не унимался: - Ну пересиль свою природную лень! В крайнем случае прикажи Пенелопе. - Пенелопа подзаряжается, и ты великолепно знаешь, что ей запрещено производить такие тонкие операции. В дверях появилась Пенелопа. Глаз ее вопросительно мигал. За ней тащился провод с вилкой. - Вот видишь! - обрадовался Костя. - Пенелопочка, выключи эту машину, наполненную шумом и одноклеточными организмами. Глаз у Пенелопы замигал еще чаще. Мне пришлось вмешаться, чтобы не мучить бедную Пенелопу. Я послал ее принести чаю. Она это сделала со своей всегдашней поспешностью, но на этот раз ничего не разбила и не расплескала. Костя повернулся спиной к экрану и, поблагодарив робота, взял чашку. Прихлебывая чай, он говорил: - Тебе хорошо было сегодня в рубке дежурного, а у нас выдался трудный денек. С раннего утра мы вместе с Павлом Мефодьевичем и целым отрядом дельфинов ходили к "атомным атоллам" в поисках новых мутантов и не нашли ничего стоящего внимания. Старик этому чрезвычайно обрадовался. Он сказал, что наши дела не так уж плохи, как кажется некоторым. У матушки-Земли неистребимый запас сил, что же касается отклонения от норм, то он в данном случае рассматривает их как эксперименты того все еще необъяснимого чуда, что мы зовем жизнью. Расфилософствовался и находился все время в очень хорошем приподнято-мечтательном настроении. Что это, натренированная воля или он подчиняется программе? И какая работоспособность! Нет, я не мог бы так здорово играть роль выдающегося ученого и счастливого человека, зная, что начинен транзисторами. Между тем на экране раскрывалась интимная жизнь клетки. Из хаоса молекул возникали гигантские шары. Раздуваясь, они трепетали от скрытых в них сил. Неожиданно оболочки шаров разлетались множеством брызг и опять зарождались из блестящих крохотных зернышек. Шел синтез белка... - Ты забываешь о законах гостеприимства, - сонно сказал Костя. - У меня в глазах какая-то каша из амеб, протоплазмы, рибосом и свиноптицеящеров. Давай лучше послушаем бурю. Какой у диктора торжественный голос, как у жреца... Слышишь, как поет пассат? Наконец-то он оставил свой сентиментальный шепот! Ты посмотри, он хочет сорвать наш остров с мертвых якорей! - Как надо было испугаться нашим предкам, чтобы этот страх и уважение к стихиям сохранились у нас в подсознании, хотя мы знаем, что находимся в полной безопасности. Представляю, как было страшно, Костя, когда людей посреди голых скал или в степи застигала буря. Ночь! Молнии вонзаются в землю, дробят и плавят камень, почва содрогается. Холодные потоки падают сплошной стеной. Умереть можно от ужаса, не зная причин этого явления! Все-таки люди выстояли, и не одну грозу. Спрашивается, как? Превозмогли страх. Я представляю, как старший в роде, прикрытый шкурой пещерного медведя, стоя над упавшими ниц соплеменниками, грозил небу каменным топором. Кажется, никто еще не создал такого полотна, скульптуры, зрелищной ленты. А стоит. Помнишь, что сказал Павел Мефодьевич? - "Все, что в вас, и ум, и сила, и умение отличать красоту от уродства, бороться и побеждать, - не ваше. Все - наследство предков, и вы, умножив, передадите его потомкам". - Я тоже перестал смотреть на экран. На самом деле все, что там происходило, стало казаться мне мелким, незначительным по сравнению с бурей, сотрясающей остров, и картиной, воскрешенной Костей. Конечно, сказывалась и усталость. Я подумал: "Надо отправить Костю спать. Принять душ и тоже завалиться в постель". Неожиданно на экране произошла заминка, исчезли буйствующие клетки. Несколько секунд экран померцал пустым голубым полем, затем на нем появились мама, дедушка, Катя. Мы вскочили и бросились к экрану. Мама виновато улыбалась. Дедушка подозрительно рассматривал нас. Сияющая Катя взмахнула рукой: - Ив! Костя! Вчера показывали вашего поросенка-ящеренка. Какой он жалкий! Как вы могли убить его? - Ты не видала его в воде! - нашелся задетый за живое Костя. - Он чуть не откусил Иву ногу. - Такой маленький? - Оптический обман. Посмотрела бы, как он ринулся на нас. Укол его хвоста смертелен! Вот погоди, я пришлю тебе цветную ленту. Ты увидишь целое стадо свиноящеров среди кораллового леса. Не тот облезлый экземпляр. - Правда? Даешь слово, Китодой? - Клянусь плавниками Матильды! Мама прервала: - Катерина, не трещи, как съемочная камера, дай и нам вставить словечко! Ив, ты охотился на это ядовитое чудовище! Нет, нет, не оправдывайся! Диктор сказал, что оно убито гарпуном каменного века. Что могло произойти!.. - У мамы в глазах заблестели слезы. В несколько мгновений она пережила возможные трагические последствия нашей встречи со свиноптицеящером. Мама - режиссер художественных лент, преимущественно героических. В дни моего отъезда она ставила фильм о первых исследователях Арктики и в результате подарила мне костюм с электрообогревом. - Ив! Я введу это в фильм. - В снежную балладу - тропических рыб? - Ах, баллада! Она уже спета. Получилась очень средняя лента. Мама всегда так оценивает свою выполненную работу и теряет к ней всякий интерес, она вся уже в новых свершениях. - У меня сейчас другое, нечто потрясающее: снимаю космическую экспедицию "Последний день на "Галатее". Сколько пришлось им пережить! Трое погибло! Нет, теперь четверо. Радон гибнет в океане от этих ваших... Мама самым подробнейшим образом стала разрабатывать сцену гибели героя в глубинах океана "Галатеи". Дедушка слегка покашливал и нервно постукивал пальцами по подлокотникам своего удобного кресла. Катя с Костей вполголоса вели интересный разговор. Костя, не жалея подробностей и красок, рассказывал о наших будничных занятиях. Кате не хватало воздуха от переполнившего ее восторга. Сестра многое унаследовала от мамы. Забыв обо всем на свете, она ловила каждое Костино слово. Встретившись со мной взглядом, она всплеснула руками: - Как здорово у вас там! Обязательно прилечу и заведу себе друга - примата моря. А у нас! Если бы вы знали, как у нас скверно! Сколько мы глотаем разных таблеток, принимаем уколов да еще мажемся мазями от проникновения этих лучей. У нас и одежда противолучевая, недавно все крыши на домах и машины покрыли специальной краской. Всюду заменили стекла. - Катя перевела дух, покосилась на маму, рассказывающую трагический финал на "Галатее", и продолжала: - Мы почти не передвигаемся. Только мне одной удалось слетать к папе. Там тоже все защитное, но не такое надоедливое. Целую неделю мы жили так же, как и вы, первобытной жизнью: только мы и природа! Спали прямо на болоте в плавающих вигвамах. Вокруг день и ночь кричат гуси, утки, лебеди. У одного лебедя гнездо было у самых наших дверей, и он пребольно кусался. Мы подсчитали количество пернатых по папиному методу... Дедушка крякнул и поманил меня пальцем: - Ты просмотрел мою работу? Я совершенно забыл о его брошюре и сказал, чтобы не обидеть его: - Еще не дочитал. - Очень хорошо. Работа требует вдумчивого к ней отношения. Конспектируешь? - Еще нет. - Обязательно конспектируй. И обрати внимание на пятую главу, где приведен график... увеличения размеров пыльцы араукарий в зависимости от радиации... Мама прервала на полуслове пересказ сценария и строго посмотрела на дедушку, потом на Катю, уже напевавшую Косте какой-то новый мотив. - Я слышу какие-то странные звуки. Кто-то воет. Не ваш свинячий ящер? - Это я, мама, пела "Веселого слона". - Ужасный танец! Я не говорю уж о том, как неприлично петь, когда говорят старшие. Но в данном случае... - Действительно, ребята, у вас кто-то воет! - обрадованно воскликнула Катя. - Пассат! - торжественно сказал Костя. - Обратите внимание на вазу с орхидеей. Поверхность воды колеблется. Можете судить, какая сила ветра, если качает наш остров! - Ой, как здорово! - крикнула Катя. Мама задумалась. На лице ее блуждала рассеянная улыбка. Наверное, она уже строила сцену с бурей на "Галатее". Дедушка воспользовался паузой и подал дельный совет: - Не вздумайте высовывать нос за двери - унесет, как пыльцу с араукарий. Мама, Катя и дедушка улыбались на прощание и что-то говорили, все сразу беззвучно шевеля губами. Затем автомат извинился за атмосферные помехи, и мы остались одни перед темным экраном. Костя, развалясь в кресле, стал насвистывать "Веселого слона", пассат за окном аккомпанировал ему. Неожиданно Костя сказал: - Знаешь, лягу-ка я у тебя вот здесь, на этой прекрасной имитации шкуры морского кота. Как все-таки у нас укоренились эти атавистические привычки - почему-то хочется лечь именно на шкуру и лучше, конечно, на подлинник, но где его взять в наш гуманистический век... Нет, ты не беспокойся, мне ничего не надо больше, только брось из своей изысканной спальни пару подушек, одеяло и две простыни. Поболтаем, как на Ленинских горах. Помнишь нашу "каморку"? Ты иди, иди на свое ложе, только не закрывай дверь. Он долго укладывался, ворочался, что-то бормотал. Наконец умолк, но ненадолго. - Ты не спишь? - спросил он. - Очень жесткая твоя искусственная шкура. Хотя говорят, такие кровати очень полезны. Чем, не знаю. Проверим. Вообще отлично, только под бок почему-то попал твой универсальный ключ. А еще меня обвинял! - Ключ прошуршал по полу и ударился о стенку. - Он в западном углу, - довел до моего сведения Костя. - Нет, шкура без ключа вполне терпима. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Мелю всякую чепуху, а сам думаю. Ни за что не догадаешься. - Трудно. У тебя так сложна эмоциональная жизнь! - отозвался я. - Не язви. Жизнь как жизнь. Не сложней, чем у всех. Я думал о Биате. Сейчас она, перед тем как заснуть, смотрит на Землю, и кажется ей Земля такой сияющей и тихой. Ей и в голову не приходит, что пассат хочет сорвать наш остров. Он замолчал наконец и, наверное, лежа с открытыми глазами, подумал так же, как и я: "Когда же появится эта звезда, наделавшая столько хлопот на Земле и укравшая у нас Биату?.." ЗОВ ПРЕДКОВ В полном распоряжении китов находились пастбища с любимой едой, их охраняли от врагов, заботились об их здоровье и даже настроении и культурном отдыхе: недавно Петя Самойлов установил около двадцати буев с транзисторами, и киты с видимым удовольствием слушали музыку на ультракоротких частотах. В полдень киты подплывали вплотную к музыкальным буям и замирали неподвижными глыбами. Тави уверял, что во время слушания концертов они даже не сплетничают. Петя написал статью в радиогазету, специально выпускаемую для звероводов всех широт, о благотворном влиянии музыки на нервную систему своих питомцев и как результат отмечал увеличение веса китов и повышение надоев молока. Наша Матильда, например, стала давать молока больше на сто литров в сутки. Все эти киты родились и выросли на пастбищах вблизи плавучего острова, и все же иногда, неизвестно, по каким причинам, их охватывает дух странствий. Где-то в подсознании гигантов дремлет желание бросить все и плыть, плыть по дорогам предков. В такие периоды усиливается охрана, подается более высокое напряжение на ограждения пастбищ и даже в редких случаях вводятся в кровь китов антистимуляторы. И все-таки почти каждый год несколько китов (большей частью молодые самцы) уходят. Вырвавшись на простор, они устремляются на юг, в Антарктику. Для побега, обычно выбирается темная, ветреная ночь. Уйти беглецам почти никогда не удается. Сразу же по их пятам устремляется аварийный патруль дельфинов с радиопередатчиками. К утру, как правило, беглого кита настигает и воздушная погоня. Несколько дротиков с ампулами антистимуляторов, беглец останавливается в окружении своих меньших братьев - дельфинов и, покоряясь их приказам, лениво плывет назад. Правда, если до появления воздушного разведчика не перехватит его стая косаток. Авилла, пятилетний синий кит, бежал сразу после восхода солнца; за ним в брешь, образовавшуюся в силовом поле во время шторма, устремилось еще десятка полтора тоже преимущественно молодых китов. Все они были задержаны соединенными силами патрулей из приматов моря в двадцати милях от острова и к рассвету возвращены на пастбища. Одному Атилле удалось вырваться далеко вперед, он не обращал внимания на дельфинов, которые мастерски имитировали сигналы китов на высоких частотах. Смысл сигналов был таков: остановись, возвращайся назад, впереди опасность. Атилла почему-то игнорировал предупреждение. Он или уловил фальшь, или зов, приказывавший ему плыть к югу, был неодолим. Всю операцию по возвращению основной массы беглецов провели дельфины без нашего участия. И сейчас десять из них сопровождали Атиллу. Кит шел со скоростью двадцати миль в час. Самописец на центральном посту чертил на карте ровную линию, она начиналась от острова и двигалась в направлении Южного магнитного полюса. Костя сказал: - К рассвету он пройдет около двухсот тридцати миль. Если мы выйдем на ракете утром, то сможем догнать его только к вечеру. Будь я дежурным, я бы разрешил отправляться немедленно. Тогда мы сможем возвратиться к утренней дойке. На это Нильсен (он был дежурный) ответил: - Я думаю, что тогда бы вмешался Совет острова и отменил распоряжение дежурного. В океане сильное волнение и опять замечены косатки. - Мы возьмем гидролет, - сказал Петя. - Утром. Только утром. - У нас дойка. - Вы не считаете возможным доверить этот процесс кому-либо из нас? - Не хочется сваливать свой труд на других. Атилла убежал по нашей вине: мы не проверили после шторма силовые поля. - Совет рассмотрит степень вашей вины. Утром я разрешаю вам взять гидролет, а дойкой займутся такие испытанные китодои, как Чаури Сингх и Лагранж. Жаль, что я еще к тому времени не смогу оставить свой пост. Когда-то с вашей Матильдой мы были друзьями. Ки предупредил: - Не забудьте, что Матильда стала давать молока на сто литров больше, а также вся наша группа. - Ваша группа! - Конечно, киты... Все, кроме Кости, засмеялись; он что-то уж очень внимательно следил за курсом Атиллы. - Он слегка отклонился к западу, - сказал Костя, когда смех утих. - Видите, сейчас он снова лег на курс. Что-то у них там происходит, а мы здесь развлекаемся разговорами! Нильсен крякнул, но ничего не сказал. Мы все столпились у карты и смотрели на черную линию, она еле приметно росла. У патрулей был только миниатюрный передатчик, автоматически посылающий импульсы, но мы в это время представили себе Атиллу и его охрану, рассекающих фосфоресцирующую гладь океана. Вспыхнул зеленый предупредительный глазок на большой панели, и послышался бесстрастный голос кибера-переводч.ика: - Разведчик Кокури заметил косаток. Они идут тем же курсом, что и мы, в пяти милях к востоку. Кокури успел предупредить нас, а сам пытался увести преследователей по ложному следу. Атилла впервые послушался нас и на две мили отклонился в сторону от косаток. Он по-прежнему не слушается нас. Нужна срочная помощь. Передал Тави! Тави оказался главным в эскорте у Атиллы. У меня сжалось сердце, когда я подумал, какой опасности он сейчас подвергается. Нильсен спросил: - Тави! Не Черный ли Джек находится по соседству с вами? - Кокури не успел сообщить. - Постарайтесь отвлечь Атиллу как можно дальше к западу. - Мы делаем это, только Атилла- необыкновенно упрям. - К вам скоро выходит помощь на гидролете. Будь молодцом, Тави! Нам Нильсен сказал: - Вылетайте через два часа, с тем чтобы догнать их на рассвете. За два часа мы еле-еле управились, чтобы все подготовить к полету. Островитяне давно не пользовались этой старой тяжелой машиной. Мы с Костей залили в баки горючее и стали носить в гондолу оружие, ящики с ампулами, легкое водолазное снаряжение, продукты, как требовали правила полетов над океаном. В это время Петя и Ки, включив два переносных прожектора, осматривали двигатель и навигационное оборудование. Несмотря на глухую ночь, нас вышло проводить почти все население острова. - Черт возьми, как жаль, что в кабине нет пятого места! - воскликнул Коррингтон, пожимая нам руки. - Но одно мгновение. - Он направил на нас свою камеру. Когда мы уже поднимались по трапу, Гера, жена Нильсена, громко спросила: - Карл, ты уверен, что им удастся привезти этого Атиллу? - Уверен. - Я не совсем разделяю эту уверенность: слишком мала машина. Надо было бы вызвать из Коломбо сухой док. Нильсен закашлялся. Американец сказал: - Не тревожьтесь, мадам, эти ребята подвяжут его к фюзеляжу. Павел Мефодьевич молча помахал рукой. В лагуне засветилась дорожка для разбега. Костя с Петей заняли места пилотов. По бокам взлетной дорожки, состязаясь в скорости с гидролетом, мчались дельфины. Они уже знали, куда и зачем мы летим. Нильсен передал в лагуну сообщение Тави и свои ответы ему, и приматы моря провожали нас, желая удачи. С высоты трех тысяч метров поверхность океана казалась мутно-серой. Костя поднял машину почти к "потолку", и все равно океан мерцал под нами и казался совсем близко, источая свет звезд и своих бесчисленных обитателей. Петя и Костя разговаривали с Тави и Нильсеном. Тави сказал, что Атила несколько сбавил скорость, но все же упрямо плывет к югу. Нильсен приказал Тави ни в коем случае не вступать в драку с косатками, а только отвлекать их от Атиллы. Затем посоветовал нам не злоупотреблять применением антистимуляторов и рассказал, как года два назад он сам перестарался, пытаясь остановить такого же беглеца, и в результате кит неделю продремал, покачиваясь на волнах, а Нильсену пришлось сторожить его. Сообщив все это, Нильсен растаял на экране. Маленький Ки заснул, свернувшись калачиком на сиденье. Петя что-то рассказывал Косте, и они смеялись. В прозрачный потолок гондолы смотрели звезды. Среди них ярко горел спутник Биаты. Тави передал: "Они изменили курс. Идут на сближение. Послал Крака отвлечь их в сторону". Нильсен, одновременно слышавший это ничего хорошего не обещающее сообщение, сказал нам: - Постарайтесь, ребята, разыскать косаток, пока они еще не напали на Атиллу. - Как будто для этой цели мы и летим, - Костя бросил машину вниз так резко, что Ки проснулся и спросил: "Уже посадка?" - и заснул опять. Петя недовольно заметил: - Что за манера так варварски вести машину! Ты развалишь на куски эту старую колымагу. Нильсен предложил: - Советую использовать ночной стереобинокль для обзора поверхности океана. Костя подмигнул Пете, тот приник к окулярам оптического прибора. - Не отрываем глаз от этого бинокля, - сказал Костя Нильсену, - но пока ничего не видно. - Да, да, ничего, - подтвердил Петя. Костя спросил: - Что за термин ты употребил сейчас? Что за "колымага", откуда это? - Листал недавно уникальную энциклопедию у старика. Нужны были сведения древних о Калане. Смотрю - странное слово. Оказывается, это не менее странное сооружение на колесах, еще более древнее, чем автомобиль, на нем передвигались исключительно по твердым поверхностям. Без двигателя. - Как - без двигателя? - Костя повернул голову. - Ее волокли животные, по земле. - Ах, лошади! - Не только. Кажется, и другие четвероногие. - Ты смотришь? - Конечно. Пока ничего... Сколько слов умерло или получило совсем другое значение! Например, все мы знаем, что дворником называется очень несложное устройство для очистки прозрачных поверхностей, между тем в давние времена... На экране появился Нильсен. - Я бы на вашем месте, - сказал он, - отложил на некоторое время безусловно интересные лингвистические изыскания, так как цель вашего полета уже должна быть под вами, если, конечно, вы не сбились с курса. Петя покачал головой и шепнул: - Нет еще. Никого нет, чисто! - Курс верен! Океан чист! - Костя ответил с подчеркнутой сдержанностью, иногда это ему удавалось. - По моим расчетам вы пролетали над Атиллой! Почему-то ваш автопилот не посылает импульсов, и я не вижу вас на карте. Петя отрицательно затряс головой, а Костя невозмутимо ответил: - У нас нет автопилота. Ловите нас локатором. - Как - нет автопилота? Знал бы, не выпустил! В таком случае, вы еле плететесь! - Вот это верно! - согласился Костя. - Наша колымага не выжимает и половины запроектированной скорости. Чтобы это сооружение не рассыпалось, регистр везде понаставил ограничителей. Колымаге лет тридцать, если не больше. - Почти совсем новая модель. Ей специально увеличили площадь плоскостей и уменьшили скорость, а не то вы были бы уже за Южным полюсом. Почему вы называете эту модель "Колымагой"? - Был в древности такой прибор для передвижения. Нильсен улыбнулся: - Ну ладно, ребята. Я понимаю. Мне здесь несколько легче... Его перебил кибер, передавший сообщение Тави: "Появилась новая группа косаток восточнее нас... Мы..." Сообщение внезапно прервалось. - Вот не было печали! - сказал Костя. Петя вскрикнул: - Вот они! - Я же знал, что мы не сбились, - сказал Костя. - Только без паники... - Голос его стал глухим от волнения, лицо окаменело. - Проскочили! Надо зайти еще раз, - сказал Петя. - Будем бомбить с пикирования... Больше вероятности... Машина пошла носом вниз. На нас летело белесое полотнище. На нем виднелись фосфоресцирующие следы косаток. Их было около двадцати, они шли в кильватер на северо-восток. Всплеска ампул я не видел, они упали, когда мы уже умчались далеко вперед. По словам Пети, ампулы накрыли цель. Костя сказал: - Проверять некогда. Смотри не прозевай Атиллу. Что это молчит Тави? Неужели завязал драку! Появилось озабоченное лицо Нильсена. - Накрыли первую половину, - сказал Костя. - Идем на поиски второго отряда пиратов. Что-то молчит Тави. Как бы он не полез в драку. - Он не должен рисковать, - сказал Нильсен, - ему нечем драться. Ему надо только отвлечь косаток от Атиллы до вашего подхода. Ну, не буду мешать. К вам на помощь вышел "Кальмар". Он уже близко... - Что бы делали мы, не будь у нас этой информации? - усмехнулся Костя. - Прямо хоть возвращайся ни с чем! - Нильсен волнуется. Поставь себя на его место, - шептал Петя. - Он отвечает и за Атиллу, и за нас, и за дельфинов. Притом у него связаны руки. Ужасное состояние! - У всех ужасное состояние, только у нас оно самое разотличное! Мы кружили по спирали на высоте семисот метров, медленно смещаясь к северо-востоку. Разгоралась короткая тропическая заря, пышная и красочная, как фейерверк. Проснулся Ки. Огляделся и сказал многозначительно: - Вы знаете, ребята, океан сейчас очень похож на мыльный пузырь довольно значительных размеров. - Потрясающее открытие! - Костя повернулся к нему: - Может, Ки, ты скажешь, где на этом пузыре застрял Атилла? - У вас разве неисправен локатор? - У нас его вообще нет, и Тави перестал посылать сигналы. - Все понятно! - радостно воскликнул Ки, морща в улыбке заспанное лицо. - Микростанция может работать только на поверхности. Тави или погиб, или потерял станцию, или дерется с косатками в глубине. Возможно также, что мы очутились в мертвой зоне. - Теперь все ясно, - сказал Костя, - прямо гора с плеч. Как нам было тяжело без информации, пока ты спал на этом неудобном кресле! - Если бы я знал, что вы так нуждаетесь в моих советах... В это время на экране видеофона вспыхнуло несколько зеленых искорок и погасло: он принимал все сигналы. - Ты прав, - Костя вздохнул, - бродяга ввязался в драку. В репродукторе послышался голос Нильсена. Он благоразумно не стал показываться на экране видеофона, а только сказал, что мы отклонились на двадцать миль к северо-востоку, и назвал исправленный курс. - Сколько нам дают сегодня полезных советов! - ворчал Костя, разворачивая "Колымагу". За спиной у нас взошло солнце. И тут в десяти милях мы увидели кита. Казалось, что Атилла спокойно плывет в свою желанную Антарктику. Но, по мере того как мы приближались, становилось ясно, что бедняга попал в беду. Косатки и акулы рвали на куски беспомощного кита. Он пытался скрыться под водой, но уже не мог; вынырнув, выбрасывал фонтаны крови, кровь потоками лилась из страшных ран. Пролетая, Костя успел сбросить серию ампул. Когда мы вернулись, Атилла в агонии бил хвостом по кровавой воде. Костя сбросил остаток ампул и посадил "Колымагу". Убрав прозрачный верх гондолы, мы обошли вокруг умирающего кита. На поверхности возле Атиллы покачивалось множество акул и около тридцати косаток. Среди них Петя заметил несколько дельфинов. Я узнал Тави. Петя и Ки сбросили за борт каркас надувной лодки; при соприкосновении с водой "оболочка автоматически наполнилась воздухом. Мы с Ки спустились в нее и отбуксировали храбрецов на достаточно большое расстояние от Атиллы, где не распространялось действие наркотиков. Тави был легко ранен. Акула или косатка вырвала у него лоскут кожи на спине вместе с радиостанцией. Два его сородича пострадали сильней. Все дельфины находились в тяжелом наркотическом трансе и едва держались на воде. Я ввел Тави противоядие. Когда сознание вернулось к ним, Тави сбивчиво стал рассказывать о случившемся. Ему часто приходилось прерывать свой рассказ, так как появилось множество акул. Весть об умирающем ките распространилась уже на огромное расстояние, и к месту трагедии спешили все новые и новые отряды хищников. Попав в отравленную зону, они становились безвредными, но на пути к кровавой туше могли причинить много неприятностей. Наши ружья не оставались без дела. Дельфины рвались в бой, но были еще так слабы, что мы с Ки едва упросили их держаться как можно ближе к лодке. Из обрывочных фраз Тави и его друзей можно было заключить, что за китом была организована охота. Несколько отрядов косаток шли за ним со всех сторон на большом расстоянии, постепенно сужая кольцо. Тави предполагал, что они из банды Черного Джека. Только его пираты действуют так согласованно и в таком количестве (обыкновенно стадо косаток не превышает двадцати), но никто из дельфинов не мог сказать, что видел Черного Джека. Тави выполнил приказ Нильсена только наполовину. Сам он не стал ввязываться в драку, но и не мог оставить беззащитного Атиллу. С десяток косаток дельфины на некоторое время отвлекли от кита, а в это время около сотни других напали на него. Затем появились акулы. Тогда Тави и все, кто остался в живых из его отряда, бросились в кровавую свалку и стали таранить косаток и акул. В пылу сражения Тави не почувствовал, как потерял радиостанцию, и все время посылал сообщения, по крайней мере он был уверен, что обо всем нас информирует. Между тем с ближайшего рифа налетело множество чаек; белой горластой тучей они носились над телом Атиллы. Подошел "Кальмар". С него спустили несколько вельботов, и команда их стала отсортировывать косаток от акул. Косаткам впрыскивали добавочную дозу наркотика, гарантирующую сон в течение двух суток, затем лебедкой переносили их в надувную баржу из пластика. Она возникла из огромного тюка, сброшенного с "Кальмара", и залитая на одну треть водой, тяжело покачивалась возле борта сторожевика. Костя с Петей оставили "Колымагу" и перебрались в один из вельботов. Между тем на "Кальмаре" готовились к отходу. Три вельбота уже поднимали на борт, а четвертый подошел к гидролету и высадил Петю, Костю и еще кого-то третьего. Вся троица стала что-то нам кричать и махать руками. В спешке ни я, ни Ки не догадались захватить карманный телефон. До "Колымаги" было около двухсот метров, птицы так горланили, что заглушали все звуки. Тело Атиллы стало белым от насевших на него чаек. В нем еще теплилась жизнь: мертвый давно бы ушел на дно. Когда на борт "Кальмара" подняли четвертый вельбот, с бака сторожевика один за другим раздалось четыре выстрела. Пернатые хищники тучей поднялись было в безоблачное, пылающее небо и тут же ринулись вниз, но, к их удивлению и разочарованию, туша кита медленно скрылась под водой. На синей воде плавало множество уснувших акул. Они еще не были пищей для чаек. Птицы садились на них и тоже погружались в дремотное ожидание. Ветер стих. 'Легкая зыбь бежала с юга. Лодка еле двигалась по упругой поверхности. Ки сказал: - Мои предки верили в перевоплощение. Тысячи лет назад, наблюдая жизнь и смерть, они умозрительно открыли закон круговорота веществ и облекли его в поэтическую форму. Смерть для них становилась радостью, началом новой жизни. У древних в их тяжелой жизни поэзия занимала очень большое место, больше, чем у нас, располагающих непомерными возможностями самовыражения. - Он перестал грести, прислушался и сказал, улыбаясь: - У них там гостья. Ты слышишь, как она хорошо смеется? Наверное, это ваша Девушка со Звезды, о ней так много рассказывал Костя. И мне послышался знакомый смех, пробивавшийся сквозь крики чаек. Мне стало трудно дышать: неужели Биата? Ну конечно, она! Из гондолы показалось улыбающееся лицо Кости. - Простите, ребята, что не подошли к вам. Не хотелось нарушать идиллию ревом моторов. Давайте я помогу свернуть лодку. - Заметив Тави, он пустился с ним в разговор: - Опять удрал Джек. А ведь был здесь. Твои друзья с "Кальмара" говорили, что заметили, как он удирал с десятком пиратов. Послушай, Тави, что, если микростанцию проглотил Черный Джек и она продолжает работать в его желудке? Это же здорово, теперь ему не скрыться! Как все удачно получилось! Если бы вот только Атилла не подкачал... Ну, давайте мне вашу лодку, и будем завтракать. А ты, Тави, с остальными отправляйся на остров да не ввязывайтесь в драку с акулами, сами они вас не тронут. Счастливого плавания! "Тебе и всем хорошего полета", - пожелал Тави. На месте второго пилота сидела Вера. Она кивнула мне так, как будто мы с ней виделись только вчера. В одной руке у нее был сандвич, в другой - стакан ананасного сока. Мне нестерпимо захотелось пить. Вера налила мне из термоса ледяной влаги и, подавая, сказала: - Я хочу научиться доить китов. Ки сказал: - Вначале мы думали, что ты со Звезды. - Я самая земная. Космос у меня вызывает грусть. - Он спутал тебя с Биатой, - сказал Костя с полным ртом. - Нет, нет, я никогда не расстанусь с Землей! И что бы я там делала? - Да мало ли что, - сказал Костя. - Выращивала бы и там свою зелень. Водоросли. - Водоросли мы им посылаем с Земли. Специальный космический вид. Но.жить там? Нет, нет! Там я не смогла бы. Все время висеть в этом сооружении между небом и землей. Петя спросил: - Правда, что ты вывела ходячую мимозу? - Прошу тебя, не говори больше об этом! Пожалуйста! Костя сказал: - Ну что ты скромничаешь? Участвовала в таком сенсационном открытии и скромничаешь. Скажи лучше, как твои заврики? - Совсем я не скромничаю. Я так расхвасталась вначале. - Она печально поджала губы. - Заврики мои умерли, как ваш Атилла. Они тоже хотели посмотреть мир, свой крохотный космос, и погибли. Вся причина в том, что пошли очень рано. Детям нельзя ходить очень рано. Мне жалко их, наверное, больше, чем вам этого несчастного кита. Мокимото утешил меня. Он сказал: "Относись к потере так же, как к удаче". Я пытаюсь, да у меня плохо получается. Костя протянул ей пустой стакан: - Прав Мокимото. Не получилось с этими, получится с другими, ведь у вас их тысячи. И все идет нормально. Налей! На экране появился Нильсен, сияющий, розовощекий: - О, да у вас гостья! - Он поклонился Вере: - Теперь я начинаю верить в чудеса. - Все так просто, - ответила Вера печально. СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ - Вы еще не были в моей берлоге. Прошу. Час ранний, попьем чайку с малиновым вареньем. Лесная малина! Представляете, что это такое? Самостоятельно выросшая в земле на опушке соснового бора, а не в водном растворе. У меня есть давний приятель, лесовод Юрий Андреевич Шадрин. Интереснейшая личность. Ярый заступник за все живое. Нашел необыкновенно смышленую расу муравьев. Замечаете? Нашел, и если хотите - открыл. На земле есть еще что открывать. Мы шли аллеей, мимо ветряков, гудевших в черном небе. Костя сказал: - В школе мы тоже проводили опыты над муравьями. Помнишь, Ив? - Пытались увеличить размеры, - сказал я. - Естественно, и мозг, а следовательно, повысить и умственные способности? - живо спросил Павел Мефодьевич. - Да. Хотели, - ответил Костя. - Ну, и как? - Получались какие-то уроды. - Надеюсь, гениальные? - Возможно, хотя ничем не проявляли свою гениальность. - Другие великие цели помешали вам продолжать эксперименты? - Да. Мы стали проектировать антигравитационный двигатель. - Тоже достойная цель. Но утешьтесь, у вас нашлись последователи. Юннаты восьмой школы города Светлые Воды, что стоит при слиянии Шилки и Аргуни! Так вот, недавно в вечерней хронике передавали достижения юных натуралистов из Светлых Вод. Им удалось, как заявил шустрый мальчонка, такой черноглазый, удалось создать новый вид богомола ростом в пятьдесят сантиметров. Вы бы посмотрели на это страшилище! Но этого мало. После мальчонки выступил руководитель этого безобразия, генетик, дядя солидного возраста, и пообещал, что его юные ученики постараются потомков богомола довести до одного метра! Ведь такая нечисть ногу откусит! Единственное утешение - что подобные чудовища нежизнестойки. Ну а вдруг? Я тут же вызвал Комитет контроля за научными экспериментами. Там меня успокоили, что существует закон, ограничивающий поле деятельности "диких" экспериментаторов. Ничего себе ограничения - богомол с овчарку! Прошу! Павел Мефодьевич жил и работал в доме, напоминающем загородную дачу, окруженную платанами. Мы вошли в большой холл. Стены из толстых сосновых бревен, пол из полированных досок. На стене, прямо против входа, висела картина, написанная маслом, на ней - древнее поселение: приземистые строения с крышами из соломы, в центре - византийский храм. Березы с гнездами грачей и грачиная стая в синем небе. Я никогда не видел таких поселений, они давно исчезли, остались только немногие храмы в окружении совершенно других зданий, или просто посреди поля, или в парках. Вид жилищ предков, убогая их красота почему-то приковали нас к картине, и я, и Костя долго смотрели на полотно. Павел Мефодьевич стоял поодаль и улыбался. - Крайняя изба слева принадлежала моему прадеду, Картину писал дед. Нравится? - Очень! - ответил Костя. - Еще бы! Русь! Отсюда все пошло. Он пригласил в свой кабинет, похожий на выставочную залу фотохудожника: стены этой очень большой комнаты покрывали фотографии, главным образом солнечных закатов на море и на суше в разных частях света. - Я пойду заварю чай, - сказал хозяин, - а то Моя Прелесть до сих пор не научилась делать это как надо. Соблюдает секунда в секунду все манипуляции, до сотой градуса выдерживает температуру, а все не то. У нее отсутствует творческое начало, а без этого невозможно приготовить настоящий чай. Извините и развлекайтесь картинками, здесь найдется парочка любопытных снимков. - Ничего себе парочка! - оказал Костя, когда он ушел. - Здесь их несколько тысяч и на самом деле есть очень красивые, хотя бы вон тот сбоку! Косте приглянулся пейзаж, видимо, средней полосы Европейской части России. Всхолмленная равнина, поля, сосновый бор, мрачный настороженный, засыпающий уже, и березовая роща, веселая, смеющаяся, вся в закатных лучах солнца. Затем меня привлекли фотографии очень древнего вида; их было немного на стенке перед рабочим столом. - Посмотри! - сказал я Косте. - Вот его родственники и друзья. А ты все еще считаешь его киборгом. - И у киборга могут быть родственники и друзья по людской линии. Это же гибрид человека и машины, да притом не одной. Хотя... - Костя умолк, впившись в пожелтевшую фотографию, снятую на космодроме. Группа космонавтов сосредоточенно смотрела в объектив. На молодых лицах застыли наигранные улыбки, которыми они прикрывали тревогу перед неведомым... Бесшумно вошла Моя Прелесть с подносом. На нем стояли чашки, вазочки с печеньем, сладостями, фруктами. За Прелестью, что-то ворча под нос, шел Павел Мефодьевич и нес большой фарфоровый чайник с рельефными драконами на боках и крышке. - Не доверяю я этой ветреной механической девчонке. - Он осторожно поставил чайник на круглый стол у окна. - В первую пору нашего знакомства, когда я прочитал ее аттестат, то так был ошарашен ее невероятными достоинствами, что доверил ей чайник и чуть было не лишился своего единственного утешения. Представьте, она поставила его на плиту без воды и еще попыталась свалить вину на меня. Видите ли, я не объяснил ей, что вначале наливается в него вода. Моя Прелесть очень ловко сервировала стол и невозмутимо слушала все замечания на свой счет. На ее круглой лукавой физиономии из вибропластика пробегало нечто похожее на улыбку. За открытым окном бархатисто шумели платаны, заглушая все другие звуки. Мы похвалили чай, вяжущий, горьковатый, с необыкновенным ароматом. Павел Мефодьевич принял похвалу как должное: - Что говорить, фирменный чай. Самому нравится. А этот, кажется, особенно удался. Хотите, открою секрет? - Он посмотрел на робота. - Прелесть! Можешь идти к себе. - Мне не хочется, - ответила Прелесть. Голос у нее был грудного тембра, очень приятный. - Что? Как это - не хочется? - Если я уйду, то не услышу интересную информацию. - И затем станешь ее распространять по всем каналам. - Информация для этого и существует, - резонно заметила Прелесть. - Ну хорошо... и принеси... Ну, что бы вы хотели, дорогие гости? - обратился он к нам, заговорщически подмигивая. - Бутылку нарзана, - сказал Костя. - Вот-вот, нарзана. Слышала? - Да. Я уйду за нарзаном, а вы раскроете им секрет заварки чая. - Возможно. Хотя никакого секрета здесь нет. - Вы нелогичны. Восемьдесят секунд назад вы обещали раскрыть секрет. - Если ты отказываешься подчиняться, то я отправлю тебя в ремонт. Прелесть извинилась и поспешно ушла. - Ну, как вам нравится моя служанка? Я часто ловлю себя на мысли, что передо мной мыслящее существо. - Надо ее познакомить с нашей Пенелопой, - предложил Костя. - Мы уже знакомы, - раздался грудной голос из кухни. - Я и забыл, что у нее абсолютный слух, - прошептал Павел Мефодьевич. - У меня все абсолютное! - заявила Прелесть, появляясь с запотевшей бутылкой нарзана и стаканами в руках. Она откупорила бутылку, разлила воду в стаканы и, отойдя от стола, остановилась на прежнем месте. Павел Мефодьевич сказал: - Придется мириться с обществом этой милой дамы. Как миримся мы с одолевающей нас техникой. Моя Прелесть - наивысшее выражение техники. Техника, познавшая самое себя. Технический гуманоид. Она сказала: - Мне нравится ваше выражение "Моя Прелесть - наивысшее достижение техники". Но "технический гуманоид" непонятно, как и все относящиеся к классу ругательства... Нас забавляла Прелесть. Этот тип роботов обладает очень емкой памятью, удивительной логикой мышления. На острове только у нашего учителя был такой совершенный робот. Павел Мефодьевич заметил, что мы с Костей нет-нет да и бросим взгляд на фотографию космонавтов. - Вот никак не думал, что вас привлечет эта старая фотография среди такого фейерверка закатов. Хотя, может быть, вы и правы. В ней что-то есть, что притягивает внимание. Наверное, ракеты на втором плане. Когда-то они были совершенством технической мысли, последним словом науки, ее сгустком.