иделись, мистер Кемаль, - просто сказала она. Рукопожатие было как вспышка молнии. Оба разъединили руки чуть быстрее, чем это было положено по этикету. Она явно не рассчитала собственные силы. - Мистер Кемаль Аслан, один из самых известных техасских миллионеров, - сказала Сандра. - Познакомьтесь, господа. Только после этого все трое вскочили на ноги. Кемаль вспомнил известную американскую поговорку: "если ты такой умный, почему ты не такой богатый", и, уже не сдерживая улыбки, пожимал всем руки. - Простите меня еще раз, господа, - сказал он смущенно, - я не хотел мешать вашей беседе. Сзади неслышно возник официант со стулом в руках. Он уже догадался, что этого наглеца не будут убивать. - Нет, - покачал головой Кемаль, - спасибо. Я не хотел бы вам мешать. - Вы надолго в наш город? - спросил мэр. - На два дня. У меня встреча с фирмой, моими партнерами по бизнесу, - он назвал свою фирму, и мэр очень выразительно переглянулся с вице-губернатором. Название фирмы говорило о многом. Оба, не сговариваясь достали свои визитные карточки. Кемаль вынул свои, обменявшись карточками, он еще раз пожелал гостям приятного аппетита, и, уже уходя, словно невзначай спросил у Сандры: - Вы остановились в этой гостинице? - Нет, - она ответила почти не задумываясь. Или все-таки была заминка в голосе, - я остановилась в отеле "Ритц". Он попрощался и отошел от их столика. Поднявшись к себе в номер, он долго не мог успокоиться. Даже разглядывал свою руку, словно на ладони могли остаться следы ее прикосновения. Затем включил телевизор, лихорадочно нажимая кнопки на пульте дистанционного управления, перескакивая с канала на канал. Лишь через полчаса найдя какой-то непонятный кошмарный фильм ужасов, наконец, успокоился и стал смотреть телевизор, почти не вникая в происходившее на экране. Он лежал на убранной постели прямо в костюме, когда, словно вспомнив о последних словах Сандры, бросился к телефону. - Мне нужен телефон отеля "Ритц", - попросил он портье своей гостиницы. - Отель "Ритц-Карлтон", - уточнил портье. - Да, наверное. - Записывайте. Двести шестьдесят шесть десять ноль ноль. Рядом с телефоном лежал традиционный блокнот отеля и ручка. Кемаль быстро записал номер. - Спасибо, - сказал он и, отключившись, вызвал дежурного по гостинице оператора, продиктовав ему номер отеля "Ритц". Ответил приветливый женский голос. - Скажите, у вас живет миссис Лурье? Миссис Сандра Лурье из Луизианы? - спросил Кемаль. - В каком она номере? - Сейчас соединю, - сказала девушка. - Нет, ее сейчас нет в номере. Какой у нее номер? - Восемьсот пятый. - Спасибо. Он положил трубку. Снова заходил по комнате, нетерпеливо поглядывая на часы. Она ведь ему назвала свой отель. Или это была просто дань вежливости? Почувствовав, что не сможет больше находиться в номере он одел пиджак, пальто и вышел на улицу. На улице в эти вечерние часы было довольно много людей. По реке шли какие-то катера с весело кричащими людьми. Бродячие фотографы предлагали за три доллара снять вас на память о ночном городе. Он вышел на Гранд-авеню. Отсюда было совсем недалеко до знаменитого "Ритца", расположенного в самом центре города. Элегантный отель насчитывал более пятисот номеров и по праву считался лучшим в городе. У отеля был свой традиционный зал для проведения конгрессов и различного рода крупных мероприятий, рассчитанный на тысячу двести человек. И, нужно отдать должное менеджерам отеля, он пустовал не слишком часто. Обычно в отеле останавливалось и крупные правительственные чиновники, приезжавшие по разного рода делам в Иллинойс. Очевидно, для столь почетного гостя как вице-губернатор далекого южного штата северяне решили заказать номер в лучшем отеле города. Вечером было довольно прохладно и он невольно поежился. Он никогда не носил головной убор, но в Техасе научился носить шляпу и довольно часто с удовольствием ею пользовался во время сильных зимних ветров в Хьюстоне. Но в Чикаго он не стал брать свою шляпу. Для северян гордые и несколько прямолинейные техасцы порой бывали любимыми объектами шуток и насмешек. Он прошел еще немного, но почувствовал, что голова начинает стыть, сказывалась разница температур в помещении и на улице, он остановил такси и поехал в "Ритц-Карлтон". В отеле он сразу направился в бар и просидел там около трех часов, занятый своими мыслями. Правда умственные упражнения не помешали ему выпить еще несколько коктейлей и даже две рюмки виски, что сделало воспоминания об их встрече в Батон-Руже более приятными и многообещающими. Лишь в двенадцатом часу, решив, что она уже вернулась с ужина, он решился подняться и постучать в ее номер. Дверь долго не открывали и он уже повернулся, чтобы уйти, разочарованный и злой, из-за ее слишком длительного отсутствия хозяйки, щелкнул замок. На пороге стояла Сандра, уже успевшая переодеться. На ней были светлые брюки и темная блузка. - Я так и думала, - весело сказала вице-губернатор, - вы не напрасно спросили у меня, где я остановилась. Нужно было попросить защиты у местного шерифа. Он стоял, прислонившись к стене и смотрел на нее. 16 Собравшиеся в этот день в кабинете начальника ПГУ знали, почему их так спешно вызвали. Справа от хозяина кабинета сидел хмурый генерал Виктор Федорович Грушко, заместитель Крючкова по европейским делам. Напротив него руководитель третьего отдела ПГУ КГБ, занимавшийся вопросами стран Скандинавии и Великобритании Николай Петрович Грибин. Рядом с ним генерал Дроздов, ставший к этому времени руководителем специального управления "С", занимавшегося нелегалами, и полковник Буданов, отвечавший за проведение операций в советской разведке в управлении "К" и считавшийся одним из лучших специалистов по третьему отделу. Рядом с Грушко сидел другой специалист из внутренней контрразведки ПГУ генерал Голубев. Собравшиеся знали, почему их вызвали на это совещание. Смерть Андропова, так долго и плодотворно опекавшего их шефа, сделала его практически беззащитным перед напором новых выдвиженцев Черненко. Любой промах, любая ошибка, вполне объяснимые и прощаемые при Андропове, могли быть теперь использован и против самого Крючкова. Это хорошо понимал и сам Владимир Александрович, и все его офицеры. Речь шла о работе третьего отдела, по которому в последнее время у руководства ПГУ были наибольшие претензии. Третий отдел курировал традиционно не только Великобританию и Скандинавию, но занимался также вопросами Австралии и Новой Зеландии. И подобная фактическая раздвоенность очень мешала его офицерам работать на конкретном направлении. Перед Крючковым лежал небольшой список фамилий, которые мог видеть только он. Прочитав список, уже подготовленный для него Грибиным, Крючков, ничего не сказав, аккуратно сложил лист бумаги пополам и переложил в стол. Это был список резидентов советской разведки, работавших по линии третьего отдела. За этот очень секретный список любой агент иностранной державы отдал бы полжизни, не задумываясь. Это были подлинные имена и фамилии резидентов ПГУ КГБ СССР. В списке было всего семь фамилий: 1. Аркадий Васильевич Гук - резидент в Великобритании. 2. Николай Александрович Шацких - резидент в Дании. 3. Геннадий Яковлевич Севрюгин - резидент в Норвегия. 4. Николай Сергеевич Селиверстов - резидент в Швеции. 5. Лев Сергеевич Кошляков - резидент в Австралии. 6. Сергей Сергеевич Будник - резидент в Новой Зеландии. 7. Михаил Сергеевич Смирнов - резидент в Ирландии. [Приведены подлинные фамилии резидентов советской разведки в 1984 году. Николай Александрович Шацких был только назначен, а Михаил Сергеевич Смирнов лишь исполнял обязанности резидента.] Крючков, обладавший исключительной памятью, знал всех семерых. И сознавал, что все пятеро офицеров, сидевшие перед ним, знают в той или иной степени о всех резидентах в этих странах. Но, приученный не доверять абсолютно никому, Крючков часто говоривший, что "в разведке возможны любые варианты", сразу убрал список в свой стол, чтобы потом его уничтожить. Кроме него, фамилии резидентов не должен был видеть никто. Это было абсолютным правилом многолетнего руководителя советской разведки. Недавно назначенный начальником третьего отдела, переведенный из Дании, Грибин чувствовал себя не совсем уверенно. Сидевший напротив него мрачный Грушко, наоборот, чувствовал себя достаточно компетентным в этих вопросах. В свое время, в начале семидесятых, он был резидентом советской разведки в Осло и с тех пор считал себя специалистом именно по работе третьего отдела. Но теперь, когда столь явно начались провалы именно на этом направлении, он демонстративно отделившись от сотрудников, был первым, кто требовал жесточайшего разбирательства всей ситуации. - Что у нас по Великобритании? - строго спросил Крючков. - Почему Гук не сообщил о начало учений на базе Гринэм-Коммон? - Мы сейчас все проверяем, - ответил Грибин, - видимо там произошла какая-то ошибка. - Слишком много ошибок в последнее время происходит там, - жестко заметил Крючков. - Если он будет по-прежнему так ошибаться, нужно будет его просто отозвать из Великобритании. И вместо него поставить человека, который ошибаться гораздо меньше. - Мы все проверим, - послушно согласился Грибин. - У меня были сведения, что он злоупотребляет спиртным, - сказал Крючков, - проверьте все сами. Если подтвердится, немедленно отзовите. Только этого нам не хватало. - У нес нет таких сведений, - решил все-таки вмешаться Грушко, - Аркадий Васильевич очень толковый специалист. Вы же знаете, как он работал в Прибалтике. - Я помню, - раздраженно заметил Крючков, - но у нас слишком частые провалы именно на этом направлении. И англичане последовательно высылают из своей страны всех наших резидентов. Это мне очень не нравится. - Мы проанализировали всю работу Гука. Он абсолютно вне подозрений, - сообщил генерал Голубев. - Только этого нам не хватало, - нахмурился Крючков, - чтобы еще и резиденты были на подозрении. Но проверить все нужно тщательно. В чем причины наших неудач? Почему за последнее время именно по линии третьего отдела у нас наиболее большие промахи. Что это? Результат злого умысла или просто досадные совпадения? - Мы проверяем все операции и всех сотрудников, - пробормотал Голубев. - Значит, плохо проверяете, - ответил Крючков, - нужно еще раз проанализировать все наши операции. Постараться установить возможный источник утечки информации, если он, конечно, действительно имеется. Давайте послушаем Дроздова. Все посмотрели на сидевшего в самом конце кабинета генерала. Дроздов достал какие-то бумаги и начал говорить. По разрешению самого Крючкова старшие офицеры не вставали во время совещаний. Он не любил показухи и армейской дисциплины. Пришедший в КГБ из партийного аппарата, он отличался чрезмерной требовательностью, сочетавшейся с некоторой мягкостью по отношению к кадровым офицерам ПГУ. Понимавший, что стал руководителем советской разведки лишь благодаря Андропову, Крючков таким своеобразным путем словно возвращал часть долга настоящим профессионалам. - Мы в нашем управлении также проанализировали некоторые совпадения последних двух лет, - сказал немного напряженным голосом Дроздов, - и вышли на интересные результаты. В основном, информация, которая оказывалась не совсем верной, шла из Америки и Англии. Но в первом случае это была информация, касающаяся работы именно третьего отдела. Все данные наших нелегалов по Америке, касающиеся собственно американского направления почти не становятся известны американцам. И, наоборот, все данные по Англии, переданные нам другими нелегалами из третьих стран, почти всегда становятся известными американской и английской разведкам. Поэтому, мы считаем, что на этих направлениях у английской или американской разведки есть достаточно крупный источник информации, который мы до сих пор не можем вычислить. Таковы вкратце наши выводы. - Согласен, - сказал генерал Голубев, - с поправкой на то, что искать нужно среди ваших нелегалов. - Нет, - возразил Дроздов, - мы проверили всех наших людей. Ни у одного не было стопроцентного попадания, но ни один не имеет даже пятидесятипроцентных неудач. Искать скорее всего нужно среди старших офицеров разведки, имеющих доступ к нашей оперативной информации. Грибин деликатно промолчал, не решаясь ввязываться в спор, но Грушко не мог молчать. И не стал. - Что вы хотите сказать, Юрий Иванович, - неприязненно посмотрел он на Дроздова, - что среди наших старших офицеров есть американской агент? - Скорее, английский, - пробормотал Дроздов. - Не говорите глупостей, - Грушко был заместителем Крючкова и мог позволить себе говорить любому из сидевших в этой кабинете, кроме самого хозяина, любые дерзости. - Простите, товарищ генерал, - возразил упрямый Дроздов, - мы постарались проанализировать все возможные варианты. И настаиваем на своем. Среди наших нелегалов нет ведущих двойную игру. В этом вы можете сами убедиться. - Виктор Федорович, - примиряющим голосом произнес Крючков, - вы можете сами проверить результаты работы их управления. Если будут какие-то сомнения, повторим проверку. - Хорошо, - сразу согласился генерал. - А вы, товарищ Дроздов, - обратился к нему Крючков, - подготовьте для меня справку о всех ваших офицерах на этом направлении. - Хорошо, Владимир Александрович, - сразу отозвался Дроздов. - Кажется, наши специалисты-контрразведчики тоже имеют какие-то наработки? - спросил Крючков у полковника Буданова. - Да, товарищ генерал, - неторопливо ответил Буданов, - по нашему мнению, этот неизвестный может работать в одном из наших посольств за границей даже в должности резидента. Все шестеро офицеров, сидевшие за столом, мрачно переглянулось. - Почему вы так решили? - спросил Крючков. - Анализ перехваченной информации свидетельствует о том, что агент английской разведки работает либо в руководстве третьего отдела ПГУ КГБ, либо в одном из наших посольств под прикрытием. Но конкретно мы пока установить не можем, - сообщил Буданов. Крючков достал свой список, развернул его и для себя еще раз перечитал фамилии всех семерых резидентов: Гук, Шацких, Севрюгин, Селивестров, Кошляков, Будник, Смирнов. Он хорошо знает всех семерых. Неужели один из них враг? На такой должности - и враг? Он в это верить не хотел и не мог. Но на всякий случай сказал: - Ищите замены резидентам, которые сидят слишком долго. Или допускают крупные ошибки. В Лондон Гуку передайте, чтобы активизировал работу, но без ненужного риска. А в Ирландии Смирнова давно нужно было заменить. У вас есть какая-нибудь кандидатура? - спросил он у Грибина. - Отдел рассматривает кандидатуру Владимира Васильевича Миндерова на этот пост. И еще две кандидатуры. Пока решаем. - Долго решаете. А в итоге мы не всегда получаем то, что нам нужно. Возьмите под свой личный контроль и эту работу. Мы просто обязаны все выяснить без привлечения к этим утечкам сотрудников Второго Управления. Они начнут действовать топорно, без должного прикрытия, - Крючков, уже столько лет проработавший в разведке, с обычным высокомерием разведчика относился к грубым и прямолинейным действиям контрразведки. - Мы постараемся выбрать лучшего, - заверил его начальник третьего отдела. - Тогда подведем итоги, - сухо сказал Крючков, - с этого момента мы создаем специальную группу в составе: Грушко, Голубев, Буданов. Нам нужно точно выяснить, откуда и почему идет информация к англичанам. Спасибо. Все свободны. Дроздову остаться. Когда все вышли, он мрачно посмотрел на Дроздова. - Теперь рассказывайте про вашего "Юджина". Что у вас с ним? - Пока ничего. На связь с нашими людьми в Нью-Йорке его связной не вышел. Матвеев передает, что обнаружил за собой наблюдение. И наблюдение за Сюндомом. - Они вышли на шведа? - зло спросил Крючков. - Да - ответил генерал. - В результате чьей ошибки? Связного, самого шведа или Матвеева? - Этого мы пока не знаем, - чуть виновато сказал Дроздов. - Может, "Юджин" провалился? - Мы проверяли. Там все нормально. - А его связной? - Пока работает, как и раньше. - Значит, вы потеряли связь с "Юджином"? Я вас правильно понял? - Не совсем. Просто его связной, очевидно, узнал или сумел просчитать, что за шведом наблюдают и не вышел на связь. Сам "Юджин" попытается выйти на связь через резервный вариант. Но у нас там проблемы. Умер наш связной. - Как умер? - не понял Крючков. - Его ликвидировали? Почему мне об этом не докладывали? - Он умер в больнице. Мы проверяли, связной действительно болел. Там все в порядке. Перед смертью он сообщил пароль своей соседке и попросил ее принимать приезжающих гостей. Мы послали человека и все подтвердилось. - И вы верите в случайную соседку? - желчно поинтересовался Крючков, - нас просто переиграли американцы. - Не думаю, - набрался смелости возразить Дроздов, - мы проверяли достаточно тщательно. Там все совпадает. У связного была обнаружена тяжелая форма рака. Он сам об этом не знал. Но успел сообщить и нам в Центр, и предупредить свою соседку. Он предполагал, что вернется. Его увезли на операцию и он умер в больнице. Все совпадает, такое подстроить просто невозможно. Мы даже обнаружили его страховой полис, выдаваемый в случае смерти владельца. Наш человек сумел попасть в его дом после смерти и даже побеседовать с этой хозяйкой. - Ваш человек вернулся? - быстро спросил Крючков. - Да, конечно. Он уже в Москве. В Чикаго он ездил как рядовой турист. - За ним не следили? - Он допускает, что следили. Но на встречу он шел без наблюдения. В этом он убежден. Его прикрывал другой наш сотрудник и он тоже подтверждает, что на встречу проверяющий поехал без обычного наружного наблюдения. Вернее, им удалось оторваться и они часа два все проверяли. - Значит, "Юджин" остался без связи? - Практически, да. - Что думаете предпринять? - Мы готовим нового связного. А старого будем отзывать. Он работал с "Юджином" уже много лет. - Согласен, - кивнул Крючков, - вы всегда помните, что главное для нас - это работа самого "Юджина". Где мы еще сумеем получить такую легенду и такое прикрытие. Кстати, его информацию вы тоже проверяли? Вы ведь работали раньше резидентом в Нью-Йорке? - Конечно, - кивнул Дроздов, - картина одинаковая. Все его сообщения по Великобритании стали известны англичанам и американцам. А сообщения по самой Америке оказались верными и о них пока неизвестно ни ЦРУ, ни Сикрет Интеллидженс Сервис. - И здесь то же самое, - понял Крючков. - Да, Владимир Александрович. Мы проверяли все совместно с людьми генерала Голубева. Сомнений почти нет. У нас действует агент английской разведки. И действует, скорее всего, на линии нашего третьего отдела. - И он может подставить "Юджина", - негромко подвел итоги Крючков, уже понявший, чем это может грозить лично ему. И вдруг Дроздов сказал как раз те слова, которых больше всего боялся начальник советской разведки: - Он это уже сделал. Он уже выдал "Юджина" американцам. Просто он не знает, кто именно наш агент. А американцы уже ищут "Юджина". Мы получили сообщение сегодня утром из Нью-Йорка. За Матвеевым и Сюндомом следят сотрудники ФБР. 17 Он смотрел на нее, словно они не виделись целую вечность. Она покачала головой и неожиданно спросила: - Вы так и собираетесь стоять в коридоре? Или, может, лучше зайдем в номер. - Если вы меня пригласите, - пробормотал он. - У вас особая манера напрашиваться в гости, - сразу парировала Сандра, - заявляетесь ко мне в полночь и еще ждете приглашения. Придется вас впустить. Заходите, - она прошла в глубь номера и он, оторвавшись наконец от стены, вошел следом, осторожно закрывая за собой дверь. У нее был двухкомнатный сюит и она закричала из спальни: - Входите, я сейчас к вам выйду. Он прошел к стоявшему у столика креслу, и опустившись в него, неслышно перевел дыхание. Выпитый алкоголь несколько непривычно бил прямо в голову. Он давно уже не позволял себе так расслабляться. Вернее, не позволял никогда, если не считать того единственного случая в Измире. Но тогда подобное пьянство было скорее расчетом, а не просчетом, в отличие от сегодняшнего вечера. Сандра вышла из спальни. - А вы не изменились, - ровно произнесла она и сразу спросила: - Что будете пить? - Минеральную воду, - пробормотал он. Кажется, она не удивилась. Достав из холодильника бутылку минеральной воды для него и бутылку апельсинового сока для себя, разлила по высоким стаканам напитки и протянула своему гостю один из них. И только после этого уселась во второе кресло. - Вы тоже мало изменились, - пробормотал он чуть пригубив стакан. - У вас служебная командировка? Или по личным вопросам? - Бизнес, - покачала она головой. На английском языке это могло означать и служебную командировку и личный вопрос. Он не стал уточнять. - Вы по-прежнему вице-губернатор? - У нас будут выборы только в восемьдесят шестом, - напомнила она, - а пока я по-прежнему вице-губернатор штата. - Да, я помню как вы вели заседание сената в Бэтон-Руже, - обреченно сказал он, - вы были просто великолепны. - Благодарю вас. Как ваша супруга? - Мы живем теперь отдельно. Нет, мы официально не развелись. Но живем отдельно. Я в Нью-Йорке, она в Хьюстоне. - Вы перебрались в Нью-Йорк? - удивилась Сандра. - Уже несколько месяцев. Теперь в Хьюстоне лишь филиал моей компании. - Понимаю, - кивнула Сандра, - как ваш сын? - Как будто хорошо. Но я его редко вижу, к сожалению. А как ваша дочь? Кажется, тогда были какие-то проблемы? - У кого их нет, - улыбнулась Сандра, - но пока все хорошо. Он снова выпил воду. Его мучила непонятная жажда, словно в присутствии этой женщины он чувствовал себя не совсем уверенно, и у него постоянно пересыхало в горле. - Хотите еще воды? - спросила она, увидев, что его стакан почти пуст. Он кивнул и она пошла к мини-бару доставать следующую бутылочку минеральной. Он поднялся, принимая у нее бутылочку, и случайно коснулся ее пальцев. И снова та обжигающая искра, которая проскочила между их ладонями несколько часов назад, возникла на стыке их пальцев. Он не стал убирать руку. Просто положил бутылочку на стол и смотрел в глаза женщине. Что-то в ней было особенное, отличавшее ее от всех остальных женщин на свете. Ему даже на мгновение показалось, что она похоже на его мать. Сандра смотрела ему в глаза прямо и твердо, и он подумал, что впервые рискует так пристально смотреть ей в глаза. Он поднял руки и нерешительно протянул их к женщине. Она чуть напряглась. Но не стала отстраняться. Он мягко потянул ее на себя продолжая смотреть в ее глаза. На ней не было ее привычных очков и оттого лицо было как-то добрее и мягче. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Кажется, алкоголь сыграл со мной совсем не злую шутку, почему-то успел подумать он в те доли секунды, когда наклонился к губам женщины. Поцелуй был долгим и потому особенно сладостным. Они, наверное, простояли так минут двадцать, прежде чем он, наконец, пришел в себя и неуверенными движениями руки попытался расстегнуть пуговицы на ее брюках. Она мягко помогла ему, сама снимая с себя брюки. И лишь затем дотронулась до пуговиц его рубашки. Как они раздевались, он не помнил. Вещи разбрасывались по обоим комнатам, в промежутках между страстными поцелуями. А потом была постель... Он не был развратником в том смысле, в каком полагается быть опытным мужчинам, уже изучившим и полюбившим различные телодвижения в постели, пытаясь произвести еще большой эффект на женщину и увеличить собственное наслаждение. Ему даже не пришлось прибегать к обычным любовным прелюдиям. Ее глаза в этот момент заслоняли ему весь мир, вымывая из головы остатки разума. И потому у них не было тех великолепных игр, которые предшествуют заключительному возвышенному акту наслаждения. Они просто менялись местами, познавая друг друга в эту сладостную для обоих ночь. Последние месяцы, после отъезда из Хьюстона Кемаль не имел вообще никаких контактов с женщинами, всецело занятый работой и проблемами переезда. У Сандры также не было постоянного партнера. И потому их бурный и эмоциональный взрыв кончился довольно быстро почти одновременным яростным взрывом и наступившим после него небывалым умиротворением. Кемаль вытер пот ладонью и откинулся на подушку. Он, не закрывая глаз, смотрел в потолок. Потом осторожно скосил глаза влево. Сандра лежала, также глядя прямо в потолок. И также не закрывала глаз. - О чем ты думаешь? - спросил он. - Ты действительно переехал в Нью-Йорк? - спросила она. - Опять про Марту, - поморщился Кемаль, - да, я действительно переехал в Нью-Йорк. - Вы с ней больше не живете? - Во всяком случае, не спим вместе, это точно. Но когда она приезжает в Нью-Йорк вместе с сыном, то остаются в моей квартире. - Ясно, - она по-прежнему смотрела в потолок. - Неужели ты тогда отказала мне из-за Марты? - И из-за нее тоже, - ответила Сандра. - Я не совсем понял твои слова. - Сейчас это уже неважно. Когда ты уезжаешь из Чикаго? - Завтра утром. - Ты прилетел на один день? - она, наконец, перевела свой взгляд на него. - Да, - он тоже чуть повернул голову, снова глядя ей в глаза. Теперь они были какие-то особенно яркие, теплые, словно поглощавшие в себе все его эмоции и чувства. - Когда ты прилетел? - вдруг шепотом спросила она. - Сегодня утром, - он, наконец, понял смысл ее вопросов. - Я тоже, - прошептала она, - эта судьба, Кемаль. Он поднял руку, дотронулся до ее волос, провел пальцем по линии ее лица, коснулся губ. - Да, - согласился он, - это действительно судьба. - И потянулся, чтобы снова поцеловать ее. На этот раз, улыбнувшись, она чуть отстранилась положив палец на его губы. - Не так скоро, - попросила она, - мы не дети, Кемаль. И утром тебе улетать. - Это что-то меняет? - спросил он. - Наверное, нет, - подумав ответила она. - Но мы вряд ли сможем так часто видеться, чтобы стать по-настоящему близкими людьми. Это очень далеко, Кемаль. Чикаго, Нью-Йорк, Батон-Руж и Хьюстон. Это очень далеко, - повторила она. - Я бы мог приезжать, - немного упрямо сказал он. - На уик-энд, - на подбородке у нее впервые появилась упрямая складка. Или это произошло из-за подушки? - Я буду девочкой для воскресных утех? - спросила Сандра. Он нахмурился. - Ты могла бы иногда быть не столь категоричной. Здесь в конце концов не луизианский сенат, - резко ответил Кемаль. - При чем тут сенат, - огорченно произнесла она, - ты бы мог быть поделикатнее. Он опомнился. - Извини, - попросил он, - я был неправ. Кажется, мы ссоримся, еще не успев подружиться. И он улыбнулся. Складка исчезла на ее лице. Она улыбнулась в ответ. - Кажется, теперь я понимаю, почему до сих пор не вышла замуж, - вдруг сказала она, - у меня действительно несносный характер. Извини, я начала первой, но согласись, наши расстояния делают частые встречи просто нереальными. - Разве это расстояния, - возразил он, - в тебе говорит типичный техасский провинционализм. Я так часто летал из Турции в США и обратно. Это не так далеко, как тебе кажется. - Мистер путешественник знает, сколько часов нужно лететь из нашего города в Батон-Руж? Хотя ты мне сказал, что не так часто видишься с семьей. Так сколько раз ты летал за последний месяце Хьюстон, чтобы повидать своего сына? Он сжал губы. Потом выдохнул воздух. - Ни разу. Кажется, я болван Сандра. - Я не была бы столь категорична, - усмехнулась она и сама подняла руку, дотрагиваясь до его лица, - кажется, мы торговались слишком долго. В этот раз их слияние длилось значительно дольше. Они познавали друг друга, исследуя каждый сантиметр тела партнера, наслаждаясь и отдавая все без остатка. И мир вокруг них перестал существовать. За окнами был уже рассвет, когда Сандра пошла принимать душ. И только тогда он, наконец, вспомнил все подробности минувшего дня и свой неудавшийся визит в Сисеро. Теперь нужно было соглашаться на вариант Тома и подавать сигнал о чрезвычайном происшествии. Кажется, Сандра, как всякая женщина, чувствовала почти интуитивно. Но в одном она права. Они просто не смогут встречаться слишком часто. Когда она вернулась из ванной, он уже сидел на постели, обмотавшись одеялом. Сандра заметила мрачное выражение его лица. - Что-нибудь не так? - поинтересовалась она. - Все в порядке, просто я все время думаю над твоими словами. Мы могли бы встречаться хотя бы раз в месяц. Или два, смотря как получится. Не обязательно мне лететь в Батон-Руж, а тебе в Нью-Йорк. Мы могли бы найти промежуточный вариант. Скажем, Атланту. - Гениально, - с явной насмешкой парировала Сандра, - это ты сейчас придумал, пока я принимала душ? - Не нужно смеяться, - он поднялся, чтобы идти в ванную комнату. - Пойми, - мягко сказала она, - я вице-губернатор штата. Я не могу встречаться с человеком, приезжающим ко мне на уик-энд. Ты ведь должен все понимать. Достаточно об этом узнать журналистам и вся моя карьера рухнет моментально. Я просто не имею права встречаться с женатым человеком. К тому же женатым на моей подруге. Ты представляешь, какой шум может подняться в газетах, с каким удовольствием раздует этот скандал оппозиционная партия, какой грязью меня будут поливать. Неужели действительно не понимаешь? А мои частые визиты даже в Атланту можно легко проверить. - В таком случае будем встречаться каждый раз в разных городах, - предложил он, - это единственный способ. - Тебе это так важно? - спросила она. - Ты должна была все понять, - он не мог произнести столь привычных для типичного американца слов "я люблю тебя". Для этого он был слишком восточным человеком. И по легенде, и по структуре своей души. На этот раз она все поняла правильно. - Иди, принимай душ. Когда выйдешь, поговорим, - кивнула она, - мы ведем себя просто неприлично. Как молодые влюбленные. Нам уже много лет, Кемаль. Мы взрослые люди. - Может, поэтому я так себя и веду, - пробормотал он и пошел в ванную. Когда он вернулся, она уже лежала в постели. Он лег рядом и посмотрел на нее, протягивая левую руку и поднимая ее вверх. Она подняла свою правую руку и пальцы переплелись. - Знаешь о чем я думала, пока ты принимал душ? - спросила она. Глаза у нее были теперь привычно вишневые, с какими-то лукавыми искорками. Он почувствовал, как снова изменилось ее настроение. - Я все думала, какая я дура. Почему я отказала тебе два года назад? Представляешь, чего я себя лишала целых два года? Он изумленно посмотрел на нее, еще не веря услышанному. И вдруг госпожа вице-губернатор ему подмигнула. - Может, нам стоит повторить еще раз? - И они оба расхохотались. 18 Одним из самых красивых городов мира, которые он когда либо видел в своей жизни, был Измир. В Турции, где много неповторимых мест и запоминающихся городов, Измир выделялся каким-то особенным очарованием. А может, все дело было в том, что он, выросший у моря, в своем родном Баку, видел в Измире частицу родного города с его только построенным в начале семидесятых бульваром и набережной. Позже, уже поездив по миру, он останется при своем мнении, по-прежнему считая Баку и Измир особыми, неповторимыми городами со своей уникальной парково-городской зоной и архитектурой подле раскинувшегося ласкового теплого моря. С годами к ним просто присоединится еще и Неаполь, похожий на эти два города словно природа решила создать нечто, продублировав эти уже существующие. В Измире находился дом его дяди, Намика Аббаса, и его семьи. Но сначала они прибыли в Стамбул, или Истамбул, как говорят сами турки и пишется во всем мире. Город уже тогда, в семьдесят четвертом, поражал масштабами, величественно раскинувшись по обоим сторонам Босфора. Он впервые попал в Стамбул и поразился огромному городу, казалось, слившемуся в единый музейно-базарный комплекс, в котором лавки торговцев часто располагались в самых лучших "архитектурных" местах города, а музеи соседствовали с торговыми рядами, как это было и сто, и триста, и пятьсот лет назад. Первое, что он сделал, выпросил у дяди разрешения остаться на один день в городе и походить по Стамбулу. Во-первых, это входило в его легенду, как настоящий турок, он должен был испытывать трепет, впервые попадая в столь величественный город, на протяжении веков бывший символом великой империи, когда-то существовавшей в истории человечества; во-вторых, ему просто было по-человечески интересно посмотреть этот город, столь непохожий на другие города мира и известный ему лишь по учебникам истории. Сначала он отправился к собору святой Софии. Из учебника истории он помнил, что здесь должен быть голубой собор и очень удивился; увидев вместо этого красно-бурые стены некогда величественного собора, еще больше он удивился, увидев возвышавшуюся напротив мечеть, не уступающую своим величием и красотой собору святой Софии. И потом были другое памятники, музеи и мечети древнего Константинополя, ставшего в 1453 году центром турецкой империи и получившего имя Истамбул. Казалось, турки утвердились на этих берегах навечно, и никогда больше имя гордого римского императора, основавшего эту столицу Восточной Римской Империи, не будет произнесено в стенах города. Но история распорядилась иначе. Потерпевшее унизительное поражение в первой мировой войне, заплатившее за эту преступную авантюру своей империей и чудом избежавшее гибели - турецкое государство сократилось до размеров обычной средней страны. И Истамбуле, снова ставшим Константинополем, появились французские и английские солдаты, русские дворяне и офицеры, бежавшие от революции, и, самое страшное, - греки, некогда владевшие всем побережьем и являвшиеся бывшими хозяевами Константинополя. Только воля и ум Мустафы Кемаля, прозванного впоследствии Ататюрком, то есть отцом всех турков, сумели остановить надвигающуюся полную гибель государства и нации, предотвратить дальнейший хаос и заложить основы нового государственного строя - демократической республики, построение которой станет великой целью и грандиозной мечтой признанного лидера Турции. Константинополь снова переименуют в Истамбул, но отныне он никогда более не будет столицей великой империи, а станет просто крупнейшим городом новой Турции, одним из центров Европейской и Мировой торговли. А столица будет перенесена в маленькую Анкару, расположенную в самом центре новой Турции и ставшую с этого момента символом новой турецкой государственности. Проходя по широким проспектам и узким улочкам Истамбула Кемаль вспоминал великую историю, насыщенную кровью и величием, неслыханным падением и примерами высочайшего мужества, внушающему ужас покоренным народам и гордость гражданам этого города на протяжении стольких веков. Словно история этого города каким-то чудом вобрала в себя всю мощь сконцентрированной в человеческой истории низости и грязи, величия и блеска, торжества разума и веры в справедливость, и беспримерного падения нравов и распутства. Здесь было все - оргии древних римских императоров и византийских самодержцев, измена их жен и любовниц, штурмы крестоносцев и разграбление города, величественная осада и гибель центра восточного христианского мира, провозглашение города символом новой веры и новой империи, гаремные интриги жен султанов и их детей, предательство и кровь близких и родных многочисленных турецких султанов, ярость и ужас, навеваемые этим именем на многочисленные народы империи. Здесь было все. И оттого этот город был так загадочно непознаваем и узнаваем одновременно, так красив и ужасен. В истории человеческой цивилизации лишь немногие города могут сравниться по концентрации исторических событий с Константинополем-Истамбулом. Пожалуй, лишь Иерусалим и Рим могли бы соперничать с турецким городом за подобное качество концентрированной истории, приходящейся на каждый квадратный метр площади этого города, на каждый год его существования. К вечеру Кемаль вернулся в дом, где они остановились, падая с ног от усталости, но очень довольный За ужином дядя, одобрительно кивнув, спросил: - Понравилось? - Очень, - восторженно ответил Кемаль, - это великий город. - И очень красивый, - поднял палец Намик Аббас, - но самый красивый турецкий город - это Измир. Завтра мы поплывем туда на корабле. Я специально взял билеты, чтобы мы могли поплыть по морю и ты бы смог увидеть всю красоту нашего Измира. И тогда ты поймешь, почему мы все так любим свой город. - Я всегда мечтал увидеть эти города, - почти честно ответил Кемаль, - и не только Стамбул и Измир. Мне будет интересно увидеть и другие. - Увидишь еще, - кивнул дядя, - у вас в Болгарии такого не было. Ты турок, Кемаль, и наследник нашей славной фамилии. Никогда не забывай этого, где бы ты ни был. Твоя настоящая родина здесь, - и он обвел рукой пространство вокруг них. - Да, конечно, - серьезно ответил Кемаль. На следующий день они сели на большой корабль и поплыли на юг, в сторону Измира. Дядя оказался прав. Поездка оставила неизгладимое впечатление на Кемаля. И хотя большую часть пути было довольно темно, чтобы различать красоту береговых линий турецкой стороны, проснувшись рано утром, он вышел на палубу и несколько часов провел там, наблюдая, как мимо проплывают греческие и турецкие острова. А потом был Измир. Впервые попав в этот город, он испытал подлинное потрясение. Город был не просто красив, он напоминал его родной Баку и своим вытянувшихся полукругом бульваром у моря, и своими вечнозелеными деревьями, и даже архитектурой, одновременно древней и современной, так органично вписывающейся в окружающий ландшафт. Дом его дяди стоял несколько в стороне от центра города, на окружающих Измир холмах, и отсюда было всегда видно удивительно мягкое, спокойное море и небольшие парусники, уходившие отсюда за горизонт. Обе дочери его дяди были уже замужем и жили со своими мужьями, как того и требовал строго соблюдаемый обычай. Поэтому в доме Намика Аббаса он оказался желанным и дорогим гостем. Тетушка Мэлекэ оказалось веселой и словохотливой женщиной. От нее Кемаль узнал множество бытовых подробностей и даже важных деталей своего прошлого, о которых не могла знать ни советская, ни болгарская разведки. В отличие от многих соседних стран лишь в Турции и Иране разрешались встречи женщин с мужчинами, их выход на улицу без традиционной мусульманской паранджи и проведение светского образа жизни. И если в соседних Сирии, Ливане, Ираке еще можно было встретить женщин без покрывала, то в Саудовский Аравии и в странах Арабских Эмиратов законы шариата соблюдались весьма строго. В Измир к дяде довольно часто приезжали его иранские друзья из Тегерана, любившие отдыхать на побережье Эгейского моря, так напоминавшего им собственное - Каспийское. Несмотря на традиционно не очень хорошие отношения между фарсами, составлявшими большинство населения Ирана, и турками, живущими в Турции, гости дяди наведывались к нему довольно регулярно, иногда даже раз в два-три месяца. Кемаль провел в Измире более восьми месяцев, за это время они приезжали четырежды. Лишь позднее он узнал, что это были этнические азербайджанцы из Тебриза, населяющие северную часть Ирана. В отличие от устоявшегося затем в Америке и Европе мнения, население Ирана, особенно женское, пользовалось всеми правами, вплоть до революции семьдесят девятого года, когда в Иране пал шахский режим. При этом свобода нравов и явный вызов общественному мнению раздражали большинство населения, состоящего из правоверных мусульман-шиитов. Шахский режим слишком явно не считался с мнением большинства населения своей страны, что в конечном итоге вызвало исламс