н" один из самых известных отелей Парижа. Расположенное на площади Конкордия, где когда-то казнили королей и якобинцев, жирондистов и роялистов, это величественное здание было построено в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году известным архитектором Жаком Анже Габриэлем по приказу самого Людовика Пятнадцатого. Несчастный король и не подозревал, что стены построенного по его приказу дворца станут свидетелями казни его преемника и его супруги, а потом площадь перед дворцом превратится в главную арену исторического действа, на которой по очереди будут казнить самых знаменитых людей Франции. В тысяча девятьсот девятом году здание дворца было переоборудовано под отель и после этого принимало самых титулованных особ многих государств мира. Расположенное рядом с американским посольством в самом центре Парижа, оно привлекало внимание состоятельных людей, способных платить за великолепие номеров "Крийона". Десятого августа в баре отеля за столиком сидели два человека, один из которых говорил по-французски с сильным акцентом. Он выглядел несколько экзотично - довольно смуглый, с длинными красивыми пальцами, узким носом с горбинкой, миндалевидными глазами. На нем был строгий элегантный костюм, а на пальце правой руки поблескивал крупный перстень. Второй - маленький, полный, несколько неряшливо одетый, в помятом костюме - сидел напротив смуглого и в чем-то убеждал своего собеседника. - Все будет нормально, мистер Абдель, - убежденно говорил он. - Вы напрасно так нервничаете. Первый ящик уже в Копенгагене, его перегрузят и привезут прямо в Париж, как мы и обещали. - А второй? - Мистер Абдель был, очевидно, постояльцем отеля, он как-то больше соответствовал его великолепию. - Второй мы тоже найдем, - улыбался толстяк, - вы не беспокойтесь, мистер Абдель, мы сделаем все, как обещали. - Когда прибудет первый ящик? Как вы понимаете, синьор Ревелли, это очень важно. - Через два дня. Мы могли бы привезти его на самолете, но нам не хотелось бы рисковать. Вы же знаете, как комплексуют французы, когда частные самолеты привозят что-либо из других стран. А через Германию и Бельгию мы спокойно доставим ваш груз. - Но мы платили за два ящика, - настойчиво напомнил господин Абдель. - Конечно. И сейчас как раз решается вопрос со вторым. Мы уже послали наш запрос, и нас заверили, что все будет в порядке. - Синьор Ревелли, - решительно сказал мистер Абдель, - если вы пытаетесь нас обмануть или просто затянуть время, то это не очень умно. Вы должны понимать, что мы ждем столько дней только потому, что груз нам очень нужен. Я уже позвонил и сообщил о прибытии его в Европу. - Правильно сообщили, - в очередной раз поправил съезжающий галстук синьор Ревелли, - груз действительно уже в Европе. Нам остается только перевезти его в Париж, и все будет в порядке, уверяю вас. - Нам нужны два ящика, - решительно повторил мистер Абдель. - Если прибудет только один, то вся наша операция сорвется. Нам нужны два, - снова подчеркнул он. - Да-да, конечно, я завтра позвоню вам. Мистер Абдель поднялся и, кивнув на прощание, вышел из бара, направляясь к лифту, расположенному слева от выхода. Он жил на третьем этаже, где находились императорские апартаменты, в которых обычно останавливались высокопоставленные особы. Едва он вышел из бара, как синьор Ревелли, немного подождав, достал мобильный телефон, набрал номер и с неожиданной яростью сказал по-итальянски: - Почему мне до сих пор не сообщили о втором ящике? - Они говорят, что уже сегодня отправят его в Данию, - раздался в трубке виноватый голос. - Сегодня, - прохрипел Ревелли, - это крайний срок. Наш клиент торопит, нужно во что бы то ни стало ускорить доставку груза. Как в Копенгагене? - Все в порядке. Груз уже в порту и вечером будет в автомобиле. Мы погрузим его в рефрижератор, идущий на Париж. Через два дня машина будет у вас. - Договорились. - Толстяк отключил телефон и торопливо направился к выходу. ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 10 АВГУСТА Он заснул почти уже утром, в половине шестого, измотав Машкова необычной экскурсией по территории Центра. В два часа ночи уходил последний автобус, и Машков уехал в поселок, а Дронго, несмотря на все уговоры, решил все-таки остаться. Именно поэтому он не явился на завтрак к девяти часам утрам, когда члены комиссии собрались, как обычно, в столовой. Машков пришел позже всех. Земсков подождал минут пятнадцать, а затем иронически спросил: - Где этот наш новый Пинкертон? Он что, решил не завтракать? - Он не спал всю ночь, - доложил Машков. - Как это не спал? - не понял Земсков. - Он же прилетел вчера часов в десять, если не позже. - Да, - ответил полковник, - но он до двух ночи осматривал территорию Центра, а потом пошел к себе работать. - Куда это к себе? - не понял Земсков. - Он разве не уехал в поселок? - Нет, - доложил Левитин, - он остался ночевать в административном здании. Отсюда шел автобус в четыре утра, но он не уехал. - Вы разрешили остаться на территории Центра постороннему человеку, не имеющему допуск? - изумился генерал. - У него есть допуск, - возразил полковник Ильин. - У него все оформлено как полагается. Подписано генералом Потаповым, заместителем директора ФСБ. - Он штатский человек, - продолжал нервничать Земсков, - нельзя было его оставлять на территории Центра. И, видимо, он разгильдяй, если не хочет признавать необходимости дисциплины. Он ведь должен понимать, что здесь особый объект. За столами сидели не только офицеры, но и ученые, которые не могли понять гнева генерала. - Здравствуйте. Вы не знаете, где тут можно достать бритву? - вдруг раздался чей-то голос, и в столовую вошел Дронго. Земсков чуть не задохнулся от возмущения. Дронго подошел к Добровольскому и вежливо поздоровался. - Здравствуйте, - сказал он, - вы, наверно, Игорь Гаврилович Добровольский? Извините, что я вчера не зашел к вам, мне сказали, что вы были заняты с академиками Финкелем и Архиповым. - Доброе утро, - поздоровался академик, с удивлением глядя на него. - Меня прислали сюда в качестве эксперта. - Дронго прошел к столу и сел, игнорируя обоих сидевших за столом генералов. Машков улыбнулся. - Вы не считаете нужным здороваться с нами? - резко спросил его Земсков. - Здравствуйте, - кивнул ему Дронго, - по-моему, я поздоровался со всеми, когда вошел в столовую. - Я руководитель комиссии генерал Земсков, - с пафосом сообщил генерал. - Очень приятно, - Дронго подвинул к себе вилку и нож. - Вы не считаете нужным докладывать, чем вы занимались вчера ночью на территории Центра? - повысил голос генерал. - Нет, - не менее громко ответил Дронго, - не считаю. Академик Финкель удивленно повернулся к нему. Архипов изумленно развел руками. - Я летел почти сутки, чтобы как можно быстрее добраться до Центра, - спокойно сообщил Дронго, - сутки, - подчеркнул он, - а когда я прилетел, ни вы, ни генерал Ерошенко даже не нашли времени принять меня. Я ведь прилетел сюда не на прогулку, генерал, и не являюсь вашим сотрудником, поэтому не нужно относиться ко мне таким образом. Я прилетел работать, и если вы хотите сотрудничать со мной, то давайте это делать вместе, а если не хотите, то и не нужно. А ваши генеральские амбиции оставьте при себе, если хотите действительно добиться успеха. Сказав это, он взял хлеб и положил себе на тарелку. Финкель подмигнул Архипову и покачал головой, показывая большой палец. Ему понравился столь напористый новичок. Земсков побагровел, но ничего не сказал. Ерошенко, по адресу которого тоже прошелся Дронго, перестал жевать и сидел нахмурившись. Завтрак продолжался в полном молчании, пока вдруг Дронго первым не взорвал эту напряженную тишину. - Мне кажется, что в некоторых ваших выводах присутствуют очевидные просчеты. - Он сказал это, не обращаясь ни к кому, словно просто разговаривая вслух с самим собою. - Почему? - спросил Финкель. Ему была интересна подобная манера поведения Дронго. - Вы правильно рассчитали способ хищения из хранилища. Собственно, по-другому заряды, видимо, и нельзя было вытащить, - начал объяснять Дронго, - просто невозможно. Но, указав на возможность вывоза зарядов вместе с радиоактивными отходами, вы, Исаак Самуилович, невольно подтолкнули всех к не совсем корректному выводу. - Что вы имеете в виду? - занервничал Земсков. - Ну-ка, ну-ка, интересно, - пробормотал Финкель, - вы что-нибудь понимаете в ядерной физике? - Нет, - улыбнулся Дронго, - простите, что я так говорю. Но я кое-что понимаю в психологии и знаю, что такое авторитет такого гения в науке, как вы. Ваша догадка о вывозе зарядов была абсолютно верной. Но, безоговорочно приняв вашу версию, проводившие расследование офицеры невольно попали под ее гипноз, не заметив вполне очевидных обстоятельств. Они посчитали, что водитель Мукашевич, вывозивший в тот день отходы, был в сговоре с погибшими учеными. Вот это очевидное влияние вашей версии. А на самом деле Мукашевич наверняка не был причастен к этому, во всяком случае, он не убийца, которого вы ищете, и он не был главным помощником похитителей, и уже тем более не был организатором этого преступления. - Почему вы так считаете? - спросил Финкель. - Это очевидно. Если бы Мукашевич был главным организатором случившегося, он бы не стал ждать два месяца. Он скрылся бы немедленно после убийства сотрудников Центра. И не стал бы ждать, когда приедут его арестовывать. Я уж не говорю о том, что вряд ли руководство Центра стало бы тогда увязывать исчезновение водителя с хищением зарядов. Все молчали. Земсков понял, что приехавший говорит нечто дельное, и прислушался. - Интересное наблюдение, - протянул Финкель, - я думаю, что с вами можно согласиться, но только отчасти. В таком случае, куда же делся исчезнувший водитель? - Он либо мелкий исполнитель, которому поручено было сбежать сразу же после обнаружения хищения, либо несчастная жертва, которого убрали после приезда сюда полковника Машкова. Причем я склоняюсь скорее ко второму варианту. - Почему? - не выдержал Земсков. - Просто сравните. Если он сбежал, то его могли найти. Да и куда может убежать водитель, который вряд ли посвящен в большие тайны. Он даже не сумел бы определить, что именно вывозил. Это ведь не научный сотрудник. Но вот если он хотя бы догадывался, кто организатор этого хищения, то тогда он был наверняка обречен. Я думаю, его убрали сразу же после обнаружения хищения. Земсков хотел зло пошутить по поводу "гениальности" приехавшего, но обратил внимание, как слушают его все остальные. - Следовательно, у вас есть другой вывод? - уточнил Финкель. - Есть, - невозмутимо ответил Дронго, - водитель убит на территории поселка, и нужно искать его не где-то в тайге или в соседних городах, а именно там. При этом где-то близко, так как у убийцы скорее всего было очень мало времени для тщательного "заметания" своих следов. Очень мало, - подчеркнул он. - А главный вывод очевиден - организатор хищения, руководивший всем этим процессом, все еще находится среди сотрудников Центра. Я бы даже уточнил, сказав, что он находится среди высших сотрудников Центра. - У вас интересные версии, - мягко улыбнулся Финкель, - но для их подкрепления нужны как минимум две вещи. - Да, конечно. - Нужно найти убитого водителя и обнаружить организатора такого злодейства. И боюсь, что сделать это не так-то легко. - Если начнут искать, - убежденно сказал Дронго, - то наверняка найдут тело убитого водителя. - Мы его искали, - сердито вмешался Ерошенко, - не считайте себя умнее всех. - Вы искали его живого, - быстро возразил Дронго, - а нужно искать мертвое тело. Это разные вещи. Вчера полковник Машков рассказал мне о винтовке, которую нашли у Мукашевича. Но это еще более ложный след. И хотя пока нет заключения экспертизы, или я о нем просто не знаю, но могу с уверенностью сказать, что это не та винтовка, из которой стреляли в машину ваших сотрудников. - Ладно, - поднялся Земсков, - давайте продолжим совещание в кабинете. Может, действительно придумаем что-нибудь дельное. При этом он метнул строгий взгляд в полковника Машкова, словно предупреждая того, чтобы он поменьше общался с подобным типом. Ильин, выходивший за Ерошенко, сказал, обращаясь к Левитину, но так, чтобы их услышал генерал: - Прилетают тут разные "специалисты". Советы дают. Ерошенко согласно кивнул головой. У выхода из столовой академик Финкель придержал за руку Дронго. - У вас интересное мышление, - сказал он одобрительно, - но не нужно с таким напором нападать на этих господ. Они все-таки делают свое дело. И потом, это их специфика. - А моя специфика давать отпор хамству, Исаак Самуилович, - тихо ответил ему Дронго. - По-моему, кто-то должен иногда говорить им такие вещи. Земсков шел впереди. Он с некоторым удовлетворением подумал, что если новый эксперт окажется прав и Мукашевича действительно убили, то тогда он заставит этого эксперта оставаться в Чогунаше до тех пор, пока тот не найдет организатора этого преступления. К тому времени у этого типа отрастет борода, радостно подумал Земсков. А я подожду, посмотрю, как этот умник будет работать. Раз руководство считает, что он может справиться лучше нас, пусть потрудится. Мы ему мешать не будем. Но и помогать не станем, решил для себя генерал. ХЕЛЬСИНКИ. ФИНЛЯНДИЯ. 10 АВГУСТА Он ехал с пересадками в нескольких автобусах всю ночь, чтобы успеть добраться до Хельсинки к пяти часам вечера, как и договаривался с Сирийцем. Его радовало и немного беспокоило, что разговор получился таким коротким и результативным. Он боялся признаться самому себе, что не верит Сирийцу, не верит в его благородство, не верит в порядочность его людей. И поэтому он наметил для себя план действий, которого твердо собирался придерживаться. Ночью ему было плохо, его все время тошнило, кружилась голова, болели суставы. К десяти часам дня он был уже в двух часах езды от столицы Финляндии. Войдя в очередной туалет и посмотрев в зеркало, он не сразу узнал себя. Это был не тот Сухарев, который всего несколько дней назад выглядел вполне здоровым, упитанным человеком. Из зеркала на него смотрел бледный, измученный, отверженный человек с запавшими глазами, у которого к тому же на голове начали появляться какие-то непонятные проплешины. Он провел рукой по волосам и увидел, что они вылезают целыми прядями. Это изумило его. Он хотел еще раз проверить волосы, но тут его скрутило в очередной раз, и он наклонился над раковиной, извергая остатки пищи, непонятно как еще сохранившиеся в его желудке после стольких приступов рвоты. Когда он умывался, у него дрожали руки. Он снова посмотрел в зеркало и вдруг, схватив себя за клок волос с силой потянул. Волосы легко поддались. Он ошеломленно смотрел на них. Такого с ним не было никогда, даже когда он тяжело болел в лагере, заразившись какой-то лихорадкой от приехавших из Азии заключенных. Да, такого никогда не было. Он выбросил волосы и посмотрел на себя в зеркало. Потом, наклонившись, задрал штанину. На ногах образовались раны, словно мясо и кости начали гнить еще при жизни. Он не понимал, что происходит. Неужели это последствия двух бессонных ночей? Но он и раньше мог сутками не спать, и ничего... Сухарев стоял и смотрел на себя в зеркало, вспоминая загадочный прибор и пластины, которые его окружали. Постепенно к нему стало приходить понимание того, что произошло нечто невозможное, страшное, к чему нельзя привыкнуть. Он зашел в магазин и купил себе спортивную шапочку, чтобы прикрыть образовавшиеся на голове лысые участки. И еще - легкую куртку, выбросив свой помятый пиджак. После этого он отправился в Хельсинки. Он знал, где находится больница, в которой один из врачей говорил по-русски. Ему уже приходилось бывать в ней. Она находилась как раз недалеко от терминала, где он должен был встретиться с людьми Сирийца. Он не сомневался, что Сириец стянул всех своих людей к терминалу. Взяв такси, Сухарев поехал в больницу. По дороге ему снова стало плохо, и он едва не остановил такси. Но все-таки перетерпел и добрался до больницы. Здесь он, к счастью, довольно быстро нашел знакомого врача. Было уже около двух часов дня. - Здравствуйте, доктор, - сказал он, входя в его кабинет. Он не помнил его имени и фамилии, но это было неважно. Главное, что он нашел врача, говорящего по-русски. Тот что-то писал и удивленно посмотрел на странного пациента. - А, мистер Зухарив, - обрадовался врач, узнав наконец его. - Как ваши дьела? Что случилось? - Посмотрите меня, доктор, - попросил Сухарев, - мне очень плохо. Я таксу знаю, я вам заплачу, только посмотрите меня. - Хорошо, садьитесь, - показал врач на стул, - что у вас болеть? На что жаловаться? - Вот, - Сухарев снял шапку, показывая свои плеши, потом засучил брюки. Врач посмотрел на его раны, нахмурился, подошел к умывальнику, тщательно помыл руки, потом снова подошел к своему необычному пациенту, посмотрел на его голову, нахмурился еще сильнее. И затем еще раз спросил: - Что у вас болеть? - Меня тошнит, все тело ломит, голова кружится, сам не понимаю, что происходит, - признался Сухарев. Врач, не дотрагиваясь до его головы, внимательно оглядел ее. Потом подошел к телефону и, подняв трубку, что-то сказал по-фински. Затем снова вернулся к Сухареву. Через минуту в комнату вошел другой врач. Он тоже подошел к Сухареву, и они стали осматривать его вдвоем, что-то горячо обсуждая. Потом пришедший врач быстро вышел. - Где вы были в последние месяцы или недели? Вы куда-нибудь ездить? - Нет, только в Финляндию, - проворчал Сухарев. - Вы бывать вашей атомной станции или стоять рядом? - Нет, - удивился Сухарев. - Почему вы спрашиваете об этом? Что со мной? - Подождите, - врач внимательно посмотрел на него, потом попросил: - Снимите рубашку и покажите ваши руки. Сухарев начал расстегивать пуговицы, снова чувствуя легкое головокружение. Встал, снял рубашку и с некоторым удивлением поглядел на собственное тело. Затем вытянул руки. Пальцы дрожали. Сильно дрожали. Он хотел унять дрожь, но не смог. Голова болела все сильнее. Врач нахмурился. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли не только второй врач, но и какая-то молодая женщина, очевидно медсестра. Врач что-то сказал ей, и она подошла к Сухареву с каким-то непонятным прибором. Прибор начал громко трещать, женщина вскрикнула, показывая на Сухарева и пятясь назад. - Что случилось? - спросил Сухарев, вставая со стула. Оба врача сделали шаг назад, словно он был зачумленный. - Вам нельзя ходить, - твердо сказал первый врач, - вы лежать тут. Мы вас госпиталь отправлять. - Что у меня? - Он увидел ужас в глазах молодой женщины и явное смятение обоих врачей. - Вы больны, вы очень больны, - убедительно сказал врач, - мы вас отправлять госпиталь. Не нужно денег, мы вас не брать денег. - Что происходит? - заорал Сухарев и почувствовал, как снова закружилась голова. Он пошатнулся и сделал два шага к стулу. Врачи держались в нескольких шагах от него, не рискуя подойти ближе. - Скажи, что случилось, - уже более миролюбивым голосом попросил Сухарев, - мне нужно знать. - Вы больны, - кивнул врач, незаметно пятясь к дверям, - очень сильно больны. Сухарев видел панику на их лицах. Он увидел, что молодая женщина показала на прибор обоим врачам и что-то тихо сказала. Второй громко возразил, но женщина выбежала из палаты. Тогда первый обратился к Сухареву: - Вы сильно болеть. Вам нельзя ходить город. Сейчас придет машина, и вас нужно госпиталь. - Нет, - твердо сказал Сухарев, поднимая рубашку. Она как-то непонятно искрилась. Он с удивлением посмотрел на рубашку и начал надевать ее. - Не нужно, - почти страдальчески крикнул врач, - у вас плохой рубашка. - Как это не нужно, - не понял Сухарев, - я что, голый должен здесь сидеть? - Сейчас машина ехать и вас больница, - твердо сказал врач. - Ну уж нет. У меня еще есть дела в городе, - он начал застегивать рубашку. - Ходить нельзя, уходить нельзя, - врач говорил все это, стоя со своим коллегой у двери, словно ждал удобного момента, чтобы выскочить наружу. - Мать твою, - разозлился Сухарев, - скажи ты мне, что со мной. Он вдруг вспомнил, что прибор затрещал, едва женщина вошла в комнату. Вспомнил и вчерашнее одеяло, его потрескивание, посмотрел на свои руки. - Ты почему меня про атомную станцию спрашивал? - нахмурился он. - У меня что-то не то, да? Ты мне скажи, что у меня не то? - Вы облучаться, - серьезно сказал врач, - вы сильно облучаться. Очень сильно. В западной медицинской практике не принято скрывать от больного его диагноз. Сухарев закрыл глаза. - Вот оно что, - задумчиво сказал он, - вот, значит, какой подарочек Сириец к вам в гости переправлял. Он поднялся, поправил рубашку, взял куртку. - Я ухожу, - строго сказал он. - Нельзя, - врач стоял в дверях, и его коллега кивал ему в унисон, - нельзя уходить. Вы сильно болеть. Вам больница, спасать. Вы сильно облучаться. Очень, очень сильно. Вам нужно больница. - Нет, - сказал Сухарев, - мне уже больница не поможет. Спасибо, друг, хоть сказал, что у меня. - Вы не уходить, - сделал последнюю попытку врач. - Иди ты... - Сухарев натянул шапочку, покачнулся и пошел к дверям. Оба врача испуганно отшатнулись от него, как от прокаженного. Очевидно, он буквально светился от радиоактивности. Сухарев вышел из кабинета, а врачи бросились звонить в полицию. Теперь он точно знал, что обречен. Он понимал, что не успеет добраться ни до Порво, который был в полутора часах езды, ни до этого проклятого прибора. Сухарев вспомнил про Надю и решил, что нужно позвонить ей. Он подошел к телефону, набрал киевский номер. На этот раз долго не отвечали. Наконец трубку сняла женщина. Она визгливо спросила, кого ему надо. - Тетя Клава, это я, Сухарев, - пробормотал он, - позовите Надю. - Ах ты бандит, ах ты зверь такой, - начала вдруг причитать женщина, - из-за тебя она в больницу попала. У нее на лице такой синяк. Бандит проклятый. Чтоб тебе пусто было. Это твои дружки вчера пришли резать мою семью. Чтоб ты провалился, проклятый. Из-за тебя чуть внука моего... Он положил трубку. Значит, Сириец нашел Надю в Киеве. Наверно, они ее мучили. Он закрыл глаза, прислонившись к стене. Они ее мучили. Он понимал, что обречен, понимал, что ничего изменить нельзя, понимал, что все кончено. Но где-то в глубине в нем все еще жил уголовник Сухой, который и кличку свою заработал не потому, что его фамилия была Сухарев, а потому, что с детства никогда не плакал, даже когда попадал в самые страшные переделки. Он достал из кармана все свои деньги. Теперь они были ему не нужны. Сухарев оставил себе двести долларов, аккуратно отложив их в один карман. Он зашел на почту и спросил, можно ли перевести остальные деньги в Россию. Ему долго объясняли, что нужно делать, но он ничего не понял. Тогда он купил пять конвертов, вышел из здания почты, надписал на каждом конверте адрес санкт-петербургской квартиры Нади, купил марки, не забыв их наклеить, разложил все деньги в пять конвертов, затем надписал адрес Нади и бросил конверты в несколько разных ящиков. Часы уже показывали половину пятого, когда он закончил возиться с деньгами. Сухарев даже не предполагал, что полиция уже ищет подозрительного русского, который облучен до такой степени, что представляет угрозу для окружающих, Все полицейские города получили указание не задерживать его, а лишь сообщить о нем в центральную службу, чтобы за больным выехала специально оборудованная машина. До такой степени он представлял собой опасность для жизни людей, которые могли, по несчастью, оказаться рядом с ним. Сухарев купил на оставшиеся деньги два хороших финских ножа. Один был с ручкой из козьей ноги и стоил почти семьдесят долларов. Он давно мечтал о таком, но все никак не мог собраться и купить его. Ровно в пять часов он появился у терминала, где должна была состояться встреча. Там его уже ждал Федор, один из боевиков Сирийца, выполнявший его особые поручения. Он был один. Но по его довольному лицу было видно, что он считает Сухарева фраером, попавшимся в собственную западню. Вокруг терминала находились около двадцати его людей, которые перекрыли все пути отхода, чтобы не дать возможности беглецу уйти во второй раз. В руках у Федора был "дипломат". - Здравствуй, Сухой, - сказал он, увидев подходившего Сухарева, - небось набегался, надоело. - Да, решил кончать, - отмахнулся Сухарев, подходя совсем близко. - Видик у тебя уставший, - довольным голосом сообщил Федор, - набегался, наверно, устал. И шапочка у тебя новая появилась. Сухарев теперь стоял совсем рядом с Федором, с усмешкой глядя на него. - Чего дыбишься? - вдруг заподозрил неладное Федор. - Где груз, говори. - Сначала деньги, - решительно сказал Сухарев. - Нет, - усмехнулся Федор, - так дело не пойдет. Ты нас за фраеров не держи. Сначала скажи, где груз? - А потом ты мне бабки дашь и отпустишь? - Сухому было почему-то весело. - Дам, - подтвердил Федор, - ты меня знаешь. - Именно поэтому я тебе и не скажу. Пошел ты... Давай телефон, я с Сирийцем говорить хочу. - Зачем тебе телефон? - подозрительно спросил Федор. - Давай, говорю, иначе передумаю. Я только ему скажу, где его ящик. Пусть сам за ним приедет и забирает. Сухарев все еще надеялся, что игра будет проходить по его правилам. Федор достал из кармана телефон, протянул его Сухому, недоуменно пожимая плечами. Сухарев взял телефон, набрал известный ему номер, когда почувствовал, как в спину ему уперся ствол пистолета. Это два боевика Федора подошли к нему сзади. - Кончай дурить, - сказал один из них, - говори, где груз. И отдай телефон. Нечего тебе с Сирийцем разговаривать. - Эх ребята, ребята, - медленно повернул к ним голову Сухарев, - хоть "пушку" уберите. Я ведь свой. - Был свой, - резонно заметил Федор, - а сейчас скурвился. Говори, где груз? - "Пушку" убери, - упрямо повторил Сухарев. Федор сделал знак рукой, боевик убрал пистолет. Сухарев повернулся к ним. Нет, он не знал этих двоих. Видимо, новички. - Где груз? - заорал Федор. - Говори, гнида. - Сначала деньги, - упрямо сказал Сухарев, - сначала деньги. - На, - злобно сказал Федор, протягивая "дипломат", - подавись. Здесь ровно пятьдесят "кусков", можешь не пересчитывать. Сухарев поднял голову. Было тепло, очень тепло и почти не было ветра. Жаль, подумал он, что нет ветра. - Я проверю, - упрямо сказал он. - Ты издеваешься? - разозлился Федор. - Говори, где груз? Один из боевиков, стоявших за спиной, сильно ударил Сухарева по позвоночнику, и тот с коротким стоном упал. У него теперь не было сил даже подняться. Он лежал на асфальте закрыв глаза. - Скажи, где груз? - наклонился Федор. - Сначала проверю, - упрямо прошептал Сухарев. Федор открыл "дипломат", показывая деньги. - Все тут, - сказал он, - пять пачек. Чего тебе еще нужно? - Я посмотрю, - упрямо сказал Сухарев, с трудом поднимаясь на ноги. Он открыл "дипломат", достал одну пачку, сорвал с нее обертку. Здесь было ровно десять тысяч. И он изо всех сил швырнул пачку наверх, чтобы она разлетелась на сотню бумажек. Пачка взлетела и разлетелась даже лучше, чем он ожидал. - Ты что делаешь? - заорал Федор. Стоявшие за спиной Сухарева боевики дрогнули. Они не понимали, почему этот странный тип позволяет себе подобное, но вид падающих денег действовал на них завораживающе. Сухарев поднял еще одну пачку, бросил ее ниже предыдущей. Он уже видел, как отовсюду к ним спешили боевики Федора, решившие собрать столь невероятный дар. И пока стоявшие за его спиной боевики колебались, Сухарев, резко развернувшись, всадил нож по самую рукоятку тому, который ударил его по спине. Тот взревел нечеловеческим голосом, оседая на землю. Не появилось ни капли крови. Это был страшный охотничий нож, вся кровь осталась внутри. Несчастный упал на асфальт и потерял сознание. Сухарев обернулся к другому и, собрав последние силы, нанес ему удар в лицо. Тот пошатнулся, но не упал. Однако этого было достаточно, чтобы он на мгновение потерял ориентацию, и Сухарев выхватил у него пистолет и еще раз ударил его. На этот раз тот упал плашмя. Сухарев обернулся к Федору, насмешливо улыбнулся. - Ну что, Федя, плакали твои денежки? - Ты что делаешь, мерзавец? - ошалел от всего случившегося бандит. - Совсем с ума спятил? - Спятил, спятил, - Сухарев подбросил левой рукой вверх еще одну пачку. И деньги на этот раз начали разлетаться по всему терминалу. - Кончай с ума сходить, - чуть не плакал Федор, - что ты делаешь? - Что я делаю? - Он увидел, как пытается встать второй боевик, и ударил его ногой под дых. - Что я делаю? - кричал он, не чувствуя, что плачет. - Вот что я делаю. - Он подскочил к Федору и, ткнув в него пистолетом, обнял его и поцеловал в губы. - Вот что я делаю, - сказал он довольным голосом, - вот что я делаю, - повторил он, - мне теперь ваши деньги по фигу. Открыл я тот ящик, ты так Сирийцу и передай, открыл я его г... Лучше бы не открывал. Все, Федор, теперь и ты заразный от того ящика. Облучился я на полную катушку. - Нет, - закричал Федор, пятясь назад. Раздался выстрел. Это стрелял один из боевиков Федора. Пуля просвистела рядом с головой Сухарева. Он выстрелил в ответ два раза. Раздалось еще несколько беспорядочных выстрелов, и он почувствовал, что его будто сильно ударили по колену. На правой ноге, выше колена стало расти большое красное пятно. Сухарев упал на одно колено и снова дважды выстрелил. Где-то вдалеке раздался крик, очевидно, он в кого-то попал. - Нет, - орал Федор, пытаясь остановить стрельбу, - подождите, не стреляйте! Раздалось еще несколько выстрелов. На этот раз стреляли сразу несколько человек. Сухарев был слишком хорошей мишенью, и одна из пуль попала ему в спину. Он знал, что это конец, но улыбался. И когда упал на спину, тоже улыбался. - Адрес, - подползая к нему под выстрелами молил Федор, - скажи адрес. - Сейчас скажу, - усмехнулся Сухарев. Все было ясно. Его беспутная, никому не нужная, неудавшаяся жизнь подходила к концу. Хорошо, что у них с Надей детей не было, мелькнула в его голове последняя горькая мысль. Все было кончено. А потом он поднял пистолет и выстрелил себе в голову. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 10 АВГУСТА Сириец ждал звонка, нервно поглядывая на часы и уже заранее предвкушая свой триумф, когда наконец найдут этот проклятый исчезнувший ящик. Он нетерпеливо прохаживался по квартире. После случившегося на даче он не стал возвращаться туда, хотя трупы боевиков были убраны и все было подчищено. Его не беспокоили тени умерших, он не верил в подобные глупости, но все же решил отправиться на городскую квартиру, где теперь и ждал известий от Федора. В пять часов вечера тот позвонил, сообщив, что видит направляющегося к терминалу Сухарева. Сириец боялся радоваться раньше времени. - Не трогайте его, когда он подойдет к тебе, - сказал он, - сначала пусть скажет адрес, по которому находится груз. А потом можешь делать с ним все что хочешь. - Понял, - ответил Федор. - И сразу позвони мне, - довольным голосом прокричал Сириец. - Как только узнаешь место, сразу позвони мне. Я ждать буду. Он еще раз подумал о том, как будет говорить с Законником после того, как найдет ящик. В комнату вошел его личный водитель, один из самых доверенных людей Сирийца, работавший с ним уже около четырех лет. Ему было около тридцати, и он приехал в Санкт-Петербург, освободившись по амнистии, не имея ни связей, ни денег. Сириец подобрал его, помог, а потом приблизил к себе. - Что там у тебя? - повернулся он к водителю. - Вы сказали, чтобы я машину готовил, - нерешительно сообщил водитель. Это был красивый парень, из тех, что нравятся женщинам. Сириец не раз подмечал, как реагируют некоторые его знакомые женщины на внешность молодого человека. Но парень всегда вел себя сдержанно и тактично, никогда не выходя за отведенные ему рамки. - Пока не надо, - махнул рукой Сириец, - я жду звонка из Хельсинки. Ты подожди, я скажу, если будет нужно. На всякий случай он держал автомобиль и боевиков внизу у подъезда, чтобы в случае необходимости сразу же отбыть в аэропорт и улететь в Лондон. В квартире, кроме водителя, никого не было. Обычно он относил вниз чемоданы хозяина. Двое боевиков стояли на лестничной клетке, еще двое дежурили в подъезде, остальные сидели в автомобилях, припаркованных у дома Сирийца. Водитель кивнул и вышел из комнаты. Чаще всего, поджидая распоряжений хозяина, он сидел на кухне. Сириец еще раз посмотрел на часы. Чего они там тянут в Финляндии? Могли бы уже и позвонить. Он нетерпеливо поднял телефон, чтобы самому набрать номер, но потом все-таки решил подождать. Можно позвонить в самый напряженный момент и испортить всю встречу. Если через десять минут Федор не позвонит, он позвонит ему сам. И именно в этот момент раздался телефонный звонок. Он быстро подошел к столу, где лежал мобильный телефон, и взял трубку. Он был уверен, что это звонят из Финляндии. - Это ты, Федор? - нетерпеливо спросил он. - Нет, - раздался низкий голос Законника, который в этот момент был особенно неприятен Сирийцу, - это не Федор. - Перезвони через полчаса. - Сириец хотел отключиться, но его собеседник быстро произнес: - Поздно уже. Сириец. Тебе эти полчаса не помогут. В Хельсинки все сорвалось. Твои кретины начали стрелять, и он пустил себе пулю в лоб. Я только что говорил с Финляндией, с человеком, который стоял над трупом твоего Сухарева. "Неужели и Федор работал на него, - с ужасом подумал Сириец, - или он блефует?" - Ты чего несешь? - хрипло сказал он. - Там еще ничего не ясно. - Все ясно, - гневно перебил его Законник, - ты нам развалил самую дорогую операцию. И ты за это ответишь. Сириец. - Иди ты... - выругался он. - Совсем спятил. Говорю тебе - еще ничего не ясно. Мне должны позвонить... - Прощай, Сириец, - сказал Законник, - ты как был ничтожеством, так им и остался. Он отключился, а Сириец поднял телефон и быстро набрал номер Федора в Хельсинки. Тот ответил не сразу, но наконец в трубке послышался его голос. - Что там у вас случилось? - заорал Сириец. Потом можно будет разобраться, кто именно позвонил Законнику. - Он начал нервничать, пришил одного из наших ребят, - доложил, тяжело дыша, Федор, - сейчас здесь полиция, столько народу. Меня, видимо, возьмут... - Подожди. Что там Сухой? Где он? - Он застрелился, - прокричал Федор. Видимо, ему уже мешали говорить. - Подожди, подожди, - заорал Сириец, - как это застрелился? Где он находится? Видимо, в этот момент у Федора отняли мобильный телефон. Во всяком случае, в трубке раздался голос, говоривший на финском. Сириец отшвырнул трубку. Попытался сосредоточиться, но услышал голос водителя и вышел из комнаты. Парень сидел на кухне. Увидев хозяина, он вскочил, убирая свой телефон. У каждого из его людей имелся собственный мобильный. - Знакомой звонил, - чуть покраснев, сказал водитель. - Бери чемоданы, - приказал Сириец, - уходим. Быстрее. Улетаем в Лондон. - Понял. - Водитель бросился в комнату, где стояли чемоданы, а Сириец прошел в свой кабинет за сумкой, в которой хранились его документы. Он подумал, что напрасно потерял сутки. С самого начала нужно было переждать все в Лондоне. Впрочем, и теперь не поздно. Пока Законник что-либо сообразит, он будет далеко. Сириец вышел из кабинета и увидел стоявшего в коридоре водителя. Тот был все еще без чемоданов. - Ты чего медлишь? - закричал Сириец и вдруг с ужасом понял, кто именно звонил водителю. Он попятился назад, парень шагнул к нему. Сириец с ужасом подумал, что, как на зло, у него сейчас нет оружия. Он хотел крикнуть, позвать стоявших у дверей квартиры людей, но крик застрял в горле. Парень сделал к нему несколько мягких шагов и резко ударил ногой в живот. Потом еще и еще раз. От боли потемнело в глазах. Сириец хотел что-то сказать, но не смог, лишь усмехнулся, отталкивая от себя водителя. Как он раньше не замечал этого блеска в глазах парня, этой лютой ненависти. Он упал на ковер, задев стоявшую на столике антикварную вазу, которая с грохотом свалилась на пол. Кричать уже не было сил. Он зажал рукой рану, чувствуя, как из него уходит жизнь вместе с пульсирующей между пальцами кровью. Водитель наклонился над ним, вынимая нож, чтобы добить, и Сириец улыбнулся. Ему было тяжело дышать, но он увидел нечто такое, что заставило его улыбнуться. Несчастный убийца не видел, как открылась дверь и в коридор уже врывались боевики Сирийца. Водитель поднял нож, но тут загремели выстрелы, и Сириец почувствовал, как убийца рухнул на него. И больше он уже ничего не чувствовал. ПОСЕЛОК ЧОГУНАШ. 11 АВГУСТА Тело водителя Мукашевича было найдено в зарослях кустарника, совсем недалеко от поселка. Его нашли примерно в половине восьмого утра. Двое ребят, спозаранку отправившиеся на рыбалку, обратили внимание на неприятный запах. Мимо этих зарослей проходили не раз, когда искали исчезнувшего Мукашевича, но никому не приходило в голову, что труп убитого может оказаться в этом месте. Утром за завтраком Земсков и Ерошенко хранили ледяное молчание, словно ничего не случилось. Последним, уже традиционно, на завтрак явился Дронго. Он уселся рядом с Машковым, поздоровавшись со всеми. У генерала Ерошенко было не просто хорошее, а очень хорошее настроение. Найденное тело убитого невольно подтверждало тот факт, что военнослужащие непричастны к хищению, а все было спланировано заранее. Он с трудом сдерживался, ему хотелось немедленно позвонить в Москву и доложить о найденном водителе. Но в Москве в это время стояла глубокая ночь, и он решил подождать несколько часов, а затем лично информировать министра о найденном теле прапорщика. Он уже позвонил командующему военным округом и рассказал о находке. В его устах это звучало почти как личная заслуга его самого и его людей. Земсков, напротив, был в крайне подавленном и раздраженном состоянии. Во-первых, блестяще подтвердилась теория этого наглеца. Во-вторых, полностью рушилась версия о виновности исчезнувшего военнослужащего. Если Мукашевича убили, то его убийца находился где-то рядом, а это было опровержением версии самого Земскова о виновности Мукашевича, убившего двух ученых и сбежавшего из Центра. В общем, все рассыпалось как карточный домик. - Нашли тело Мукашевича, - тихо сообщил Машков севшему рядом с ним Дронго. - Угу. - Новость эта, кажется, не очень взволновала Дронго. Он невозмутимо продолжал есть. - Вы слышите? - удивленно сказал полковник. - Сегодня утром нашли тело Мукашевича. - Понятно, понятно, - спокойно кивнул Дронго, - у меня вчера был очень неприятный разговор с вашим генералом. Я просил разрешения ознакомиться с личными делами сотрудников Центра. - И он, конечно, отказал? - догадался Машков. - Разумеется. Пришлось звонить в Москву Потапову. Он ведь, кажется, первый заместитель директора. Представляю, как нервничал ваш генерал. Дронго действительно вчера целых тридцать минут уговаривал Земскова разрешить ему ознакомиться с личными делами сотрудников Центра, но генерал категорически отказал ему. Тогда раздраженный Дронго позвонил в Москву и предложил Потапову выбор: либо ему разрешают взглянуть на личные дела интересующих его людей, либо он уезжает из Чогунаша. Он не знал, о чем говорили после этого Потапов и Земсков, но наконец после пяти часов вечера ему разрешили подключиться к компьютеру и затребовать интересующие его данные. Именно поэтому Земсков сегодня нервничал больше других. После обнаружения тела Мукашевича получалось, что приехавший эксперт был прав, сумев определить, что водителя убили. Это было, пожалуй, скорее неприятное собы