А сейчас? Поражает несовершенство формы. - Нет, что вы, - возразил Костя. - Эти ракеты и сейчас вызывают уважение. - Разве? - Очень внушительные корабли. Но меня больше интересуют эти люди. - Чем? - живо спросил он. - У них какие-то особенные лица. - Да, да... Особенные. В этом все. И они были особенные, необыкновенные... Пейте, пожалуйста, чай и... ешьте все, что есть на столе... Как-нибудь я расскажу о них. В другой раз. И о них, и о нашем полете. Страшном блуждании в пустоте... Многим казалось, что мы были неосмотрительны, неосторожны... Прелесть изрекла: - Будьте осторожны и хладнокровны. Иметь холодную голову так же необходимо, как и горячее сердце. Павел Мефодьевич улыбнулся: - Каждый вечер на сон грядущий она обращается к своему неисчерпаемому запасу афоризмов ободряющего характера. Прелесть, выжидательно смотревшая на своего хозяина, сказала: - Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, - никогда не будет счастлив тот, кого мучает вид большего счастья. Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует позади. - Слышали? Какова плутовка! И, пожалуй, она вспомнила Сенеку кстати? Когда я начинаю ее распекать, она с таким ехидством подкинет что-нибудь о моих далеко не молодых годах. Прелесть тут же выпалила: - Будем остерегаться, чтобы старость не наложила больше морщин на нашу душу, чем на наше лицо. - Ну, что вы скажете теперь? Мы стали расхваливать удивительное создание. Прелесть внимательно выслушала комплименты, вышла в другую комнату и очень быстро вернулась с небольшим блюдом из японского лака. На нем стоял стакан с водой и лежала зеленая таблетка. Павел Мефодьевич выпил, поблагодарил и стал показывать нам свою фонотеку - тысячи пленок, катушек, пластинок с записями голосов приматов моря, потом прочитал отрывок из своей новой работы об истории контактов между дельфинами и людьми. Он был очень оживлен, но в этом оживлении сквозило нервное возбуждение. Еще два раза за этот вечер Прелесть заставляла его принять таблетку и какие-то капли. - Вот здесь она незаменима - любой, самый требовательный лечащий врач может положиться на ее железную неумолимость, - сказал Павел Мефодьевич, осушая стаканчик с лекарством... Прелесть спросила: - Что такое железная неумолимость? - Потом объясню. Молодым людям неинтересно слушать такие банальности. - Хорошо. Перед сном вы объясните мне и что такое банальность. Павел Мефодьевич передернул плечами. - Это уже пора бы тебе знать, тем более что ты все время говоришь банальные вещи. - Хорошо, я проанализирую свою речь. - Сделай милость! - Через десять минут вы ложитесь в постель. - Час от часу не легче!.. - Нет, вам станет легче, когда вы ляжете в постель. И, как всегда, скажете: "Из всех вещей время менее всего принадлежит нам и всего более нам недостает его". - Ну что с ней поделаешь? - Он развел руками... : - Теперь у меня нет никаких сомнений, - сказал Костя, когда мы вышли от Павла Мефодьевича. - А прежде были? - спросил я. - Как тебе сказать... иногда мелькали сомнения. Трудно было поверить, что существо с таким интеллектом - и вдруг... киборг. - Какие же у тебя теперь неопровержимые доказательства? - Какие? Теперь я окончательно убедился, что он начинен электроникой. - Стучит? - Нет, тикает, как старые часы с маятником. Безусловно это один из самых первых киборгов, технически несовершенный в чем-то, зато гениальный, и добрый, и бессмертный. Ведь он может жить сколько угодно: если какая-либо деталь или биоузел начнет сдавать, то небольшой ремонт - и снова можно тикать. - А таблетки? Капли, режим? - спросил я, внезапно осененный простой мыслью, что машине не нужны лекарства. Костя рассеял остатки моих сомнений: - У биоробота организм не менее сложен, чем у человека. И ему нужны иногда стимуляторы и режим. Может быть, в десять ему надо менять батареи или подзаряжаться от розетки... За спиной у нас заскрипел песок. - Прелесть! - сказал Костя. Мы остановились. Действительно нас догнала Прелесть и сказала: - Я дала ему снотворное. Он спит. Он очень взволнован. Так бывает всегда, когда его внимание переключат на старую фотографию, что висит на стане. Прелесть выжидательно замолчала. Костя бросил на меня многозначительный взгляд и сказал: - Мы очень сожалеем, что заставили его волноваться. В следующий раз постараемся не делать этого. - В следующий раз вы не должны приходить. - Это он просил передать нам? - Нет. Я должна ограждать его от волнений. Вы не должны встречаться. Иначе меня отправят в ремонт. - Ты боишься этого? - Очень. - Но ведь тебе не сделают никакого вреда. Только усовершенствуют. - Я боюсь. Не хочу совершенствоваться. Не встречайтесь с ним больше. - Этого мы не можем тебе обещать, потому что нам приходится встречаться с ним ежедневно. А теперь возвращайся к нему. - Зачем? - Наблюдать... Ухаживать за ним... - Он будет спать до пяти часов тридцати минут. - А когда проснется? - Десять минут - зарядка. Пятнадцать - завтрак. Остальное время он встречает восход солнца. Так он говорит: "Ухожу встречать солнце, а ты, Моя Прелесть, занимайся своими делами". - Вот и сейчас иди и следуй благоразумному совету своего хозяина. - Да, я буду следовать благоразумному совету своего хозяина. В десять двадцать - урок японского языка. - Ты учишь японский? Зачем? - Он приказал, чтобы писать письма Мокимото на его родном языке. - Ну, а после урока? Что делаешь после урока? - Смотрю передачу для роботов. Интересно, хотя я и не робот, поэтому я так боюсь ремонта. Я видела, как это делают. Мне стало страшно. - Не бойся. Ты не нуждаешься в ремонте... Я еще не видел таких умных роб... умных существ, - поправился Костя. - Существо - это приятно. Говорите так всегда. - Хорошо, Прелесть. - Прелесть - тоже приятно. - Прощай и заходи как-нибудь поболтать. - У меня свободное время от трех до пяти. - Утра? - Да, утра, когда не встало солнце. - Ни в коем случае! Заходи днем, когда мы обедаем. - Я подсчитаю вероятную возможность поболтать на ближайшие десять лет. - Вот и прекрасно! Прелесть пожелала нам спокойной ночи и удалилась, покачиваясь на ходу, как утка. Костя сказал, глядя ей вслед: - У меня голова пошла кругом от всех этих штучек! На самом деле, ведь она мыслящее существо! У нее повышенная эмоциональность. Ну разве можно строить такие машины... Я продолжил его мысль: - ...которые делают зарядку, завтракают, встречают солнце, изучают приматов моря и пишут о них научные книги. - Ну, а что я говорю! - Он взял меня под руку. - Видишь, Иван, как все оборачивается? И хотя я первый догадался, все-таки были сомнения. - А теперь? - Все ясно, Ив. И знаешь, мне его жаль. Надо что-то для него сделать, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким. Мы тоже с тобой хороши - за все время один только раз заглянули к старику и то чем-то его расстроили. ГОНКИ "Мустанг" с добродушным урчанием перебирался с одной волны на другую. Вода сегодня казалась тяжелой, как ртуть, и была такой же серебристо-серой, как и небо, затянутое облаками. - Осколки циклона, - с сожалением сказал Костя, показывая глазами на небо. - К нам шел приличный циклон, да его расстреляли возле Суматры. Теперь мы с тобой можем рассчитывать самое большее на свежий ветер. Я молчал, слушал и любовался пастельными тонами неба и воды. Мне порядком надоел ветер. Позади остался пестрый буй, отмечающий восточный угол "загона" для китовых акул. Километров пять нас провожала веселая ватага приятелей Тави и Протея, охранявших границы ферм и плантаций, затем они повернули назад. Костя перевел рулевое управление ракеты на автоматику: мы должны были пересечь строго по прямой сто километров еще не освоенной целины, взять пробы воды и составить график плотности планктона на этой акватории. Костя возложил на себя, по его мнению, самую "трудную" часть работы: он сидел в прохладном шкиперском кресле, вертел в руках какую-то проволочную штуковину и, поглядывая на лаг, подавал мне команды. А я, свесившись за борт, с трудом зачерпывал воду в длинный узкий стакан емкостью в пятьсот кубиков. Не так просто набрать воды, перегнувшись за борт на довольно быстром ходу. Я уже утопил один стакан, и нет гарантии, что такая же участь не ждет весь комплект лабораторной посуды. Костя делал вид, что не замечает моих мучений, и все-таки, кажется, его слегка мучила совесть, потому что он все время старался развлечь меня местной хроникой новостей. У Кости замечательная особенность - ничего не пропускать мимо. Он знает все, что творится на острове и в лагуне, где через Протея он завел обширные знакомства среди дельфинов. Костя захохотал, передвинул белую широкополую шляпу на затылок: - Пока мы плескались в лагуне, жена Нильсена Гера улетела на попутном гидролете. На нее сильное впечатление произвели желтые крабы. Вчера несколько экземпляров сделали ей ночной визит. Некоторые крабы прижились, вырыли себе норы или облюбовали трещины в базальте и после заката солнца бродят по острову. Она сказала мне на прощанье: "Я восхищаюсь вашим героизмом, но я сама больше не в силах. Они стали прыгать с потолка, когда я была еще в постели". Сегодня будут устанавливать новые датчики в голове Большого Жака. Неужели и там есть что-то похожее на разум? Я - за! Жак относится к самому совершенному виду в генеалогическом древе головоногих. И если у него такой сверхмощный аппарат воздействия на психику окружающих, то почему бы и не быть какому-то уму? И знаешь, кто еще меня интересует на нашем островке? Генетики. Они, кажется, нашли причины мутаций. Возможно, что дело тут совсем не в звезде... - Я утопил еще один стакан, - перебил я его. Костя сказал, что больше не может равнодушно наблюдать за гибелью лабораторного оборудования, и с гримасой страдания на лице поднялся с кресла. Проволочная штуковина, которой он забавлялся все это время, оказалась специальным держателем для стаканов. Косте теперь совсем не надо свешиваться на борт ракеты. Он зачерпывает воду и подает мне стаканы для анализа. Всю эту работу прежде делал я один. Но с Костей спорить невозможно, если дело касается распределения труда. - Неблагодарный! - ответил он мне на мою слабую попытку восстановить справедливость. - Ты забываешь о полученной информации и тех затратах интеллекта, которые у меня пошли на это. Я блаженствую в прохладном кресле. Несложная работа доставляет мне наслаждение. Даже не сама работа, а все в комплексе: и шутливые препирательства с Костей, и солнечный день, и соленые брызги, перелетающие за борт, и овевающий прохладой пассат, и главное - ощущение бескрайнего простора и свободы, которых так не хватает в городах. Тави и Протей гоняются за летучими рыбами. Нужны сверхловкость, сила, скорость, чтобы поймать рыбу на взлете. Рыба вылетает из воды с большой скоростью, и надо ухитриться схватить ее у самой воды. Через мгновение она становится уже недосягаемой. Конечно, дельфину не составляет большого труда схватить рыбу в момент приводнения. Только какой истинный спортсмен пойдет на это? Тави с Протеем по очереди делали попытки поймать летучую рыбу. Один выгонял ее из воды, второй, получая сигналы загонщика, мчался по поверхности. Им не везло: каждый раз рыба вылетала то справа, то слева от охотника или же на несколько метров впереди. Увлеченные состязаниями, дельфины далеко уклонились от курса ракеты и наконец совсем исчезли в синей сверкающей дали. Прошло полчаса, а дельфины почему-то все не возвращались. Я сбавил обороты двигателей. Костя предложил мне поднять сторожевую бочку и осмотреть горизонт. Я не стал спорить. Высоты я не боюсь и всегда не прочь покачаться в бочке из тонкой проволоки, помещенной на конце двадцатиметровой складной конструкции. Я увидел дельфинов сразу милях в десяти. Они шли к нам на предельной скорости. Я уже хотел сказать Косте, чтобы он спускал меня, как, бросив случайно взгляд в сторону от дельфинов, заметил характерные всплески. Наперерез Протею и Тави, пожалуй, с еще большей скоростью шла стая косаток. Вторая стая стремилась отрезать дорогу к ракете с другой стороны, и еще несколько косаток наседали сзади. Услышав о косатках, Костя мигом все понял. Через несколько минут, "срубив" мачту, мы уже неслись на выручку. Ракета ревела, перелетая с волны на волну. Костя сидел за штурвалом, вобрав голову в плечи, словно приготовившись к прыжку. Я смотрел вперед под защитой ветрового стекла, по правде говоря, не представляя, что мы сможем сделать с таким количеством косаток. Сквозь рев, шум и плеск до моего слуха донеслось: - Ружье! Бери!.. Осел! В левом рундуке! Я не обиделся на "осла" и поспешно вытащил карабин, стреляющий отпугивающими гранатами. Как жаль, что не было ампуломета или оружия еще посерьезней! Костя вел ракету на самый большой отряд косаток. До него было еще около мили, но я не вытерпел и выстрелил. Костя кивнул. - Правильно! Пали еще. Пусть почувствуют, что мы с ними не намерены шутить. Действительно, мы должны были сбить их с толку, предупредить, что их ждут неприятности. Я подумал, что было бы очень хорошо, если бы это были "культурные" разбойники, уже имеющие понятие об огнестрельном оружии, а не "дикари" - те вряд ли поймут значение поднятого мною шума. - Стреляй! - орал Костя. Мы были уже в двухстах метрах от ближних косаток. - Еще! Я нажимал на спуск. Шумовые гранаты лопались в воде и в воздухе несколько в стороне от косаток. Все же они отвернули в сторону и скрылись под водой, уходя от "Мустанга". Костя крикнул что-то предупреждающее. Я не расслышал, но понял смысл команды, когда больно ударился о борт, брошенный на него инерцией: ракета круто развернулась. Костя повел ее на другой отряд, но уже сбавив скорость и дав Тави и Протею подойти поближе к борту, под защиту моей "артиллерии". Второй отряд косаток тоже уклонился от встречи, скрывшись под водой. Костя включил гидрофон и спросил, не было ли среди косаток Черного Джека. Тотчас последовал ответ, что Джек находится в третьем замыкающем отряде и что они слышат их сигналы в миле отсюда. - Голоса их звучат угрозой. Мы не знаем их языка. Все же понятно, что они что-то затевают. Следует нам напасть первыми. Дайте нам убивающий огонь! Дельфины рвались в драку. Они просили электрические гарпуны. По беспечности мы не взяли это необходимейшее оружие. Узнав, что и у нас самих нечем драться с косатками, дельфины предложили немедленно уходить к острову. - Бежать! - возмутился Костя. - Мне стыдно перед "Мустангом"! Ни в коем случае! Они не посмеют напасть. Только вы держитесь у борта и без глупостей. - Посмеют! - Ну, это мы еще посмотрим. По правде говоря, мне было жаль Черного Джека, когда его травили, но сейчас, если он посмеет... На экране видеофона появился Лагранж. Он сегодня нес дежурство по острову. Выслушав Костино сообщение, француз потер руки. - Счастливцы, вам удалось встретиться с самим Джеком! - воскликнул Лагранж, сильно жестикулируя. - Первый случай за последние две недели. Как жаль, что у вас нет метателя для ампул и даже просто ампул! Возможно, вам посчастливилось бы гораздо больше, нежели ребятам с "Кальмара". Держитесь, я сейчас вышлю к вам всю эскадру ракет, и нахальный Джек будет взят под стражу. Советую не подходить к нему особенно близко и не демонстрировать агрессивных намерений. Я бы на вашем месте продолжал брать пробы воды, это собьет его с толку. Помимо ракет, поднимаю в воздух "Колымагу", набитую снотворным. - Лагранж помахал рукой и исчез. Мы находились в пятидесяти милях от плавучего острова. Ракеты могли подойти только через полтора часа, учитывая сборы, конечно, в том случае, если мы будем держаться на месте. Вся надежда была на "Колымагу". Но неожиданно стала портиться погода: ветер усилился и появилась облачность. Косатки скрылись, вернее, их трудно было различить на большом расстоянии среди белых гребней волн. Барометр падал с утра, к вечеру ожидались довольно сильный ветер и волнение, да этому никто не придавал особого значения. У нас всегда дует ветер и океан гонит бесконечные гряды волн. А "Мустанг" рассчитан на борьбу с ураганом любой силы. В крайнем случае он может перейти на подводное положение и переждать бурю на глубине пятнадцать - двадцать метров. Развернув ракету против ветра, мы держались почти на месте. Наши разведчики время от времени сообщали о положении противника. Через несколько минут после разговора с Лагранжем косатки оставались на прежнем расстоянии от нас. Затем стали удаляться. Соответственно мы прибавили скорость. Противник применил свою излюбленную тактику, так, по крайней мере, нам показалось вначале. Джек, думали мы, рассредоточил свой отряд. Костя сказал: - Сейчас пойдут в разные стороны, и опять мы останемся с носом. Если бы удалось определить курс Джека! - Он сказал в гидрофон: - Следите за Большим Убийцей. Мы пойдем за ним в погоню и захватим его, как только подойдут ракеты и летающая лодка. Вы же не отходите дальше двадцати метров. - Знаем, - ответил кто-то из дельфинов. - Они возвращаются. - Куда? - К нам. - Что за ерунда! - Непонятно. - Не могут же они напасть на "Мустанга"? - Нападают! Поют песню смерти... - Для кого? - Для меня, Протея, тебя, Ива. - Ну, это мы еще посмотрим! - крикнул Костя. Ветер завыл в ушах, и "Мустанга" чуть не накрыло волной. Костя круто развернул наш кораблик и включил двигатели на полную мощность. Когда я догадался нажать на кнопку с надписью "Полная герметизация" и нас накрыла прозрачная кабина, Костя посмотрел на меня. - Вот не было печали! - сказал он радостно. - Ты слышал - Джек запел песню смерти. Никогда не слышал ничего подобного! Я включил запись. Вот будет сюрприз для нашего старика. Облака закрыли небо. Лагранж передал, что ракеты вышли, а "Колымагу" готовят к вылету и через несколько минут она поднимется в воздух. Летят Петя Самойлов и его друг Ки. - Я бы на вашем месте не трогал сегодня "Колымагу", - сказал Костя. - Ветер так посадит ее на воду, что ей не взлететь. - Возможно, и я рассуждал бы так же, на вашем месте, - засмеялся Лагранж и, глянув в сторону, добавил: - Они уже поднялись. Слушая диалог между Лагранжем и Костей, я с минуту перестал наблюдать за морем и когда бросил взгляд на побелевшие валы, то увидел огромное тело косатки, скользившее в пене в каких-нибудь ста метрах. Сразу бросался в глаза очень темный цвет ее кожи, почти черный. "Джек", - подумал я, невольно любуясь близким родственником наших дельфинов. - Убийца! Убийца близко! Он слева! - послышалось из гидрофона. - Справа также! Они везде! Голос механического переводчика звучал ровно и спокойно, без тревожных интонаций, а между тем это был предсмертный крик наших друзей. Я с трудом отвинтил "барашки", раскрыл небольшой иллюминатор и выстрелил. В грохоте урагана раздался бессильный, еле слышный хлопок. Я видел, как Тави в страхе жмется к самому борту. Черный Джек - а это действительно был он - прошел очень близко. Мне показалось, что он зловеще скалит зубы. "Мустанг" мчался на предельной скорости, возможной при таком волнении. Косте часто приходилось убавлять обороты моторов, особенно когда мы взлетали на гребень. Достигнув вершины волны, ракета срывалась, летела по воздуху с десяток метров и шлепалась об воду, поднимая фейерверк брызг и зарываясь носом так, что вода прокатывалась через кабину. Как хорошо, что нам подвернулась ракета с герметической покрышкой! Тави и Протей держались возле ракеты. Один с правого борта, другой - с левого. Через двадцать минут гонки они стали отставать, так как волна пошла круче и им приходилось большие расстояния проплывать под водой, так же, как и нам, пробивать волны. Косатки со всех сторон мелькали в бушующем море. Все ближе, смелее они подходят к ракете. Дельфины замолчали, приготовившись к последней схватке. А может быть, они все еще надеялись на наше могущество, которое они считали беспредельным. Из иллюминатора хлестнула упругая струя воды, обдав нас с головы до ног. Костя только мотнул головой, что-то отвечая Пете Самойлову, летящему на "Колымаге", и островитянам, спешащим к нам на ракетах. Нас накрыло волной. В мутном зеленом свете через крышу прозрачной кабины я увидел силуэты дельфинов, над ними мелькнула длинная тень косатки. Трудно сказать, почему косатки медлили. Возможно, Черный Джек считал, что дельфинам все равно не уйти, и вел с ними жестокую игру. Или же он выяснял, насколько мы опасны, нет ли у нас про запас какого-нибудь неожиданного оружия. Долгая война Джека с людьми научила его осторожности. Так или иначе, промедление врага спасло Тави и Протея. - Идиоты! - Костя повернул рычажок на панели управления и сказал в гидрофон: - Заходите в санитарный отсек на корме, сбоку, скорее! - Кого ты имеешь в виду? - спросил я. - И о каком отсеке ты говоришь? - Идиоты мы с тобой - забыли, что идем на санитарной машине с кабиной для перевозки больных дельфинов... Они уже там! Прекрасно! - Костя поставил рычажок на панели управления в прежнее, положение и посмотрел на экран локатора. Прямо на нас двигалась зеленая искрящаяся точка. Костя слегка свернул в сторону. Точка устремилась теперь под углом к ракете: одна из косаток шла на таран. Через несколько мгновений она врежется в борт и пробьет обшивку. Я как загипнотизированный смотрел на зеленую точку. Костя повернул ракету прямо на атакующую косатку. Я закрыл глаза и впился руками в поручни, ожидая страшного толчка. Ракета только сильно вздрогнула. Косатка прошла, лишь слегка задев "Мустанга" по правому борту. В последний момент Костя ухитрился увильнуть от прямого удара. Атака следовала за атакой. Черный Джек наконец понял, что "Мустанг" не может постоять за себя, и посылал на нас косаток-комикадзе. Все время нас дружески подбадривали товарищи, идущие на выручку, хотя они находились еще очень далеко. Все надежды мы с Костей возлагали на Петю и Ки, летевших на "Колымаге". Они уже несколько раз пронеслись где-то над нами и, как радостно сообщил Петя Самойлов, высыпали "прямо нам на голову" два контейнера ампул с усыпляющим ядом. И промазали, что было не мудрено при таком ветре и значительной высоте, на которой шла "Колымага"; ниже опуститься они не могли без риска рухнуть в бушующий океан. Я предложил Косте прорвать кольцо и идти навстречу спасателям. Костя покачал головой: - На повороте мы потеряем скорость, и тогда... Действительно, все наше спасение теперь в скорости. Косатки вряд ли могли протаранить ракету, не имея преимущества в скорости. Время от времени корпус ракеты вздрагивал: какая-нибудь косатка выжимала всю скорость, что могла, и ударяла носом в корму. Зайти с борта им уже не хватало сил. - Выдохлись. - Костя не спускал глаз с залитого водой стекла. Волны стали выше, а склоны их более пологими. С пенистой вершины "Мустанг" прыгал теперь еще дальше. От ударов о воду гудело в голове, сиденье податливо уходило вниз, и поэтому экран эхолокатора, за которым я следил, взлетал вверх. Я боялся за жизнь Тави и Протея, хотя отсек и покрывал со всех сторон толстый слой губчатого пластика, к тому же там поддерживался необходимый уровень воды, все же кабина не была рассчитана на перевозку в ней дельфинов с такой скоростью. На экране появилось лицо Лагранжа. Он улыбался несколько виновато и беззвучно шевелил губами. Наконец поняв, что мы его не слышим, он сделал движение руками, показывая, что надо медленно разворачиваться вправо. "Мустанг" сорвался с гребня волны, шлепнулся о воду с такой силой, что у меня потемнело в глазах, и экран погас. Хотя "Мустанг" и был рассчитан на всякие передряги, наверное, сказалась старость, а может быть, его давно подтачивали какие-то кибернетические болезни, и вот теперь отказали его речь и зрение. - Опять нас учат, - печально сказал Костя. - Советуют развернуть ракету вправо и получить в бок. От сумасшедшей тряски и ударов вышла из строя и наша радиостанция. Правда, не совсем - некоторое время еще работал приемник, но как-то с перебоями. Петя Самойлов и Ки опять пролетели над нами и высыпали очередную дозу снотворного. Чтобы нас подбодрить, кто-то на ракете рассказывал, как в прошлом году он сам очутился чуть ли не в худшем положении во время экспедиции в Антарктику. Приемник все время делал паузы, и мы так и не узнали, что же случилось с этим парнем в Антарктике. Несколько раз прорывался голос Лагранжа. Из обрывков его фраз можно было понять, что впереди нас ждет еще какая-то новая опасность. - Наверное, он имеет в виду рифы, - сказал Костя. - Только я учел эти самые черепашьи камни, они остались северо-западнее, не то мы уже давно налетели бы на них. Мне, по правде говоря, не хочется иметь сейчас дело с рифами. Костя сосредоточенно молчавший почти все время, неожиданно разговорился. Молчаливое напряжение, чувство ответственности давили его, ему надо было как-то подбодрить себя, перейти на другой ритм, и сейчас он говорил без умолку. - Великий Кальмар и вся нечисть глубин! - неожиданно выругался он. - Кто это выключил гидрофон? Неужели я сам? Как там Протей? Протей! Жив, дружище? В тот же миг Протей ответил: - Впереди "твердая смерть"! Нельзя идти так прямо! Мы поднялись на гребень и через экран локатора протянулась сверкающая полоса и тут же погасла: мы слетели в "долину". Лот показывал тридцать метров. Как далекий гром, рокотал прибой. Костя посмотрел на меня. В глазах его мелькнула растерянность. То же самое он, наверное, увидел и в моем взгляде, и к нему вернулась прежняя сосредоточенность. Суставы его пальцев, сжимающие штурвальное колесо, побелели. Он не изменил курса, а вел ракету прямо на рифы. Я протянул руки, чтобы повернуть колесо. - Оставь... Только так. Единственный выход!.. Пройдем на гребне... Он стал сбавлять обороты двигателей. И скоро я заметил, что мы держимся на гребне водяной гряды, летевшей к рифам. Волна мелководья стала расти, ракета высоко задрала нос, мы уже не видели бушующей пены на рифе, только грохот сотрясал всю ракету и все наши внутренности. Представляю, каково было в эти минуты Тави и Протею. Заскрежетало по днищу. Ракета развернулась лагом, то есть боком к волне, затем ее стало вращать вдоль продольной оси, она ударилась прозрачным куполом о скалу, и наступила тишина. После скачки и судорожных прыжков "Мустанг" будто переминался с ноги на ногу. Я открыл глаза, стараясь понять, что произошло. Низко, над прозрачным куполом кабины пролетали синеватые клочья туч. Ухали и шипели волны, обмывая мою гудящую голову, и бежали по лицу, шее, стекая за воротник рубашки. - Наконец-то ожил! - услышал я знакомый голос. Повернув голову, я увидел Костю с термосом в рука. Тоненькая струйка стекала из блестящего изогнутого носика термоса мне на голову. Ледяная вода приятно обжигала кожу. - Вот и все. - Костя заглянул в термос и бросил его в сторону. - Что - все? - спросил я чужим голосом. - Вода кончилась? - И вода, и ты наконец открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой! Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Ну почему ты не пристегнулся ремнем? - Сам-то пристегнулся? - Я - Другое дело: у меня есть опыт кораблекрушений. - Это с яхтой? - Хотя бы. - Но и я ведь там находился! - Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого. - Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: - Проверь, цел ли корпус, рангоут. - Рангоут? Ничего не соображаю! - Я имел в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе. - Как будто нет. Вот только слегка голова. Костя засветился в улыбке: - Как мне пригодился опыт "бегущего по волнам"! Помнишь, как я катался на доске? На Гаваях прибой повыше. Ты заметил, как ловко, прямо-таки изящно я взял этот барьерчик? - Ничего себе изящно! - Я нащупал на голове шишку с кулак величиной. Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться: - И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности! - У кого? - Не догадываешься? Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот и закружилась голова. Я показал глазами на корму. - Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, - успокоил Костя. - Я раскрыл створки их каюты еще на рифе, когда нас первый раз ударило о коралловый кустик. Они недавно подходили и дали мне понять, что все в порядке. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит! - Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам. Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя поспешил меня успокоить: - Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, так это вполне объяснимо. Неужели ты сам недоволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее - видишь, темнеют пальмы... Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы? - Он посмотрел на меня, как заговорщик: - Неплохо было бы вообще потерять на время все средства связи. Только товарищей жалко, начнут поиски во всемирном масштабе. Соберется флот Индийского и Тихого океанов, налетят аэропланы, не считая нашей "Колымаги". В наше время трудно потеряться. Хотя... У меня возникла одна гениальная мысль. Но пока это тайна... С помощью аварийного устройства мы еле убрали кабину, правда не полностью, все же теперь можно было выбраться из ракеты, подойти к берегу и бросить якорь. Тави сообщил мне, что косатки ходят довольно далеко от рифа и охотятся за макрелью, поджидая, когда мы будем возвращаться на свой плавающий остров. Тави не советовал этого делать, пока не подойдет помощь, а предлагал пожить на острове. Они с Протеем уже побывали в его лагуне и разделались с парой тигровых акул. По тому, как Тави весело свистнул в заключение, можно было понять, что мы попали в прелестное местечко. Оставив меня с дельфинами, Костя открыл носовой люк и скрылся в чреве "Мустанга". Пробыл он там минут двадцать, все время насвистывая бравурный марш из "Веселых креветок". Под звуки этого же марша он вылез из люка и, продолжая насвистывать, стал рассматривать низкий берег с редкими, торчащими вкривь и вкось пальмами. За узкой полосой суши синела подернутая рябью лагуна. Не поворачивая головы, Костя сказал: - Мне все больше нравится это тихое местечко. Ты знаешь, - сказал он вдруг подозрительно скорбным тоном, - мне не удалось наладить двигатель: замыкание в сети, передатчик тоже поработает еще немного, и все. Мы имеем с тобой одностороннюю связь, как это ни печально. - Последовал глубокий вздох и приказание в виде просьбы: - Не мог бы ты сказать несколько слов в эфир насчет нашего бедственного положения? Денек-другой мы провозимся с машиной. Скажи, что ракета сейчас похожа на жестянку, набитую хламом... Или лучше помолчи об этом, а не то еще высадят парашютный десант. ОСТРОВ "ИКС" Вокруг острова даже с подветренной стороны кипела вода, разбиваясь о коралловые рифы. Как ни хитрил Костя, а в тот день нам все равно не удалось бы возвратиться домой. Тави сообщил, что они слышали о канале, который ведет в лагуну между рифов, но им самим ни разу не приходилось бывать здесь, так как эти места считают очень опасными - много смельчаков погибало, разбившись об острые камни при попытке проникнуть через риф. Тави сообщил, что только Харита в молодости побывала в лагуне, и то во время небывало тихого моря. - Сейчас даже нам опасно снова переходить через рифы, - сказал Тави. - Кораллы могут убить, как зубы косатки. Надо ждать ночь и день, и тогда можно попытаться выйти в океан, хотя здесь не хуже, чем на острове, плавающем, как медуза: здесь ближе до дна, много рыбы и съедобных моллюсков. Дельфины отправились искать путь в лагуну. Кибер-переводчик, к счастью, заработал, и дельфины беспрерывно снабжали нас информацией: с видимой радостью они сообщили, что косатки, "пристыженные" неудачей, некоторое время покрутились у линии прибоя и отошли на большую глубину. Сейчас они в нескольких милях от острова: их сигналы с трудом можно услышать. Дельфины провели нас по извилистому фарватеру к широкому каналу, облицованному плитами из кораллового известняка. Волны уже сбросили часть покрытия с его берегов, все же канал выглядел еще как солидное гидротехническое сооружение. При входе по обеим сторонам канала стояли изгрызенные волнами невысокие башни из серого бетона, развалины каких-то странных сооружений непонятного назначения виднелись по берегам, тоже облицованным такими же плитами, как и стенки канала. И еще одна странность бросалась в глаза: бухта была абсолютно круглой. Я ходил по набережной, отшлифованной ветром и волнами, и думал: для чего понадобилось нашим предкам так реконструировать атолл? Ясно, он не был приспособлен для каких-либо промышленных целей, так как суда даже среднего тоннажа не могли проходить в круглую бухту. Мы не особенно удачно выбрали место для стоянки на берегу: негде было укрыться от ветра, а за стенами развалин темнела вода. Здесь росло несколько кокосовых пальм, но на земле не было ни одного ореха, даже кокосовой скорлупы, все унес ветер. За белой линией прибоя мелькали длинные корпуса ракет. Они рыскали, пытаясь нащупать косаток. Наконец поняв, что Джек увел свой отряд, товарищи отсалютовали нам серией разноцветных сигналов, построились в кильватер и взяли курс на северо-восток. Костя еще с полчаса вел переговоры с Лагранжем и командами ракет. Когда он вышел на берег, меня заинтриговало выражение его лица. После всех передряг глаза его сияли, а физиономия прямо лучилась от радости. - Все-таки я включил и передатчик! - крикнул он мне на ухо, потому что ветер свистел в ушах, отрывал слова от самого рта и уносил в грохочущий океан. - Когда услышал, куда мы с тобой попали, появились дополнительные вопросы. Да, да! У меня, конечно. Нам не выбраться отсюда, пока не утихнет ветер. А ты сам знаешь, что у него достаточный запас сил! Ни за что не отгадаешь, куда нас загнал этот проклятый Джек. Все ребята сходят с ума от зависти! Даже Нильсен - он сменил Лагранжа - сказал, что завидует нам. - Нильсен нам завидует? Он так сказал, чтобы подбодрить нас. Костя округлил глаза, фыркнул: - Это же остров "Икс" или "Кольцо из яшмы". Вот куда нас загнали косатки! Об этом острове я слышал как-то мельком от Пети Самойлова. Ничего толком он и сам не знал о нем, кроме того, что несколько лет назад здесь погибло несколько человек при попытке преодолеть линию прибоя. С тех пор специальным решением Союза безопасности плавания вообще запрещено посещение острова судам всех категорий, только гидролеты могут садиться на поверхность лагуны, и то по специальному разрешению Союза безопасности и еще почему-то Комиссии по борьбе с вредными примесями. Как-то во время дежурства, рассматривая карту на Центральном посту, я обратил внимание на крохотный кружок среди рифов и еще раз подивился разнообразию творческих возможностей природы. На этом мой интерес к острову угас, к тому же каждый день приносил столько впечатлений, что остров "Икс" затерялся в них, как в пене прибоя. - Нильсен сказал, что он искусственный! - кричал Костя мне в ухо. - Лет сто назад его построили... направленные взрывы. Литературы не сохранилось... До сих пор загадка. Займемся... - Чем займемся? - Исследованием... раскопки... - У нас нет даже лопаты. - Найдем! - уверенно, как всегда, заверил Костя и предложил пока отметить начало "великих работ" пиршеством. Костину затею развести костер и устроить пир сорвал ветер. Стихнув было, он набрался сил и так начал дуть, что ореховая скорлупа, которую мы с большим трудом собрали, была поднята в воздух и брошена в воду. Мы забрались на "Мустанга" и стали выбирать более приличное место для лагеря. В западной части кольца суша несколько расширялась, и там ветер трепал рощу кокосовых пальм. Наверное, из-за этой рощицы остров носил второе романтическое название - "Кольцо из яшмы". - Почему из яшмы? - спросил Костя. - Лучше "с яшмой". И то при необыкновенном воображении. Хотя если смотреть со спутника, то, возможно, колечко покажется зеленым среди белой пены. Мы пересекли бухту, и возле берега ракета попала в "мертвую зону". Пальмы самоотверженно защищали крохотный клочок воды и суши. Здесь мы нашли остатки лестницы из зеленого цемента, спускавшейся к воде. Я продел линь сквозь большое бронзовое кольцо в причальной стенке и стал подтягивать ракету кормой к берегу. Кольцо печально звенело, ударяясь о камень. - Смотри! - Костин голос дрожал. - Здесь десятилетия не ступала нога человека. Какое великолепное запустение! Мы стояли на уцелевшей зеленой ступеньке и, как первооткрыватели, смотрели на долгожданный берег. Тесно .росшие стволы пальм, шурша косматыми макушками, образовали стену, в узких промежутках между деревьями и на опушке разросся густой кустарник. Вымощенную камнем площадку причала покрывали сухие листья пальм. На них там и сям виднелись кокосовые орехи. Сновали большие сухопутные крабы - кокосовые воры. Пробежала поджарая рыжая крыса, с любопытством посмотрев на нас. Провожая взглядом крысу, Костя заметил недовольным тоном: - Я никогда не питал дружеских чувств к крысам. Хотя этот вид, кажется, питается только орехами, и то потому, что у них нет выбора. Придется использовать оазис под столовую, а ночь провести на нашем верном "Мустанге". Сухая скорлупа кокосовых орехов оказалась великолепным топливом: горела медленно, давала много тепла и углей. Протей и Тави поймали нам двух морских "попугаев". Костя ловко вычистил их, потом поднял сухой пальмовый лист, очистил черенок и насадил на него тушки "попугаев". - Самый древний способ приготовления пищи на огне, - сообщил он мне таким тоном, будто только что возвратился из экскурсии в каменный век. - Жаль, у нас нет пряностей... Я слушал и вибрационным ножом снимал с кокосовых орехов волокно и проделывал в них отверстия. Большинство орехов давно созрели и в них было мало сока или же он испортился, все же несколько штук оказались наполненными прохладной и необыкновенно приятной на вкус жидкостью. Я расставлял эти естественные чаши с драгоценным соком на камни древнего причала и думал: "Кто ходил по нему? Для чего среди рифа нашим предкам понадобилось это коралловое кольцо? Возможно, они намеревались создать целый архипелаг островов и еще не пришли к мысли, что их следует отливать из камня?" Я только хотел поделиться своими мыслями с Костей, как и он, и я одновременно услышали треск в чаще. Кто-то пробирался к лагуне, ломая кустарник. Он находился совсем недалеко, слышалась тяжелая поступь, скрип песка и звон подошв о камень. - Пообедаем втроем, - весело сказал Костя. - Хотя кто бы это мог быть? Неужели...