.. К вам на помощь вышли корабли. Попытайтесь исправить рацию. Держите с нами связь... Все посылают вам привет. До свидания, товарищи. До скорой встречи... - Вот так, друзья! - ликующе глянул на матросов старшина. - Теперь уже скоро мы увидим своих. - Он потер руки и подмигнул. - Отличные у нас деда. Интересно, откуда разведчики покажутся? Могут с кормы, могут и с бортов. Скорость-то у них адская, они, может, уже полокеана обшарили, а невдомек, что мы вот уже где чапаем. Ну а теперь, ребята, по этому случаю давайте устроим концерт. - Он завертел ручку настройки. Сразу зазвучала японская речь, потом застонала китайская певица. - Поищите Владивосток, - попросил Горшков. - Стараюсь. Вот, наверное, Манила, а это Гонолулу - гавайские гитары. Где же наши? Постойте, братцы... - Старшина прислушался к словам английского диктора. - Постой, постой, ребята, я как будто разбираю. Передают австралийцы. - Он долго слушал. Выключил приемник и сказал: - Вот такие пироги, ребята. В английском я не так уж силен, в парламенте выступать не смогу, а понимать - понимаю, особенно когда внятно читают, а сегодняшний диктор прямо все разжевывал. Попадались, правда, и незнакомые слова, да общий смысл я уловил. - Что-то о гибели танкера? - спросил Горшков. - Да, Алеша. Название только не разобрал. - "Олимпик", - подсказал Авижус. - Ишь ты! - удивился старшина. - Разве и ты в английском кумекаешь? Может, и тоннаж разобрал? - Двести пятьдесят тысяч тонн как будто. - Ну вот это верней - как будто. Авижус покраснел и стал смотреть в окно, обиженный тоном старшины. - Ты, Петрас, не дуйся, - сказал Асхатов. - Я и не дуюсь. - Люблю самокритичных людей. Так вернемся к танкеру. Странная история. Судно погибает при тихой погоде и спокойном море, и танкер, как я понял, совсем новехонький. - Так в чем же дело? - спросил Горшков. - Налетел на скалы? - Нет. Капитан посадил команду на шлюпки и пустил судно по ветру, на рифы. Тут дело связано со страховкой, братцы. Хозяева - какие-то греки, судя по фамилии. Ты не расслышал, Петрас, кто именно? - Костакис. - Точно, Костакис. У него не один танкер. А сейчас у них кризис. Задержка с перевозками с Ближнего Востока. Суда стоят без дела, а это влетает в копеечку. Так что набегает немало тысяч, ну и этот грек, пораскинув мозгами, решил утопить "Олимпик". - Это его дочь, - сказал Петрас. - Старик умер в прошлом году. - Припоминаю. В самом деле отдал концы. Так, стало быть, оставил толковую дочь. Такая не пропадет. Горшков с удивлением спросил: - И вы думаете, что эта тетка отхватила несколько десятков миллионов? - Все может быть. Судно застраховано. Погибло. Попробуй докажи, что машины были в исправности. - Не докажешь, - подтвердил Авижус. - Прибоем все искорежило. Мы тоже однажды пытались спасти иностранца в Индийском океане, да затянулись переговоры с капитаном судна. Это был французский пароход "Фламмарион". Двенадцать тысяч тонн. Шел с грузом пшеницы из Австралии. Пока договорились, начался шторм. Не подойти к рифам. Так на глазах и переломило судно пополам. - А люди? - спросил Горшков. - Один кочегар погиб. Каким образом - неизвестно. Все как будто сели в шлюпки, и вдруг уже у нас, на "Нептуне", одного недосчитались. На пароход наш капитан послал людей. Так и не нашли. Такое бывает: испугается человек, запаникует, а там и волной смоет запросто. В такой суматохе потерять человека легко. Весь день разговоры возвращались к погибшему танкеру. - Знаете, что собой представляет танкер грузоподъемностью двести пятьдесят тысяч тонн? - спросил старшина. - Огромное судно, - сказал Горшков. - Да чуть не полкилометра длиной. Сколько на него стали пошло! Какие машины! Электроника! Матросы на таких судах по палубе на велосипедах ездят, потому пробежишь из конца в конец - и язык высунешь, да и время теряешь. Видал я такие суда и в море, и в Японии, в Осаке. - Старшина Асхатов усмехнулся и попросил Авижуса подать гвозди; они с ним ремонтировали мачту. Из рубки откликнулся Горшков: - Взяла бы и продала по дешевке свой танкер в слаборазвитую страну - в Гану или в Анголу. Старшина с Авижусом переглянулись. - Эх, Алеха! - сказал старшина, вгоняя гвоздь в доску. - Не знаешь ты законов капитализма. Ну отдаст она танкер - и лишится своих пятидесяти миллионов... - А сколько стоит наш катер? - спросил Горшков. Старшина ответил, пожав плечами: - Тысяч двадцать, видимо, не меньше, по государственной цене. Поделив в уме пятьдесят миллионов на эту сумму, Горшков сказал: - На страховку можно построить две тысячи пятьсот таких катеров. Целый вспомогательный флот. - Зачем мелочиться, - сказал Авижус, - хватит десятка на три кораблей-пятитысячников, а то и больше. Стоял уже полдень, солнечный свет лился через кисею тумана, океан катил на юго-восток бесконечные валы, на них вспыхивали пеной гребни. Поскрипывала самодельная мачта под напором паруса. КР-16 старательно резал носом синюю воду, торопясь в неизвестность. ПАРТИЯ В КАРАМБОЛЬ Капитан Смит натер конец кия мелом, глядя на расположение шаров на зеленом сукне биллиарда. Предстояло сделать очень трудный карамболь: биток должен слегка задеть желтый шар, удариться в длинный борт и, отскочив, коснуться красного, стоявшего у короткого борта. Карамболь получился. Капитан усмехнулся. До конца партии ему не хватало всего пятнадцать очков. Под колонкой цифр на доске негр-маркер подписал пять очков и с сочувствием посмотрел на проигрывающего мистера Гордона. Капитан сказал: - Ваша игра, Стэн. Чтобы сравняться, вам надо набрать только двадцать пять очков. Играйте смелее, и чем черт не шутит! - Задача для меня непостижимой трудности. Ведь я очень слабо играю. В нашей университетской биллиардной я почти всегда проигрывал. Были просто потрясающие игроки среди студентов... Он сделал карамболь очень легкий, затем получился и второй, шары не раскатывались далеко, и он взял еще десять очков. Теперь он отставал только на пять очков. - Я сам удивляюсь, - сказал мистер Гордон с виноватой улыбкой. - Ну уж такой мне никогда не сделать! - Он ударил желтый шар, и его словно магическая сила потянула к другому шару, раздался легкий треск удара - карамболь. Мистер Гордон посмотрел на партнера и поразился холодному, враждебному взгляду внезапно потемневших голубых глаз. - Ничего не могу понять, как это у меня получается? - сказал мистер Гордон, занося кий для удара. Чтобы не огорчать капитана, он решил проиграть и пустил шар, рассчитывая на промах, но опять непонятным для него образом сделал карамболь. После этого удара шары стали так, что промахнуться было просто невозможно; чтобы не обидеть подыгрыванием, мистер Гордон двумя ударами закончил партию. Капитан сердито швырнул кий на стол. - Ничего подобного мне еще не приходилось видеть, - хрипло проворчал он. - Какая-то мистика! Вы сделали два просто невероятных карамболя. И это, как вы говорите, при отсутствии тренировки! Хотя по удару видно, что вы в самом деле неискушенный игрок. - Именно, Дэв. Просто непостижимое везение! Обыграть вас! - Ну ладно. Нет, нет, сегодня я больше не играю, что-то покачивает. Видите, покатились шары. Сыграем в порту... Пройдемте ко мне. Здесь что-то душно. - Он уничтожающе глянул на негра-маркера, который не мог скрыть своего восторга от выигрыша мистера Гордона. - Убери кий, Сол! Ну что вытаращил глаза? Радуешься, что обыграли твоего капитана? - О нет, сэр! Но действительно, несколько карамболей мистера Гордона были невероятными по трудности... - Все в этом мире невероятно... - Не договорив, капитан пошел, пропустив вперед мистера Гордона. Усилием воли этот с виду уравновешенный человек сдерживал в себе прилив ярости. Он не переносил проигрыша. Всегда, во всем, в большом и малом, он стремился быть первым и жестоко страдал, терпя неудачу. С годами таких неудач случалось все меньше и меньше: идя к цели, он научился расталкивать соперников локтями, покорять деловой сметкой, хитростью, умом и потому занял капитанский мостик одного из самых больших лайнеров мира. Проигрыш необыкновенно расстроил капитана. Будучи человеком суеверным, он решил, что неудача в игре ни больше ни меньше как перст судьбы, указующий ему на неблагоприятные события. "Не мог же я так просто проиграть слабому игроку! Нет, здесь что-то не то. Надо быть благодарным за предостережение", - решил капитан Смит и даже уважительно посмотрел на гостя: как-никак этот мистер Гордон выбран для передачи ему воли рока. А то как бы он узнал о грядущих напастях и как бы смог подготовиться к встрече с ними? - Садитесь, Стэн, отдохните. Мы с вами хорошо натопались вокруг стола. Прекрасный моцион. Вот ваш любимый херес... - Благодарю, Дэв. Что-то последнее время я стал много пить и почувствовал сердце. - Как хотите. Тогда кофе, чай или что хотите? - Лучше чай, Дэв. Где-то я читал, что чай, особенно зеленый, возвращает сосудам утраченную эластичность. - Тогда и я перейду на зеленый чай. - Капитан нажал на переборке кнопку звонка. Вошел стюард-китаец, поклонился, ожидая приказаний. Выслушав, снова поклонился и, бесшумно ступая по ковру, вышел. - Какой симпатичный человек, - сказал мистер Гордон. - Насчет симпатичности не берусь судить. Китайцы - народ загадочный. Но все же надо отдать им справедливость: они незаменимые слуги. Стюард появился с подносом, на котором стояли фарфоровый чайник, две чашки, вазочка с бисквитами, сахарница. - Благодарю, Чен. Мы сами разольем. - Капитан, проводив слугу взглядом, сказал: - Малый служит у меня пять лет, а я о нем знаю не больше, чем в первый день его появления. Все же я перед чаем выпью мартини. Если чай возвращает сосудам эластичность, то мартини их расширяет. Лечиться так лечиться. - Он засмеялся. Выпив, спросил: - Как поживает наш юный друг? Как его успехи? Не нашел еще диверсанта? - Пока нет, Дэв. - И думаете, есть перспективы? - Ну конечно. Преступник всегда оставляет след. Надо только его обнаружить. - Обнаружить? Мистера Гордона снова поразило недоброе выражение глаз капитана. Мистер Гордон сказал: - Вижу, Дэв, что и вам небезразличен человек Минотти? - Когда говорят, что в вашем доме вор, невольно возникает тревога. Что же касается Минотти, то я стал сильно сомневаться, что такой удачливый бизнесмен да вдруг ввязался в подобное очень рискованное предприятие. Между прочим, отель, в котором мы с вами когда-то провели дивные две недели, принадлежит ему. - Я бы тоже не поверил, что, имея такой отель, можно идти на преступление. Хотя кроме отеля он содержит и тайные публичные дома и, как уверяет Том, торгует наркотиками. - Так он очень богат и, безусловно, умен. Зачем же ему рисковать состоянием? - Не представляю, Дэв. Я понятия не имею ни о делах Минотти, ни о делах мистера Чевера и пока не могу сказать, что заставляет их идти на такие тяжкие преступления. Надеюсь, все выяснится по ходу пьесы, то есть событий. В последнем номере "Тайме" я прочитал любопытную статью о торговцах наркотиками. Раскрыта сложнейшая сеть взаимоотношений в огромной организации. Стали известны имена недавно еще уважаемых бизнесменов... - Все в порядке вещей, Стэн. Наркотики - такой же бизнес, как и многое другое. - Согласен, Дэв. Здесь за американцами никому не угнаться. Капитан положил руку на плечо профессора: - Ну зачем так мрачно смотреть на вещи? В этом проявляется величие нашей страны. Америку переполняют молодые силы, энергия. Предпринимательство во всех сферах жизни - разительная примета нашего времени. - Даже преступным путем? - А что бы вы думали? В природе и обществе нет ничего лишнего, Стэн. Эти люди способствуют перераспределению ценностей, стимулируют торговлю, промышленность. Согласно диалектике всякое зло переходит в добро - и наоборот. Мистер Гордон поперхнулся чаем. Извинился. Вытерся салфеткой. - Я бы сказал - рискованная философия. Если вы не шутите, Дэв... - Конечно, Стэн. Вы всегда так тонко чувствовали юмор. Выпейте все-таки хереса. - Пожалуй... - Не принимайте, Стэн, мои слова близко к сердцу, Сказывается ваше долгое затворничество. Вы очень плохо осведомлены о взаимоотношениях в цивилизованном обществе. Да, при внимательном рассмотрении можно увидеть много недостатков, нерешенных проблем. Но не было и не будет общества, где все они благополучно разрешатся. Со многими из них приходится мириться. - Если согласиться с вами, то тогда прекратится прогресс, совершенствование человека! Будет взращена раса примиренцев, если так можно выразиться. Преступность проникнет во все сферы жизни! - Она и так уже проникла, Стэн. Если бы вы знали, кто плывет с нами в этом рейсе! - Хотелось бы, Дэв. Очень хотелось бы знать. - Население небольшого городка - по численности, а по составу - вся Америка. Здесь отличные, по вашей мерке, люди - честные, по крайней мере, к ним не придерешься: имеют большие деньги, платят налоги, у них милые жены и прелестные дети, никто не знает об их пороках - словом, респектабельные джентльмены; едут одаренные, даже талантливые, люди - писатели, музыканты, ученые, техники, - а по соседству с ними - крупные жулики, воры, даже убийцы, торговцы наркотиками, аферисты, шулера, проститутки. Такова жизнь. Мне начинает нравиться, Стэн, ваша мысль, что все эти люди - актеры на очень большой сцене, и мы в их числе. - И самое удивительное, Дэв, здесь то, что мы независимо от нашего желания можем быть втянуты в совершенно немыслимые действия, стать соучастниками жизненных катаклизмов, о которых вчера и понятия не имели. Капитан хмуро улыбнулся! - Ах, опять эти Тихий Спиро, Минотти, мистер Чевер, его дочь! Возможно, и мне вы отводите одну из ролей в вашем занятном спектакле? - Ну конечно, Дав. Мы, кажется, уже говорили об этом. - Что-то не помню. Какую же? - Ту, что вы сейчас играете. - Простите, Стэн! Я не играю никаких ролей! Я таков, какой есть! Не больше! - В этом и заключается ваша роль. Поймите, здесь никто не играет кого-то, все - только самих себя. - Ну ладно, Стэн. Я опять не совсем понимаю вас... Вы что-то хотите спросить? - Да. Об одном печальном событий. Я слышал, что на судне произошло убийство. Капитан нисколько не удивился такой осведомленности мистера Гордона. - Убит один из торговцев наркотиками. Все обставлено так, будто произошла ссора за карточным столом. Я же думаю, что убитый - одна из жертв войны между мафией. Ведется следствие, хотя, между нами, Стэн, результатов оно не даст. Клан Барреры найдет способ восстановить справедливость: в свою очередь его люди отправят на тот свет кого-либо из противной стороны. У них свой суд, свои виды возмездия. - Помедлив, капитан заключил многозначительно: - Как видите, Стэн, и здесь убивают. Печально, но и в этом проявление каких-то мудреных, непонятных нам закономерностей. Опять профессору показалось, что глаза капитана угрожающе потемнели. - Благодарю вас, Стэн, за отличную партию в карамболь. У меня долго будут в памяти ваши умопомрачительные удары. В Гонолулу стоим три дня. Если не особенно увлечетесь местными красавицами, то заходите, двое суток я буду жить, как всегда, в отеле "Оаху". - Он проводил гостя до дверей. - Советую, Стэн, подняться на верхнюю палубу. Сейчас мы проходим мимо группы мелких островков, некоторые из них необитаемы, но как хороши на изумрудной воде! Да, Стэн, цвет воды здесь неповторимый, прозрачность необыкновенная... "Я несправедлив к нему, - думал мистер Гордон, - конечно, его, как настоящего спортсмена, огорчил проигрыш, и только. Нет, Дэвид отличный человек, прямой и честный. Он так расположен ко мне, я же стал искать на нем "темные пятна". Недовольный собой, мистер Гордон поднялся на верхнюю палубу и стал осторожно пробираться среди пассажиров, сидевших в шезлонгах. Он тоже был не прочь посидеть под тентом, спокойно подумать, разобраться в массе впечатлений, в людях, с которыми он познакомился за эти дни. Свободных мест не осталось. Он пошел к борту. Остановился у оградительной сетки. На судно по лазоревой воде, казалось, летели два островка. Высокие пальмы покачивал ветер, между островков застыла узкая лодка с противовесом. Островки остались за кормой, а впереди из воды поднялся остров побольше. Среди зелени сверкнула крыша, а над ней тонкая, как игла, мачта. И этот остров промчался мимо. Впереди снова стелилась голубая слепящая гладь океана. Подошел Томас Кейри. - Вы, Том! Как ослепителен сегодня океан, эти острова! Какой цвет воды! - Мы с Джейн все время любовались этой необъятностью. Действительно, величественное зрелище! - Какой высокий слог, Том! Хотя мне тоже хочется писать стихи и скинуть с плеч лет двадцать. - Он пристально посмотрел на молодого человека. - Вы чем-то расстроены, друг мой? Где Джейн? - Я не расстроен. Я счастлив. Только боюсь за нее. Она сейчас в каюте, готовится к встрече с Гонолулу. - Все так, как должно быть, Том. И ваши тревоги, и ее беспечность вполне оправданны. Но не терзайте душу мрачными домыслами. Мы должны, как писали в жестоких драмах, схватить за руку злодея. - Ах, Стэн! Лучше бы его не хватать. Лучше бы его совсем не было! - Не ропщите! Тогда бы мы с вами не встретились. Джейн уплыла бы одна. Вы бы пребывали в тоске и отчаянии, скитаясь по дорогам Калифорнии. А я вместе с пассажирами любовался бы морскими пейзажами, не зная о дамокловом мече, что денно и нощно угрожает судну... - Он шепнул: - Обратите внимание на высокого блондина с красивой дамой. Слева от нас. - Это мои клиенты, те, о ком я вам рассказывал. - Писатель и актриса? Он похож на гангстера. - Гангстер пера. Вы, Стэн, также начинаете всех подозревать? - Вернее, сомневаться. "Только через сомнения обретается истина", - сказал Ашока. Идемте отсюда. Созерцать прекрасное надо умеренно, тем более такое нерукотворное чудо, как океан. Они пошли к лифту, невольно схватывая взглядом лица пассажиров, читая на одних удивление, радость, на других - благодушную самодовольность удачливых людей, на третьих - апатию все уже видевших, все испытавших. Мистер Гордон заметил Фреда - тощего мальчишку, того, что гонял мяч по коридору; мальчик стоял, держась за спинку кресла, в котором сидел слепой старик. Когда они проходили мимо, мальчик говорил вполголоса: - Острова, дедушка, остались далеко позади. Сейчас только один океан. Необыкновенно огромный и солнечный, весь в зайчиках... Мистер Гордон и Томас Кейри переглянулись, и каждый подумал, что хотя бы из-за одного этого мальчонки они обязаны были отправиться на "Глории" и приложить все силы, чтобы Фред вернулся в Сан-Франциско. - Я только что был у капитана, - сказал мистер Гордон, когда они вышли из лифта, - играл с ним на биллиарде. - Слышал, Стэн. Поздравляю! - От кого? Не прошло ведь и часа! - Знает уже все судно. Мне сообщил лейтенант Лоджо. Это местная сенсация. Капитан считался непобедимым игроком. Мистер Гордон покачал головой: - Скажите! Вот неприятность! То-то он так огорчился. Видя его состояние, я даже сделал попытку проиграть, да ничего не получилось, и он обиделся, как ребенок. Все мы, Том, по существу, в чем-то дети. - Как и тот ребенок, что хочет продырявить наш пароходик? Мистер Гордон укоризненно покачал головой: - Ах Том, Том! У вас начинает портиться характер. Между тем чем больше в человеке остается от детства, тем он выше как личность, особенно как творческая личность. Ну что вы так саркастически улыбаетесь? - Видите ли, Стэн, возможно, одна из таких творческих личностей два часа назад пыталась проникнуть в каюту Джейн, когда она с мисс Брук вышла на палубу. - Это же замечательно, Том! - воскликнул мистер Гордон и засыпал вопросами: - Вы разглядели его? Каков он из себя? Он вас видел? - Среднего роста. Темный пиджак, светлые брюки. Лица не разглядел. Он находился метрах в тридцати, и освещение там слабое. Зато я видел второго, что стоял у лифта, тот похож на итальянца, высокий, прекрасно сложен, очень хорошо одет. Он стал громко спрашивать, как пройти в бар "Тритон и наяда", причем загораживал спиной того, у дверей. Я понял, что первый улизнет, что тот и сделал - почти побежал от двери. Тогда я занялся вторым, проводил его в бар. Кстати, вот это заведение, зайдем, может, он еще здесь. В баре было пустынно. Негр-бармен в белой рубашке с крохотной черной бабочкой задумчиво стоял у стойки, молодая пара в углу пила коктейли и шушукалась, давясь от смеха. - Нам ананасового сока, - сказал Томас Кейри. Они сели подальше от молодых людей. Мистер Гордон в нетерпении потер руки: - Дальше, Том. О чем вы с ним говорили? Лицо? Что вы прочли на его лице? - Чисто выбрит. Глаза карие, смотрит нагловато и в то же время виновато отводит взгляд. - Ну конечно, Том! Он же понял, что попался, что вы его заподозрили в чем-то. Хотя он знает в чем. Мы ему хорошо известны. Но что им надо было в каюте Джейн? Хорошо, Том. Мы остановились на его лице. - Довольно красив, вернее, смазлив, ровные белые зубы, когда улыбается, просто обаятелен. - Какая удача, Том! Просто непостижимая удача, вроде моего выигрыша в карамболь. Так о чем вы разговаривали? - Об удобствах на судне, о хорошей погоде, Гавайских островах. - Как он назвал себя? - Пабло Родригес. - Соврал? - Конечно, такого на судне не числится. Я справлялся у мисс Бетти. - Все отлично, Том. Главное - мы т