з них, сидя в убранной комнате, громко распевали "Песнь песней" царя Соломона, другие, одетые в праздничные капоты, отправлялись в синагогу, а третьи просто прогуливались по улице в ожидании вечерней молитвы. - Ну, брат, теперь держись за меня крепко! - сказал Не-Кушай-Каши, обращаясь к Саньке. - А что? - спросил Санька, взглянув на своего спутника. - А то, видишь ли, что мы в самую синагогу сейчас придем. Там, братец ты мой, шапки не снимать, слышь? - Почему не снимать шапки? - Уж так ихний закон велит, чтобы все, значит, в шапках были... И опять же, смирным надо быть и не смеяться, ежели что смешное увидишь. Понял? - Понял, - ответил Санька, а сам все время не переставал думать о Полфунте. Он до того был занят своими мыслями, что не заметил, как они с Не-Кушай-Каши очутились во дворе главной синагоги, переполненном детворой. Обширный немощеный двор был огорожен деревянным забором. Посреди двора возвышалось двухэтажное (единственное в городе) каменное здание синагоги. Рыжик заинтересовался игравшими во дворе мальчиками. Их здесь было так много, что нельзя было и сосчитать. Черномазые, смуглолицые, они оглашали воздух веселыми криками. Большинство мальчишек играли в пуговицы. Игра эта заключалась в следующем. Несколько мальчиков, вырыв у забора крохотную ямку, отходили от нее на шесть шагов и выстраивались в одну шеренгу. Потом по очереди каждый из них кидал пуговицы. Если брошенная пуговица попадала в ямку, то бросивший ее считался старостой и получал от каждого из играющих по одной или две пуговицы, смотря какой был уговор. Карманы и пазухи играющих были набиты пуговицами всевозможных сортов. Игра сопровождалась бранью, смехом, плачем и дракою. Мелкота, за неимением пуговиц, играла в лошадки, в солдаты или просто бегала и прыгала по двору без всякой цели. Но вот из синагоги выбежал с длинной метлой в руках маленький горбатый человек с желтой козлиной бородкой, и на дворе сейчас же сделалось тихо. Это был служка Борух, или, как его евреи называли, "шамес". - Вы чего здесь, шарлатаны, ярмарку завели? - визгливым голосом закричал Борух, грозно потрясая метлой. Мальчишки, услыхав голос шамеса, точно стая галок, разлетелись в разные стороны. Рыжик невольно улыбнулся, когда увидал, какое сильное впечатление произвел на детвору этот невзрачный горбун. "Ну, меня ты, брат, не испугал бы", - подумал Санька. - А, Не-Кушай-Каши! - радостно воскликнул Борух, заметив старого солдата. Он подошел ближе, протянул Не-Кушай-Каши руку и быстро-быстро заговорил с ним. К крайнему удивлению Рыжика, его спутник не только понял, что говорил ему маленький горбатый шамес, но он сам отвечал ему на непонятном для Саньки языке. Борух говорил с азартом, размахивая метлой, кому-то грозил, причем его козлиная бородка смешно тряслась, а остроконечная голова совсем уходила в двойной горб. Но по всему было видно, что угрозы были направлены по адресу лица отсутствующего и что к Не-Кушай-Каши служка ничего не имеет. - Ну, брат, наше дело в шляпе, - обратился к Рыжику его новый спутник, когда Борух, наговорив с три короба, умчался обратно в синагогу. - Почему в шляпе? - спросил Санька. - А потому, что в местечке ни одного шабес-гоя не осталось. Был один, да вот Борух говорит, что запил. Нам, бедняга, обрадовался, как родным... Теперь пойдем-ка да присядем, а кончится служба, нас позовут. Не-Кушай-Каши и Рыжик отправились в самый дальний угол двора и там уселись на земле. Санька с удовольствием отдыхал после долгой ходьбы. Он спиною уперся в забор, а ноги, обутые в сапоги, протянул вперед и предался отдыху. В предвечернем воздухе наступили тишина и покой. На черепичной крыше синагоги угасли последние отблески ушедшего солнца. Со всех сторон стали появляться евреи. Все они были одеты по-праздничному, в черные длинные сюртуки, и у всех у них был грустный, задумчивый вид. Многие из них то и дело поднимали глаза к небу и громко вздыхали, создавая этими воздыханиями и себе и другим праздничное настроение. В синагоге загорелись огни. Небо потемнело. - Долго будут они молиться? - спросил Рыжик. - Нет. Евреи скоро молятся. У них, скажем, молитвы длинные, да язык быстрый... - А почему они такие печальные ходят? - Это они, видишь ли, для жалости, чтоб, значит, бог пожалел их... - У них какой бог? - Старый, седой такой и вроде как бы из ума выживший, - не задумываясь, ответил Не-Кушай-Каши, который, как истый русский солдат, не любил слов "не знаю". Санька, вполне удовлетворенный ответами Не-Кушай-Каши, замолчал и с любопытством стал следить за тем, что делалось в синагоге. Окна молельни были открыты, и Рыжик хорошо мог видеть молящихся и слышать их голоса. Обширная зала синагоги была вся уставлена длинными скамьями, перед которыми стояло множество пюпитров с ящиками. Посреди синагоги возвышался большой четырехугольный амвон, покрытый тяжелой скатертью, шитой серебром и золотом. Все места в синагоге были заняты. Перед каждым пюпитром стоял молящийся. Молились евреи усердно, произносили молитвы громко, раскачиваясь во все стороны, часто поднимали руки и закатывали глаза на лоб. Рыжик с любопытством следил за каждым их движением. Особенно хорошо запомнил Санька конец молитвы. Как-то сразу в синагоге сделалось тихо. Молящиеся вытянули вперед головы и застыли в этой позе. Казалось, они к чему-то прислушивались. Вдруг все они, точно по команде, привскочили и так заголосили, что само здание задрожало от этого неистового крика. Потом все сразу смолкло. Молящиеся повернулись лицом к востоку и стали беззвучно что-то шептать. Видно было только, как они шевелили губами и как раскачивались во все стороны. Движения их были быстры и странны. Одни то открывали, то закрывали глаза, другие теребили свои пейсы, наматывая их на указательные пальцы, третьи стучали кулаками себе в грудь, а четвертые подымали плечи и делали вид, что хотят улететь. И все эти движения они проделывали молча, не произнося ни одного звука. Эта безмолвная молитва длилась минут семь-восемь, а затем молящиеся один за другим отступали три шага назад, низко кланяясь направо и налево. После этого в синагоге опять раздался хор сотни голосов. Но это был последний призыв. Вскоре молящиеся стали расходиться по домам. - Эй, Не-Кушай-Каши, Не-Кушай-Каши! - послышался визгливый голос Боруха. - Вспомнил горбунишка нас! Хе-хе-хе!.. - обрадовался солдат. - Ну, брат, вставай: теперь за дело пора взяться, - добавил он, обращаясь к Рыжику, и поднялся с земли. Санька последовал за ним. Когда в синагоге никого не осталось, служка повел наших спутников к себе. - Ну, Не-Кушай-Каши, ты теперь навсегда у нас жить останешься, - говорил горбун, идя вперед. - Тебе наш габэ (староста) жалованье положит... Два керблах (рубля) в один месяц. - Что ж, я не прочь, ежели, скажем, и доход какой будет. - Конечно, будет!.. А это кто такой? - спросил вдруг шамес, указывая на Рыжика. - Это мой спутник... Славный парнишка. Он мне помощником будет. - А, это очень хорошо, - сказал Борух и что-то добавил на непонятном для Саньки языке. - Нет, нет, ни боже мой! - воскликнул по-русски Не-Кушай-Каши. - Говорю, парень честный, славный... Ну, понимаешь, ручаюсь за него. - Хорошо, хорошо! - весело проговорил Борух и первый через просторные сени вошел в синагогу. Не-Кушай-Каши и Рыжик последовали за ним. В синагоге горели в люстрах свечи, а у дверей на стене висела небольшая керосиновая лампочка. Не-Кушай-Каши, будучи хорошо знаком с обязанностями шабес-гоя, не стал дожидаться приказаний служки, а сам принялся за дело. Он взял табурет и отправился тушить свечи. Через минуту в синагоге сделалось темно, только в руке Не-Кушай-Каши мерцала грошовая сальная свечка. Борух поблагодарил солдата, достал из шкафчика булку и кусок фаршированной рыбы, отдал это Не-Кушай-Каши и сообщил, что спать он его и Рыжика уложит в хедере (школе). Затем все трое вышли в сени. Борух запер синагогу и ключ от замка спрятал в сапог. Там же, в сенях, находилась дверь, ведшая в хедер. - Ну, кушайте на здоровье и спите себе! - проговорил служка, открывая хедер. - Послушай, Борух, а шнапса (водки) не будет? - тихо спросил солдат. - Ах ты какой! И где ты видал, чтобы шабес-гою шнапс давали в праздник? - сказал шамес, а затем добавил: - Подожди немного, шабаш пройдет, и ты себе будешь шнапс тринкен... Служка захихикал и заискивающе потрепал рукав Не-Кушай-Каши. Спустя немного оба путника сидели в хедере и при свете тоненькой свечи закусывали. Мрачный, унылый вид имела эта громадная комната. Длинные столы и скамьи служили единственным убранством хедера. Чем-то холодным, неприветливым веяло от этих серых голых стен и черного потолка. Только край стола, где сидели Рыжик и его попутчик, был освещен грошовой свечкой, а все остальное утопало во мраке. Жуткая тишина воцарилась кругом. Борух, закрыв окна и ставни, ушел к себе домой. Во всем дворе никого не осталось, кроме Рыжика и Не-Кушай-Каши. IV НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ На другой день Рыжик проснулся в хедере. Он спал на длинной, широкой скамье, положив под голову сапоги и палку. Не-Кушай-Каши, лежа на другой скамье, кулаками протирал глаза и громко зевал. - Ох-хо-хо, косточки солдатские! - протяжно проговорил он, кряхтя и потягиваясь. - А в сене, чай, помягче спать будет... Как, братец, думаешь? - обратился он к Саньке и повернул к нему свое круглое небритое лицо. - Знамо, помягче, да и вольготней, - откликнулся Рыжик. - Не по вкусу мне здесь... Уйду я отсюда, - добавил он и стал надевать сапоги. Только что стало рассветать, когда Санька, желая подышать свежим воздухом, вышел во двор. Безоблачное небо показалось ему сиреневым. Хлопотливые воробьи уже прыгали по двору, мелькали в воздухе и чирикали во всю мочь. Несмотря на ранний час, в синагоге уже сидели молящиеся и на разные голоса распевали псалмы. На дворе появились мальчуганы. Двое из них - один долговязый, худой парнишка с необычайно длинными и тонкими пейсами вдоль впалых щек, другой быстроглазый, черный, как арапчонок, - подошли к Саньке и с нескрываемым любопытством стали рассматривать его, как какого-нибудь заморского зверя. К этим двум подошли еще двое, затем еще и еще, и не успел Рыжик опомниться, как он уже был со всех сторон облеплен малышами. В первый момент он даже немного растерялся, видя себя окруженным со всех сторон, но, присмотревшись лучше к этой "гвардии", он успокоился. "Пусть только посмеют - так шарахну, что воробьями от меня отскочат, - подумал Санька и оправился. Наконец один из мальчиков заговорил с Рыжиком. - Ты навсегда у нас останешься? - спросил мальчик у Саньки. - У кого это - "у нас"? - нахмурив брови, переспросил Рыжик. - Ну, у нас в местечке. - Нет, не останусь! - решительно ответил Санька. - Почему? - А потому, что скучно мне здесь, и еще потому, что я по-вашему не понимаю... Тут в разговор вмешался другой мальчик, и беседа должна была разрастись, но, как назло, появился Борух и разогнал всех. В этот самый момент вышел Не-Кушай-Каши. В его туалете произошла заметная перемена. Ни торбы, ни чайника при нем не было: он все это оставил в хедере. Одет он был в розовую рубашку навыпуск, по-русски, и опоясан черным крученым шнурком с кистями. Обут он был в целые и довольно приличные опорки. - Эх, жалость какая: морда давно у меня не брита, - проговорил он, проводя рукой по лицу. - Ну, да ладно, завтра поскоблим ее. Хе-хе-хе!.. А теперь, братец ты мой, пойдем на работу. - Куда? - спросил Санька. - Пойдем, увидишь. Они вышли со двора синагоги и очутились на улице. - Видишь улицу? - спросил у Рыжика Не-Кушай-Каши. - Вижу. - Отлично. Теперь, братец ты мой, мы вот как делать будем: я пойду по той стороне, а ты по этой. Не пропуская ни одного дома, всюду заходи. - Для чего? - А вот слушай: войдешь в дом, шапки не снимай, а поклонись и скажи: "Доброе утро! С праздником вас! Что делать надо?" Как спросишь, так сейчас же тебе бабы укажут, что делать. Ты исполнишь и подождешь немного. Дадут что - ладно, а не дадут - уходи: стало быть вечером расчет будет. Понял? - Чего тут не понять! - пробормотал Рыжик. - Все понял, да что!.. - Он махнул рукой, вздохнул и зачем-то по самые глаза надвинул мягкий картузик. Санька сильно тосковал о Полфунте, и ничто его не веселило. Как-то машинально отправился он обходить дома. Вот он зашел в первый дом. Переступив порог, он по привычке сдернул шапку, но вспомнил наставления Не-Кушай-Каши и снова натянул картуз на свою лохматую рыжекудрую голову. Вместо приветствия Рыжик осторожно высморкался в руку. - Что надо делать? - спросил он у молодой девушки с черными растрепанными волосами и заспанным лицом. Она попалась ему навстречу с периной в руках. - Почекай трохи, зараз, зараз... - проговорила девушка и торопливо прошла в другую комнату. Через минуту она вновь появилась и уже знаками приказала Рыжику следовать за собой. Санька послушно пошел за нею. Они вошли в просторную комнату, где стоял покрытый скатертью стол и шкафчик с книгами. У окна сидел седой старик в черных очках и, раскачиваясь взад и вперед, читал нараспев какую-то большую книгу. Девушка с заспанным лицом подвела Рыжика к столу и пальцами указала на пять медных подсвечников, а затем знаками велела ему снять их со стола и поставить на шкафик. Рыжик все это исполнил. - А больше ничего не надо? - спросил он, пятясь к дверям. Он снова хотел было снять картуз, но вовремя спохватился, что этого нельзя делать, и опять высморкался, благо рука была поднята к носу. Девушка вместо ответа подала Саньке кусок булки. Рыжик догадался, что его миссия окончена, и вышел вон, спрятав булку за пазуху. Как раз в это время на противоположной стороне улицы показался Не-Кушай-Каши. Рыжик побежал к нему. - Ты чего? - Не хочу я быть шабес-гоем, - ответил Санька и опустил голову. - Почему не хочешь? - Так. Пойду искать Полфунта... - Эх ты, чудак мальчонка! - проговорил Не-Кушай-Каши и сокрушенно покачал головой. - Да рази я для своей пользы тебя держу? Иди, пожалуй!.. Только тебе же лучше, ежели что заработаешь на дорогу... - А почему они молчат? - не зная к чему придраться, пробормотал Санька. - Кто? - Да евреи. Только пальцами показывают, что делать надо. - Опять же ты чудак выходишь! - воскликнул Не-Кушай-Каши. - У них, понимаешь, закон такой, что нельзя словами приказывать. Ну, ступай, ступай, братец, давай делать дело, а привыкнешь - век здесь жить будешь. Рыжик, понуря голову, отправился на другую сторону улицы. Когда взошло солнце и первые лучи его облили городок теплом и светом, все проснулось и оживилось кругом. Жители местечка не спеша отправлялись в синагогу. По дороге они напевали что-то про себя и пощелкивали пальцами. На улице появились расфранченные женщины с тяжелыми серьгами в ушах. То там, то сям забегали ребятишки-босоножки. Рыжик стал осматриваться. Нигде ни одного знакомого человека, ни одного русского звука. И опять ему сделалось тоскливо. Он почувствовал себя одиноким, брошенным, никому не нужным. - Уйду, уйду отсюда, - прошептал Рыжик, которому надоело обходить дома. Он подходил к переулку, пересекавшему улицу. На углу Санька остановился и устремил глаза вдаль. Сердце замерло в груди юного бродяги: перед его глазами бесконечной лентой легла дорога из города. Он увидал любимую даль, увидал упавший на землю горизонт, море зелени и света, увидал свободный, необъятный простор, и душа у него взволновалась. Не задаваясь никакими вопросами и целями, Рыжик повернул в переулок и быстро зашагал. Не прошло и пяти минут, как Санька был уже вне города. Там он сел на первый попавшийся камень, снял сапоги, закинул их на плечи и отправился в путь. Чтобы мягче было ногам, он сошел с дороги и зашагал по узенькой травяной тропинке. Лучи солнечные еще не успели выпить всю росу, и Санька охотно купал в ней свои ноги. Теперь Рыжик почему-то был уверен, что найдет Полфунта. Надежда эта росла и крепла в его сердце, и он бодро, с веселой улыбкой на лице шел вперед, нисколько не жалея, что расстался с Не-Кушай-Каши. Добрых шесть верст прошел Рыжик по мягкой, узенькой тропинке, пока она не довела его до первого перепутья. Перед Санькой легли три дороги, и он остановился в нерешительности, не зная, по какой из них продолжать свой путь. Он оглянулся. Городка, где он оставил Не-Кушай-Каши, уже не было видно. По обеим сторонам дороги зелеными необозримыми коврами расстилались хлебные поля, а далеко впереди возвышалась темная стена леса. Солнце поднялось уже довольно высоко и пронизывало воздух раскаленными лучами. Рыжик, наверно, дошел бы до леса, если бы не перепутье, захватившее его врасплох. Все три дороги были одинаковой ширины, но вели в разные стороны. Мальчика взяло раздумье: куда идти? Что-то тревожное, неспокойное шевельнулось в груди Рыжика. Очутившись один среди необъятных полей, Санька впервые почувствовал себя маленьким, ничтожным, беспомощным. Ему скучно стало без товарища, и он в первый раз пожалел, что расстался с Не-Кушай-Каши. До сих пор Саньке никогда не приходилось задаваться вопросом, куда идти: им всегда кто-нибудь руководил. Теперь же, оставшись с самим собою, Рыжик сразу понял, что ходить по земле без цели нельзя. У каждого человека должна быть какая-нибудь дорога, которая должна привести его к известному месту. Рыжик вспомнил, что Полфунта всегда знал, куда и зачем он идет. А вот он, Санька, как слепой, стоит на перепутье, не зная, куда направить свои стопы. С горя и от нечего делать Рыжик достал из-за пазухи кусок булки и принялся жевать, опустившись на край дороги. Он ел и думал все о том же. "Вон птичкам людей не надо... Ишь заливаются как!" - думал Санька, подняв к небу рыжую голову. "Они дорогу знают, - продолжал думать Рыжик, флегматично разжевывая булку. - Им весь свет облететь ничего не стоит. Оттого им и не скучно. Все поют да ноют..." - Приятный аппетит и с приятной встречей вас! - вдруг над своей головой услыхал Санька чей-то голос. От неожиданности Рыжик вздрогнул и вскочил с места. - Что с вами, милорд? Боже мой, не укусила ли вас божья коровка? - Нет, это я так, - по простоте души, серьезно ответил Рыжик. Перед ним стоял белокурый мальчик, с голубыми смеющимися глазами и добрым, красивым лицом. Одет парнишка был чрезвычайно плохо, пожалуй хуже Саньки, но это не мешало ему выглядеть веселым, бодрым и довольным. - Куда путь держишь? - спросил неизвестно откуда взявшийся мальчик и, не дожидаясь ответа, опустился на траву. - Садись, земли хватит, - предложил он Рыжику. Санька ухмыльнулся и сел неподалеку. Белокурый парнишка вытащил из кармана пачку папирос и стал закуривать. Рыжик глаз не спускал с него, следя за каждым его движением. По всему было видно, что парень этот не из робкого десятка и человек бывалый. От его манер, от его светло-русых кудрей и от всей его тонкой, стройной фигуры веяло чем-то задорным, ухарским... - Хочешь? - предложил он Саньке папироску. - Хочу, - набравшись храбрости, проговорил Рыжик и протянул руку. - А ты куришь? - Нет. - Нет? Ну, так и не получишь. В пути курево дорого стоит. Мальчик спрятал папиросы обратно в карман. Санька нисколько на него за это не обиделся. - Ты не встречал одного человека? - спросил Рыжик. - Одного? Что за вопрос? Я встречал сотни, тысячи людей... - с важностью сказал незнакомый мальчик. Он полулежал в небрежной позе и почти не обращал внимания на Саньку. Наступила продолжительная пауза. Улыбка смущения скользнула по лицу Рыжика и пропала, оставив едва заметный след на губах. - Ты куда идешь? - строгим голосом спросил мальчик, не глядя на Саньку. - Я сам не знаю, - послышался робкий ответ. - Что?! - удивленно воскликнул мальчик и даже немного приподнялся. - Сам не знаешь? Откуда же ты взялся? Рыжик, путаясь и сбиваясь на каждом слове, стал рассказывать о себе и о Полфунте. Парень слушал его с большим вниманием. Он даже пододвинулся к нему поближе. "Вот как! Ай да молодец!.." - ежеминутно восклицал он по адресу Рыжика. Эти краткие, но выразительные похвалы подбадривали Саньку, и речь его полилась свободно, без запинки. - Так вот ты какой молодец! - выслушав Рыжика до конца, воскликнул белокурый мальчик. - В таком случае, давай руку!.. Тебя как звать? Рыжик назвал себя и не без удовольствия пожал протянутую руку. - А меня зовут Львом, а хочешь, называй по-маминому - Левушка, и еще Стрела мое прозвище. - А меня дразнят Рыжиком, - окончательно повеселев, сообщил Санька. - Рыжик? Так и запишем. А теперь я расскажу тебе и свою историю. Я беглец!.. Да, да, верно говорю! Вот уже два года, как я путешествую по разным странам и меня поймать не могут. - А кто тебя ловит? - наивно спросил Рыжик. - Странный вопрос! Во-первых, отчим, во-вторых, матушка... - Какой отчим? - Ах ты, боже мой!.. - нетерпеливо прикрикнул Левушка. - Ну, известно, мой отчим... Отец у меня умер, а мамаша вышла замуж, вот у меня и оказался отчим. А убежал я потому, что терпеть его не могу. Такой противный, что ужас... Придешь из класса, замучит уроками - все зубрить заставлял. А я тогда про индейцев да про охотников американских начитался... У нас в школе даже общество составилось под названием: "Охотники девственных лесов". Вот тогда-то меня Стрелой и прозвали... Но я по порядку расскажу. Отчим меня мучил-мучил, пока из терпения не вывел. И вот однажды выбрал я прекрасный денек и удрал в Америку... - А далеко это? - не вытерпел Санька. - Так далеко, что и посейчас не могу до нее добраться... - Домой тебе не хочется? - Как тебе сказать... Летом не хочется... Ну, а зимой... Да я и зимой кланяться им не стану. Что, в самом деле?.. А хорошо летом путешествовать! Правда? Сколько я перевидал! Ты море, говоришь, видел... А я их целых три видел! Ей-богу, не вру! И никогда я один не хожу: всегда товарищ найдется. Вот только вчера я попутчика своего потерял. Запил, каналья, а человек славный... Много у меня было попутчиков... А хочешь, мы найдем твоего Полфунта? - вдруг резко переменил тон Левушка и взглянул на Рыжика смелым, восторженным взглядом. - Хочу, очень хочу!.. - радостно воскликнул Санька, и широкое курносое лицо его озарилось надеждой. - Ладно! Найдем обязательно. Ты говоришь, он из Одессы? - Из Одессы. - Сейчас махнем туда: он, наверно, там будет. - Нет, он сказал, что в Петербург пойдет... - Ну так что ж? Не найдем в Одессе, в Петербург укатим... - А далеко ведь? - Конечно, далеко, если пешком идти. Но мы не дураки и пешком не пойдем. Но прежде всего позволь тебя спросить: ты большой трус? - Не знаю... - смешался Санька. - Ну, да это мы, впрочем, узнаем. Сколько тебе лет? - Четырнадцать. - Эге, так ты еще совсем мальчишка!.. А мне уж когда пятнадцать было... Вот, не знаю, почему усы у меня не растут... Из-за них курить начал. Говорят, помогает... Ну, да это пустяки!.. Так вот скажи прямо: хочешь путешествовать со мной? - Хочу, - твердо отвечал Рыжик. - Ну, в таком случае, по рукам! Они одновременно поднялись и крепко пожали друг другу руки. Спустя немного новые знакомые, освещенные знойным солнцем, быстрыми шагами направлялись к синевшему вдали лесу. V СМЕЛЫЙ ЗАМЫСЕЛ Ровно в полдень Санька и его новый знакомый Левушка Стрела вошли в лес. По дороге Левушка забежал в одну деревню и раздобыл там хлеба и сала. Теперь друзья решили в лесу пообедать, а также поговорить о предстоящем путешествии. Рыжик чувствовал себя превосходно. Он только жалел, что с ним не было Полфунта. К Левушке он сразу как-то привязался. Стрела как раз пришелся ему по вкусу. Веселый, бойкий, самоуверенный новый товарищ пленил Саньку. В лесу они выбрали местечко помягче, потенистей, уселись рядом и приступили к закуске. Здесь им было прохладно и покойно. Обед двух юных путешественников был неважный, но зато хорош был у них аппетит и прекрасно пели им птицы. - Ну, Рыжик... - покончив с обедом, начал было Левушка, но вдруг умолк и задумался. - Знаешь что? - проговорил он затем. - Не нравится мне твое прозвище... Пойми: что такое Рыжик? Гриб, больше ничего. Хочешь, я тебе чудное имя дам? - Хочу, - согласился Санька. - С этого момента, - торжественно заговорил Стрела, дотрагиваясь указательным пальцем до груди Рыжика, - имя тебе будет Красный Волк! - Волк? Зачем волк? - упавшим голосом спросил Рыжик. - Ах ты, чудак какой! В этом ничего обидного нет... Да знаешь ли ты, кто такой был Красный Волк? Вот не читал ты Густава Эмара и не знаешь... Красный Волк был самый храбрый из всех индейцев Северной Америки... Ну, теперь говори: хочешь так называться? Санька кивком головы выразил свое согласие. - Ну, так вот что, Красный Волк, ты по железным дорогам ездил когда-нибудь? - Ездил... И под скамейкой, и в товарном вагоне... разно ездил. - Молодец! Только под скамейкой и товарный вагон - штуки старые. А вот я придумал способ так уж способ! Весь свет объехать можно... Хочешь, мы завтра будем в Одессе, а через неделю будем в Петербурге? - Очень даже хочу! - воскликнул Санька. - А хочешь, так слушай! Я эту местность знаю. Выйдем из лесу - станция будет. Там подождем поезда; я покажу тебе, что надо делать, и мы укатим в Одессу на всех парах. Красный Волк! Клянусь прахом великих вождей нашего племени, завтра мы увидим море! - с пафосом закончил Стрела и встал с места. Санька тотчас же последовал его примеру. Левушка сказал правду: как только они вышли из лесу, им бросилось в глаза полотно железной дороги. Телеграфные столбы, рельсы, сверкавшие на солнце, песчаные откосы, каменное здание станции с красной железной крышей, белая башня водокачки, отдаленные гудки и свистки локомотивов - все это напомнило Рыжику прошлое. Он вспомнил Спирьку, школу воров, кражу, жизнь среди нищих, вспомнил неожиданную встречу с Полфунтом, и шибко-шибко забилось его сердце. Память, будто невидимая книга, раскрылась перед Рыжиком, и он с замиранием сердца читал повесть о пережитых им невзгодах и радостных мгновениях. Не хотел бы он вновь все это испытать, но вместе с тем воспоминания о прошлом веселили его, и он как будто даже гордился этими воспоминаниями. Левушка и Санька шли по узенькой тропинке вдоль полотна железной дороги, направляясь к станции. До вечера оставалось еще много, хотя жара заметно спала. Станция была незначительная. Людей совсем не видать было. Когда приятели подошли к платформе, они увидали только одного сторожа. - Пройдем по ту сторону вокзала, - сказал Левушка, - а то, если заметят нас, неловко будет. Поезд, наверно, скоро придет. Видишь, сторож у колокола стоит? Рыжик молчал. Он весь отдался во власть нового спутника и беспрекословно ему подчинялся. Они миновали водокачку, обошли небольшое здание станции, повернули к садику, где обильно цвели сирень и акация. - Пойдем: за садиком не так нас видно будет, - снова заговорил Левушка. - А вот это хорошо! - вдруг воскликнул он. - Что хорошо? - заинтересовался Санька. - Вон на запасном пути вагон стоит, он нам нужен... Я сейчас научу тебя бесплатно разъезжать по железным дорогам... Мальчуганы обошли садик и остановились около вагона. Это был старый, поломанный вагон второго класса с заржавленными колесами и растерзанной крышей. Левушка, подойдя к вагону, посмотрел во все стороны, не видит ли их кто, и, убедившись, что они здесь одни, смело подошел к вагону и приступил к обучению Рыжика. - Ты видишь вот эту длинную медную ручку? - спросил Стрела у Саньки, подойдя вместе с ним к лестничке вагона. - Вижу, - серьезно ответил Рыжик. - Ну, теперь слушай внимательно. Эта ручка сделана для того, чтобы пассажиры за нее держались, когда они поднимаются на площадку. Ты видишь, ручка крепкая, и привинчена она к самому вагону... Теперь взойдем на площадку... Не бойся, нас никто не видит. Рыжик исполнил приказание. Вслед за ним вскочил на площадку и Стрела. - Теперь слушай дальше, - продолжал свою лекцию Левушка. - По железной дороге можно было бы миллион верст прокатить даром, если бы кондуктора не спрашивали билетов. Но у нас билетов не будет, а потому мы должны сделать так, чтобы кондуктора нас не видали. Понял? - Понял. А как же это сделать? - спросил крайне заинтересованный Рыжик. - А вот я сейчас покажу. Левушка открыл дверь вагона. - Иди в вагон, а я спрячусь, - сказал Стрела, обращаясь к Рыжику. - Ты будешь кондуктор, а я заяц. Я спрячусь, а ты меня ищи. - А долго будешь ты прятаться? - Сосчитай: раз, два, три - и готово. Рыжик вошел в вагон и в ту же минуту вышел, но Левушки уже не было. Санька был поражен. Его новый знакомый точно сквозь землю провалился. Рыжик поднимал глаза на крышу вагона, обводил ими окрестность, перегибался через перила площадки, заглядывал под вагон, но все напрасно. Стрела исчез бесследно. У Саньки даже тревога закралась в сердце. "А что, если он удрал от меня?" - промелькнула мысль в голове Рыжика, но он эту мысль сейчас же отогнал прочь. Как бы быстро ни удрал Левушка, он, Санька, все-таки успел бы его увидать бегущим. Ведь трех секунд не прошло, как Санька вошел и вышел из вагона. Но куда мог он деться? Вопрос этот заставил Саньку сойти с площадки. Он стал обходить вагон, и только на противоположной от станции стороне вагона Рыжик, к великому своему удовольствию, нашел Стрелу. Левушка висел вдоль стены вагона, одной рукой крепко ухватившись за медную ручку вагона и одной ногой упираясь в последнюю ступеньку лестнички. Увидав Саньку, Левушка соскочил на землю. - Видал? - коротко спросил он. - Видал, - смеясь, ответил Рыжик. - Теперь скажи: может кондуктор меня заметить, когда он быстро переходит из вагона в вагон, да еще если это вечером случается? - Ни за что не увидит! - воскликнул Санька. - То-то! - самодовольно заметил Левушка. - Ну, а ты сумеешь так сделать? - спросил он у Рыжика и улыбнулся. - Чего тут не суметь!.. Сделаю чисто. - А ну-ка, попробуй! - Изволь! Санька влез на площадку, потом сошел на последнюю ступеньку; обеими руками ухватился за медную ручку и всем телом откинулся к стене вагона. - Молодец, хорошо! - похвалил его Левушка. - Только ты напрасно обеими руками держишься. Надо одной рукой, и надо так висеть, чтобы лицом и грудью быть к стене вагона. - Зачем так надо? - спросил Рыжик, соскочив на землю. - А затем, что ветер может тебя сорвать. Ведь когда поезд мчится, ветер страсть как хлещет!.. И опять же, надо глаза закрыть, чтобы песок не попал. Ну, да я тебя еще выучу. А теперь пойдем на станцию... я пить хочу. - И я пить хочу, - подхватил Санька. - У тебя денег нет? - обернулся к нему Левушка. - Нет. - Жаль! Если бы деньги, можно было бы чайку попить. А так придется водицей угощаться... Но не успели они подойти к станции, как сторож, стоявший на платформе, зазвонил. Он быстро несколько раз дернул веревку колокола. Железный язык скоро-скоро, как бы захлебываясь, проболтал что-то; в воздухе рассыпались металлические мелкие голоса и закончились одним сильным, долгим звуком. - Первый звонок! - провозгласил Левушка, взойдя на платформу. - Это что значит? - полюбопытствовал Санька. - А это значит, что наш поезд скоро сюда придет. Мы тогда в вагон заберемся и доедем до Казатина. Это такая станция, большая, хорошая... Мы через час там будем... - А оттуда куда мы? - А вот слушай: в Казатине мы пересядем на другой поезд и укатим прямо в Одессу. Завтра утром там будем... А вот и вода! - воскликнул Стрела, подойдя к бочке, стоявшей около дверей вокзала. Мальчуганы напились и подошли к сторожу. - А что, дяденька, поезд на Казатин скоро пойдет? - заискивающим голосом обратился Левушка к сторожу. Тот, большой, флегматичный на вид человек, в больших, тяжелых сапогах, искоса взглянул на приятелей и после довольно продолжительной паузы бросил им: - Скоро... Путешественники отошли прочь. Через двадцать минут после звонка к станции, пыхтя и как бы отдуваясь, подошел поезд, битком набитый пассажирами всех трех классов. Поезд встретил молодой человек в красной фуражке. Прошла всего одна минута. Молодой человек в красной фуражке сделал знак сторожу, и тот три раза дернул за веревку колокола. Обер-кондуктор, маленький, но плотный человек с красной, налитой кровью шеей и большим животом, приложил к губам свисток, висевший у него на серебряной цепочке вдоль борта форменного летнего кителя, и залился свистящей трелью. Паровоз ответил ему коротким, но сильным свистком: дескать, слышу. Кондуктор второй раз свистнул. Тогда локомотив пронзительным криком огласил окрестность, и поезд как бы нехотя, тихо тронулся с места. Левушка с Рыжиком успели-таки незаметно вскочить в один из вагонов третьего класса. Вагон был переполнен косарями, и нигде не видно было ни одного свободного местечка. Несмотря на то, что все окна были открыты, в вагоне очень дурно пахло. Помимо людей, вагон был набит разными вещами, поддевками, косами и мешками. - Пойдем станем на площадку, а то здесь и без нас тесно, - сказал Левушка и направился к дверям. На площадке они нашли несколько пассажиров. Это обстоятельство очень опечалило Стрелу. - Наше дело плохо, - проговорил он над самым ухом Рыжика. - А что? - А то, что нам нельзя будет проделать наш фокус. Видишь, народ здесь стоит. - Так пойдем назад, в вагон, да под скамейкой и спрячемся, - посоветовал Рыжик. - Ну нет, уж меня не заманишь под скамейку, - наотрез отказался Левушка; а потом, подумав немного, он проговорил: - А то знаешь что, давай здесь на площадке стоять... - А ежели кондуктор увидит? - Ну так что ж? Все равно ближе Казатина нас не ссадят, а нам только до Казатина и нужно. Ведь там у нас пересадка... Левушка вдруг умолк и как-то странно съежился: из другого вагона вышел обер-кондуктор и через площадку прошел в тот вагон, где сидели косари. Позади обера плелся младший кондуктор. Когда за ними захлопнулась дверь, Левушка расхохотался как сумасшедший. Санька, ничего не понимая, глядел ему в рот и, постепенно заражаясь, сам принялся смеяться, не зная чему. - Ты чего это? - наконец спросил он у Левушки. - Я потому смеюсь, что мы теперь панами доедем до Казатина, - стараясь заглушить стук колес, громко ответил Стрела, нисколько не стесняясь присутствием посторонних людей. - В нашем вагоне уже отобраны билеты, и больше до самого Казатина спрашивать не будут. - Почему ты знаешь? - А вот почему. Кондуктора, когда идут за билетами, начинают обход с заднего вагона и все время идут лицом к паровозу. А сейчас ты видел, как они прошли? Совсем обратно. Теперь, значит, мы гуляем! - добавил Стрела и от восторга заплясал на одном месте. Левушка сказал правду: приятелей действительно никто не беспокоил до самого Казатина. VI ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ По заснувшей земле мчится поезд. Он стучит, будит тишину летней ночи и рассыпает во мгле золотые искры. Пассажиры третьего класса сидят в такой тесноте, что между ними руки нельзя просунуть. Никто из них не спит. Какой уж тут может быть сон, когда вагоны тарахтят, гремят, бьются, как в лихорадке, прислуга хлопает дверьми, паровоз кричит на всю степь и поезд то и дело останавливается на станциях и принимает все новых и новых пассажиров! В одном из вагонов третьего класса сидят Рыжик и Левушка. Они поместились у окна, на узеньких одноместных скамейках, друг против друга. Им спать не хочется: они заняты едой и разговорами. Едят они колбасу и белый хлеб. Две свечи, что горят в двух фонарях над дверьми, плохо освещают внутренность вагона. Рыжика совсем почти не видно: он сидит в уголке за дверьми, а белокурая голова Левушки едва вырисовывается в полумраке тряского вагона, переполненного усталыми пассажирами. - А мы, Левушка, не обратно едем? - спрашивает Санька и чуть не давится большим куском колбасы. - А мы, Санечка, - передразнивает Стрела Рыжика, - раки или люди? Не получив ответа, Левушка заговорил серьезно: - Зачем нам пятиться, когда нам нужно вперед, в Одессу? А уж насчет поезда не беспокойся: я все маршруты во как знаю! Уж поверь, не ошибусь: завтра хочешь не хочешь, а в Одессе будешь... - Правда, какая она добрая? - мечтательно протянул Рыжик, перебивая товарища. - Кто? - Да старушка, которая нам полтинник в Казатине дала. - Будешь добрая, когда денег девать некуда. А наврал я ей мало? Волк - и тот пожалеет, ежели начнешь хныкать да рассказывать о круглом сиротстве и о том, что три дня ничего не ел... Стрела закончил свою речь тихим, сдержанным смехом. - Молодец ты! - с чувством похвалил Рыжик приятеля. - Со мной, брат, не пропадешь! - хвастливо заметил Левушка. - Я теперь все хитрости понимаю, а уж голодать никогда не буду... - Откуда ты всему этому научился? - спросил Рыжик. - Чему? - Да вот всему... Ну вот ты знаешь, как ездить надо, у кого что попросить... Потом еще и все дороги знаешь... - Это я, братец, у попутчиков образование получил. У меня страсть сколько их было, этих самых попутчиков! Народ они бывалый, умный... всему научить могут... У Рыжика во все время разговора не сходила с лица широкая, блаженная улыбка. Но при последних словах Левушки улыбка мгновенно исчезла, точно невидимая рука стерла ее, и самое лицо Саньки побледнело. Левушка сейчас же догадался, в чем дело, и обернулся. На противоположном конце вагона блеснул хорошо знакомый ему огонек кондукторского фонаря. - Ты что, испугался? - прошептал немного дрогнувшим голосом Стрела. - Не бойся, будь смелей! Пойдем на площадку! Рыжик беспрекословно повиновался. - Кто в Казатине садился, билеты прошу! - послышался громкий голос кондуктора в ту самую минуту, когда Санька с Левушкой вышли из вагона. На площадке было до того темно, что приятели плохо видели друг друга. Ветер чуть было шапку не сорвал с головы Левушки, но он вовремя успел схватить ее руками. - Ветер порядочный, - пробормотал Стрела, а затем обратился к Рыжику: - Ты смотри не трусь и крепче картуз натяни, а то слетит... Ты все помнишь, что надо делать? - Помню. Да что-то страшно... - послышался неуверенный, упавший голос Саньки. - Вот тебе раз! Ну и товарищ!.. Да ты чего боишься-то? - возвысил голос Левушка. - А ежели сорвусь, тогда что? - Не сорвешься; держись покрепче - и не сорвешься... Да ты постой, еще рано, - ухватил Стрела Рыжика, почувствовав, что тот хочет уже спуститься с площадки. Мы подождем еще, пока кондуктор до половины вагона дойдет, а то устанем висеть-то... Погоди, я сейчас посмотрю, где он там находится. Левушка подошел к самым ступенькам площадки, одной рукой ухватился за толстый железный прут, подпиравший крышу вагона, другой за ручку и подался вперед. Вихрь с такой силой ударил его, что он чуть было не слетел с площадки. Но опытность выручила Левушку из беды, и он остался невредим. Мало того, он успел-таки заглянуть в ближайшее от площадки окно вагона и увидать кондуктора. Затем Стрела быстро откинулся назад и обратился к Рыжику с последними приказаниями: - Ты смотри же виси, покуда я не подойду к тебе... Держись крепко и спрячь лицо от ветра. Ну, ступай скорей! Ты с этой стороны будешь, а я с другой... Ну, ступай!.. Рыжик крепко стиснул зубы и с замиранием сердца ст