ше всего напоминали о маникюре, а черные подушечки лап никак не ассоциировались с уверенной манерой брать деньги. И тем не менее Лесли Мастертон невольно протянул руку навстречу бульдожьей лапе - столько в ней было уверенности. Бульдог еще раз кивнул ему и опустился на четвереньки. - Послушайте, Бакстер, - Мастертон уже оправился от первого впечатления, - если я буду одалживать деньги под каждого пса, умеющего пройти десять шагов на задних лапах, боюсь, что у нас... Бакстер посмотрел на бульдога, бульдог на него. Потом Гроппер медленно подошел к менеджеру и несколько раз мягко потянул его за руку. Мастертон встал. Гроппер одним прыжком вскочил в кресло, оперся грудью о край стола и развернул свежий номер "Хиллсайд дейли геральд". Бумага была тонкая, и ему пришлось листать газету языком. Вот, наконец, и биржевая страница. Мельчайшая нонпарель серым налетом покрывала полосу. Сотни фирм, разбитые в алфавитные группы по три буквы, в нескольких цифрах рассказывали свои истории, полные значимости и драматизма. Слева - высший и низший биржевые курсы за год, справа - курс к началу дня, к закрытию биржи, разница. Плюсы, казалось, весело подмигивали, минусы напоминали рот с поджатыми губами. Минусов было намного больше - биржа катилась вниз. Гроппер с трудом взял со стола карандаш, пристроил его между лапами, жирно и неуклюже подчеркнул слова "Дженерал электрик". Справа против фирмы стоял плюс. Потом написал на полях страницы "покупать". Писать было тяжело, и каждая буква давалась с трудом, но он справился. Лесли Мастертон повернулся к Бакстеру и добрую минуту молча смотрел на него. Он был бы рад помолиться, но банковский менеджер не должен удивляться. - Бакстер, мы знакомы уже двадцать лет, и я не знал, что вы хоть что-нибудь смыслите в акциях. - Клянусь этим бульдогом, сэр, в жизни я не держал в руках ни одной акции. Какие там акции! За дом - выплачивай, за машину - выплачивай, а я, слава богу, как вы знаете, держу авторемонтный гаражик. - Но кто же научил пса этим штучкам? - Не знаю, сэр, думаю, он сам. Я замечал, как он часами читает газету. И не то, что мы с женой, - разные там убийства, разводы, скандалы, а только финансовые и деловые страницы. Пристроится где-нибудь в укромном местечке и читает, читает. Сначала я думал, он просто смотрит в газету. Присмотрелся - гляжу, то головой кивнет, вроде доволен. То, видно, прочтет что-нибудь не по нему - рассердится, отшвырнет газету. Да вы сами спросите Булли, так мы его зовем. - Его? Спросить? - Да, сэр, спросите попробуйте. Лесли Мастертон в третий раз за утро пожал плечами и спросил Гроппера: - Послушайте, гм... а почему вы подчеркнули именно "Дженерал электрик"? В свою очередь, и Гроппер захотел пожать плечами, но вместо этого короткая шерсть на его загривке коротко дернулась, будто он сгонял мух. Он снова взял карандаш и нацарапал: "военные заказы". Держать карандаш между лапами было неудобно, как будто он зажал его левой, непривычной рукой, и на секунду Гропперу даже захотелось бросить его и залиться лаем, по он сдержался. Только спокойствие, только выдержка могли спасти его. Ничего не потеряно... Лесли Мастертон ущипнул себя за ладонь. Больно. На ладони отпечатались две беловатые полоски от ногтей. Он сказал: - Простите, Булли, кажется, мне нужно сесть за стол. Бульдог спрыгнул на пол. Менеджер сел за стол и несколько раз плавным движением погладил лысину. Он всегда сопровождал важное решение таким жестом. Люди наживают состояние разными способами: одни продают участки на Луне, другие пускают в продажу мужское нижнее белье с нарисованными на нем муравьями, как сделал в молодости один известнейший политический деятель. Почему бы тогда ему не заработать на собаке? - Знаете что, Бакстер, зачем вам связываться с банком? Я даю вам свои деньги, целиком финансирую помещение и рекламу, а вы мне платите пятьдесят процентов прибылей. - Боюсь, мистер Мастертон, что пятьдесят процентов - это слишком много. - Возможно, но это ведь не ваш пес, Бакстер. И скажем прямо, такие псы не бегают на улице стаями. Ни в Хиллсайде, ни в штате, ни вообще в Америке. Или вы думаете, что стоит паре-тройке бродячих псов забрести на пустырь, как они тут же раскрывают журнал "Юнайтед стейтс ньюс энд Уорлд рипорт" и начинают спорить, куда лучше всего вложить капиталы? Как вы думаете, это дикий пес, дикий вроде какого-нибудь хомяка? Нет? То-то же. Значит, в любой момент за ним может пожаловать хозяин. Чем рискуете вы? Ничем. А я - деньгами. - Ну хорошо, мистер Мастертон, где мне разговаривать с вами... Если бы прокуренный зал Грэнд Пэлиса мог рассказать все, что видели его стены, это был бы живописный рассказ. Здесь не раз выступали знаменитые джазы. В свете разноцветных прожекторов публике улыбались Дюк Эллингтон и Гленн Мюллер, Бенни Гудмэн и Дэйв Брубек. Иногда в центре зала сооружался ринг, и в редкие минуты, когда зрители на мгновенье затихали, слышались глухие удары перчаток о потное человеческое тело. В этом зале рефери поднимал руки Сладкого Рэя Робинсона и Флойда Паттерсона, здесь выпархивал на ринг в неописуемых халатах самый хвастливый боксер в истории мирового бокса Кассиус Клей. В Грэнд Полисе устраивались съезды обеих партий штата, и тогда среди гвалта, дыма и цветных шариков с портретами очередного кандидата ("только он сможет дать штату порядок и процветание!") по проходу и сцене маршировали девицы в ботфортах и тугих лосинах, лихо жонглируя барабанными палочками. Иногда здесь появлялись проповедники. Они грозили геенной огненной и обличали социалистов-атеистов. Они призывали к крестовому походу против "антиамериканизма" и требовали изъятия из библиотек рассказов о Робин Гуде ввиду его склонности к экспроприации богатых. Здесь выступали уродцы карлики и пианисты, обрабатывавшие клавиатуру ногами, сексуальные певицы без голоса и бесполые существа, читавшие стихи о сексе. Но собака, которая умела считать на арифмометре и анализировала курс акций, выступала впервые, и плотная толпа посетителей, теснившихся у центрального входа, оживленно обсуждала предстоявшее зрелище... Гроппер лежал на диване в маленькой обшарпанной комнате. На стене висел огромный рекламный плакат с его изображением в блестящей попонке и с цилиндром на голове. Аршинными буквами было написано: САМАЯ УМНАЯ СОБАКА СВОБОДНОГО МИРА. ЧУДО АТОМНОГО ВЕКА. СПЕЦИАЛИСТЫ РАЗВОДЯТ РУКАМИ. ЗРИТЕЛИ В ВОСТОРГЕ. БУЛЛИ ДАЕТ ОТВЕТЫ НА РАЗНООБРАЗНЕЙШИЕ ВОПРОСЫ, ДЕМОНСТРИРУЯ НЕОБЫЧАЙНЫЙ ДАЖЕ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ИНТЕЛЛЕКТ. САМОЕ ЗАХВАТЫВАЮЩЕЕ В МИРЕ ЗРЕЛИЩЕ. Гроппер взглянул на плакат. Интересно, что бы сказали люди, если бы он появился в своем обычном виде на Уолл-стрит с этой попонкой на плечах? Гроппер шумно вздохнул. Самое удивительное, думал он, что человеческий период его жизни казался ему странно коротким, как бы сжатым под каким-то прессом. Зато недельное существование собакой заполняло почти все его сознание. Обилие впечатлений, что ли. Он вспомнил запах шотландской овчарки и ужаснулся. Запах казался восхитительным. Не в мозгу, где-то в глубине мышц зашевелилось желание толкнуть ее мордой в бок, игриво куснуть и помчаться за ней... "Я схожу с ума, - промелькнуло у него в голове. - Если я останусь собакой еще несколько месяцев, я, наверное, забуду, кто я". "Фидо, - снова подумал он. - Интересно, какие получаются щенки от бульдога и шотландской овчарки? Наверное, похожие на бульдога, но с более длинной мордой и шелковистой густой шерстью". Гроппер вздрогнул. Всю жизнь он не женился. Он был слишком целеустремлен и занят делами, чтобы тратить время на любовную болтовню. И вот теперь он, Фрэнк Джилберт Гроппер, обошедший все матримониальные капканы, увернувшийся от замаскированных любовных ловушек, думает о своем потомстве от шотландской овчарки Фидо, о маленьких щенятах с толстыми неуклюжими лапами и мягкими носами. Он никогда не смог бы поговорить с ними, он был бы для них лишь Булли, бульдогом. И то какой-нибудь год. Через год его сын отчаянно лаял бы на него, встретив на улице, и норовил укусить. Впрочем, разве у людей не так? Разница лишь в возрасте. Он вспомнил о сыне покойной сестры, о Патрике Кроуфорде. Этот мозгляк, наверное, потирает руки в предвкушении наследства... Гроппер снова потряс головой, словно отряхивался после воды, и поднялся на задние лапы. На столе стояла бутылка "Олд форестер". Он наклонил ее над столом. Коричневатое виски с резким запахом лужицей потекло по полированной поверхности. Мысленно поморщившись, Гроппер принялся быстро лакать. - Господи, - благоговейно сказал Бакстер, стоя в дверях, - ты никак любишь выпить, Булли? Бакстер взял со стола бутылку и замахнулся. Гроппер отскочил в угол и зарычал. - Ну ладно, Булли, не будем ссориться. Ты прав. Раз ты необычный пес и понимаешь в акциях, можешь и выпить. До начала выступления осталось минут десять. Слышишь? Через полуоткрытую дверь слышалось неясное гудение зрительного зала. Гремела музыка. Пахло потом. - Ты не забыл свои номера? Гроппер отрицательно покачал тяжелой головой. 13. АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО БЕССМЕРТИЯ - Может быть, его уже давно нет в живых? - спросил Хант, вставая с дивана. - Мы сидим в этом дурацком мотеле уже пятый день... Беллоу посмотрел на помощника холодно и внимательно: - Вы слишком нетерпеливы, друг мой. Двадцать миллионов долларов - это отличное лекарство. Успокаивает нервы и придает энергии. Или вы предпочитаете заработать свою долю обычным путем? Если вы даже завтра станете профессором, вам потребуется для этого ровно тысяча лет. И то при условии, что вы все эти годы не будете есть, одеваться, платить за квартиру и вообще не потратите ни одного цента. - Оставьте, профессор, я уже давно оценил ваше элегантное остроумие. На вашем месте я бы лучше писал статьи в "Нью-Йоркер". Там, говорят, ценят иронию и платят за нее прекрасный гонорар. - Крис, благодарю вас за совет. Я очень тронут. - Четыре дня, как я дал объявление в газету, и хоть бы один звонок из редакции. Они почти не выходили из мотеля, разве что поздно вечером, но Беллоу был уверен, что их не ищут. Вряд ли Патрик Кроуфорд будет настаивать на тщательном расследовании, считал он. Кроме того, полиция наверняка уверена, что они давно уже пересекли границу штата. И тем не менее Хант боялся. - Четыре дня не такой уж большой срок, - задумчиво сказал Беллоу. - Все-таки надо помнить, что Гропперу довольно трудно читать газеты. - Да, конечно, - машинально ответил Хант. Он сел и снова встал. Он не мог оставаться неподвижным. Он все время ощущал потребность двигаться, словно что-то подталкивало его. - Может быть, вы выйдете на улицу, уже совсем темно, и купите газету? - Беллоу, казалось, понимал, что еще несколько минут - и Крис взорвется. - Да, конечно, - снова пробормотал Хант, надел шляпу и вышел на улицу. В полутьме улицы к Ханту возвращалось спокойствие. Он шагал по тротуару, опустив голову, и старался ни о чем не думать. С детства он умел как бы рассредоточивать сознание, и мысли его начинали плыть отдельными разорванными облачками. Потом он ловил себя на какой-то странной на первый взгляд мысли и долго восстанавливал ассоциации, по которым она пришла ему в голову. Вот и сейчас он зафиксировал в сознании слово "Техас". Почему Техас? Ага, столица Техаса Остин. Что в Остине? Ну конечно же, там живет его сестра с мужем. Он улыбнулся в темноте. Обратная перемотка, как он называл этот процесс реставрации мыслей, всегда доставляла ему удовольствие. Когда он был мальчишкой, сестра всегда заворачивала сандвич, который он брал в школу, в газету. Газета. Четыре дня, как они дали объявление в "Хиллсайд дейли геральд". Целых четыре дня. У газетного киоска не было ни души. Он торопливо сунул монетку, взял вечернюю "Хиллсайд ивнинг стар" и пошел обратно. Чем ближе он подходил к мотелю, тем больше начинал нервничать. - Держите, профессор, - сказал Хант и бросил "Ивнинг стар" на диван. Беллоу аккуратно разгладил страницы и развернул газету. Просматривая газету, он всегда тихонько насвистывал. И на этот раз, слегка растянув губы, словно улыбаясь, он насвистывал "Прижми меня крепче, прижми меня к сердцу". Внезапно свист оборвался. Скомканные страницы полетели на пол. Беллоу вскочил. - Быстрее, Крис, быстрее! Мы должны успеть на этот раз. - Куда, что, когда? - Нате, смотрите! - Беллоу протянул Крису газету. Из-под заголовка "Феноменальный пес поражает публику" на него смотрел Джерри. Или Гроппер. Забыв даже запереть дверь номера, они выскочили на улицу и бросились к машине. Хант стоял у бокового выхода из Грэнд Пэлиса и ждал. Представление кончилось уже с полчаса назад, разошлись последние зрители, а он все стоял в темноте, прячась за колонной и глядя на дверь. Только бы заполучить этого Гроппера! Он бы уж заставил его заговорить человеческим языком. Собаки похожи на людей, они не любят, когда им больно. Но если обычный пес, когда ему больно, очень больно, будет лишь выть и извиваться, бульдог с сорока миллионами обладает большей фантазией. Ему можно будет показать клещи и чиркнуть спичкой под носом так, чтобы он ощутил тепло огня. И тогда он нацарапает на бумаге названия банков и покажет, куда какой ключ подходит. Вот дверь, наконец, распахнулась, и в освещенном изнутри прямоугольнике показалась фигура человека с собакой на поводке. Хант сделал шаг вперед и тихо позвал: - Гроппер, мистер Гроппер! Бульдог вздрогнул и бросился в сторону Ханта. Поводок натянулся. - Что за Гроппер? Вы, наверное, ошиблись, - пугливо сказал человек и нагнулся над собакой, чтобы взять ее на руки. Хант стремительно опустил руку с зажатым в ней пистолетом на голову человеку. Тот ткнулся головой в ступеньку и повернулся на бок. - Обождите, мистер Гроппер, одну секунду, - сказал Хант и взял лежащего человека под мышки. Человек был тяжелым, и Хант с трудом втащил мягкое тело за колонну. - Теперь быстрее, - Хант схватил Гроппера на руки и бросился к машине, стоявшей у тротуара в тени здания. Он рванул заднюю дверцу, бросил на сиденье бульдога и качнулся вперед. В это мгновение чьи-то руки сдавили ему горло, от тяжелого удара в лицо дернулась назад голова, и он потерял сознание. Сначала он почувствовал боль. Она набегала короткими острыми толчками, вместе с ударами сердца, начинаясь где-то внутри и кончаясь в затылке. Ханту нестерпимо захотелось снова погрузиться в небытие, мягко нырнуть под темное мягкое одеяло беспамятства, но боль заставила его открыть глаза. Он хотел поднять руку, но почувствовал боль в запястье и понял, что связан. Сознание прояснилось. Теперь он ощущал всем телом мягкое покачивание машины, слышал рокот мотора и пение шин. Похоже, что это их машина, старенький "понтиак", который они с Беллоу арендовали в крошечном гараже на окраине Хиллсайда. Он хорошо помнил, что открыл дверцу именно их машины. Или Беллоу... Не может быть, а впрочем... Он тихо позвал: - Профессор! С переднего сиденья обернулось чье-то лицо: - Молчите, вы там, а то можно повторить... Он с трудом повернул голову и увидел лицо Беллоу с закрытыми глазами. Затылок болел меньше. Где Гроппер? Как бы в ответ на вопрос, в ногах у него что-то зашевелилось, и послышалось собачье повизгивание. "Логика событий", - усмехнулся про себя Хант. Стоило несколько дней скрываться в этом проклятом Хиллсайде, сидеть в гнусном номере третьеразрядного мотеля и ждать каждую секунду стука полиции в дверь. Стоило снова и снова пытаться представить себе, что бы они сделали на месте Гроппера. Стоило давать по телефону объявление в газету, и стоило увидеть в вечерней газете фото бульдога в блестящей попонке. Стоило стоять час за колонной, ожидая, пока "самая умная собака свободного мира" не покажется в дверях Грэнд Пэлиса. Он напряг руки. Веревка врезалась в тело. Нет, связан он прочно, со знанием дела. Машина замедлила ход, его прижало к сиденью, и он понял, что они куда-то свернули. Под колесами зашелестел гравий, еще несколько минут, скрипнули тормоза, и машина остановилась. - Коротышка, - услышал Хант чей-то властный голос, - отгони эту калошу обратно в Хиллсайд, узнай, где они ее взяли, верни в гараж, рассчитайся и скажи, что больше джентльменам она не понадобится. Эй, возьмите-ка их, всех троих, и отнесите внутрь, там развяжете. Их втащили в большую гостиную и усадили в кресла. Беллоу открыл глаза. Он был бледен, и на правой брови чернела корочка запекшейся крови. Гроппер лежал на боку и часто дышал, высунув язык. Язык мелко подрагивал. "Во всяком случае, это не полиция, - подумал Хант. - Им не нужны были бы все эти кинематографические трюки". В комнату вошел высокий человек в строгом сером костюме. Белоснежная рубашка с серым галстуком, прихваченным перламутровой застежкой, подчеркивала загар. "Одет со вкусом", - подумал Хант. Человек взял со стола сигару, тщательно обрезал конец, вставил в рот и щелкнул золотой зажигалкой. Несколько минут он спокойно курил и смотрел то на Ханта, то на Беллоу. Наконец он коротко кивнул им и сказал: - Джентльмены, мы все испытываем живейшее любопытство в отношении друг друга. Прежде всего я должен извиниться за не совсем учтивое обращение с вами, но что поделаешь, - человек в сером костюме развел руками, - иногда приходится знакомиться с людьми экспромтом. Поскольку инициатива знакомства исходила от меня, позвольте представиться - Джо Джеффи. Джеффи церемонно поклонился. Хант ответил кивком головы, а Беллоу едва заметно опустил и поднял веки. Джеффи уселся в кресло и заложил ногу за ногу. "По всей видимости, он получает огромное удовольствие сам от себя", - подумал Хант. - Чтобы избежать ненужных вопросов, я с вашего разрешения изложу вам ход событий и моих мыслей, которые привели нас к знакомству. В свою очередь, я надеюсь, что вы ответите мне тем же. Некоторое время тому назад мистер Патрик Кроуфорд, единственный наследник сорока миллионов Фрэнка Гроппера, обратился с просьбой к моей организация выяснить, что делает мистер Гроппер на уединенном ранчо недалеко от мотеля Джордана. У Гроппера рак желудка, и племянник боялся, по всей видимости, чтобы дядюшку ненароком не вылечили. Бульдог сердито зарычал, и Джеффи с интересом посмотрел на него. - Когда "роллс-ройс" миллионера остановился у дверей ранчо и я увидел в бинокль, как хозяева вытащили оттуда чье-то связанное тело и все четверо, считая связанного, скрылись в доме, меня самого начало разбирать любопытство. Даже если бы мистер Кроуфорд и не должен был оплатить наши услуги, мне очень хотелось узнать, с каких это пор солидные бизнесмены и финансисты начали возить в "роллс-ройсах" связанных людей с кляпами во рту. Видите ли, - добавил Джеффи с улыбкой, - это ведь в некотором смысле по моей части. Я долго думал и, признаюсь вам честно, джентльмены, не мог прийти ни к какому выводу. Слишком все было таинственно во всей этой истории. Но вот на днях я читал "Хиллсайд дейли геральд" и вижу объявление о пропаже бульдога с белыми чулками и по кличке "Джерри". Адрес объявителя не дается. Просят сообщить в редакцию и обещают крупное вознаграждение. И здесь у меня в голове щелкает маленький выключатель. Я вспоминаю нечто, что меня раньше подсознательно поразило и что я забыл. В то время, пока мы выламывали дверь, из подвала доносился отчаянный лай. Потом лай смолк. Собаки в комнате не оказалось. Обратите внимание, миллионер Фрэнк Гроппер остался, пятьсот долларов у него в кармане остались, хотя кто-то вывернул их наизнанку. Перстень на пальце у старика тысячи в три долларов... Бульдог сердито заворчал и качнул массивной головой, Джеффи взглянул на собаку и продолжал: - Тысячи в три долларов остался. А собаку взяли. Что-то я не очень верю в сентиментальность людей, которые хладнокровно занимаются чем-то под автоматной очередью и тормозят на шоссе на скорости в восемьдесят миль в час. И еще что-то я вспомнил, увидев объявление в газете. Когда мы выскочили за ними из подвала и я выстрелил вслед, мне послышалось, что где-то под ногами тявкнула собака. Я позвонил в газету, у меня там хорошие друзья, и спросил, кто давал объявление о пропаже бульдога. Они не знали. Объявление было дано по телефону. Я готов был снова забыть обо всем этом странном деле, когда увидел рекламу выступления "самой умной собаки свободного мира". На рекламе был изображен бульдог. Пока мои люди выясняли, кто выступает с собакой, в голове у меня крутились бульдоги. Маленькие и большие, щенки и старые псы. Я даже не удивился, когда мои люди доложили, что Фред Бакстер ничего толком о происхождении собаки сказать не может. Она появилась у него всего несколько дней назад. Я сопоставил дни. Она появилась назавтра после нашего налета на ранчо! Когда мы пришли к Грэнд Пэлису для маленькой беседы с этим Бакстером, мы заметили человека, прячущегося за колонной. У тротуара стоял автомобиль с работающим двигателем. Джентльмены, - Джеффи улыбнулся, - я слишком долго занимаюсь своим бизнесом, чтобы не понять значения прячущегося за колонной человека и машины с включенным двигателем. Я снова вспомнил объявление в газете. Этим людям был очень нужен бульдог. Прежде чем вы ответите почему, позвольте предложить вам что-нибудь выпить. Что прикажете, джентльмены? - Двойной "Олд фэшенд", - сказал Беллоу. - Джин и тоник, - сказал Хант. Джеффи позвонил, и через минуту появились стаканы. - Я вас слушаю, джентльмены, - сказал Джеффи, достал из кармана автоматический "кольт", рассеянно взглянул на него и небрежно положил на стол. - Ну что ж, - сказал Беллоу. - У вас прекрасные аналитические способности, мистер Джеффи. Из вас бы вышел прекрасный ученый. - Благодарю, для карьеры ученого я слишком люблю целиться... Беллоу пожал плечами: - Позвольте представиться. Профессор Беллоу. Мой помощник Хант, а это, - Беллоу кивнул в сторону бульдога, - мистер Фрэнк Джилберт Гроппер. - Фрэнк Джилберт Гроппер? - словно эхо, переспросил Джеффи. Бульдог встал, кивнул Джеффи головой и подал лапу. Джеффи несколько раз мигнул, потер лоб рукой и переспросил: - Фрэнк Джилберт Гроппер? - Да, он самый, - сказал Беллоу. Джеффи устремил взгляд ввысь и забормотал молитву. - Что ж, джентльмены, поднимаю тост за успех и процветание нашего нового предприятия, - сказал Джеффи. - Предлагаю назвать его Акционерным обществом бессмертия. - С радостью, - подхватил Беллоу. - Никто не может представить себе, что это такое. У меня захватывает дух и кружится голова, когда я пытаюсь представить себе размах нашего коммерческого бессмертия. Нет на свете человека, особенно с деньгами, который не боялся бы смерти и не был бы готов отдать все, что у него есть, за новое тело, за новую жизнь, за бессмертие. Деньги есть у самых сильных, самых ловких, самых безжалостных людей. Их мы и будем делать бессмертными. Мы создадим новую расу бессмертных миллионеров. Мы выполним обещание, данное две тысячи лет тому назад христианской церковью. Но мы не будем обещать нашим клиентам бесплатный вечный рай. Людям, у которых есть деньги, незачем отправляться в такое длительное и малокомфортабельное путешествие. Вместо себя они отправят какого-нибудь молодого человека, воспользуются освободившимся телом и оплатят свое бессмертие наличными. Мы установим твердую таксу, и миллионеры, рассчитывая свой бюджет, будут заранее откладывать по миллиончику в год на бессмертие. Мы создадим конвейер бессмертия. Мы станем самыми влиятельными на земле людьми, и ни одно правительство, ни один президент не осмелится поднять на нас руку, ибо все влиятельные люди страны будут нашими клиентами. - Мы будем разнообразить наше производство, - вставил Джеффи. - Мы будем выкрадывать людей из банков и начинять их временно мозгами наших людей. Мы сможем проникать во все банки, и все сейфы откроются перед нами. Мы будем делать шпионов и продавать их Вашингтону по любой цене, которую мы только ни запросим. Нам будут присылать выкраденных сотрудников иностранных посольств, и вместо них мы пошлем обратно в посольства в их телах наших агентов. Вы - гений, мистер Беллоу! Беллоу поклонился. Щеки его разрумянились, и рука со стаканом слегка дрожала. - Я рад, что встретился с вами, мистер Джеффи. Вы как раз тот человек, который нам нужен. Мы были безумцами, когда думали, что в Америке можно начать какое-нибудь крупное дело без покровительства человека... гм... вашей профессии. Я думаю, что такой же точки зрения придерживается и наш уважаемый друг, мистер Гроппер. Бульдог важно кивнул головой, и все засмеялись. - Может быть, хотите выпить? Бульдог снова кивнул и вскочил на ноги. Беллоу взял со стола тарелку, налил в нее виски, плеснул содовой воды и поставил на пол. Гроппер начал быстро лакать, подрагивая шейными мускулами. - Ничего, мистер Гроппер, немного терпения. На этот раз уже ничто не помешает нам подобрать вам отличное молодое англосаксонское тело. Настоящее тело. И тогда вы сможете лить в себя виски, как настоящий человек. Гроппер, нетвердо стукая массивными лапами, подошел к креслу и вскочил на него. Через минуту он уже спал. - Спокойной ночи, джентльмены, - сказал Джеффи. - Я понимаю, что вы устали. Завтра вы скажете, что вам нужно для создания нового аппарата. Спите спокойно. Джеффи взял со стола свой автоматический "кольт" и многозначительно подбросил его на ладони, потом вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь. 14. ЛУЧШЕ БЫТЬ АВТОРОМ ЭПИТАФИИ... Когда император узнает, что вассал бросает вызов центральной власти, он должен либо отречься от престола, либо убрать вассала. Джек Спарк, повелитель гангстерской империи, раскинувшейся на всем восточном побережье страны, меньше всего намеревался подавать в отставку. Тем более что отставка гангстера, как правило, обеспечивает ему полный покой, слишком полный покой с пулей во лбу или щедрой дозой цианистого калия в пищеварительном тракте. Он слишком много знает, этот собравшийся на покой человек, и знания его лучше всего законсервировать в богатой могиле с лаконичной эпитафией на гранитном камне: "Спи спокойно, наш дорогой друг". Поэтому, когда он почувствовал, что один из его визирей, Джо Джеффи, начал собственную игру, он принялся мысленно сочинять ему эпитафию. А тут еще сведения, будто Джеффи окружил свое имение круглосуточной вооруженной охраной... Спарк нажал кнопку и сказал возникшей из ничего секретарше: - Люиса и Найфа. Люис и Найф были главными "торпедами" Спарка, его трибуналом и палачами. Они умели стрелять, спокойно прицелившись, и умели нажимать на курок в кармане. Они умели стрелять из мчащейся автомашины и в толпе универсального магазина, прижавшись к жертве, и мгновенно исчезать. Это были "торпеды", и их круглые, сонные лица чем-то напоминали округлые головки торпед. Джек Спарк внимательно посмотрел на подчиненных и усмехнулся. - Ребята, - сказал он, - мне не нравится, как ведет себя мистер Джо Джеффи. Но прежде чем похоронить его как старого боевого товарища, мне бы хотелось узнать, что происходит в его очаровательном домике и почему его мальчики день и ночь гуляют вокруг с автоматами наизготовку. Короче говоря, нужно пригласить сюда кого-нибудь из его команды. Живьем. И без ненужной стрельбы. Незачем заранее устраивать шум. Люис и Найф молча кивнули и вышли из комнаты. Они остановили свой "кадиллак" на небольшом холмике, примерно в миле от перекрестка дороги, ведущей к имению Джеффи. Люис открыл багажник и осмотрел уложенный там двухсоткилограммовый рулон бумаги. Потом проверил крышку - от нажатия рычажка в кузове крышка багажника, подобно крышке старинных карманных часов, откидывалась, и рулон падал на землю. Они сидели в машине, прижав к глазам бинокли, и терпеливо ждали, спокойно расслабившись и покуривая. Ожидание мучительно для человека с фантазией. Пока он ждет, его воображение сотни раз проделывает то, что ему предстоит сделать, и время тянется мучительно медленно, спотыкаясь на секундах и минутах. У Люиса и Найфа фантазии не было, и течение времени они ощущали не больше, чем корова, для которой каждое неторопливое движение челюстями - вечность. Наконец Найф сказал: - Смотри. Вдалеке по боковой дороге крошечной точкой двигался автомобиль. Коротко вспыхнул луч солнца, отразившись в ветровом стекле. Найф повернул ключ зажигания, и триста восемьдесят лошадиных сил мягко заворчали в восьми цилиндрах. Пора. "Кадиллак" рванулся вперед. Желтая машина уже свернула с боковой дороги на шоссе и набирала скорость. Найф увеличил скорость. Они поравнялись со стареньким "понтиаком", обогнали его и мчались впереди ярдах в сорока. Люис взглянул в зеркало заднего обзора. Пора. Он потянул за рычажок. Крышка багажника отскочила, подброшенная пружиной, тяжелый бумажный рулон плюхнулся на шоссе и стремительно покатился назад. Еще мгновенье - и он с глухим стуком ударил по "понтиаку", который отчаянно пытался увернуться от бумажного болида. Люис и Найф остановили машину и подбежали к "понтиаку". Невысокого роста полный человек лежал грудью на рулевом колесе и тихо стонал. Глаза его были закрыты. Дверцу слева заклинило от удара, и им пришлось вытащить его через правую дверцу. Они положили его на заднее сиденье "кадиллака" и с трудом вкатили в багажник рулон. Вся операция заняла не больше минуты. Где-то вдалеке слышалось низкое гудение машины. Найф повернул руль, и "кадиллак" плавно устремился вперед. Человек плакал, размазывая слезы по покрытому синяками лицу. - Клянусь вам, сэр, я не знаю никакого Джеффи. Я просто ехал из дому в Хиллсайд. Отпустите меня, сэр, я ничего не знаю. Дома ребятишки и жена, они ждут меня. Вот такие мальчуганы. Человек нагнулся и показал рукой рост своих детей. Спарк посмотрел на Люиса и едва заметно кивнул головой. "Торпеда" упруго выбросил кулак, и голова человека дернулась назад, словно кто-то дернул за ниточку. Из рассеченной губы показалась кровь. Человек закричал: - Клянусь, я ничего не знаю! Можете разрезать меня на куски, я ничего не знаю. Спарк нахмурился. Миляга Джеффи умеет нагнать страху на своих ребяток. - Как вы сказали? Разрезать вас на куски? А что, это отличная мысль! Действительно, почему бы и нет? А, Найф? Как вы думаете? И вы, Люис? "Торпеды" весело улыбнулись. Что за человек мистер Спарк, что за манеры, всегда умеет вставить острое словцо, всегда умеет пошутить! Можно подумать, что босс только сейчас вспомнил про циркульную пилу. Спарк снова кивнул им, и они быстро связали человеку руки и ноги. Потом подняли его с пола и понесли. Мастерская помещалась в подвале. Под потолком ярко горела тысячеваттная лампа и бросала сильный пучок света на длинный деревянный стол. С одной стороны стола в топкой прорези синевато мерцала циркульная пила. Люис и Найф положили связанного человека на стол и отошли в сторону. - Послушайте, - мягко сказал Спарк, - для чего все эти ненужные и неприятные процедуры? Почему бы вам спокойно не рассказать обо всем, что происходит у вашего милого хозяина мистера Джеффи? Почему вокруг его дома выставлена, например, вооруженная охрана? Почему он разговаривает со мной по телефону таким независимым тоном, будто собирается положить себе в карман золотой запас Соединенных Штатов? Человек молчал. Покрытый потом лоб матово блестел в ярком свете. Кровь на лице казалась совсем черной. Найф вопросительно посмотрел на Спарка, и тот опустил веки. Найф нажал кнопку, и пила с пронзительным воем начала вращаться. Мотор набирал обороты, вой повышался, пока не перешел в пронзительный острый визг. Люис осторожно подвинул человека вперед так, что его голова находилась в каком-нибудь дюйме от слившихся в зыбкий круг зубьев пилы. Ветерок зашевелил волосы на его голове. Он издал животный крик, хриплый страшный рев. На губах пузырилась пена. Спарк нажал кнопку, пронзительный визг пилы перешел снова в вой, вот вой стал басовитым и начал затухать. - Я все скажу, мистер Спарк, все. Только оставьте меня у себя, иначе я получу пулю от босса. Джо Джеффи не забывает. Я все скажу. Все скажу. Только оставьте меня. Я буду служить вам как собака, мистер Спарк, сэр. - Ну вот и отлично, мой милый. Почему у Джеффи круглосуточная вооруженная охрана? Что он замышляет? - Я все скажу, все, что знаю, сэр. - Человек торопился и захлебывался словами. - Джо Джоффи следил за Гроппером, Фрэнком Гроппером, миллионером... Джек Спарк качнулся вперед. Он вспомнил согнутую фигуру старого финансиста у себя в кабинете. Вспомнил его просьбу - доставить ему здорового молодого парня. Вспомнил таинственные отчеты в газетах о странном происшествии на заброшенном ранчо. - Потом мистер Джеффи решил, что с этим бульдогом что-то нечисто. Мы выкрали этих ребят вместе с собакой, и сейчас они все у Джеффи. - Но при чем тут бульдог? - Можете верить мне, можете не верить, но клянусь вам, я сам слышал, как Джеффи называл собаку мистером Гроппером. Клянусь честью, сэр. - Собаку? Мистером Гроппером? - Да, сэр. Ей отвели отдельную комнату, и ее кормят, сэр, как я сроду не ел. Таскают ей бифштексы по три доллара за штуку. И виски. И не какое-нибудь. Я сам ездил в город, чтобы специально купить ящик виски "Канадиэн клаб". Хотите - верьте, хотите - нет: специально для собаки. А эти двое - они с того ранчо. Все время что-то мастерят в большой комнате, и туда Джеффи никого не пускает. Он все время ходит как именинник. Говорит: "Обождите, ребятки, скоро мы развернемся". Я вам все сказал, сэр, все. Клянусь своим именем Коротышки Робинса. Вы только оставьте меня у себя, мистер Спарк, а то Джеффи... - Я бы вас оставил, мистер Робинс, но вы не умеете держать язык за зубами. Сегодня вы выболтали все, что знали, мне, а завтра... - Клянусь вам, мистер Спарк, - глаза Робинса молили, - только оставьте меня, я вам докажу. - Ну хорошо, раз вы так просите, придется оставить вас здесь. - Спарк вытащил пистолет. - Не надо-о-о! - вопль Робинса рванулся вверх и, ударившись о стенки подвала, перешел в шепот. Щелкнул выстрел, Коротышка Робинс дернулся раз-другой и затих. Он уже представлял себе, что будет вспоминать о Джеффи как о хорошем парне и отличном товарище. Разве что он сделал маленький промах, забыв о старом Спарке. Но этих двоих надо взять живьем, и самое главное - собаку. Господи, боже правый, что только не творится на свете!.. Прежде чем Джо Джеффи открыл глаза и выпрыгнул из постели, рука его уже нащупала автомат. Внизу слышались выстрелы. Кто-то тяжело взбирался по лестнице. Джеффи рванул дверь в соседнюю комнату. Беллоу, в расстегнутой пижаме, медленно сползал с подоконника, словно кто-то осторожно тащил его за ноги. Струйка крови стекала у него по лицу. Джеффи не мог анализировать происходящего. Лишь слово "Спарк" выстрелами отдавалось у него в голове. Спарк, Спарк. Почему он сам не всадил ему пулю в затылок в прошлом году, когда Джек садился в машину?.. Но мысли скакали без его участия. Он был занят автоматом. Нестерпимо громко хлестнула по ушам автоматная очередь, и с тонким звоном посыпались стекла. Джеффи метнулся к другому окну. В темноте двигались тени. Дверь затрещала и подалась. Джеффи поднял автомат, но почувствовал толчок в грудь. В голове промелькнула мысль об Акционерном обществе бессмертия и погасла. Дверь с грохотом упала, и в комнату ворвались люди. В темноте никто не заметил, как по лестнице клубком скатилась собака и исчезла, растворилась в ночи... Было жарко, и Гроппер высунул язык. Он не спеша плелся по обочине. Внезапно мышцы его напряглись. Прежде чем сознание шестидесятивосьмилетнего финансиста смогло проанализировать сигнал возбуждения, Гроппер уже гнался за серой худой кошкой. Тоненько царапнули коготки о кору, и вот она уже сидит на ветке клена и насмешливо глядит на неуклюжего пса. Кошка сидит на дереве и смеется над ним. Почему, разве у него сдвинулся набок галстук или расстегнулись брюки? И тут впервые с того момента, когда его голова, человеческая голова, оказалась в фиксаторе аппарата, он понял, что не одет. Он голый. На нем нет ни белья, ни носков, ни рубашки, ни костюма, ни шляпы, ни галстука. Ничего. Он голый, он слегка прикрыт коричневатой гладкой шерстью, но она не заменяет одежды. Но даже не в одежде дело. Она сейчас не нужна ему. Не помчишься же за кошкой в смокинге и не станешь грызть сухую кость на обочине, поправляя лапой сползающий на глаза цилиндр? И тем не менее его охватило острое ощущение наготы, страшной наготы, когда кажется, что ты вывернут наизнанку и выставлен напоказ. И тут в маленький собачий мозг, в котором свободно уместился духовный мир и опыт пожилого миллионера, потихоньку пробралась колючая, страшная мысль. Эта мысль, раз пробравшись в мозг, начала ворочаться в нем, нагло, по-хозяйски устраиваться, как устраивается новый владелец в только что купленном доме. Гроппер почувствовал, что безвозвратно теряет себя. То, что делало его Фрэнком Джилбертом Гроппером, исчезло, и что же осталось? Он этого еще не знал. Чушь, чушь нес профессор Беллоу об электрической мозаике мозга, о непрерывности сознания. Деньги - вот непрерывность сознания, таящая в себе вселенную. Тот, у кого деньги, молодой ли, старый, умный, глупый, - тот имеет право на самосознание. Не надо никакого фиксатора, чтобы разрядить мозг, нужно отнять у человека деньги - и он останется голым, жалким, потерявшим себя. Гроппер понурил голову. На обочине лежал кусок газеты. Крупными буквами было написано: "Вчера в возрасте шестидесяти восьми лет умер известный финансист Фрэнк Джилберт Гроппер. Он умер от рака желудка в своем имении Риверглейде, не приходя в сознание. Его состояние оценивается в сорок миллионов долларов". От газетного клочка слабо пахло мясом. Наверное, в него был завернут сандвич. Гроппер лизнул пыльную бумагу и поплелся вдоль обочины. Кошка на дереве фыркнула, но он не обернулся. 15. Я ЧЕЛОВЕК ПОРЯДОЧНЫЙ Ханту казалось, что сквозь чернильную толщу воды не проникало и фотона света. И тем не менее в этом плотном мраке медленно колыхались какие-то тени, плавно двигаясь в беззвучном хороводе. "Но я же задохнусь, сейчас я захлебнусь", - мелькнуло у него в голове, и он конвульсивно дернул руками. Пальцы слабо шевельнулись, и Хант ощутил нечто плотное под ними. Он стал подниматься. Он знал, что поднимается к поверхности, хотя его по-прежнему окружал мрак. Но темнота как бы истончалась, становилась зыбкой, и где-то за ней начинал угадываться свет. Он медленно всплывал покачиваясь. Он решил, что если откроет глаза, то скорее уловит первые проблески дня. Мгновенье веки его трепетали, потом он поднял их. Взгляд упал на белый потолок. То есть Хант еще не был уверен, что над ним потолок, но на просыпающееся сознание уже стремительно набегала волна воспоминаний. Еще мгновенье, и он вспомнил все. Ну конечно же, он в больничной палате. Он остался жив. Он поднял руку, чтобы кисть оказалась в поле зрения. Движение было медленным и неуверенным. Но он не сдавался. На руке был незнакомый белый с голубыми полосками рукав. Должно быть, больничная пижама. Он опустил руку и провел ею вдоль тела. Ни бинтов, ни гипса. "У меня уже входит в~привычку приходить в сознание, - подумал Хант и мысленно усмехнулся. - Только что я пришел в себя в машине со связанными руками, теперь же - в незнакомой больничной комнате. Не слишком ли часты эксперименты? А еще говорят, что ученые у нас не пользуются большой популярностью. Судя по моей голове, это не так". Слово "голова", промелькнувшее в его мозгу, заставило Ханта снова поднять руку и дотронуться до лба. Пальцы ощутили повязку. Он осторожно, словно боясь ненароком расплескать ее содержимое, покачал головой. И действительно, в черепной коробке