и "Вакха", он вам не нужен. Освободите его и, если хотите, установите наружное наблюдение. - Так мне и сказать в ФБР? - спросил Эшби. - Это приказ? Кейси посмотрел на него сквозь стекло тяжелых очков. - Это совет, - сказал он мрачно. - Я сам позвоню в ФБР, - заметил Макфарлейн. - Мне можно идти? - спросил Эшби. - Свяжитесь с отделом специальных операций против СССР, - приказал Кейси, - там будет специалист, которому нужно будет поручить все проверить по "Айви Беллз". - Хорошо, сэр, - кивнул Эшби, выходя из кабинета. Пелтон, шептал он, идя по коридорам. Рональд Уильям Пелтон [Рональд Уильям Пелтон - завербованный КГБ сотрудник Агентства Национальной Безопасности США; работал в АНБ более двадцати лет с 1964 по 1985 годы; последние шесть лет работал на ПГУ КГБ; был выдан "перебежчиком" Юрченко в 1985 году]. Откуда он взялся? Почему вдруг так внезапно возник этот советский офицер-перебежчик? Откуда он знает про "Айви Беллз"? Почему именно сейчас? Неужели они все это время ошибались, и Кемаль Аслан действительно не виноват? Но кто тогда давал информацию о подводных лодках на базах НАТО? Почему все время получаются подозрительные совпадения? От всех этих вопросов кружилась голова. Он дошел до своего кабинета и сел в кресло. Перед ним лежало досье Кемаля Аслана. Взглянув еще раз на фотографию, он усилием воли заставил себя закрыть папку. Ему больше не хотелось смотреть на это досье, ни вообще какие-либо документы, связанные с "Вакхом". Агент "Вакх" был обнаружен. Его выдал офицер КГБ, сотрудник разведки, не доверять которому они просто не имели права. Он покачал головой. "Нет, - убежденно подумал Эшби, - не может быть, чтобы мы случайно нашли "Вакха" именно теперь. И этот невероятный побег Гордиевского из Москвы. Достаточно проработать даже один год против русских, чтобы понять, как сложно и практически невозможно убежать из Советского Союза. А здесь подозреваемый в самой тяжкой измене полковник КГБ, бывший резидент советской разведки, вдруг бежит из страны." Он подсознательно чувствовал, как русские начали игру против них. И крупную игру, если решились отпустить Гордиевского и подставить Пелтона. Но ради чего? Только ради Кемаля Аслана, если он, конечно, "Вакх"? Нет, ради него они не пойдут на такие жертвы. Им важно, чтобы мы не искали дальше, подумал Эшби. Они хотят, чтобы мы прекратили поиски. У них появился новый козырь, вдруг испугался Эшби своей мысли. Неужели он прав? Новый козырь, который сильнее, чем Гордиевский, Пелтон и "Вакх" вместе взятые. Он стащил с себя галстук, расстегнул рубашку. Если это игра, то доказать ничего невозможно. Это значит, доказывать, что Гордиевский не герой, бежавший на Запад, а обычная подставка русских, которые, сознавая, что он уже выжат, как лимон, английской разведкой, отпустили его в Лондон именно с целью прикрытия. А перебежчик Юрченко может оказаться такой же добросовестной подставкой, случайно узнавшей об агенте Пелтоне. Может, Юрченко даже подталкивали к этому побегу. И, наконец, сам Пелтон. Если это "Вакх", то кто тогда Кемаль Аслан. Случайно попавший в поле зрения ФБР человек? Не похоже. Слишком много совпадений. Но если он "Вакх", почему у него нет связных? Ведь проверены все его связи, все его знакомые. Неужели после смерти Тома он решил прервать свои отношения с КГБ? Из их рук вырваться не так просто, подумал Эшби. При одной мысли, как он завтра будет освобождать Кемаля Аслана, принося ему свои извинения, начинала болеть голова. Он подумал, как будет психовать Кэвеноу от сознания полного бессилия и даже пожалел своего коллегу. Затем, вспомнив про поручение Директора ЦРУ, он позвонил в отдел специальных операций против СССР. Начальник отдела уже получил приказ Кейси и коротко сообщил о своем сотруднике, который должен был работать вместе с Отделом Эшби, координируя все действия против КГБ не только в Америке, но и повсюду в мире. В том числе, и по операции "Айви Беллз". После этого Эшби позвонил Кэвеноу. - Томас, - сказал он, - я все понимаю. Все прекрасно понимаю. Но и ты должен меня понять. Только что я говорил с Директором ЦРУ. У него в кабинете сидел сам Роберт Макфарлейн, помощник Рейгана. Ему звонил тесть Кемаля. В общем, мы ошибались. "Вакх" совсем другой человек и твоего подозреваемого нужно отпускать. К его удивлению, Кэвеноу не возразил ни единым словом. Просто молча выслушал его достаточно длинную речь и тяжело сказал: - Он уже позвонил, Александр, и я уже все знаю. Спасибо тебе. Завтра утром мы его освобождаем. Если не хочешь, не приезжай. - Я приеду, - твердо пообещал Эшби. - Как хочешь, - Кэвеноу отключился и в этот момент дверь его кабинета открылась. Вошел высокий, худощавый человек в очках. У него был внимательный, цепкий взгляд. - Олдридж Эймс, - сказал он протягивая руку, - мне поручена координация наших совместных действий против КГБ СССР. 38 В стране разворачивалась невиданная прежде антиалкогольная кампания. Тысячи людей простаивали в очередях за бутылкой спиртного. В районах комсомольские активисты с горящими от нетерпения глазами объявляли об очередном месячнике трезвости. На митингах и встречах новый Генеральный секретарь говорил долго, убежденно и правильно. Страна радостно внимала уже забытой нормальной человеческой речи, не замечая как путано и часто не по делу говорит новый лидер прогрессивного человечества. А его появлявшаяся повсюду супруга просто вызывала раздражение своими манерами и вызывающими нарядами. Но в стране все равно продолжалась антиалкогольная кампания. Потом объявили, что нужно бороться с нетрудовыми доходами и все как один выступали на партийных и профсоюзных собраниях, уверяя в необходимости борьбы именно с нетрудовыми доходами. Дело доходило до полного идиотизме. Слушатель Высших курсов милиции был исключен из партии только за то, что осмелился, вернувшись домой, доехать до горячо любимой мамы на леваке. Он таким образом потворствовал нетрудовым доходам. И парня торжественно исключали из партии, да заодно и из высшей школы, ломая ему жизнь. Вырубались виноградники, что во многих районах Кавказа и Крыма всегда считалось самым страшным грехом. Закрывались заводы по производству отборных коньяков и коллекционного шампанского. Почему-то в Постановлении ЦК КПСС разрешалось употребление пива, очевидно, приравненного к безалкогольным напиткам. На вопрос одного из приморских секретарей райкома, является ли пиво алкогольным напитком, председатель исполкома ломал голову минут двадцать. С одной стороны, секретарь утверждал, что это алкоголь, но с другой было Постановление ЦК КПСС. И тогда нашедший выход из трудного положения подхалимствующий председатель торжественно объявил, что пиво - "мелкоалкогольный напиток", заслужив с этих пор прозвище "мелкоалкогольного подхалима". Затем также торжественно была разрешена индивидуальная частная деятельность. Юристы ломали голову, как отличать нетрудовые доходы от индивидуальной частной деятельности. Но улыбающийся генсек с кровавым пятном на лбу говорил так уверенно и убедительно, что всем хотелось верить. И все продолжали верить. Появление такого лидера вызвало и небывалый энтузиазм народа. Непонятно почему стали улучшаться экономические показатели. Особенно в первые два года правления нового лидера. Впервые в история своей страны советские люди начали получать автомобили даже в рассрочку. И хотя речь шла только о маленьких "запорожцах" и "москвичах", для многих это было событием. Торжественно было заявлено, что предыдущий лысоватый генсек, столь эмоционально снявший однажды на глазах у всего мира свою обувь и обещавший построить к началу восьмидесятых коммунизм, несколько ошибался, и новая программа партии будет пересмотрена. Зато также торжественно, как и коммунизм, людям пообещали новые квартиры. Каждому свое жилье, заявили новые "строители коммунизма", и заявили, что завершат строительство к двухтысячному году. Вообще каждый приходивший генсек нес новую программу. То ли коммунизма, то ли продовольственную, то ли жилищную. Но каждый обещал сделать это непременно в течении пятнадцати-двадцати лет, очевидно, справедливо считая, что сам не доживет до исполнения собственной мечты. Ситуация напоминала известную сказку Ходжи Насреддина взявшегося научить осла петь в течении трех лет и попросившего за это триста золотых. На удивленный вопрос жены, как он научит петь осла, умный Насреддин резонно ответил, что за это время помрут либо шах, либо осел. Очевидно, генсеки исходили из подобной логики, которая, кстати, всегда срабатывала. Один из двоих умер, так и не построив коммунизма, еще один из двоих умер, не претворив в жизнь продовольственной программы, чтобы накормить всех желающих. Правда, нужно отдать должное и этому генсеку, свое окружение он накормил. С большим запасом на несколько десятилетий. И, наконец, последний генсек, обещавший каждой советской семье по квартире. Он действительно умудрился раздарить почти весь жилищный фонд страны, республики и города, но сама Программа по жилью, конечно, не выполнена, да она и не могла быть выполнена, а сам генсек переехал в красивое здание, скромно названное фондом его собственного имени. И все были довольны. Действительно, каждый раз умирал один из двоих. А в стране рождались и умирали люди, трудились, смеялись, любили, ненавидели - словом, жили своей жизнью. После побега Гордиевского англичане выслали из страны целую группу дипломатов, уличенных в разведывательной деятельности против "туманного Альбиона". В ответ советская сторона выслала такое же количество английских дипломатов, также уличенных в подобных безобразиях. И хотя все обо всем давно знали, тем ни менее эти чувствительные и неприятные уколы довольно здорово мешали отношениям обеих держав, тем более крепких после встречи в 1984 году Тэтчер и Горбачева. Никто и никогда не сказал Михаилу Горбачеву, что его встреча с премьер-министром Великобритании была подготовлена английской разведкой. Никто не сказал ему, что все наброски его предложений и вопросов делал многолетний сотрудник английской разведки, бывший, так и не назначенный, резидент ПГУ КГБ в Лондоне полковник Олег Гордиевский. Крючков, знавший об этом, предпочитал хранить молчание, а Председатель КГБ Чебриков, ставший членом Политбюро только при Горбачеве, вообще делал вид, что его не касаются подобные вещи и никогда бы не стал говорить генеральному секретарю столь неприятных вещей. Получив подтверждение о прибытии Гордиевского в Лондон, Крючков вызвал к себе Дроздова и Трапакова. - Довольны? - сухо спросил он своих сотрудников. - Ваш любимец уже в Лондоне. - Это было необходимое решение, Владимир Александрович, - убежденно сказал генерал Дроздов. Крючков, уже знавший об операции в мельчайших деталях, не стал более возражать. Просто обратился к Трапакову: - Как там Юрченко? - Все в порядке, - доложил Трапаков, - прошел благополучно. Сейчас в Италии, скоро увезут в Америку. По нашим сведениям, он ведет себя правильно, разыгрывает роль неуверенного, замкнутого в себе человека. - Он уже начал говорить? - спросил Крючков. - Да, конечно, по нашим сведениям он уже выдал и Пелтона. Он из АНБ. Их специалист, - пояснил Трапаков. - Это тот самый, о котором мы говорили, - вставил Дроздов. - Он уже рассказал американцам про Пелтона? - уточнил Крючков. - Да, - ответил Трапаков, - во всяком случае, как сообщает наш резидент из Вашингтона, за Пелтоном установлено наблюдение. Крючков кивнул. Он никогда не выражал своего одобрения в присутствии сотрудников. - На какое время вы рассчитывали пребывание Юрченко за рубежом? - спросил Крючков. - Несколько месяцев. Больше не имеет смысла. Будет психологически неоправданным. А так все правильно. Он запутался, решил перейти к американцам, выдал несколько агентов, потом одумался и решил вернуться. Наши аналитики и психологи подобрали ему очень интересный психотип. Думаю, он должен справиться, - убежденно сказал в заключение Трапаков. - Надеюсь, - произнес Крючков, - иначе мы потеряем и его. Хотя это все равно авантюра. Послать в ЦРУ нашего офицера, выдавая его за перебежчика. Как я согласился на подобное, сам не понимаю. У вас, генерал Дроздов, есть дар убеждать людей. Во всяком случае, Юрченко пока идет по нашему плану. - Он вернется, - убежденно сказал Трапаков, все рассчитано верно. Он обязательно вернется [офицер ПГУ КГБ Виталий Юрченко действительно перешел к американцам и даже выдал ряд крупных агентов советской разведки, в том числе и наиболее ценного среди них Рональда Пелтона; во многих странах мира до сих пор убеждены, что Юрченко был двойным агентом, посланным на Запад с конкретной целью; через несколько месяцев после своего бегства Юрченко вернулся обратно домой (!), то есть совершил обратный побег, что дает основание некоторым аналитикам утверждать, что сама история бегства Юрченко была придумана в КГБ (прим.авт.)]. - Как дела у "Юджина"? - спросил Крючков. - По нашим сведениям, американцы вынуждены его отпустить. Против него нет никаких доказательств, - ответил Дроздов. - После побега Гордиевского и выдачи Пелтона они просто обязаны отпустить "Юджина". Все было рассчитано на него. - Посмотрим, - неприятным голосом сказал Крючков, - ваша затея может и не получиться. И тогда мы потеряем и "Юджина", и Пелтона. - Наше последнее приобретение стоит всех наших разведчиков в Америке вместе взятых, - неожиданно сказал Дроздов. Крючков чуть нахмурился. Даже здесь в Ясенево, в строго охраняемом кабинете начальника советской разведки, в окружении нескольких сотен своих офицеров и охранников, сидя с генералом и полковником собственной разведки, Крючков не решался говорить об этом деле вслух. Абсолютная секретность была его идеалом. Только при этом варианте не бывает глупых утечек информации, любил повторять Крючков. И сейчас, услышав от генерала Дроздова эти слова, он даже посмотрел по сторонам. И потом тише обычного сказал: - Операция "Дрофа", которую мы планировали с переходом Юрченко на сторону врага идет неплохо. Об этом я уже знал. А вот наша новая находка в ЦРУ США - это действительно находка. Но предупреждаю, его дело должно быть выделено в особое производство. Ни один человек, кроме вас, генерал, не имеет права его смотреть. Кто поедет с ним на связь? - вдруг вспомнил он. - Я сам, - поднялся Трапаков. - Сидите, - махнул рукой Крючков, - это правильно. Чем меньше людей будет с ним контактировать, тем лучше. Надеюсь, вы не собираетесь встречаться с "Юджином"? Я ведь помню, вы тогда работали в восьмом отделе и готовили "Юджина" для поездки в Турцию. - Ну и память у вас, товарищ генерал, - восхищенно сказал Трапаков, - такие детали помните. - В нашем деле не бывает деталей, - назидательно ответил Крючков, - поэтому для нас так важно сотрудничество с этим американцем. Как вы его назвали? - "Циклоп", - ответил Дроздов. - Почему "Циклоп"? - не понял Крючков. - Это из древнегреческой мифологии. У Циклопа был один большой глаз, которым он все видел, - пояснил Трапаков. - Ну и что? - нахмурился Крючков. Он не любил, когда попадались особо умные сотрудники. Из этих прока бывало не очень много. - Он наше большое око в ЦРУ, - пояснил Трапаков, - а если американцы как-нибудь узнают, то пусть думают, что и единственное. - Придумываете разные игры, - проворчал Крючков, - зачем-то мифы вспомнили. - Сменить его кличку? - спросил Трапаков. - Уже не стоит, пусть будет эта, - махнул рукой Крючков. У разведчиков считалось плохим предзнаменованием смена своих служебных кличек. Это приносило неудачу, верили многие из них, оставаясь под своими прежними названиями. Чем существенно облегчали задачу наблюдавших за ними контрразведчиков. - Надеюсь, этот агент окажется ценнее Пелтона, - спросил Крючков. - А многое зависит и от нас [кадровый разведчик, сын офицера ЦРУ, многолетний сотрудник ЦРУ Олдридж Эймс был действительно завербован в ПГУ КГБ и продержался больше Пелтона (прим.авт.)]. Все его связные должны проходить особую подготовку. - Мы примерно такую установку и даем нашим людям, - согласно кивнул Дроздов. - Когда "Юджин" должен выйти из тюрьмы? - уточнил Крючков. - Завтра утром по их времени, - ответил Дроздов. - Это точные сведения, Владимир Александрович, от самого "Циклопа". - И чтобы я нигде не слышал его имени, даже случайно, - пригрозил Крючков. - Мы сделаем все, чтобы обеспечить алиби "Циклопу", - заверил руководителя ПГУ генерал Дроздов. - Как связной самого "Юджина"? - Все в порядке. Он поедет встречать "Юджина", когда тот будет выходить из тюрьмы. - Надеюсь, не один? - Их будет человек десять, - успокоил его Дроздов. - Все полицейские? - зло пошутил Крючков. - В основном адвокаты и юристы крупнейших компаний. Связной ничем не рискует. У "Юджина" и без того два лучших адвоката, которые сделают все, чтобы его вытащить. - Может, нам продлить действие "консервации" - спросил Крючков. - Надеюсь, мы будем "консервировать" его не слишком долго, - предположил Дроздов, - обидно терять такого агента. - Если мы его потеряем, это будет ваша вина, генерал, - убедительным тоном произнес Крючков, - и, значит, тогда ошиблись именно вы. 39 Александр Эшби сдержал свое слово. Он приехал рано утром в тюрьму, чтобы вместе с Кэвеноу присутствовать на последнем допросе подозреваемого, а затем, извинившись, наконец отпустить его. В тюрьме уже с утра находились веселые и оживленные адвокаты, понимавшие, что тянуть больше никто не имеет права. И сегодня их подзащитному нужно либо предъявлять обвинение, либо отпускать, извинившись за причиненные моральные страдания. Никаких промежуточных вариантов не существовало. Даже прокурор Фэннер, приехавший в тюрьму позже всех, сознавал важность момента и охотно объяснял журналистам, собравшимся у тюрьмы, что правосудие и в этот раз оказалось на высоте, установив и подтвердив полную невиновность мистера Кемаля Аслана. Журналисты, которых держали на голодном пайке, получили, наконец, возможность задавать любые вопросы, позволив прокурору красоваться на фоне американского знамени, с апломбом объясняющего все преимущества американской судебной системы и американского образа жизни. - Мистер Кемаль Аслан, - патетически говорил прокурор, явно перехватывая инициативу у адвокатов, - не мог оказаться столь неблагодарным по отношению к стране, которая дважды оказала ему свое гостеприимство. Мы верили в благородство этого достойного человека и не ошиблись. Вырвавшись из коммунистического ада Болгарии, он нашел в нашей стране свое счастье, женился, обрел семью и, наконец, стал настоящим американским гражданином и частью нашего общества. Мы раскрыли ему объятия, как когда-то раскрыла объятия наша страна для его отца и сказали ему - добро пожаловать на нашу землю. Прокурор говорил красиво и убедительно. Весь пафос, который он приберег для обвинения, теперь ложился в яркую оправдательную речь мистера Кемаля Аслана. Прокурор так радовался, словно он сам выиграл процесс или выпустил человека по собственной инициативе. Умный Розенфельд попыхивал сигарой, не вмешиваясь в его болтовню. Он ценил конкретные дела, на чистом ораторском искусстве в Америке далеко не уедешь. Эти времена уже прошли. Наконец, привели Кемаля Аслана. Он был о новом темном костюме, гладко выбрит, со своими изящными очками "от Валентино". Увидев его, журналисты приветственно загудели. ФБР не любили многие, а тут еще явное издевательство над журналистами работников Кэвеноу, не разрешавших им ни одного снимка, не отвечавших ни на один вопрос. Теперь журналисты брали реванш слишком откровенно. Кэвеноу не было на пресс-конференции, иначе ему пришлось бы нелегко. Зато прокурор Фэннер с завидным постоянством обходил трудные вопросы и, улыбаясь, отвечал совсем не по теме. На некоторые вопросы он вообще не отвечал, предпочитая показывать всем свои красивые зубы. Вопросов задавали много. Всех интересовал вопрос, на основании каких улик был посажен мистер Кефаль Аслан. Под хохот присутствующих Кемаль рассказал о розыгрыше в Балтиморе и бдительности ФБР, проверивших квитанции и деньги на стоянках, также все водительские права штатов Мэриленд, Нью-Йорк, Техас и Пенсильвания. Агенты ФБР были выставлены кретинами, годными для посмешища. Кэвеноу слушал пресс-конференцию Кемаля в своем кабинете, сжимая кулаки. Рядом стоял мрачный Хьюберт. Эшби, видя, как неистовствуют прокурор и журналисты, старался сохранять спокойствие. Когда, наконец, кончилась пресс-конференция и журналисты поспешили по редакциям своих газет, готовя сенсационный материал, Кемаль поднялся в кабинет начальника тюрьмы со своими адвокатами и прокурором, где уже сидели Кэвеноу и Эшби. Хьюберт благоразумно был удален, и Кэвеноу, на темной коже которого не была видна красная краска гнева, дрожащим голосом принес извинения за ошибки своих сотрудников и, грубо растолкав адвокатов, ушел из кабинета. Эшби попросил Кемаля задержаться на несколько минут. Получив его согласие, адвокаты оставили его одного в комнате с мистером Эшби. И только когда они остались, наконец, одни, Эшби сказал: - Вы хорошо держались, мистер Кемаль. - Благодарю вас, - наклонил голову Кемаль, - я буду считать это вашим комплиментом. - Так и есть, - ответил Эшби, - вы выиграли важную партию. Но у меня есть предчувствие, что мы с вами скоро встретимся. Конечно, вы здорово все нам подпортили с этим письмом Тома. И со своим признанием, что действительно были в Балтиморе. Мы ведь строили свое обвинение на предполагаемом отрицании своей поездки в Балтимор. - Сожалею, что не сумел вам угодить, - с юмором ответил Кемаль. - Вы сами придумали для себя правила, по которым и сыграли с нами, - сказал Эшби, - и мы проиграли. Но я думаю, вы одержали пиррову победу. Пройдет не так много времени, как уже мы предложим вам игру по своим правилам, и тогда вам придется в нее сыграть. - Всегда готов с вами встретиться, мистер Эшби. Мне нравится ваш аналитический ум. - А мне ваш. - Если вас выгонят из ЦРУ, приходите работать ко мне в компанию, - предложил Кемаль Аслан, - я с удовольствием вас возьму к себе. - Думаю, это будет не скоро. - Как знать, - загадочно произнес Кемаль. - Мистер Кемаль, я присоединяюсь к извинениям, которые вам принесли прокурор и мистер Кэвеноу. Но от себя лично хочу вас предупредить - я не верю ни единому вашему слову. - Очень мило. Вы хотите снова меня арестовать? - Как только у меня будут достаточные основания, - заявил Эшби, - теперь я знаю как нужно вести с вами диалог. И постараюсь найти неопровержимые доказательства вашей антиамериканской деятельности. - По-моему, вы меня шантажируете, - подумав, произнес Кемаль, - вы опять переходите грань своих полномочий. - На этот раз нет. Просто предостерегаю. Отныне я превращусь для вас в настоящий кошмар. Я буду преследовать вас каждый день, каждый час. И сделаю все, чтобы доказать вашу причастность к шпионской деятельности погибшего Тома Лоренсберга. - Опять вы про него, - поморщился Кемаль, - это даже некрасиво. Вы ведь знаете, что он мой бывший друг. Зачем каждый раз о нем напоминать? - Извините. Возможно я был несколько некорректен. - Да, кстати насчет корректности, у меня к вам, большая просьба, мистер Эшби. Это личная просьба. Скажите, вы женаты? - Это имеет отношение к нашему делу? - спросил, улыбаясь, Эшби. Ему положительно нравился этот тип. - Самое прямое, так вы женаты или нет? - Нет, а почему вы спрашиваете? - Но у вас есть любимая женщина? - Конечно, есть. - Дело в том, - сказал немного грустно Кемаль, - что моя женщина довольно известный человек. Я ее очень люблю и собираюсь с ней встречаться. Мне бы не хотелось, чтобы ваши люди сидели в наших постелях или подглядывали в замочную скважину. - Этого не будет. Как ее зовут? - Сандра, - чуть поколебавшись ответил Кемаль. - Сандра Лурье. Она вице-губернатор Луизианы. - Кто? - вот уж действительно этот Кемаль мастер удивлять всех. Эшби не поверил услышанному. - Миссис Сандра Лурье, - четко произнес Кемаль, - она вице-губернатор штата. - Вы с ней встречаетесь? - спросил ошеломленный Эшби. - Да, и я не хотел бы, чтобы у нее были неприятности из-за меня. Надеюсь, вы не подозреваете, что и она вражеский шпион? - Не подозреваю. - В таком случае, прошу вас оградить эту женщину от скандальных рубрик в газетах и журналах. Это просто некрасиво при ее положении. - Вы раньше с ней встречались? - Да, - честно ответил Кемаль. - Хорошо, - кивнул Эшби - на вашу личную жизнь будет наложено табу. Но и вы должны мне обещать кое что. - Что угодно мистер Эшби. - Встречаться со мной раз в месяц и обедать. Вы не возражаете против такого предложения? - Против такого не возражаю, - усмехнулся Кемаль, - а для чего вам мое согласие? Я все-таки не понимаю, чего вы добиваетесь? - Выяснить, настоящий ли вы Кемаль Аслан. Родившийся в Филадельфии и выросший в таком странном болгарском городке Елин-Пелин. - Можете не проверять. Я и есть тот самый Кемаль Аслан. - Этого я вам не обещаю. Проверять будем все равно. - Ваше право, мистер Эшби. Он поднялся со стула. - Я вам больше не нужен? - Нет, благодарю вас. - До свидания, - Кемаль протянул руку Эшби. Тот с удивлением посмотрел на стоявшего перед ним человека. Потом сказал словно бы про себя: - А почему бы и нет. Вы, во всяком случае, были достойным противником. И протянул свою руку в ответ. Рукопожатие было сильным, до хруста костей. Оба профессионала смотрели друг другу в глаза. Эшби словно хотел сказать, что знает, кто именно стоит перед ним и кто скрывается под именем "Вакха". А Кемаль Аслан смотрел в глаза Эшби и словно говорил, да, я профессионал, но постарайся доказать мне это в честном поединке, выиграй у меня партию и тогда я признаю твое превосходство. Пожав руку мистеру Эшби, Кемаль вышел из кабинета. Его снова окружило журналисты. К нему протиснулся Тадао Имацу. - Хорошие новости, - сказал он, - на бирже наши акции пошли вверх. - Очень хорошо, - улыбнулся Кемаль, - у тебя есть еще какие-нибудь новости? - Есть, - почти закричал Имацу, такой стоял в коридоре шум, - у нас в компании появился солидный адвокат, который будет постоянно вести наши дела. - Хорошо, - кивнул в ответ Кемаль. Полицейские расталкивали журналистов, давая ему проход. - Вы подадите в суд на ФБР? - спросил кто-то. - Нет, - улыбнулся Кемаль, - только что я узнал о повышении котировок наших акций. Думаю, они сделали мне неплохую рекламу. - Вы можете сказать что-нибудь по поводу предъявленных вам обвинений? Несколько слов? - Полная чушь. - Вы останетесь после этого в Америке или уедете в Турцию? - Я американский гражданин. Журналистов было человек тридцать и они бежали по коридору за ним. - Вы приняли извинения Кэвеноу? - Конечно. Он профессионал, выполняющий свой долг. Жаль, что он ошибся. Америка нуждается в таких людях. - Вам не кажется, что вы стали жертвой заговора? - Нет, просто на этот раз ФБР и ЦРУ ошиблись. Это иногда бывает. - Вы по-прежнему будете руководить своей компанией? - Вы же сами сказали, что она моя компания, Почему ее должен возглавлять кто-то другой? - Спасибо, господа, - закричал Имацу, - прошу вас больше не беспокоить мистера Кемаля Аслана. Они прошли ворота и вышли на улицу. У автомобилей стояли еще человек двадцать. Здесь же были адвокаты Кемаля. - Вы видите рядом с Розенфельдом человека? Говорят, он один из лучших юрисконсультов, - зашептал Имацу, - вон он стоит в стороне. Кемаль пригляделся к знакомой фигуре. И вдруг широко улыбнулся. Новым юридическим советником и консультантом их фирмы стал взятый Имацу на работу в отсутствии Кемаля мистер Питер Льюис, связной советской разведки в Нью-Йорке. Круг замкнулся. Он был победителем. ИНТЕРЛЮДИЯ Он лежал так уже много дней и ночей. Тело привычно не шевелилось, мускулы были расслаблены, глаза закрыты, почти все обменные процессы замедлены. Он лежал между жизнью и смертью, с удивлением приподнимаясь иногда над собой и оглядывая это тяжелое немощное тело молодого человека, заросшее лицо, вытянутые руки. Ему казалось странным, что проходят годы, а он по-прежнему остается в таком положении, не пытаясь выйти за оболочку своего тела. Где-то далеко в глубинах подсознания вспыхивал и тлел огонек разума, который не понимал, почему мозг не получает новой информации, почему он обречен на многолетнюю спячку, словно заколдованный. У него давно ничего не болело, ничего не тревожило тлеющего огонька разума, вспыхивающего в немощном теле. Иногда он с удивлением обнаруживал какую-то энергию, вливаемую в его тело и это заставляло редкие клетки, все еще способные на размножение и деление мучительно искать выхода в попытках воссоздать разум спящего существа. Время от времени в палате рядом с ним появлялись какие-то неведомые белые существа и громко говорили на уже забытых языках. Часто он пытался вспомнить, кем он был до того, как попал в эту палату, но мозг упорно отказывался воспроизводить события, предшествующие катастрофе. Словно магнитная лента, затертая до основания, с которой удалена запись и которая способна лишь шипеть, обнаруживая помехи в собственном исполнении. Очень часто он проваливался в спасительный сон и на долгие месяцы отключался от всех проблем, не пытаясь больше осознать и понять, почему он здесь и что заставляет проблески его разума пребывать в столь немощной оболочке. Десять лет назад он вдруг почувствовал, как этот огромный статичный мир его тела начинает меняться и его куда-то перевозят. Путешествие было долгим, он это почти бессознательно чувствовал. Но с тех пор больше ничего не менялось и он по-прежнему пробуждался в своем замкнутом рамками его сломанного черепа мире. И только теперь, спустя одиннадцать лет после последнего большого потрясения, он вдруг ощутил какое-то движение вокруг, словно застывший мир начал стремительно меняться, дробиться на мелкие фрагменты, обретать некое подобие утерянной прежде Вселенной. - Мы держим его так уже одиннадцать лет, - раздраженно говорил высокий полный человек в белом халате. Никаких шансов на его выздоровление нет. И не может быть. Он столько лет в коме. Мы его просто мучаем. Нужно принимать решение, товарищ генерал. - А если он вдруг когда-нибудь откроет глаза и проснется? - с сомнением спрашивал генерал. - Вы гарантируете, что он не проснется? - В подобных случаях ничего нельзя говорить заранее, но единственное, что мы можем для него сделать, это облегчить ему страдание. После столь многолетней комы люди никогда не приходили в себя. В лучшем случае, он будет инвалидом. В худшем, к нему никогда не вернется сознание. Тот, кого называли генералом, подошел ближе, внимательно посмотрел на лицо и удивленно произнес: - Похож. - Что вы сказали? - не понял другой, очевидно, врач. - Ничего. Значит, вы считаете, что он никогда не сможет придти в себя? - Я так не говорил. Просто я считаю, что он слишком много лет лежит в коме. Он никогда не может вернуться к нормальной жизни. Он и сейчас между нами и небом. Нужно принимать решение, - снова настойчиво повторил врач. - Хорошо, - согласился генерал, - только, чтобы он не мучился. И, посмотрев снова на лежавшее перед ним тело, невольно вздрогнул. Лежавший был удивительно похож на... самого себя, или двойника, который в далекой стране изображал этого больного. Когда генерал ушел, врач подошел к телу, лежавшему на постели и, сев рядом, начал смотреть какие-то приборы. Потом встал и, вздохнув, вышел из комнаты. Сознание лежавшего человека потухло окончательно и не появлялось в теле уже целых два дня. И лишь затем, когда вдруг тело почувствовало какое-то постороннее вмешательство, сознание вспыхнуло в последний миг. Над его миром, над телом стояли наклонившиеся люди в белых халатах и кто-то, вставив иглу в руку, вводил какую-то жидкость, которая упруго разливалась по всем капиллярам организма. Именно по капиллярам, дух чувствовал это. В последний момент он снова оглядел комнату, свое застывшее тело и, вспыхнув на какую-то долю секунды, даже попытался осознать свое "Я". Но это было последнее усилие. Тела больше не существовало. Дух вырвался из него и теперь, облетая свое тело, устремился в туннель, в конце которого разгорался яркий огонь. - Иду, - закричал дух. - Он мертв, - тихо сказал один из врачей. - Отмучился, - добавил другой. Они переглянулись и вышли из комнаты, накрыв лицо лежавшего белой простыней. Теперь это была только куча фосфата, мышц, аминокислот и белка. И в этой массе никому не нужных химических элементов не было души, той самой субстанции, которая координирует все составляющие тела и придает им необходимое движение и энергию. Тело, некогда называемое Кемалем Асланом, лежало под белой простыней в специальной больнице КГБ СССР. Решение о подобной ликвидации было принято руководством ПГУ по согласованию с руководством КГБ, Слишком опасным было оставлять подобное тело даже в строго охраняемой больнице Комитета Государственной Безопасности. И неизвестно чего боялись больше - немощного тела или возможности обретения этим телом своего разума. В обоих случаях это грозило вызвать неуправляемую реакцию ненужного скандала, который следовало избежать любой ценой. И решение было принято. Кемаля Аслана больше не существовало. Вместо него был только один "Кемаль Аслан", живущий теперь под этим именем совсем другой человек, с другой душой и другим именем. Но об этом почти никто не знал. ИНТЕРЛЮДИЯ-2 Рональд Уильям Пелтон - многолетний агент советской разведки, был выдан "перебежчиком" Юрченко и арестован в ноябре 1985 года. Сам Виталий Юрченко по непонятным для ЦРУ и не установленным до сих пор причинам вернулся обратно в СССР и даже не был расстрелян за свое очевидное предательство. Бывший сотрудник советской разведки, так и не ставший резидентом ПГУ КГБ СССР в Лондоне полковник Олег Гордиевский, воссоединился со своей семьей в Лондоне, когда им разрешили выехать из Москвы. В СССР Гордиевский был приговорен к смертной казни, которая до сих пор не приведена в исполнение. Через неделю после обратного бегства Юрченко помощник Президента США по национальной безопасности Роберт Макфарлейн подал в отставку. Большинство генералов и офицеров ПГУ КГБ были уволены из органов после августа 1991 года. Генерал Крючков, четырнадцать лет возглавлявший советскую разведку, был даже арестован за участие в ГКЧП, но затем амнистирован. Агент "Юджин" продолжал оставаться в Америке, работая на советскую разведку. Но теперь он считался лишь вторым по значению агентом ОЦ в Америке. Первым и главным справедливо назывался ведущий сотрудник ЦРУ, работавший в советском отделе, Олдридж Эймс, получивший в ПГУ имя "Циклоп". Тадао Имацу погиб в автомобильной катастрофе через семь месяцев после описываемых событий. Некоторые эксперты считают, что катастрофа была подстроена. Некоторые утверждали, что виноват был сам Имацу. Его похоронили в Нью-Йорке поздним летом 1986 года. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Через шесть лет распадется Советский Союз. Произойдет то событие мирового значения, которое по достоинству можно оценивать лишь сквозь массу веков и тысячелетий. Распадется огромная страна, вызывавшая уважение и ненависть всего мира. Эта катастрофа вселенского масштаба будет равна по значению гибели великой империи прошлого, ибо с момента распада СССР начнется по-новому кроиться карта Европы и мира. Исчезнут одни государства, уже имеющие свою многолетнюю трудную историю и географию. Возникнут другие - иногда эфемерные, придуманные политиками, иногда выстраданные жизнью нескольких поколений. Бывшие враги станут друзьями, а бывшие друзья - врагами. Событие такого масштаба будет сопровождаться и обильно пролитой кровью, тысячами убитых и раненых. Но при подобных катаклизмах тысячи и даже десятки тысяч людей не будут иметь значения в исторических событиях такого масштаба. Кемаль будет по-прежнему жить в Америке, только переехав из шумного Нью-Йорка в более спокойный Бостон. Переведет туда и правление своей компании, справедливо полагая, что в этом городе он будет чуточку ближе к Европе. Его сын Марк превратится в красивого подростка и по-прежнему будет любить своего отца, приезжая к нему на каникулы в Массачусетс. Марта довольно удачно выйдет замуж за техасского бизнесмена и даже родит ему крошечную дочурку, сводную сестру Марка. Мистер Саймингтон отойдет в иной мир. Вместо Питера Льюиса Кемалю пришлют другого связного. И однажды, когда распад СССР станет реальностью и вместо КГБ появятся ублюдочные службы, так часто сменяющие вывеску, он получит приказ о возвращении. В это невозможно будет поверить, в это нельзя будет верить, но приказ, переданный ему связным, будет четким и лаконичным, как и полагается приказывать полковнику, офицеру собственного государства, которого уже не будет на карте. И этот день будет самым страшным и самым тяжелым днем в его жизни. Он вдруг поймет, что вся его жизнь, все семнадцать лет, прожитые за рубежом остаются отныне здесь, и в том государстве, которое теперь называется Россией, его ждет новая жизнь и новая реальность. В этот вечер у него впервые за семнадцать лет будет право выбора. Остаться обеспеченным человеком, известным промышленником, миллионером, любить Сандру, видеть собственного сына, жить так, как привык жить за столько лет, проведенных в Америке или бросить все - работу, любимую женщину, Марка, комфорт, устроенную жизнь и вернуться на Родину, которой уже не существует. Вернуться туда, где он никого не знает, где все идеалы, которым он служил, развенчаны и осмеяны, люди, которым он верил, сами оказались обманутыми, а его собственное ведомство, полковником которого он еще числился, оказалось разогнанным и оболганным. И даже та страна, которой он присягал, уже не будет существовать. Правда, в одном из осколков этой страны его до сих пор ждет старая мать, вот уже семнадцать лет ожидавшая своего сына. Которая помнит его совсем молодым, красивым парнем, уехавшим в неведомую командировку и затем не вернувшимся. Выбор будет мучительным и страшным. Выбор будет тем более нелегким, что разрыв с одной жизнью будет окончательным подведением итогов. Ибо право на второй переход реки жизни он не получит. И всю ночь Кемаль Аслан, советский разведчик "Юджин", полковник бывшего КГБ Амир Караев будет мучительно решать для себя - как быть. Ибо самое страшное, что выстрадал человек и самое великое - это право выбора. И прошедший чистилище понимает это лучше других.