иднее должны у нее знакомые быть... А тут - рваная куртка... И на полу глина. - Что? - Глина, говорю. У нас у входа коврик. Так вот и коврик в глине - видно, тер он ноги, - и пол испачкан. Понимаете теперь, почему я говорю - несолидный человек? Солидный человек не придет к даме за полночь да еще в рваной куртке и ботинки в глине. - Вы не слышали, о чем они говорили? - Так, если честно сказать, подошла я к двери... - Ну, и что? - Ничего не слышно было. Думаю, может быть... - Что "может быть"? - Думаю, может быть, спят. И тут слышу шаги. Вроде бы как к двери. Я быстренько в свою комнату. И уже оттуда слышу, как выходят из комнаты Валерии в прихожую. И шаги не ее. И тут же дверь захлопнулась. Знаете, ночью, когда лежишь и не спишь, все слышишь. Проходит полчаса, час. Все тихо. А мне как-то беспокойно на душе. Прямо места себе не нахожу - ворочаюсь и ворочаюсь, и сердце болит. Не знаю, чего именно, а болит и болит. Ну, встала я наконец, подошла к ее двери. А там свет горит. Ни звука. Постучала. Сама не знаю чего - но постучала. Не отвечает. Может, думаю, спит. Забыла свет погасить. Отошла от двери - и обратно. Открыла тихонечко дверь - и как закричу! Валерия на полу, и около головы лужица темная. Я все сразу поняла. Я как куртку эту увидела - сразу почувствовала: что-то тут не так. - А вы не слышали, как они поздоровались, когда он вошел? Старуха посмотрела на лейтенанта с сожалением. "Считает, видно, меня за идиота", - подумал Милич. - Неужели бы не сказала вам? - А вы не могли бы подробнее описать мне куртку, что вы видели на вешалке? - Пожалуйста. Темно-коричневая, на "молнии". С поясом. Один конец пояса висел почти что до пола. Я еще подумала - потеряет ведь. - Вы говорили, порвана... - Точно. Рукав один. Сейчас соображу, какой... - Старуха закрыла глаза и наморщила лоб. - Левый рукав. Так, знаете, как за Гвоздь зацепил. - Все? - Еще можно сказать, что куртка была грязная. - Грязная? - Ну да, грязная. Не то чтобы чем-то там вымазана, но грязная. Не чистая. - Спасибо, миссис Ставрос. Баумгартнер ждал его в прихожей, откинувшись в кресле, что стояло у столика с телефоном. - Ну как? - спросил Милич. - Следы есть? - Похоже, что он не спешил и стер все, что мог стереть. Завтра в лаборатории будет видно. Но надежд у меня не слишком много. Как старуха? - Лучше, чем большинство полицейских. И наблюдательнее и говорит складнее. Спасибо тебе... Возьмите, пожалуйста, глину с коврика в прихожей на анализ. - Обязательно. Ты поехал? - Угу. Ну, будь здоров. 10 В Лейквью Милич приехал в восьмом часу, когда начало светать и снег из театральных хлопьев превратился в редкий и крупный холодный дождь. Дик Колела уже встал и вовсе не удивился, увидев лейтенанта. - Вот погодка! - пробормотал он вместо приветствия. - Хоть бы подморозило, что ли, а то от этой сырости не знаешь, куда деться. - Мистер Колела, вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? - Валяйте. Я любому допросу рад, а то уж сам с собой разговаривать начинаю. - Скажите, кто уезжал из Лейквью сегодня ночью? - Вчера вечером, вы говорите? Вечером, стало быть, уезжал профессор Лезе. Красивый у него "тойсун", ничего не скажешь. Ну, и кто еще? - Старик подумал и добавил: - Еще мистер Лернер. У него такая же "вега", что была у девчонки у этой, что взорвалась. Лезе и Лернер. Сдвинуть потихонечку карты. Но он не верил, что карта будет хороша. Это было бы слишком просто и слишком нелепо. - А когда они вернулись? - Почти в одно время. Только я ворота за мистером Лернером закрыл и в сторожку зашел, смотрю - снова фары. Вот, думаю, черти, покоя секунды не дадут. Вышел - точно: профессорский "тойсун". - Это в какое время было? - Сейчас вам точно скажу... Я еще по телевизору смотрел эту... ну, про семью, родители там разводятся... - Ну, ну... - Как раз передача кончилась. Стало быть, одиннадцать часов было. - И больше никто не уезжал и не приезжал? - Ночью? - Да. - Не... ни одна живая душа. - Это точно? - Вы что, - обиделся старик, - не верите мне? - Я вам верю, но, может быть... - Ничего не может быть. Ключ у меня в сторожке, а без ключа ворота не откроешь. - А ворота здесь одни? - Одни. Даже калитки нигде больше нет. - Спасибо, мистер Колела. Конечно, ботинки у него будут вроде тех, что наследили на коврике миссис Ставрос, но Миличу не хотелось откладывать задуманное. Он вышел из сторожки и пошел вдоль зеленой ограды. Дождь кончился, но порывы ветра то и дело сбрасывали с ветвей снег и воду, и вся рощица была полна шороха. Листья под ногами были влажными и почти черными, словно после пожара. Он медленно шел вдоль наружной стороны забора, то и дело останавливаясь и осматриваясь. Забор был высокий, почти в его рост. Ботинки его быстро стали тяжелыми от налипшей глины. Наверняка от той же глины, что осталась на коврике в квартире Валерии Басс. До чего пустынен лес декабрьским утром! Прозрачен, пустынен, печален. Лейтенанту вдруг стало жаль деревьев, обреченных мокнуть вот так, без жалоб и надежд, до самой весны. В затянутом тучами небе вдруг образовался голубой колодец. Голубизна была так необычна, так драгоценна в сером, сочившемся влагой мире, что у лейтенанта сжалось сердце. Прямо у его ног, в кустах, что-то лежало. Наверное, старая тряпка, засыпанная листьями. Лейтенант поковырял кучу ногой. Под листьями лежала коричневая нейлоновая куртка. Отдельно лежал пояс. Старуха не ошибалась. У нее орлиные глаза. Пояс действительно плохо держался. Лейтенант нагнулся, отвел рукой мокрые ветки от лица и осторожно поднял куртку. Левый рукав был порван. Где-то здесь он должен был либо перелезть через забор, либо пролезть сквозь щель. Он нашел щель в десятке шагов от куртки. Если бы он не пробовал каждую доску, он бы прошел мимо. Но одна из досок легко сдвинулась в сторону, и он без особых усилий протиснулся сквозь щель. Конечно, вот и гвоздь, за который, наверное, зацепился ночной посетитель Валерии Басс. Отдельные, разрозненные части складывались в общую картину теперь легко и свободно. Пока можно было позволить себе роскошь не думать о том, кому принадлежала коричневая куртка. Пока можно было наслаждаться маленьким триумфом. Кстати, триумф триумфом, а нести куртку через всю территорию Лейквью, пожалуй, не стоило. Пусть владелец этой куртки пока думает, что она преспокойно лежит в кустах. И пусть преспокойно ходит, радуясь, что так ловко раскроил женщине череп тяжелыми каминными щипцами с бронзовыми ручками. Ведь гордость художника свойственна не только живописцам или поэтам. Преступник не меньше их может гордиться своим преступлением, выдумкой и талантом, вложенными в него. А раскроенный череп - что ж, это, так сказать, издержка производства. Лейтенант вернулся к сторожке. - Мистер Колела, вы, случайно, не знаете, чья это куртка? Старик внимательно посмотрел на куртку, пожевал губами. - Откуда ж я знаю... - Вы никого не видели в ней из нынешних здешних обитателей? Старик снова задумчиво пожевал губами, пожал плечами и неуверенно посмотрел на Милича: - Может быть, этот... ну, полный такой, с лысиной и бородавкой на подбородке? - Бьюгл? - Во-во. Он. Я вот сейчас думаю - вроде на нем видел. Он еще со спиннингом шел. Вместе с мистером Колби. Спрашивает у меня, берет ли здесь на спиннинг. А я ему говорю: я, мол, не рыба, откуда я знаю. Как будто бы он в такой куртке был. Не скажу, что в этой. Чего не знаю - не знаю, врать не стану. Но похоже, в такой. - У вас найдется что-нибудь, во что можно было бы завернуть куртку? - В газету? - Давайте газету. Лейтенант аккуратно завернул куртку и спрятал ее в багажник своего "джелектрика". Было уже половина девятого. Он позвонил из сторожки профессору Хамберту и попросил разрешения зайти. Профессор встретил его в толстом вязаном свитере и домашних брюках. Он медленно поднял голову и вопросительно посмотрел на лейтенанта. В выцветших глазах клубилась тревога. Боже, подумал Милич, в этом свитере он вылитая черепаха! Старая, печальная черепаха. Не ждущая ничего от жизни и от людей. Интуиция стариков. - Мистер Хамберт, мне очень жаль приносить вам неприятные известия, но, увы... - Лейтенанту показалось, что профессор съежился, ожидая удара. - Сегодня ночью была убита Валерия Басс. Профессор замер, прислушиваясь. Медленно поднял правую руку и начал осторожно массировать сердце. По лицу его пробежала гримаса. - Марта, - позвал он, и в комнату тут же вошла жена профессора. Она неприязненно кивнула лейтенанту и подошла к мужу: - Что, дорогой? - Я думаю, мне бы следовало принять пару таблеток кардиэйда. - Сердце? - спросила миссис Хамберт и, не ожидая ответа, вышла. Через несколько секунд она появилась со стаканом воды и двумя розовыми таблетками на ладони. Старик кивнул, проглотил таблетки и запил их водой. - Он болен, - с ненавистью сказала женщина. - Неужели вы не можете оставить его в покое? - Марта, не нужно, - сказал профессор. - Нужно! Этот проклятый проект доконает тебя! - Марта, прошу тебя... - Профессор с мольбой посмотрел на жену и покачал головой. - Я больше нервничаю от твоего крика. Успокойся, дорогая... - Вы видели, до чего вы довели нас? - прокурорским тоном спросила миссис Хамберт у лейтенанта. - Я пытаюсь успокоить мужа - у него больное сердце и ему нельзя нервничать, - а выясняется, что это он успокаивает меня. И все из-за вас! - Стекла очков миссис Хамберт негодующе сверкнули. - Марта, лейтенант Милич не взрывал машину, в которой ехала Лина. Будь рассудительна. - Я не хочу быть рассудительной, когда речь идет о твоем здоровье! - взвизгнула миссис Хамберт. - Всю жизнь мне приходится оберегать тебя от... - Миссис Хамберт, я прошу прощения, - сказал лейтенант, - но я должен... - Марта, мистер Милич должен мне что-то сказать. Для этого он и пришел. Профессор осторожно опустился на стул и попробовал откинуться на спинку, словно желая получить опору. - Хорошо, но только в моем присутствии, - решительно сказала женщина и царственным движением запахнула полы длинного стеганого халата. - Так что же еще у вас случилось? - Боюсь, что в равной степени и у вас. Я только что вынужден был сообщить вашему мужу, что сегодня ночью была убита мисс Валерия Басс. - Как это - убита? - недоверчиво спросила миссис Хамберт. - Эта недотепа... - Увы, чтобы отправиться на тот свет, не нужно обладать особой ловкостью. Старуха внимательно посмотрела на лейтенанта. Должно быть, она не привыкла, чтобы ей возражали, подумал он. Профессор, во всяком случае, вряд ли ей возражал когда-нибудь. - И кому же она понадобилась? - Марта, мне кажется... - Перестань, Хью, затыкать мне рот! Я не хочу быть старой ханжой и делать вид, что человек мне нравился, только потому, что его больше нет в живых. Это глупо. - К сожалению, я не могу пока точно сказать, кто убил ее, но одному человеку она безусловно понадобилась. Мистер Колби обещал ей, что женится на ней. - Колби? Тогда можете арестовать его, - уверенно кивнула миссис Хамберт. - За что? - За убийство. У него, наверное, не оставалось другого выхода. - Марта, лейтенант может подумать... - неуверенно начал было профессор Хамберт. Но супруга тут же оборвала его: - Лейтенант ничего не подумает. Я тебе все время говорила, что эта Басс ведет себя самым скандальным образом. Она преследовала бедного Колби так, что он буквально не мог от нее спрятаться. Представляю, как он молил своего синтетического бога... Профессор покачал головой, поймал взгляд лейтенанта и выразительно пожал плечами. - А почему вы так уверены, что он бегал от нее? Насколько я понимаю, в таких случаях вряд ли делают предложения. - Вы ничего не понимаете. Мужчина делает предложение только тогда, когда его загнали в угол. Сначала он отбивается, а потом, когда чувствует, что конец уже близок, он сдается. - Но в таком случае, миссис Хамберт, у него вряд ли хватит решимости, чтобы раскроить своей невесте череп. Я могу представить себе, что он... скажем так: уступил настойчивым ухаживаниям мисс Басс. Как вы говорите, он, допустим, устал сопротивляться. Но чтобы после этого он убил невесту... - Он верующий человек, мистер Милич. - И что, это ему помогло вооружиться каминными щипцами? - Верующему человеку легче подчиниться воле божьей, а всевышнему, видно, не угодно было, чтобы она заполучила третьего мужа. У более достойных женщин нет ни одного, а ей, видите ли, нужен третий! Профессор поежился в кресле, словно пробуя надежность спинки, и просительно сказал: - Перестань же, дорогая. Что ты хочешь от бедной мисс Басс? - Я? - саркастически воскликнула старуха. - Я от нее ничего не хочу. Я не этот боров Бьюгл, который каждый раз облизывался, когда смотрел на нее... - Он ухаживал за ней? - Если облизывание называть ухаживанием - то да. - А она не выказывала какой-нибудь симпатии к нему? - Может быть, и выказала бы, если бы Эммери Бьюгла не держала за руки и за ноги жена и шесть человек детей. Наш Эммери настолько ненавидит прогресс, что не признает противозачаточных средств. - Скажите, миссис Хамберт, как по-вашему, мог мистер Бьюгл ревновать ее к Колби? - Наверное. Особенно если бы он вбил себе в голову, что все это дело рук красных и либералов. Бедняга везде видит козни либералов. Вы видели, как он ест? - Нет, не приходилось. - Он подносит вилку ко рту, потом передумывает, рассматривает кусок, нюхает его и только потом отправляет себе в рот. - Марта, мне кажется... - сказал профессор, но не окончил фразы и улыбнулся. - Скажите, миссис Хамберт, а у мистера Лернера не было никаких отношений с Валерией? - У Лернера? Почему Лернера? - подозрительно спросила она. - Я пытаюсь представить себе общую картину. - Хватит с нее двух. Она и их не заслуживала. Бегать за одним и видеть, как на тебя облизывается другой, - это более чем достаточно для такой особы, какой была эта Басс. - Марта... - Перестань мне затыкать рот, Хью! С годами ты становишься просто невыносим! Ты не даешь мне сказать буквально ни слова, я не бессловесное животное. Я никогда не влезаю в чужие беседы, как ты иногда себе позволяешь, но всему есть предел, дорогой. Тебе лучше? - О да, да, - простонал профессор и закрыл глаза. - Вот так с ним всегда, - вздохнула миссис Хамберт. - Стоит ему начать какой-нибудь неприятный разговор, как он возбуждается, начинает нервничать, а нервничать ему категорически нельзя. У него слабое сердце... - Благодарю вас, миссис Хамберт. Вы очень помогли мне. Картина, которую вы нарисовали, очень жива... - оказал лейтенант, вставая. - Вот видишь, дорогой! - Старуха испустила пронзительный торжествующий клич. - А ты говоришь, что я ничего не понимаю... Профессору будет нетрудно умирать, подумал Милич, выходя из коттеджа Хамберта. Чтобы избавиться от такой супруги, имеет смысл даже умереть. Теперь понятно, почему он стал астрономом. Он надеялся, наверное, что хоть в космосе найдет отдых от нее. Но она, судя по ее манерам, сидела рядом с ним в обсерватории и говорила, куда направлять телескоп: "Хью, не говори глупостей, это альфа Центавра. Бета Центавра совсем не там, куда ты смотришь. И не спорь, дорогой. Не затыкай мне рот. Это не твой космос, а наш космос". Господи, вздохнул Милич, а может быть, он стал знаменитым ученым именно потому, что она совсем затюкала его? И памятник поставят им обоим. И бронзовый Хамберт будет сидеть, заткнув пальцами уши, а она будет стоять против него, навечно раскрыв рот и уперев руки в бока... ...Он вошел в коттедж Бьюгла. Физиолог ждал его. - Чем обязан столь раннему визиту? - спросил он. - Несколько вопросов, мистер Бьюгл. - Пожалуйста, пожалуйста, дорогой лейтенант, я полностью к вашим услугам. Гладко выбритое лицо физиолога было розово, розово блестела его лысина, и даже бородавка на подбородке была розовая. Ирония судьбы, улыбнулся про себя Милич: всю жизнь сражаться против красных, а самому быть розовым. Впрочем, вскоре цвет лица у него должен слегка измениться. - Мистер Бьюгл, вы, я слышал, страстный рыболов. - Страстный - это, пожалуй, преувеличение, но, наверное, не очень большое. - Бьюгл вопросительно улыбнулся, ожидая следующего вопроса. - А где вы здесь ловите? - Здесь? Здесь, собственно, выбора нет. На озере. Спиннингом. Иногда с лодки, иногда с берега. В это время года, когда рыба уходит на глубину и засыпает, можно только блеснить. Хищник всегда активен. - Я бы с удовольствием сходил с вами разок-другой. - Буду рад. Удочки у меня есть, даже запасная пара резиновых сапог. - А в чем вы ловите? Все-таки ведь холодно... - Тепло, уверяю вас, дорогой лейтенант. Я надеваю толстый свитер, нейлоновую куртку и чувствую себя великолепно даже на самом пронизывающем ветру. Важно только, чтобы куртка была из плотной ткани. - А можно посмотреть вашу куртку? - Пожалуйста. Эммери Бьюгл вышел из комнаты, а Милич подумал, что держится он удивительно. Что делать, он уже давно пришел к выводу, что преступление - одна из тех немногих областей человеческой деятельности, в которой любители иногда могут дать сто очков вперед профессионалам. Он услышал скрип открываемых и закрываемых дверок, глухой стук. Реализм высшего класса. Актер. Талант. Он был, разумеется, уверен, что никому в голову не придет искать в лесу нейлоновую куртку, но и виду не подает, что растерян. - Удивительное дело! - пробормотал физиолог, входя в комнату. - Ума не приложу, куда она могла деться... - Куртка? - Ну да. Я совершенно точно помню, что она висела в шкафу. Да, собственно, ей больше и негде быть. - А все-таки, мистер Бьюгл? Физиолог замер и посмотрел на лейтенанта: - Что все это значит? - Что именно? - Весь этот разговор. Вы начали с рыбной ловли, чтобы специально перейти к куртке. Так? - Совершенно верно. - Вы знали, что куртки у меня нет? - Знал. - Каким образом? - Она у меня. - У вас? - Да. Смотрите. - Лейтенант развернул сверток и показал куртку. - Ваша? - Вы... вы взяли ее у меня? - Лицо физиолога из розового сделалось красным, и он медленно погладил лысину ладонью, не то успокаивая себя, не то разжигая в себе боевой пыл. Наступление всегда лучшая защита. - Что вы, мистер Бьюгл... С какой стати? - А где же вы ее взяли? - Я нашел ее. - Нашли? - Да, в лесочке за забором. В двадцати шагах от оторванной доски. К сожалению, левый рукав разорван. В дыре в заборе один гвоздь торчит так неудачно, что просто невозможно не зацепиться за него. - Послушайте, лейтенант, что все это значит? Что за детективные заходы? Какой лес, какая дыра, какой гвоздь? Это же нонсенс, чепуха, нелепый розыгрыш. Милич театрально вздохнул и развел руками: - Я был бы рад, если бы вы были правы. Куртку, конечно, жаль, но все несколько усложняется двумя деталями. Во-первых, сегодня ночью в своей квартире была убита Валерия Басс... - Лейтенант сделал паузу и смотрел, как Бьюгл дрожащей рукой снова потер себе лысину. - А во-вторых, вашу куртку видела на вешалке в прихожей мисс Басс ее служанка. - Ну перестаньте же вы! - крикнул физиолог. - Что значит этот бред? Кто из нас рехнулся, я или вы? - Боюсь, что... - Чушь, фантасмагория! Мне жаль, конечно, мисс Басс, но я вынужден сейчас говорить о себе. И я заявляю вам совершенно официально, что никогда - понимаете, никогда! - не был у мисс Басс. Ни этой ночью, ни другой, никогда! - Физиолог остановился, наморщил лоб. - Спросите у сторожа. Он безусловно подтвердит вам, что я никуда не уезжал прошлой ночью. - Безусловно. Я уже говорил с ним. - Вот видите... - Я вам сказал, что нашел куртку недалеко от дыры в заборе. Через эту дыру можно было спокойно выйти с территории Лейквью, причем ни одна живая душа не заметила бы этого. Пройти полмили до шоссе, остановить попутную машину... А потом вернуться таким же образом, бросив на всякий случай куртку, рукав которой вы разорвали... - Я ничего не разрывал... - Я говорю гипотетически, мистер Бьюгл. Я ни в чем пока вас не обвиняю. Хотя... - А вы знаете, мистер Милич, что я не запираю здесь свой коттедж? Мне нечего прятать. И у меня здесь нечего красть. Кто мог помешать кому-то войти в мой домик, взять куртку, отправиться к мисс Басс, убить ее и вернуться обратно? Именно так, как вы рассказали. За одним малым исключением: в куртке был не я. Клянусь вам, я не лгу! Это типичная инсценировка. Дьявольская выдумка. О, я уже давно стою у них поперек пути... - У кого, мистер Бьюгл? - У всех них. - Физиолог сделал широкий жест рукой. - У всех. У тех, кому не терпится разрушить нашу страну, уничтожить наши ценности, растоптать наши идеалы. Критика? Они называют это критикой, я называю это подкопом. Они подкапываются подо все. Копают, чтобы в нужный момент заложить в подкоп взрывчатку и взорвать все к чертовой матери. Красные профсоюзы и либералы-интеллектуалы - дьявольский союз... - Мистер Бьюгл, я уже слышал от вас о ваших взглядах... - Это не взгляды! - крикнул Бьюгл, вскочил и прислушался на мгновение, словно желая убедиться, не довели ли подкоп уже под него. - Это не просто взгляды! Мне говорили - и не раз, - что я пре-уве-ли-чиваю. А я отвечаю: нет. Преувеличить опасность нельзя. - Бьюгл заговорщически понизил голос и зашептал: - Они повсюду, поверьте мне. Это дьявольский союз, дьявольский союз. - Я не вижу... - Теперь они добрались до меня. Когда погибла несчастная мисс Каррадос, я еще сомневался. Эммери, сказал я себе, не спеши с выводами. Не превращайся в параноика. Может быть, это убийство и не направлено против тебя. Но я уже тогда знал в глубине души, что это заговор против меня. - Но каким образом? - О, я видел их насквозь! Я никогда не скрывал своих взглядов, я всегда смело высказывал их, как бы надо мной ни смеялись, как бы в меня ни тыкали пальцем: ископаемое, неандерталец, пещерный человек. Я с самого начала был против любых контактов. Мне говорили: это - глупо! А я отвечал: это инстинкт самосохранения. Мне говорили: помилуйте, Бьюгл, что общего между земной социалистической страной и неведомой планетой, где нет смерти, где все существа соединены в некоем одном общем союзе? А я отвечал, что важны не детали, а важна идея. А идеи эти враждебны нашему обществу. Это пагубная идея коллективизма против идеи индивидуализма. Неважно, в каком виде предстает эта идея, в виде планеты Лины Каррадос или в любом другом виде. Важно, что она противопоставляется нашей идее. Коллектив против индивидуализма. А я не хочу так жить, я не хочу жить для кого-то и для чего-то. Я хочу сам решать, как мне жить и для чего жить. Нет, дорогой лейтенант, идея коллективизма не для меня! Пускай она даже не активно враждебна. Она враждебна уже самим своим существованием. И я им мешал. Я все время говорил об этом. И они убили Лину Каррадос, чтобы подозрения пали на меня. Вы думаете, я забыл вопросы, которые вы мне задавали тогда? Но вы оказались порядочным человеком. Я понял это тогда, когда вы слушали меня и не смеялись. Он не смеется, сказал я себе. Ты можешь не беспокоиться, Эммери. И я не беспокоился. Я видел, что полиция на моей стороне. Это счастье, что им не удалось пока перетащить на свою сторону и полицию. Профсоюзы и университеты, торговые палаты и правительственные чиновники - везде у них есть свои люди, везде они ведут пропаганду, везде превозносят идеи контактов. А теперь Валерия Басс! О, какие макиавеллиевские инсценировки! Добить Эммери Бьюгла, убрать человека, который стоит у них поперек пути... - Бьюгл с силой провел ладонью по макушке, выжимая из головы последние мысли. Он вдруг сразу успокоился и посмотрел на Милича: - Допустим на мгновение, что это был я. Что я убил бедную Валерию Басс. Допустим, я догадался, что ее служанка видела мою куртку, и я решил отделаться от нее. Неужели я стал бы бросать ее возле лаза в заборе? - Она была присыпана листьями, - неуверенно сказал лейтенант. - Но вы же ее нашли? Что помешало бы мне отойти от лаза не на двадцать шагов, как вы говорите, а на тысячу? Нашли бы ее тогда? Или закопать? - У вас не было лопаты. - Верно, не было. Найти какую-нибудь яму... - Не забывайте, что вы возвращались ночью, в кромешной тьме, подсвечивая себе дорогу фонариком. - Что ж, пожалуй, вы правы. Они умны. Они мудры, как змеи. Они рассчитывают каждый свой шаг. Они хотят скомпрометировать не только меня, но и всех тех, кто думает, как и я. Мне нечего больше сказать, мистер Милич. - Скажите, мистер Бьюгл, Валерия нравилась вам? Бьюгл внимательно посмотрел в глаза лейтенанту, подумал и сказал: - Я думаю, вы уже говорили с другими. И другие успели насплетничать вам, особенно эта сумасшедшая старуха... - Вы имеете в виду миссис Хамберт? - Ее. Она не может простить мне, что я осмелился возражать ее старой, выжившей из ума мумии... - Мне не хотелось бы... - Да, мне нравилась мисс Басс. Как может нравиться молодая женщина человеку моего возраста. Я не скрывал своих симпатий. - А вы знали, что мисс Басс... гм... дарила своим вниманием мистера Колби? - Я не мог понять ее. Что она нашла в этом святоше? Тихий голос, вкрадчивые манеры... Разве что желтые нашивки, - невесело улыбнулся Бьюгл. - Эти синты так же подгрызают устои, как и другие. По-своему, но подгрызают. Может быть, они и думают, что несут новую религию, но самая лучшая новая религия всегда хуже самой плохой старой. Как самая лучшая новая идея всегда хуже самой плохой старой. В смене всегда опасность. Перемена всегда несет в себе угрозу... - Простите, мистер Бьюгл, что перебиваю вас. Вы знали, что Колби решил жениться на Валерии Басс? - Колби? Гм, не думал, что у синта хватит ума оценить такую женщину. - Он не говорил с вами о мисс Басс? - Нет. Мы почти не разговаривали с ним. Я вообще почти ни с кем не разговаривал здесь. Странное сборище. Начиная от этого болтливого карлика Лернера и до мумии Хамберта с его сумасшедшей старухой. - У вас, конечно, нет никакого алиби? - Вы имеете в виду прошлую ночь? - Да. - Боюсь, что нет. Я смотрел телевизор часов до одиннадцати. Потом почитал часок и заснул. Я был у себя в коттедже почти весь день. Вы ведь знаете, мы вообще сейчас в странном положении. После смерти Лины Каррадос и потери Черновым способности к контактам нам практически нечего делать. Но Хамберт не хочет распускать нас. Он все надеется, что вдруг контакт возобновится. Фонд Капра деньги дает - вот мы и сидим здесь, сторожим Лейквью. - Спасибо, мистер Бьюгл. До свидания. 11 Лейтенант вышел на улицу. В ветвях деревьев медленно плыли клочья тумана. Прямо над ним, на ветке ели, сидела коричнево-серая белка. Она с любопытством уставилась на него бусинками глаз, повернулась и с противоестественной легкостью побежала по ветке, слегка раскачивая ее собственной тяжестью. В голове у Милича медленно вращались два колеса. Они вращались в разные стороны. На одном было написано "Колби", на другом - "Бьюгл". Милич остановился и прикрыл глаза, чтобы не потерять равновесия. Будь они все прокляты, эти ученые мужи, изощренные в обмане, коварстве и расчете! Клиффорд Кулик, высокий выхоленный блондин с заторможенными реакциями, был следующим. - Мистер Кулик, - сказал лейтенант, - вчера ночью ваша ассистентка Валерия Басс была убита в своей квартире. Психолог внимательно осмотрел свои ногти и, по всей видимости, остался доволен ими, потому что перешел к воротничку светло-голубой рубахи и бордовому галстуку - проверил их, поправил и только тогда поднял глаза на Милича. Неужели это единственная реакция на смерть человека - проверить, как завязан галстук, подумал лейтенант. - С вашего разрешения, - вздохнул лейтенант, - я бы хотел задать вам несколько вопросов. Профессор Кулик снова проконсультировался со своими ногтями, получил, по-видимому, от них согласие и молча кивнул. - Вы ведь психолог, профессор? - спросил Милич. - Да, - сказал Кулик, и лейтенант подумал с облегчением, что профессор не глухонемой и ему не придется разговаривать с ним на пальцах. - И как психолог вы должны уметь наблюдать человеческие реакции в различных ситуациях? Теперь профессор обратил внимание на свои безукоризненно начищенные туфли. Он внимательно и критически осмотрел их, покачав сначала одну ногу на колене, потом другую, и кивнул. - Да. - Прекрасно. Мисс Басс была вашей помощницей. В каком она пребывала настроении в последнее время? - Вообще характер мисс Басс имела нелегкий, - ровным голосом сказал психолог. - Она была довольно угрюмым и раздражительным человеком, хотя эти качества не сказывались непосредственно на ее работе. Работник она была превосходный. С интровертами это бывает довольно часто. Вы спрашиваете о ее настроении в последнее время? - Да, профессор. Особенно в последние дни. - Пожалуй, она была даже еще несколько более угрюмой, неразговорчивой, раздражительной. - В чем это выражалось? Профессор снова вернулся к ногтям. Боже правый, подумал Милич, неужели он всегда так нетороплив? - Кислое, недовольное выражение лица. Низкий уровень общительности. Единственные два человека, с кем она стремилась общаться, - мистер Колби и мисс Каррадос. Возможно, что ее состояние в последнее время связано с гибелью мисс Каррадос. - Вы говорите, с Линой Каррадос она общалась? - Да, я не раз видел их вместе. Они были единственными женщинами в Лейквью, если не считать миссис Хамберт. - А как вела себя по отношению к вашей помощнице Лина? - Мисс Каррадос была ее полной противоположностью. Экстраверт сангвинического типа. Она была типичным сангвиником - легкий, приветливый характер, склонность к общению. Насколько я мог заметить, у них были самые теплые отношения. - А после смерти мисс Каррадос Валерия Басс, вы говорите, стремилась поддерживать отношения только с Паном Колби? - Да, такое у меня сложилось впечатление. - Казалась вам ваша помощница счастливой в последние дни? Профессор оторвался наконец от своих ногтей и посмотрел на лейтенанта: - Счастливой? - Угу. - Нет. - Производила она на вас впечатление женщины, которая выходит замуж за любимого человека? - Скорее, наоборот. - Что значит "наоборот"? - Я бы сказал, что она производила впечатление женщины, которая не прочь бы выйти замуж, но разочарована отсутствием энтузиазма у своего избранника. - Вы имеете в виду Иана Колби? - Возможно. - Что значит "возможно"? - Понимаете, мистер Милич, я не занимался психологическим изучением мисс Басс и мистера Колби. Совсем наоборот. Вы полицейский. Вы задаете мне вопросы, ответы на которые могут иметь значение для следствия, поэтому я стараюсь быть точным. Вы меня понимаете? - Вполне. И поверьте, я ценю ваше стремление к точности. Скажите, если бы вы узнали, что мисс Басс получила предложение о замужестве от Иана Колби, вы бы удивились? - Я бы подумал, что для влюбленного жениха мистер Колби ведет себя, скажем, несколько странно... - В чем это выражалось? - Несколько раз я даже замечал, как он старался избегать мисс Басс. - Вы в этом уверены? - Такое у меня сложилось впечатление. - Значит, мистер Колби не походил на влюбленного? - Боюсь, что нет. Разве что его влюбленность проявлялась тем странным образом, о котором я уже говорил. - А может быть, мистер Колби просто болезненно застенчивый человек? - Не думаю. Я бы скорее сказал обратное. - То есть? - Никаких следов застенчивости. Умение держаться. Умение свободно и четко выражать публично свои мысли. Никаких комплексов и ингибиций, которые бросались бы в глаза. - А нельзя ли отнести любовную застенчивость мистера Колби за счет его религии? Может быть, синты... - Не думаю. Насколько я знаю, отношение Христианской синтетической церкви к браку традиционное. Что же касается эмоционального портрета типичного синта, то Эрдстрем и Куча подробно исследовали этот вопрос... - Простите, мистер Кулик, я не думаю, чтобы меня интересовала работа Эрдстрема и Кучи. Мне вполне достаточно вашего мнения. - Но я не специалист в области психологии религии. - Меня не интересуют такие детали. Подведем итоги. Вчера вечером, вернувшись домой, мисс Басс сказала своей служанке, что выходит замуж. По словам служанки, она была очень оживлена, весела, благодушна. Она сказала ей, что выходит замуж и что ее жених синт. Судя по поведению Иана Колби и Валерии Басс, это неожиданно для вас? - По-моему, не только для меня, но и для них самих. - Скажите, профессор, как психолог можете вы представить себе какой-то фактор, какую-то ситуацию, которая вдруг, в одну минуту все переменила и заставила бы мистера Колби сделать предложение вашей помощнице? - Только гипотетически. Повторяю, только гипотетически. Внезапное решение могло быть вызвано каким-то важным дополнительным фактором. - То есть? - Ну, допустим, жених вдруг узнает, что невеста должна получить большое наследство. Или что-нибудь в этом роде. - Благодарю вас. Пока, пожалуй, это все, о чем я вас хотел спросить. Дополнительный фактор, подумал лейтенант, направляясь к коттеджу Иана Колби. Неглупо. ...Синт встретил Милича, как старого знакомого: - Вы уже завтракали? Может быть, хотя бы чашечку кофе? - Спасибо. Вам никто ничего не говорил сегодня утром? Профессор Хамберт? Или его супруга? Теолог настороженно посмотрел на лейтенанта. Рука с кофейником замерла. - Нет. А что случилось? Неужели снова... - Боюсь, что да... Колби медленно опустил кофейник на стол: - Скажите же, не мучайте меня... - Валерия Басс... - Валерия? - недоверчиво спросил синт. - Что вы хотите сказать? - Она была убита в своей квартире в Шервуде прошлой ночью. Убийца раскроил ей череп тяжелыми каминными щипцами. Колби уставился на лейтенанта невидящими глазами и вдруг быстро зашептал: - Нет, нет, боже правый и милосердный, сделай так, чтобы это было неправдой! - Шепот был страстный и трепетный. - Это не может быть правдой... Не может! Я же видел ее только вчера вечером. Я разговаривал с ней. - О чем? - спросил лейтенант. Колби поднял на него невидящие глаза, с трудом сфокусировал зрачки. - О чем? Я сделал ей предложение. Я просил ее стать моей женой... "Она не напрасно пела в ванной, - подумал Милич. - Старуха не лгала. Он действительно сделал ей предложение". - Кому она могла помешать? - хрипло спросил Колби. - Кому? Может быть, это было ограбление? - Боюсь, что нет. В квартире ничего не пропало... Мистер Колби, поймите меня правильно. Я полицейский, ведущий следствие. Я не имею права на эмоции. Я должен задать вам несколько вопросов. Я понимаю ваше состояние. Если вы не можете отвечать сейчас, я приду к вам позже. - Я синт третьего ранга. Я умею владеть своими чувствами. Не думайте обо мне, не обращайте внимания на мое состояние. - Иан Колби медленно выдохнул воздух из легких и так же медленно сделал глубокий вдох. - Спрашивайте все, что вам угодно, мистер Милич. Я молю лишь бога, чтобы мои ответы хоть на миллиметр приблизили нас к поимке преступника. Что за несчастное место, что за несчастный проект! Лина Каррадос, теперь бедная Валерия... - Колби с трудом сделал глотательное движение; кадык его судорожно дернулся. - Благодарю вас, я ценю ваше мужество. Скажите, вы давно ухаживали за мисс Басс? Синт бросил быстрый взгляд на полицейского. И тут же, чтобы сгладить впечатление настороженности, провел рукой по лбу. - Вы спрашиваете, сколько я ухаживал за бедной Валерией? Я не считал дни. Практически с того момента, когда мы познакомились здесь, в Лейквью. - Как складывались ваши отношения? - Я не понимаю, мистер Милич... - Я ведь заранее извинился перед вами. Это чистая формальность. В конце концов, работа полицейского детектива сводится к бесконечным вопросам, часть которых бессмысленна, а другая - неприятна. - Ну что ж, - пожал плечами синт, - если вы настаиваете... у Валерии был сложный характер. Она была вспыльчива и подозрительна. Но это был человек удивительно цельный и непосредственный. Я быстро понял, что она незаурядная женщина. Она могла быть нежна и очаровательна. Жизнь не раз ранила ее, и она выработала в себе защитные реакции. Она надела на себя кольчугу и шлем. И взгляду обычному она казалась суровой и неласковой. Но тому, кто понимал ее, кто видел ее без доспехов, открывалась трепетная душа, которая тянулась к нежности и любви. Мне повезло, мистер Милич, я сразу понял истинную сущность ее натуры... - Скажите, мистер Колби, как вы объясните впечатление, которое сложилось у некоторых обитателей Лейквью, что вы порой избегали ее общества? - Я избегал ее общества? Боже правый, как глаза людей могут быть закрыты фильтрами злобы! Я избегал ее! - театрально воскликнул синт. - Когда я еще и еще раз обыскивал свою душу, мучимый сомнениями, им казалось, что я избегаю ее! - Сомнениями? - Я спрашивал себя, смогу ли я совместить свое призвание и служение отцу нашему Иисусу Христу с любовью к Валерии. И когда я понял, что у меня достанет сердца и для веры и для любви, я сделал ей предложение. Я не помнил себя от радости, когда мы расстались. Вы молодой человек. Вы не знаете, что такое полюбить в моем возрасте. Подобно Саре, жене Авраама, которая уже не верила, что сможет родить, и тем не менее родила Исаака, так и я, давно примирившийся с бесплодностью своей души, отдавшей всю свою любовь господу нашему, вдруг почувствовал, как в моем сердце расцвела любовь к женщине... - Синт закрыл лицо ладонями, прерывисто вздохнул и сказал: - Простите меня... Бедная, бедная Валерия!.. - Так что, братец Джим, придется теперь вам отвечать на мои вопросы. Усаживайтесь в кресло, налейте себе кофе, если хотите, а я, с вашего разрешения, приму горизонтальное положение. Все важные события в жизни человека случаются тогда, когда он лежит, от рождения до смерти. Поттер молча откинулся в кресле, обреченно вздохнул и вытащил сигарету. - Ну хорошо, братец Джим, сегодня вам придется играть роль столпа здравого смысла... - Опять вы за свое... - Господи, вы уже и на это обижаетесь, братец Джим? Бросайте тогда свою профессию. - Вы мне это уже советовали, - угрюмо буркнул Поттер. - Тем более. Итак, что бы там ни болтал наш преподобный Иан Колби, отношение его к Валерии Басс было далеко не лучшим. Она же, наоборот, старалась привлечь его внимание. - Женщины пошли, - вздохнул сержант, - хуже мужчин... - Очень тонкая мысль, братец Джим, но сейчас главное - не огульное охаивание женщин. Можно считать фактом, что Иан Колби вдруг - подчеркиваю: вдруг - делает ей предложение, о котором она, по-видимому, мечтала. Вопрос: почему? Ученый-психолог профессор Кулик, который так любит рассматривать свои ногти, говорит, что столь внезапная перемена могла произойти под влиянием новой информации, полученной упиравшимся ранее женихом. Например, он узнает, что невеста получила большое наследство. - Не надо для этого быть психологом. - Правильно, братец Джим. Не надо. Ибо мысль банальна. Но основа ее верна. Сформулируем так: что мог узнать Колби? Что заставило его сделать предложение? Мы этого не знаем. От кого мог узнать? Скорей всего, от самой Валерии, поскольку Иан Колби вчера никуда из Лейквью не уезжал. - Мистер Милич, может быть, вы меня отпустите? - Генри, мы ведь договаривались? - Нет, мистер Милич. Из меня толку не будет. Не могу я вот так, без толку, толочь слова. И крутить их так и эдак - и все без толку. Если сделать что - пожалуйста. Но сотрясать все время воздух... вы уж простите меня... не мое это дело. - Мудро. Мудро. Вы мудры, как змий, братец Джим, потому что мы действительно толчем слова в ступе. Но глядишь - что-нибудь и натолчем. Ах, бр