етил нейтрально Антон, - Курю. - Как вы думаете, мы успеем перехватить немцев? - А долго вы меня еще на "вы" называть будете? Я ведь и обидеться могу. - Не надо, - сказала девушка, - я не хотела вас расстраивать, но надо было с чего-то начать разговор. А с немцами, как выражается капитан, как карта ляжет. Скажите, а вы не боитесь смерти? Антон затянулся и выпусти в бездонное звездное небо струйку дыма. Было видно, что девушке очень трудно перейти с официального "вы" на простое "ты". Это обращение еще содержало для нее некий защитный барьер, за которым хранилось самое сокровенное. Антон понял, что для нее это означает очень много сказать человеку, после чего отношения должны были резко измениться, и не стал настаивать. Пусть все идет как идет. - Раньше я об этом не думал, - ответил Антон на ее вопрос, - А теперь боюсь, но не за себя. - А за кого? "Прикидываешься или правда не понимаешь? Вроде бы не дура." - подумал про себя Антон, а вслух сказал: - За одну знакомую медсестру, которая, как неожиданно выяснилось, умеет лазить по горам. И за каким-то хреном поперлась в самое пекло. Катя обиделась. - Не за каким-то, а известно за каким. За вами, товарищ лейтенант. А по горам я лазить совсем не умею, это я наврала все капитану. И страшно мне очень, да уже поздно, деваться некуда. Антон выкинул окурок и чуть ли не заорал на нее: - Ну на кой черт ты сюда прилетела? В госпитале что ли острых ощущений не хватало, под бомбежками? Обязательно было в отряд набиваться, на верную смерть, амазонка чертова? Катя неожиданно тоже перешла на сдавленный крик: - А ты не кричи на меня, я не маленькая. Что хочу, то и делаю. И вообще не подходите ко мне больше, товарищ лейтенант Гризов. Я вас знать не желаю. Она резко повернулась и побежала в дом. Антон стоял как оплеванный, не зная, что делать дальше. Разговор получился совсем неожиданный и не тот, которого хотелось. Но было уже поздно. В растерянности лейтенант достал новую папиросу и опять закурил. Молчаливые звезды висели над его головой и, казалось, в них звучал немой укор. Было мгновение, когда Антон хотел броситься за ней и попросить прощения, но мгновение минуло, и снова заговорила мужская гордость, заглушив раскаяние. "И правда, ну чего она сюда прилетела, под пули. - рассуждал сам с собою Антон, - Ждала бы себе спокойно в госпитале. Вернулся бы и нашел. А теперь думай каждое мгновение, что с ней будет и мучайся. Ну зачем это надо". Простояв так еще минут пятнадцать, Антон вошел в избу и лег на свое место с края лежанки. Ему показалось, что в другом углу комнаты кто-то тихо плачет. На рассвете в комнату вошел капитан Иванов и громко крикнул "Подъем!". Все быстро встали со своих мест и стали собираться в дорогу. Одевая куртку и рассовывая по карманам запасные обоймы, Антон бросал на Катю вопросительные взгляды, но она почти все время старалась повернуться к нему спиной, и делала вид, что видит его в первый раз. Она быстро собрала сумку с медикаментами, положила ее в рюкзак, засунула за пояс пистолет, и вышла на улицу. Антон натянул горные ботинки, надел рюкзак со снаряжением и боеприпасами. Рассовал гранаты. Взял австрийский карабин и вышел вслед за Егором на свет Божий. На дворе еще стояла почти непроглядная темень, хоть глаз коли. Солнце вставало где-то в соседней долине и окрасило слабым розовым светом только далекие заснеженные вершины горных пиков. Утренний заморозок покрыл редкую траву прозрачным инеем. Антон выдохнул и тотчас окутался паром, словно линейный паровоз. В воздухе чувствовалось приближение зимы. Отряд построили во дворе. В результате осмотра капитан Иванов констатировал наличие десяти хорошо обмундированных автоматчиков и пяти бойцов с карабинами, такой баланс его устроил. Медсестра была вооружена только пистолетом и гранатами, но большего ей и не требовалось. Группа была поголовно оснащена финскими ножами. Из снаряжения почти у всех в рюкзаках находились двадцатипятиметровые бухты альпинистских веревок, карабины, ледобуры и прочие прибамбасы, необходимые для сложных восхождений. У каждого имелся свой ледоруб. Капитан Иванов остался доволен внешним осмотром. - Ну, что-ж, орлы, - сказал он весело, - Теперь посмотрим, каковы бойцы на марше. Выступаем. За Родину. За Сталина. Вперед ребята. И первым зашагал по горной тропе, круто уходившей вверх по склону. Как рассмотрел сквозь редеющую мглу Антон, поселок ютился у подножия горного отрога, выдававшегося далеко в еще относительно ровные земли. Почти сразу за ним виднелись внушительной высоты горные хребты. А еще дальше торчали уже совсем высокие, покрытые снегом и льдом, пики. Это был Кавказ. Старый добрый Кавказ, куда в его родное время, возили туристов-чайников в первые горные походы. Это происходило потому, что Кавказ живописен намного больше остальных гор. Он самый зеленый из всех имеющихся на территории вечно необъятной, сколько бы от нее не отрезали ломтей, родины, различных горных массивов. Именно здесь, и только здесь, до высоты две тысячи метров растет настоящий лес. В других горах такого не увидишь, в лучшем случае набредешь на какой-нибудь чахлый кустарник или чертополох. Здесь находились небывалой красоты горные пики Эрцог, Ушба и знаменитый Казбек. По всей территории были разбросаны тысячи горных озер, многие из которых образовались в бывших кратерах потухших некогда вулканов. Миллионы рек сбегали по склонам гор, рождая множество шумливых водопадов. В общем, Кавказ был идеальным местом для отдыха до революции и будет после второй мировой войны, но сейчас, когда Антон царапал подкованными подошвами горных ботинок камни на тропе, Кавказ был просто высокогорным участком русско-немецкого фронта. Антон на секунду остановился и бросил взгляд на горы. Где-то там, впереди, сейчас точно также пробирались потаенными ущельями фашистские диверсанты из знаменитой группы "Эдельвейс", специально натасканные в Альпах для своего черного дела. И сколько их было на самом деле, точно не удалось установить даже всесильной разведке. Но сколько бы ни было, им на встречу шел отряд всего из пятнадцати человек, одной из которых была молодая девушка. Через сорок минут хода капитан Иванов остановил отряд и, спустившись вниз, осмотрел всех до последнего бойца. Пока все шло нормально, но завтра должны были проявиться первые признаки акклиматизации, то есть горная болезнь. У всех она протекает по-разному, но в основном на человека сваливается страшная тяжесть и появляется огромное нежелание двигаться. Хочется лечь и лежать прямо на камнях, хоть трава не расти. Скоро это проходит и больше на повторяется. Но второй день всегда самый тяжелый для новичков. - Будем идти в таком ритме, - объявил капитан, - По пятьдесят минут, и делать привалы на десять. Так мы сможем пройти быстрее большую половину пути. Если кому станет плохо, сразу докладывать мне. Не молчать. Лучше сразу сказать, пока свои близко. Завтра обратного пути уже не будет. Передохнув десять минут, отряд перевалил через отрог и стал спускаться в долину, за которой начинался новый подъем. Глава 10 Ночной штурм Шаг за шагом отряд продвигался вперед. Когда наступило утро и вокруг просветлело, с того места где они находились стал виден перевал Кичкинекол. Сразу за ним начиналась длинная и узкая долина, другим концом выходившая к подножию горы Сваги, на правом плече которой находился перевал Узункол. Именно сюда, по предположению капитана Иванова, и стремились выйти диверсанты из спецгруппы "Эдельвейс". Через соседний с Узунколом перевал-близнец протекала бурная горная река, регулярно сносившая все временные мосточки в верхнем течении, а в нижнем ее мощь была вынуждена подчиниться единственной рукотворной преграде на сотню километров вокруг - плотине Ингури-ГЭС. Если диверсанты, специально обученные для выполнения подобных заданий в глубоком тылу врага, сумеют достичь перевала раньше отряда Иванова то, спустившись с него всего на несколько километров вниз по течению реки, преспокойно взорвут электростанцию. А это будет уже половина победы. Охранения на электростанции практически нет, что фашистам только на руку. Оставшихся простых пехотинцев, хоть и с автоматами, эти натасканные убийцы прикончат в момент. Никто не успеет даже вскрикнуть. Затем нацистам останется провести аналогичную диверсию на заводе, для чего потребуется спуститься еще дальше вниз в долину, а затем подняться вверх на три тысячи метров, пройти по западному склону Ушбы и, перевалив через несложный Чоргор, спустится в другую долину, где расположен завод. На это у них уйдет целый день пути. Если им удастся подорвать электростанцию, то завод останется без энергии и оборонный заказ будет сорван, даже если нацисты до завода и не доберутся. А если не пропустить их через Узункол, то они затратят на обходной маневр едва ли не двое суток. Это уже срок и многое решает. Поэтому капитан Иванов, хотя и старался держаться заданного ритма, то и дело поторапливал бойцов: до Кичкинекола предстояло дойти еще засветло и, преодолев его, постараться до наступления темноты достичь Узункола. Если потребуют обстоятельства - заночевать на спуске с перевала. В любом случае необходимо было торопиться. Антон шагал почти замыкающим, вместе с Егором. А медсестра, как один из слабых членов отряда, шла впереди. Ставить впереди медленно идущих - закон всех, кто ходит в горы группами больше одного. Остальным, волей-неволей, приходилось равняться на них. Шагая впереди, Катя понимала, что сейчас минуты решали все, и старалась идти изо всех сил. Так быстро, как только было возможно, чтобы не подводить ребят и капитана. Когда тропа изгибалась серпантином вдоль склона, Антон смотрел, как она старательно переставляет ногу с камня на камень и тихо радовался, что девчонка ничуть не уступает здоровым мужикам в сноровке. Сейчас это было самым главным. Он и понятия не имел, чем ей дается такой ритм. Жесткие лямки рюкзака впивались в ее, не привыкшие к такой нагрузке, плечи, оставляя на них красные полосы. Когда объявляли короткий привал, Катя с облегчением скидывала рюкзак на камни, а когда время передышки заканчивалось, с ужасом надевала его обратно, стараясь не подавать вида. На одном из таких привалов от Антона все же не ускользнуло молниеносно появившееся и исчезнувшее на ее лице выражение просьбы о помощи. Ему захотелось подойти и взять часть ее вещей себе, но капитан бы этого не позволил. Он и так уже о чем-то догадывался и косо посматривал на Антона, словно это он обманом заманил медсестру в горы, а не сам капитан взял девушку в отряд. За почти полдня пути Антон успел составить себе первое впечатление об обмундировании. Это конечно были не фирменные пластиковые ботинки с шипастой подошвой и яркое капроновое снаряжение из альпинистской истории его прошлой жизни, но выданные куртка и брюки пришлись впору и нигде не жали, свитер грел исправно, а черные кожаные ботинки пока не натирали ноги. Немного мешала болтавшаяся за спиной австрийская винтовка с оптическим прицелом, да оттягивавшие карманы узкотелые гранаты, но скоро Антон привык к их ритмичным тупым ударам по телу, и перестал обращать внимание. После трех часов солнца погода опять начала портиться и, когда отряд подошел под перевал Кичкинекол, внезапно поднявшийся из долины вязкий туман почти лишил людей видимости. Капитан Иванов принародно покрыл матом местные метеоусловия и приказал начать подъем при плохой видимости - времени ждать не было. По счастью перевал был не очень сложным. Не надо было вешать страховочных веревок, поскольку крутизна и высоты были еще не те. По сути дела пока все расстояние, которое они прошли, было только продолжением предгорий, но еще не самими горами. А то, что называют Кавказом, только теперь начиналось за Кичкинеколом. Первая серьезная долина, с двух сторон над которой возвышаются мощные хребты, уже слегка увенчанные снегом, предвещавшие скорое появление горных вершин, с чьих отрогов снег не спадал никогда. Первые бойцы поднялись на двадцать метров по тропе и сразу исчезли в тумане. Иванов приказал всем снять притороченные до поры к бокам рюкзаков ледорубы, чтобы использовать их для страховки. Камни, обильно смоченные промозглой туманной влагой, стали казаться еще более мокрыми и скользкими. Бойцам приходилось очень осторожно ставить ноги, чтобы не споткнуться и не съехать вниз, свалив кого-нибудь из идущих сзади. За Антоном шел только Егор, который умудрялся даже иногда любоваться красотами окружающих видов, и угрюмый боец, имени которого Антон не успел спросить, но знал, что друзья кличут его Емелей. На каждом перевале, видимо желая подбодрить остальных, Емеля негромко, как бы невзначай, высказывал вслух предположение о том, что немцы уже давно прошли Узункол и наверное спускаются к электростанции, а потому весь их поход потерял смысл. Но мысль свою Емеля ничем не заканчивал, а говорил словно сам с собой. Когда Антон смотрел на Емелю, то у него возникало стойкое ощущение, будто такие жизнерадостные люди в отряде нужны исключительно для того, чтобы остальным жизнь медом не казалась. Впрочем, Емеля был мужик выносливый и пер как вол, потому и стоял замыкающим. По первой военной специальности он был артиллерист, а теперь считался снайпером, так же как и Антон. Все время, пока отряд непрерывно поднимался, Антон видел только расплывчатые очертания мелькавшей в тумане спины впереди идущего бойца, он думал о том, что случилось вчера вечером. Теперь он не сомневался в том, что нравится Кате, но чувство радости было слегка подпорчено недавними грустными воспоминаниями. Временами ему хотелось догнать ее и при всех попросить прощения за то, что накричал на нее вчера, но первое желание быстро сменялось желанием этого не делать, а подождать пока она сама подойдет и заговорит. Ведь, в конце концов, он был прав, черт возьми. Нечего ей было делать в горах, где большинство из них почти наверняка скоро ждала верная смерть, потому что они были не столь обучены и опытны как немцы. Опасностей хватало и там, откуда она пришла. И там тоже можно было служить родине. Но в глубине души Антон знал, что там Катя имела бы больше шансов выжить, и злился оттого, что она отказалась их использовать. Отказалась из-за него. И теперь Антон чувствовал тревогу и за свое и за ее будущее, ответственность за которое как бы легла на него самого. Добровольцами из отряда двигало только одно желание - остановить врага, но враг был хитер, жесток и беспощаден, а потому Антон старался не думать о том, что должно было скоро произойти. Каким-то подсознательным чувством он надеялся на то, что останется жив. Кроме надежды никаких гарантий у него не было, но тем не менее он шагал по мокрым холодным камням вверх, сжимая гладкий приклад австрийской винтовки, и надеялся победить. Так прошло три часа. Наконец, впереди раздался негромкий окрик, это Семен Ершов, впередиидущий, повторил переданную по цепочке команду Иванова остановиться на привал. Антон снял с плеча винтовку, скинул рюкзак на большой плоский камень, присел на него сверху и закурил. Осмотрелся. Туман слегка поредел и теперь взгляд проникал сквозь него метров на двадцать-тридцать. Чуть впереди скалы сужались и между ними был виден распадок, уходивший вниз. Это означало, что отряд уже поднялся на перевал и сейчас начнет спуск. Рядом присел Егор. - Ну, как ощущения, сапер? - поинтересовался Гризов. - Хорошо, - бодро ответил Егор, прикуривая папиросу, - Даже не хочется ничего взрывать, такая кругом красота. Идешь себе, любуешься окрестными видами и не верится, что где-то в соседнем ущелье прячутся фашисты, готовые в любой момент пристрелить тебя как собаку. Ну не могут они мирно сосуществовать с такой красотой. Не стыкуется все это. - А они и не стараются мирно сосуществовать. Им дела нет до красоты, поскольку задание имеется: уничтожить побольше русских военных объектов. - ответил Антон, - Идут себе они чрез горы и размышляют только о том, как бы нам напакостить, сукины дети. А мы идем им на встречу и думаем о том же. Так что, жизнь не так проста, как кажется - она еще проще. А задание у нас вообще проще некуда - остановить немцев. Как уж это получится, один Бог ведает и верховное командование. Хотя, я думаю, что верховное командование на самом деле понятия не имеет чем эта операция может закончиться. Егор молчал. Было видно, что он над чем-то усиленно раздумывает. - Ты о чем задумался? - спросил Антон, - Изобретаешь новую бомбу, террорист? - Навроде того, - ответил Егор, - Соображаю, сколько взрывчатки надо заложить в заряд, чтобы одновременно и народу положить немало, и лавину себе на голову не вызвать. Проблема, понимаешь. - Да уж, - протянул Антон, - Проблема. Горы, они сотрясения воздуха и камней не переносят. Чуть перебрал - и разгневаются горные духи, забросают тебя камнями. - Ладно тебе, - прервал его Егор, услышав негромкую команду капитана продолжать движение, - кончай. Как нас учили на рабфаке - духов не существует. И вообще, пора идти. - Это ты-то говоришь про духов, что их не существует? - переспросил Антон, - Ты, потомок священнослужителя? Егор нахмурился. - Я забыл об этом. И вообще, мои родители со мной ничего общего не имеют. Пойдем, капитан сигналит. Антон не стал продолжать. Они встали, затушили папиросы, кинув их в снег, и медленно зашагали за остальными солдатами, включаясь в общий ритм движения. Отряд вновь вытянулся по тропе, образовав ломаную линию, походившую на плавно извивавшуюся в тумане огромную змею. Антон осмотрелся по сторонам. Распадок резко расширялся на восток, и не будь тумана, с перевала открывался бы наверняка живописнейший вид. Но, увы, на этот раз не повезло. Кругом висела серая хмарь, позволявшая видеть только на несколько метров перед собой. Тропа круто шла вниз и Антон передвигался теперь прощупывая путь ледорубом - кто его знает, что может оказаться под ногами. Тем более, что справа скала резко переходила в довольно глубокий обрыв, дна которого не было видно. Выскользни какой-нибудь камешек из-под ноги, и костей не соберешь, а идущие рядом и моргнуть не успеют, как будет покоиться твой труп на дне глубокого ущелья. На память почему-то пришел эпизод из прошлой жизни. Антон тогда ходил в поход на далекий и знойный Тянь-Шань. Группа начинающих туристов уже почти закончила все свои восхождения и спускалась в последнюю долину, у выхода из которой начинались цивильные места. И вот, проходя вдоль последнего обрыва, одна из молоденьких девушек на глазах всей группы по чистой случайности сорвалась в пропасть. Раздался крик, все обернулись, но на краю обрыва уже никого не было. Люди застыли на месте, не в силах пошевелиться и осознать случившееся. И только руководитель группы приблизился к обрыву, постоял несколько секунд смотря в пропасть, и вдруг бросился следом. Никто не мог понять почему. Потом Антон узнал, что ему все равно грозила бы тюрьма, а он не хотел садиться. Наверное - решил все ускорить. Спуск продолжался почти час. Антон сверхосторожно переступал с камня на камень, инстинктивно стараясь держаться как можно дальше от близкого обрыва, глубину которого он чувствовал чуть ли не печенкой, хотя и не мог рассмотреть глазами. Катя шла далеко впереди, и ее было совсем не видно. Гризов изо всех сил надеялся, что с ней все будет хорошо. По расчетам Антона где-то через пару часов отряд должен был спуститься вниз с перевала и втянуться в долину. Шли, в принципе, неплохо. Если удастся сохранить такой темп, то к вечеру могли добраться и до Узункола. Антон поправил свой карабин и ощутил холодную сталь оптического прицела. Раньше он был летчиком. Теперь - снайпером. Надо сказать, что это начинало ему нравиться. Сказывалось магическое влияние австрийской игрушки за плечами. Антон никогда не ощущал жажды убийства, но имея на плече столь качественное ружьишко, так и подмывало передернуть затвор, прицелиться кому-нибудь, стоявшему на расстоянии километра, прямо в глаз, и спустить курок. Увидеть, как где-то далеко, словно в кино, человек хватается за голову и медленно заваливается навзничь. Он падает, руки его разлетаются в стороны, безвольные, словно ветки ивы. На лице застывает маска смерти. Антон так явственно это представил, что позабыл, где находится и едва не свалился в пропасть, оступившись. Но когда он удержал равновесие, качнувшись, впереди раздался истошный крик. Первые секунды Антон стоял, прислушиваясь к раздававшимся звукам. Тишина. Затем негромкий перестук посыпавшихся в пропасть камешков. И где-то далеко внизу - тупой удар о камни живого тела. Все повторялось. Почти так, как произойдет через сорок лет, если не считать, что сейчас в горах отряд специального назначения, а не бесшабашные студенты. По цепочке разнеслась негромкая команда - "отряду сгруппироваться к голове колонны". Антон медленно пошел вперед, предчувствуя непоправимое. Он не ошибся. Метров через тридцать, у кромки бездонного обрыва, в глубине которого клубился непроницаемый туман, стоял капитан Иванов и несколько бойцов. Они смотрели в пропасть с выражением застывшего ужаса на лицах. Когда Антон приблизился, капитан вытер проступивший холодный пот со лба, взглянул в его сторону и медленно проговорил: - Егоршин оступился. - и, помолчав, добавил, - всем удвоить осторожность. Мы не можем погибать вот так, не нанося урона нацистам. Отряд снова растянулся по тропе. Спустя пару часов, как и предполагал Антон, крутой спуск вдоль обрыва закончился и началась довольно пологая тропа, петлявшая меж огромных валунов. Чувствовалось, что местность немного выравнивается, и уже где-то недалеко находится долина. По наблюдениям Антона в долину они вышли и уже шагали по дну широкого ущелья, обрамленному с двух сторон высокими горами, но осознать это смогли только спустя четыре часа, когда туман понемногу рассеялся. Глазам уставших бойцов предстали величественные скалы, давившие людей своей непрошибаемой мощью. По дну ущелья тек неглубокий ручеек. Иванов остановил отряд и дал двадцать минут на отдых. Это было много. - Орлы, - сказал он, - До Узункола нам осталось четыре часа ходу. Если поторопимся - успеем подняться до половины и заночевать под самым перевалом. А если пойдем без отдыха - должны успеть взять перевал раньше срока. Не исключено, что фашисты идут быстрее нас. Разрешаю высказаться. Он посмотрел в уставшие лица бойцов. Никто из них не возразил капитану. Антон поискал глазами Катю, которую закрывали от него тела других солдат, но так и не нашел. - Ну вот, - удовлетворенно проговорил Иванов, - Принято, так сказать, единогласно. Перекурить, отдохнуть на десять минут дольше положенного, и марш-бросок. Антон скинул рюкзак и повалился на холодные камни. Полежал несколько минут, расслабляясь. Потянулся, посмотрел в небо. Очень высоко бежали стайками рваные серые облака. Когда-то давно, сейчас ему даже казалось, что этого вообще могло с ним не быть, он запросто летал меж этих серых облаков со скоростью мысли, резвясь и обгоняя эфирные радиоволны и иные сотрясения. Быть радиоволной ему нравилось, что ни говори. Можно перемещаться в пространстве, ощущая себя только частью этих безбрежных воздушных масс, наполненных снегом и дождем. Никаких тебе моторов и крыльев, просто часть неба, которая перемещается сама по себе, лишь иногда прихватывая с собой с одного места планеты в другое какие-нибудь небесные прибамбасы в виде неучтенных прогнозом погоды молний и града. Полная власть над временем и пространством. Почти что король небес. А теперь этот король лежал себе в теплой куртке на голых и острых камнях посреди кавказских гор, созерцая самого себя. Он был и не был одновременно. - По-о-о-дъем! - разнеслось по долине. Капитан Иванов уже стоял на тропе с рюкзаком за плечами и автоматом на шее. Ледоруб за ненадобностью в долине был засунут за боковые стяжки рюкзака. "Здоровый мужик" - подивился выносливости немолодого уже капитана Антон. Хотя, действительно ли Иванов ходил в столь невысоком звании для своих лет, Гризов очень сомневался. Особенно после обмолвки часового в поселке. Но вопросов не задавал, в особом отделе свои порядки и причины. Лучше их не знать. Меньше знаешь - дольше живешь. Бойцы нехотя поднимались, бряцая оружием. Предстоял недолгий, но изматывающий марш-бросок. Иванов подождал, пока все приготовятся, развернулся и быстро зашагал по тропе. До самого Узункола оборачивался только пару раз, чтобы посмотреть не упал ли кто от изнеможения. Через час ходьбы окружающее для Антона стерлось и слилось в нечто расплывчатое. Он не видел окрестных гор, а лишь шагал как заводной автомат или робот, неосознанно переставляя ноги. Шумно вдыхал воздух как загнанная скаковая лошадь. Мысли, между тем, текли своим чередом. Он снова вспомнил про Катю и захотел извиниться. Потом вдруг перед его глазами всплыл родной зал микрофонщиков, посты радиоперехвата и сидевшие за ними солдаты. Они курили, пили чай и о чем-то переговаривались. Затем появился полковой плац, по которому, лихо задирая ноги в кирзовых сапогах, шагала строем целая рота. В сторонке стоял прапорщик Жмень и удовлетворенно попыхивал папиросой - ему безнаказанно удалось стянуть мешок картошки со склада. Неожиданно все заслонила долговязая фигура комбата. Волков словно бы смотрел на Антона сквозь увеличительное стекло, моргал и злорадно потирал руки. Антону неудержимо захотелось врезать комбату по носу, но рук своих он не чувствовал. В настоящий момент для него существовала только растущая с каждым шагом тяжесть за спиной. Она придавливала Антона к земле. Винтовка оттягивала плечо так, что хотелось ее сдернуть и выкинуть - былой мистической любви к австрийской игрушке уже не чувствовалось. Только тяжесть. Ноги постепенно отказывались сгибаться и переставлять их приходилось большим усилием воли. Видимо, все остальные бойцы находились в таком же положении, поскольку за все время марш-броска никто его не окликнул и не спросил о чем-нибудь. Со всех сторон слышалось лишь натужное молчаливое сопение. Когда Антон услышал откуда-то издалека команду, означавшую привал, то не поверил и продолжал шагать автоматически. А потом, осознав, медленно повалился на камни и задышал словно паровоз после пробега Владивосток-Питер. Мысли медленно приходили в стройное соответствие. Горы, небо, долина, снег. Снег? Антон приподнял голову и огляделся. Отряд остановился у самого подножия огромной горы, все склоны которой были усыпаны глубоким на вид снегом. Видимо, это и была долгожданная Свага. Справа от ближайшего склона виднелась широкая морена. Кругом - горы чуть пониже, но тоже высокие, увенчанные островерхими шапками, на которых кое-где на предзакатном солнце тускло блестел лед. Антон поднял глаза на солнце и понял, что день быстро гас. Еще час и наступят сумерки, а почти сразу затем ночь. Темнело в горах мгновенно. Идти на подъем ночью и с профессионалами было делом опасным, а с необученным отрядом вообще представлялось верной гибелью. К тому же Антон разглядел на вершине ледник, двумя языками пересекавший подъем. Но выбора у них не было. В конце концов в отряд набирали добровольцев, сами напросились. Так что теперь оставалось уповать кому на Бога, а кому на компартию. Тем не менее, нельзя сказать, что услышав команду "Подъем", Антон сильно обрадовался. Тело уже ныло нещадно - такие переходы, особенно по суперпересеченой местности неподготовленным людям, даются нелегко. Рядом стоял Егор, растиравший скрюченные от холода пальцы. Катя уже находилась рядом с капитаном. Только сейчас Антон вдруг почувствовал высоту. Стало заметно холоднее, вокруг уже не было той живописной растительности, как внизу. Одни голые камни. Скорее всего они поднялись почти на две с половиной тысячи метров над уровнем моря. Сам Узункол был обозначен в три семьсот и был очень непрост. Иванов собрал бойцов вокруг себя и сказал: - Ребята, настал решающий момент. Перед вами Узункол, за ним - немцы. Мы должны взять этот перевал первыми и устроить на нем засаду. "Эдельвейс" идет из другой долины, которая заканчивается перевалом, примыкающим к Узунколу. Если немцы нас опередят, то расстреляют на подъеме. Прятаться здесь негде. С Узункола прямой путь вниз к электростанции. Поэтому быстрый штурм - наш последний шанс. Он указал на стоявшего рядом здорового черноволосого бойца. - Если меня убьют или случится что-то непредвиденное - капитан Семенов займет мое место. Иванов повернулся и посмотрел в сторону Сваги, нависавшей необъятной громадой. - Дело нелегкое, но вы все в прошлом альпинисты, хотя и давно без тренировки. Времени нет, придется вспоминать на ходу. Ночь нас застанет на середине подъема. Будем идти, пока сможем. В крайнем случае заночуем прямо на скале. Перевал высокий, но отвесных подъемов всего два, и все в средней части горы. Выше - рыхлый снег и ледник. Сейчас пять минут перекусить и оправиться. Затем начнем штурм перевала. Всем обвязаться страховочными веревками по трое. Антон подошел к своему рюкзаку и достал из специального непромокаемого мешочка небольшую плитку шоколада с горстью изюма. Перемешал, закинул все это в рот и медленно прожевал. Показалось мало. Он достал еще сухофруктов и снова набил рот. Постепенно появилось чувство легкой наполненности желудка. Открывать тушенку Антон не хотел, поскольку идти на подъем с полным желудком не рекомендовалось. Лучше открыть ее наверху, после успешного подъема, с чувством глубокого удовлетворения жизнью на данном отрезке времени. Ведь нет ничего лучше, чем съесть банку тушенки, сидя в спокойной обстановке посреди ледника на высоте почти четыре тысячи метров и плюнуть оттуда вниз, ощутив власть над пространством. Рядом сидел Егор и тоже жевал сухофрукты. Оглядевшись, Антон увидел, что практически все бойцы разделяют его чувства - никто не ел тушенку, хотя имелась она у всех. Катя лизала шоколадку, сидя на камне, подложив под себя увесистый моток веревки. Как он заметил, девушка вообще ела очень мало - хорошая черта в хозяйстве. - Подъем! Выходим на штурм. Всем разобраться по тройкам и начать движение. Первой идет моя тройка. Затем капитана Семенова и все остальные. Замыкающей - тройка Кошкина. Антон вздрогнул - ведь это его звали сейчас Кошкиным. Он очень хотел бы взять в свою тройку Катю, привязав ее к себе веревкой он был бы спокоен, что она не сорвется, а если что - уж лучше погибать вместе. Но Катя было определено место в первой тройке с Ивановым, а в одной упряжке с Антоном шел Егор и Емеля, которому Антон дал новую кличку "чтоб жизнь медом не казалась". Далать было нечего. Отряд разобрался по связкам и двинулся на штурм. Снег и правда оказался глубоким и чем выше поднимался отряд - тем глубже. Первым приходилось тропить, то есть утаптывать снег ногами, оставляя другим проторенный путь. Так шли час. Движение резко замедлилось, а вскоре начался и первый отвесный участок. Перед отрядом возникла стена высотой метров двадцать, без видимых путей обхода. Иванов отвязался от своих спутников и, прицепив с помощью карабина страховочный трос к твердому кожаному поясу, полез вверх по стене, засовывая пальцы в видневшиеся щели и забивая в них стальные крюки с отверстиями, через которые капитан пропускал веревку. Преодолев отвесный участок, он дал команду остальным на подъем, а сам страховал сверху. Второй пошла Катя. Антон снизу следил за тем, как она неумело передвигается по стене, то и дело сползая вниз на несколько метров, обдирая руки в кровь. К счастью, Иванов ее страховал хорошо. В конце концов, когда каким-то чудом ей удалось забраться метров на десять, капитан просто вытянул ее вверх как куклу за счет собственной силы. Затем пошли остальные бойцы. Кто лучше, кто хуже, но постепенно все преодолели отвесный участок. Кое-кто даже в связках. У Антона подъем прошел гладко и быстро, он даже не ожидал от себя такой прыти - видимо сказывалась любовь к скалолазанию. Когда Антон, первым из тройки, вылез наверх и подстраховал остальных, отряд уже вытянулся по склону метрах в ста вверху. Снова пришлось догонять. На ходу Антон пытался отогреть руки, замерзшие во время разминки на отвесной стене, от которой веяло мертвенным холодом. Кажущееся преимущество замыкающего, которому полагается двигаться уже по протоптанной тропе сводилось на нет, поскольку по ней прошло уже такое количество народа, что снег опять стал рыхлым и лишь немного примятым. Но это все равно было лучше, чем идти по целине. Антон старательно вгонял ледоруб в снег, чтобы в случае падения успеть "зарубиться" и не сползти обратно к отвесной стене. Погибнуть - дело недолгое. А вот попробуй выстоять и победить. Немного мешала винтовка. Антон даже немного пожалел о своем выборе оружия, поскольку на подъеме короткий автомат был гораздо предпочтительнее. Но передумывать было уже поздно, его считали в отряде за снайпера. Отряд поднялся метров на двести, петляя между камнями и причудливыми изгибами скал. Иногда Гризов поглядывал на солнце и видел как приближается закат. Воздух уже заметно посерел и сгустился. Лучи солнца иногда не пробивались сквозь облака. Светило медленно, но верно падало за скалистый хребет. Надо было торопиться и Иванов это понимал. Еще через полчаса отряд подошел ко второму отвесному подъему, метров на пятнадцать выше первого. На этот раз все повторилось, только Катя шла третьей, а двое мужчин страховали ее сверху. В противном случае был большой риск не удержать ее в случае срыва. Вообще, Антон заметил, что Иванов вел отряд довольно грамотно, наверное сам в прошлом собирал медали за восхождения и принадлежал к тем первым альпинистам, которые штурмовали непреступные пики ко дню рожденья Сталина и по заданию партии без всякого снаряжения. Родись Иванов в его время, то наверняка бы получил звание тигра скал, за покорение всех семитысячников планеты. Как бы это ни было, сейчас он был как нельзя кстати. Без него отряд вряд ли смог бы слаженно передвигаться. За вторым подъемом начинался ледник. Когда Антон преодолел отвесную стену, едва не уронив в пропасть ледоруб, солнце почти скрылось за хребтом и светило откуда-то снизу из соседней долины. По темному небу разлился матовый отблеск алых лучей. У Гризова появилось ощущение, что разом похолодало градусов на десять. В горах солнце - это все, оно и светит и греет. Если его нет, лучше сидеть у костра в палатке, а не шариться по сложным перевалам впотьмах в поисках верной гибели. Антон успел разглядеть начинавшийся метрах в ста мощный ледник, а это означало большую опасность, чем вся встречавшаяся до сих пор. Скрытые под снегом глубокие трещины и разломы и днем-то было не разглядеть, а сейчас траверз через ледник представлялся самоубийством. Еще никто и никогда не ходил по ледникам ночью. Иванов подождал, пока связка Гризова подтянется к остальным, сгруппировавшимся на краю ледника. Солнце уже село и стало совсем темно, лишь снег белел, давая слабые ориентиры и едва светился, казалось уже так близко, провал на правом плече горы - это был Узункол. Но предстояло еще пересечь ледник. Когда Антон, медленно шагая по рыхлому снегу, потому что тропы было уже не видно, привел свою тройку к краю ледника, капитан наставлял бойцов. - Передвигаться очень медленно, прощупывая ледорубом каждый сантиметр под ногами. Сами знаете, под снегом масса трещин. В лучшем случае сломаете ногу и не сможете идти дальше, а в худшем - поминай как звали. Один уже лежит на дне пропасти не похороненный. Так что - от каждого шага зависит выполнение задания. Фонарики включать нельзя - свет видно с такой высоты очень далеко. А немцы поблизости. Ну все. Вперед. И первым ступил на ледник. Горные ботинки, с вколоченным в подошву подобием шипов, скребанули по гладкой и скользкой поверхности. Капитан сделал несколько шагов и остановился. Вторым шагнула на лед Катя. В темноте лиц было не видно, но и отделенный от нее тремя связками бойцов, Антон чувствовал как колотится ее сердце - один неверный шаг и тебя больше нет. А вместе с тобой и еще двоих. Веселая перспектива. На секунду у Антона даже промелькнула предательская мысль "И на кой хрен я поперся в эти горы(", но была тут же подавлена усилием воли. Мандраж на леднике означал смерть еще более верную. Такое состояние в своем времени его спутники определяли фразой "Я эти горы в телевизоре видал!". Но здесь еще не было телевизора и Антона никто бы не понял, вздумай он жаловаться на жизнь такими словами. Но он и не жаловался. Просто, когда подошел его черед, мысленно перекрестился и вступил не ледник. Тонкий слой снега скрипнул под окантованной подошвой ботинок. Ледоруб выбил стайку льдинок. Последний бросок на перевал начался. В группе установилось гробовое молчание. Казалось и ветер, дувший на высоте сильнее, а на леднике вообще заставлявший едва ли не скользить под парусом словно буер, немного стих, проникшись сложностью обстановки. Шли молча, так что было слышно дыхание связанных с тобой одной веревкой людей. Антон изо всех сил старался не думать ни о чем, а только наступать осторожно в снег, десять раз проверив его на прочность жалом ледоруба. Он не раз вспомнил свои швейцарские "кошки", одев которые на подошвы, возникало ощущение, что ходишь не по льду, а по пластилину - так глубоко впивались тонкие и прочные стальные шипы в твердый лед. Эти же ботинки скользили едва похуже коньков. Один раз Антон ткнул ледорубом перед собой и едва не потерял равновесие - стальное жало прошло сквозь снег, как сквозь масло и не воткнулось ни во что. Значит впереди была трещина. Антон прощупал ее вправо - все та же пустота под снегом. Слева ледоруб глухо стукнул об лед. Антон повернул влево и обошел трещину, уведя за собой остальных. Что творилось с остальными бойцами, было абсолютно неизвестно, сверху раздавались только мерные удары железа об лед и натужное сопение. И вдруг тишину разорвал истошный крик. Антон вскинул голову, но ничего не увидел. Только темнота. Инстинктивно он ускорил шаг, и вдруг правая нога ушла по колено под снег. У Антона перехватило дыхание. "Вот оно" - пронеслось в голове. Но провалившись на полметра, он не уходил дальше. Значит зацепил край широкой трещины, либо угодил в узкую. Антон попытался взять себя в руки - сердце стучало как бешеное - и медленно, положив ледоруб на поверхность плашмя, стал вытягивать увязшую ногу. Сзади остановился как вкопанный Егор, от неожиданности превратившийся в соляной столб, вместо того, чтобы обеспечить Антону страховку. Сантиметр за сантиметром Гризов вытягивал ногу из трещины, и в конце концов ботинок снова оказался на поверхности. "Повезло. - подумал Антон, - Очень повезло". И только сделав шаг, осознал окончательно, что с ним могло произойти. На секунду он застыл недвижимо. Подошедший сзади Егор тронул его за плечо и тихо спросил: - Ты как? Антон словно очнулся ото сна и ответил металлическим голосом: - Нормально. Идем дальше. Сзади показался Емеля, осторожно обходивший трещину, в которую провалился Антон. Связка прошла еще метров тридцать и стало видно группу бойцов, сгрудившуюся над чем-то. Они тихо переговаривались вполголоса. Антон разобрал голос капитана, который сказал: - Включите фонарик, надо посмотреть что с ними. Только светить вниз, не ерзать по окрестностям. Вспыхнул и уткнулся вниз тонкий луч, показавшийся ослепительно ярким в кромешной темноте. Антон, приблизивший совсем вплотную к бойцам, увидел широченную трещину с обсыпавшимися краями. Она явно была полностью скрыта под снегом. Боец посветил фонариком в глубину, но яркий луч терялся во мраке, так и не достигнув дна. Трещина изгибалась и уходила под основной язык ледника. Судя по всему, до дна было не меньше пятидесяти метров. Упав туда, не уцелел бы никто. Бывали конечно всякие случаи, но смерть наступала в девяноста пяти процентах. Иванов тяжело вздохнул и стиснул зубы. - Их уже не вернуть. И обернувшись к остальным приказал: - Продолжать движение. Погас луч фонарика. Молча и в кромешной тьме отряд двинулся дальше вверх. Судя по всему, в трещину свалилась вторая связка, причем все трое. Падение произошло так неожиданно, что никто из них не успел вогнать острый язык ледоруба в лед и закрепиться. Теперь все они покоились на дне глубокой трещины. Не исключено, что чудом кто-то остался жив, но Антон ему не завидовал. Лучше было пустить себе сразу пулю в лоб, поскольку выбраться оттуда одному было абсолютно невозможно. Здесь нужна была спасательная операция, и не ночью. Через полчаса утомительной и нервной ходьбы по льду Антон вдруг почувствовал под ногами твердый камень. Не веря своим ощущениям, он ударил ледорубом в снег и услышал глухой стук о каменную поверхность. Ледник кончился. Значит скоро будет перевал. Антон снова ускорил шаг. Еще немного, и в лицо ударила струя ледяного ветра, врывавшегося в широкую расщелину между скал. Это был перевал Узункол. Глава 11 Двойной капкан Утро наступало ужасно медленно. Антон лежал в снегу между камней в полузабытьи и грезил наяву. Порой ему казалось, что он спит, видя сказочные сны об уютном кирпичном доме, в котором горит огонь, распространяя вокруг себя благословенное тепло. Вокруг сидят друзья, неторопливо и с наслаждением курят сигареты, ведут беспечную беседу о прелестях жизни. То вдруг перед ним возникала черная ломаная линия перевала с белым пятном снега посередине. Потом он снова оказывался в доме и пил глинтвейн. Потом снова перевал. Антон не мог поручиться, где