и ломко дремлешь, ни о чем не помня и ничего не ожидая. Сигарета давно погасла в руке, но не хочется ни разжать пальцы, ни чиркнуть спичкой. Тихо. - Вы спите, Карсуэлл? - доносится еле слышный шепот. Нет, это не звезды. Это едва видимая тень с голосом Цукки. Спуск со звезд занимает много времени, но наконец Дэн открывает глаза: - Нет, доктор, я не сплю. Цукки колеблется. Он обещал Карсуэллу сделать это, дал честное слово, и все же ему жаль его. Странный человек. То, что он, Цукки, хотел бы забыть, он хочет вспомнить. Ничего не поделаешь, есть люди, которые не любят забывать. Для них все много проще, чем для него. О боже, как все сложно! Он вдруг вспомнил слова Мэри Энн, которые она сказала тогда, уходя от него: "Ты боишься простых ответов, Юджин. Ты боишься жизни. Ты навсегда остался маленьким сопливым Цукки-брюки". Летом у нее выступали веснушки. У нее были сильные руки, и она почему-то всегда коротко стригла ногти. Может быть, она была права. И Брайли был прав: он омега, всю жизнь был омегой, ожидающим ударов от мальчишек и от жизни. Карсуэлл другой. Он обещал ему это сделать. Теперь, после следствия, это не страшно. - Вы спите, Карсуэлл, спите, спите, спите. Вы смотрите на меня и спите. Вы спите и слышите лишь мой голос. - Да, доктор, я сплю и слышу ваш голос. "Удивительно все-таки, как стимулятор облегчает гипноз! Своя воля подавлена, и мозг особенно восприимчив к чужой воле", - подумал Цукки и сказал: - Теперь вы войдете в коттедж, ляжете в кровать и будете спать. А когда проснетесь, вспомните все, что было. Идите, Карсуэлл. Тихо и покорно Дэн поднялся со ступенек и неслышной тенью скользнул к двери. Не нужно, конечно, было этого делать, снова подумал Цукки, но он дал честное слово. А Брайли нет в живых. Почему все-таки Брайли так ненавидел его? Почему? Что он ему сделал? Что они не поделили? Разве что ответы. У Брайли всегда были простые и однозначные ответы. У него, у Юджина Цукки, их почти никогда не было. Но почему человек с ясными ответами должен ненавидеть человека без ответов? И на этот вопрос ответа тоже не было. И все-таки раз в жизни он найдет ответ, наверное последний. Ровно через два дня. Он не струсит. Удивительное дело, иногда он оказывался много сильнее, чем думал сам и другие. Он вспомнил, как во время войны их рота совершала учебный марш-бросок. Где это было? Кажется, в Стоунбридже. Там. К десятой миле все высунули языки. Рядом с ним обливался потом Бобби... Бобби... Как была его фамилия? Черт с ним. Длинный парень с бледным жестоким лицом. Сколько раз он издевался над ним: "Ваш брат не привык...", "Это тебе не макароны жрать..." А тогда он плелся рядом, молчал, и одно плечо под тяжестью винтовки было намного ниже другого. Так он и шел, скособочась. И ему, Цукки, было тяжело и все время казалось, что больше он не сделает и пятидесяти шагов, вот-вот рухнет и заснет прежде, чем ударится о землю. И все-таки он шел и вдруг сказал этому Бобби: "Дай твою винтовку. Пусть у тебя отдохнет плечо". Бобби не отказался, но на привале назвал его итальяшкой. Что и кому он хотел доказать? Этому Бобби, что он благородный, или себе, что Бобби гад? Или он просто всю жизнь страдал оттого, что не все его любят или, точнее, что никто его не любит, и всегда пытался купить любовь окружающих мелкими взятками? И это сложный вопрос, и на этот вопрос готового ответа не было. Вот так. Вот так, дорогой Юджин Цукки. Интересно, получит ли его мать страховку за него? Он привычно пожал плечами - единственный жест, который он умел делать лучше кого бы то ни было. Надо было идти спать. Он посмотрел вверх, на Большую Медведицу, вздохнул и тихо скользнул в темноту. Дэн проснулся сразу, минуя сумеречную пограничную зону между сном и бодрствованием. И сразу же вспомнил все... - Я это сделаю, доктор, я убью его, - говорит он Цукки. - Вы мелете чепуху, - отвечает доктор. - Я не хочу терять и Фло и себя в ваших вольерах. Брайли все знает, и он донесет. Люди с лакированными проборами и лакированными зрачками доносят легко. Вы можете помешать мне это сделать, но вы убьете и меня и Фло. Выбирайте. - Вы жестоки, Карсуэлл, так нельзя. - Самые сложные задачи, занимающие целые тома, имеют очень простые ответы. Или не имеют их вообще. Сложных ответов в жизни не бывает, я это слишком хорошо теперь знаю. Я сам всю жизнь прятался за сложность ответов. - Нет, я не могу... - Как хотите, доктор. Пусть это будет на вашей совести. - Но вы же не сможете убить его. Выйдя из камеры, вы снова превратитесь в безвольного эйфорика. А если бы и убили, то тут же рассказали бы первому встречному. Помните, как вы доносили мне на самого себя? В трубе? - Я подумал об этом, доктор Цукки. Я, разумеется, не ученый и ничего не смыслю в этом, но мне кажется, что ваши объекты должны быть во сто крат восприимчивее к гипнозу, чем обычные люди. - Да, но... - Вы загипнотизируете меня. Вы прикажете мне убить его и забыть об этом, так чтобы я не смог предать нас. А, потом заставите меня вспомнить. - Вспомнить? - Да, я не хочу забывать о таких вещах. Это было бы нечестно. Доктор погружается в раздумье. На него жалко смотреть: всклокоченный человек. Дэну кажется, что он слышит, с каким скрежетом ворочаются мысли Цукки. Если бы мысли обладали плотью, они бы сейчас изранили друг друга насмерть. Доктор делает мучительное усилие над собой. Лицо его бледно и искажено гримасой. Кажется, вот-вот его вырвет. Он с трудом проглатывает слюну и говорит: - Хорошо, Карсуэлл. Выйдите из камеры. Вы правы, гипноз под действием стимулятора не составляет труда. Зрачки доктора все приближаются и приближаются к нему, увеличенные толстыми стеклами очков. Куда делись прежние мягкие глаза? Эти источают холодный свет, легко проникают в него, и голос доктора быстро укладывает его мысли, как опытный грузчик, одну на другую, в нужной последовательности, ровными штабелями... ...Доктор Брайли идет по двору. Он без халата. На тончайшем сером костюме ни складочки. И тень от его фигуры четкая и аккуратная. - Доктор Брайли, - широко улыбается Дэн, - я так рад вас видеть! Ему приятно смотреть на это ясное, умное лицо с внимательными глазами. Прекрасное лицо. - А, Карсуэлл, вы по-прежнему, я смотрю, предпочитаете мне доктора Цукки. - О, что вы, доктор Брайли!.. Мне было вчера так стыдно, когда я не мог вспомнить, о чем мы беседовали в экранирующей камере с доктором Цукки. В глазах доктора Брайли вспыхивают лампочки. Какие приятные, проницательные глаза, и как славно, когда они ласково ощупывают тебя! Как лестно, что такие глаза не отрываясь смотрят на тебя и ждут, ждут... - И вы вспомнили, дорогой Карсуэлл? - Да, доктор, да! - радостно выпаливает Дэн. Он почти кричит, и доктор Брайли почему-то пугливо озирается вокруг. - Тише, Карсуэлл, здесь же люди. Знаете что? Заходите ко мне в лабораторию попозже. Совсем поздно, часов в двенадцать, у меня как раз срочная работа, и нам никто не помешает всласть наговориться. Вам это не поздно? - О, что вы, доктор Брайли, что вы! Полночь. Дэн идет в лабораторию Брайли. Она рядом с лабораторией Цукки. Какой обаятельный все-таки человек этот доктор Брайли! Сейчас Дэн его убьет, но это одно другого не касается. Убить он его должен, потому что... таков приказ. Чей приказ? Ему приказал это сделать доктор Цукки, и он не может нарушить этот приказ. Да ему и в голову не приходит нарушить-его. Как можно подумать такое? А сам он относится к Брайли прекрасно, это к делу не относится. Смит-вессон оттягивает карман брюк... Так и есть, Брайли ждет его. Какой обязательный человек! - А вот и я! - Дэн расплывается в широчайшей улыбке. - Ну, садитесь, мистер Карсуэлл, рассказывайте, что нового. - Доктор протягивает руку и незаметно включает магнитофон. Какой смешной человек - хочет записать его слова, и выстрел, наверное, тоже запишется. На память. Глупости он думает: как можно записать на память выстрел, которым он убьет его? На чью память? О, он знает, что потом нужно сделать с магнитофоном. Когда доктор Бра или будет мертв, можно будет стереть всю пленку, его это уже тогда не огорчит. - А вы и не представляете себе, что я теперь знаю! - Незаметно для Дана в его голосе появляются детские интонации. "Угадай, что у меня в кармане". - Что? - Я знаю, что в голове у меня телестимулятор. Маленький, величиной с булавочную головку. И радиоволны управляют мной. Доктор Цукки мне все подробно объяснил. - В экранирующей камере? - Да, там. Правда, я к этому отнесся, помню, как-то странно: почему-то сердился. А вообще мне очень хороню, мне этот стимулятор нисколько не мешает. Теплый поток любви к доктору Брайли струится в голове Дэна. А против него плывут несколько чужих холодных мыслей, словно десант, высаженный у него в мозгу чьей-то волей: стрелять только с близкого расстояния, почти в упор, в висок. - О чем вы еще говорили? - Теперь уже тонко улыбается и доктор Брайли. Ему весело. Не мудрено: ведь Дэн говорит ему очень интересные вещи. Не такие, впрочем, интересные, не зазнавайся, Дэн. Он и так все знает про стимулятор. Ему просто интересно, что это рассказал доктор Цукки и рассказал объекту, эйфорику! Ты доносишь, Дэн, доносишь на доктора Цукки. Чепуха! Можно ли доносить человеку, который так симпатичен и наверняка любит всех, как любишь ты. Да и вообще, какое это имеет значение, когда смит-вессон оттягивает карман. Маленькие десантники деловито копошатся в мозгу. Надо подойти к Брайли поближе, наклониться к его уху. Десантники торопят, они не терпят возражений. Да и что возражать, когда это приказ. Это ведь не он, Дэн, наклоняется сейчас к уху доктора Брайли, а они. - О том, как нам - мне, Фло (это мисс Кучел) и самому доктору Цукки - выбраться отсюда. Доктор Брайли вздрагивает. Пока это не от выстрела. Сейчас он дернется от выстрела, ведь правая рука Дэна уже осторожно поднимает пистолет. И действительно, доктор дергается вместе с грохотом выстрела, от которого тонко звякают на столе какие-то склянки. Бедный доктор Брайли! Как быстро и ловко подсказывают ему маленькие десантники, что делать! Достать из кармана перчатки и надеть их. Положить на диванчик труп. Только не испачкаться в крови... Какой тяжелый! Вот так, на спину. Почему мертвые тяжелее живых? Бедный доктор Брайли, как ему не повезло! На глазах у Дэна набухают слезы, мешают смотреть. Вытирать их некогда, и Дэн резко, словно лошадь, отгоняющая муху, встряхивает головой: Слеза падает на пол. Теперь нужно тщательно вытереть пистолет. Не торопясь, вот так. И рукоятку, и барабан, и ствол. Теперь вложить смит-вессон в правую руку Брайли и крепко сжать несколько раз для отпечатков пальцев. И левая рука тоже должна оставить отпечатки. Бедный, бедный доктор Брайли! Снова вложить пистолет в правую руку и разжать ее. Пистолет падает. Не забыть о магнитофоне. Это "Зенит". Ага, вот кнопка стирания записи. Вот, собственно, и все. Дэн выходит из лаборатории. Десантники заканчивают свою работу: подкладывают динамитные патроны под память Дэна. Змеится огоньком бикфордов шнур. Дэн еще помнит про Брайли. Маленький взрыв, голова Дэна наполняется светом. Он рассеивается с легкой болью. Темно. Ночь. Прямо над головой Большая Медведица нагнула свой ковш. Что он делает на дворе в такой поздний час? Давно пора спать. И вот он лежит на постели и помнит теперь все. И привычное ленивое блаженство не спеша смывает, уносит куда-то вновь приобретенную память. Помнить, забыть - какое все это имеет значение? Дэн снова закрывает глаза и с легкой улыбкой проваливается в теплую, сладкую дремоту. "ПРИКАЗЫВАЙТЕ, ДОРОГОЙ ЦУККИ" Генерал Труппер любил путешествовать. Всякое передвижение в пространстве, будь то в автомобиле, в самолете, в вертолете или на собачьей упряжке, было ему приятно, ибо давало ему ощущение полноты жизни, напряженной деятельности. Стоило ему остановиться и остаться наедине с самим собой, и время словно замирало для него. Ему тотчас же становилось скучно и даже страшно, ибо он боялся покоя и неподвижности. В такие секунды у него вдруг мелькала мысль о конце. Идешь, идешь, а там, впереди, провал. Бесконечный. И знаешь, что его не миновать. И из него тянет неповторимым запахом небытия. Встать, идти, бежать, забыть, не думать. Поэтому генерал Труппер всегда двигался. Около него, как у форштевня быстроходного судна, всегда вспыхивали бурунчики напряженной деятельности: подбегали и убегали подчиненные, трезвонили телефоны, раздергивались и задергивались шелковые занавески на огромных картах. Но по-настоящему счастливым он все-таки чувствовал себя только в движении. Вот и сейчас, сидя в вертолете, который скользил над красновато-желтой аризонской пустыней, и глядя вниз на стрелу шоссе, он улыбался. Все было хорошо. Он, Эндрю Труппер, летит, чтобы проинспектировать Драй-Крик. Его окружают толковые люди. Взять хотя бы генерала Маккормака. На вид увалень, а какая голова! Новое поколение: генерал-ученый. Иначе нельзя, да и сам он, Эндрю Труппер, слава богу, тоже не отстает. Другие отстали, безнадежно отстали, вмерзли, как бурые щепки, в лед второй мировой войны. Плоские концепции, устаревшее мышление, архаическое оружие. Будущее принадлежит науке, вроде этого Драй-Крика, где создается такое, что и в голову никому не придет... И все это он, Эндрю Труппер. Ему шестьдесят лет, но каждое утро, когда он бреется, из зеркала на него смотрит совсем еще молодой человек с отличным цветом лица. Прекрасное здоровье, чтоб не сглазить, дай бог такое многим молодым людям. Сколько еще он может прожить? Уж лет пятнадцать, не меньше, а то и все двадцать. А там кто знает... Как двигается наука - это-то он знает, слава богу... - Смотрите, генерал, - почтительно сказал советник Фортас, - вон и база. Генерал глянул в окошко. Вдали возникал правильный овал базы, утыканный по периметру сторожевыми вышками. - Хорошенькое место вы подыскали, Фортас, ничего не скажешь, - добродушно сказал генерал, - как на необитаемом острове. - Для наших подопечных и Тайм-сквер мог бы быть островом, - с почтительной гордостью сказал Фортас. - Ну-ну, посмотрим. Вертолет медленно опускался. Он скользнул через изгородь из колючей проволоки, повис на мгновение в воздухе и мягко опустился на землю. Навстречу вертолету бежали Далби и Уэбб. Позади почтительно трусили офицеры и ученые в светло-зеленых халатах и комбинезонах. - Сэр, - выпалил полковник Далби, вытягиваясь перед Труппером, - Драй-Крик ждет вас. - Полковник Далби, начальник базы, - тихо шепнул на ухо Трупперу Фортас. Генерал коротко кивнул. Он не любил лишние церемонии, и кивок относился в равной степени и к Фортасу, и к Далби. - Добрый день, джентльмены. Здесь у вас я себя чувствую в лучшем случае студентом. Несколько сот зубов одновременно сверкнули в заготовленных улыбках. - Ну-с, а теперь за дело, полковник. В нашем распоряжении, - он взглянул на часы, - час с четвертью. Я думаю, что реем вашим сотрудникам не стоит отрываться от работы. - Совершенно верно, сэр, - сказал Далби и повернулся к светло-зеленой и белозубой массе ученых: - Займитесь своим делом, господа. - Ну, что у вас тут, Далби? - спросил Труппер, садясь в открытый "джип". Вслед за ним в машину торопливо влезли Маккормак, Фортас, Далби и Уэбб. - Отлично, сэр, - бодро отчеканил Далби и тихо прошипел Уэббу: - Идите и обеспечьте порядок на территории базы. Уэбб коротко кивнул, бросив на полковника мегатонный взгляд. - Сейчас на базе, - сказал Далби, - ровно пятьдесят объектов, люди разных уровней развития, включая и с высшим образованием. Разные профессии, разные темпераменты. Все они круглосуточно находятся под воздействием телестимуляторов... - Это та штука, сэр, что вставляется в голову, - шепнул Фортас. - ...в состоянии постоянной эйфории... - Восторженное состояние. - Фортас отлично выполнял свои функции научного советника. - ...при подавленной собственной воле. Мы можем одним поворотом ручки главного передатчика перевести их в состояние агрессии, страха, голода, сна, но удобнее всего для работы и наблюдений, конечно, эйфория... Одну минутку, водитель... "Джип" остановился. - Вон тот человек, - полковник кивнул на склонившегося над клумбой Дэна, - намеревался тайком пробраться сюда, у него здесь работает приятельница. Благодаря мистеру Фортасу нам удалось перехватить его, усыпить, вставить стимулятор и превратить его в кроткого, ласкового ягненка. - Гм, интересно! - сказал генерал. - А его дама, сцены ревности? - Все отпадает, сэр. Нашим пациентам так хорошо, что ни одна тревожная мысль или чувство не может беспокоить их. - Неплохо было бы и самому заполучить на недельку ваш стимулятор, - засмеялся Труппер. - Иногда просто сил нет от миллиона проблем. Ну, да уж таков, видно, наш крест. Давайте-ка поговорим с этим вашим влюбленным рыцарем. - Мистер Карсуэлл, - крикнул Далби, вылезая из машины, - подойдите сюда! Дэн оторвался от цветочной клумбы, которую он обкладывал мелкими камешками, и, улыбаясь, подошел к "джипу". - Здравствуйте, - весело и слегка сконфуженно сказал он. - А, мистер Фортас, как я рад видеть вас! Вы уж не сердитесь на меня за то, что я тогда... - Ничего, ничего, мой дорогой. - Фортас нагнулся к уху генерала и шепнул: - Тот самый, что напал на меня с оружием... - Как вы себя чувствуете? - спросил генерал. - Прекрасно, сэр! - просиял Дэн. - Вы и вообразить не можете, какие здесь изумительные люди! - Да он же нормальный человек, - пробормотал генерал. Фортас грузно перевалился через край "джипа". Он подошел к Дэну и спросил: - А вы знаете, что ваша знакомая мисс Кучел вам изменяет? Полковник Далби мог бы легко вам это доказать. Наступила напряженная тишина. Дэн рассмеялся и недоуменно посмотрел на впившихся в него взглядом людей: - Какое это имеет значение? - А вы любите мисс Кучел? - бесстрастно спросил Фортас. - Вы же были готовы пойти ради нее бог знает на что... "Какие они смешные люди! - подумал Дэн. - Как долго они могут говорить о всяких пустяках... Чудаки!" - Да, - сказал он, - я... люблю мисс Флоренс Кучел. - И вам безразлично, что она вам изменила? - Конечно, - Дэн пожал плечами, - я знаю, что это должно мучить меня, но, знаете... все это как-то... не имеет значения... - Он засмеялся и вопросительно посмотрел на генерала. Тот в свою очередь расхохотался: - Это же цирк, джентльмены, настоящий цирк! Ах, если бы мою старушенцию сюда, чтобы она научилась правильно смотреть на вещи... Знаете, джентльмены, когда молод, думаешь о женщинах, потому что не можешь не думать. А потом начинаешь думать, потому что уже легко можешь не думать о них... - Внезапно генерал Труппер стал серьезным. - А не подготовлена ли эта сценка заранее, а? - Что вы, сэр! - сказал полковник Далби. - Смотрите! - С этими словами он ударил Дэна ладонью по щеке. Пощечина была не сильная, но от неожиданности Дэн покачнулся. На какую-то долю секунды мышцы его сжались, но, прежде чем гнев успел всплыть на поверхность сознания, его уже подхватил мощный поток тихой радости, закрутил и понес остатки куда-то вдаль, прочь. С легким недоумением Дэн посмотрел на полковника. Должно быть, он чем-то рассердил старика... Как обидно... - Пожмите мне руку, мистер Карсуэлл, - сказал полковник Далби. И Дэн, просияв, двумя руками крепко сжал протянутую ему руку: - Ах, мистер Далби, как я рад, что вы больше не сердитесь на меня!.. Полковник торжествующе посмотрел на "джип", как смотрит на первые ряды партера виртуоз-исполнитель после особенно трудного номера. Генерал Труппер медленно набивал трубку и никак не мог попасть большим пальцем в ее чашечку. - Да-да, ничего не скажешь, - в голосе его звучала смесь благоговейного ужаса и удивления, - почище Христа... Подставь щеку свою... Поразительно... поразительно... Хотя это не совсем по моему департаменту, но ваш стимулятор мог бы буквально возродить религию... Поразительно, поразительно... А другие эмоции, которые вы можете стимулировать у ваших объектов, столь же эффективны? - Безусловно. И агрессивность, и страх, и сон, и голод. Мало того. Сейчас, если вы не возражаете, мы пройдем в лабораторию доктора Цукки, вон она, и там вы увидите кое-что еще. - С удовольствием, - сказал Труппер и вылез из "джипа". Они без стука вошли в лабораторию и на мгновение остановились. После яркого солнца лаборатория показалась почти темной. - Здравствуйте, господа, - тихо сказал доктор Цукки, который уже ждал посетителей у двери. Голос его был тускл и слегка дрожал. - Доктор Цукки, один из наших самых блестящих ученых, - шепнул генералу Фортас. - Ну-с, мой дорогой доктор Цукки, показывайте вашу дьявольскую кухню. Даже войдя в лабораторию, Труппер не стоял на месте, а быстро обошел ее, разглядывая многочисленные приборы. Остановился у двух клеток, в которых сидели мартышки. Одна из обезьян, казалось, тихо дремала. Вторая прижалась к прутьям и принялась строить гримасы, грозя посетителям маленьким сморщенным кулачком. - А, обезьяны, - сказал генерал. - Теперь я вижу, что нахожусь в настоящей лаборатории... Как дела, обезьяны? - О, это не совсем обычное животное, - гордо сказал Далби, подходя к клетке с сидящей обезьяной. Он посмотрел на мартышку так, как смотрят отцы на своих вундеркиндов. - Сейчас доктор Цукки покажет нам, на что она способна. Давайте, доктор, действуйте. - Сейчас. - Цукки открыл дверцу и протянул руки. Обезьяна проснулась, доверчиво посмотрела на доктора, осторожно обняла его шею, и он бережно опустил ее на пол. Ее соседка гневно затрясла прутья своей клетки. Цукки несколько раз погладил мартышку и пробормотал: - Ну, Лиззи, покажем, что мы с тобой умеем. - Он взял ее за руку, как водят младенцев, и сказал: - Прошу вас, джентльмены, вот сюда. Это экранирующая камера. Сейчас наша Лиззи находится под воздействием главного передатчика. В камере она перейдет на маленький вспомогательный монитор. Мистер Далби, прикройте, пожалуйста, дверь... Спасибо. Лиззи на мгновение встрепенулась, дернулась, но тут же успокоилась. - А теперь, сэр, - он обратился к генералу, - возьмите вот эту штучку. Генерал посмотрел на плоскую пластмассовую коробочку, на которой были написаны слова: "вперед", "назад", "вправо", "влево", "стоп". Под каждой надписью красовалась красная кнопка. - Что это? - Сейчас увидите. Нажмите любую кнопку, и вы все поймете. Генерал с опаской нажал на кнопку "вперед", и в то же мгновение Лиззи вздрогнула, как будто в ней заработал мотор, и, недоумевающе глядя на людей, двинулась вперед. На пути ее стоял стул. Одним прыжком, упершись лапой в сиденье, она перемахнула через него и продолжала двигаться вперед, только вперед. Труппер нажал на кнопку со словом "назад", и Лиззи, словно детский телеуправляемый автомобиль, на мгновение замерла, потом повернулась и так же деловито двинулась назад, снова перескочив через стул. - Чудеса, просто чудеса! - сказал Труппер. - Будьте добры, сэр, нажмите на кнопку "стоп", иначе Лиззи все время будет стремиться выполнить команду... Спасибо. - Цукки посмотрел на успокоившуюся обезьяну, вздохнул и сказал: - У этой мартышки в голове новый тип стимулятора, с пространственной координацией. Как вы видели, объект с таким стимулятором может выполнять уже специфические команды, в отличие от общего эмоционального настроя остальных объектов. - Прекрасно, джентльмены! Это то, что нам нужно. Каждый из вас понимает, как нам это нужно. Особенно кнопка со словом "вперед". Назад не так важно, для этого не нужно ваших фокусов. Важно вперед. Чтобы человек не мог не идти, когда впереди даже провал, которого нельзя избежать... Мы ценим вашу работу. Впечатление огромное. Полковник, - генерал посмотрел на Далби, - вы представите мне заявку на нужную вам сумму. Работу надо разворачивать... - Спасибо, сэр! - Далби старался сдержать улыбку, но она неприлично расползалась по лицу. - Спасибо. Но мы хотели показать вам самое интересное. Генерал взглянул на часы. - Ну, давайте, что у вас еще спрятано в рукаве? - Видите ли, сэр, кто бы ни знакомился с нашей работой, все интересовались стоимостью стимулятора и временем, потребным на его установку. При массовом применении стимулятора это безусловно проблема номер один. Поэтому-то мы и затратили массу усилий, чтобы максимально упростить и удешевить этот процесс. Теперь установка стимулятора занимает немногим больше времени, чем обычный укол. - Ну, это вы, Далби, наверняка преувеличиваете. - Нисколько, сэр. Сейчас доктор Цукки покажет вам, как это делается. Он усыпит вторую обезьяну и вставит ей стимулятор меньше чем за минуту. Вы готовы, доктор? - Одну минутку, сейчас. Цукки надел на лицо небольшой респиратор и достал из ящика стола прибор, похожий на электродрель. - Это не просто дрель, сэр. Это автомат, - торжественно сказал Далби. - Как только сверло проходит черепную крышку, оно останавливается. Сжатый воздух проталкивает стимулятор через полое сверло и закупоривает оставшееся отверстие в кости специальным быстротвердеющим цементом. Ровно пятьдесят секунд, сэр. - А это что у него? - спросил Труппер, кивая на небольшой цилиндрик в руках доктора. - А, это тоже наше изобретение. Это мощнейший газ с наркотическим действием. Доля секунды, и объект спит. Само собой разумеется, что Цукки будет работать в камере, а мы будем следить через перископы. Далби любовно посмотрел на красный цилиндрик и увидел, что палец доктора Цукки согнулся и резко нажал на штырек. "Он с ума сошел!" - пронеслось у него в голове, и он хотел крикнуть, но не успел открыть рот, как острый маслянистый запах сильно стеганул по лицу, мгновенно сковал мышцы, схватил сознание и выдернул его из головы. "Действительно, ответы, оказывается, бывают простыми", - подумал Цукки, запирая дверь лаборатории. Он двигался не спеша, размеренно, и в такт неторопливым движениям неторопливо плыли мысли. Мысли были деловыми, и трудно было решить: то ли мысль, скользнув по нервам-проводам, рождала движение, то ли движение рождало мысль. Надо соблюдать субординацию, подумал он, посмотрел на четырех человек на полу и приставил дрель к голове генерала Труппера. Сверло взвизгнуло, набрало обороты, ровно и тонко загудело. Удивительно, как металл любит человеческое тело, будь то пуля, нож или дрель. Как быстро идет сверло... Спустя сорок секунд сверло затихло и прибор два раза мягко чмокнул, словно поцеловал жертву. Это автомат вытолкнул стимулятор и залепил отверстие специальным быстротвердеющим цементом. Кто там у них следующий? Наверное, этот молчаливый тип, Маккормак. Прошу вас, сэр, вашу головку. Ух, тяжелые у генералов головы. Начали. Не беспокоит? Цукки почувствовал, что только респиратор не дает его губам расплываться в улыбке. Почему нужно улыбаться, когда своими руками кончаешь жизнь самоубийством? Интересно, получит ли мать страховку? Да, он кончает жизнь самоубийством. И это хорошо. Ты сошел с ума, Юджин! Да, сошел. Наверное, все рано или поздно сходят с ума. Он это делает сейчас. И хорошо делает. Ловко. Великая вещь - опыт и тренировка. Можешь думать что угодно, но руки делают свое дело. Кажется, есть такой рассказ у Бальзака. Циркач всю жизнь выступает с женой, бросает в нее ножи, которые вонзаются в доску рядом с ее телом. Однажды он узнает о ее измене и решает пронзить во время номера ее сердце ножом. Он целится, бросает нож, но рука привыкла к определенному движению, и нож, как и каждый день в течение двадцати лет, вонзается, дрожа, в доску рядом с ее плечом. Он собирает всю волю в кулак, но и второй нож вибрирует в доске. Да, но он, Цукки, не промахнулся. Его нож уже в теле жертвы, уже третьей жертвы. Ах, Цукки, кто бы мог подумать о нем такое! Цукки-брюки, сопливая омега из Бруклина. Брайли правильно определил: омега. Нет, теперь он не омега и не альфа: он просто разжал пальцы и спрыгнул с лестницы. Это вовсе не так страшно, как он думал тогда во дворе, лет тридцать назад. Просто разжать пальцы. И все. И все-таки хорошо, что он не разжал тогда пальцы. Нельзя, чтобы тебя заставляли разжимать пальцы другие. Нельзя, чтобы чужие пальцы лезли к тебе. Он просто человек, который считает, что никто не имеет права насильно копаться в чужих мыслях. Человек рождается для того, чтобы думать, а не для того, чтобы покорно привести на цепочке свои мысли другим и сказать: вот, пожалуйста, выдрессируйте их как следует. Да, Цукки, но, для того чтобы отстоять свое право на мысль, ты сейчас вгрызаешься сверлом в чужие головы. Ничего не поделаешь. Идеалисты слишком часто проигрывали, потому что стеснялись пользоваться оружием своих врагов. А у тех оружие всегда лучше, это их козырь. Ничего, Юджин, сорок лет не так уж мало. Зато ты сможешь улыбнуться, даже если это будет в последний раз. А почему в последний? Ведь шансы есть... Не нужно думать о шансах. Чем больше цепляешься за них, тем меньше их остается. Не думай ни о чем. Это ведь, наверное, не так трудно - ни о чем не думать. Нужно просто все время думать о том, что не должен думать. Ни о чем. Ни о чем... Цукки принялся за Фортаса. Лицо у того было бледно, и в кустистых бровях блестели седые длинные волоски. Светлый пиджак отогнулся, и из-под воротника белой рубашки выступал край бордового галстука. Все. Готово. Цукки встал, включил рубильник вытяжного шкафа и прислушался к гудению вентилятора, высасывавшего воздух из лаборатории. Теперь можно снять респиратор и улыбнуться. Спят, бедняжки. Притомились. Он выключил мотор, достал из ящика стола зеленый цилиндр, нажал кнопку, поднес по очереди к ноздрям каждого из четырех. Через минуту они проснутся, придут в сознание. Цукки уселся в кресло, вытер бумажной салфеткой "клинекс" пот со лба и достал сигарету. Смешно. Последние две недели он ловил себя на том, что с трудом мог раскрыть крышку сигаретной пачки - так дрожали пальцы. Сейчас он лихо щелкнул по пачке, как это делают в кино ловкие мужчины с сильными плечами и каменными лицами, настоящие альфы, и взял губами наполовину вылезшую сигарету. Надо все-таки бросить курить, подумал он и усмехнулся. Ничего, скоро, наверное, ему помогут это сделать. Первым зашевелился Далби, потом Маккормак. Полковник открыл глаза, зевнул, страшно скривив рот, и улыбнулся. - Что это здесь произошло? - спросил он у Цукки и посмотрел на лежавших рядом с ним людей. - Ничего, - сухо ответил Цукки, - просто вы все немного устали и прилегли на пол отдохнуть. - Отдохнуть? - Далби сел, провел ладонью по лбу и засмеялся. - Вот чудеса! Четверо взрослых людей ложатся на пол поспать. - Он уже не просто смеялся, он покатывался со смеху, закидывая голову, и кадык на его горле ходил вверх и вниз. - Просто чудеса, Цукки! Четверо взрослых людей во главе с генералом Труппером, самим Труппером, ложатся на пол в лаборатории и засыпают. А вы нас, часом, не усыпили, дорогой доктор Цукки? - Усыпил. И даже вставил стимуляторы. - Стимуляторы? Ох и шутник же вы!.. - На мгновение в глазах Далби мелькнул страх, но тут же исчез, вымытый весельем. - Стимуляторы, регуляторы, генераторы, трансформаторы - все это, дорогой Цукки, чушь. Не знаю почему, но мне сейчас весело и покойно, как никогда в жизни. Наверное, и вправду вы всунули в меня эту штуку. Но тес!.. Вот и остальные проснулись. Генерал Труппер встал, потянулся, посмотрел на часы и весело ухмыльнулся: - Пора, джентльмены, мы уже здесь лишних пятнадцать минут. - Он посмотрел на Фортаса и Маккормака, вставших с пола, и расхохотался: - Прилегли, а? Ха-ха-ха-ха!.. - Он не мог остановиться. Смех заставлял его сгибаться, и на глазах появились слезы. - А может быть, полежим еще немножко, а? Так сладенько потянемся... А, джентльмены? Что вы посоветуете, дорогой доктор? Простите, забыл ваше имя... - Цукки, - с широкой улыбкой подсказал Фортас. - Цукки, ну конечно же, Цукки. Так что вы посоветуете, дорого" доктор Цукки? Знаете, такого симпатичного лица, как у вас, я не встречал никогда в жизни. Доктор, - генерал заговорщически понизил голос, - может быть, вам что-нибудь нужно? Ну, что-нибудь. А? Вы не стесняйтесь, такими друзьями, как я, не бросаются. У меня, знаете, много друзей: "Эндрю, не мог бы ты устроить мне одно небольшое дельце, так, ерунда: заказик на пятнадцать миллионов...", "Эндрю, замолви там словечко...", "Эндрю, моему сыну хотелось бы вернуться домой к рождеству..." И знаете, дорогой Цукки, все всем делаю. Всем, кто что-нибудь делает мне... Ха-ха-ха!.. Закон взаимного притяжения... Но вам, дорогой Цукки, я сделаю все. От души. Приказывайте, командуйте! Смешно, что старый Эндрю Труппер говорит вам такие слова, а? - Что вы, сэр, нисколько, - рассеянно сказал Цукки и посмотрел на часы. - Если вы не возражаете, выйдем на улицу, здесь что-то становится душно. - С удовольствием, - сказал генерал и попытался галантно открыть дверь. - Вы что, дорогой, нас заперли? - На всякий случай, - сказал Цукки и повернул ключ. - Пошли. "ВЫПУСТИ, СЫНОК, МОИХ ДРУЗЕЙ!" Недалеко от лаборатории стояли Дэн, Фло и майор Уэбб. Цукки почувствовал, как впервые за последний час в нем шевельнулся тошнотворный испуг. Но было уже поздно, поздно было думать и поздно было бояться. Он уже выпустил из рук лестницу и летел к далекой асфальтовой земле. - Мисс Кучел, мистер Карсуэлл, - крикнул он, - идите сюда! - Боже, кого я вижу! - рассмеялся Фортас при виде Фло. - Как я рад вам! - Он увидел Дэна, и лицо его исказилось гримасой смущенного недоумения. - Я... вас обидел, кажется... - Какое это имеет значение? - удивился Дэн. Он знал, что должно было произойти через минуту, но сознание его блекло, отступало назад, смываемое теплыми волнами симпатии и любви ко всем этим людям. Конечно, полковник Далби только что ударил его, он помнил это, но ему даже не нужно было оправдывать этого человека. Все это просто ничего не значило, было пустой шелухой. Значение имел только поток восторженного спокойствия в нем самом. - Полковник, - вдруг сказал Цукки, обращаясь к Далби, - у меня к вам большая просьба. - Голос его был безжизненным и тусклым. - Ну конечно же, доктор, просите что угодно! - Я хотел бы покатать немного мистера Карсуэлла и мисс Кучел на вашей машине. - Господи, - просиял Далби, - какой может быть разговор? Элвис! - крикнул он водителю, сидевшему в "джипе". "Джип" послушно развернулся и замер в нескольких шагах от Далби и Цукки. - Элвис, - широко улыбнулся Далби, - покатайте, пожалуйста, мистера Цукки и вот этих двух милейших людей... - Спасибо, полковник... - Нет, нет, дорогой мой, вы понимаете, какое мне доставляет удовольствие сделать вам что-нибудь приятное? Нет, вы не можете этого понять! - Далби, казалось, сочился добротой. Доброта излучалась всем его существом, сияла в кротчайшей, восторженной улыбке. - Спасибо, мистер Далби, но я бы хотел сам сесть за руль. - Прекрасно, прекрасно, великолепная идея! Элвис, не сердитесь, сынок, уступите место нашему чудеснейшему доктору Цукки. Водитель испуганно посмотрел на начальника базы и несколько нерешительно вылез из машины. Цукки позвал Фло и Дэна и включил мотор. - Садитесь с нами, полковник, - сказал Цукки и похлопал по переднему сиденью рядом с собой. - Спасибо, дорогой Цукки, - растроганно прошептал Далби и влез в машину. - Но как же наши гости? А впрочем, все это ерунда... Ерунда! - Он весело рассмеялся. - Удивительное у меня сегодня настроение: что-то я все смеюсь, и хорошо так на душе... и делаю я странные вещи... и знаю, что странные... и не знаю... И все это ерун... ерун... ерунда... Цукки рывком тронул машину. Далби качнулся и ухватился рукой за ветровое стекло. - До свиданья! - весело крикнул генерал Труппер. Он с энтузиазмом размахивал фуражкой. - Только побыстрее возвращайтесь. Ждем вас... - А знаете, - вдруг пробормотал полковник Далби, - я давно хотел вам признаться: я очень люблю решать кроссворды. Больше всего на свете. Стыдно, конечно, в моем положении, но честное слово, доктор, ничего не могу поделать с собой. Вот думаю все время: древний скандинавский воин из шести букв, первая "в". А в словарь ни-ни! Это нечестно. - Викинг, - сказал Цукки. - Викинг! Ну конечно же! Боже, какое счастье! Викинг! Как я люблю викингов, если бы вы знали, дорогой Цукки... Машина остановилась у закрытых металлических ворот. Часовой с автоматом плавился на солнце. Он увидел Далби и отдал честь. - Послушайте, мистер Далби, - вдруг сказал Цукки, - по-моему, вам все же лучше остаться. Бедный Труппер будет скучать без вас. - Вы так думаете? - упавшим голосом спросил Далби и тут же оживился: - Ну конечно, я должен немедленно вернуться. Только вы уж не обижайтесь на меня. Не будете? - Нет, - сказал Цукки. - Честное слово? Вы, ученые, скры-ытный народ. Все знаете, даже викингов. - Честное слово, - серьезно сказал доктор. - Только скажите часовому, чтобы нас выпустили. - Выпустили? А это... - На потном лице полковника мелькнул испуг, но тут же растаял, согнанный улыбкой. - Часовой, выпусти, сынок, моих друзей! - Да, сэр, - сказал часовой и нажал на кнопку. Загудел мотор, и металлические створки ворот медленно раскрылись. - До свиданья! - крикнул Цукки и резко дал газ. Задние колеса выбросили из-под себя облачка песка, и машина рванулась с места. Далби, улыбаясь, шел по территории. Конечно, все это в высшей степени странно, думал он, но никак не мог закончить мысль. Мысли ни за что не хотели выстраиваться в теплом бассейне необъятного блаженного веселья. Навстречу ему бежал Уэбб. Лицо его лоснилось от пота. "Все-таки, что ни говори, в нем есть что-то приятное, симпатичное", - подумал Далби. - Сэр, - крикнул Уэбб и задохнулся, - вы, вы... выпустили машину с территории? - Он никак не мог заставить себя поверить своим собственным чувствам. Или они обманывают, или... - Да, дорогой мой Уэбб, мне стыдно, но я должен признаться вам в одной маленькой тайне. Дайте ваше ухо. Я, знаете, обожаю кроссворды. Догадаешься, что птица из четырех букв - это киви, и душа поет. В моем-то возрасте... - Полковник стыдливо рассмеялся. - Ну ничего не могу с собой поделать. Майор Уэбб в ужасе отшатнулся. Его загорелое лицо приобрело глинистый оттенок. Он с силой потер ладонью лоб. Мысли фейерверком кувыркались в голове. Он не в себе. Не он - полковник не в себе. Сошел с ума. Сошел с ума... Спокойно, спокойно, это и есть твой шанс. Бегом к генералу. Уэбб бежал, ручейки острого, щиплющего кожу пота текли у него по лицу, но ему казалось, что он не бежит, а важно, как полагается начальнику, уже почти начальнику, шествует по базе, по своей базе. Пора, пора самому командовать. Он это заслужил. - Сэр, - крикнул он, подбежав к Трупперу, - полковник Далби выпустил с территории машину с доктором Цукки и двумя объектами! - Вы думаете, они еще не скоро приедут? - Приедут? Это побег, сэр! - Господь с вами - побег! Такие милейшие люди... - Генерал забулькал блаженным смехом. - Но ведь территорию базы не имеет права покидать ни один ученый и ни один объект. - Уэбб почувствовал, как земля плавно дрогнула у него под ногами. Перед глазами летали яркие мошки. Они казались яркими даже на фоне ослепительного солнца. Сердце колотилось о ребра, но он не чувствовал боли. - Имеют право, не имеют права, - заливался смехом генерал, - все это пустые, скучные вещи. Как вы можете говорить о пустяках, когда кругом такое блаженство? Смешной вы человек, майор! И усики у вас смешные. Милые и смешные. Нравятся, поди, дамам, а? Уэбб уже больше не мог бороться с колебавшейся под ним землей. Если он не сядет, он упадет. Чудовищно. Сесть перед стоящим генералом... Он закрыл глаза и опустился на землю. Он сошел с ума. Он сошел с ума. Он с силой сжал ногт