а академика какого-то. Взяли главным образом антиквариат, картины. Обычные дела. - А как вошли? - интересуюсь я. - Очень аккуратно вошли, - говорит Петя. - Квалифицированно. Тут никакие замки не помогут. - Вот, кстати, - замечает до этого молчавший Кузьмич, - надо будет посмотреть, что еще за эти дни в том районе произошло. Да не по сводкам. Туда надо поехать и на месте поговорить. Вот так, значит... Кузьмич на секунду умолкает и, хмурясь, смотрит куда-то в пространство перед собой, машинально крутя в руках очки, потом, вздохнув, говорит: - Ну что ж. Давайте-ка, милые мои, подведем кое-какие итоги. Правда, они у нас не ахти какие пока. Но поначалу всегда так. И хуже бывало. Однако раскрывали. Итак, что мы с вами имеем, так сказать, в активе? Первое. Вышли на след опасной преступной группы. Это бесспорно. Второе. Группа, по всему видать, приезжая. И в любой момент может из Москвы сорваться. Цель ее приезда сюда пока нам неясна. Третье. Знаем, можно сказать, в лицо двоих членов группы. Это очень важно. Оба оставили свои пальчики в той квартире. Теперь мы их по всем учетам проверим. Оба ведь судимые. Значит, все мы о них будем знать. И получим фотографии. Следовательно, из Москвы, по крайней мере, эти двое уже навряд ли уйдут. Мы все выходы из города уже ночью для них закрыли, пока по приметам. - А может, они прямо из квартиры - на вокзал? - спрашивает Петя. - Или в аэропорт? Вполне может случиться. У них в запасе часов пять было, пока мы их искать не начали. Так что могли успеть и кое-какие дела закруглить. Допустим, за этой Музой заехать. - Скорее всего, они тут не одни, - говорит Валя. - И сами не решают, уезжать им или оставаться. - А чтобы вся группа сорвалась, - добавляю я, - этим двоим придется о своих глупостях сообщить кое-кому. Вряд ли захочется. Я Леху уже предупредил, что выходы из города для него закрыты. Теперь, значит, и для Чумы. Он и тогда-то испугался. А сейчас, догадавшись, кто я такой, и подавно никуда сунуться не решится, ни на один вокзал или там аэропорт. - Возможно, возможно, - задумчиво соглашается Кузьмич - Будем пока исходить из того, что оба они еще в Москве. Но на всякий случай... Сейчас, - он снимает трубку внутреннего телефона, набирает короткий номер и говорит кому-то: - Подполковник Цветков. Привет. Скажи-ка, вчера с восемнадцати до двадцати четырех сколько поездов ушло в направлении Южноморска?.. А самолетов?.. Так. Дайте спецтелеграмму в Воронеж и Ростов. Пусть проверят поезда на тех двоих, вчерашних. Помнишь?.. Ну, пока, - Кузьмич кладет трубку и, обращаясь к нам, энергично говорит: - А мы все-таки будем исходить из того, что они еще в Москве. И беремся, милые мои, за дело. По всем направлениям сразу беремся, - он оглядывает нас. - Значит, так. В Южноморск я позвоню сам. И вообще все данные на этих двоих мы скоро получим. А у каждого из вас есть своя линия работы. - И обращается к Пете: - Ты, Шухмин, поезжай на квартиру, где Лосева вчера заперли. Все узнай: чья, где хозяин, что из себя представляет, кого он знает, кто у него бывает и так далее. Помни, самые неожиданные ниточки могут от этой квартиры потянуться. Понял ты меня? - Понял, Федор Кузьмич, - кивает Петя и добавляет: - На той территории у меня участковый инспектор знакомый, головастый парень. И еще там есть один парфюмерный магазин... - Ну, это в данном случае тебе вряд ли пригодится, - улыбается Валя. - Тебе двух мужиков надо искать. - А хозяйкой квартиры может быть женщина, даже молодая, - убежденно возражает Петя. - И ей парфюмерный магазин важней булочной. - Ладно. Пойдем дальше, - говорит Кузьмич и смотрит на Валю. - А ты, Денисов, ищи эту Музу. На работе, дома, у подруг, у знакомых. И все, что можно, о ней узнай. Видишь, штучка какая? Так что изволь сто раз все, что узнаешь, перепроверить. Вполне возможно, что дальше Кольки-Чумы она нас не приведет. Но и это немало. Словом, все тебе ясно? - Все, - подтверждает Валя и, в свою очередь, спрашивает: - А на той квартире ее отпечатков не нашли, интересно? - Нашли отпечатки пальцев нескольких человек, - говорит Кузьмич. - Есть среди них женские или нет, понятное дело, неизвестно. А идентифицировать можно, как ты знаешь, только судимых. Но вряд ли эту Музу судили, мне кажется. - И мне тоже, - подтверждаю я. - Не похоже. - Кроме того, директор бы знал, - добавляет Валя и усмехается. - А он еще и приударить за ней решил. Красавица, говорят. - Это точно, - снова подтверждаю я. - Глаз не оторвешь. - Вот по затылку и получил, - смеется Петя. - А Светке расскажу, так и еще раз схлопочешь. - Погоди, Шухмин, - морщится Кузьмич. - Не время сейчас. Вон, видишь, - он смотрит на часы, - одиннадцатый час уже. - И поворачивается ко мне: - Ну, а ты, Лосев, отправляйся в район Елоховского собора этого самого и ищи тот двор и тот сарай. Убитого ищи. Без этого не возвращайся. Сдается мне, было там убийство. Ох было! И, видимо, приезжего убили. Вот никто и не спохватился, никто до сих пор и не заявил. - Скорей всего, так, Федор Кузьмич, - досадливо киваю я. - И тут же постарайся установить, кто он такой, убитый-то, откуда шел, от кого, к кому. И кто чего там, во дворе, видел. Словом, сам знаешь. Только ничего не пропусти. Ты ведь первым на месте происшествия окажешься. Тут каждая мелочь в случае чего может сработать. Я знаю, почему Кузьмич все это мне говорит. Осмотр места происшествия не самая сильная моя сторона. Я лучше умею и, кстати, больше люблю делать другие вещи. Кузьмич это прекрасно знает и беспокоится. - Ну что? - оглядывает он нас - Вроде бы обо всем договорились? Как это он говорит? - Кузьмич, усмехнувшись, кивает на меня. - Других идей нет? - Дай бог, с этими справиться, - смеется Петя. Мы выходим из кабинета Кузьмича. В коридоре торопливо и сосредоточенно закуриваем. Каждый из нас занят своими мыслями и понимает, что надо торопиться, всегда в таких случаях надо торопиться. С каждой минутой обстановка как бы "остывает" - следы, память людей, кто-то может уйти или уехать, что-то выбросят, что-то сознательно уничтожат. Словом, надо торопиться. Петя Шухмин отправился на проспект Мира. Машины не оказалось, и он поехал на троллейбусе по бывшему Садовому кольцу. Шухмин, хотя и был коренным москвичом, уже не мог помнить тенистых бульваров, опоясывавших вторым зеленым кольцом центр города. На его памяти Садовое кольцо, как его до сих пор называют москвичи, всегда было необъятной и шумной асфальтовой магистралью, самой, наверное, напряженной в городе. Вообще, как истинному горожанину, непрерывная людская суета вокруг, лязг, грохот, гудки и урчанье бесчисленных машин Пете не мешали, наоборот, он чувствовал себя в родной стихии, она не давала ему расслабиться, рассеяться, держала все время в напряжении и как бы вливала энергию. Ведь Петя на улице никогда не отдыхал, здесь он всегда работал, порой даже бессознательно. Вот и сейчас Шухмин ехал в полупустом троллейбусе - утренний поток пассажиров уже схлынул - и думал, как ему начать действовать, приехав в тот дом. Но одновременно, по чисто профессиональной привычке уже, он все время приглядывался к тому, что происходит вокруг, цепляясь взглядом за каждую, казалось бы, мелочь и почти автоматически оценивал ее. Вот идет женщина, чем-то она расстроена, кажется, глаза красные, плакала, наверное. Немолодая, скромно одета, торопится. Слишком уж она торопится и по сторонам не смотрит. Не случилось бы чего... Мужчина идет, приезжий, конечно, меховая шапка на нем какая-то необычная, вроде малахая, с Севера небось, тогда при себе, возможно, немало денег, а он по сторонам зевает и, конечно, в ресторан охотно пойдет, если кто предложит. Ну, а там... Часовой магазин, фирменный. Интересные часы появились... А это кто? Гляди, пожалуйста, - Сенька! Похудел, оброс. Значит, снова в Москве? Быстро, однако, освободился на нашу голову. Небось у Маруськи живет. У нее на квартире его и брали тогда. Нет, скорей всего, он новую нору нашел. Ох, через пять минут он непременно с тем приезжим столкнется! Интересно бы посмотреть. Да, надо будет ребятам сказать, что Сенька вернулся... Вот так и катил Шухмин по бывшему Садовому кольцу. На Колхозной площади он пересел на другой троллейбус, который шел уже по проспекту Мира. Тут ехать пришлось уже совсем недолго. Остаток пути Петя проделал пешком и, наконец, достиг нужного дома. Поднявшись на лифте, он прежде всего позвонил в интересовавшую его квартиру. Подождав, он позвонил еще раз, понастойчивей. Однако, как Петя и ожидал, дверь ему никто не открыл. Квартира была пуста. Тогда он позвонил в соседнюю, ту самую, по стене которой я вчера вечером колотил табуретом. Тут дверь открылась мгновенно, едва Петя прикоснулся к звонку. Словно кто-то стоял и ждал, когда он позвонит. На пороге появился полный, невысокий человек в голубом махровом халате, тонкий венчик седых взъерошенных волос окружал большую розовую лысину. За сильными стеклами очков расплывчатые, водянистые глаза с любопытством смотрели на Шухмина. - Милости прошу, голубчик. Милости прошу, - быстро и деловито сказал человек, не дав Пете даже раскрыть рот и представиться. - Что это вы постороннего человека так к себе приглашаете? - укоризненно спросил Шухмин. - А вдруг... - Помилуйте! Вы же из милиции, если не ошибаюсь? - Ну, допустим, в данном случае вы действительно не ошиблись. - Не допустим, а точно. Я в таких случаях, имейте в виду, никогда не ошибаюсь, - весело объявил толстяк и, отступив в глубь коридора, добавил: - Прошу. Петя, пожав плечами, перешагнул порог. В передней, закрыв за ним дверь, толстяк протянул ему руку и представился: - Артемий Васильевич Белешов. На бюллетене сейчас, - добавил он извиняющимся тоном. Шухмин тоже назвал себя. Но Белешов строго спросил: - По званию как? - Старший лейтенант, - почему-то смутившись, сказал Петя. Затем Белешов провел его в комнату, усадил на диван возле низкого журнального столика, на котором лежала, видно, только что развернутая газета, и, усевшись в глубокое кресло напротив, сердито сказал, сцепив на животе пухлые розовые руки: - Все думаю, понимаете, насчет вчерашнего. Это что ж такое делается? Нарушение основ, я так полагаю. Привлекать надо. Без разговора, понимаете! Распустились. Мы вот либеральничаем, понимаете. А тут надо, чтобы земля горела у них под ногами! - Он решительно взмахнул кулаком. - Мало на улице - они в чужих квартирах... А почему ваш человек открыть не мог? - Они снаружи ключ в замок сунули и бородку сломали. - Смотри пожалуйста. Додумались, а? Это какую голову надо иметь! Я, знаете, сам тоже к интеллигенции принадлежу. К рабочей, конечно, А гнилая, она вот где у меня, - он энергично похлопал себя по жирному загривку. - Серьезно говорю. - А вы где работаете? - поинтересовался Петя. - Директор, - со скромной гордостью ответил Белешов. - Дом культуры у меня. Хозяйство - во, не обхватишь, - он развел в стороны руки. - Зал на тысячу сто человек. И одной художественной интеллигенции пруд пруди. Дирижеры, режиссеры, понимаешь, артисты, солисты. Я вот на этом деле двадцать два года, не ус моржовый, а? И такое сделал насчет ее заключение. Как до третьего поколения она доходит, так уже никуда. Сначала начинать надо. Вот, допустим, сам - ничего не скажу, нормально. Старается, не пьет, создает что надо, ему аплодисменты, почет и все такое. Сын, я скажу, уже не то. Больше закладывает, чем создает. Ну, а внука уже только в тюрьму, ей-богу. Вот такие, я скажу, по чужим квартирам и шарят. Как вчера, допустим. Верно? Шухмин счел за лучшее не вступать в дискуссию, хотя оригинальная теория хозяина квартиры сочувствия у него не вызвала. - Ну, а хозяина квартиры не знаете? - решительно переменил он тему разговора, поняв, что его собеседник самостоятельно к этому вопросу перейдет не скоро от таких глобальных проблем. - Так я ж вам и про него тоже сейчас мнение высказываю, - энергично подхватил Белешов. - Это же не художник, а так, неизвестно что. Отец вот, говорят, это мастер был, заслуженный деятель. А этому я как человеку говорю: "Игорь, создай мне панно для верхнего фойе, озолочу". - "Нет, говорит, я на натуру сейчас езжу". А? Придумал, понимаешь, себе словечко, чтобы за него прятаться! - Значит, он художник? - удивился Петя. - А в квартире одна картина только висит, говорят. Да и вообще там... - А! - досадливо махнул рукой Белешов. - Год, как эту квартиру получил, а жил в ней месяц от силы. Ну, три, допустим. Чуть не полгода на одной Камчатке прожил. Надо же, а? Это имея квартиру в Москве! И сейчас уже месяца два как его нету. Если там протечет или что, сестре изволь звонить. И ведь приходят кто хочет. Буквально говорю: кто хочет. Вы же видите. - Откуда же они ключ берут? - А кто их знает. - Может быть, у сестры? - Ну что вы. Она кому-нибудь ключ не даст. Я ее знаю, приходила. Строгая такая, самостоятельная, седая вся. Старше его много будет. "Я, говорит, Игоря на руках носила". Очень самостоятельная женщина. - А тех, кто вчера был, вы, случайно, не видели? - Ни, ни. Даже не слышал, как пришли, вот что удивительно. Телек, значит, смотрел. Очень художественная передача была. - Но вообще-то вы кого-нибудь видели, кто в ту квартиру приходил? - настаивал Петя. - Раньше, допустим. - Раньше? А как же! Непременно видел. - Вот вы, извините, сколько уже болеете? - Я-то? - Ну да. Вы. - Я-то недели две. Только вы не подумайте... - Нет, нет, я не подумаю, - энергично перебил Петя. - Так вот, за эти две недели кто-нибудь бывал в той квартире? Можете описать? - И, улыбнувшись, добавил: - По возможности художественно. - Ну что ж. Пожалуйста, - приосанился в своем кресле Белешов и поправил очки. - Чего запомнил, то и скажу. Значит, так. Вот, к примеру, молодой человек один приходил. Точнее, парень. С ключом возился. Я, конечно, вышел. Ну, что про него сказать? Высокий такой, рыжеватый, губы красные, бантиком. На язык очень даже вежливый. "Так, мол, и так, папаша, Игорь взять просил кое-что". Ну, я, конечно, говорю: "Бери, раз велел. Мне-то что". - И давно он приходил? - Да вот... дня два назад, наверное. "Не иначе, как Чума приходил, - подумал Петя. - После убийства уже". - И еще одного видел, - продолжал между тем Белешов. - Этот раза три встретился. Я даже подумал, что живет он у Игоря. Из молочной один раз пришел и с хлебом. Ну, я и подумал. - А этот как выглядел? - с интересом спросил Петя. - Ну, этот, значит, постарше будет. Годков ему небось сорок с гаком. Одет солидно. Я так подумал, дядя, может, Игорев. Богато одет, модно. Кругом, значит, выдра у него. Шапка, воротник. Все в стиль. Барин, словом. Или дирижер. Но как-то видел, он на служебной "Волге" подъехал, черной, с занавесочками. "Эге, - думаю. - Будь здоров и не кашляй. Ишь какой ус моржовый". Ну, а в третий раз совсем интересно. С дамой приехал, представляешь? Вернее сказать, с девушкой, на глаз, конечно. Ну, я тебе доложу, картинка. Просто симпатичнейшая красавица, и только. По Сеньке и шапка, конечно. - А если художественно ее описать? - улыбнулся Шухмин. - Художественно? Ну, что тебе сказать? Глаза - во, блюдца, черные, искрятся аж. Брюнетка сама. Носик, губки... - Одета была во что? - Одета? Дубленочка на ней была - помереть можно. И меховая шапка - во! - Белешов поднял руки над головой. - Опять же сапожки... закачаешься. "Эге, - подумал Шухмин. - А ведь это Муза. Скорей всего, она. И не с Чумой, а с другим. Как это понять?" Вот этот самый "другой" очень заинтересовал Петю. Условно он его назвал "дядей". - А вам с этим дядей говорить не довелось? - спросил Петя с надеждой. - Почему же? Довелось. Вместе в лифте поднимались. Очень даже свободно заговорили. Культурный человек. "Я, говорит, их семью давно знаю. Ну, вот в командировку приехал, они мне и предложили остановиться. Вас я никак не потревожу, будьте спокойны". - "Что вы, что вы, отвечаю, как можно. Живите себе на здоровье". Вот уж дня три-четыре не вижу. Уехал, наверное. - А откуда приехал, не сказал? Как зовут? - Откуда, не сказал. А вот как звать... - Белешов задумчиво сморщился, уставившись в потолок. - Такое, знаете, странное имя... Отродясь не слыхал... Как-то на "ар" кончается... Бомар... Гомар... А дальше уже по-нашему - Иванович. И фамилия тоже непростая. Запамятовал я ее. Да и ни к чему было запоминать-то. Про себя Шухмин уже построил было такую схему: Игорь отдает ключ от квартиры этому "дяде" и уезжает. Дальше он к событиям никакого отношения не имеет... Нет, уже не получается. Игорь уехал два месяца назад, а "дядя" приехал совсем недавно. Не стыкуются эти два события. Значит, "дядя" получил ключ от сестры, больше, очевидно, получить было не от кого. А после его отъезда ключ у нее получил Чума. Вот это уже странно. Да, видно, придется эту сестру посетить, самостоятельную и седую, без всякого удовольствия подумал Шухмин. Значит, "дядя" давно знает всю их семью, А вот Чума, редко бывая в Москве, все же знает, оказывается, Игоря. Сказал же он Артемию Васильевичу: "Игорь просил кое-что взять". Ишь ты, "кое-что". Откуда же он Игоря знает, интересно? Как они могли познакомиться? Или Чума наврал и Игоря он не знает? Но откуда у него ключ от квартиры тогда, откуда он знает имя владельца квартиры? Как ни крути, а остается только сестра. Она знает Чуму и доверяет ему ключ? Сомнительно что-то "Дядя" ему ключ дал? Зачем? Он же туда Музу приводил, тайком от Чумы, надо полагать. А она, значит, крутит с обоими? Петя почувствовал, что запутывается во всех этих вопросах, в непонятной ситуации вокруг этой странной квартиры. Тут надо ухватить главное, подумал он. А что было главное? "Дядя", Игорь, его сестра, Муза, ключи, Чума... За что ухватиться? Может быть, все-таки за "дядю"? Шухмин всегда оказывался в затруднении, когда надо было решать общие вопросы, выбирать главную линию действия, вообще выбирать что-то одно из многого. Ему всегда казалось, что он непременно что-то упустит при этом выборе, что-то от него важное ускользнет, как это порой и случалось. Вот если кто-нибудь другой для него эту линию действия выбирал, Шухмин шел по ней уверенно, и даже отважно. Только бы знать твердо, куда идти, а уж как идти - это он решит сам и, будьте уверены, дойдет, до конца дойдет. Но вот за что следовало ухватиться сейчас? Главное бы только не упустить... Про хозяина квартиры и так, кажется, все ясно. Художник, в командировке два месяца... Сестра никуда не денется... Музу этот сосед совсем не знает, Чуму тоже... Остается "дядя". Да, да, пожалуй, именно "дядя"! Что он знает про этого загадочного пока "дядю"? - А где он работает, как вы думаете, Артемий Васильевич? - с надеждой спросил Шухмин. - Этот вот самый дядя. - Какой, извините, дядя? Артемий Васильевич удивленно посмотрел сквозь очки на Петю, перестав даже крутить большие пальцы на животе. - Ну, этот жилец у Игоря, - улыбнувшись, пояснил Петя. - Я его для простоты дядей назвал. Он ведь не дядя Игорю? - Не назывался, нет, - покачал головой Артемий Васильевич и задумчиво продолжал: - А вот где работает... Что-то он, помнится, обмолвился... Вроде бы по снабжению. Я, признаться, эти материи не очень разбираю. Не моя, так сказать, сфера... Да! - вдруг оживился он. - Вот какой разговор у нас был. Я ему еще сказал, в порядке шутки, ясное дело: "Вы меня духовыми инструментами снабдите. Озолочу. Оркестр проваливается, дирижер в истерике. Представляете? Да! Я еще вот что вспомнил. У него усики такие, знаете, узенькие, черненькие, ниточкой, словом. А на левой щеке... нет, на правой! Ну, конечно, на правой. Моя левая... - он дотронулся пальцем до щеки, - значит напротив, - его правая, все верно. На правой щеке у него родинка. Во! - он сложил два пальца в колечко. - С двугривенный, ей-богу. Если вы его встретите, то сразу по этой родинке узнаете, ручаюсь. - Точно, - подтвердил Шухмин. - Конечно, узнаю. Но что он вам ответил, когда вы насчет оркестра сказали? - А-а. Он, значит, деликатно так улыбнулся и говорит: "Не моя область. Если бы вам текстильные изделия требовались широкого спроса, тогда был бы разговор". Ну, я ему отвечаю его же словами, конечно тоже в шутку, это уж само собой: "Не моя область, а то был бы разговор. Это я вам как директор заявляю". А он, понимаешь, смеется. "Главное, говорит, стать директором. А там ДК или текстильный магазин, это уже дело второе. Магазин даже выгоднее". Тактичности, я вам скажу, ему не хватает. Что значит выгоднее? Я ему, понимаешь, не коммерсант, кажется, а работник культуры как-никак, - сердито заключил Артемий Васильевич. - Ну, спасибо вам, - сказал Петя, вставая с дивана и слегка отодвигая журнальный столик. - Не хочу больше беспокоить. Выздоравливайте. - Благодарю, - с достоинством ответил Белешов. - Всегда рад. Если что потребуется, милости просим. Всегда к вашим услугам. В передней, после того как Шухмин оделся, они еще раз церемонно простились. - Счастья вам, - напутствовал его Белешов, - и в личной, и в семейной жизни. Очутившись на площадке лестницы, Петя, однако, не спешил вызвать лифт. Он был достаточно опытен и добросовестен, чтобы так поспешно уйти из этого дома. Ведь на площадку выходили двери еще двух квартир. Я забыл сказать, что до того, как вообще забраться на этот этаж, Шухмин побывал в конторе жэка, посмотрел домовую книгу и заранее выяснил, кто живет по соседству с квартирой Игоря Евгеньевича Кончевского, члена Союза художников, одинокого, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения. И потому в остальных двух квартирах жильцов он уже знал. Однако в этот час далеко не все они, естественно, оказались дома. В одной из квартир он застал молодую женщину с грудным ребенком и ее матушку, пришедшую посидеть с внуком. А во второй - старушку-пенсионерку, которая по своей глухоте, плохому зрению и малой подвижности никаких полезных сведений дать Пете не могла, как он ни пытался их получить. Зато молодая мама по имени Леля знала все, что происходит вокруг. Она тут же безапелляционно заявила, что Гвимар Иванович - Леля дважды с некоторой даже гордостью повторила это диковинное имя, точно оно было ее личным изобретением, - что Гвимар Иванович работает в министерстве, приезжает в Москву в командировку из Киева и каждый раз останавливается на квартире у Игоря, так Леля назвала соседа, с которым ее муж очень дружит. А бывал у Гвимара Ивановича, не в этот его приезд, правда, а в прошлый, такой невысокий, худощавый мужчина, лет сорока пяти, веселый, интересный, даже легкомысленный. В театр ее приглашал. А вот лица его она почему-то не запомнила. Но если увидит, то, конечно, сразу узнает Незапоминающееся какое-то лицо. - Это что же, Гвимар Иванович вас с ним познакомил? - весело спросил Шухмин. Леля была полненькая, с живыми карими глазами и ямочками на румяных щеках. С ней просто невозможно было говорить серьезно, хотелось непременно шутить и любезничать. И то, что приятель Гвимара Ивановича вел себя с ней легкомысленно, показалось Пете вполне естественным. От этого, наверное, не мог бы удержаться и самый сдержанный человек. - Конечно, Гвимар Иванович познакомил, кто же еще? Он на этот счет знаете какой инициативный? - засмеялась Леля так заразительно, что Петя невольно улыбнулся. Вообще на протяжении всего разговора с его лица не сходила какая-то чуть смущенная, чуть глуповатая улыбка, которую он почти не замечал. - Только он разбежался, - охотно и насмешливо продолжала Леля, - а я уж вижу, когда вы разбегаетесь! - ну, думаю, сейчас куда-нибудь пригласит А он как раз в театр. А тут Гвимар Иванович ему и говорит: "Только учти: она больше чем на час из дома уйти не может Малый плачет". Ну, у него крылья и опустились. Всю коммерцию мне Гвимар Иванович испортил. - А как же зовут этого знакомого? - Виктором представился, - снова прыснула Леля, прикрыв ладошкой рот. - Больше вы его не видели? - Нет. На той неделе опять Гвимара Ивановича встретила, он и говорит: "Приятель мой все ждет, пока ваш Андрейка подрастет и вы посвободнее будете". А я ему говорю: "Вот женю Андрейку, тогда им займусь". И Леля снова звонко и радостно рассмеялась. Но тут же вдруг, словно вспомнив что-то, посерьезнела и с какой-то детской тревогой спросила: - А вы, значит, из милиции? - Именно, - не очень серьезно подтвердил Шухмин. - Ой, скажите мне наконец толком, что там у Игоря случилось? - она кивнула в сторону соседней квартиры. - Бог знает что болтают по дому. В это время в комнату вошла невысокая полная женщина с ребенком на руках и стала бережно укладывать его в кроватку возле окна. - Это моя мама, - сказала Леля. Женщина повернула голову и кивнула Пете. Лицо у нее было отечное и болезненно-бледное, хотя на вид ей было лет сорок пять, не больше. - Ну, что же случилось, говорите, - снова повторила Леля требовательным и чуть капризным тоном, который усваивают обычно хорошенькие и избалованные вниманием женщины. - Толком пока ничего не известно, - ответил Петя. - Какие-то хулиганы, видимо, заманили в ту квартиру человека, избили и заперли. - И ограбили, конечно? - Ну да. А сами убежали. Вот он шум и поднял. - Но ведь это же не Гвимар Иванович, надеюсь, заманил? Он скорей женщину какую-нибудь заманит, из нежности, - засмеялась Леля. - Само собой, не он, - улыбаясь, согласился Петя. - А вот кто, найти надо. - А где же Гвимар Иванович? - Видимо, уже уехал. - А! - Леля досадливо махнула пухлой ручкой. - Все равно никого не найдете. Никогда никого не находят Это только в газетах пишут, что находят. Да в книжках всяких Просто смех один. - Почему же? Все-таки случается, что и находим, - улыбнулся Петя. - Да, да, да. Рассказывайте. Вот у нас на улице каждый вечер хулиганят. Просто ходить страшно. Думаете, поймали кого-нибудь? Ни разу не слышала. А еще говорят, убийца ходит. Всех женщин в красном убивает. Это правда, а? - И, увидев Петину улыбку, Леля уже кокетливо добавила: - Ну да, вам хорошо, вы вон какой сильный. Я себе представляю, как вас боятся. А Петя в этот момент невольно вспомнил совсем недавний случай, когда ему было далеко не так уж хорошо. Он и меня вспомнил, тоже, казалось бы, не козявка, а ведь постарайся Леха как следует, что было бы? "Нет, - подумал Петя, - нас лучше в пример не приводить". Поэтому он только улыбнулся в ответ на гневные Лелины слова и спросил: - А как Гвимар Иванович попал к Игорю на квартиру, он вам не говорил? - Конечно, говорил, - охотно отозвалась Леля. - Он сначала с его сестрой познакомился. Она дикарем приехала на юг отдыхать, а Гвимар Иванович ей в своем доме комнату сдал. - Он же в Киеве живет? - А у него дом на юге, на Черноморском побережье, или у родных его, я не поняла. Ну, а уж через сестру и с Игорьком познакомился. - Вы знаете еще каких-нибудь приятелей Игоря? - на всякий случай спросил Шухмин, не очень-то веря, что среди них может оказаться и Колька-Чума. - Одни художники. - Леля засмеялась. - А еще мой Алик, тоже несостоявшийся художник. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Леля работает старшей медсестрой хирургического отделения одной из городских больниц, там же врачом работает и ее муж Алик. - Он ученик самого Ильи Михайловича Дальфа, - с гордостью сказала Леля. - Слыхали такого? Алик кандидатскую у него защищает. А в отделение к нам даже из спецбольниц на операцию везут. Таких рук там нет и не будет. Но тут в разговор вмешалась Лелина мама и раздраженно заявила, что хоть Алик и ученик Ильи Михайловича, но разве это дело, что он каждый вечер или на дежурстве, или уходит к приятелям в преферанс играть чуть не до двух ночи, как будто у него семьи нет. Петя же сначала догадался, что Лелин командирский тон результат не только избалованности, но и служебного положения. А потом он несказанно удивился, что этот неведомый ему Алик меняет на какой-то преферанс такую красивую и веселую жену. В последнем, конечно, сказалась его незамутненная семейным бытом холостяцкая психология, я так считаю. Вскоре Петя распростился с обеими женщинами, чтобы отправиться к третьей, к сестре Игоря, Александре Евгеньевне, адрес которой, как и служебный телефон, дал ему все тот же Артемий Васильевич Белешов. От него Петя и позвонил Александре Евгеньевне на работу и условился о встрече. По правде говоря, этот телефонный разговор оставил у Шухмина неприятный осадок. Александра Евгеньевна говорила сухо, отрывисто, каким-то неприязненно-скрипучим голосом, давая понять, что никакой радости от предстоящей встречи она не испытывает и предпочла бы вообще от нее отказаться. Но так и быть, пусть товарищ из милиции приходит. Только время у нее ограничено, и она может уделить ему всего полчаса, не больше. Шухмину, естественно, пришлось принять все условия, еще и поблагодарить за оказанную любезность. И хотя он был по натуре чрезвычайно добродушен и незлобив, ехал он на встречу с Александрой Евгеньевной мрачным, придумывая всякие язвительные обороты, которые использует в разговоре с этой дамочкой. Большой старый дом постройки начала века в одном из арбатских переулков встретил его огромным полутемным подъездом. Высоко над головой загадочно светилась единственная лампочка, а в глубине еле видна была широкая, ведущая вверх лестница рядом с резной решеткой допотопного лифта. На ступеньках лестницы сидела компания парней. Оттуда доносились, гулко раскатываясь по пустому подъезду, возгласы, пьяный хохот и ругань. Заметив входящего Шухмина, один из парней залихватски крикнул: - Дядька, иди сюда, прикурить надо! Шухмин еще больше нахмурился и двинулся к лестнице. Подойдя к рассевшимся по ступенькам парням, он негромко спросил: - Кто это меня звал? Ты, что ли? Ну-ка, я тебя сначала рассмотрю и запомню. Он схватил ближайшего парня за шиворот, притянул к себе и тут же отшвырнул в сторону, как котенка. - Тьфу! Слизь поганая! Ну-ка, может, ты? - И он схватил за шиворот другого парня. Остальные, повскакав на ноги, начали отступать к выходной двери, А один все же подскочил сзади к Шухмину, но не успел даже размахнуться. Петя повернулся и нанес свободной рукой такой удар, что парень с воплем прямо-таки влепился в стенку. Остальные, не раздумывая больше, кинулись наутек. Вслед за ними рванулся было и парень, которого Петя продолжал крепко держать за шиворот. Ворот пальто угрожающе затрещал. - А ты погоди, - мрачно сказал Шухмин. - Успеешь. Передай, я теперь часто сюда буду заходить. И если кого из вас тут застану, ноги повыдергаю. Ясно? Ну, а если на кого из вас тут жалобы есть, то Москва ему недолго светить будет. Это я на себя беру. Так и передай. Личности ваши я уже все сфотографировал. Вот теперь - пшел! И, придав парню необходимое ускорение, он направил его в сторону выходных дверей. Настроение было окончательно испорчено. Просторный скрипучий лифт, со следами былой зеркально-красно-деревянной роскоши, медленно и натужно поднял Шухмина на шестой этаж. На полутемной площадке Петя с трудом разобрал номера квартир на высоких резных дверях, увешанных почтовыми ящиками. Наконец из короткого списка на одной из них он выяснил, что Александре Евгеньевне надо звонить три раза, причем один раз длинно. Прямо-таки допотопный какой-то дом попался Пете на этот раз. Дверь открыла высокая, полная дама в больших роговых очках, ее пышные седые волосы были красиво уложены на гордо вскинутой голове. На даме был светло-серый костюм, на шее виднелся странной формы зеленый камень на тонкой цепочке. "Ишь ты, - подумал Петя. - Недаром в Союзе художников работает". - Проходите, - величественно произнесла Александра Евгеньевна, после того как Шухмин представился. Потом она провела его в глубь длинного, плохо освещенного коридора, мимо нескольких закрытых дверей. Большая комната, куда они вошли, была вся заставлена старинной мебелью, на стенах плотно, одна к другой, висели разных размеров картины, большей частью портреты. В старой, замысловатой люстре, спускавшейся с высокого потолка, горело всего три лампочки из шести. Александра Евгеньевна указала Пете на необычайно громоздкое старинное кресло с бархатными, потертыми подлокотниками и, демонстративно взглянув на огромные, стоявшие в углу комнаты напольные часы, где за стеклом мерно качался длинный маятник, густым, прокуренным басом произнесла, тоже опускаясь в кресло по другую сторону круглого стола: - Так в чем дело, молодой человек? Шухмин сдержанно сообщил, что произошло в квартире ее брата. - Черт знает что, - раздраженно резюмировала Александра Евгеньевна, не проявив, однако, особого волнения, и желчно добавила: - Вам это чести не делает. Вашему ведомству, я хочу сказать, - поправилась она. Шухмин, никак не реагируя на ее саркастическое замечание, ровным голосом спросил, что из себя представляет временный жилец той квартиры Гвимар Иванович. Пожав плечами, Александра Евгеньевна не спеша закурила длинную сигарету, вставив ее в еще более длинный мундштук, и недовольным тоном произнесла: - Ну, что я о нем могу сказать. Интеллигентный человек. Служит где-то. Выручил нас однажды с жильем. Впрочем, мы уже третий год у него останавливаемся. У него дом в Южноморске, близ моря. Сюда приезжает в командировку. Полностью ему доверяю. Ключ, конечно, передать никому не мог. Исключено. - Когда он уехал? - Он еще не уехал, - снова пожала плечами Александра Евгеньевна и изящно стряхнула пепел в большую плоскую перламутровую раковину, стоявшую на столе. - Иначе он вернул бы ключ. - Выходит, ключ у него украли? Он вам об этом не сообщил? - Представьте, нет. Пете некогда было сейчас размышлять над этим странным сцеплением фактов. Полчаса, отведенные на беседу, вот-вот должны были истечь. - Знаете вы его московских знакомых? - спросил он. - Одного только. Как же его?.. Однажды привел. Ах да! Виктор Арсентьевич. Думает, что что-то понимает в живописи. Смешно, - она сделала презрительную гримасу и снова изящно сбила пепел с сигареты. - Хотя и кое-что прикупает. - Работает в этой области? - Что вы! Полнейший дилетант. Работает где-то на заводе или на фабрике. Не знаю уж, кем там. - Откуда же у него эта самая... живопись? - поинтересовался Петя. - Покойный тесть собирал, говорит. Жена получила в наследство. Какой-то знаменитый врач был, кажется. И неплохо разбирался в живописи, судя по коллекции. Этот Виктор Арсентьевич показывал список картин. Очень неплохая коллекция. Итальянцы, голландцы, русские передвижники. Александра Евгеньевна говорила небрежно, хрипловатым басом, глядя куда-то в сторону и близоруко щурясь сквозь очки. Потом взгляд ее упал на часы, она подобралась в своем кресле, выпрямилась, словно собираясь подняться, и отрывисто спросила, переведя выразительный взгляд на Шухмина: - Что еще? - Гвимар Иванович сказал, когда он уедет? - Нет. Обычно живет неделю, полторы. Но, повторяю, если бы уехал, то завез ключ. Как всегда. - Не может он ночевать у Виктора Арсентьевича, как вы полагаете? Его уже дня три-четыре в доме не видели. - Он мужчина и может ночевать где угодно, - строго произнесла Александра Евгеньевна. - Не задавайте наивных вопросов, - она критически оглядела Шухмина и строго спросила: - Вы давно в своей милиции работаете? - Она не моя, - хмуро ответил Петя. - Она ваша. - Вот как? - Александра Евгеньевна в ответ даже не скрывала иронии. - Что-то я этого, признаться, не заметила. - Если что-нибудь случится, заметите, - ответил Петя. Ему очень хотелось курить, но просить разрешение у этой чопорной, заносчивой дамы ему было почему-то унизительно. И он терпел, все больше сердясь на нее и на себя. - Если что-нибудь случится, - все с той же иронией сказала Александра Евгеньевна, - то я как раз в этом случае и замечу, что вы плохо работаете. Когда работают хорошо, то ничего не случается. Она помолчала, ожидая дискуссии, но Шухмин счел за лучшее промолчать. После некоторой паузы он поднялся и сказал: - Все. Извините за беспокойство. Советую поменять замок в квартире Игоря Евгеньевича, он сломан. И хотел бы вас попросить... - Что еще? - недовольным тоном спросила Александра Евгеньевна, гася сигарету и тоже поднимаясь со своего кресла. - Когда появится Гвимар Иванович, попросите его непременно позвонить мне по этому телефону. Петя вынул блокнот, написал там свой телефон и фамилию, затем вырвал листок и протянул Александре Евгеньевне. Та небрежно взяла его и, не глядя, положила возле пепельницы. - Постараюсь, - сухо кивнула она. - Это очень важно, - предупредил Петя. - У вас все очень важно, насколько я понимаю, - насмешливо согласилась Александра Евгеньевна. Больше Шухмин ничего не сказал, молча прошел весь коридор до входной двери и, уже одевшись, так же молча, но учтиво поклонился провожавшей его Александре Евгеньевне. Очутившись на полутемной широкой лестнице, он непроизвольно, с облегчением вздохнул и побежал вниз по ступенькам, забыв вызвать лифт. День кончался. Петя спешил к себе на работу. По дороге он думал, что, пожалуй, самым интересным и важным его открытием сегодня был некий Гвимар Иванович. ...Валя Денисов с самого утра, как только узнал, что со мной накануне вечером произошло, места себе не находил. И не только потому, что так меня подвел. Это уж само собой. Но еще его мучила мысль, что Нина была с ним не до конца правдива, что она скрыла от него какие-то стороны характера и поведения своей подруги, которые могли ее уронить в его глазах. То, что Нина ничего не знала о преступных - да, да, преступных! - связях Музы, Валя был убежден. Но она наверняка замечала за ней некрасивые поступки и, однако, ничего Вале об этом не сказала. Наоборот, Муза, по ее словам, была чуть ли не ангелом. Черт возьми! Как он мог Нине так довериться, как он мог проявить такое легкомыслие? Он что, влюбился в нее с первого взгляда? Или он такой бабник, что каждая юбка кружит ему голову и он ничего уже не соображает? Но ведь никогда с ним ничего подобного не случалось за все вот уже почти шесть лет работы в розыске! Так что же произошло с ним на этот раз? Может быть, он разучился работать, потерял способность улавливать детали, слушать, сопоставлять, делать выводы? Тогда надо все бросить и попросить Кузьмича уволить его к чертовой бабушке из розыска! Получив задание отыскать Музу, он вернулся к себе в комнату, уселся за стол, закурил и принялся рассуждать холодно, строго логично, отбросив всякие эмоции. Что случилось, то случилось, теперь надо решить, что делать дальше, как построить поиск, с учетом, конечно, уже совершенных ошибок. Робкую мысль о том, что есть новый повод увидеть Нину, он с негодованием прогнал. Итак, чем Денисов располагал, приступая к поиску? Он знал имя и фамилию разыскиваемой - Муза Владимировна Леснова. Знал ее адрес, телефон, место работы, и наконец, ее внешность. Однако все это пока ничего ему не давало, дома и на работе ее не было. Валя тут же, по телефону, еще раз в этом убедился. Что же оставалось? Оставались еще родственники и друзья, Муза могла быть у них. Из родственников у Музы была только мать, которая жила отдельно. Адрес и телефон Альбины Афанасьевны у Вали тоже были. Ну, а из друзей, если не считать Кольки-Чумы, Валя знал только Нину. Как ни крути, а повидаться с ней придется. Только на этот