тоже сказал, что мы летаем очень высоко. Ки, усмехнувшись, стал снижаться. - Вот теперь совсем хорошо, - сказала Биата заплетающимся языком. - Хотя можно... - Не докончив фразы, она уснула. Теперь мы парили на высоте не более двадцати метров над Великим Кальмаром. - И мне спать хочется, - сказал Ки и хотел было спустить "Пингвина" еще ниже. Его удержал Петя Самойлов: перевел управление на автопилота и сказал Ки, чтобы тот оставил командирское место. Ки рванул ручку двери. Хорошо, что она не открывалась в полете. Я усадил Ки в кресло рядом с Биатой, и он безропотно уснул. Костя также с трудом боролся с одолевающей его тяжелой дремотой. Когда все кончилось, он рассказал, что ему хотелось куда-то идти, действовать, но он усилием воли поборол эту бессмысленную жажду деятельности и, обессилев, уснул. Вначале мне не хотелось спать, и я не был в угнетенном состоянии, не испытывал я также стремления оставить летательную машину, наоборот - я чувствовал себя как после ионного душа и с сожалением посматривал на ослабевших друзей. Только когда Ки попытался открыть двери, я поймал себя на том, что испытываю острое разочарование от того, что дверь не открывалась. Наверное, похожее состояние было и у Пети, потому что он сказал, поморщившись: - Надо сменить замок. Мы кружились в стае птиц над Великим Кальмаром и со злорадным удовольствием наблюдали, как чайки, а потом и альбатросы стали падать в воду и комками перьев лежали вокруг Кальмара. Некоторые падали на него, и он небрежным жестом отшвыривал их метров на сто одной из своих "рук". Петя Самойлов сказал: - Все идет так, как я и предполагал. Только почему-то мы долго не становимся птицами. Надо сменить замок, и тогда... "Действительно, если бы у нас был другой замок, то мы открыли бы двери и полетели по кругу", - подумал я, и мною овладела тягостная апатия. Петя сидел, а я стоял в неудобной позе, и оба мы с туманным безразличием смотрели на экран видеофона, где по очереди появлялись Нильсен, учитель, Чаури Сингх, Лагранж, Коррингтон. Они что-то говорили, и голоса их были явственно слышны в тишине, нарушаемой лишь шелестом крыльев да монотонным жужжанием двигателя, и все-таки мы не могли понять, что они говорят, о чем умоляет Коррингтон, что советует учитель. Их слова заглушал шелест крыльев. И он, этот шелест, казался нам самым важным, самым необходимым. Мы слушали его всем своим существом и смотрели вниз, изнывая в томительной тоске. Никому из нас не пришло в голову подняться выше над морем, в крайнем случае улететь, избавиться от наваждения. Тоска отхлынула так же внезапно, как и охватила нас. Великий Кальмар зашевелился, его туловище стало опускаться вглубь, а голова с пучком щупалец поднялась над водой. Он будто привстал и, чуть наклонись, озирался вокруг... Щупальца его взметнулись вверх и раздались в стороны, приняв форму отвратительного цветка. - Какая прекрасная лилия! - сказал Костя. Его я слышал и понимал, а что говорили и стремились жестами показать люди на экране, я по-прежнему не мог воспринять. Костя болезненно поморщился: - Какой запах! Ты чувствуешь, как пахнет цветок? - Он пахнет рыбой, твой кальмар. Это "Звездная пыль", так пахнет Биата. Моя Биата! В ответ Костя засмеялся, и я нисколько не удивился, что Петя поменялся с ним местами. Он спал рядом с Биатой, и она положила ему голову на плечо, а Костя стоял рядом со мной и смеялся. - Как ты заблуждаешься! - сказал Костя. - Биата любит меня. Только меня, и больше никого. - А Вера? - спросил я. - Вера тоже любит только меня. - А ты? - Я люблю и Биату, и Веру. Я всех люблю, и меня любят все. И любили бы еще больше, если бы не ты. Ты мешаешь нашему счастью. Знаешь что? - спросил он, обрадовавшись чему-то и глядя вниз. - Нет, я люблю Биату! - Молчи! Видишь внизу остров? В середине его цветок, а вокруг деревья, кокосовые пальмы. Сейчас я высажу тебя на этот остров, и ты встретишь там девушку красивее Биаты и Веры. И в самом деле, внизу зеленел остров. Прибой разбивался о низкий берег. - Высаживай, только скорее, - согласился я и больше уже не слышал его голоса... Очень давно, еще в детстве, мне приснился страшный сон. Чтобы избавиться от кошмара, я напрягал всю свою волю, старался проснуться. Наконец раскрыв глаза, я увидел незнакомую комнату, странную мебель, ветер раздувал на окне кроваво-красные шторы. За окном был незнакомый город. Дома с острыми крышами, высокие, качающиеся под ветром башни. Я встал с кровати, пошел к окну и проснулся во второй раз на полу своей комнаты. Надо мной стояла мама и спрашивала: "Что с тобой? Почему ты на полу?.." В авиетке, парящей над Великим Кальмаром, я пережил нечто похожее, только более яркое. Еще плохо соображая, где нахожусь, я искал глазами Биату и Костю, полный тревоги за их судьбу. Биата еще спала в кресле, сжавшись в комочек. Костя шепотом что-то говорил, Ки вел авиетку, Петя внимательно слушал Костю. Внизу стелилось море в белых барашках, невдалеке летели еще одна авиетка и "Колымага". Нет, все это уже не могло быть сном. Полузакрыв глаза, я наслаждался охватившим меня блаженным чувством полного покоя и радости, и в то же время мне было жаль, что мы так скоро оставили планету моего сна - Линли. Костя повысил голос, я слушал его несколько минут и вновь подумал: "А проснулся ли я?" Рассказ его показался мне невероятным. Ведь он рассказывал мой сон! Все, как мне снилось, с малейшими подробностями. Только кое-где допускал творческие вольности. Я завозился в кресле. Костя повернулся ко мне: - Ага! Проснулся. Вот послушай-ка, что мне приснилось. Целый фантастический рассказ. - Не о том ли, как мы попали на планету Линли? - Ого! - Костя подмигнул. - Да он притворялся, что спит! Тогда не перебивай. Сели мы благополучно на космодром, отшлифованный, вот как эта панель, даже лучше. Стоим, разминаем затекшие ноги, любуемся. Хотя, по правде говоря, любоваться нечем. Пейзаж за космодромом - прямо жуткий пейзаж. Горы, похожие на зубы белой акулы, воздух мутный. И вдруг мы, то есть Биата первая услышала шипение и звон. На нас двигался строй чудовищ, похожих на кальмаров. Надо бежать к ракете, спасаться, а ноги не идут назад, только вперед, и мы пошли - прямо на эту братию. Представляете - идем, но страха нет. По крайней мере, я не боялся... Ты, Петр, не улыбайся. Все ведь происходило как наяву. Я подтвердил. Костя расценил это как плоскую шутку, а Петя и Ки переглянулись. Костя усмехнулся: - Посмотрим, что вы скажете дальше. Так вот, все эти кальмары оказались роботами. Прошли мимо, даже не посмотрев на нас. Они шлифовали космодром. Быстро вращали диски щупальцами. Я сразу понял, что они работают на солнечных батареях: их покрывали пластинки, отливающие перламутром. На многих роботах пластинки отскочили или болтались на электродах, поэтому стоял звон. Довольно приятный. - Очень интересная галлюцинация, - сказал Ки. - Я сегодня видел только два солнца - одно зеленое, другое красное - и больше ничего. Мне так хотелось укрыться от них, но ни дерева, ни кустика... Продолжай, пожалуйста. - Один из роботов упал, - продолжал Костя, почему-то бросив на меня победоносный взгляд. Я дополнил: - И покатился на нас, ударяя щупальцами по зеркальной поверхности космодрома. Ты с Биатой отскочил в сторону. Костя нервно пожевал губами и сказал умоляющим голосом: - Ив, я знаю, ты иногда способен читать мои мысли, но сейчас прошу тебя, не надо. Оставь свои фокусы. - Совсем не фокусы. Хочешь, я продолжу твой рассказ? - Пожалуйста. - Упал еще один робот и не поднялся. - Правильно. Но продолжай. - Появился гравиталет. - И на нем еще робот. Ну? - Мы полетели над космодромом. Потом над унылой каменистой равниной. Внизу валялось множество мертвых роботов. - Дохлых. Целые кучи. Но постой, постой. Все это не так трудно угадать. Скажи, что рассказывал кальмар-водитель? - Историю завоевания планеты. - Ты делаешь успехи. Продолжай. - Невероятно! - сказала Биата. - Но и я все это видела. Вот только сейчас меня заставляли ремонтировать солнечные батареи. Хорошо, что я кое-что смыслю в солнечных батареях, а одну из моих дублей повели на переплавку. Так сказал тот главный с гравиталета. Она не разбиралась в солнечных батареях. - Ну что? - Костя потер руки. - А вы смеялись. Тройной сон! Вещь небывалая в истории сновидений! Рассказывай, Биата, о гибели пришельцев. Все, что мы услышали от водителя гравиталета. Кажется, он вообще был главным. - Нет, - сказала Биата, - главным, диктатором был кто-то другой, гравиталетчик только выполнял чьи-то распоряжения. Может, там есть электронный мозг. - Похоже, - согласился Костя. - Перед гибелью люди-кальмары могли оставить программу действий для армии роботов. Дело в том, что на эту Линли летит новая партия эмигрантов и роботы должны создать если не море, то приличные водоемы. - Водяная цивилизация? - Петя вопросительно посмотрел на Биату. - Да, они жили в воде, - продолжала Биата. - Первые эмигранты уже почти освоили планету. Мы видели бассейны в зданиях без окон, но очень светлых. Посмотрели бы вы фрески на стенах! Совершенно непередаваемая гамма цветов подводного мира. И эти люди-моллюски с продолговатыми глазами... Все они умерли очень давно. - От какого-нибудь вируса, - заключил Костя. - Возможно, - согласилась Биата. - Гравиталетчик сказал, что им удалось создать много водоемов, но роботы стали погибать от коррозии поверхностей, а люди - от коррозии внутренностей. - Биата перевела дух. - Теперь самое интересное. Каким-то образом они сняли с нас "матрицы" и начали создавать дубли. Биата стала рассказывать, как мы стояли на раскаленной от солнца площади, а из черной двери выходили по трое наши дубли - точные копии - и, не взглянув на нас, уходили по желтой дороге. - Массовый гипноз, - сказал Петя Самойлов. Ки покачал головой. - Но тогда надо предположить, что мы имеем дело с высокоинтеллектуальным гипнотизером. Чтобы внушить такие картины, надо обладать способностью воспринимать любую информацию и трансформировать ее в сознание других существ вполне сознательно. - Надо посоветоваться с нашими биониками, - решил Петя. - Действительно, все необыкновенно сложно и пока необъяснимо. Для меня ясно одно: что если бы двери открывались во время полета, то нам с тобой не пришлось бы слушать фантастическую новеллу, увиденную во сне, а им - рассказывать ее. Биата задумалась, потом сказала: - Наверное, ему удалось настроить нас синхронно и чье-то более сильное воображение, Ива или Костино, только не мое, их более сильная воля создали этот необыкновенный сон... Вот и наш остров! Киты! Дельфины!.. Нет, никогда бы я не согласилась надолго покинуть нашу Землю. ВЕЧНЫЙ ВЕТЕР Пальмы торчали вкривь и вкось, песок отражал нестерпимый свет солнца, океан ревел при каждой неудачной попытке перебраться через барьерный риф. Меж деревьев зеленели кусты с жесткими глянцевитыми листьями и красными цветами. На искрящемся коралловом песке лежали половинки кокосовых орехов и сухие пальмовые листья. Песок, тонкий и тяжелый, из перемолотых водой и ветром кораллов и раковин, набирался в сандалии и при каждом шаге высыпался и улетал, подхватываемый ветром. Идти было тяжело и радостно. Тяжело потому, что ноги вязли в песке, а радость принесла с собой Биата. Она шла с Костей далеко впереди. Вера насвистывала какую-то импровизацию на мотив, подслушанный у пассата. Она улыбалась, все время щуря глаза под огромными стеклами очков. Ее не тревожило, что Костя с Биатой о чем-то разговаривают и хохочут вдалеке от нас. Ей было хорошо, как и мне, как всем нам в те удивительные дни. Все мы находились в состоянии восторженной влюбленности и безотчетной веры, что все идет так, как надо. Вначале я хотел было прибавить шагу, но Вера остановила меня взглядом. "Зачем? Пусть. Им хочется побыть вдвоем", - сказали ее большие серые глаза. - Пусть! - сказал и я с веселым отчаянием и взял Веру за руку. Сразу стало легче идти, хотя мне пришлось тащить ее навстречу ветру. На этом атолле мы впервые. Их всего восемь, крохотных, затерявшихся в океане клочков суши, оставленных для птиц и людей, ищущих уединения. Здесь все как тысячи лет назад. Возможно, песок стал мельче и больше стало растительности. За последние годы появилось много пальм, насаженных молодоженами, на таких пальмах привязаны дощечки с датами, когда счастливцы закопали в песок кокосовый орех. - Чудаки, - сказала Вера, - они хотят запечатлеть на века свои имена. Заманчивая и грустная перспектива, обреченная на неудачу. Даже пирамиды пришлось покрыть пластиком, чтобы ветер и песок в конце концов не стерли их с лица земли. С наветренной стороны под каждым кустом сидели взрослые птицы или птенцы носом к ветру, чтобы песок не набивался под перья. Птицы провожали нас настороженными взглядами. Вера спросила: - Как они на нас смотрят, ты заметил? Как хозяева на пришельцев... Не тяни так сильно, руку оторвешь. Остановись, дай отдышаться. Мы стояли спиной к ветру. Пальмы чуть вздрагивали, привычно сопротивляясь воздушной реке. В лагуне, подернутой рябью, покачивалась наша белая ракета. Вера сказала: - Здесь все так же, как в первые дни сотворения мира. Только ветер треплет волосы. Тогда было тихо, - сказала она уверенно, - очень тихо. - Почему тихо? Наоборот! - Ты ничего не понимаешь в сотворении миров. - Она помолчала и, не поворачивая ко мне лица, сказала: - Вот послушай, что-то вроде стихов: Вода и небо. Песок и пальмы. Хмурые птицы. И ветер, Вечный ветер, Уносящий печали былых времен. Нет, лучше "приносящий печали". Все равно плохо. Где-то я уже читала или слышала. Хочется сказать новое, никогда еще не сказанное. Как это невообразимо трудно! Мне понравились меланхолические строчки и особенно голос Веры, проникновенный, певучий. Я похвалил ее. Вера покачала головой: - Я же знаю, что не получилось. Простые перечисления. - Ты необыкновенно взыскательна к себе, - сказал я. - Очень верно у тебя насчет ветра. И про остров ты сказала очень точно, у него совсем первобытный вид. - Ну, не совсем, здесь уже побывали любители уединения. Но все следы сметены. Вот это и навевает грусть. Прошлое всегда должно быть с нами. Оно обогащает. Не то мы станем как эти птицы... Или нет, птицы все в прошлом, они консервативны, как сама природа. Без прошлого люди как необитаемые острова. Она постояла, глядя невидящими глазами на пляшущие вдалеке валы, тряхнула головой. - Ну, а вот эти строчки: Вечный ветер приносит нам прошлое. Оно везде, это прошлое. И в этом небе. И в океане. И в этом песке. И в шелесте пальм. И в нас. В каждом атоме - прошлое... Вера посмотрела на меня: - Молчи. Идем. Стихов еще нет. Они где-то близко бродят, но не показываются. Только дают о себе знать. В этих строчках - тема. Мы пошли, взявшись за руки, увязая в песке. Она говорила, подставляя лицо ветру: - Большая, огромная тема в этом "Вечном ветре". Я хочу рассказать балладу о бесстрашных, идущих навстречу ветру и гонимых ветром. И знаешь, кто мне подсказал тему ветра? Дельфиний отец. Человек с железным сердцем! Я люблю говорить с ним среди его бесконечных "закатов" в обществе Прелести, внимательно слушающей, все запоминающей и изрекающей кстати и некстати афоризмы. Помнишь, еще в "Альбатросе" он спросил нас: "Что, подхватил ветерок? Теперь вам не остановиться. Сколько ни вяжи рифов, он будет мчать. И пусть мчит. Только учитесь управлять парусами. До цели далеко. Ох как далеко!" Помнишь? Я ответил, что помню эту сентенцию, которая тогда показалась мне напыщенной. - А мне нет. Мне сразу понравился учитель. Костя относился к нему несправедливо, даже жестоко, а тот сразу что-то в нем открыл за его бравадой и неуравновешенностью. В Косте происходит большая внутренняя перестройка, как он сам мне признался. Костя говорит, что за этот месяц он возмужал, стал познавать самого себя и близких ему людей. - Она посмотрела на меня: - И он считает, что прежде относился к ним не всегда справедливо. - Да у нас никогда с ним не было никаких серьезных разногласий. Просто иногда я досаждал ему своим психоанализом. А так все было в порядке. - Я, наверное, не должна была тебе этого говорить. - Нет, почему же... - Ну хорошо. Надо все знать о друге... Ой, какой ветер! Держи меня, а то унесет на рифы. Мы переждали порыв ветра. - Видишь, сколько всего я наговорила тебе о ветре. Последний раз дельфиний отец рассказал мне о своем трагическом путешествии, о своем сердце. Затем вышел проводить меня, пригрозив Прелести "капитальным ремонтом". Он оставил ее дома. Вот тогда он упомянул о значении прошлого. И это его слова: "Без прошлого люди как необитаемые острова". Он подарил мне это изречение. Я возьму его эпиграфом к балладе. Дельфиний отец был разговорчив и очень щедр в тот вечер. Пассат дул ровно, ласково. Он прислушался и сказал: "Какое счастье, что над планетой дует вечный ветер! Я не люблю тишины, штиля. Да его и нет в природе. - Она подняла голову к Млечному Пути. - И там дует вечный ветер и наполняет паруса Вселенной". Хорошо? - Очень! Биата с Костей ждали нас на берегу океана. Ветер нес мельчайшую водяную пыль. Лицо, руки, волосы покрылись тонким налетом соли. В отдалении, среди волн, вылетели дельфины, наверное Тави или Протей, они издали следили за нами и сейчас давали знать о себе. Мы приветственно подняли руки, и они, салютуя, выпрыгнули одновременно и скрылись за голубоватым гребнем. - Я отвыкла от земного ветра, - прокричала Биата, - там неощутимый ветер. Солнечный... Из центра Галактики и еще из миллиарда галактик. У Веры загорелись глаза: - Вы слышали, как она сказала? Прямо как Мефодьич! - Мне надоел ваш ветер! - крикнул Костя. - Я бы охотно посидел в затишье. Идемте. Здесь есть хижины. - Не дожидаясь нашего согласия, он пошел к рощице пальм. Пальмы росли очень густо: так много здесь побывало любителей уединения. За стеной пальм можно было говорить, не напрягая голосовых связок. - Мы не будем сажать новые деревья, - сказала Биата, - их здесь и так слишком много. Смотрите, какие они тонкие, сколько сломанных и сухих. - У меня есть другое предложение, - сказал Костя, - мы можем оставить о себе память, добиться популярности и даже славы немного иным путем. - Здесь? - спросила Вера. - Не сходя с острова! - Заманчивая перспектива, - улыбнулась Биата, - но сильно пахнет авантюрой. Ты хочешь срубить рощу? - Да сохранит меня Великий Кальмар от такого преступного шага! Дело проще: надо снять все дощечки со стволов, сложить в кучу и написать, что всю эту работу проделали мы. - Ты нездоров, Костя, - сказала Вера. - Откуда, какими ветрами заносит в твою голову такие идеи? - Сам не знаю и пытаюсь объяснить. Наверное, во мне сильна генетическая память предков. Сколько они совершали деяний, как говорит наш учитель, которые не поддаются объяснениям! Вера покачала головой, глядя на Костю, и уже другим тоном сказала: - В этом наивном обычае есть глубокий смысл. Где-то я прочла древний афоризм: "Кто не убил врага, не родил сына и не посадил дерево, тот прожил свою жизнь зря". Посадить дерево, оставить после себя хотя бы такой след - уже в этом есть оправдание жизни. А дерево - воспоминание о счастье. Ведь это так хорошо! - Прекрасный обычай, - согласилась Вера. - Как жаль, что здесь нет места! А сажать дерево, чтобы оно погибло или выросло вот таким чахлым, нельзя. - Да, нельзя, - поддержал Костя. - Что толку в чахлой памяти. Давайте слетаем в Калифорнию и посадим там секвойи, а потом опишем параболу и спустимся в Кении и посадим по баобабу... Вот и замок влюбленных! Закрытый от ветра рощей кокосовых пальм, стоял крохотный домик, обращенный фасадом к лагуне. Домик в стиле русской избы. Какие-то любители уединения срубили из стволов пальм и покрыли пальмовыми листьями. - Какая прелесть! - воскликнула Биата. - Из настоящего дерева! - Из памятных стволов, - поправил Костя. - Интересно, кто архитектор? Единственное окно во всю стену было раздвинуто, дверь гостеприимно распахнута. На полу хижины, выстланном плитами кораллового известняка, сидел очень легко одетый бородатый мужчина неопределенного возраста и вертел в руках универсальный туристский агрегат, по идее конструкторов обязанный снабжать электроэнергией и для приготовления пищи, и для освещения и прочих нужд во время путешествий. Вообще такие приспособления ведут себя сносно, если придерживаться хотя бы половины необходимых указаний, перечисленных в инструкции. Бородатый человек сверкнул на нас черными глазами и белой полоской зубов и вместо приветствия прорычал: - Проклятый механизм! В углу, спиной к нам, на походном мешке сидела полная женщина небольшого роста и внимательно рассматривала свое лицо в довольно большое зеркало, прикрепленное к стене. - Как я почернела! Меня никто не узнает. Но где мой крем? - Я выброшу ее в лагуну! - Бородатый человек с надеждой посмотрел на нас с Костей. - Все время падает напряжение, на этой плитке можно сидеть, она не дает света, не бреет. Видите, на кого я стал похож? А за нами прилетят только через неделю. - Я говорила тебе, что надо было взять прибор на солнечных батареях, - сказала женщина. Биата и Вера извинились за нечаянное вторжение и отошли от дверей. Нас с Костей удерживал умоляющий взгляд мужчины. Костя присел рядом с ним на корточки, взял прибор, осмотрел, пощелкал кнопками и вынес приговор: - Он свое честно отработал. - Я это чувствовал. - Нет, нет, - сказала женщина, - так нельзя! Трое мужчин - и не можете исправить такой примитивный прибор! - Но, Ида, - умоляюще произнес ее муж, - все имеет свои пределы! - Хорошо, - сказал Костя, - мы вам отдадим свою. - Как же вы сами? - Мы на ракете. У нас достаточно запасов энергии. - Ну вот видишь! - проворковала Ида. - Как мы вам благодарны! Это все из-за него. Я говорила, что надо брать солнечную. Кто же берет в тропики на сухих батареях! Как удачно вы появились! Сажать орехи? - Негде, - ответил Костя. - Все занято. - Да, да, все засажено. Прежде здесь было так свободно! Мы посадили орех и ждали, пока он прорастет. Конечно, ежедневно поливали. Вам надо лететь в Коралловое море, там есть еще пустынные острова, или в Сахару, а лучше всего в Австралию. Сейчас модно сажать эвкалипты. Костя ушел за плиткой, а я остался в обществе Иды и бородатого. Он уселся на плитку и с улыбкой философа погрузился в задумчивость. Между тем Ида говорила воркующим голоском: - У нас кокосовая пальма. Где-то здесь. Мы несколько раз начинали ее искать и все сбивались. На нашей золотая пластинка. Пальму мы посадили пятнадцать лет назад. Сегодня годовщина. Сначала зарыли орех, поливали его, пока он не пророс. Потом приехали через пять лет. Как выросла пальма за эти годы! Тогда мы прибили к ней золотую табличку. - Лицо Иды излучало счастье. - Тогда еще не было этого домика. И вот мы опять здесь. Вы говорите, что вам негде посадить свои орехи? Вы не отчаивайтесь. Если здесь не найдется острова, отправляйтесь в Австралию... Куда ушли ваши милые девушки? Мы приглашаем вас всех отметить наш праздник. Сейчас мы что-нибудь приготовим. Вошел запыхавшийся Костя, поставил на пол наш новенький "Эдельвейс". Бородатый вскочил. Мы отказались от угощения, и он пошел проводить нас. Костя спросил: - Нашли свое дерево? Бородатый посмотрел в сторону домика и шепотом сказал: - Боюсь, что наше дерево, если оно еще живо, не на этом острове. - Ну, и как же вы теперь? - Я все предусмотрел дома. Заказал еще одну табличку, а здесь потер ее песком, придал вид древности. Прибью к одной из этих пальм временно. Я думаю, такая ложь допустима? Ида так будет рада! Последние годы она только и твердит об этой пальме. - Допустима, - авторитетно подтвердил Костя. - Я тоже так думаю. Почему не доставить человеку радость? Важна не пальма, верно? - Абсолютно! Мы прошли до берега лагуны полтораста метров и стали друзьями с этим милым человеком. На прощание он долго жал наши руки и приглашал нас к себе. ЛЮБИТЕЛИ УЕДИНЕНИЯ Над островом пролетел туристский гидролет-автобус, тяжело сделал вираж и пошел на посадку. Автобус плюхнулся в лагуну. Открылись люки. В воду полетели разноцветные тюки, при соприкосновении с водой быстро принявшие форму широких баркасов. Костя подпрыгнул и потер руки: - Пятьсот любителей уединения, не считая команды! Мы приветствовали экскурсию, махая руками. Нам отвечали из первого баркаса, в нем сидело не меньше ста человек в белых панамах, в сомбреро, тюбетейках, пробковых шлемах, в японских соломенных шляпах и с непокрытыми головами. Баркас грузно двигался к берегу. У кого-то сорвало ветром шляпу, и она под возгласы и смех взмыла над лагуной и не успела прикоснуться к воде, как ее надел на голову кто-то из наших друзей дельфинов. Раздался радостный вопль и с других баркасов. Протей, это был он, галантно вернул шляпу владельцу. Все камеры были направлены на него в этот миг. Вера сказала: - Сколько семейных фототек и кинотек украсит этот кадр! Жаль, я не захватила свой "Кондор". - Не огорчайся, - успокоил Костя, - трюк-экспромт со шляпой - сущий пустяк. Ты сможешь заснять целый фильм по любому сценарию, и Протей, Хох, Тави, Харита, Ко-ки-эх и еще сколько угодно артистов предложат свои услуги. - Очень заманчиво. Как только окажется свободное время... - Вера замолчала. И все мы тоже молча наблюдали высадку туристов. В мгновение ока вздувались палатки, натягивались тенты, раскрывались зонтики невероятных размеров. У самой воды художник устанавливал складной мольберт. Уже купались в лагуне. Два туриста, один в красных, второй в белых шортах, полезли на пальмы, показывая высокую технику. - Вполне нормальный пляж, - сказала Вера. Биата предложила: - Идемте побродим. Я так истосковалась по людям, по большой толпе! Большинство туристов принимали нас за своих: с начала путешествия прошло всего три дня и "любители уединения" еще не перезнакомились. Все-таки, видно, мы чем-то отличались от приезжих - или загар лежал на нас плотнее, или на лицах у нас не было особого восторга впервые ступивших ногой на необитаемый остров, - пото.му что более опытные путешественники бросались к нам, как к старым знакомым, и крепко жали руки. В их глазах мы уже превратились в настоящих покорителей океана и космоса, то есть представителей самых романтических профессий на Земле. В лагере туристов мы услышали, что вспыхнула Сверхновая звезда. Сообщил нам о звезде человек с энтомологическим сачком. Рыжий, молодой и очень веселый, он поймал муху. - Понимаете, муха! - воскликнул он, сияя. - Откуда она здесь? Вторая сенсация после Сверхновой. Биата вся подалась к нему. Щеки ее побледнели. - Вспыхнула? - Давно уже. А муху я поймал только что. Вы посмотрите на ее посадку и рисунок крыльев!.. Костя отомстил за Биату, сказав: - Местный вид. Уже в ракете, когда мы направлялись, по заверениям Кости, на действительно необитаемый остров, Биата, долго молчавшая, сказала: - Ведь подумать, для него муха значительней Сверхновой звезды! Вера засмеялась: она разговаривала с дельфинами через гидрофон, и ее забавляли ответы Тави. Биата обиженно посмотрела на Веру. Верин смех показался ей неуместным. Костя сосредоточенно крутил штурвал и сочувственно вздыхал, поглядывая на Биату. - Надо на все смотреть философски, - сказал Костя и умолк на добрый десяток секунд. Вера заговорщически толкнула меня в бок. - Да, философски, - повторил Костя и покосился на Биату, - если рассматривать эти оба предмета применительно к размерам метагалактики, то относительность понятий становится очевидной. Муха и звезда уравниваются. Биата повернулась к нему: - Повтори эту ересь! - Ересь? Костя так подскочил, что мы еле удержались в креслах. - Ну не ересь, ересь слишком бледное определение того, что мы сейчас услышали. - Значит, глупость! - помог Костя Биате. - Прекрасно! Нас бросило в другую сторону и из открытого бортового окна обдало водой. - Я не позволю звезду сравнивать с какой-то мухой! - возмутилась Биата. - Если непонятны мои доказательства, я продолжу и докажу, что звезде далеко до этой замечательной мухи! - настаивал Костя. Биата взмолилась: - Лучше высади меня к любителям уединения. - Нет, ты выслушаешь! Должна выслушать. Биата умоляюще посмотрела на нас. Я сказал, что Костю сейчас невозможно остановить. Единственное средство прекратить дискуссию - это выслушать его, умоляя быть лаконичным. - Да, я буду краток, - пообещал Костя. - Если говорить о мухе как о существе живом и конечном результате развития материи, то звезда - только сырой материал, а мы не знаем, получится ли из нее даже муха, в конце концов. Мы не знаем, сколько потрачено энергии, чтобы получилась одна-единственная клетка. В мухе же их миллионы. - Я сдаюсь, - сказала Биата. - Костя великий диалектик. С ним нельзя, невозможно спорить. Костя просиял. Мир был водворен в тесной кабине "Фрегата". - Все-таки она вспыхнула! - продолжала Биата. - Уже светит и вечером взойдет у нас над океаном... Мы ее увидим. Какая она?.. Нет, нет, - она остановила Костю. - Не надо включать телеинф. Мы увидим ее сами. Что делается сейчас с Вудом, с ребятами, что остались там! Вызови остров! Давайте пошлем простую телеграмму. Увидеть кого-либо из них сейчас невозможно. УЖИН У ЖИВОГО ОГНЯ Дельфины привели наш "Фрегат" к островку - узенькой полоске песка, загнутой полукольцом. До него было еще несколько миль, его было видно только с гребня девятого вала. Ослепительно вспыхивал песок. Пальмы плавали над ним в трепещущем мареве. Нам впервые показали этот островок дельфины. Его окружали неприступные рифы. И только Тави и Протей знали извилистый канал через коралловый лес и скалы. Биата и Вера встали во весь рост и смотрели, как островок плывет к нам навстречу. Биата сказала: - Какой крохотный бублик! Костя с видом заправского гида стал рассказывать все, что ему было известно об островке из лоции и что подсказывало ему вдохновение. - "Бублик" относится к архипелагу Коралловых островов. Он носит более точное название: "Бивуак Трех Скитальцев". - Почему не четырех? - спросила Вера. - Потому что еще раньше нас там побывали трое любителей уединения и решили основать колонию. Надо сказать, что яхта путешественников затонула, разбившись о рифы. Трое храбрецов сумели спасти минимум снаряжения, продуктов, рыболовные принадлежности и благодарили судьбу за необыкновенное приключение, редчайшее в наш век, когда неожиданности сведены до микроскопических доз. У них оказалась палатка вроде нашей, что прогрызли крысы на "Кольце из яшмы". В первую же ночь их унесло ветром далеко в океан, и они были подобраны воздушным патрулем на пути к Антарктиде. Костя замолчал: начался канал и требовалось все внимание, чтобы не подвергнуться участи "Трех Скитальцев" и не разбиться о рифы. Вера сказала: - Остров совсем юный. Всего несколько столетий, как он поднялся со дна океана на поверхность. С тех пор старик океан заботливо растит его: приносит глыбы кораллов с барьерного рифа, песок, раковины, заботливо перетирает их и укладывает. Это он посадил кокосовые орехи в период дождей и любуется делом своих рук. Бывает, что в минуту гнева океан разрушает большую часть своей работы, но скоро, раскаявшись, снова принимается за дело. Лет через двести он закончит строить лагуну, и еще задолго до этого люди станут помогать ему, насадят деревья, и они будут задерживать песок. - Вот здесь мы и посадим наши пальмы, - сказала Биата. Вера тряхнула головой: - Нет, сначала будем плавать в лагуне вместе с мудрыми дельфинами. - Вечером я приготовлю первобытный ужин, - пообещал Костя. - Ах, обещанный ужин! - Биата улыбнулась. - Сколько мы его ждем, этот ужин! - Пир при луне! - сказала Вера. - Сегодня и при Сверхновой, - добавила Биата. Мы входили в бухту. Биата, а за ней Вера прыгнули через борт и скрылись в глубине. С грохотом и ревом взяв барьерный риф, обессиленные волны лениво прокатывались по бухте и, умиротворенно шипя, перебирали на берегу звенящие обломки раковин. Я отдал якорь. "Фрегат" развернулся кормой к берегу и стал мерно покачиваться. Низко пролетел поморник, косясь то левым, то правым глазом. Мы сели на борт, свесив ноги, и следили за нашими девушками. Их смех поднял стаю чаек. Тави и Протей плавали вокруг них: здесь водились барракуды. Костя сказал: - Вот там, на острове "уединения", мы все возмутились, когда услышали непочтительное отношение к звезде. Я ведь как обидел того парня, когда действительно интересную муху назвал "местным видом". Сейчас я попытался разобраться в своем отношении к космическому событию и, знаешь, не вижу в нем ничего особенного. Ну, вспыхнула и погаснет. Нет тревоги, чувства опасности, как у Биаты. А ведь это действительно событие! Откуда это равнодушие? Или мы так привыкли к ожиданию и внутренне подготовились? - Пожалуй, - рассеянно ответил я, с неприязнью узнав свои мысли. Последнее время довольно часто случалось, что кто-то из нас повторял мысли другого. Сказывалось общение с дельфинами. Сами не зная как, мы научились мысленно обмениваться с ними довольно сложными сигналами. Костя понял, о чем я думаю. - Ты знаешь, - сказал он, - я скоро стану таким же психоаналитиком, как ты. - Он захохотал, хлопнул меня по спине и прыгнул в воду. "Нет, он всегда останется таким же", - подумал я с радостью и стал ждать, когда он вынырнет. Уставшее, покрасневшее солнце низко висело над водой и все еще яростно палило мне спину. Воздушный поток стал ровней, тише, и поэтому прибой доносился с рифов отчетливей. Казалось, можно различить удар каждой волны и ее рокочущий бег, как в оркестре звук отдельного инструмента. Костя вынырнул у самого берега. Выскочил на песок и побежал. Навстречу ему шли Биата и Вера. Их длинные тени скользили по песку. - И-ив! - донеслось с берега. - Мы идем сажать лес! Костя поднял обломок раковины тридакны и положил на плечо. Они пошли к первой косо торчащей пальме. Костя посередине, Биата и Вера с боков. "Как гармоничны они все! - подумал я. - Как ожила с ними полоска песка, другим стал океан и солнце!" Я ринулся в воду и поплыл к ним. Мы посадили пятнадцать орехов. Костя рыл ямки обломком раковины, пока не добирался до влажного песка. Недавно прошли дожди, песок пропитался пресной водой, ямки не надо было рыть особенно глубоко. - Они примутся, - сказала Вера. - Будет целая рощица. - Наш лес, - поправила ее Биата. - Надо сразу сажать много деревьев, и тогда не придется мучиться, как тому бородатому человеку. - Правильно! - поддержал Костя. - Утром мы еще посадим. А сейчас, пока солнце не бултыхнулось в воду, пошли заготовлять топливо. Там дальше есть несколько сломанных пальм. Костя где-то раскопал топор и настоящую пилу, не вибрационную, режущую самое твердое дерево, как масло, а старую, древнюю, с большими зубьями; чтобы перегрызть дерево, ее надо долго тянуть за ручки в разные стороны. - Никакой высокой техники сегодня, - говорил Костя, - даже исключено применение электричества. Только орудие отдаленных предков. Хотя такой пилой пользовался еще мой дедушка, это его пила. Прислали из дому. Тяни, Ив!.. Тяни, а не вырывай из рук! И мы тянули стальную ленту, выхватывая зубьями кусочки дерева. Пила звенела, летели опилки. Биата с Верой как зачарованные наблюдали за нашей работой. Вторую пальму пилили они. Костя колол дрова, а я носил их к воде, на небольшой мыс с обрывистыми берегами. Тави и Протей необыкновенно заинтересовались заготовкой дров. Дельфины подплыли к самому берегу и не отрываясь следили за каждым моим движением и, чтобы не мешать, молчали. - Будет большой огонь, - сказал я в гидрофон. - Зачем? - Чтобы приготовить ужин. - Как маленькое солнце? Живой огонь? - Да. Они стали между собой горячо обсуждать предстоящее событие. Ни Тави, ни Протей никогда не видели "живого огня", только холодный свет разнообразных светильников на берегах плавающего острова, на кораблях, и слышали о "живом огне" только от Хариты. Еще не угасли краски заката, как низко над горизонтом в созвездии Змеи показался оранжевый шар величиной с крупный апельсин. Свет его был настолько ярок и густ, что сразу весь мир принял оранжевый оттенок. Никто не говорил ни слова. Биата молча посмотрела на нас. Во взгляде ее было удивление, радость и страх. И еще ее взгляд говорил: "Вот она! Вспыхнула. Вы не верили". Оранжевый цвет внес диссонанс в эффектный фейерверк на западе, краски смешались, потухли, только одна алая полоска у воды некоторое время продержалась во всей яркости расплавленного металла, но скоро погасла и она, и оранжевая звезда завладела небом, потушила далеко вокруг себя звезды, превратила ночь в оранжевые сумерки. - У меня все в голове, все мысли оранжевые, - сказала Вера. - Это ее оранжевая смерть, - грустно сказала Биата, опустив голову. - Мне она нравится, - сказал Костя. - Хорошая большая звезда. Настоящая. Хочется ее подержать в руках. И даже пнуть ногой, как футбольный мяч. - - Ты лучше скажи, где твой ужин? - Ах, ужин! Неужели ты думаешь, что появление какой-то звездочки может помешать нашему ужину? И все-таки никто не тронулся с места. Мы еще не привыкли к зловещему свету звезды. Она казалась совсем близко, как застывший в небе монгольфьер во время народных гуляний. Мир стал оранжевым. Горизонт стерся. Мы стояли на оранжевом песке. Оранжевые тени от оранжево-черных стволов пересекли полоску суши и легли на воду бухты. У оранжевого барьерного рифа устало гудел оранжевый прибой. - Действительно весь мир стал оранжевый, - сказала Биата. - Но потом, очень скоро, все изменится. Все будет как прежде. - После ужина, - сказала Вера, - я буду разжигать костер. Ив, помогай мне. Ты умеешь разжигать костры. Мы поставим поленья шалашиком... Нет, ты только подавай дрова. Кокосовое волокно положим в домик... Костя говорил Биате: - Я просил дельфинов поймать тунца или в крайнем случае парочку рыб-попугаев. Вот увидишь, какое будет блюдо, если Ив вместо поваренной соли не захватил глауберову соль. Нет... Попробуй. Кажется, на этот раз он оказался на высоте. - Настоящая, - подтвердила Биата. Послышалось характерное дыхание дельфинов. Они быстро приближались к берегу. Костя бросился в воду и поплыл им навстречу. Скоро донесся его ликующий голос: - Тунец! Поджигайте! Вера сказала: - Надо было добыть огонь трением или еще как-нибудь по первобытному, да боюсь, мы не сможем сейчас. Придется зажигалкой. Дай, пожалуйста! Огненная дорожка от костра, трепеща, бежала по оранжевой воде. Тави и Протей подплыли к берегу, оживленно комментируя каждое наше движение. Их приводил в восторг и косматый, излучающий солнечное тепло огонь, и дым, евший глаза, и снопы искр, и потрескивание древесины. Почему-то никто из них не спросил о звезде. Было заметно даже необъяснимое равнодушие к редчайшему явлению. Биата спросила