лушал, как таяли вдалеке ее шаги. - ...то, что алкоголик - элемент антиобщественный, пережиток буржуазного общества, вы, дети, конечно, знаете. - Светлана Георгиевна обвела своими маленькими глазенками класс. - Я вам хочу рассказать о другом. О том, как пьяница губит не только себя и свое здоровье, но и здоровье детей. Ведь у них дети потом рождаются умственно неполноценными. - Учительница внимательно посмотрела на Лену. Кто-то с соседних парт радостно и зло захихикал. - И главное, вы должны понять - они не виноваты, что родились такими. - Глаза у учительницы были добрые, как у ласковой мамы... - Каждый из вас должен помнить: то, что он родился нормальным, это - счастье. - Светлана Георгиевна продолжала разглядывать Лену. Одноклассники злобно шушукались. Слышался чей-то смех. - Артемина! Про тебя! - Артемина! Лена сидела, собравшись в тугой комок. Не отрываясь, глядела в стену. Она старалась не видеть обезьяньи физиономии. - Да, дети, - Светлана Георгиевна покачала головой печально. И смотрела уже не на Артемину, а в класс. - Когда ребенок ненормальный, когда ребенок умственно неполноценный, это большое горе для родителей. - Казалось, она заплачет сейчас. - Очень большое, ребята, горе... ... Офис фирмы "Поиск" размещался в небольшом частном домике, неподалеку от Красной. Беляков в свое время подмазал нотариуса, и хозяин строения узнал, вдруг, что оно ему больше не принадлежит. Многомесячные хождения по судам больного семидесятилетнего пенсионера ничего не дали и окончились на тихом, смиренном кладбище за чертой города. Беляков владел собственностью уже больше года. Вход украшала строгая официальная табличка с трепещущим на ветру демократическим флагом и надписью: "Частная детективная фирма "Поиск". г.Краснодар". Рядом курил, примостившись на облезших ступеньках, здоровенный рыжий детина. Под курткой, за поясом, у него, на всякий возможный случай, торчала рукоятка газового пистолета. Мера предосторожности эта была продиктована самой жизнью: любой местный урка мог позариться на недешевую аппаратуру, что стояла в офисе. Сейчас глава фирмы сидел, развалившись вальяжно в своем директорском кресле и давал интервью местной краевой газете в лице короткоподстриженной брюнетки. Он улыбался и томно глядел на молодую девушку, чем приводил ее в смущение. Статья была оплачена. Редакция получила деньги, и ей оставалось выполнить свою часть рекламного договора. Беляков рассказывал, а в столе у него крутилась пленка вделанного туда портативного магнитофона. Сыщик никому не верил на этом свете и хотел после иметь запись. Магнитофон он включал всякий раз, когда кто-нибудь входил в кабинет. Стрелки часов над головой сошлись вместе и показали полдень. Рыжий детина у входа поднялся, затянулся последний разок, и окурок полетел в кусты. Из-за угла, на той стороне улицы, показались трое в одинаковых серых костюмах. Красиков и пара оперативников. Охранник огляделся нервно. - Он и с ним двое, - сказал он, когда опер подошел вплотную. - Корреспондентка еще какая-то. Интервью берет. - Плевать! - Бросил Красиков. - Пойдем. Рыжий достал рацию. - Алле, - сказал он спокойно, - тут клиент. Хочет, чтобы жену его проверили. Боится, там не то что-то. Слежка за неверными или же подозреваемыми супругами - основное, чем занималась контора. И рыжий, успевший там поработать пару месяцев, хорошо это знал. Он увидел, как один из милиционеров достал пистолет и, не теряя времени, испарился. Железная дверь, тяжело скрипнув, открылась. На пороге появился заспанный парень в джинсовке. Протяжно зевнул и тут же грохнулся на пол, сваленный двумя выстрелами. Все трое, с пистолетами наготове, быстро вошли внутрь. Красиков первым оказался в проеме. Быстрая пуля свистнула у его уха и ударила в стену, стряхнув на пол белую, как снег, штукатурку. Опер нырнул и спрятался за массивным дубовым шкафом, держа наготове своей макаров. Охранник пустил наобум еще две пули и скрылся в проеме двери. Пригибаясь, он добрался до комнаты, где затаившись сидели Беляков и насмерть перепуганная журналистка. Как только голова сыщика оказалась в дверном проеме, дуло парабеллума повисло у его носа. Беляков держал пистолет двумя руками. - Это - я, - детектив растерянно смотрел в черный глазок ствола. - Вижу, - Беляков быстро убрал оружие. - Там - Красиков, - сказал детектив, устраиваясь на полу рядом. С ним еще двое. Колян нас продал. Это из-за него менты здесь. Беляков молчал. Журналистка сидела, обхватив руками колени, и пыталась соображать. - Что здесь происходит? - Спросила она, наконец, глядя то на одного, то на другого. - Кто-нибудь мне объяснит? - Заткнись! - Беляков ткнул ей в лицо указательным пальцем. - Заткнись и не высовывайся! Красиков и его люди расположились в соседней комнате. - Беляков! - Прозвучало оттуда. Это был Красиков. - Выходи! Мне надо поговорить с тобой. - Говори оттуда. Я слышу. - Если выйдешь сейчас и не будешь выделываться, останешься в живых, - пообещал опер. Беляков не отвечал. - Предупреждаю, - продолжал Красиков. - У меня нет времени ждать. Выходи быстро, если хочешь, чтобы мы разошлись по-мирному. - Спрашивай оттуда! - Беляков не сдавался. - Что тебе надо?! - Ты че, надеешся на чью-то помощь?! Хочешь протянуть время?! Лучше выходи! Это без толку! Обещаю - пальцем тебя не тронем, если сам выйдешь! - Он сейчас милицию вызовет. - Сказал оперативник, что сидел рядом, и тут же мрачно захохотал, довольный своим юмором. Но никому из осажденных в беляковском офисе смешно не было. - Слушай, шерлок холмс, - это снова был Красиков. - Твоя контора мне на хрен сдалась. Мне нужна Артемина. Ты обещал ее сегодня утром - живую или труп. Сейчас - обед. Беляков ответил не сразу. Молчал, разглядывая ствол своего парабеллума. - У меня нет Артеминой! - Бросил он наконец. - Не вышло. Красиков переглянулся со своими коллегами. - Издевается. - Подвел он итог. Канонада выстрелов намертво заложила уши всем, кто сидел в офисе. Несчастная журналистка согнулась чуть ни до земли и обхватила руками голову. Волосы ей обсыпало осколками вазы и белой пылью от побитой пулями штукатурки. Один из оперативников появился в проеме двери. Вскинув руку, выстрелил в детектива, что прикрылся шкафом. И тут же грохнулся на пол, схватившись за простреленное бедро. Детектив прицелился, но следующая пуля разнесла ему голову. Мозги, кровь брызнули во все стороны, большими каплями осев на оконном стекле. Беляков взял на мушку Красикова, но, увидев нацеленные на него два дула, замер. - Брось ствол! - Внятно произнес Красиков. - Если спустишь курок, у тебя никаких шансов. Беляков понял, что тот не врет. Он выкинул пистолет в угол комнаты. Уже через пару минут сыщик и его бывшая интервьюерша сидели, крепко привязанные к своим креслам. Красиков хмуро прохаживался взад и вперед по комнате. Раненный оперативник сидел в углу и, кряхтя от боли, перевязывал ногу. Его коллега курил, усевшись на беляковском столе. - Ну?! - Красиков собрался с мыслями и подошел к Белякову вплотную. - Я жду. - Чего? - Беляков искоса посмотрел на опера. - Не придуривайся. - Красиков покачал головой. - Где Артемина? - Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? - Это жалобно подала голос привязанная журналистка. Красиков развернулся и, вытащив пистолет, ткнул ей стволом в глаз. - Заткнись! - Прошипел он. - Заткнись, или я выпущу тебе мозги! Лицо у несчастной стало белым. Единственный открытый глаз ее смотрел, не мигая, на прижатый к курку палец. Красиков опустил дуло. Потом повернулся опять к Белякову. - Итак, - произнес он медленно. - Скажешь мне, где Артемина или выбить тебе сначала зубы? Потом развернулся, вдруг, и, что было силы, засветил рукояткой в челюсть. Беляков стукнулся о стену головой и чуть не лишился сознания. В ушах звенело. Перед глазами поднялся туман, бежали в разные стороны розово-желтые кружочки. Опер плеснул ему в лицо из графина. - Теперь понятнее? Беляков поднял глаза на Красикова. Просочившись между губами, изо рта у него потекла кровь. - Можешь меня сразу прикончить, - выдавил он. - Я все равно ничего не знаю. Она просто ушла от меня. Куда - не сказала. Большего ты не услышишь. Опер отступил назад. - Хорошо, - сказал он, вдруг. - Я верю. Потом прошелся по комнате. Беляков наблюдал за ним. - Когда она ушла? - Спросил Красиков. - Сегодня утром. Около семи. - Хорошо. - Вы меня здесь не бросите, - услышал опер сзади. Он обернулся. Раненный оперативник сидел на полу. Пистолет в вытянутой руке его глядел на Красикова. В глазах заплясали огоньки злобного безумия. По лицу струился крупными каплями пот. Красиков шагнул в сторону. Дуло по прежнему следило за ним. Он побледнел. - Что ты хочешь этим сказать? Раненный убежденно покачал головой. - Вы меня не бросите здесь, - повторил он, бессмысленно глядя на опера сквозь мушку прицела. - Вы меня здесь не бросите. Красиков увидел, как коллега его, что сидел на столе, достает оружие... Громыхнуло дуплетом. Один оперативник успел пригнуться, и пуля продырявила стену над его головой. Другой - не успел. Теперь он лежал, разбросив руки, в расширяющейся кровавой луже. Красиков мрачно, не отрываясь, смотрел на труп. Потом отряхнулся. - Хватит! - Сказал он. - Пора кончать! Подошел к столу и рывком вывернул на пол бумаги из ящика. Достал зажигалку. Чиркнул. Посмотрел, как дымок синей струйкой пополз к потолку. - Шо ты хочешь делать? - Беляков похолодел от ужаса. Журналистка извивалась, как только могла, пытаясь одолеть веревки. - В понедельник у меня встреча в администрации края с генерал-майором МВД! - Закричала она. - Он все узнает, чем вы тут занимаетесь! Оперативник добродушно усмехнулся, набивая анашой сигарету. - Сегодня у тебя будет встреча с прадедушкой. - Он закрутил кончик косяка и подпалил его о язычок, что прыгал над крышкою беляковского стола. - Ему и пожалуешься. Расскажешь, какие в Краснодаре менты нехорошие. Живую тебя поджарили... - Пошли, - бросил Красиков. Несчастная испустила вопль - такой громкий, какой только смогла. И продолжала дергать веревки, раскачивая туда и сюда кресло. ...Стихли шаги за порогом. Прогудела машина. Беляков огляделся. Он посмотрел на пламя и понял, что потушить его он уже не сможет. Развернувшись всем креслом, он начал передвигаться назад. Девушка видела это. С безумной надеждой в глазах она наблюдала за его движениями. Когда Белякову удалось-таки справиться с одним из ящиков, он начал просовывать туда пальцы, пытаясь захватить что-то, лежавшее там. Связанная журналистка не понимала смысла его действий, но соображала подспудно, что от этого зависит сейчас ее жизнь. Она вся подобралась и судорожно шевелила губами, бессильная чем-нибудь помочь Белякову. И вот, наконец, получилось извлечь из ящика письменного стола нечто. Это был большой складной нож, в костяной рукоятке которого пряталось, наточенное как бритва, лезвие. Руки у Белякова затекли, стянутые веревкой, кнопка ему никак не давалась. Минуты две он промучился, прежде чем из массивной и тяжелой, как кастет, рукоятки лезвие выскочило наружу. Тем временем пламя, сожрав уже почти все бумаги, жадно облизывало письменный стол. Сдавив дыхание, следила молодая женщина за тем, как Беляков пытается разрезать веревку. Занавеска вспыхнула так, словно была из ваты. Огонь все сильнее расползался вокруг. Комната наполнялась дымом; оба - Беляков и журналистка уже начинали кашлять от едкой гари, что забивала нос и разъедала глаза. Девушка вскрикнула от бессильного ужаса: раскрытый нож выскользнул из рук Белякова и сейчас лежал на полу. Подумав секунду, тот оттолкнулся от стены ногами, качнулся и тяжело ударился спиною об пол. У него чуть не вылетели все внутренности. Но удушливый дым все активнее распространялся по комнате, и Беляков понимал, что времени у него осталось немного. Ковер, на котором он лежал сейчас, медленно тлел, и пламя подбиралось все ближе. Намертво привязанная к креслу несчастная репортерша, не отрываясь, продолжала следить за всеми движениями Белякова. Дым дурманил, слепил глаза, и не отпускала одна мысль: стоит только сейчас отключиться, и это - конец. Это - смерть. ...Но вот, веревки треснули. Пошатываясь, словно пьяный, детектив поднялся на ноги. И сразу же поперхнулся дымом. Чуть не упал. Потом отшвырнув нож, подхватил кресло и с размаху бросил его в дверь, уже объятую пламенем. Дверь распахнулась, тяжело закачавшись на петлях. Беляков двинулся к выходу. И тут, только, до связанной журналистки дошло окончательно: ее участь здесь никого не интересует. - Стой! - Закричала она, задыхаясь от ужаса и от дыма. - Назад! Освободи меня! Беляков остановился и поглядел. В голове у него что-то провернулось. Он подошел к журналистке, подобрал нож с пола и одним взмахом рассек веревки. Спотыкаясь, оба вышли наружу. Здесь ноги у несчастной подкосились сами, она опустилась на траву. Не оглядывась, Беляков пошел к своей машине. Глава 19. Лена брела по улице. Старалась идти не быстро, чтобы не обращать на себя внимание редких прохожих. То и дело осторожно оглядывалась. Руку она держала в кармане плаща, который ей достался от Белякова. Пальцами согревала влажный ствол вальтера. Это и еще тяжесть пуленепробиваемого жилета под курткой чуть-чуть успокаивали. Лена понятия не имела, куда направляется. Покинуть город она уже не рассчитывала. Догадывалась: вокзалы и все возможные дороги-выезды из Краснодара - под милицейским контролем. В голове гудело после вчерашнего, а на душе было тошно. И не помогла оправиться чашка кофе, что заменила завтрак. Кучерявыми хлопьями падал снег, все было кругом запорошено, и прохожие передвигались по тротуару медленно, боясь поскользнуться. Машины тоже не торопились, пробегая по отутюженной, белой от снега, мостовой. Лена обернулась на магазинную витрину. Большой плакат разноцветными буквами поздравлял ее с новым 1993-им годом. Рядом опирался на свой обычный бумажный посох Дед Мороз. В другой руке он держал мешок, в котором, как считалось, были подарки. Возле стояла Снегурочка, такая же бумажная, но только размером поменьше - как и положено Снегурочке. На небольшой елке, усыпанной ватой, что изображала снег, скромно блестели четыре шарика. Лена вспомнила, что когда-то Новый Год был ее любимым праздником. Еще она подумала о том, что сегодня уже двадцать девятое число. ... - Можно? Красиков поднял голову. Симпатичная, ярко накрашенная брюнетка уверенно вошла в кабинет. Опер осторожно оглядел ее. - Да-да. - Он отодвинул в сторону папку с бумагами. - Вы - Света? На девушке была пожеванная временем кожаная куртка, а также мятые, но чистые, джинсы. - Света, - она кивнула и бухнулась в кресло напротив опера. Красиков продолжал изучать гостью. Та, посмотрев на него, отвернулась. Над вид Свете едва ли исполнилось восемнадцать. Ее маленькие белые ручки, мягкий спокойный голос наводили на опера сильные сомнения в том, что эта девчонка может кого-то убить. - Знаешь, о чем пойдет речь? Света кивнула. Он продолжала смотреть в сторону. - Мне обо всем рассказали. Красиков передвинул с места на место пепельницу. - Зайдешь с черного хода. Вернешься так же. Я тебя подожду внизу. Сделать все нужно быстро и точно. Ошибка будет тебе стоить жизни. Света холодно глядела на опера. - Я знаю. - Хорошо, - Красиков сложил руки на столе. - Вопросы есть? - Оружие покажите. Опер достал из ящика стола небольшой автомат с коротким стволом и положил его перед собою. Света взяла автомат в руки, взвесила, повертела и начала быстрыми, проворными движениями разбирать его на части. Красиков продолжал про себя удивляться. - Поняла: никаких ошибок? - Повторил он, когда девушка, закончив разбирать автомат, так же быстро собрала его обратно. Света, вдруг, резко вскинула ствол и нацелила его в лицо оперу, чуть ниже левого глаза. Дуло повисло в воздухе. Палец лежал на курке. Красиков вытаращил глаза. Он, не отрываясь, смотрел в лицо киллерше, в ее сухие, ледяные зрачки. Света убрала оружие. - Моя мать ошиблась, - сказала она спокойно. - Когда родила меня на этот свет. ...Лена завернула в какое-то небольшое кафе. Просто надоело бродить, захотелось посидеть в тепле. Она взяла кофе и примостилась за столиком у окна. Здесь в этот час было пусто. Только за соседним столом сидела компания безобразно раскрашенных девок. Они пили коньяк и закусывали его шоколадом. Лена могла слышать их беседу. - "Марс" - это гадость, - заявила одна, что сидела к Лене спиной. - Я только "Сникерс" ем. - "Сникерс" - тоже гадость, - это было мнение тощей, как мумия, рыжей девки напротив. Лену перестал интересовать разговор, и она углубилась в свои размышления, не заметив, как к ее столику подошел кучерявый парень с одиноким, блуждающим взглядом. - Можно? - Это прозвучало даже как-то заискивающе. В руке он держал стакан с коктейлем, где плавали кусочки пожеванного мандарина, и торчала пластмассовая соломинка. - Пожалуйста, - Лена равнодушно повела плечами. Барменша - дама лет двадцати пяти с потухшими глазами и с сигаретой во рту включила негромко музыку. Из простуженного динамика запела Марина Журавлева. Песня была про звездную ночь. Парень устроился напротив Лены и принялся медленно тянуть свой коктейль, искоса на нее поглядывая. Лена смотрела в сторону. Одна из девиц за соседним столиком поднялась с места и, разглаживая юбку, сказала: - Ну, я пошла в туалет. Пойдешь со мной? Это она пригласила подружку, что сидела рядом. Та охотно встала из-за стола. Они направились к женской уборной. Парень чуть наклонился и хитро посмотрел на Лену. - Развлекаться пошли, - прокоментировал он негромко - так, чтобы не слышали соседки по столику. Потом доверительно улыбнулся девушке и тихо продолжил: - Это - шлюхи. Они с мужиками - за деньги, а между собою - за так. - Парень захихикал. - Им мужики до того надоедают, что за бесплатно они уже не согласны. Лена слушала, устало на него глядя. Парень понял - ловить здесь нечего. Допив коктейль и рассказав еще что-то, тоже - тихонько, он попрощался и вышел. Лена проводила его сонным, пустым взглядом и уставилась в окно, забыв про остывающий кофе. Сквозь грязное замызганное стекло она видела, как ветер с тяжелым свистом сбивает капли с ветки окоченевшего дерева. Суетливые голуби копошились в снегу и искали там что-то, видимо, для них съедобное. В кафе зашел еще один посетитель. Лена глянула и... сразу - как провели холодным ножом. Она узнала. Это - Эдик, бывший телохранитель Ахмета. Они не были никогда знакомы, но Лене как-то показывали его в ресторане - Эдик квасил тогда в компании со своими приятелями. Небритый, стриженный под Арнольда, кавказец в обтертой кожаной куртке и в широких, спортивного вида штанах. Он деловой походкой - вразвалку, прошелся по кафе, поймав на себе заинтересованные взгляды с соседнего к Лене столика. Перекинулся парой слов с барменшей, взял сто грамм коньяка и уселся в сторонке, никого вокруг не замечая. Лена залпом опрокинула холодный кофе, пригладила волосы и, стараясь игриво покачивать бедрами, двинулась вперед. Эдик искоса и удивленно поглядел на незнакомку. Лена ослепительно ему улыбнулась и приземлилась напротив. Эдик выжидательно глядел на нее, поигрывая граненым стаканом. Лена чуть-чуть наклонила голову и зашептала таинственно: - А меня ты не угостишь? Эдик разглядывал Лену. - Чего ты хочешь? - От кофе не откажусь. - Она лукаво улыбнулась. Эдик подумал немного, и, обернувшись, деловито щелкнул пальцами. - Свет! Кофе принеси. Лена опять улыбнулась. Эдик продолжал внимательно ее рассматривать. Из туалета, отряхиваясь, вывалили две девицы. Лена подумала, что управились они быстро. Эдик достал из кармана куртки пачку "Кэмела". - Будешь? - Предложил он Лене. Та медленно покачала головой. - Берегу здоровье. - А! Все одно - подыхать! Эдик сунул в рот сигарету, чиркнул зажигалкой и, выпустил дым в сторону. Появилась барменша, которую Эдик назвал Светой. Она молча поставила на стол неполную чашку дымящегося кофе. Лена покосилась внимательно на дверь уборной. - Не хочешь в туалет? - Негромко спросила она. Эдик удивился. - Что, прям сейчас? Здесь? Лена, хихикнув, кивнула. - А чем плохо? Эдик отхлебнул еще коньяку, потом раздавил сигарету о грязную, заржавленную пепельницу. - Идем. Лена встала и, плавно качнувшись, двинулась к затертой, выпачканной двери общественного сортира. Эдик шел позади. Девицы смотрели на Лену с нескрываемым отвращением. Дверца хлопнула у Эдика за спиной, и он остановился. Лена развернулась к нему. Эдик моргнул. Тяжелое дуло вальтера повисло у его носа. Вернувшись домой, Красиков разделся, бросил, где попало, вещи и двинул под душ. На кухне бухтело радио: Ельцин в новостях из далекой Москвы радовался, что низложение его не состоялось. Опер расположил пистолет на полочке, между шампунями, и минуты две стоял, не двигаясь, под обжигающе холодными струями. Прикрутив воду, он услышал, как из прихожей осторожно защелкал дверной замок. Красиков снова открыл кран. Подобрав пистолет с полочки, он вышел в коридор. Свет в ванной оставил включенным. Замок пощелкал еще, и дверь медленно приотворилась. В щели образовалось лицо с кепкой, низко надвинутой на глаза. Потом - рука и револьвер с глушителем. Поймав шум падающей воды, киллер направился в ванную, не опуская пистолета. Заглянув туда, успел только удивиться. Думать времени не осталось: пуля разнесла ему голову. - Одно движение, и ты - труп. - Лена шагнула назад, тихо взведя курок. Лицо ее словно окаменело. Холодные, пустые глаза в упор рассматривали Эдика. Постояв так молча, она, вдруг, засветила ему рукояткой в висок. Оглушенный, чуть не лишившись сознания, тот тяжело опустился на пол. Встал на колени. Держа пистолет в правой руке, Лена обошла Эдика и с силою ткнула ему стволом в бок. Левой она прищелкнула на двери задвижку. Потом быстро ощупала пленного. - Деньги в правом кармане брюк, - сказал тот спокойно, глядя, как тускло поблескивает лужа в углу. - Себе оставь. - Тихо ответила Лена. Пальцы ее нащупали что-то твердое и объемистое. Наружу был извлечен вальтер. Лена сунула его себе в карман. Потом она нашла складной нож. Надавила на кнопку. Скупо блеснув, из рукоятки выскочило наточенное лезвие. Огоньки, переливаясь, играли в неярком свете, что падал с улицы через разбитое окошко под потолком. Лена закрыла нож и сунула его следом за вальтером. - Что тебе нужно? - Пробормотал Эдик. - Если бы ты знала, кто - я такой, поискала бы другого фраера. - Он помолчал, потом добавил, - завтра тебя отвезут в морг. Как неопознанный труп. Если ты... Кончить он не успел. Получил ногою по почкам. - Заткнись, сука! - Лена прошипела ему в ухо. Она схватила Эдика левой рукой за волосы и прочертила физиономией по холодной шершавой стене. Там отпечатался, не слишком видный в полумраке клозета, мутно-кровавый след. - Ненавижу мразей! Лену теперь было не узнать. Лицо ее стало черным от злобы. Эдик пошевелил израненными губами. Хотел что-то сказать, но его еще раз уткнули носом в стену. - Заткнись! Эдик молчал, ожидая, что произойдет. Кровь стекала с его лица и капала на куртку. Лена переводила дыхание. - А теперь - говори, - прошептала она, еще сильнее вдавив ствол ему в ребра. - Говори, кто перестрелял редакцию "Дем. Кубани". Эдик искренне удивился. - Какая редакция? Какая Кубань?.. И получил физиономией в стену. - Я тебе, сука, сейчас все мозги вышибу! - Лена чуть не задохнулась от ярости. - В сортире подохнешь! Эдик молчал, он обдумывал. Потом его, вдруг, осенило: - Ты - Артемина. Лена застыла. Отошла назад. Она затаилась, но молчание ее говорило больше сейчас, чем любые слова. Эдик усмехнулся зло. Кровавые губы его жутко скривились. - Ты уже в могиле. - Произнес он тихо. - Может еще денька два по земле погуляешь, но долго ходить не будешь - точно. - Он помолчал, потом продолжил: - Я тебе ничего не скажу - даже то, что знаю. Хотя знаю я мало. Ты можешь меня сразу грохнуть - это тебе все равно не поможет. - Он медленно покачал головой. Так качает врач, разговаривая с безнадежным больным. Несколько мгновений Лена не двигалась. Она и хотела бы - не могла. Потом проснулась. С силою съездила Эдику рукояткой пистолета по затылку, от чего тот почти потерял сознание. Потом обеими руками поймала его голову и колотила о стену. - Заткнись, падаль! - Шипела она, задыхаясь. - Заткнись! Что-то где-то тихонько пропикало. Лена остыла. Опустила руки. Это были всего лишь часы. Они не понимали того, что здесь происходило и просто сообщили время. Лена отошла в сторону, прижавшись к углу. Посмотрела на свои руки. Пахло ужасно. Все тут было посыпано какой-то зловонной гадостью, которая должна была забить тяжкий запах сортира. Но она не забивала, а только смешивалась с этой вонью. Сквозь мутно-сиреневый полумрак Лена различала: руки ее были в крови. Волна зашипела и тихо ударила в каменистый берег, разбросав в разные стороны мелкие соленые брызги. Лена подошла ближе и, сняв шлепки, шагнула медленно в холодную прозрачную воду. Потом посмотрела вверх. Стояло раннее утро. Начало июля. На пляже в этот час было пусто. "Наверное, вот так выглядело все когда-то, - подумала Лена, - когда людей еще не было." Когда-то, очень давно. Море уходило до самого горизонта - насколько хватало глаз. Издалека долетали сюда испуганные крики чаек. Над водой висели два неподвижных пуховых облачка, похожие на кротких, задумчивых барашков. Наверное, Адам и Ева были счастливы в этом своем райском Эдеме. Но только все это теперь ужасно давно. ...Лена вышла из воды и присела на прохладные, еще не согретые солнцем, камни. Поежилась. Утренний ветерок тихонько, играючи, пощекотал ее по спине. Потом убежал. Лена, не отрываясь, смотрела туда, где за бесконечной морской синью, скрывались далекие неведомые берега. - Не хочется подыхать? - Шевелил Эдик окровавленными губами, медленно вставая на ноги. - Тебе хочется? - Лена глянула на него и приподняла дуло. Палец лежал на курке. В глазах не было никакого выражения. - Тебе хочется? - Повторила она устало, целясь Эдику в лоб. Тот, вдруг, наклонился, схватил руками живот и тяжело плюхнулся на грязный кафель. И, хоть лицо его было залито кровью, Лена увидела, как сильно он побледнел. На окровавленных губах проступила белая пена. На лбу сквозь кровь появились тяжелые капли пота. Лена убрала дуло. - Что это? - Шептал Эдик. - Что это? Потом, вдруг, стих, замер. - Сука... Она мне что-то подсыпала... Лена не могла ничего понять, но чувствовала почему-то - Эдик не притворяется... Тот стоял на коленях и глядел неподвижно в мертвую жгучую пустоту. Лена растерянно молчала. Эдик протянул руку. - Дай мне пистолет, - прохрипел он, - дай мне пистолет, и я ее сейчас кончу. Лена встрепенулась быстро. Села на корточки. - Когда ответишь на пару вопросов... Эдик опустил руку. Он несколько раз тяжело моргнул. Несколько крупных прозрачных капель выступило у него на лбу. Он продолжал смотреть в стену. - Спрашивай. - Кто организовал нападение на редакцию "Дем. Кубани"? - Красиков, - безразлично проговорил Эдик. - На кого он работает? - На Илюшенко. - То есть, заказал Илюшенко? - Я думаю. - Но зачем? Что ему было нужно? Эдик закачался на месте и, чтобы не упасть, ткнулся рукой в грязную стену. Он проглотил тяжелый комок в горле и только потом смог ответить. - У Макарова была какая-то статья. Илюшенко не хотел, чтобы это появилось в газете. - Что за статья? Дверь туалета резко подергали с той стороны. Эдик молчал, тупо глядя перед собой. - Что это была за статья? - Повторила Лена. - Не знаю. - Примерно - о чем? - И примерно не знаю. В дверь постучали. Настырно и долго. - На кого работал Макаров? - На Ахмета. - То есть, это был заказной материал? - Наверно, заказной. В дверь продолжали стучать. - Где сейчас Ахмет? - Убрали. - Кто? - Менты Красикова. Эдик протянул руку. - Дай ствол. - А где Макаров сейчас? - Тоже убрали. - И тоже Красиков? - Да. Пистолет дай. Лена вынула из кармана вальтер и, держа Эдика на прицеле, сунула ему в руку свой макаров. Эдик тяжело встал с колен и, шатаясь, побрел к выходу. Стук прекратился. Лена поняла - сейчас будут ломать дверь. Эдик резко откинул защелку. Дверь распахнулась. У входа стояли трое верзил мрачной наружности. Увидев Эдика, они будто оторопели сперва. Один, сориентировавшись, полез в карман. - Все путем, парни, - прохрипел им Эдик. - Можете расслабиться. - Он выбросил руку и трижды надавил курок. Стекла зазвенели от грохота выстрелов. Все трое свалились на пол. Тиская пистолет в руке, Эдик шагнул вперед и медленно повернулся к стойке. Барменша Света каменным изваянием стояла посреди бутылок и чашек. Белая, как ее фартук. От ужаса она не могла двинуться. - Сука! - Выплюнул Эдик, держа пистолет в вытянутой руке. Света метнулась в сторону, и пуля разнесла бутылку среди витрины. Эдик опустил пистолет. Хромая, подошел ближе. Барменше некуда было бежать и негде спрятаться. Вытаращив зрачки, она стояла, как на расстреле. Прижавшись к холодной стене, твердой - почти крышка гроба. - Падла! - Пистолет Эдика выплюнул последнюю в обойме пулю - поставил точку посередине лба. Света всем телом тяжело съехала вниз. Громыхнул еще выстрел. Другой. Один из громил, подстреленных Эдиком, уронил пистолет и как бревно разлегся на холодном полу. Появилась Лена, держа наготове свой вальтер. Кровавая лужа расплылась там, где вразброс лежали три мертвых тела. Краешком из-за стойки выглядывали ноги барменши. Несколько посетителей, неживых от страха, прятались между столами. Они ждали, что стрельба вот-вот начнется опять. Эдик, прошитый двумя точными пулями, попытался удержаться руками за буфетную стойку, но медленно сполз и уткнулся в пол. Спрятав дуло за пояс, Лена вышла на улицу. Стемнело. Сиреневый "Москвич" остановился у подъезда. Фары его погасли, уступив место сгустившемуся ночному мраку. Беляков распахнув дверцу, первым вышел наружу. Втянул в себя морозный сырой воздух и огляделся. Ветер свистел, обдувая голые ветки деревьев, и перебирал старую газету, волоча ее куда-то, вдоль по замерзшему тротуару. Из "Москвича" появились еще двое. - Пошли, - негромко скомандовал Беляков. Тот, что двигался за его спиной, поднял воротник замшевого плаща. Вошли в холодный сумеречный подъезд. Под потолком в углу сиротливо мерцала кончающаяся лампочка. Пахло сыростью и неуютом. Беляков погладил рукоятку своего парабеллума в боковом кармане. Взвел курок. На четвертый этаж поднялись молча. Говорить было не о чем. Лифт не работал, и пришлось добираться пешком. Беляков отошел в сторону. Один из его сыщиков звякнул в дверь. На лестнице услышали сонный голос хозяина. - Кто там? - Телеграмма. Замок защелкал. Беляков вытащил пистолет, потрогал курок пальцем. Как только дверь раскрылась, хозяин - небритый парень в пижаме сразу застыл, увидев дуло. Потом дернулся, но - поздно. Его ухватили за шкирку, ткнув в брюхо стволом. И затащили внутрь. Дверь закрылась. Один из сыщиков, не опуская пистолета, обошел всю квартиру и убедился, что больше здесь никого нет. Жилье состояло из двух комнат. Стенку над большим двуспальным диваном украшел турецкий ковер. В углу, рядом с японским телевизором - видео. Напротив - стереосистема с парой динамиков. Беляков молча разглядывал бывшего своего сотрудника, у которого из кармана пижамы достали пистолет с полной обоймой. - Ну что, Коля, - проговорил он медленно, доставая сигарету, - думал - не увидимся больше? Того от ужаса перекосило. Коля раскрыл рот и еле-еле сумел выговорить: - Красиков меня заставил. Хотел грохнуть... - Уберите звук. Чиркнув пару раз зажигалкой, Беляков выпустил дым. - Стой! - Коля хотел вырваться, но его держали крепко. - Подожди, я скажу еще... - Ты уже все сказал, - Беляков затянулся. - Красикову. В рот Коле засунули кляп. Несчастный пронзительно замычал, замотал головой, пытаясь освободиться. - Кончайте быстрее, - сказал Беляков. - У нас мало времени. Коля извивался, как только мог, но двое детективов проворно и быстро связали ему за спиной руки и ноги. Одним из свободных концов смастерили петлю, которую затянули на шее. Беляков молча наблюдал, дымя сигаретой. В дверь позвонили. Сыщики замерли, переглянулись. Беляков дал им знак, и связанного уложили на пол лицом вниз, еще придавив, чтобы не производил шума. Часы тикали где-то на кухне. И так - несколько секунд. Потом звонок повторился. Назойливый и долгий - как сирена. После этого начал щелкать замок. Очевидно, у того, кто звонил, был ключ. Беляков вытащил парабеллум и отошел в сторону. Его детективы тоже достали оружие, продолжая крепко держать связанного. Три дула целились в дверь. Мелодичный звон заставил всех вздрогнуть: это часы отсчитали восемь ударов. Дверь отворилась. На пороге возникла игриво раскрашенная девица. Она молча смотрела на трех вооруженных людей и тело, связанное на полу. Испугаться по настоящему не успела. Беляков дважды надавил курок. Оставив связанного Колю, детективы проворно затащили тело убитой внутрь и бросили у дверей спальни. Дверь снова заперли. Коля мычал пронзительно и ужасно - его волокли в ванную. Сыщики заткнули здесь дырку и пустили горячую воду. Связанного погрузили туда. Он опять взвыл - теперь уже и от боли. Горячий пар поднимался над ванной. - Классный бульон получится. - Сказал один из сыщиков. Беляков выплюнул сигарету, и окурок поплыл по воде. Издавая громкое, пронзительное мычание, Коля пытался выбраться, но ему не давали веревки. - Ничего страшного. - Сказал ему Беляков. - Поплаваешь здесь. А продолжишь в аду. Тебя засунут в котел для стукачей. - Он посмотрел на часы. - Пора идти. - А если из соседей кто ментов вызовет? Или уже вызвал? Они слышали выстрел... - Тот сыщик, что первым оказался в прихожей, достал пистолет. - Не вызовут, - Беляков уверенно покачал головой. - Сыкливые. Глава 20. Илюшенко набрал номер и слушал в трубке гудки - как будто бы действительно очень издалека. Потом сонный ленивый голос: - Алле. Владимир Александрович хотел выругаться, но... вдруг накатила какая-то жуткая, смертельная почти, усталость. - Андрей, здравствуй, - сказал он спокойно. - Ты, пап? - Андрей, что происходит? - Чего? Андрея Илюшенко собирались депортировать из Америки, где он учился в университете. (Или скорее - пытался учиться.) Андрей нализался в баре и разбил физиономию полицейскому. Его держали пока на свободе до департационного слушания, которое должно было состояться вот-вот. Для Владимира Александровича случившееся было трагедией. Сын Андрей - единственное, что его по настоящему привязывало к этому миру. Глаза отпрыска напоминали жену, умершую четырнадцать лет назад. Казалось иногда, что именно ее видит он перед собою. Даже делалось страшно. И хотелось разрыдаться, как и обычно при встрече с годами безвозвратно далекими, что прожиты были, конечно, неправильно. Владимир Александрович безумно любил свое чадо. Он думал о том, что когда-нибудь, на Последнем Суде, где придется ответить за прожитое, скажет: не виноват; не виноват, ибо все мерзкое и все преступное, им сделанное, было совершено ради Андрея. Чтобы тому не пришлось, как отцу его в детстве, воровать картошку с колхозного поля, опасаясь ежеминутно нарваться на дробовик пьяного сторожа. - Андрей, что происходит? Мне сказали - тебя депортируют... - Отец... - тот помялся, - хоть ты не нуди. Итак тошно. - Андрей, что ты думаешь делать? - Отец, ляг поспи. Илюшенко услышал, как щелкнула трубка на том конце. "В Чикаго сейчас 7 вечера. Разница в девять часов, - подумал он." Хотел с размаху дать телефоном по столу, но остановился - телефон-то причем? Зам губернатора медленно сел в кресло. Он соображал. Мутный хоровод мыслей был не по делу, и Илюшенко пытался как-то собраться. Он достал карты и в беспорядке разложил их на столе картинками вниз. Из пяти карт соорудил домик. Владимир Александрович играл сам с собою в "мокрую курицу" когда ему было особенно плохо. Как сейчас. В дверь деликатно постучали. - Да-да, - пригласил Илюшенко. Это была секретарша. Стройная брюнетка в недлинной юбке, она приблизилась к столу зама, аккуратно наступая на мягкий ковер. - Там вас Красиков хочет видеть, из уголовного розыска. Илюшенко даже не взглянул на секретаршу. Он, не отрываясь, смотрел на карты. - Я занят. - Проговорил сухо. - Пусть подождет. Потом проводил секретаршу бессмысленным взглядом - как та, качая бедрами, выходила из кабинета. Оторвавшись от карт, Илюшенко снова взял телефон. Он звонил сейчас своему нью-йоркскому адвокату Вадику Цинфировичу, с которым имел дело уже давно. Вадик был хорош тем, что здорово знал, как обойти закон любой страны мира и не обижался никогда на тех, от кого имел деньги. - Алло... Ты, Вадик?.. Здравствуй. - Илюшенко смотрел в окно, пытаясь разглядеть там, среди домов и деревьев улицы Красной, очертания далекого, призрачного Нью-Йорка - где он, Владимир Александрович Илюшенко, никогда не был. - В курсе того, что с Андреем случилось? - В курсе, - отозвался Вадик. - Он мне звонил. - Ты должен разобраться с этим. Мои цены знаешь. - Это не так просто, - лениво пропел в трубку нью-йоркский Вадик. - Я, конечно, сделаю, что смогу, но он избил полицейского, а это тебе не Краснодар... - ...Слушай, ты, - Владимира Александровича душило от ярости, - сука... мудрец пархатый, я тебя в сортире грохну, дерьмо жрать будешь... - Заместитель краевого главы споткнулся на слове, не знал, что сказать дальше. Вадик на том конце провода тоже притих. - Послушай. - Зам губернатора перевел дыхание. - Я утраиваю гонорар. Если все кончится хорошо. Но... - Он помолчал. - Вдруг, мой сын вернется... Молись, чтобы ты умер быстро и сразу. Чтобы не пришлось мучиться... Владимир Александрович убрал трубку и посмотрел на нее внимательно. Трубка не отвечала. Потом снова приставил к уху. - Не говори ничего. Просто скажи "понял". - Понял, - тихо и быстро ответил Вадик. Илюшенко нажал "отбой". Потом откинулся в своем кресле. Он физически чувствовал, как пар вышел весь, и осталось только ощущение пустоты. Владимир Александрович вернулся к своим картам. Он вытягивал их одну за другой. Домик покачивался, начинал съезжать набок, но еще держался. Илюшенко вызвал секретаршу. - Пригласи Красикова, - сказал он тихо. Тот вошел, аккуратно придерживая перебинтованную руку. По кошачьи ступая, проследовал через кабинет, настороженно заглянул в глаза заместителю губернатора. - Садись. - Илюшенко указал на пустое кресло. - Чем радовать будешь? Красиков сел. Потом чуть наклонил голову набок. - На какую тему? - Не догадываешься? - Илюшенко вытащил одну карту. Домик вздрогнул и чуть не упал. Красиков догадывался. - Карту тяни.