ство? - Я все еще не понимал, насколько трудное у меня положение. - Самое убедительное! - закричал Дубов. - Вы позорите вашу службу, подполковник Литвинов. - Не понимаю, что вообще здесь происходит! - рассвирепел я. Бесстыжие люди. Вызвали и несут черт знает что. А если учесть, что все это происходит в кабинете человека, который наверняка причастен к преступлению, то действительно свихнуться можно. - Он не понимает, - Дубов упивался ролью прокурора. А Облонков молчал. Смотрел на меня и пока молчал. Очевидно, он начал что-то понимать. Возможно, почувствовал, что я знаю о смерти Семена Алексеевича гораздо больше, чем говорю. Или просто решил дать возможность для начала покусать меня прокурору. Он ведь понимал, что обвинение в убийстве нельзя строить только на магнитофонной записи. Тем более искусно препарированной. - Что случилось? - спросил я Облонкова. - Мы получили из ФСБ копию записи одного разговора. Они вели наблюдение за банкиром Цфасманом. Я начинал понимать, что произошло. Случилось невероятное. Все разговоры банкира записывали сотрудники ФСБ. Я должен был догадаться и не звонить Цфасману. Кто-то сообщил о возможной связи Цфасмана и Семена Алексеевича. Кто-то узнал, что они разговаривали в день убийства Семена Алексеевича. И этот кто-то мог сделать вывод, что банкир знал о подозрениях Семена Алексеевича. Или, еще хуже, банкир сам был в курсе всех авантюр, а его разговор с Семеном Алексеевичем только усугубил подозрение. И мой звонок лег уже на диктофоны ФСБ, которые записали нашу беседу. Но там, кажется, ничего страшного не было. Хотя все равно я не имел права звонить свидетелю, чья фамилия была связана с моей жирной чертой. Не имел права и ни за что бы не позвонил, если бы не Игорь, ради которого все это делалось. Но еще большее изумление я испытал, когда услышал запись. Это была копия записи моего разговора. Но не весь разговор. Сначала раздался голос банкира: "Слушаю вас". Кто-то рядом просигналил, негромко выругался. И в этот момент я услышал свой голос. Никогда не думал, что у меня может быть такой просительный голос. "- Извините меня, Марк Александрович. Я звоню насчет лечения. - Какого лечения? - Насчет мальчика. С вами говорил Семен Алексеевич..." - У меня по-прежнему такой жалкий голос. Никогда в жизни и ни у кого ничего не буду просить, чтобы так не унижаться. "Никто со мной не говорил, - прозвучал раздраженный голос Цфасмана. - Никакого мальчика я не знаю. И Семена Алексеевича не знаю. И про лечение первый раз в жизни слышу". "Извините, - я все еще пытаюсь ему что-то сказать, - но..." "Я же вам русским языком говорю, что ничего не знаю, - ставит меня на место банкир. - И мне никто не звонил. Извините меня, но это недоразумение. До свидания. - Он отключается, но запись еще работает, и я слышу его полный ненависти голос: - Сукины дети..." Пленка кончилась. Значит, банкир Цфасман именно так назвал меня и погибшего Семена Алексеевича. И, может быть, моего мальчика. Значит, мы все сукины дети. В этот момент я даже пожалел, что он погиб. Но долго переживать мне не дали. - Что вы можете сказать по поводу этой пленки? - спросил меня Облонков. - Ничего. Я сказал вам утром, что незнаком с банкиром Цфасманом, и из пленки ясно, что я действительно не был с ним знаком. - Не нужно делать из нас дураков! - закричал заместитель прокурора. - Вы сказали, что вообще его не знали и никогда с ним не разговаривали. - Неправда, - возразил я, - утром я вам сказал, что никогда с ним не встречался и его не знаю. Это соответствует действительности. Я не сказал, что никогда с ним не разговаривал. - Он издевается, - возмущенно заявил Дубов. - Вы понимаете, Литвинов, насколько шатко ваше положение?! - взорвался Облонков. - Эта пленка - очень серьезное обвинение в ваш адрес. - Какое обвинение, - не выдержал я, - какое обвинение? Я звонил этому ублюдочному толстосуму, чтобы взять деньги на лечение своего сына. Семен Алексеевич именно поэтому провел черту, соединяя его фамилию с моей. Он с ним договаривался о спонсорской помощи. А банкир от всего отказался. - И тогда вы решили его убить? - в лоб спросил Дубов. Вот тут я вскочил на ноги. Понимал, что нужно сдержаться, помолчать, понимал, что глупо так вести себя, и все равно сорвался. Особенно когда увидел мерзкую усмешку на лице Облонкова. Мы не любили друг друга давно. Может быть, и потому, что подсознательно чувствовали, что когда-нибудь наступит момент противостояния. - Я никого не убивал. Знаю, что такое честь офицера. И по туалетам я никогда не прятался, чтобы устраивать заговоры. - Я видел, как вытянулось лицо Облонкова, как задрожали его губы, как побежали в испуге глаза. - Я объяснил вам все, как было на самом деле, - я обращался уже только к заместителю прокурора. - Семен Алексеевич был не просто моим наставником. Он был мне другом, учителем, вторым отцом. И я найду тех, кто его убил, чего бы мне это ни стоило. А банкир должен был помочь мне и в последний момент, узнав, что Семен Алексеевич убит, решил отказаться. И за что его убили, я не представляю. Наверное, как раз из-за подобных штучек. - Перестаньте, - попытался остановить меня вскочивший Дубов. - При чем тут мальчик? - Вот, - закричал я, пытаясь достать из кармана договор аренды. И совсем забыв, что у меня в кармане были деньги. Договор вылетел вместе с деньгами. Резинка, связывающая пачку, лопнула, и деньги эффектно рассыпались по комнате. Дубов вскрикнул. Облонков смотрел на меня во все глаза, и тут я сказал свою главную, решающую фразу: - Во всяком случае, это не те деньги, которые нужно было переправлять! И сразу пожалел, что сказал. Я стоял, глядя на Облонкова. Дубов остановился чуть в стороне. Хозяин кабинета сидел. И наступило молчание. Гробовое молчание. Дубов смотрел на потерявшего лицо Облонкова. Тот все понял. Понял по моей последней реплике. Даже если он до этого еще сомневался, я не позволил ему оставить хоть один шанс на сомнения. Он сразу просчитал, кто сообщил Семену Алексеевичу о возможной переправке денег. Я видел, как менялось его лицо. Как осознание моего участия пробуждало в нем досаду, злость, гнев, ужас. Страх. Вся гамма ощущений читалась на его лице. Вернее, в его расширяющихся от ужаса зрачках. Мы смотрели друг другу в глаза. И оба сознавали, что знаем степень причастности каждого к убийству Семена Алексеевича. Это был момент истины, когда говорить необязательно, можно чувствовать состояние сидящего напротив тебя человека. Даже Дубов почувствовал неладное. Он повертел головой и неожиданно тихо спросил: - Вы можете рассказать еще что-нибудь? - Нет, - я смотрел в глаза Облонкова, - нет. Я ничего больше не хочу сказать. - Что будем делать? - спросил Дубов у Облонкова, и тот словно очнулся, отдирая свои глаза от моих. - Я отстраняю вас от участия в расследовании, - тусклым голосом сказал Облонков, уже не глядя на меня. - Можете быть свободны. Соберите свои деньги, перед тем как уйдете, - добавил он. И мне пришлось еще несколько минут униженно ползать по кабинету, собирая деньги. Если бы это происходило в кинофильме или в сентиментальном романе, наверное, очень эффектно прозвучал бы мой отказ собирать деньги и мой последующий выход из кабинета. Но в жизни так не бывает. В жизни я обязан был помнить, что деньги получены от аренды моей квартиры, которую формально я не имел права сдавать. И каждую минуту осознавать, что деньги получены на лечение Игоря и оставлять их в кабинете Облонкова не только самая настоящая глупость, но и подлость. Поэтому я ползал по полу, собирая деньги, а потом, собрав их в одну пачку, положил в карман и подошел к двери. Дубов что-то ворчал себе под нос. Облонков сидел не шелохнувшись. Наверное, ему казалось в тот момент, что он видит перед собой мою живую тень. А вернее, просчитывал варианты моего устранения. Но я не простил ему моего унижения. Уже выходя из кабинета, я повернулся и, глядя ему в глаза, спросил: - Мне можно обратиться с рапортом к генералу? - Это ваше право. - Он смотрел сквозь меня. Я вернулся в свой кабинет. Зоркальцева и Кислова не было. На сборы у меня ушло несколько минут. Еще двадцать минут понадобилось, чтобы написать рапорт начальнику службы и отнести его в канцелярию. Зарегистрировав свой рапорт, я вернулся в кабинет. Просмотрел все бумаги, которые были у меня на столе, и пошел к выходу. К счастью, никого не встретив, чтобы не отвечать на возможные вопросы. Мне казалось в тот момент: все, что могло случиться, уже случилось. Откуда мне было знать, что самое страшное в этот день еще впереди? ЭПИЗОД СЕМНАДЦАТЫЙ Выйдя от Нодара, он минут тридцать бесцельно бродил по улицам, словно решая, что же ему делать. Никаких вариантов не возникало. Любого из его знакомых могли вычислить в ФСБ, и тогда Резо могла ждать засада. А после того как Нодар отказался ему помочь, верить кому бы то ни было становилось просто наивным. Время стремительно сокращалось. Когда до предоставленного ему срока оставалось около пятнадцати минут, он решился. Взял такси и поехал к Вере, сознавая, что ничего больше не сможет придумать. Наручных часов у него с собой не было, и приходилось ориентироваться по уличным или спрашивать время у прохожих. Быстро пройдя внутренний двор, он подошел к подъезду и вдруг с ужасом вспомнил, что не знает кода входной двери. А в этот раз она была закрыта. Он подергал ручку, надеясь, что дверь откроется, но она не поддавалась. Резо с тоской думал о Вере. Потом прошел к скамейке и сел, ожидая, когда у подъезда появится кто-то из жильцов. Минуты тянулись медленно, как в кошмарном сне. Он дважды спрашивал время у проходивших мимо людей. Через пятнадцать минут он уже знал, что первый час прошел и именно в эту минуту Нодар звонит его преследователям. Еще через полчаса Резо начал нервничать, понимая, что обязан дозвониться до приемной Нодара. Когда до окончания второго часа оставалось не более десяти минут, из подъезда вышла молодая женщина с коляской. - Не закрывайте двери! - закричал Резо, бросаясь к ней. - Я в гости пришел. К Вере, - пояснил он удивленной женщине. - Я не закрываю, - испуганно сказала она, пропуская незнакомца в дом. Он бросился бежать по лестнице, опасаясь, что может застрять в кабине лифта. Он поднимался так быстро, насколько позволяло его физическое состояние. Тяжело дыша, постучал в квартиру Веры, но никто не ответил. Он позвонил - снова никакого ответа. Значит, ее не было дома. До назначенного времени оставалось, по его расчетам, не более семи-восьми минут. Если сейчас Вера не появится и он не сможет дозвониться до приемной Нодара, - все пропало. Как глупо все может закончиться. У него нет даже часов, чтобы точно зафиксировать момент, когда он должен позвонить. Внезапно он вспомнил о ее соседях. Еще не все потеряно. Он повернулся и поспешил на лестницу, чтобы успеть попасть к соседям. Ему открыл дверь уже знакомый ему сосед в своих неизменных подтяжках. На этот раз на нем не было рубашки и подтяжки были надеты прямо на майку. - Добрый день, - обрадовался старик. - Вы опять к нам? А Вера ничего не говорила. - Она забыла, - торопливо сказал Резо, - можно мне от вас позвонить? Вы не беспокойтесь. Звонок по Москве, внутренний. - Пожалуйста, - пригласил его войти в квартиру радушный сосед, - можете звонить куда хотите. Резо прошел к телефону. В комнате висели большие настенные часы. Он посмотрел и облегченно вздохнул. Еще оставалось около шести минут. Он сел рядом с телефоном, продолжая смотреть на часы. - Забыли номер телефона? - участливо спросил сосед. - Нет, - очнулся Резо, - только я должен позвонить через несколько минут, когда мой знакомый приедет на работу. - Добрый день, - вышла из другой комнаты супруга хозяина, - не хотите ли чайку? - Нет-нет, спасибо, - занервничал Резо, - ничего не нужно. Мне только позвонить. Через пять минут. - Конечно, конечно, звоните, - кивнул хозяин, - почему вы так волнуетесь? - С чего вы взяли? - испугался Резо. - Я совсем не волнуюсь. - Ну я же вижу, - улыбнулся старик, - не нужно так переживать. Вчера моя благоверная говорила с Верой на кухне и сказала, что вы нам с женой очень понравились. Вера призналась, что вы и ей нравитесь. - Спасибо. - Он вытер пот тыльной стороной ладони. Снова посмотрел на часы. Четыре минуты. Как медленно идет время! Кажется, секундная стрелка подводила итоги всей его жизни. Интересно, как они вышли на Нодара? Неужели предусмотрели возможный вариант выхода Резо на столь популярного человека, как Нодар? Или на всякий случай предупредили всех известных грузин в городе, чтобы не оказывали помощь сбежавшему, если тот обратится к ним за помощью? Но как они могли просчитать такой вариант? Если это ФСБ, то почему Нодар послушался их совета? Вряд ли Нодар мог испугаться угроз ФСБ в свой адрес. Значит, это не ФСБ. Но тогда почему приехавшая за ним группа представлялась как группа сотрудников ФСБ? Резо снова почувствовал, что здесь не сходятся какие-то концы. Если ворвавшиеся к нему в дом убийцы были группой сотрудников ФСБ, то почему они не убили самого Резо в тюремной камере или прямо во дворе управления милиции, объявив, что заключенный пытался бежать? Вместо этого они оформили все документы и взяли его в свою машину. Он почувствовал, что задыхается, мучительно размышляя над этими нелегкими вопросами. Взглянул на часы. Осталось не более двух минут. Если это не сотрудники ФСБ, то почему его так упорно ищут? Почему используют уголовников? На Нодара мог выйти только очень крупный авторитет, которого тот должен был послушаться. Если такой человек, как Нодар, признавался, что боится за жизнь собственных детей, то получается, что угрожавший ему был не просто опасен, за ним стоят реальные исполнители, которые могли причинить зло кому угодно - даже такому влиятельному человеку, как Нодар. И почему, почему они с таким остервенением преследуют его? Неужели из-за этих проклятых паспортов? Неужели именно из-за них? Но что это за тайна, если для ее сохранения не пожалели жизни стольких людей?! Виноваты деньги, или политика? А скорее и то, и другое. Он снова повернул голову и взглянул на часы. Время! Резо подвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер. Первый звонок, второй. Трубку взяла девушка. Голос показался незнакомым, но это было сейчас не самое важное. - Здравствуйте, - торопливо сказал Резо. - Здравствуйте, - удивилась она, - вам кого? - Мне? - От волнения он вдруг забыл, что именно должен сказать, и выдавил из себя: - Мне нужен телефон. - Какой телефон? - переспросила девушка. - Вы не туда попали. - Подождите, - он вспомнил, что именно ему говорил Нодар, - это говорит Пятый. - Кто? - на всякий случай переспросила она. - Пятый, - подтвердил он. И тогда она сказала номер телефона. Ничего не спрашивая, ничего больше не уточняя. Просто четко и аккуратно назвала номер, дважды повторив набор цифр. И сразу отключилась. Резо вздохнул. Положил трубку, немного подумал. Тактичные хозяева оставили его одного. Резо вспомнил все, что говорил ему Нодар. Если его так обложили, иного выхода нет. И он, подвинув к себе аппарат, медленно набрал номер. Трубку долго не брали, но затем раздался уверенный мужской голос: - Слушаю вас. - Здравствуйте, - торопливо сказал Резо, - мне нужен адвокат Чепиков. - Вы, наверно, перепутали, - услышал он в ответ, - здесь проживает адвокат Чупиков. - Да, - согласился Резо, - мне нужен Чупиков. - Тогда я вас слушаю. Кто это говорит? Резо помедлил. В эту секунду, возможно, решалась его судьба. И судьба стариков, от которых он звонил. Если Чупиков уже втянут в преступный круг и Демидов хотел подставить адвоката, чтобы тот вошел в его доверие, то участь всех троих решена. Даже четверых, так как Вера тоже будет считаться опасным свидетелем. Но сидеть дома и ждать, когда тебя убьют, еще более глупо. Демидов не стал бы врать, подставляя адвоката. Резо вспомнил лицо офицера, его голос. Нет, он не врал. И Резо решился. - Кто говорит? - снова спросил адвокат. - Это друг Демидова, - ответил Резо, - мне нужно срочно с вами встретиться. - Какой друг? - Я вам все объясню. Вы можете сейчас приехать? - А вы сами не можете приехать ко мне в консультацию? Я буду там через сорок минут. - Нет. И это не телефонный разговор. Я назову вам адрес, и, пожалуйста, приезжайте. Это очень важное дело, - стараясь говорить как можно более убедительно, сказал Резо. - Вы друг Демидова? - на всякий случай переспросил Чупиков. - Да. Он рекомендовал обратиться к вам. У меня действительно очень серьезное дело. Можете назначить любой гонорар, - сказал на всякий случай Резо. - Я думаю, мы договоримся, - засмеялся адвокат, - хорошо. Я приеду через полчаса. Давайте адрес. Резо назвал улицу и дом. Но не стал уточнять номер квартиры. - А квартира? - спросил адвокат. - Я вас встречу, - предложил Резо, - держите в руках газету. И скажите, как вы будете одеты. - Обычный серый костюм. Голубая рубашка. - Я вас узнаю, - пробормотал Резо, - до свидания. Он положил трубку и в очередной раз бросил взгляд на часы. Может, на этот раз ему все-таки повезет? РАССКАЗ ДЕСЯТЫЙ Прежде чем сесть в свою машину, я осмотрел ее, на всякий случай заглянул и под автомобиль. Я представлял себе, как можно устроить небольшую аварию, сделать так, чтобы моя поездка домой была последней в моей жизни. Хотя моя машина все же припаркована на служебной стоянке, и вряд ли Облонков или те люди, что стоят за ним, успели бы так оперативно сработать. А главное, устраивать взрыв там, где почти наверняка можно капитально засветиться. Запутаться так, что потом не ответишь ни на один вопрос прокуратуры. Одним словом - влипнуть наверняка. Но я все равно проверил свою машину и выехал со стоянки спокойно. Если бы за мной следили, я бы что-то заметил. Ах, если бы они за мной следили, я бы вспомнил, что дома остался Виталик и, возможно, поехал бы туда, чтобы успеть предупредить своего друга. Но за мной никакого "хвоста" не было. Я несколько раз проверил. Все было чисто. Получалось, что я мог ошибаться относительно шагов и самого Облонкова, и тех, кто стоит за его спиной. Одного из них я знал, и Облонков должен был понимать, что если я слышал их разговор в туалете, значит, могу догадаться и о его собеседнике. Он не знал, насколько подробно слышал я их разговор. Но он уже понимал, что я о многом догадался и успел рассказать об услышанном Семену Алексеевичу. И, наконец, я мог догадаться, почему убили Семена Алексеевича. А значит - был опасным и крайне нежелательным свидетелем. Пока я сидел в машине, пистолет лежал на переднем сиденье рядом со мной. Если они решат, что меня удобнее всего убрать по дороге домой, то явно просчитаются. Я неплохо стреляю, и им придется ловить меня на неожиданности. Или еще лучше - на светофоре. Но за мной никто не следил. И я решил, что у меня пока есть время. И поехал к Алене. Заехав в знакомый двор, я попросил соседских мальчишек последить за моей машиной и, оставив автомобиль во дворе, отправился в свою бывшую квартиру. В последние дни я как-то стал мягче, добрее к бывшей жене. Да и она резко изменилась. Господи, почему обязательно должно случиться несчастье, чтобы люди осознали, как мало они живут на белом свете! Мы все такие хрупкие, беззащитные и так зависим друг от друга. Почему только перед лицом беды мы понимаем, как необходимо относиться друг к другу по-человечески. Наверное, это оттого, что мы много суетимся, так напряженно живем. Летим по жизни, будто обречены на вечность. А на самом деле живем-то по-настоящему всего двадцать - двадцать пять лет. Это если считать от тех лет, когда, собственно, становимся вполне взрослыми, и до пятидесяти, когда подступающие болезни заставляют нас больше думать о своем бренном теле, чем о воспарении духа и об удовольствиях, в частности, и об удовольствии общения. Я уже не говорю о том, что некоторым приходится умирать именно в этом счастливом возрасте. Человечество, увы, заражено вирусом безразличия. Безразличия к собственной жизни, к судьбам окружающих нас людей, к судьбам нашей планеты. Мы живем как во сне. И когда приближается смерть, вдруг в последний день с ужасом понимаем, что вся наша жизнь была долгим и тусклым сном, что прожить ее надо было совсем иначе. И вот моя собственная жизнь не стала такой. И это чудо случилось со мной из-за болезни Игоря, после которой и началась моя новая судьба, о которой я вам рассказываю. Приехав к Алене, я узнал, что сегодня у Игоря опять болело сердце. Он лежал в своей комнате, и сестренка, сидевшая рядом, со страхом смотрела на него. Я вошел в комнату и взглянул на Игоря. Писать об этом невозможно - страшно и не нужно. У него были такие все понимающие глаза. Если хотите знать, что такое настоящий ад, - загляните в глаза больного ребенка. Вашего ребенка. А вообще лучше никому и никогда этого не видеть. Зрелище не для слабонервных! Я стоял и чувствовал, как у меня все дрожит внутри. И лицо начало дрожать. Игорь, видимо, что-то понял. Он улыбнулся и спросил: - Как у тебя дела? - Все хорошо, - я ответил чужим, незнакомым голосом. - А у тебя? - Ничего, - он пожал плечами, - сердце немного болит. Но мама говорит, что все пройдет. Мы уезжаем в Германию. - Я знаю. Все будет хорошо, - сказал я идиотскую фразу, сказал и подумал, что успокаиваю себя, а не его. - Я еще не закончил читать книгу твоего друга, - сказал Игорь, и я вспомнил, что Виталик ждет меня дома. Наверное, его родственник-грек уже привез остальные деньги. - Ничего страшного. - Я подошел поближе и дотронулся до его головы. Как мне хотелось наклониться и поцеловать сына. Но я боялся, что не смогу сразу уйти. Боялся, что не сдержусь. А это было самое худшее, что я мог сделать в такой ситуации. - Выздоравливай, - сказал я бодро и даже выдавил жалкую улыбку на дергающемся лице. - А за книги не волнуйся. Его сестренка смотрела на меня непонимающими глазками. Малышка думает, наверное, что это такая непонятная игра, в которую мы все играем. Игорь играет в больного. А мы - в заботливых взрослых. Я выхожу из комнаты и вижу Алену. Вернее, сначала вижу ее глаза. Если мне плохо, то ей во сто крат хуже. Я все понимаю по ее глазам. - Нам уже проставили визы, - сообщила Алена, - в воскресенье мы улетаем. Мы заказали билеты. Андрей не вышел из кухни. Вообще он мне нравится все больше и больше. Как правильно он себя ведет! Я бы комплексовал, не разрешил бы своей жене встречаться с ее первым мужем. Идиот. - Вот деньги. - Я достал обе пачки и передал их Алене. - Только оформите как положено. Еще лучше, если поменяете их на рубли, а потом снова на доллары. Конечно, немного потеряете, но зато будет справка. Или положите в банк на карточку. У Андрея есть пластиковая карточка? - Есть. - Тогда никаких проблем. - Спасибо. - Она взяла обе пачки долларов и положила в ящик на книжной полке, прилепленной в коридоре. В этот момент деньги для нее - только лекарство для сына. Другой цены они не имеют. - Завтра привезу оставшиеся тридцать. - Не нужно, - твердо говорит она, - мы тоже не бедствуем. Решили кое-что продать. Вообще немного еще сумеем набрать. - С ума сошла! - разозлился я, повышая голос. - Откуда вы наберете тридцать тысяч? Это же целое состояние. В общем, не спорь. Завтра я привезу оставшуюся сумму. - Ты сдал квартиру, - поняла Алена. - Это мое дело. Главное, чтобы он поправился. До свидания, Андрей! - крикнул я в приоткрытую дверь кухни. Он появился на пороге. Вид у него был виноватый. Он, видимо, слышал наш разговор. - Она права, Леонид, - сказал он, глядя мне в глаза, - мы должны разделить расходы пополам. Это, конечно, твой сын, но он и наш мальчик. - Кончайте молоть чепуху, - устало бросил я в ответ, - берите деньги и уезжайте. Думаете, с операцией все кончится? Вам еще деньги понадобятся. И следить за ним нужно будет. И диеты какие-то соблюдать. - При такой болезни диеты не бывает, - улыбнулся Андрей. - Соки будете покупать, - решил я на прощание, - ему и себе. Только деньги обязательно на карточку положите. Сейчас в аэропортах строго проверяют. Такую сумму наличными вам вывезти не разрешат. - Сдадим, - успокоил меня Андрей. - Завтра я оставшиеся деньги привезу, - сказал я и вспомнил про Виталика. Выйдя за дверь, я уже в лифте достал свой мобильный телефон и позвонил домой. Никто не отвечал. Я позвонил к Виталику. Он сразу взял трубку. - Как у тебя дела? - спросил я его. - Все в порядке. Получил оставшиеся деньги. И ключ от квартиры, где деньги уже не лежат. Я даже посмотрел новую твою квартиру. Должен тебе сказать, что ожидал увидеть нечто худшее. Хорошая однокомнатная квартира, неплохая кухня, встроенная мебель. И даже очаровательная соседка, которая живет одна. - Твой родственник просто благодетель, - пошутил я. - Какой он, к черту, благодетель, - засмеялся Виталик, - все равно кровосос. За такую квартиру, как твоя, можно было взять даже три с половиной. А он только два дает. Он внакладе не останется. Я его, гаденыша, знаю. - Деньги получил? - Да, все у меня. Еду к тебе. Внизу меня кровосос ждет. Он даже подвезти меня согласился. Еду к тебе и буду там ждать. Заодно и помогу собраться. - Только скажи, чтоб твой родственничек убрался. Мне его помощь не нужна. - Обязательно, - засмеялся Виталик. Если бы в этот момент я что-то почувствовал, если бы чувство тревоги шевельнулось в моем сердце. Но Виталик был уже на пути ко мне. Со своим двоюродным братом ехал в мой дом, который охранялся милицией и в котором проживало столько ответственных работников, включая сотрудников службы охраны. Мог ли я беспокоиться? Да и понятно, что все мои мысли занимал Игорь, его болезнь, отчасти отношения с Аленой и Андреем. О деньгах, которые должен был передать мне Виталик, я думал меньше всего. О самом Виталике, увы, тоже. Я спустился во двор, поблагодарил мальчишек, которые присматривали за машиной. Многие уже знали, что Игорь тяжело болен, срабатывала мальчишеская "полевая почта". Они у меня ничего не спрашивали, но каждый старался мне угодить. Я кивнул им в знак благодарности, сел за руль своей "девятки" и поехал домой. По дороге я сделал два круга, проверял возможное наблюдение. Но все было чисто. Я подумал, что Облонков должен доложить по цепочке, а это займет довольно много времени. Завтра днем должен вернуться наш генерал, и мой рапорт наверняка попадет ему на стол. А там мы еще посмотрим, как Облонкову удастся свалить на меня убийство Семена Алексеевича. Главное - продержаться до завтрашнего утра. Я подъехал к своему дому минут через двадцать пять. Уже у дома я заметил милицейские машины и "Скорую". Еще какие-то машины. "Кому-то из моих высокопоставленных соседей наверняка стало плохо, сердце или давление, - подумал я. - Большинство чиновников страдают этими болезнями. И им ставят шунты, чтобы избавиться от последствий ожирения и малоподвижного образа жизни. А вот рабочие болеют в основном язвой и циррозом печени, что имеет свое объяснение: плохое питание и неумеренное потребление алкоголя. Конечно, есть и спившиеся чиновники, и умирающие от сердечной недостаточности слесари, но это исключение из правила". Въехав во двор, я остановил автомобиль рядом с будкой дежурного сотрудника милиции. Пост у нас установили давно, как только сдали наш дом и в него вселилась элита постсоветских времен. Я увидел, как из дома выносят тело на носилках. Тело было покрыто простыней, но подошедший человек, очевидно, следователь прокуратуры или ФСБ, вдруг резко сдернул, простыню с лица покойного. И я чуть не упал. Виталик! Мой друг. Мой Виталик, который должен был ждать меня в моей собственной квартире. Я машинально сделал несколько шагов вперед. И в этот момент сотрудник прокуратуры обернулся, уставившись на меня. - Вы Литвинов? - резко спросил он меня. - Да, - сказали за меня несколько голосов: соседи, дежурный милиционер, еще кто-то из толпы. - Его убили у вашей двери, - безжалостно продолжал сотрудник прокуратуры. - Вы случайно не знаете, кто это? ЭПИЗОД ВОСЕМНАДЦАТЫЙ Резо никогда не работал в правоохранительных органах. Но, как дипломат, служивший за рубежом, он знал некоторые тайны офицеров службы безопасности и смежных ведомств. Именно поэтому, назвав адрес адвокату, он вышел из квартиры старичков, предупредив их, чтобы не открывали дверь чужим. Предусмотрительно зафиксировал в памяти код подъезда. Затем спустился вниз, вышел из дома, пересек двор и встал у гаража, расположенного по торцу дома. Проверил оружие. После отказа Нодара, его опасений можно было ожидать чего угодно. Резо стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, когда увидел незнакомца, который вошел во двор с другой стороны. Он сразу понял, что это адвокат, о котором ему говорил Демидов. На вид лет пятьдесят, среднего роста, плотно собранный. Седоватые волосы только подчеркивали зрелую стать его фигуры. Может, этому Чупикову и чуть больше пятидесяти, подумал Резо. Адвокат явно раньше серьезно занимался спортом, держался он уверенно, с достоинством бывалого человека. В руках согласно договору он держал свернутую газету. Чупиков не смотрел по сторонам и не оглядывался. Подойдя к дому, он точно направился к третьему подъезду, встав так, чтобы его было отовсюду видно. Резо огляделся по сторонам. Он все еще колебался. Но адвокат появился один - следом за ним никто во двор не входил. Резо проверил вспотевшими ладонями оружие. Если его попытаются задержать, он не задумываясь пустит в ход свой пистолет. Сдаваться не имело смысла. Он знает, как они умеют убивать "заложников". С другой стороны, вряд ли они захотят взять его живым. Живым он им не нужен. Скорее всего они начнут стрелять сразу же. И если Чупиков не тот, за кого себя выдает, то, возможно, стрелять первым начнет именно он. Резо переложил пистолет из внутреннего кармана пиджака за пояс, чтобы удобнее было выхватить его в случае необходимости. И медленно двинулся навстречу адвокату. Чупиков все еще стоял к нему спиной. Когда Резо был совсем рядом, в нескольких шагах от адвоката, Чупиков обернулся и увидел его. - Здравствуйте, - несколько резко сказал Резо, глядя на руки адвоката. - Добрый день. - Чупиков смотрел на незнакомца, не выказывая ни страха, ни удивления. - Зайдемте в дом, - предложил Резо, нервно озираясь по сторонам. Чупиков, видимо понимая его состояние, кивнул. Они сделали несколько шагов по направлению к подъезду. - Наберите код, - предложил Резо, называя набор цифр. Чупиков удивленно посмотрел на него, но не стал спорить и быстро набрал код. Замок щелкнул, дверь открылась. Адвокат прошел первым, следом вошел Резо, напоследок оглянувшись. Все было по-прежнему спокойно. - Поднимемся на второй этаж, - предложил Резо. Чупиков кивнул и молча пошел первым. Если бы он стал комплексовать или задавать ненужные вопросы, возможно, Резо вообще отказался бы от идеи что-либо рассказывать адвокату. Но Чупиков вел себя сдержанно и вместе с тем уверенно. Спокойствие адвоката постепенно начало передаваться и Резо. Они поднялись на второй этаж. Чупиков остановился на площадке, обернулся к Резо и наконец спросил: - Кто вы такой? - Я Резо Гочиашвили, - ответил тот. - Вам Демидов про меня ничего не говорил? - Нет. Кажется, ничего, - удивился адвокат. - Вы сотрудник милиции? - Я был арестован по подозрению в убийстве своего напарника по бизнесу и знакомой женщины, - объяснил Резо. - Меня арестовали и привезли к Демидову. - Так вы тот самый грузин, который сбежал из ФСБ, - вспомнил Чупиков. - Все правильно, Демидов мне о вас говорил. Мы должны были встретиться еще там, но я позвонил и узнал, что вы сбежали. Хотя самого Демидова я тогда не нашел. Он был на задании. - Я вам все расскажу, - шумно выдохнул Резо. - Они охотятся за мной по всему городу. По всему городу. Они перекрыли мне все каналы. Даже заблокировали моих друзей, всех моих знакомых. - Давайте-ка по порядку, - предложил Чупиков. Он развернул газету, отделил половину, протягивая ее Резо. - Вот видите, нам даже газета пригодилась. Садитесь и рассказывайте по порядку. - Нет, - заколебался Резо, - нас могут здесь увидеть. Лучше пройдем в другое место. У меня в этом доме живут знакомые. - Я так и подумал, - улыбнулся Чупиков. - У вас, очевидно, здесь родственники? - Случайные знакомые, - признался Резо. - Пойдемте к ним, и я вам все расскажу. Здесь нас все же могут увидеть. Адвокат согласно кивнул. Они спустились вниз к лифту, когда хлопнула входная дверь. Чупиков нажал кнопку вызова кабины лифта, и в этот момент Резо увидел, как по лестнице поднимается Вера. Она тоже увидела Резо и замерла, не веря своим глазам. Он стоял и смотрел на Веру, боясь шевельнуться... Чупиков, понявший, что произошло нечто непредвиденное, убрал руку. Кабина лифта спустилась вниз, двери автоматически открылись. Потом снова закрылись. Резо и Вера смотрели друг на друга. - Вы вернулись, - произнесла она испуганно. - Да, - кивнул Резо. - Мне некуда идти, и я пришел к вашим соседям. - А это кто? - спросила она, указывая на Чупикова. - Это мой адвокат, - пояснил Резо. - Мы хотели подняться к вашим соседям. К вашим старикам. - Зачем? - Она медленно поднималась к нему. - Можете посидеть и у меня. Не нужно никого беспокоить. - Я не хотел, чтобы стало известно о нашем знакомстве, - признался Резо. - По-моему, уже поздно, - улыбнулась она, - так что идемте. Раз вам все равно некуда идти. Вера прошла к лифту и первая шагнула в кабину. Чупиков, галантно пропустивший женщину, шагнул следом. Резо вошел последним. В кабине было тесно, и Вера с Резо невольно оказались слишком близко друг к другу. Говорить при Чупикове не хотелось, и он все время прятал глаза. Ему было стыдно, что он второй раз пришел в этот дом, второй раз подставил женщину, которая ему помогла. А ее, похоже, даже забавляла такая ситуация, и она улыбалась, никак не комментируя его возвращение. В ее квартире все было по-прежнему. Она только успела убрать его постель с дивана, и они вместе с адвокатом устроились в той комнате, где он накануне ночевал. Потом был долгий и длинный разговор. Резо рассказал все. Понимая, что это его последний шанс, рассказал все без утайки. Он не стал скрывать ни собственной трусости, когда прятался в шкафу, ни того, как ворвавшиеся убийцы вели себя в его квартире, о чем они говорили. Рассказал о своем разговоре с Демидовым, о своем побеге. О наколке Бурого, которую он увидел на руке опознанного убийцы. Он даже не стал скрывать, что после побега провел здесь первую ночь. Только о Нодаре не стал рассказывать Резо. Он справедливо рассудил, что нельзя подставлять земляка, оказавшего ему некоторую услугу. Резо понимал, что тот не мог поступить иначе. Понимал, что его загнали в такой угол, откуда Нодар не мог выбраться без потерь. И то, что он все равно помог ему, дал денег и нашел телефон адвоката, - одно это было уже проявлением высоких душевных качеств Нодара, решившегося на большой риск. Собственно, мужество - это не отсутствие страха, всегда помнил Резо, а при осознании опасности и реальное преодоление страха - этого постыдного чувства. Такого мужества и не хватило Резо, когда он сидел в шкафу. Ведь Нодар мог просто отпустить его, не оказав никакой помощи, мог и просто отказать. Необязательно быть героем, но порядочным человеком надо быть всегда. Нодар поступил не просто как порядочный человек и земляк, он поступил, несомненно, мужественно. Резо закончил рассказ, когда часы показывали уже шестой час вечера. За это время Вера дважды появлялась в комнате, подавая им горячий чай. Когда Резо закончил свой рассказ, Чупиков молчал. Молчал минуты полторы, возможно, чуть больше. Наконец сказал: - Из сказанного вами я понял, что в группе убийц, которые появились в вашем доме, были сотрудники ФСБ. - Да, - кивнул Резо, - так оно и есть. Я ведь сразу узнал этого типа по наколке. Жаль, что я его не убил. Но у меня не было времени. А стрелять я не мог, они бы наверняка услышали. - Кто оформлял ваши документы в милиции? Вы помните какие-нибудь фамилии? - Нет. Там не назывались фамилии. Они приехали целой группой, взяли меня, посадили в машину и повезли. Если бы мне не стало плохо, они бы меня наверняка где-нибудь прибили. - Это не так просто, - возразил Чупиков. - Раз они вас официально забрали, то должны были доставить по назначению. Иначе подозрения пали бы в первую очередь на них. Может быть, что они специально организовали ваш побег, чтобы потом убрать. Такое возможно, как вы считаете? - Не думаю. Нельзя так все подстроить. И потом, это я сам попросился выйти. - Будем исходить из того, что вам действительно повезло. В таком случае они вас наверняка будут искать. И не просто искать, а пытаться найти во что бы то ни стало. - Я тоже так думаю, - согласился Резо. - Значит, вы считаете, что вас пытались убрать из-за этих паспортов? - Вполне вероятно, но я точно не знаю. Это только мое предположение. Чупиков помолчал, потом сказал: - Мне нужно проверить ваши показания. - Конечно, - согласился Резо, - но только находясь в этой квартире. Раз мы сюда вошли, я вас отсюда больше не отпущу. Вы должны понимать, что я не могу никому доверять. - Вы хотите взять меня в заложники? - улыбнулся Чупиков. - Нет. Я хочу гарантировать жизнь этой женщины. - Резо показал на дверь. - Одна женщина уже погибла из-за меня. По-моему, вполне достаточно. - Может, вы и правы, - согласился Чупиков. - Хорошо, давайте телефон, я позвоню своему секретарю. Хотя сейчас уже довольно поздно, и узнать какие-то подробности будет достаточно сложно. Но мы попытаемся. Кстати, в вашей "камере" кормят заключенных или вы будете морить меня голодом? Резо улыбнулся и, поднявшись, пошел на кухню. Вера уже хозяйничала за плитой. - У меня только суп из пакетиков, - виновато сказала она. - Я как раз начала его готовить. - Спасибо. - Он вернулся в комнату, когда Чупиков, набрав номер, ждал ответа от своего секретаря. - Никого не могу найти, - признался адвокат, - ни моего помощника, ни секретаря. Они, наверное, решили, что я сегодня уже не появлюсь на работе. Разрешите позвонить Демидову? Я не стану ему говорить, где именно я нахожусь. - Позвоните, - согласился Резо. Чупиков набрал номер, Но, когда попросил позвать к телефону Демидова, ему ответили, что тот вышел. Чупиков положил трубку и озабоченно посмотрел на Резо. - Попробую другой вариант, - сказал он. ~ У меня есть знакомый в их управлении. Я ведь раньше там работал. - Вы работали в милиции? - изумился Резо. - Четырнадцать лет. Вместе с Демидовым. Потом мне пришлось уйти. В последние десять лет реорганизации в МВД проводились слишком часто, и во время одной из них мне пришлось уйти. А почему вы так удивились? - Теперь я понял, почему он рекомендовал именно вас. - Мы с ним большие друзья, - признался Чупиков. - Сейчас я попытаюсь выяснить, кто именно вас забирал. Резо снова направился в кухню. Он уже почти доверял адвокату, который вел себя так естественно, словно каждый день встречался с такими сложными клиентами. Вера улыбнулась ему. - Скоро будем обедать, - пообещала она, - скорее ужинать, ведь уже поздно. Когда Резо вернулся в комнату, Чупиков уже разговаривал с кем-то из офицеров милиции, попросив выяснить, кто именно из ФСБ приезжал за подозреваемым Гочиашвили и, соответственно, чья фамилия была в документах, удостоверяющих передачу. Чупиков не стал оставлять свой телефон, а пообещал перезвонить через несколько минут. - Я думаю, что они оставили засаду и на вашей квартире, - предположил адвокат. - Мне трудно будет работ