репечатали из русских журналов даже иностранные. Подпись под нею была: Их моют дожди, Посыпает их пыль... Вагоны были двухэтажные, нижний и верхний на крыше первого. Он назывался "империал", а пассажиры его--"трехкопеечными империалистами". Внизу пассажиры платили пятак за станцию. На империал вела узкая винтовая лестница. Женщин туда не пускали. Возбуждался в думской комиссии вопрос о допущении женщин на империал. Один из либералов даже доказывал, что это лишение прав женщины. Решать постановили голосованием. Один из членов комиссии, отстаивавший запрещения, украинец, в то время когда было предложе но голосовать, сказал: -- Та они же без штанцив! И вопрос при общем хохоте не баллотировался, * Мы мчались, а я все гляжу: "Да где же палисадники?" На месте Угольной площади, на углу Малой Дмитровки, где торговали с возов овощами, дровами и самовар ным углем, делавшим покупателей "арапами",--чудный сквер с ажурной решеткой. Рядом с ним всегда грязный двор, дом посреди площади заново выкрашен. Здесь когда-то был трактир "Волна" -- притон шулеров, аферистов и "деловых ребят". В 1905 году он был занят революционерами, обстреливавшими отсюда сперва полицию и жандармов, а потом войска. Долго не могли взять его. Наконец, поздно ночью подошел большой отряд с пушкой. Предполагалось громить дом гранатами. В трактире ярко горели огни. Войска окружили дом, приготовились стрелять, но парадная дверь оказалась незаперта. Разбив из винтовки несколько стекол, решили штурмовать. Нашелся один смельчак, который вошел и через минуту вернулся. -- Там никого... Трактир был пуст. Революционеры первые узнали, что в полночь будут штурмовать, и заблаговременно ушли. Вспомнился еще случай. В нижнем этаже десятки лет помещался гробовщик. Его имя связано с шайкой "червонных валетов", нашумевших на всю Москву. Я не помню ни фамилии гробовщика, ни того "червонного валета", для которого он доставил роскошный гроб, саван и покров. Покойник лежал в своей квартире, в одном из переулков на Тверской. Духовенство его отпело и пошло провожать на Ваганьково. Впереди певчие в кафтанах, сзади две кареты и несколько молодых людей сопровождают катафалк. Дошли по правому шоссе до шикарного ресторана "Яр", против которого через шоссе поворот к кладбищу. Остановились. Молодые люди сняли гроб и вместо кладбища, к великому удивлению гуляющей публики, внесли в подъезд "Яра" и, никем не остановленные, прошли в самый большой кабинет, занятый молодыми людьми. Вставшего из гроба, сняв саван, под которым был модный сюртук, встретили бокалами шампанского. Полиция возбудила дело, а гроб, покров и саван гробовщик за бесценок купил, и на другой день в этом гробу хоронили какого-то купца. Началось другое дело. Обиженные в завещании родственники решили привлечь к суду главных наследников, которых в прошении просили привлечь за оскорбле- ние памяти покойного, похоронив его в "подержанном" гробу. И долго дразнили гробовщика, забегая к нему в лавку и спрашивая: -- Нет ли у вас подержанного гроба? Есть подержанный саван? Потом, с годами, все это забылось и вспоминалось мне, когда я уже миновал Каретный ряд и въехал на Самотечную-Садовую. Мы мчались вниз. Где же палисадники? А ведь они были год назад. Были они щегольские, с клумбами дорогих цветов, с дорожками. В такие имели доступ только богатые, занимавшие самую дорогую квартиру. Но таких садиков было мало. Большинство этих загороженных четырехугольников, ни к чему съедавших пол-улицы, представляло собой пустыри, поросшие бурьяном и чертополохом. Они всегда были пустые. Калитки на запоре, чтобы воры не забрались в нижний этаж. Почти во всех росли большие деревья, посаженные в давние времена по распоряжению начальства. Вот эти-то деревья и пригодились теперь. Они образуют широкие аллеи для пешеходов, залитые асфальтом. Эти аллеи-тротуары под куполом зеленых деревьев -- красота и роскошь, какой я еще не видал в Москве. Спускаемся на Самотеку. После блеска новизны чувствуется старая Москва. На тротуарах и на площади толпится народ, идут с Сухаревки или стремятся туда. Несут разное старое хоботье: кто носильное тряпье, кто самовар, кто лампу или когда-то дорогую вазу с отбитой ручкой. Вот мешок тащит оборванец, и сквозь дыру просвечивает какое-то синее мясо. Хлюпают по грязи в мокрой одежде, еще не просохшей от дождя. Обоняется прелый запах трущобы. Свернули направо. Мчимся по Цветному бульвару, перегнали два трамвая. Бульвар еще свеж, деревья зеленые, с золотыми бликами осени. Я помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по ночам "всякое бывало", А днем ребята пускали бумажные змеи и непременно с трещотками. При воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю глаза в поисках змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за Домом крестьянина на Трубной площади. * Асфальтовые Петровские линии. Такая же, только что вымытая Петровка. Еще против одного из домов дворник поливает из брандспойта улицы, а два других гонят воду в решетку водосточного колодца. Огибаем Большой театр и Свердловский сквер по проезду Театральной площади, едем на широкую, прямо-таки языком вылизанную Охотнорядскую площадь. Несутся автомобили, трамваи, катятся толстые автобусы. Где же Охотный ряд? Столешники, 1934 г. ПРИМЕЧАНИЯ МОСКВА И МОСКВИЧИ "Москва и москвичи"--главная, наиболее известная книга В. А. Гиляровского. Она вобрала в себя более чем полувековые впечатления о Москве и ее обитателях. Первое, очень краткое, знакомство с Москвой произошло в 1873 году, когда писатель находился в юнкерском училище. "Помню, как шли по Покровке, по Ильинке, попали на Арбат. Все меня занимало, все удивляло" (т. 1, с. 100). Но эти впечатления были кратковременны. Второй раз Гиляровский приехал в Москву в 1881 году и с тех пор не покидал ее, за исключением репортерских командировок и кратковременного отдыха в задонских степях. Много лет занимался он изучением городских трущоб, улиц и переулков, знакомился с жизнью, бытом обитателей города. Работать над книгой он начал вскоре после Октябрьской революции. В 1926 году вышло первое издание книги. В ней было всего 5 глав, рассказывающих о рынках, трущобах, трактирах и долговой тюрьме-яме. Интерес к этим объектам был вызван тем, что Моссовет приступил к их уничтожению. Затем Гиляровский пишет новые главы и выпускает книгу в 1931 году под названием "Записки москвича". Не останавливается он и на этом, до конца жизни продолжая дорабатывать и пополнять книгу новыми главами. В настоящем издании печатается по кн.: В. А. Гиляровский. Сочинения в 4-х тт.--Т. 4. М., "Правда", 1968, с небольшими сокращения- ми в очерках: "Хитровка", "Кружка с орлом", "Купцы", "Чрево Москвы", "Булочники и парикмахеры", "Трактиры", "Олсуфьевская крепость". с.14. Бронзовый домовладелец--Памятник Н. А. Островскому, который стоит перед Малым театром. с.69. Н. И. Новиков (1744--1818) --русский просветитель, издатель книг и сатирических журналов конца XVIII века. с.149. Выкупные платежи.--После отмены крепостного права в 1861 г. с крестьян за пользование землей взимался налог в интересах помещика. с.154. "АРА"--Американская администрация помощи. В Советской России действовала во время голода 1921 года. Помощь выражалась в снабжении продовольствием, медикаментами и предметами первой необходимости. с.161. Секвестр (лат.)--запрещение или ограничение, налагаемое государством на пользование каким-либо имуществом. с.187, "Вперед" (1873--1877)--журнал революционных народников. с.334. "Дело 193-х"--Политический процесс 1870-х годов над революционерами-народниками,