н хотя бы на словах. x x x Ровно в полдень Фандорин поднялся на второй этаж "Кофе Тун", что на Пушкинской площади. Поискал взглядом Мирата Виленовича, не нашел. За четырьмя дальними столиками сидели крепкие молодые люди в костюмах и галстуках, перед каждым нетронутая чашка эспрессо. Один приподнялся, помахал рукой. Николас приблизился, узнал: охранники из Утешительного. Тот, что подозвал его жестом, молча показал на пятый столик, расположенный между остальными. Ника кивнул, сел. Второй стул пока был пуст. Господин Куценко еще не прибыл. Минуты три ничего не происходило, только подошла официантка и спросила: - Вы вместе? Тоже эспрессо? Он рассеянно кивнул, разглядывая охранников. Четверо не отрываясь смотрели вниз, на первый этаж, остальные внимательно наблюдали за соседними столиками. В три минуты первого охранники, следившие за первым этажом, синхронно сунули правую руку под мышку. Фандорин посмотрел вниз и увидел, что в стеклянную дверь входит Куценко. Он был в смокинге и белом галстуке - пальто, должно быть, оставил в машине. Впереди предпринимателя шел Игорек, сзади двое телохранителей. Брезгливо морщась на громкую музыку, Мират Виленович поднялся по лестнице. Охранники остались стоять посередине пролета, откуда просматривались подходы к кофейне, секретарь устроился в сторонке, за пустым столом, так что беседа двух отцов происходила тет-а-тет. Обменялись рукопожатием. Помолчали. Поймав взгляд, брошенный Фандориным на смокинг, Куценко угрюмо сказал: - Я прямо из "Националя", с завтрака в честь немецкого партнера. Надо ведь делать вид, что ничего не произошло. Хотела подойти официантка, подать Никин эспрессо, телохранители ее к столику не подпустили. Один взял чашку, поставил ее сам и тут же сел на свое место. - Какая работа насмарку. - Мират Виленович смотрел на дымящийся кофе. Говорил медленно, словно через силу. - Гебхардт в шоке. Он принял ответственное решение, готов вложить в проект огромные деньги и не понимает, с чего это вдруг я стал вилять. А объяснить нельзя... Ох, Ясь, Ясь. - Куценко передернулся. - У вас когда-нибудь был враг? Настоящий, на всю жизнь. Который снился бы вам с детства почти каждую ночь? - Бог миловал. - Ну, тогда вы меня не поймете. Ладно, извините. Это к делу не относится... Во-первых: как они обращаются с Мирой? - Нормально. Нас держат в разных комнатах, но перегородки там тонкие, современные. Я бы услышал, если что. - Что за место? - Мне в машине завязывают глаза и надевают наручники. Многоэтажный дом, где-то на окраине. Точнее не скажу. Куценко кивнул, будто именно такого ответа и ждал. - Хорошо. Теперь условия. Чего конкретно он хочет? - Заседание по тендеру на покупку Ильичевского химкомбината начинается завтра в десять. Насколько я понял, будет нечто вроде аукциона. Стартовая цена назначена... Николас наморщил лоб, боясь перепутать цифры. - 80 миллионов, - подсказал Куценко. - Для Яся верхняя планка - 95 миллионов. Это все, что он смог мобилизовать. Я с помощью "Гроссбауэра" его легко забил бы. Что нужно Ясю? Чтобы я не явился? - Нет. Вы один из ключевых соискателей. Если не придете, аукцион могут перенести на другой день. Чиновники из Госкомимущества побоятся, что их потом заподозрят в нечистой игре. Поэтому Ястыков хочет, чтобы вы пришли и приняли участие в торгах. Довели цену до 85 миллионов и потом отступили. Как только тендер завершится, Ястыков позвонит, чтобы нас с Мирой отпустили. Мират Виленович скрипнул зубами. - Хочет взять такой куш за 85 лимонов? Губа не дура. "Ильич" тянет самое меньшее на сто двадцать. Мне бы только сдержаться, когда я его завтра увижу... Теперь о главном. Как по-вашему, он выполнит обещание или все равно ее убьет? Предприниматель старался говорить бесстрастно, но в конце фразы голос все-таки сорвался. - Зачем? - потрясенно воскликнул Николас. - Если он своего добился! - Вы опять не понимаете. Это не только бизнес, это личное. Ясь мечтает меня растоптать, и теперь у него есть такая возможность. Он не просто срывает куш. Он губит мою репутацию перед главным партнером. А сладостнее всего ему будет, если он разобьет мне сердце... Куценко снова запнулся. Николаса поразил мелодраматический оборот речи, совершенно неожиданный в устах столь респектабельного господина. Жанна говорила про моторчик, который движет каждым человеком. Каким же топливом питается неистовый двигатель этого Наполеона от медицинской индустрии? Что если Мират Виленович всю жизнь, с пятого класса, несется наперегонки с мальчиком-мажором? А тот все кормит и кормит его грязной промокашкой... - Отправляйтесь в "Пушкин", - прервал психоаналитические размышления Фандори на владелец "Мелузины", - Мне нужны твердые гарантии, что Мира останется жива. x x x Подземным переходом, мимо ларьков, мимо газетных и цветочных киосков, посредник шел на противоположную сторону площади, где в ресторане "Пушкин" расположился штаб второй из конфликтующих сторон. Ястыков и его охрана заняли весь третий этаж. Перед каждым из десятка телохранителей белело по нетронутому капучино, сам же Олег Станиславович и Жанна с аппетитом завтракали устрицами и фуа-гра. А ведь, пожалуй, Куценко прав, подумал Николас, оглядывая бонтонный интерьер. Контраст между дешевым кафе и шикарной ресторацией неслучаен - Ясь празднует победу со смаком, даже в этом хочет продемонстрировать свое превосходство. - Ну? - Жанна вытерла салфеткой лоснящиеся от гусиной печенки губы. - Как прошло родительское собрание? - Ему нужны гарантии, - сказал Фандорин. x x x И снова полутемный зальчик "Кофе Тун". Сиротливо дымящаяся чашечка кофе перед Миратом Виленовичем, громкая музыка, напряженные лица телохранителей. - Извините, но он просил передать слово в слово. - Николас опустил глаза и тихо повторил послание Ястыкова. - "Никаких гарантий, Куцый. Подрыгайся". У Мирата Виленовича чуть дрогнул угол губы. - Я вам говорил. Он ее убьет... - А по-моему, это как раз признак неплохой. Я, пока шел сюда, все думал... Мне кажется, что я начинаю понимать его психологию. Судя по этой грубости, да и по разным другим признакам, Ястыкову нравится вас унижать. А из этого следует, что он получит гораздо большее удовлетворение, если не убьет Миру, а вернет - или, с его точки зрения, швырнет - вам ее обратно. По его представлениям, это и будет демонстрацией абсолютного превосходства. Лицо Куценко просветлело. - Да-да, это очень на него похоже. Я помню, как в шестом классе папа на день рождения подарил мне японский фонарик. Это была настоящая роскошь. Вы не представляете, сколько для меня значила эта блестящая штуковина с разноцветными кнопочками. Впервые в жизни у меня появилось что-то, чему завидовали другие. Я взял фонарик в школу и полдня был самым главным человеком в классе. Кому-то давал подержать это сокровище, некоторым избранным позволял зажечь лампочку и покрутить цветные фильтры. А после третьего урока фонарик отобрал Ясь. Я канючил-канючил, но он только смеялся. В конце концов, наигравшись, вернул, но сначала расколол стекло - просто так, из подлости. И еще сказал: "На, Куцый, теперь можно". - Ну вот видите, - обрадовался Николас. - Вернул же! - А что если... - Мират Виленович понизил голос. - Если он и с Мирой поступит, как с тем фонариком? Вы... вы понимаете, что я имею в виду? Глядя в искаженное мукой лицо предпринимателя, Фандорин почувствовал, как по коже пробегает озноб. Вспомнилось, как Ястыков смотрел на высунутый язычок Миранды: глаза зажглись странным блеском, мясистая нижняя губа плотоядно выпятилась. Как Жанна его назвала - "сексуальный террорист"? Но развивать эту нехорошую тему не следовало, пора было перевести разговор в конструктивное русло. Именно так профессионал до добрым советам и поступил: - Я бы посоветовал вам выдвинуть следующие условия. Ровно в десять утра, когда начнется аукцион, нас с Мирой должны выпустить из квартиры. Пускай нас сопровождают охранники - до той минуты, пока вопрос о комбинате не разрешится. Тогда охрана нас отпускает совсем. По-моему, это компромисс, который устроит обе стороны. Ведь если вы Ястыкова обманули, его люди могут застрелить на месте нас обоих. Это дело одной секунды. - А если он обманет? Я уступлю комбинат, а вас все равно убьют? - Не думаю, - гордясь собственным хладнокровием, ответил Ника. - Одно дело, если Ястыков разъярен и жаждет мести. И совсем другое, если он получил то, чего хотел. Убивать нас среди бела дня, на глазах у прохожих - риск. Не станет он рисковать такой сделкой, только чтоб сделать вам больно. Я видел этого человека, разговаривал с ним и составил о нем определенное представление. Безусловно мерзавец. Но прагматического склада. Подличать во вред себе не станет. - Согласен. - Куценко нервным жестом сдернул очки, потер переносицу. - Предложение отличное, Ястыкову нечего будет возразить. Я буду с вами на постоянной мобильной связи, а Ястыков - на связи со своими гориллами. Ну, то есть сам я с вами говорить не смогу, на контакте будет Игорек. Как только аукцион закончится и вас с Мирочкой отпустят, немедленно отправляйтесь... ну, скажем, на ближайшую станцию метро и ждите, пока за вами приедут. - А если нас не захотят отпустить, поднимем крик на весь квартал. Уж можете мне поверить - шито-крыто у них не получится. - В ту же самую секунду, как это произойдет, я прямо там, в Госкомимуществе, схвачу Яся за горло и сделаю вот так. Куценко взял с блюдца чашку, сдавил ее своими тонкими пальцами, и фарфор лопнул. Горячий кофе полился по запястью Мирата Виленовича, по белому манжету, но на лице доктора не дрогнул ни единый мускул. Конечно, в исполнении женщины трюк с раздавленной емкостью смотрелся гораздо эффектней, да и стакан толще, чем фарфоровая чашка, и все же Николас был впечатлен демонстрацией брутальности и самим сходством ситуаций. Все хищники похожи друг на друга, пронеслось в голове у магистра. Вне зависимости от породы и размера, инструментарий у них один и тот же: клыки, когти, стальные мышцы. Вытирая руку салфеткой, Куценко сказал: - Я не благодарю вас, потому что словами моих чувств все равно не выразить. Вы и так понимаете, вы тоже отец... Он повернулся к секретарю, подал ему какой-то знак. Игорек подошел, подал пластиковую сумочку. Николас изумленно захлопал глазами. Это еще что такое? Подарок в знак благодарности? Конфузясь, Мират Виленович попросил: - Вот, передайте, пожалуйста, Мирочке. Это ее любимая пижама. И еще шоколад "Вдохновение". Для нее это главное лакомство, еще с детдомовских времен... И отцы разом, как по команде, нахмурились, чтоб не дай Бог не прослезиться. x x x В "Пушкине" уже кушали десерт: Ястыков - миланез с апельсиновым кремом, Жанна - антреме из тропических фруктов. Новое явление парламентера было встречено дружным, заливистым смехом. Вытирая слезы, Олег Станиславович выдавил из себя: - Ой, не могу... "Что если он с Мирой поступит, как с фонариком?" У... у... умора! А идея хороша! Как мне самому в голову не пришло! Сдуть пыльцу невинности! А все Ку... Куцему спасибо! Остолбенев, Фандорин смотрел на веселящуюся парочку, и его ошарашенный вид вызвал новый приступ истерического хохота. - Три раза! - Жанна, давясь, показала три пальца. - На те же грабли! Ничему не научился! Она приподнялась со стула, сунула Николасу руку в нагрудный карман пиджака - того самого, из магазина "Патрик Хеллман" - и вынула какой-то маленький шарик. Микрофон! Все это время они подслушивали! В самом деле, он неисправимый идиот: ни история с Гленом, ни история с капитаном Волковым не научили его элементарной осторожности. Сделав невозмутимое лицо (а что еще оставалось?), Ника холодно сказал: - Делаю вывод, что условия, выдвинутые господином Куценко, вам известны. - Известны-известны. - Жанна показала ему большой палец. - Классные условия. Ты, Ника, показал себя молодцом. Олег Станиславович кивнул. - Да. Подите, скажите Куцему, что все нормально. А про пыльцу невинности это я пошутил. Цыплячья грудка и сиротские хрящики мадемуазель Миранды меня нисколько не привлекают. Вперед! Фигаро здесь - Фигаро там. А мы пока ударим по дижестивчику. Верно, золотко? x x x Он думал, что ночью не сомкнет глаз. Прилег на кровать больше для порядка. Закинул руку за голову, стал представлять себе, как все завтра произойдет. Что если в Ястыкове подлость окажется сильнее прагматизма? Зажмурился, представил. Два приглушенных щелчка. Высокий мужчина и худенькая девушка ни с того ни с сего падают на асфальт. К ним подходят, наклоняются, не могут понять, в чем дело. А тем временем двое или трое парней как ни в чем не бывало уходят прочь, растворяются в толпе... Просто поразительно, что с такими видениями Фандорин все-таки уснул. Единственным объяснением могла быть усталость. Как-никак вторая бессонная ночь подряд. На рассвете он проснулся оттого, что скрипнула дверь и по полу прошелестели невесомые шаги. Спросонья сказал себе: это Алтын вставала в туалет. Собирался упасть обратно в сон, и вдруг вспомнил, где он. Рванулся с подушки. У приоткрытой двери стояла Мира. Она была в розовой пижаме с жирафами - очень похожей на ту, в которой спала четырехлетняя Геля. - Тс-с-с, - приложила палец к губам ночная гостья. Прикрыла дверь, бесшумно пробежала по паркету и села на кровать. - Ты что? - прошептал он. - Как ты вышла из комнаты? - Стояла у двери, слушала. Ждала, пока этот в сортир уйдет или еще куда. Вот, дождалась. - Но в кухне же еще один! Мог услышать. Мира усмехнулась, ее глаза блеснули мерцающими огоньками. - Как же, услышит он. Я умею ходить вообще без звука. Мы ночью всегда из палаты в палату шастали. Смотри, смотри, что я нашла! В пижаме было. Он наклонился к маленькому бумажному квадратику. Напрягая глаза, прочел: "Не бойся, доченька. Папа тебя спасет". - Видал? - возбужденно спросила она. - Я всю ночь не спала, хотела тебе показать! Подвинься, я замерзла. Залезла к нему под одеяло, прижалась ледяными ногами. Спокойно, приказал себе запаниковавший Николас. Это невинная детдомовская привычка. Осторожно, чтоб не обидеть, отодвинулся, но Мира немедленно придвинулась вновь. - Ты такой теплый! И длинный, как удав из "Тридцать восемь попугаев". - Она прыснула. Оперлась на локоть, мечтательно сказала. - Он вообще застенчивый. Вроде как стесняется меня. А тут "доченька". Никогда так меня не называл. Значит, не сердится. Николас уже взял себя в руки, запретил организму поддаваться ненужным реакциям. Ну и что с того, что девушка положила тебе руку на плечо, а коленку пристроила на бедра? Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает. - Что ж ему на тебя сердиться? - сказал Фандорин. Хотел погладить девочку по трогательно белеющей в полумраке головке, но не стал - немного подержал руку в воздухе и осторожно опустил. - Разве ты в чем-нибудь перед ним виновата? Ничего, завтра все кончится. Нас отпустят, мы доберемся до метро, и за нами приедет твой папа. - В метро? Ой, я там еще ни разу не была. Говорят, жутко красиво. Знаешь, меня же все на машине возят, с темными стеклами. Только что глаза не завязывают, как эти. Мира заерзала, устраиваясь поудобней, и Николас почувствовал, что проклятый организм, раб первобытности, начинает выходить из-под контроля. - Ты лежи, грейся, - пробормотал магистр, выбираясь из кровати. - А я все-таки попытаюсь сориентироваться, в какой части Москвы мы находимся. У окна перевел дух. Стал всматриваться в белую от свежевыпавшего снега улицу, в дома, где уже загорались огни - восьмой час, скоро начало рабочего дня. Подошла закутанная в одеяло Мира, встала рядом. Ее затылок белел на уровне Никиного локтя. - Вон, смотри, какой домина. Раз, два, три, десять, шестнадцать, целых двадцать два этажа! И еще вон четыре трубы. Ты же москвич. Может, узнаешь? - Нет, в Москве таких мест много. - Гляди, гляди! - Она встала на батарею и обхватила его за шею - теперь их щеки были на одном уровне. - Вон на небе светлая полоска! - Ну и что? - Как "что"! Еще учитель! Откуда солнце-то восходит? А ведь действительно! Восток справа, примерно под углом сорок пять градусов. И там, кажется, кольцевая дорога, дома кончаются. Значит, какой это край Москвы? Юго-восток? Нет, северо-восток. Глава двадцатая. ОПАСНЫЕ СВЯЗИ - Северо-запад - вот в какой стороне света сияет солнце нашей империи, что бы там ни утверждала географическая наука. Именно туда, к балтийским водам, мы с господином конногвардейским вахмистром завтра поутру и устремимся - обогреться лучами милости матушки-государыни. Я, конечно, не "херувимчик" и не "жемчужинка", как называет вашего сынка ее царское величество, но, глядишь, и мне на радостях какая-никакая награда достанется. - Прохор Иванович смиренно улыбнулся. - Кресточек ли, звездочка, а дороже бы всего ласковое от матушки слово. - Это вне всякого сомнения так! - горячо поддержал его Алексей Воинович. - Благосклонное слово монарха - наилучшее вознаграждение для благородного человека. Драгоценнейшая реликвия нашего семейства - собственноручно начертанное высочайшее выражение признательности Митридату. "Вечно признательна. Екатерина". Вот оно, я хранил его до твоего возвращения. - Папенька благоговейно вынул из шкапчика пропись с царицыным росчерком, подал сыну. Митя повертел бумажку, сунул в карман. На стенку, что ли, повесить? - Но и вещественные знаки августейшей милости тоже отрадны, - продолжил папенька. - Душевно прошу передать мою нижайшую признательность ее величеству за присланные с вашим превосходительством червонцы. Не деньги дороги - августейшее внимание. - Передам, передам. - Тайный советник благодушно кивнул, почесывая голову под черным париком. - И вашу просьбу о дозволении состоять при сыне тоже передам. Отчего бы нет? Где это видано - родителей с детьми разлучать. Ничего, недолго князь Платону над человеческой природой и христианскими установлениями глумиться. Уж можете мне верить. Имею на сей счет самые верные сведения. - Ужель? - обрадовался папенька и переглянулся с маменькой. - Ах, душа моя, то-то было бы счастье! Та ответила лучезарной улыбкой, подлила гостю чаю. - А вот наш старшенький, - сказала она. - Поклонись, Эндимиоша, господину тайному советнику. И брату тоже поклонись. Папенькин камердинер Жорж как раз ввел в гостиную Эмбриона - разбудили-таки ради Митиного возвращения. Старший братец был причесан, наряжен во все лучшее, руки держал по швам. - Проси Митю, чтоб не забывал тебя, не оставлял своим попечением, - велела ему маменька. - От него теперь будет зависеть твое счастье. Эмбрион так и сделал. Поклонился чуть не в пояс, назвал "Дмитрием Алексеевичем" и на "вы". Митя прислушался к своему сердцу - не шевельнется ли братское чувство. Не шевельнулось. Маслов зевнул, перекрестил рот. - Охохонюшки. Однако время к полуночи. Спасибо, голубушка Аглая Дмитриевна, за чай. Очень у вас вишневое варенье хорошо. Пойду бока отлеживать. Уснуть не надеюсь - старческая бессонница. Так, поворочаюсь, помну перину. Дозволит Господь - подремлю часок. А завтра раненько сядем с Митюшей в мои саночки, стегну лошадок и стрелой в Питер. - Сами стегнете? - удивился Митя. Вспомнил заодно и некое иное стегание, слегка покраснел. Будет об том казусе разговор в дороге иль нет? - Сам, лапушка, сам. Люблю троечкой править, да чтоб с колокольцами, да с посвистом. Я ведь не немец какой, русский человек, и из самых простых. Батька мой лавчонку седельную держал, я же вот в тайные советники вышел. Но корней своих не стыжусь. И, как иные парвенюшники, пышностью худородства не прикрываю. Попросту люблю ездить, без холуев. Отлично прокатимся, Митрий, вот увидишь. Тебе понравится. Нет, Мите это совсем не понравилось. - Что, и охраны у вас нет? - насторожился он. Прохор Иванович засмеялся: - Зачем охраннику охрана? Не бойся, со мною никто тебя не тронет. - А разбойники? - спросил Митя, думая вовсе не про разбойников - про Великого Мага и его рыцарей. - По лесам-то пошаливают. He испугался тайный советник разбойников. Сказал: - Ничего. Бог не выдаст, свинья не съест. Вот какой легкомысленный. С тем и разошлись по спальням. В гостиной только папенька с маменькой остались - чтоб помечтать вдвоем о будущем счастье. x x x Мите было не до сна. Оказавшись один, он разволновался еще пуще. Вдвоем с Масловым до Петербурга ехать? Как бы не так! Если б с Данилой, то нестрашно, а этот облезлый разве защитит, если что? Сколько их там, Авраамовых и Фаустовых братьев, меж Москвой и Петербургом? Это когда еще до них весть дойдет, чтоб "бесеныша" не трогали. Нужно тайному советнику про Орден Сатаноборцев рассказать. Ну конечно! Раз он такой враг масонства, ему и карты в руки. Гонялся за хорошими масонами, теперь пускай погоняет плохих. Опять же личность Великого Мага ему будет куда как интересна. В спальню Митю отвели папенькин Жорж (он же Егорша) и Малаша. Пока вели, ругались, кому маленького барина раздевать, однако он отправил обоих, сказал: сам. Успел только кафтан снять, тут мысли и накатили - сначала тревожные, потом дельные. К Прохор Иванычу, немедля! Стал обратно натягивать кафтан - на пол из-за обшлага выпал бумажный прямоугольник. Что это? Государынина реликвия? Нет, та в кармане. Ах да, это Данила сунул. На память. Письмо от Великого Мага, вот что это было такое. Очень даже кстати - пусть Маслов не думает, что ребячьи фантазии. Митя развернул бумагу, чтобы прочитать еще раз, уже собственными глазами. Но еще прежде того взглянул на красневшую понизу печать. Вот он, значит, какой - Знак Усекновения. На первый взгляд цветок с лепестками, вроде ромашки. А если приглядеться, никакая это не ромашка, а два креста с утолщенными, округлыми концами: обычный крест и косой, андреевский. Выходит, Великому Магу дьяволовы меты такими вот знаками прижигают. Чудно! Хотел было читать, но снова посмотрел на печать. Где-то он уже видел этот красный цветок. На каком-то странном, неподобающем для цветка месте. И было Митридату видение: белое гузно с сине-красными полосами от плетки, и на копчике - игривая ромашка. Ах! Кафтан сам собой выскользнул из рук на пол. Митя же почувствовал, как подгибаются колени, и еле-еле, на полусогнутых ногах, добрался до стула. Рухнул. О, Пресветлый Разум! Не от содомского разврата у тайного советника Маслова на приватном месте наколот знак, ошибся кнутобоец Мартын. И понятно теперь, отчего Прохор Иванович последним из придворных, вопреки моде, в парике ходит. Что есть Люциферовы меты? Известно: рога и хвост. Их-то и "отсекают" Великому Магу. Где-то на темени или на макушке, под волосами, должны быть у Маслова еще два таких знака - от усекновения рогов. Но как же так? Выходит, Великий Маг - не Метастазио? И Митю главный сатанофаг хочет истребить не из-за подслушанного на дворцовой печи разговора? Тогда за что? Чем не угодил царский воспитанник начальнику Секретной экспедиции? Очень просто, ответил сам себе Митридат. В этой самой ромашке причина и состоит. Он увидел то, чего никому видеть не положено. Должно быть, тайный советник решил: мальчишка образован и смышлен не по годам... Нет, это слишком лестно. Не в Митиной смышлености дело. Испугался Маслов, что отрок станет болтать, какое украшение у государственного человека на заднице. Кто о Знаке Усекновения слыхом не слыхивал, посмеется да забудет, но если слух о пикантной причуде секретного начальника дойдет до человека сведущего, тут Маслову и конец. Легко ли: охранитель августейшей безопасности - глава тайного ордена. Гонитель вольных каменщиков сам - наисекретнейший из масонов! Не сносить тогда Прохору Ивановичу головы. Никогда еще Митина мысль не работала так резво, даже в момент произведения математических исчислений. Как хитер Маслов, как предусмотрителен! Все ложи разогнал, а свой орден укрепил. Собирая по поручению императрицы сведения о тайных обществах, должно быть, заранее присматривался, кто из фигурантов может быть ему полезен. Полезен для чего? Ясно, для чего. Ведь Фондорин сказал, чего хотят ложные масоны - власти. Митя зачесал в затылке. Что-то тут не складывалось. Разве может какой-то Прохор Иваныч, сын лавочника, получить власть над Российской империей? Может. Если будет не сам на троне сидеть, а посадит куклу и станет дергать за ниточки. Кукла уже имеется, зовут ее Наследник. Тот ведь, кажется, и в "Полнощной Звезде" состоял, откуда Великий Маг себе новых рекрутов набрал? Государыня велела из масонов уйти - сын не ослушался, ушел. В другие масоны, против прежних наисокровеннейшие. Теперь понятно, почему итальянец сказал, что Маслов на Наследника ставит. На кого ж ему еще ставить? Вот она, власть - абсолютная, ведь сатанофаги повинуются своему предводителю слепо, без рассуждений! Наследник может занимать в Ордене сколь угодно высокое положение - Фаустова брата, даже члена Капитула, это ничего не меняет. Все равно приказ неведомого Мага для его высочества - Слово Божье. Что велит Маг, то Наследник и сделает - во имя Справедливости и Добра. Если Наследник наденет корону, то непременно возьмет себе советчиком господина Маслова - единственного придворного, кто относится к опальному принцу с почтением. И тогда новый царь окажется в двойных тенетах. Предположим, получает он от Великого Мага депешу с совершенно немыслимым, противоречащим разумности предписанием. Ну, скажем, послать русскую армию на штурм Альпийских гор или на завоевание Индии. Тут при каком угодно обете послушания засомневаешься. Вызовет государь своего верного советника Маслова. Спросит его: что ты об этом думаешь? А тот в ответ: превосходная идея, ваше величество! И еще обоснования представит. Бывает ли кукловодство совершенней? Так вот почему Маслов так спешит свалить Фаворита! Дело не в самом Зурове, а в воцарении августейшего Внука. Если сие произойдет, всем прожектам Великого Мага конец! Но... но ведь рано или поздно это все равно случится. На что может рассчитывать Маслов? Екатерина презирает своего сына и ни за что не передаст ему скипетр. Вот если бы она умерла скоропостижно, не успев обнародовать завещание - тогда другое дело. И стало Мите жалко бедную толстую старуху. Самые близкие люди желают ей смерти, только партия Внука медленной, а партия Сына быстрой. Первая из партий, предводительствуемая коварным Еремеем Умбертовичем, чуть было своего не добилась. Помешали провидение, рыцарь Митридат и покойница Аделаида Ивановна. Как она, сердечная, упала, даже тявкнуть не успела! Невинная жертва людских страстей. Ой! И Митины мысли понеслись еще проворней. А почему это, собственно, левретка закорчилась сразу же после того, как лизнула винную лужицу? Итальянцев яд ведь был медленный! Аделаида Ивановна должна была успеть и натявкаться, и наскулиться вволю! Вот она, странность, которую учуял Данила, когда услышал рассказ о неудачном отравлении. Что же это получается? Богоподобная Фелица, буде выпила бы настойку, тоже испустила бы дух в корчах и нечленораздельности? Хорош у секретаря вышел бы заговор, в результате коего вместо Внука на престоле оказался бы Наследник! То-то Маслову был бы подарок! Иль это никакой не подарок? Не очень-то Прохор Иванович удивился, когда Митя ему про подслушанный разговор рассказал. Скорей обрадовался, что свидетель есть и что теперь можно будет капитан-поручика Пикина прижать. Уж не знал ли вездесущий секретный начальник о комплоте? У него всюду шпионы, а в зуровских апартаментах и подавно. Что если он провернул вот какую штуку, совершенно в своем духе? Вместо одной подмены произошло две: Пикин поменял флакон с настойкой на другой, с отравой, а Маслов, зная о том, на место пикинской склянки подсунул свою тоже с ядом, но только не медленным, а быстрым и, главное, производящим паралич языка? Страдалица Аделаида Ивановна пала на бок, глаза ее закатились, пасть разинулась, но не исторгла ни звука! По-медицински это называется паралич голосного механизма. И у государыни было бы то же самое. Далеко, очень далеко забрался Митя в своих догадках и предположениях, но больно уж точно все сходилось. Разве не странно повел себя Маслов, когда левретка издыхала, а все суетились вокруг перепуганной царицы? И ему бы там быть, охранителю августейшей персоны. А он вместо этого бросился к Мите и спросил: случайно ли тот разбил бутыль или знал про отраву? Что-то чересчур проницательно! Если б императрица тогда выпила яд, у Маслова все прошло бы как по маслу. (Тут Митя поневоле улыбнулся: какой чудесный каламбур, жалко Данилы нет, тот бы оценил.) Партия Внука в замешательстве, поскольку ждала от флакона иного действия - не паралича речи, а медленного угасания. В Гатчину же от начальника Секретной экспедиции понесся бы гонец с письмом. Мол, ваше высочество, царствовать подано. Поспешите в столицу со своими пудреными батальонами! Такие услуги не забываются. Стоит ли после этого удивляться, что Митридат Карпов для Великого Мага сущий Сатана? Сначала испортил превосходно подготовленный план, а потом еще и раскрыл главную масловскую тайну. Как такого не истребить? Никакой цены не пожалеешь. Лишь бы не мешкая, "отнюдь не сомневаясь" и "наипаче всего не вступая с ним в разговор" - а то, не приведи Господь, еще сболтнет про ромашку кому не следует! Ишь как переполошился - лично на розыски приехал. Наверняка сам вызвался. И понятно, почему один. Очень уж дело тонкое, деликатное, не терпящее свидетелей. Можно не сомневаться, что маленький спутник Прохора Ивановича до Петербурга не доедет. Непременно случится с ним какая-нибудь дорожная неприятность - либо из возка выпадет и шею свернет, либо отравится на постоялом дворе чем-нибудь несвежим. Обычное дело. Как говорится, все под Богом ходим. Бедный Фондорин! Как он ошибся, считая, что доставил своего друга в безопасное место! Несчастная Павлина! Ее жертва будет напрасной. А более всего следовало пожалеть себя. Не зря сулила Малаша своему питомцу короткий век. Было время, когда маленькому Мите его спаленка представлялась самым надежным убежищем на свете, а сейчас он сидел и дрожал, боясь заглянуть в углы, где сгустились темные, страшные тени. Единственная свечка на столике горела тускло, ровно, будто над покойником. А что если Маслов и отъезда ждать не станет, подумалось вдруг Митридату. Зачем ему на себя подозрение навлекать? Доверили ответственному человеку ребенка, а он не уберег. Государыня рассердится, она и так своего охранителя не очень-то жалует. Другое дело, если неудачливый малютка скоропостижно преставится, еще находясь под отчей крышей. Тут уж к Прохору Ивановичу какие упреки? И надо же так случиться, что, едва Мите пришла в голову эта мысль, ужаснейшая из всех, как дверь тихонечко пискнула и стала понемножку открываться. Задвижку надо было закрыть! Не додумался! В щель просунулася голова, в потемках не разглядеть, чья. Но сверху и по бокам сей предмет был черный, обвислый: парик с буклями. Он! Увидев, что мальчик еще не ложился, Маслов скрытничать перестал. Открыл створку до конца, вошел. - Не. спится? - ласково спросил он. - А мне, старику, и подавно. Все думы, соображения разные. Сядем рядком, потолкуем, ладком? Дверь прикрыл и, заслонив ее спиной, задвинул щеколду - этот скрытный маневр был выдан тихим полязгиванием. Может, какой-нибудь другой мальчик, проворней рассудком или отважней, придумал бы что-нибудь иное, а Митя поступил просто, как велело естество: завизжал что было мочи. Без слов, но очень громко. Примерно так: - И-и-и-и-и-и!!! И так: - У-у-у-у-у-у-у-у-у!!!! И еще так: - Папенька-а-а-а-а-а-а!!! Прохор Иванович свею мопсову челюсть отвесил, а сказать ничего не сказал. Да если б и попытался, вряд ли бы вышло, при таком-то шуме. Прибежали, заколотили в дверь. Митя как голоса услышал, сразу нечленораздельно вопить перестал, перешел на осмысленное: - Я здесь! Сюда! Куда Маслову деваться? Открыл задвижку, посторонился. А в спальню кинулись и Жорж, и Малаша, и папенька с маменькой, и еще там был кто-то, не разглядеть. - Что... что такое? - вскричал Алексей Воинович. - Что с тобой, сын мой? Приснилось что-ниб... Тут он увидел Митиного ночного гостя и осекся. - Ва... ваше превосхо... Что случилось? Тайный советник, судя по недоуменно разведенным рукам, собирался врать, но Митя его опередил. Бросился к папеньке. - Я с ним не поеду! Он - Маг! - Ну, конечно, приснилось, - улыбнулся папенька. - Какой маг? Это же... - Великий! Из тайного ордена! Он убить меня хочет! И стал объяснять, но, поскольку очень волновался, слишком частил - папенька лишь глазами хлопал, а в толк взять не мог. Зато Маслов понял. - Вон! - махнул он слугам. - Не вашего ума дело! Да смотрите мне, не подслушивать - в каторге сгною. И снова дверь на засов закрыл, только теперь уже безо всякой тайности. - Глядите, глядите! - закричал Митя родителям. - Он больше и не прячется! Скажите, чтоб парик снял! У него там под волосами знаки! Он заговорщик! - Не шуми так! - Маменька закрыла уши. - Это несносно! У меня завтра будет мигрень! Открыла дверь и вышла - вот как. А Маслов, злодей, опять щеколдой - вжик. Вся надежда теперь была на папеньку. - Что ты такое говоришь, душа моя? - растерянно пробормотал он. - Какие знаки? И почему ты называешь Прохора Ивановича заговорщиком? Как можно? Ну как ему объяснить, чтоб понял, чтоб поверил? Да еще в присутствии этого! - Вот, читайте! - воскликнул Митя и подал отцу письмо Великого Мага. Алексей Воинович склонился над свечкой, стал читать. А Прохор Иванович со вздохом сказал: - Не зря я за тобой, дружок, гонялся. Не в меру востер. Был бы умом потусклее, можно было бы оставить среди живущих, а так увы. Невозможно. Папенька от таких слов письмо выронил. Вряд ли успел дочитать и тем более вникнуть. - Что вы говорите, ваше превосходительство?! Ведь это сын мой! Выражение лица Прохора Ивановича удивительным образом переменилось: взгляд заблистал спокойно и властно, лоб разгладился и даже вислые собачьи брыли теперь казались не смешными, а исполненными воли и величия. - Твой сын смертельно заболел, - сказал Великий Маг отставному секунд-ротмистру суровым, непререкаемым тоном. - Жить ему осталось всего ничего. Он при смерти, разве ты не видишь? Спасти его ты не в силах, можешь лишь сам заразиться неизлечимой хворью. Если не отойдешь в сторону - ты тоже не жилец. Алексей Воинович ужаснейше побледнел. - Но... я ничего не понял! Какой-то маг, какие-то знаки... Ваше превосходительство, умоляю! Чем я... чем мы вас прогневали? - Ты глуп, Карпов, и в этом твое счастье. Сядь. - Маслов слегка толкнул папеньку в грудь, и тот попятился, сел на кровать. - Только поэтому я могу оставить тебе жизнь. Да не просто оставлю, а вознесу тебя на высоты, какие тебе не снились. Знаю, предел твоих мечтаний - услаждать похоть полудохлой старухи. Я же могу дать тебе неизмеримо больше. Мне нужен доверенный помощник. Безымянность во многих смыслах полезна, но по временам крайне неудобна. Обычным слугам не все доверишь - так можно себя и выдать... - Я... я все равно не понимаю... - пролепетал Алексей Воинович. - То-то и хорошо. Мне не нужен шустрый, от такого жди измены или ненужного извива мысли. Ты же удовольствуешься ролью моего рычага, посредством которого я буду приводить в движение махины. Ты будешь единственный из живущих, кто знает про знаки, и уже одно это вознесет тебя надо всеми. - Папенька, не слушайте его, он врет! - крикнул Митя, чтобы родитель поскорей пришел в себя, очнулся. - Вы не единственный, кому будет ведомо про знаки на его теле! Еще Мартын знает, глухой экзекутор! А раз Маслов вам в этом врет, то и все прочее ложь, только чтоб заморочить! Тайный советник посмотрел на Митю и улыбнулся. - Бедный Мартын Исповедник. Помер он, Митюша. В тот же самый вечер, когда мы так неудачно допросили Пикина. Выпил Мартынушка протухшей водки и приказал себя поминать. Если б он не только глухой, а еще и немой был, тогда ладно бы. А так нельзя, сам понимаешь. Ты ведь у нас умник. Догадался ведь в тот же вечер к себе не возвращаться, сбежал из Питера. Так вот он чего больше всего испугался, дошло до Митридата. Что я в тот же вечер исчез. Не знает про изгнание из Эдема! Откуда ему? Решил, что я все понял и пустился в бега - от него, от Великого Мага. Так, получается, Пикин мне тогда жизнь спас, вышвырнувши из окна? - Я не зверь, но ведь большое дело на мне, - продолжил Прохор Иванович. - Сколько людей в меня верят, и каких людей - не твоему батьке чета. Светлые головы, радетели Отечества. По одному подбирал, как жемчужины в ожерелье. Как за дело возьмемся - у нас горы прогнутся, реки вспять потекут. А тут ты. Я людей хорошо знаю, изучил за долгую службу. У тебя талант из цифири корень извлекать, а я умею то же с людишками производить, каждого до самого корня вижу. Вижу и тебя. Ты мозгами резв, да не мудр. И мудрым никогда не станешь, потому что душонкой слаб. Гниль в тебе, которую для красоты жалостью зовут. Не способен ты к нерассуждающему повиновению. От тебя большое дело погибнуть может. Сам рассуди - можно ль тебе жить? Никак нельзя. Верно, оттого что, говоря это, тайный советник смотрел на Митю и не цепенил папеньку своим магнетическим взором, Алексей Воинович скинул морок, стал приходить в себя. - Не поспеваю мыслью за вашими речениями, - воскликнул он, подбежав к сыну и обняв его, - но вижу, что вы желаете Митридату погибели. Сжальтесь над младенцем! Или уж разите нас обоих! Сказал - и рубашку рванул, как бы обнажая грудь. Никогда папенька не был таким красивым, как в этот миг! Но Маслов родительской самоотверженностью не восхитился, равнодушно пожал плечами: - Гляди. Мне что одного похерить, что двоих. Только не будь еще глупей, чем я про тебя думаю. Чем лишиться всего, лучше потерять часть. У тебя ведь есть и другой сын. Решай, Карпов. У меня театры разводить времени нет. Желаешь умереть - умрешь. Хочешь жить - поедешь, со мной в Питер. Жену и старшего сына бери с собой. Для начала выговорю тебе чин статского советника, да в память о царицыном воспитаннике тысячонку душ. Для утешения. Но это пустяки. Скоро свершится некое событие, после которого мой помощник получит все, что пожелает - хоть графский титул, хоть министерство. Только служи верно, не двурушничай. - Графский титул? - повторил Алексей Воинович. - Ми... министерство? И вдруг перестал быть красивым. - Да. Или смерть. Выбирай. Папенька все еще прижимал сына к себе, но как-то рассеянно, без прежней горячности. - Но... но что я скажу супруге, родившей в муках это дитя? Взглянул на Митю сверху вниз - боязливо, словно не на живого человека, а на покойника. Маслов отмахнулся: - Насколько я успел узнать твою жену, ей можно набрехать что угодно. Через месяц она и не вспомнит, что у нее было два сына, а не один. О, твоей Аглаюшке будет чем себя занять в Санкт-Петербурге. По лицу Карпова-старшего ручьем потекли слезы. - Бог свидетель, я имел о тебе попечение самого нежного отца, но что я могу сделать? - зарыдал