Вполне возможно, что именно группа "Битлз", занятия спортом, а позднее и оперотряды помогли мне не пойти по криминальной дорожке, закалили мой характер и помогли не сломаться тогда, когда меня, невинного, бросили в тюрьму... Шестой класс я закончил без единой тройки. Наверное, жизненные невзгоды, напасти мобилизуют внутренние резервы человека, заставляют действовать с полной отдачей, иначе, чем в обычных условиях. Кроме того, мне требовалось, оставшись без мамы, доказать всему миру, что смогу преодолеть трудности сам, да и маму хотелось порадовать... Мы с отцом верили, что наша мама ни в чем не виновата, и всячески поддерживали ее письмами, которые передавали с адвокатом: свиданий нам не давали, так как они, по советскому Уголовному кодексу, были "не положены". Пока идет следствие - никаких свиданий! Вторым моим утешением, после спорта, стало новое, еще редкое в нашем кругу развлечение - телевизор... Я забыл сказать, что отцу удалось, не без помощи директора завода Малунцева, которого он возил, получить талон на покупку телевизора. Почему-то считается, что первым советским телевизором был "КВН" - "Купил Включил Не работает", а как мне кажется, на самом деле первым телевизором, выпущенным на Омском радиозаводе, является телевизор "Звезда", и его экран по размерам был точно таким же, как у известного всем советским людям телевизора "Темп". Телевизор "Звезда" был сконструирован не в ширину, а в длину: по форме он напоминал печку "буржуйку". Включался телевизор поднятием верхней крышки, под которой находились ручки настройки. Поднимаешь крышку, раздается щелчок, и становится слышно негромкое гудение токов высокой частоты: телевизор работает! А вскоре экран освещается ровным голубым светом. Я слышал, что выпуск "Звезды" был прекращен в связи с конструктивными недостатками схемы: многие аппараты, не проработав и месяца, возвращались на завод для капитального ремонта, и завод нес колоссальные убытки. Но наш телевизор оказался настолько надежным и с такими хорошими разрешающими способностями экрана, что мы его, ни разу не ремонтируя, продали через восемь лет за сто сорок пять рублей, купив его до хрущевской денежной реформы за тысячу двести! То есть продали дороже, чем купили... Незаконное обвинение и арест мамы и связанные с этими событиями переживания очень сильно повлияли на мой характер и внутренний мир. За эти месяцы я так очевидно повзрослел, что если бы речь шла не о тринадцатилетнем парне, то вполне можно было применить слово "постарел", во всяком случае, стал серьезнее не только в собственных глазах, но и в глазах окружающих. Недаром говорят: как ты сам к себе относишься, так к тебе относятся и окружающие. Вся наша четверка выглядела намного старше своего возраста, но я в эти месяцы далеко обогнал своих "боевых" соратников. Не знаю, связано ли это с моим ускоренным взрослением или просто так совпало, но в конце шестого класса на май-ской демонстрации я познакомился с милой девушкой Валей, которая училась в седьмом классе другой школы. Она была одета в красную курточку, из-под которой выглядывала красная в клеточку коротенькая юбчонка, словно специально подчеркивающая - а почему бы и нет? - ее аппетитные округлые коленки. Мы так сразу увлеклись друг другом, что всю демонстрацию ходили держась за руки, боясь оторваться хотя бы на миг, а после демонстрации отправились ко мне домой. Мама еще находилась под следствием в тюрьме, Санька жил у одной из маминых сестер, отец, как водитель персоналки, несмотря на праздник, был на работе: так что в доме никого не было, во всяком случае, до шести вечера, когда отец, возможно, вернется с работы. Так что часа два у нас было, и мы с огромным наслаждением стали целоваться. Конечно, я делал попытки достичь чего-то большего: разговоров про это в нашей "четверке" было предостаточно, однако мои руки были допущены только до ее бедер. После чего им, дрожащим от новых ощущений, милостиво позволялось, как бы невзначай, коснуться ее груди, что действовало на меня как ожог. Стоило мне дотронуться до ее груди, как мы оба, словно по команде, вздрагивали, а Валечка еще и томно вскрикивала... Мы так нацеловались за два часа, что наши губы распухли, и это было заметно. Расставаясь, мы договорились, что через три дня, если никто из нас не передумает, мы станем "мужем и женой". Подтвердить окончательное решение следовало накануне: в восемь часов вечера, когда Валя будет выгуливать свою овчарку, она подойдет к моему дому, и мы встретимся на пять минут. С понятным нетерпением я ожидал заветного вечера, когда "решится моя судьба". По ночам мне снились эротические сны, и всякий раз я видел в них голую Валечку, лежащую почему-то на песочном берегу, а мой палец словно магнитом протягивается к ее заветному и пока запретному для меня местечку... Просыпался я в мокрых трусах, так и не успев прикоснуться... Не дождавшись, пока пробьет восемь часов вечера, я выскочил из дому словно угорелый аж в семь и почти целый час бегал как безумный вокруг своего дома. Валечка появилась ровно без пяти восемь: овчарки при ней не было. - Ой, как хорошо, что ты уже вышел! - воскликнула она, счастливо улыбаясь. - Мама вдруг решила пройтись со мной и Джеком... Я не знала, что ей сказать, куда я иду. Повезло, что рядом с тобой живет моя одноклассница, Сорокина Инка: я и сказала, что должна отдать ей тетрадь по алгебре... Вот возьми, завтра заберу!.. - Она смущенно замолкла и вопросительно посмотрела мне в глаза. - Значит, ты не передумала? - тихо проговорил я, с трудом сдерживая дыхание: сердце мое так громко колотилось, что казалось, его стук слышен даже в соседнем дворе. - Конечно, нет, глупенький! - Она прижалась ко мне бедром. Я, забыв обо всем на свете, попытался поцеловать ее, но она остановила меня, прижав свой пальчик к моим губам: - Не здесь, Витенька... - потом вдруг подхватила меня под руку и потянула в мой подъезд. Мы вошли внутрь, спустились по лестнице вниз, но зайти в подвал она не захотела, и мы у двери в него слились в страстно-ненасытном поцелуе. На этот раз мой палец, дрожа от ожидания неизведанного, чуть сдвинул в сторону трусики и жаждал устремиться дальше, но был остановлен ее рукой: такой же дрожащей, как и у меня. - Потерпи, милый, до завтра... - томно прошептала Валечка, не понимая, почему ее охватила дрожь. - Господи, что творится со мной? - добавила она... - Наверное, то же, что и со мной... - прошептал я ей на ухо. Стать "мужем и женой" - а как это происходит, мы оба знали исключительно теоретически - мы решили в нашей квартире: у нее было опасно - в любой момент могли прийти родители, которые работали врачами "Скорой помощи". Встречу назначили на завтра, на четыре часа, то есть за два часа до того, как вернется с работы мой отец. Закрепив договор крепким долгим поцелуем, мы вышли из подъезда. - Не провожай меня, милый мой Вик... - Она чмокнула меня в щеку и резво бросилась прочь... Какой тут сон, какие уроки? Я думал только о том, что случится в четыре часа. Время тянулось так медленно, что казалось, впереди - целая вечность. В этот день в школе я был сам не свой, а члены нашей "четверки", несколько раз пытавшиеся меня расшевелить, махнули рукой и оставили в покое. Наконец уроки закончились, и я бегом бросился домой. Когда я влетел в комнату, часы показывали без десяти три. Переодеться было минутным делом, безрукавка и спортивные брюки, которые я натянул на голое тело, придавали мне мужественный спортивный вид. Потом я поменял простыни и наволочку на своей кровати, побрызгал на них папиным "Шипром" и стал нетерпеливо ходить из угла в угол, подбегая через каждые пять минут к кухонному окну, выходящему прямо на подъезд, чтобы не пропустить свою возлюбленную. Когда на часах было без двадцати четыре, мне пришла в голову кошмарная мысль: а вдруг ОН не наберет нужной силы? В своей компании мы, конечно, обсуждали сексуальные темы. Особенно любил это Никита Фридьев, которому посчастливилось, как хвастался он, обрести "боевое крещение" в зимние каникулы, когда он ездил к бабушке, в деревню. По его словам, там он познакомился с одной дояркой, с которой и приобрел первый опыт половой близости... Тогда, правда, мы не слишком ему верили, но потом, когда я сам набрался соответствующего опыта, я понял, что Никита не врал и деревенская девица действительно сделала его мужчиной... Кстати, именно его рассказы о том деревенском опыте и вызвали у меня мысли о возможном конфузе... Недолго думая, я спустил штаны, поработал немного рукой, заставив свою доблесть войти в достойное состояние, и снова стал ждать. Не прошло и пяти минут, как ОН вновь указал на полшестого. Я опять обратился к "Дуньке Кулаковой" и легко добился должного состояния... Так мы поддерживали друг друга, пока не пришла виновница моих торжественных приготовлений. Еще в коридоре я впился в алые, горящие страстью губы Валечки и незаметно для нее осторожно опустил свободную руку, чтобы убедиться, что Он находится в состоянии "готовности номер один". Слава Богу, так оно и было! Отлично! Начали!.. Не тратя время на пустые разговоры, я потащил Валю в свою комнату, где мы как-то застеснялись и, стараясь не глядеть друг на друга, стали быстро скидывать с себя одежду. В этот момент мы, наверное, напоминали участников соревнований на скорость раздевания. Вероятно, многие из уважаемых читателей служили в армии и на своем опыте знают, что такое раздевание в отведенное военным уставом время, другие, надеюсь, слышали об этом. Примерно так действовали и мы с Валей. На мне были только штаны и тенниска, а потому я обнажился гораздо быстрее. Что мне оставалось делать? Правильно: я, чуть отвернувшись от Вали, стал незаметно поглядывать, чем она занята. К этому моменту на ней еще оставались розовые хлопчатобумажные, с начесом рейтузы, называемые во всем мире "русскими трусами", и один коричневый чулок, который она сняла, и принялась стаскивать с себя трусы, потом маечку. Более всего меня впечатлили розовенькие сосочки на ее довольно объемных полушариях. Они выглядели столь соблазнительно, что я, позабыв о конспирации, откровенно уставился на них, широко открыв рот. - Ой, не смотри! - конфузливо прощебетала Валя и прикрыла "русскими трусами" свою грудь, обнажив при этом обольстительный лобок, покрытый редкими рыжими волосиками. - Ты что, милая? - прошептал я пересохшими от волнения губами. - Стесняешься меня? - Нет! - Словно дразня меня, девушка откинула свои "начесанные" в сторону, опустила руки вдоль соблазнительных бедер, прикрыла глаза и как-то неестественно запрокинула свою голову с водопадом распущенных волос. Робко и медленно, боясь спугнуть ее, я подошел к ней и неловко обнял за талию, и тут Валино тело задрожало. - Тебе страшно? - еле ворочая пересохшим языком, тихо спросил я. - Нет, а тебе? - Тоже нет, - солгал я, от страха забыв, что положено делать дальше. Почувствовав мою нерешительность, Валя потянула меня на себя, и мы буквально рухнули на кровать. Я впился в ее губы долгим поцелуем, а моя рука, влекомая природным инстинктом, потянулась к ее лобку. Ее тело извивалось, и она чуть постанывала: скорее всего, девчонки тоже делились между собой рассказами о сексуальных играх, и Валя, по-видимому, слышала, когда и какие нужно издавать звуки... Добравшись наконец до заветного местечка, я случайно задел свое достоинство и с удовлетворением заметил, что ОН в полной боевой готовности. Я раздвинул ей ноги и хотел было устремиться в неизведанное, но для этого требовался хотя бы элементарный опыт, а не теоретические знания. Безрезультатно ткнувшись несколько раз "мимо денег", я решил сначала проложить дорогу пальцем, но действовал довольно неумело: палец уткнулся в нечто горячее, пульсирующее и живое. Валя вскрикнула, я убрал руку, а мой доблестный дружок предательски покинул меня на поле боя, оставив один на один с соперницей... Понятно, внутреннее желание у меня не пропало: Валечка все так же влекла меня, а кроме того, я все еще хотел "стать мужчиной" и потому не оставил настойчивых попыток и продолжил целовать и ласкать ее юное тело. Мои ласки возбуждали ее все сильнее и сильнее. Валя забыла про "звуковое оформление", а ее руки без стеснения исследовали состояние моего дорогого приятеля. Судя по всему, она не понимала, почему это он никак не дойдет до необходимой готовности. Мы уже были мокрыми от пота, но все наши усилия ни к чему не приводили, и я всерьез начал злиться на собственное бессилие. Утратив над собой контроль, я снова устремил свой палец туда, куда не сумел войти мой неопытный приятель. Валя вновь громко вскрикнула, на этот раз ей действительно было очень больно: она оттолкнула меня, и несколько минут мы лежали неподвижно. Никто из нас не знал, что делать дальше, и пауза становилась угнетающе тоскливой. Первой не выдержала Валя: она вдруг рывком встала с кровати и судорожно принялась одеваться. Моим первым желанием было остановить ее, попытаться объяснить, что моей вины в этом нет, но было так стыдно, что я даже не смог поднять на нее глаза. Когда она оделась и принялась натягивать чулки, я тоже встал, залез в штаны. Потом виновато взглянул на Валю. - Ты на меня сердишься? - прошептал я. - Вот еще! Ни вот столечко! - с вызовом бросила она, указав на кончик своего мизинчика. - Мы еще увидимся? - спросил я скорее из чувства вежливости. - Возможно... - неопределенно кивнула Валя и быстро пошла к выходу, строго бросив на прощанье: - Не провожай меня... Больше мы никогда с ней не встречались. Правда, через пару лет как-то столкнулись в автобусе, но она демонстративно отвернулась в сторону, а я почему-то покраснел и тоже сделал вид, что мы незнакомы... Вот такой был у меня первый сексуальный опыт - печальный и обидный в том возрасте, вызывающий улыбку и сейчас. Хотя он мог дать серьезные нарушения моей сексуальной потенции: после этого случая я просто боялся приближаться с сексуальными намерениями к особам противоположного пола. Меня выручали ежедневные тренировки, на которых я старался нагружаться под завязку. К тому же в любую погоду: в снег, в дождь, в грозу - я вставал за два часа до начала занятий в школе, надевал спортивный костюм, тапочки и на час-полтора отдавался бегу. И не только трусцой, но и пробегая разные отрезки дистанции с ускорением... Впрочем, физические истязания не приносили сексуального успокоения: по ночам меня продолжали посещать эротические сны, а любая особа противоположного пола, одетая чуть более фривольно, чем положено, заставляла мое сердце усиленно трепыхаться и совершать безумные поступки даже в стенах школы. Однажды на большой перемене я стоял в окружении ребят из нашей четверки, а рядом с нами, спиной ко мне, стояла Нина Никифорова в окружении девчонок нашего класса. Они о чем-то увлеченно сплетничали. Вдруг Никита Фридьев, поигрывавший учительской указкой, подмигнул мне, развернул меня лицом к Нине и прямо из-под моей руки указкой приподнял подол ее школьной формы, и перед нами открылись упругие ягодицы, обтянутые желто-оранжевыми рейтузами. От неожиданности я, как и другие члены нашей четверки, буквально замерли с открытыми ртами. Слава Богу, мы стояли так, что никому, кроме нас четверых, не была видна прелестная попочка Нины. Все бы, наверное, так незаметно и мирно и закончилось, если бы Никита не затянул наше лицезрение, точнее сказать, "попозрение", но... Словно почувствовав что-то неладное, Нина повернулась и моментально среагировала. Резко одернув подол платья, Нина бросила Никите презрительно: - Дурак! - и в слезах помчалась в сторону девичьего туалета. Ничего не понявшие ее подружки понеслись вслед за ней. А я застыл как оплеванный и не мог переварить в сознании ее упитанные ягодицы и ее взгляд, полный укора и обиды. В дальнейшем, вспоминая этот случай, я до сих пор чувствую неловкость и стыд... Наверное, потому, что не только не остановил Никиту, но и сам получил некоторое удовольствие от того, что он показал нам. Странное дело: на уроках физкультуры мы видели девчонок еще более обнаженными, но это было что-то другое, ненароком подсмотренное, а потому возбуждающее... Запретный плод всегда слаще... Но тогда, увидев, как вспорхнули девчонки, Никита громко рассмеялся им вслед, я впервые его не поддержал: - Чего ржешь? Ты что, ребенок, что ли? - А тебе что, ее жопа не понравилась? - грубо возразил он. - При чем здесь ее задница? Мне ты не понравился! - с вызовом бросил я ему в лицо. Этого Никита не стерпел и схватил меня за грудки - нас с трудом разняли приятели... Прозвенел звонок, и всем пришлось идти в класс. Но наша стычка не закончилась, и после уроков мы решили продолжить выяснение отношений. До этого случая мы с ним, не знаю почему, даже на уроках физкультуры, во время боя в боксерских перчатках всегда избегали встречаться друг с другом, словно ощущая некое неустойчивое равенство. Однако на этот раз оба были настроены весьма решительно и даже хотели драться по-настоящему, на кулаках, но остальные члены нашей четверки уговорили не делать этого, а просто побороться "до лопаток". Стояла ранняя весна: мокрый снег, грязь и яркое солнце. Борьба оказалась нешуточной, и победить мог каждый: силы были почти равны, но я все-таки оказался чуть более удачливым или более проворным и в конце концов, захватив его на болевой прием, придавил его лопатки к земле. - Все! Все! - закричал Гена Царенко, вызвавшийся судить наш поединок. - Успокоились? А теперь встаньте и пожмите друг другу руки! Мы поднялись нахохлившиеся, еще разгоряченные борьбой, но, едва взглянув друг на друга, почти одновременно расхохотались: мы были грязные, мокрые, потные. - Ну и дураки же мы с тобой! - воскликнул Никита. - Точно, дураки... - кивнул я, давясь от смеха... С этого дня у нас с Никитой сложились особые отношения: каждый во что бы то ни стало стремился быть лидером, стать лучше, сильнее другого. А когда я начал во многих видах легкой атлетики обходить его, он не смирился с тем, что проигрывал мне, и ушел в акробатику, в силовую четверку и опередил меня, выполнив гораздо раньше норму "мастера спорта". Но при этих страшных физических нагрузках он баловался алкоголем, и сердце его не выдержало: я уже учился в Москве, когда мне сообщили, что Никита умер прямо во время соревнований... Сейчас, вспоминая Никиту, этого талантливого парня, отлично игравшего на гитаре и аккордеоне, прекрасно знавшего английский: в их доме два дня в неделю говорили исключительно по-английски, балагура, душу любой компании, мне становится грустно, и я почему-то ощущаю себя немного виноватым... Во время встречи с первой учительницей через 42 года пришли и Женя Ясько с Геной Царенко, с которыми я не виделся более 30 лет. Женя стал полковником милиции, а Гена работает главным технологом крупного Омского завода. И вдруг Женя напомнил мне важную деталь детства. Где-то в 8 классе я ему признался, что пишу книгу. Он не поверил и с усмешкой попросил почитать. - Когда-нибудь ты ее прочитаешь... - серьезно пообещал я. * * * Боюсь, моя сексуальная неудовлетворенность и неудача с первой девушкой привели бы к еще более печальным последствиям, если бы ровно через год после моего незавидного "сексуального эксперимента", то есть когда мне исполнилось четырнадцать, мне не повстречалась женщина, которая была старше меня ровно вдвое... Это случилось как раз на мамин с отцом "общий день рождения" в июле шестидесятого года. Санька был в пионерлагере, из маминых сестер на месте оказалась только Валентина, и кроме нее мама пригласила свою подругу по работе. Застолье проходило очень весело и празднично. Хорошая закуска, достаточно вина и водки, что нужно еще русскому человеку? Разве только музыки для души? Мои родители были заводилами в хорошей компании: мама отлично чувствует музыку, знает много песен и с удовольствием подхватывает любые русские народные и сочиненные мелодии и напевы. Отец тоже трогательно относился к музыке, но всякий раз, заслышав полюбившийся ему мотив, несколько секунд тряс головой в такт, словно искал подходящее настроение, потом призывно вскрикивал и... пускался в пляс. В тот раз компания была небольшой и зрителей было немного, но... русская душа просила простора и чего-то большего, чем разговор "по душам". Мама всегда тонко чувствовала настроение отца и в какой-то момент поставила на проигрыватель любимую пластинку. С первых же аккордов я узнал "Камаринскую". Не знаю, что приключалось с моими родителями под эту музыку, но стоило им ее услышать, как они тут же пускались в пляс. Этот раз не был исключением: первым в пляс пустился отец. Он плясал самозабвенно, в глубокую присядку, затем остановился перед мамой, вызывая ее на танец. Уговаривать долго не пришлось: мама плавно выплыла на середину комнаты и, грациозно взмахивая руками, приняла вызов супруга. В этот момент ее лицо было таким одухотворенным, словно на нее снизошла Божья благодать. В этот момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернувшись, я увидел, что на меня как-то странно смотрит мамина подруга. Ее звали, как и грузинскую царицу, Тамара. Собственно говоря, это имя очень шло ей: она была симпатичная жгучая брюнетка с изящными благородными чертами лица и тонкой талией, которую подчеркивала пышная грудь. А ее длинные стройные ножки, и соблазнительные бедра, едва прикрытые коротенькой юбчонкой, магнитом притягивали к себе мой взор... Через некоторое время сидевшая на диване Тамара, словно нечаянно, чуть раздвинула ноги, и я узрел то место, где заканчивались чулки, а еще выше я вдруг заметил краешек белых трусиков, притягивающий мой взор. Адреналин буквально выплеснулся в мою кровь, и она в точном смысле ударила мне в голову. Мне показалось, что мое лицо загорелось от внутреннего жара, охватившего все мое тело. Как будто невзначай ножки раздвинулись еще шире, и я поднял глаза на Тамару и... О Боже! Она смотрела на меня в упор и чуть лукаво усмехалась. Мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда, выбежать вон из комнаты. Я ощутил себя вором, застигнутым на месте преступления. Я поглядел на маму, на тетю Валю, но они о чем-то увлеченно беседовали, а отец что-то пьяно мурлыкал себе под нос, уставившись в телевизор. Исподтишка я скосил глаза на Тамару, но она как ни в чем не бывало подключилась к разговору, а ее колени оказались незаметно сдвинуты. Я пребывал в растерянности: неужели мне чудилось, что Тамара засекла мои взгляды, или она просто играет со мной?.. Когда веселье закончилось и мамина сестра ушла, Тамара спросила маму, нельзя ли ей остаться, поскольку поздно, а добираться далеко: впоследствии я узнал, что Тамара жила в пяти минутах ходьбы от нас. Как бы то ни было, но ей постелили в нашей комнате, на нашей с Санькой кровати, мне же досталась раскладушка, поставленная напротив. Вскоре все звуки в комнате родителей стихли, - "новорожденные" благополучно уснули. А ко мне сон не шел, я беспокойно ворочался, поскрипывая своим ложем. Я не понимал, что со мною творится, но почему-то изо всех сил отгонял мысли о ТОЙ, что лежала в двух шагах. Хотя, признаюсь, мне это плохо удавалось: едва я прикрывал глаза, как передо мною появлялись то ее высокая грудь, то округлые колени, то белые трусики, от которых я недавно не мог оторвать взгляда... От этих видений мой приятель дал о себе знать и так напрягся от охватившего меня какого-то удивительного чувства, что мне стало немного больно. Мне нестерпимо захотелось встать, подкрасться к кровати и осторожно, чтобы ее не разбудить, прикоснуться к Тамариной коже... Одна только мысль о том, что я прикасаюсь к ее руке, ноге, а может, и более интимному месту, приводила меня в трепет, и все тело била дрожь. С трудом сдерживая дыхание, я прислушался, пытаясь определить, спит она или нет. - Витюша, принеси, пожалуйста, попить, - спокойно, словно уверенная на все сто, что я не сплю, а только и жду ее просьбы, тихо и томно попросила Тамара. Для меня эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я молча встал, сходил на кухню, налил из-под крана воды и подошел к кровати. Протянул стакан, и моя рука предательски задрожала от охватившего меня волнения. - Тебе холодно, мой мальчик? У меня так пересохло во рту, что я не мог выдавить из себя ни одного звука, не то что слова. - Иди ко мне: я тебя погрею... - тихо предложила Тамара, потом поставила стакан на пол и потянула меня за руку. Я скользнул под одеяло и обнаружил, что Тамара совершенно голая. - Ты так забавно дрожишь... - прошептала она мне на ухо, потом откинула одеяло, повернула меня на спину и провела своим влажным язычком по моей груди и животу, тем временем уверенно и бесстыдно стягивая с меня трусы. - Смотри-ка, твой мальчик уже готов к подвигам! Он такой большой! Не думала, что под твоими брюками скрывается такая прелесть... Она притронулась к нему пальчиками, чуть погладила, и мои мышцы напряглись так, что казалось, они окончательно одеревенели и я не смогу пошевелить ни рукой, ни ногой. Тамара легла на спину, раздвинула пошире свои стройные ножки и томно прошептала: - Иди ко мне, мой мальчик... Я, как солдат, услыхавший приказ командира, послушно взобрался на Тамару, ее нежная, но уверенная рука ткнула меня в затылок, словно придавая направление, и я впился губами в ее обольстительную грудь, а мой приятель начал тыкаться, как отбойный молоток шахтера, пытаясь прорубить вход в ее прекрасное лоно... Если не считать разговоров с приятелями и моего печального первого опыта, иных познаний у меня не было, и мой приятель никак не мог отыскать правильный путь. Чувствуя, что все мои попытки тщетны, Тамара прошептала: - Давай я тебе помогу, мой милый мальчик... Она уверенно обхватила моего дружка своими длинными пальчиками и дала ему нужное направление. В этот момент мой приятель напоминал испуганного щенка, который долго метался в потемках в поисках выхода, а когда наконец увидел свет, с визгом устремился вперед, боясь, что проход вдруг закроется и он снова окажется в темноте. Неожиданная боль пронзила моего дружка: мне показалось, что его окатили кипятком. Я вскрикнул, и из меня бурными толчками что-то начало выплескиваться. - Что из меня льется? - немного испуганно спросил я. - Так положено природой, мой мальчик: это твой любовный нектар! Дурашка ты еще! - ласково прошептала Тамара. Ее нежные руки успокаивающе поглаживали мою спину, плечи, ягодицы, и когда мой приятель наконец бессильно обмяк, Тамара опять повернула меня на спину и, не прекращая гладить мою грудь, спросила: - Это у тебя было в первый раз? - Почти... - проговорил я, радуясь, что в комнате достаточно темно и нельзя разглядеть, как я покраснел. - Почти? - усмехнулась Тамара. - Рассказывай... Она настаивала, пока я не сдался. Выслушав мою "печальную повесть", Тамара так рассмеялась, что мне пришлось успокаивать ее: я боялся, что проснутся мои предки. - Томчик, скажи, почему мне было так больно? - спросил я. - Потому что в первый раз... Знаешь, девчонкам в первый раз бывает еще больнее, иногда до крови... Дело в том, что плоть на твоем мальчике впервые оголилась в возбужденном состоянии, а это болезненно... - Тебе хорошо со мной? - Очень, но... - Она сделала паузу. - Договаривай! - настаивал я. - Дело в том, что ты излил нектар, а я пока нет... - Что же делать? - растерялся я. - Как что? Продолжать... - не раздумывая, ответила Тамара. - А вдруг опять будет больно? - Не будет, милый... Она оказалась права: если и была боль, то она, очевидно, перекрывалась тем удовольствием, которое я получал... Мы договорились встретиться на следующий день. Ровно в одиннадцать вечера я должен буду подойти к дверям ее квартиры и она меня впустит: она жила с соседями и была, как и наш Эдик, квартиранткой. С трудом дождавшись назначенного времени, я подошел к двери, и она тут же открылась: на пороге стояла Тамара, одетая в плащ. "Ничего не понимаю, - промелькнуло в моем мозгу. - Мы разве гулять пойдем?" К счастью, мое недоумение было быстро рассеяно: Тамара втянула меня внутрь, закрыла дверь и провела в свою уютную комнату с огромной кушеткой. Заперев дверь комнаты, она скинула плащ и оказалась совершенно голой. Это было так красиво, а ее тело виделось мне вершиной совершенства, и я, почти как взрослый, жадно и ненасытно набросился на нее... Мы встречались почти каждый день, используя любую возможность, а месяца через четыре я уединился с мамой в нашей детской комнате и торжественно объявил ей: - Мама, я хочу жениться! - Что-о-о? - Мама явно не знала, смеяться ей или плакать. - Я хочу жениться! - твердо повторил я. - Та-а-ак... - протянула она. - И на ком же? - На Тамаре! Мы с ней встречаемся с твоего дня рождения, и мы любим друг друга... - Ты в своем уме, сынок? Она же ровно вдвое старше тебя! Выкинь из головы эту глупость! - Это не важно! Как ты не понимаешь: мы же любим друг друга! - Я едва не заплакал от невнимания к моему серьезному чувству. - Хорошо, я согласна! - перестала возражать мама. - Согласна? - не поверил я своим ушам. - Конечно. - Она пожала плечами. - Но при одном условии... - Принимаю любое! - подхватил я, безмерно радуясь легкой победе. - Ты закончишь школу, и если вы будете продолжать любить друг друга, то поженитесь... - Но это же целых три года ждать?!! - ужаснулся я такой длительной отсрочке своего счастья. - Ничего, если любите друг друга, как ты говоришь, то подождете... Какая же у меня мудрая мама! Я вдруг на миг представил, что сейчас рядом со мною живет шестидесятисемилетняя женщина, моя жена. Бр-р! Как жаль, что человечество не изобрело эликсир вечной молодости! Тамара действительно была очень красива! Не знаю, о чем с ней говорила мама, но вскоре Тамара объявила мне: - Милый Витюша, мне было очень хорошо проводить с тобой время, но... Не обижайся, пожалуйста, ко мне вернулся мой муж, и я решила принять его... Не знаю, было ли это правдой, но вскоре Тамара уехала в другой город, и более я ее не видел... Так закончился мой первый серьезный любовный опыт, и я всегда буду благодарен Тамаре за то, что она заставила меня поверить в свои силы, научила меня разнообразным сексуальным играм. Мне кажется, что в старые времена родители поступали весьма мудро, когда приглашали к своему достигнувшему зрелости отпрыску опытную женщину, которая обучала парня премудростям секса... И чтобы завершить эту историю... Честно говоря, мне интересно было бы встреться с Тамарой и узнать, как сложилась ее дальнейшая жизнь... Моя активная интимная жизнь не только не помешала моим спортивным успехам, а похоже, и помогла: на очередных соревнованиях я стал чемпионом Омска среди школьников. В это время ко мне стал проявлять особый интерес один парень, который был старше меня лет на восемь - десять. Скорее всего потому, что вокруг меня, как и вокруг него, всегда была веселая компания ребят, которые все были гораздо старше меня и уже работали. Я не знал его имени: все звали его по прозвищу - Дикой. Это прозвище он получил за свою прическу. Помните, я описывал свой "кок" - последний в то время писк моды, которую несли в массы так называемые стиляги. Замечу, что у Дикого был самый высокий и пышный в городе "кок", ну точно под Элвиса Престли, да и сам он был чем-то похож на американского певца. Дикой был оснащен всеми обязательными атрибутами завзятого стиляги: ботинки на платформе, цветастый пиджак, яркий, с каким-нибудь вычурным рисунком в виде обезьяны, полуголой девушки или пальмы галстук и, конечно же, длинный ноготь на мизинце. А еще Дикой выделялся пружинистой, как бы танцующей походкой. Позднее его образ, под тем же прозвищем Дикой, вошел в мою повесть "Жизнь продолжается...". Узнав, что я стал чемпионом города, Дикой предложил это дело отметить, и все одобрительно загалдели. - Но... дело в том... - смущенно заговорил я, - дело в том, что у меня плохо с "бабками". - Я развел руками. - Откуда у школьника могут быть деньги? - усмехнулся тощий Николай. - Разве только на школьных завтраках сэкономил... - А чемпион и не должен платить! - вступился за меня Дикой. - Конечно, - поддержал крепыш по имени Костя, - давайте сбросимся! Кто за? - К сожалению, мы - пас, дежурим сегодня в ночную! - с огорчением вздохнули братья-близнецы Беловы. - Значит, нас четверо! - подвел итог Дикой. - За вами - кир, за мной - чувихи, хата и что-нибудь зажевать... Для тех, кто не знает или позабыл: слово "кир" означало в то время алкоголь, чувихи - женский пол, а хата - дом или квартира, а иногда и камера... Когда мы втроем с сумками, набитыми бутылками водки, пришли по названному Диким адресу, он и открыл нам дверь: - Чувихи - высший класс! - подмигнул он. - Маленькая - моя, - прошептал он. В комнате имелось четыре особы женского пола. Две из них были родными сестрами и хозяйками этой двухкомнатной квартиры. Третья была их подругой. Им было примерно лет по двадцать пять, и они не блистали особой красотой, хотя и уродинами их нельзя было назвать: то есть, как говорится, крепкий середняк. Четвертой была очень молоденькая, примерно моего возраста, девушка. Ее черные волосы были коротко подстрижены, и если бы не развитый бюст и красивые тонкие черты лица, то ее вполне можно было принять за мальчишку. - Представляю вам виновника торжества! - театрально воскликнул Дикой. - Чемпион Омска и его окрестностей - Виктор Доценко! Автографы в порядке живой очереди! Ребята выставили из сумок водку на стол, на котором, кроме огромной кастрюли с квашеной капустой и двух буханок черного хлеба, другого "зажевать", вопреки намерениям Дикого, не оказалось. Одна из сестер, Вера, принесла огромные пиалы. - В прошлый раз все рюмки побили, осталась только такая посуда, - пояснила она и деловито принялась разливать водку. - Мне - чисто символически! - попросил я и смущенно добавил: - У меня через два дня отборочные соревнования... - Да брось ты ломаться, пожалуйста, - дернул меня за рукав Дикой и шепотом добавил: - Глядя на тебя, и девчонки пить откажутся... - Может, тебе лучше кефирчику принести? - съязвила Вера. - Ничего, Витюша, придешь домой, как следует пропаришься в ванной, и все как рукой снимет! - заверил меня Костик. Перехватив ехидный взгляд сестер, я взял полуторастакановую пиалу в руки. - Браво! - воскликнул Дикой. - Сразу видно настоящего мужчину! За чемпиона! Все, включая и самую молоденькую, Марину, присосались к пиалам с водкой, и мне ничего не оставалось, как последовать их примеру. Когда я допил до конца, у меня все вокруг закружилось, поплыло... Я начал жевать кусок хлеба, положив на него квашеную капусту и только после этого смог нормально вздохнуть. Все окружающие стали такими добрыми и милыми, что я полез со всеми обниматься, заверяя в вечной любви. За столом стало шумно и весело. Стали играть "в бутылочку", и более всего мне запомнился поцелуй с Мариной. Дикому это заметно не понравилось, и он вновь предложил выпить. Мне опять набухали полную пиалу, и я запомнил только, как отхлебнул глоток, после чего начисто вырубился. Не знаю, сколько я был в отключке, но очнулся на кушетке. На кровати напротив, обнявшись, как дети, спали Костя с Верой. Одеяло сползло на пол, и их голые тела не вызвали у меня ничего, кроме смущения. Пьяно покачиваясь, я вышел в другую комнату, где проходило минувшее застолье. Всюду валялись пустые бутылки, воняло квашеной капустой с явной примесью алкоголя. От этого запаха меня едва не стошнило. На диване в углу Коля устало лобызался со второй сестрой. - Коля, где остальные? - недоуменно спросил я. Тот подмигнул мне, приподнял одеяло, обнажая ноги партнерши: - Как? Ничего ножки? - Ах, оставь его... - томно проговорила девушка. - Ладно. - Он шлепнул ладонью по ее объемистой ягодице, потом усмехнулся: - Если ты имеешь в виду Люську, то она смоталась домой - обидел девушку! - Он пьяно икнул. - Свалился со стула как пентюх! А еще спортсмен... - Он сунул руку под одеяло, и девушка в ответ сладострастно захихикала. - А Марина с Диким тоже ушли? - Да нет, они "купе" заняли. - Он хмыкнул, и тут послышался чей-то приглушенный вскрик. - Слышишь? Уговаривает! Догадавшись, что имел в виду Николай под словом "купе", я подошел к ванной комнате, откуда послышался приглушенный и нетерпеливый голос Дикого: - Ну, чего ты, дурочка, пищишь? Успокойся, не буду я с тобой ничего делать... Только поласкаю, и все... Не бойся... Да не брыкайся ты... Было слышно, как Марина тихо плачет. - Господи, не ной! Черт бы тебя побрал, малолетку! - грубо бросил Дикой. Чувствовалось, что он теряет терпение. Нужно было что-то срочно предпринять: мне было жалко эту дуреху, которая непонятно как попала во взрослую компанию. Я рванул дверь, но она была заперта. Пришлось решительно постучать. - Ну, чего еще надо? - угрожающе спросил Дикой. - Это Виктор, Дикой! - Я не знал, что ответить. Дверь приоткрылась. - Чего тебе? - Хотел сполоснуться, а тут вы... - В ванной было темно, я щелкнул выключателем, но свет не зажегся. - Послушай, Дикой, - прошептал я ему на ухо, - оставь ее мне... Тот недовольно осмотрел меня с ног до головы и махнул рукой: - Черт с тобой! Забирай! Возиться надоело: ломается, как пряник... Динамистка! Дура! - зло бросил он в темноту и вышел. Я шагнул внутрь и проверил лампочку: покрутил ее, и свет зажегся. Девушка сидела на краю ванны, нервно всхлипывая и размазывая по лицу тушь, и испуганно следила за моими действиями. Я побрызгал себе на лицо водой, вытерся, потом попросил: - Иди сюда! Она не шевельнулась, еще больше съежившись от испуга. - Да не бойся ты меня, подойди! - ласково проговорил я. Нежная интонация моего голоса заставила ее довериться и подойти ко мне. Я наклонил ее голову к раковине и тщательно, словно ребенку, вымыл лицо. Взглянув на полотенце, я не рискнул его использовать: - Платок есть? - Есть, - чуть слышно ответила девушка и вынула из рукава своего синего платьица носовой платочек. Я осторожно промокнул им ее лицо, вернул его и беспрекословным тоном сказал: - Пойдем отсюда! Она внимательно заглянула мне в глаза, затем доверительно провела своим пальчиком по моей щеке и тихо сказала: - Спасибо тебе, чемпион! - За что? - не понял я. - За то, что спас меня от падения в грязь... Легко догадаться, как я гордился своим "джентльменским" поступком и радовался за эту милую девчонку... Когда мы с Мариной вышли на улицу, от свежего воздуха у меня закружилась голова, и я бы наверняка упал, если бы она не поддержала меня под руку. - Ты где живешь? - еле удерживаясь на ногах, спросил я. - Я провожу... - Хорошо-хорошо, - улыбнулась Марина. - Проводишь... Не прошли мы и сотни метров, как меня вывернуло наизнанку. - Извини... - смущенно покачал я головой. - Ничего, с кем не бывает... - успокоила она. Мы пошли дальше, и она рассказала о себе. Ее родители военные и служат на Севере. Она живет с бабушкой и учится в восьмом классе... - Как же ты попала в эту компанию? - разозлился я. - Ты что, не понимала, куда идешь? - Понимала вроде, но не думала, что все может кончиться так противно и мерзко... - Она нахмурилась и тихо добавила: - А