упоносая лодка и подле нее длинное весло, которым на востоке гребут стоя. - Возьмем и весло, - сказал старшина, - доброе весло, может, пригодится, если придется катер швартовать в бухте. Не век же нам носиться по волнам. Когда-нибудь придется причалить. Больше они ничего не взяли, не стали влезать в центр "плавающего острова", где особенно плотно держались обломки и виднелась часть крыши из рисовой соломы. В бочонках оказались остатки сои - острой приправы, с которой японцы едят все блюда из рыбы, мяса, овощей, риса. Асхатов пришел в восторг, отведав сои и убедившись, что в один из бочонков, забитый герметически, не попала морская вода. - Вот теперь мы действительно на коне! - воскликнул он, передавая ложку с приправой Горшкову. - Если бы у меня сейчас был миллион и мне бы предложили за него вот этот бочонок, то отдал бы деньги и глазом не моргнул. - Да, вещь! - Горшков причмокнул губами и передал ложку Авижусу. Петрас сказал, лизнув ложку: - Под таким соусом и акула пойдет за милую душу! Акулу они поймали на следующий день. Когда ее поднимали на борт ручной лебедкой, то вокруг хищницы растерянно крутились полосатые, как зебры, рыбки-лоцманы, будто сожалея, что лишаются своей хозяйки-кормилицы. Акулу разделали: сняли с нее кожу, порезали на ломти и развесили сушить. Мясо сильно отдавало аммиаком. Петрас знал: чтобы устранить аммиачный запах, мясо следует вымачивать в соленой воде, да не было соли, а для морской воды не было подходящей посуды. - Ничего, выветрится, - решил старшина. Вторую акулу большинством голосов - старшины и Петраса - решили помиловать, и она через день исчезла. Потянулись однообразные дни. Погода установилась. В этих широтах наступала весна. Солнце припекало. Моряки загорели, окрепли. Питались главным образом сушеной рыбой, поджаривая ее на примусе и приправляя острой соей. Иногда удавалось поймать тунца, его ели даже сырым с той же соей, варили, жарили. Петрас соорудил коптильню, на дрова шли выловленные доски "плавучего острова". Они давали густой ароматный дым. УТРЕННЯЯ ПРОГУЛКА Мистер Гордон проснулся в четыре часа - сказывалась многолетняя привычка вставать чуть свет, гулять с бульдогом и в шесть садиться за работу. Сегодня Кинга не было в каюте, он ночевал в своем "люксе". Приняв холодный душ, профессор посмотрел в окно на океан, освещенный ущербной луной. Вид водной пустыни и черного неба с опрокинутым ковшом Большой Медведицы настроил его на меланхолический лад. Он стал думать, что этот пейзаж остался таким же, каким был и сотни, и тысячи лет назад. По крайней мере, звезды заметно не стронулись с места и там же останутся еще миллионы лет, и так же будет светить луна, и океан мерцать в ее лучах. Что должно измениться - так это отношения между людьми. Исчезнут деньги, собственность и преступления, порождаемые ими. И он спросил себя: "Хотел бы ты, Стэн, вот сейчас перенестись в то далекое, манящее и непонятное во многом будущее, когда будут написаны еще тысячи работ о Шекспире и люди станут чистыми, как ангелы? - И тут же помотал головой. - Я не люблю ангелов, конечно, хотелось бы почитать, что там еще сумеют написать о Вильяме Шекспире и будет ли хоть кем-нибудь упомянуто имя Стэнли Гордона. А если и напишут пару строк, то в каком-нибудь толстенном словаре, рядом с с десятком других Гордонов". Такая перспектива нисколько не опечалила профессора. Он никогда не стремился к славе. Его всегда манила неизвестность, радость открытий, будоражащая атмосфера далеких эпох, которую он научился воссоздавать, сидя за письменным столом. Мистер Гордон шел по пустынному коридору, наполненному голубоватым светом ртутных ламп. Судно казалось вымершим, оно слегка вздрагивало, и хотя шла высокая мертвая зыбь, качки почти не ощущалось. Впереди показались два матроса в полотняной униформе - негр и белый. - А, док! - сказал негр. - Уже гуляете? - Иду навестить своего друга. - Кинга? - спросил белый матрос. - Хорошая у вас собака. - Да, собака очень хорошая. Вы только заступили на вахту? - Нет, уже два часа на вахте, - ответил негр. - Хорошая ночь, - сказал белый матрос. Профессор пожелал им счастливой вахты и двинулся дальше. "Что, если эти два симпатичных парня сейчас выключат противопожарную систему и замкнут провода? - подумал мистер Гордон и тут же отогнал эту нелепую мысль: у матросов были славные лица и хорошая, сердечная улыбка. - Нет, эти славные ребята на такое не способны. Кроме того, поджог может быть осуществлен только на стоянке: там меньше риска сгореть самим". Гарри Уилхем стоял возле клетки с сенбернаром и, зевая, наблюдал, как тот лакает из миски воду. - Вот и вы, док, как всегда, являетесь в одно время, а я уже с час как проснулся. Этот пес вначале выл, потом стал чихать и наконец залаял. Сами можете понять, какой тут может быть сон. Воет он, должно быть, все еще от тоски по Сигме, а лаял - требуя воды. Вот ваш Кинг ведет себя гордо, как король в Тауэре: ничего не попросит, молчит и только смотрит, будто хочет сказать: попал ты с нами, Гарри, в переделку. Кинг! Порезвись возле хозяина. - Он открыл дверцы клетки. Бульдог не спеша вышел, потянулся, зевнул и пошел обходить столбики и кучки песка. Болонки затявкали, демонстрируя злую зависть. Гарри Уилхем сказал: - У собак характер их хозяев. Видите вон ту сучку, рыженькую, с вытаращенными зенками? Звать ее Фанни, а хозяйку - Пегги Пульман. На редкость противная старуха. Говорят, у нее десять миллионов! Куда ей столько? Ведь съедает всего пару яиц в день, булочку, жидкий супчик да кашку. Меньше своей болонки. А жадна, как крокодил. За все время отвалила мне десять центов: "Выпейте, Гарри, в праздник". Я эти десять центов дома к порогу прибью, чтобы за него все жадюги запинались. - Матрос улыбнулся. - А вообще, док, жизнь - хорошая штука! Вы только посмотрите, как океан стелется под нами! Судно наше мчится, как электричка. А впереди новые страны, города! В Японии сейчас цветут вишни... Все будто бы так идет отлично, что лучше и не придумать. - Он умолк и прислушался. - Как будто вибрация усилилась. Замечаете? - Да, судно вздрагивает. Разве это не допускается? - Ход у "Глории" как у той девицы, что пройдет с полным стаканом на голове и капли не прольет. А сейчас что-то ее залихорадило. Духи, ну ребята из машинной команды, говорили, что левая турбина барахлит. Да ничего, в Японии механики починят. Вы не беспокойтесь, док, она и не от такой тряски не развалится. Пса пока не берете? - Возьму после завтрака. Будь умником, Кинг. До свидания, Гарри. После выхода из Гонолулу мистер Гордон ежеутренне посвящал час осмотру помещений "Глории". Невольно его увлекли эти экскурсии по спящему судну, он ходил по палубам, не переставая поражаться людскому гению, совершившему путь от неоструганной долбленки до этого плавучего чуда. Сотни поколений судостроителей создавали и совершенствовали каждую деталь на тысячах судов во всех морских странах, и вот коллективное умение, опыт, талант воплотились в "Глории". Доктора восхищал уют обширных холлов, устланные коврами лестницы, картины на переборках; он любовался грандиозным изгибом шлюпбалок, стоящими под ними белыми баркасами и катерами, трогал руками надраенную медь поручней, бронзовые пластинки на ступеньках трапов... На баке его приводили в трепет гигантской толщины канаты, брашпиль, чудовищные якоря. Задрав голову, он смотрел на серебристые мачты, на вращающиеся антенны локаторов. Капитан Смит разрешил ему заглядывать иногда в ходовую рубку, куда он входил как в храм. Сегодня мистер Гордон, оставив Гарри Уилхема, сразу поднялся на верхнюю падубу - встречать восход солнца. "Глория" шла по Токийскому заливу. Над облаками поднимался конус Фудзиямы. Вершина горы пылала рубиновым огнем. На палубе находились всего лишь два пассажира, оба лежали в шезлонгах под яркими шотландскими пледами, один явно спал, другой, закрытый до глаз, подмигнул мистеру Гордону, когда тот проходил мимо. - Отличная погода! Не правда ли? - спросил он. - Великолепная! - охотно ответил мистер Гордон. - Все ранние утра хороши, даже в городе, а здесь - другой мир. Что за волшебная гора! - Это вы правильно - насчет волшебства, - ответил человек в шезлонге и выпростал из-под пледа рыжую бороду. - Я видел много вулканов и других горных вершин. Видел Везувий, Килиманджаро. Прекрасны вулканы на русской Камчатке, в Южной Америке, на Курильских островах, да и на Гавайях тоже, но ни одна гора не может сравниться по красоте и благородству с Фудзиямой. Смотрите, эта громада плывет над облаками, будто кто-то держит ее на могучей ладони. - Хорошо вы это сказали - на ладони, - одобрил мистер Гордон. - В такие утра невольно родятся поэтические строки. - Рыжебородый посмотрел на спящего. - Фрэнк! Тот открыл глаза, болезненно поморщился и с неудовольствием повернул голову. - Слушаю вас, сэр. - Запомни, Фрэнк, следующий набросок: в ясном утреннем воздухе все предметы кажутся легкими и невесомыми. Они как только что родившиеся мысли, и лучезарная Фудзи плывет над океаном, и кажется, что мать Вселенной Аматэрасу держит ее на своей ладони. Неплохо, Фрэнк? - Как всегда, сэр. Рыжебородый обратился к мистеру Гордону: - Это его высшая похвала. Фрэнк у меня выполняет обязанности записной книжки, у него абсолютная память и филологическое образование, он помнит все, что прочитал и что услышал. Если бы вы знали, как он облегчает мне работу! Для того чтобы слагать стихи, голова должна быть чистой, как сегодняшнее утро. Фрэнк, запомни и этот пейзаж! - Есть, сэр. И если разрешите, то можно добавить? - Валяйте, Фрэнк. - И пуста, как барабан. - Грубовато, Фрэнк. Вы теряете чувство меры. Хотя и тут что-то есть. Прибереги для сатирической баллады. - Есть, сэр, - зевнул Фрэнк. Неожиданно для мистера Гордона рыжебородый поэт впился глазами в его туфли и спросил, подмигнув: - Сорок четыре, восьмая полнота? - Да, - ответил, несколько смутившись, мистер Гордон. - Фирма "Нигрем и сыновья", не так ли? - Не помню, как-то не обратил внимания. - Напрасно. "Нигрем и сыновья" выпускают лучшую обувь на земном шаре. Можете мне поверить, потому что я и есть "Нигрем и сыновья"! Хотя сыновей можете отбросить, нет никаких сыновей. Они для солидности. Просто Нигрем. Нобби Нигрем, обувной король, к вашим услугам! Профессор назвал себя. - Как же, слыхал! Пиво - "Гордон и Причард". Не так ли? - К сожалению, вы ошиблись. Пиво я очень люблю, но не изготовляю. - Довольно остро, Фрэнк!.. Хотя не стоит. Мистер... мистер... - Гордон. - Мистер Гордон, вам никогда не приходилось плавать на судне, объятом пламенем? Или с изрядной брешью в днище? - К счастью, не приходилось... - Я же постоянно или горю, или тону. Вы ощущаете, как вибрирует палуба? - Не больше, чем всегда, - попытался успокоить обувщика мистер Гордон. - Не скажите. Прошлый раз, когда я плыл на "Фермопилах", то... - Мистер Нигрем умолк, прислушался и юркнул под плед, произнеся из-под него: - Тс-с-с! Из лифта вышли два человека в синей униформе. Обувного короля подняли и под руки увели в лифт. Фрэнк вскочил на ноги и оказался длинным тощим блондином с серой клочковатой бородкой. Собрав пледы, он сказал: - Если вы тот самый Стэнли Гордон, то я знаком с вашими работами. - Он стал перечислять: - "Предшественники Шекспира", "Английское Возрождение", "Белые пятна в жизни Шекспира". - Да, у меня есть такие книги. Простите, вы тоже историк литературы? - Нет, этим вопросом я серьезно никогда не занимался. Моя специальность - математическая лингвистика, логика, ну и, само собой, языки. Вас удивляет, вероятно, что я стал живой записной книжкой? - В какой-то степени - да. Но, видимо, трудные обстоятельства, конъюнктура сейчас не особенно благоприятна? - И да и нет. Видите ли, я преподавал в нескольких университетах, пока не отказался от специальных заказов Пентагона. Здесь мне хорошо платят. Я почти свободен. Нигрем неплохой парень, только, как сказал здесь один матрос, у него мозги с левой резьбой. - Не Гарри ли Уилхем? - Он. Директор собачьего отеля. Гарри наблюдает за нашим сенбернаром Тотом. Оба засмеялись. Мистер Гордон спросил: - У вашего патрона, видно, серьезная болезнь? Не следствие ли пережитой катастрофы? - Шизофрения. Пожар и брешь в днище он выдумал. Вообще-то он не лишен воображения. - И что, он в самом деле обувной король? - Ну, здесь все правда. Врачи рекомендовали ему переменить обстановку, вот мы и плывем. Рад был познакомиться. Я не назвал себя, извините. Фрэнк Причард. - Он церемонно поклонился и протянул руку. Тем временем из океана поднялось солнце. Фудзияму окутали палевые облака. Впереди, за судами, стоявшими возле причалов, за сумятицей подъемных кранов, блестящими крышами пакгаузов, под темной шапкой смога проглядывал большой незнакомый город. - Иокогама! - сказал Фрэнк Причард. В ресторане за завтраком, когда подали кофе, мистер Гордон сообщил: - Сегодня во время утренней прогулки у меня были интересные встречи. Я не говорю об известном вам Гарри Уилхеме - попечителе Кинга, я познакомился на верхней палубе с неким Нобби Нигремом, поэтом и обувным королем, и его личным секретарем Фрэнком Причардом. - Неужто те самые злодеи? - спросила мисс Брук. - О нет, Лиз. Второстепенные, проходные персонажи. Но в разговоре с ними я почему-то подумал, что опасность может прийти не оттуда, где мы ее предполагаем. Представьте себе, что вблизи рифов отказало рулевое управление или по чьей-то вине что-то произошло с навигационными приборами. Вы скажете, такое может случиться с любым судном. Вполне. Но в данном случае может действовать направляющая рука. - Стэн! Как все это надоело! - вздохнула мисс Брук. - Расскажите лучше что-нибудь о японцах. И почему вы не разбудили нас, чтобы мы могли полюбоваться Фудзиямой? Вы эгоист, Стэн! - Но я поднялся в четыре часа. - В четыре, пожалуй, не стоило вставать даже ради такой очаровательной горы. Джейн сказала: - За четыре дня, что мы плывем от Гонолулу, я уже стала забывать о всех пережитых и предстоящих ужасах. Я бы и совсем забыла, не будь всегда у Тома такого озабоченного лица. Муж совсем не умеет скрывать своих мыслей. Томас Кейри дотронулся до руки жены: - Все будет хорошо, милая Джейн. Стэн методически идет к цели. Он спас всех нас в Гонолулу и, я думаю, раскроет и других преступников, если они еще остались на судне, а может быть, опасность вообще миновала. Мы так привыкли к состоянию постоянной тревоги, что не можем от нее избавиться. Все будет хорошо, Джейн. А вот и неунывающий лейтенант, полный энергии и оптимизма! Между столов шел лейтенант Лоджо, кланяясь и прикладывая два пальца к козырьку фуражки. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности, кончик носа блестел от капелек пота. Подойдя к столику, он поприветствовал всех и, наклонившись, тихо сказал: - Леди и джентльмены, прошу сохранять спокойствие. Только что получена телеграмма, извещающая, что некий отец Патрик Лопес, он же Клем, выпущен полицией Гонолулу из-за отсутствия улик и уже находится в Токио. В телеграмме говорится, что против нас, то есть против вас, мои друзья, возбуждается дело по обвинению в клевете, нанесении морального ущерба, фальсификации преступления: якобы мы, то есть вы, подсунули ему оружие, напоили снотворным, и так далее. Все четверо озадаченно переглянулись, не сказав друг другу ни слова. Лейтенант Лоджо продолжал: - Советую связаться со своими адвокатами. Что касается меня, то я со своей стороны тоже приму меры. - Но ведь полиции известно, что собой представляет отец Патрик, - сказала мисс Брук. - Как же полицейские стали на его сторону? - Извините, Лиз, но вы плохо знаете законы. - Лейтенант Лоджо галантно поклонился. - Мы слишком поспешно покинули Гонолулу. Наши, то есть ваши, показания сочли недостаточными, чтобы держать этого гангстера в тюрьме, и его выпустили. А находясь на свободе, Клем пользуется всеми правами гражданина Соединенных Штатов и может апеллировать к суду, прося оградить его от посягательств на его... как бы это точнее сказать... неприкосновенность личности. А личность у нас, как вам известно, священна и неприкосновенна... Незаметно подошел Малютка Банни, он улыбался, раскачиваясь на каблуках, при последних словах лейтенанта Лоджо шлепнул его по плечу: - Ну что ты несешь, Никколо? Какая неприкосновенность? Доброе утро, Лиз, Джейн, профессор, Том! Знаем мы эту неприкосновенность. Я говорил, что Клем и Мадонна выкрутятся, так оно и случилось. Дело пока будет находиться во взвешенном состоянии: нет ни истцов, ни ответчиков, ни свидетелей. Канитель начнется лишь после прибытия в Сан-Франциско, если вы не станете ждать, пока под вас подсунут пластиковую бомбу. Мисс Брук сказала, глядя с надеждой на Малютку Банни: - Кончилось наше беззаботное житье. Тот расплылся в улыбке: - Ничего, Лиз. Теперь Клем почти не опасен. - Неужто он опять поедет с нами? - всплеснула руками Джейн. - Мистер Лоджо, Том, Стэн, нельзя этого допустить! - Успокойся, Джейн, - сказал Томас Кейри. - Я немедленно иду к капитану, и он, я уверен, не примет такого пассажира вновь. Не так ли, лейтенант? Третий помощник капитана состроил страдальческую мину: - Я сожалею. Мне также казалось. Я только сейчас был у капитана, и он приказал принять Патрика Лопеса, как отставшего пассажира, даже извиниться перед ним от лица администрации... - Какой ужас! - воскликнула мисс Брук. - И это еще не все, мисс. Ведено предоставить ему лучшую каюту, а также проявить к нему... - Он запнулся, услышав серебристый голосок Бетти, лившийся из репродукторов. Та еще раз напоминала пассажирам о программе пребывания в Японии. Когда Бетти, поблагодарив за внимание, умолкла, лейтенант Лоджо закончил фразу: - ...Проявить к нему предельное внимание. Малютка Банни, покрутив кулачищем, сказал: - Проявим, Никколо. Еще как проявим. - Банни! - нахмурил брови лейтенант Лоджо. - Не вздумай наделать глупостей. А с вами, мистер Кейри, я бы хотел встретиться, как только вас освободят дамы. Желаю приятного путешествия по Стране Восходящего Солнца. - Он быстро смешался с толпой пассажиров, покидающих ресторан. - Что вы на это скажете? - спросил Томас Кейри, несколько отстав от жены, мисс Брук и Малютки Банни. - Неслыханно, чтобы гангстера выпускали на свободу, зная, что он наверняка совершит преступление. Это слишком даже для такой свободной страны, как наша Америка! Мистер Гордон с улыбкой посмотрел на своего молодого друга: - Вам, как работнику прессы, не пристало удивляться. В шестнадцатом веке за деяние меньшего масштаба Патрика Лопеса давно бы уже вздернули на рее, если бы только он не занялся морским разбоем. Лишь пиратство считалось тогда одной из самых почетных профессий, приносившей славу и золото королеве Елизавете. Удачливые пираты не были обойдены монаршей милостью. Вспомните хотя бы Фрэнсиса Дрейка. Извините, Том, я, как всегда, ухожу от современности или ищу в ней аналогии с далеким прошлым. Если хотите знать мое мнение относительно возвращения Патрика, то я рад его появлению. Такой персонаж не может, не должен сходить со сцены так рано. - Стэн! В уме ли вы? Мы так радовались, что избавились от этого лжеотца! - Никогда еще, Том, я не ощущал в своем сознании такую ясность мысли. - Извините, Стэн. Я слушаю вас. - Томас Кейри с опаской посмотрел на мистера Гордона. - Я исхожу из того, Том, что теперь, зная, на что способен Лопес, мы станем держаться осторожнее. Лейтенант Лоджо должен организовать за ним наблюдение. Если у Патрика есть сообщники, то он обязательно станет с ними встречаться и выдаст их нам. И еще у меня мелькнула мысль, которая вам действительно может показаться сумасшедшей. Я считаю возможным привлечь Лопеса на нашу сторону, заставить работать на нас... - О, Стэн! - только и мог вымолвить Томас Кейри. Но через десяток шагов не выдержал, спросил: - Каким образом? - Патрик-Клем сейчас чувствует себя неуверенно и будет совсем деморализован, когда узнает об исчезновении Антиноми. - Вы думаете, он будет морально подготовлен к переходу на нашу сторону? - Вполне, Том. К тому же с нами Малютка Банни, который внушит ему, что лучше всего поладить миром. Но это еще не все, Том. Если он не знает об опасности, грозящей судну, то сообщение об этом должно окончательно потрясти его. Он сообразит, что и его хотят убрать вместе со всеми нами. Ему ничего не останется, как стать нашим единомышленником. Кроме того, вы не можете не согласиться, что лжеотец Патрик - симпатичный персонаж, его жаль лишаться до конца второго акта. - Не знаю, Стэн, что и сказать вам на все это. Благоразумнее было бы убрать Патрика с судна, то есть не пускать его снова на "Глорию". Но раз мы бессильны сделать это, надо искать способ обезопасить в первую очередь наших женщин от возможного нового покушения Лопеса. Они подходили к каюте, когда посреди коридора увидели лейтенанта Лоджо, явно поджидавшего их. - Дорогой профессор, - сказал он, сводя глаза к переносице, - я должен один на один переговорить с мистером Кейри. - Я слушаю вас, Никколо, - сказал Томас Кейри. - Извините, Стэн. - Пожалуйста. Жду вашего звонка. Лейтенант Лоджо, взяв Томаса Кейри под руку, зашептал на ухо: - Они здесь! На судне! Сегодня на рассвете мои люди засекли их на верхней палубе в обществе вашего черного друга. Не можете ли вы объяснить, какое он имеет отношение к убийству Паулины? Думаю, вы подослали его к ним, не поставив меня в известность. Вы что, один хотите пожать лавры после нашей клятвенной договоренности? Отвечайте, мистер Кейри! - Оставьте, Никколо, этот официальный тон. Ваше сообщение меня просто удивляет. Видимо, вы очень устали от этого крайне запутанного дела. Теперь же вы его еще больше усложняете, вводя новую сюжетную линию, как говорит наш профессор. - Этот профессор! Почему же он встречался ночью, в глухом месте с этими подозрительными личностями? Поведение вашего черного друга... - Оставьте, Никколо, цвет кожи! - ...мистера Гордона весьма подозрительно. - Совсем нет. Он привык рано вставать. - В четыре часа? - Именно, и совершать утреннюю прогулку. - Вы считаете это прогулкой со случайной встречей? - Совершенно верно, Никколо. Так оно и есть. - Тогда дело принимает другой оборот. Но эти двое весьма подозрительны. Их раскопала Бетти в своей картотеке. Вчера сообщила мне, а сегодня мой агент докладывает об этой самой явочной встрече. Невольно возникают подозрения. Вы уверены в своем друге? - Как вы можете сомневаться, Никколо! - Ах да! Раз друг, то, конечно... Бегу, Том. У меня, как всегда, дел по горло. Отвечаю за распределение в отелях, экскурсии, сохранность пассажиров, их настроение и так далее. Салют! - Передайте очаровательной Бетти привет. - Благодарю, Том. Я всегда считал вас человеком с большой буквы и с восклицательным знаком. Еще увидимся сегодня? - Глаза его вновь засветились неиссякаемой энергией и отвагой. Автобус мчался по узким улицам Иокогамы в потоке маленьких приземистых машин и велосипедов. Джейн, глядя в зеркальное стекло, сказала: - В каждом доме лавка, магазин, кафе или еще что-то торгующее. Этот город почти ничем не отличается от японских кварталов в Гонолулу, не правда ли? - Мне нравится и такая сутолока, и компактные домики, - ответила мисс Брук. - Особенно хороши иероглифы на вывесках. - Да, необыкновенно, я бы сказал, изысканно изящны, - согласился мистер Гордон. - В них заключена мудрость тысячелетий. Малютка Банни, сидевший рядом с мисс Брук, хмыкнул: - Не понимаю, почему бы им не писать, как все люди? Все засмеялись, в том числе и сам Банни. Томас Кейри, поглядывая на нежный профиль жены, вновь и вновь возвращался к мысли отправить ее назад в Штаты. Несмотря на явный оптимизм мистера Гордона, он считал, что впереди самая трудная и опасная часть их пути. Временами ему чудилось, что за спиной появился тот страшный человек, и он, похолодев, медленно оглядывался, сжимая в кармане рукоятку револьвера. Тягостное состояние прогоняла улыбка Джейн или бас профессора, которого радовало стройное развитие сюжета "пьесы", в которой все они оказались невольными актерами. Позади остался унылый город Кавасаки, с закопченными цехами заводов и серыми, тусклыми домами. Автобус въехал на мост через небольшую речушку, и девушка-гид с хорошо рассчитанной радостью в голосе объявила, что они проезжают мост через реку Сумида, на другом берегу которой - Токио. Через сорок минут пути по токийским улицам, еще более плотно забитым машинами, миновав Гинзу - торговый центр японской столицы, - автобус остановился у отеля "Империал". От подъезда отеля из стекла и бетона к автобусу двинулись неторопливым, полным достоинства шагом бравые ребята в пышной "адмиральской" униформе - служители отеля. В холле отеля ждал Клем-Патрик в отлично сшитом костюме из голубого твида. Он шел навстречу, широко улыбаясь. Джейн и мисс Брук невольно укрылись за спицами мужчин. Клем-Патрик сделал вид, что не заметил этого, и, подойдя почти вплотную, сказал: - Как я рад, друзья мои, встретить вас здесь! Проклятый торговец вином чего-то подсыпал мне в бутылку, и я проспал на Гавайях двадцать один час, и ни минутой меньше. Зато я уже четверо суток здесь! Должен сказать, что ничего хорошего пока не встретил, если не считать шикарных ночных баров. Мисс Брук, миссис Кейри, как вы обе похорошели за эти дни... Малютка Банни подошел к нему вплотную: - Заткнись, Клем! И не вздумай снова наделать глупостей. Томас Кейри с Джейн и мисс Брук обошли их, не сказав ни слова. Мистер Гордон остался. - Нам следует с вами поговорить, и по очень важному делу, - сказал профессор. - Вы насчет моего иска? Но это мы уладим полюбовно. Я не люблю связываться с судом. Уладим, профессор. Вам это будет стоить не так уж дорого. Мистер Гордон невольно улыбнулся наглости Клема. - Уладим, отец Патрик, я привык называть вас так, вам очень шла сутана. Думаю, обойдемся без финансовых затрат. Вопрос идет о более существенном. Посмотрев вслед мистеру Гордону, Клем сказал: - Зайдем, Банни, в бар, ты там мне объяснишь, что все это значит. - Пошли, Клем. Ты сильно отстал от жизни, и тебе следует промыть мозги. В баре, держа стакан с виски, Патрик-Клем спросил: - Что за разговорчик хочет завести со мной этот негр? Ну да дьявол его забери. Ты лучше мне вначале расскажи, как тебя сумел уговорить Эдуардо. И где он сейчас? Я жду его с раннего утра. - Патрик-Клем содрогнулся, предчувствуя, во что может вылиться встреча с Антиноми. - Я обрадую тебя, Клем, - сказал Малютка Банни, отпив из стакана. - Твой партнер сыграл за борт. Патрик-Клем поперхнулся виски. Откашлявшись, спросил с плохо скрываемой радостью: - Кто бы это мог? Наверное, ребята Барреры? Эдуарде изрядно им насолил. Вот и достукался. Все дельные советы отметал. Не знаю, почему шеф так с ним носился? По сути дела, это был хвастливый дилетант без капли воображения. Выпьем за упокой его грешной души, Банни! Ну что ты так на меня уставился, будто я его спровадил к акулам. Ты ведь теперь вместо него? - Как видишь, Клем. - Тогда мы быстро и тонко обделаем это дельце. Эдуарде на дне морском завертится от зависти. Ну, будем! Отличный напиток! - Виски приятно освежает. - Еще бы! - Ты запомни, Клем, на свежий котелок: все, о чем ты сейчас подумал, надо выбросить за борт вслед за Эдуардо. А не то!.. - Банни так резко поставил стакан, что виски выплеснулось из него на стол. Клем глуповато улыбнулся: - Ты что, к Харрису переметнулся? - Ни на кого я не работаю, Клем. Эти люди теперь мои друзья. - И даже негр? - Не скаль зубы! И негр, и Том, и остальные. Даже их пес. Если я только замечу, то... - Понятно, Банни. Вот не ожидал. Уладим, Банни... - Я это знал, Клем. Парень ты сообразительный. Пятерки, наверное, получал у отцов иезуитов? - Учился я здорово, Банни. Отец Августин говорил, что меня ждет завидная карьера духовного пастыря. - Его предсказание сбылось, Клем. - Банни пересел рядом с Клемом. - Машинка при себе? - Ну конечно. Фараоны старый кольт зажилили. Ты что? - Тихо! Я реквизирую его - от соблазна. И не вздумай заводить новый! - Ой, Малютка, с огнем шутишь! - Мне приходилось работать пожарником. - Вот теперь надо выпить по-настоящему, - сказал Патрик Клем, когда его пистолет перекочевал в карман Малютки Банни. - Какой ты с меня груз снял! Целую тонну! Ты думаешь, интересна мне была охота на людей, тем более таких симпатичных, как эти твои друзья? Патрика-Клема действительно охватило глубочайшее чувство облегчения: он избавился от угнетавшего его напарника и получил долгожданную свободу действий. В уме он набрасывал телеграмму шефу. В Токио или в крайнем случае в Манилу тот пришлет в его распоряжение одного или двух подручных. - Ах, Банни, Банни, - сказал он почти с нежностью, - как жаль, что ты не встретился мне раньше! Именно с тобой бы хотелось мне всегда работать. - На его круглом лице мелькнула тень тревоги. - Ты не знаешь, Банни, что от меня надо этому настырному негру? - Понятия не имею, Клем. РАСКАЯНИЕ ПАТРИКА-КЛЕМА Патрик-Клем выпил, поставил стакан и уставил свои хитроватые глазки на мистера Гордона, стоявшего посреди своей каюты. - Послушаем, док, что вы мне хотите выложить. Но не сомневаюсь, что мы поладим. Конечно, ущерб был нанесен мне, и дело мое, как говорил покойный Эдуардо, чистое. Ну, ну, я слушаю, док. Банни, плесни мне еще. - Дело, мистер Клем, идет совсем не о возмещении ущерба, - сказал Томас Кейри. - Вы знаете, как вам опасно поднимать какое-либо дело против нас. Послушайте внимательно, что скажет мистер Гордон. При первых же словах профессора Патрик-Клем насторожился, с его лица сошла самодовольно-плутоватая улыбка. Он слушал молча, отодвинув стакан на середину стола. Удивление, страх, что-то похожее на раскаяние сменялись в его сознании, пока профессор и Томас Кейри по очереди объясняли ему ситуацию. Патрик-Клем долго молчал, уставившись в полированную крышку стола, наконец поднял голову. - Выходит, я влип с двух концов, - сказал он с виноватой улыбкой. - И с вами, и потом вместе с судном. С вами едва не угодил в тюрьму, а с "Глорией" - полная крышка. То-то мне дали билет на полный рейс. Эдуардо сказал: "Прокатишься, отдохнешь". Им не нужны свидетели в таком деле. Пятнадцать миллионов не шутка. Все может погореть. Нет, они все продумали, кроме промысла божьего. Да, я великий грешник, преступник, а он продолжает направлять меня. - Патрик-Клем встал, сложив ладони на груди, стал шептать на латыни благодарственную молитву и заодно прикидывал, как ему держаться дальше с этими наивными людьми. Неужели они думают, что он будет находиться на судне до тех пор, пока то не пойдет ко дну? Нет, он смоется на Филиппинах, Манила не хуже Сан-Франциско. Там он снова сменит имя и откроет свое дело - бар с отдельными кабинетами. Бар "Святой Августин"! Патрик-Клем расцвел в улыбке, окончив молитву, словно на него снизошла благодать божья. - Вы знали Тихого Спиро? - спросил Томас Кейри. - Ну а как же! Парень был почище Эдуардо. Много лет работал у Минотти, и как работал! Но я не думаю, чтобы ему поручили главную задачу, он был всего лишь мастер действовать ножом и пистолетом, а здесь надо обладать смекалкой, знать судно, иметь ко всему доступ. Вместо Спиро и поехали мы с Эдуардо, ну а те двое работали еще со Спиро, потому нам достались алкаши несчастные. - Вы как будто сожалеете, что не убили нас? - Избави бог, Том! Просто я не люблю тех, кто напивается на работе. Да и вообще оба они мне не нравились. Господь справедливо покарал Мадонну и Фрэнка. - С кем вы еще поддерживали связь на судне? - спросил мистер Гордон. - Я знал только Эдуардо. Пустой-был, чванливый, и тут - ни капли выдумки! - Патрик-Клем пошлепал себя ладонью по лысине. - Все пыжился. Ну да бог с ним! - Он прижал руки к груди. - Джентльмены, у меня нет слов, чтобы достойно выразить вам свою благодарность. Вы спасли меня, поставили на путь истинный, которому я теперь стану следовать до конца своих дней. Располагайте мною в вашем святом деле спасения ближних. А сейчас разрешите мне выпить с вами и удалиться. Поймите, то, что я от вас узнал, потрясло меня и обновило. Прекрасный коньяк! Прощайте! До вечера. - Одну минуту, мистер Лопес, - остановил его профессор. - Если вы хотите нам помочь, то назовите всех людей Минотти на судне. Не сейчас. Вспомните, составьте список. - Людей Минотти? - Патрик-Клем сделал вид, что раздумывает. - Кое-кого могу выложить и сейчас. Вот, например, стюард Рой Коллинз, по кличке Коротышка Рой, второй помощник капитана Томсен. Есть его люди и среди матросов, я не знаю, с каким заданием они едут, но то, что они устроились сюда через шефа, это истинная правда. - Судно сильно задрожало. - Есть и в машинной команде. Там что-то случилось то ли с гребным валом, то ли с турбиной. Чувствуете, как все трясется? Не бойтесь, не опасно. Чинят на ходу. Или вы другое думаете? - Сейчас все опасно, - сказал мистер Гордон. - Истинно, док. Оставляю вас пока. Список подготовлю к вечеру. - Ну что вы скажете? - спросил мистер Гордон, когда за Патриком-Клемом закрылась дверь. - Что-то с ним произошло, - сказал Томас Кейри. - Я следил за его лицом и речью - действительно, он был потрясен. - Вот видите, - мистер Гордон потер руки, - опыт удался. Что вы, Банни, так иронически улыбаетесь? - Вспомнил, как он читал молитву - прямо святой апостол. Скользкий это человек. Если бы вы видели, как он обрадовался, когда узнал, что его напарника сплавили за борт. Конечно, он сейчас напуган и из боязни пойти на дно может сообщить что-то дельное. - У вас трезвый ум, Банни, - сказал мистер Гордон. - Действительно, такого человека не перевоспитаешь за четверть часа, но - пусть стимулом был страх, - по крайней мере, теперь он менее опасен. - Вот это будет правильнее, - согласился Малютка Банни. - Клем, да и все его дружки трусоваты. Действуют они наскоком, исподтишка, когда их не ожидают, нападают на безоружных. Ну, встречаются и храбрые ребята, да храбрость эта от безвыходности: не убьешь, так тебя кокнут. И потом риск, опасность действуют как героин: человек привыкает и не может без них обойтись. - Вы психолог, Банни, - сказал Томас Кейри. - Я и слова-то этого не понимаю, Том. Приходилось мне самому вращаться среди мафиози, первое время, конечно, пока не стал на ноги. Мистер Гордон прошелся по ковру до окна, посмотрел на сверкающую синеву океана, на японский сейнер, шедший навстречу, - от его носа расходились белые пенные усы. - Нет, мы не прогадали, - сказал мистер Гордон, отвернувшись от окна. - Вы замечаете, друзья, как сжимается кольцо вокруг последнего человека Минотти? Вот-вот он выйдет на авансцену. Но как он поведет себя? Что предпримет? Один ли он? Мы не знаем, какие реплики, какой монолог произнесет этот посланец Чевера - Минотти. - Если бы засветить его, - сказал Малютка Банни, сжав кулаки. - Главное - засветить. Мистер Гордон снял телефонную трубку, набрал номер каюты капитана "Глории". - Алло, Дав! Говорит Стэн. - Какого дьявола! Я же просил выключить телефон! Хотя... кто это? Неужели Стэн? Как хорошо, что ты мне позвонил. Прямо обрадовал, дружище. Удачно выбрал время. - Извините, Дэв, мы с Томом просим вас немедленно нас принять. В ответ послышался пьяный смех. - Немедленно? Вы слышали, им надо меня немедленно! Ах, Стэн! Ты хороший старый негр, но я очень занят по горло занят. Между нами, у меня прелестная девочка. Зашла меня навестить. Дьявол тебя возьми, заходи через... через полчаса. Нет, отставить: она велит через час. Мистер Гордон повесил трубку и в ответ на вопросительные взгляды Томаса Кейри и Малютки Банни сказал: - Капитан весьма сожалеет, что не сможет нас принять сегодня. Томас Кейри произнес: - Я возьмусь выяснить, что собой представляет второй штурман. Позвонила Джейн. Поговорив с ней не больше минуты, Томас Кейри сказал: - У нее какое-то важное известие. Бегу. И сообщу немедленно, в чем дело. Джейн необыкновенно эмоциональна, интуитивно может раскрыть то, над чем мы безуспешно бьемся. - Спешите, Том. Я тоже верю в интуицию. Встретимся за обедом. Вас, Банни, я также не задерживаю. У вас, думаю, найдется лучшее занятие, чем сидеть со старым негром. - Нет, док. Ничего пока. Лиз сказала, чтобы я порезвился один до вечера. Так и сказала: "Порезвись, Банни, а я от тебя немного отдохну". И это, наверно, правильно, док? Бывает так, что хочется побыть одному? - Бывает, Банни. Человеку иногда надо сосредоточиться, подумать, разобраться в своих мыслях. - Вот-вот, и Лиз так говорит. Я же, док, мог бы, кажется, всю жизнь не отходить от нее. - И так бывает, Банни. - Помолчав немного, профессор спросил: - Вы не раскаиваетесь, Банни, что не сошли в Японии? - Да как сказать... Конечно, док, как только я узнал, какая здесь может получиться ловушка, то стал уговаривать Лиз, да и вам всем я говорил, что надо подрывать с этого судна. Вы не захотели, ну и Лиз, она, гордячка, даже трусом меня обозвала. Вот я и остался. Если в самом деле что случится, я постараюсь как-то помочь Лиз. - Мы вам очень благодарны, Банни. - Ну какая там благодарность! Должны же люди помогать друг другу! Теперь вы мне объясните, док, как вы думаете прищучить того парня, что хочет пустить всех ко дну. Может, я тут смогу быть полезным. - Конечно, Банни, мы на вас очень надеемся. Выявляйте людей Минотти. От них могут идти нити к тому человеку. - Не так-то просто. Мне кажется, док, у вас есть какой-то другой план. Больно вы надеетесь, что он даст схватить себя за руку, не так ли? - Признаться, Банни, я действительно думаю, что очень скоро он выйдет на сцену. Его выход назревает... - Так и придет и раскроется? - Могут быть разные варианты. Не исключено, что вначале мы нападем на его след через других ставленников Минотти, которые несут службу на судне. Капитан Смит сказал, что одному человеку почти невозможно осуществить крупную диверсию. Следовательно, их несколько, как в группе Антиноми. Возможно, мы даже знаем Этого человека, встречаемся с ним. Необходимо изучать людей, Банни, стараться постигнуть их внутренний мир анализировать поступки. Иногда какая-то мелочь, жест, слово, выражение лица, может натолкнуть на верный след. - Вы странный человек, док. - Я просто аналитик. Преступник рано или поздно раскрывается, как занавес перед чествованием актеров. - Схватить бы его, док, до того, как он попытается что-либо сделать. Дьявол его знает, может, где-нибудь в трюме заложено тонн пятьдесят взрывчатки, и взорвать-то ее можно из любой каюты. Хотя вряд ли найдется идиот, который стал бы топить судно посреди океана, рискуя самому очутиться на дне. Разве только сумасшедший... - Есть и такие, Банни! - вспомнил мистер Гордой встречу с обувным королем - поэтом. Джейн раскладывала пасьянс, когда Томас Кейри вошел в каюту. Мисс Брук с волнением наблюдала, как ложатся карты на стол, создавая сложный рисунок. Она шепнула: - Том! Ради всего святого, не мешайте. Томас Кейри сел в кресло и стал наблюдать за руками жены и за выражением ее сосредоточенного лица. Казалось, обе женщины проводят какой-то необыкновенно важный опыт, от завершения которого зависит их судьба. Наконец последняя карта заняла свое место. Джейн и Лиз переглянулись засиявшими глазами и бросились друг другу в объятия. - Том! - радостно воскликнула Джейн. - У нас получились подряд два "Наполеона"! Без единой ошибки! - Эх, милые мои... - Ни слова больше! - сказала мисс Брук. - Мы загадали, что если сойдутся пасьянсы, то все будет прекрасно... Перед обедом