навестить меня, но то, что собирается преподнести мне подарок к дню рождения, скрыла. - Лариса! - вскочил я и бросился ее обнимать. - Проходи, ставь свой чемодан! Что же не предупредила? Я бы встретил тебя на вокзале... - Сюрприз есть сюрприз! - Она так нежно улыбнулась, что у меня на душе стало легко и тепло. - Познакомься, это Микола, он... - Помню-помню: ты писал! Вы с Украины... - Она протянула руку. - Лариса! - Ну а як же: Виктор все уши прожужжал нам про вас! - Пожимая ей руку, он выразительно вздернул брови, кинув взгляд в мою сторону. Я пожал плечами, не зная, как поступить в данном случае: не мог же я выгнать его из комнаты. Однако он сам сообразил: - Тю, черт! - воскликнул Микола, выскочив из-за стола. - Мне ж бежать треба: опаздываю вже! - Куда опаздываешь? - не врубился я в его хитрый ход. - Забыл, что ли? Мы ж с ребятами идем смотреть двух-серийный индийский фильм... Так что вернемся не раньше одиннадцати вечера! - Он повернулся к Ларисе. - Не прощаюсь: увидимся вечером! Хорошо? - Хорошо! - растерянно кивнула Лариса, и Микола исчез. Казалось бы, что такого особенного, что ребята решили сходить в кино? Но я-то знал, что никакого уговора о походе в кино не было, а это значит, что Микола давал мне понять, что он перехватит ребят и комната до одиннадцати вечера в моем полном распоряжении. Кроме того, он открытым текстом дал понять Ларисе, что она может остаться и на ночь: это никого не стеснит. Расположение кроватей и бельевых веревок в комнате было таково, что при желании можно было отгородить любую кровать, и опыт подобных уединений у нас уже имелся. А по поводу тесноты есть поговорка: "С любимой женщиной и на лавке просторно, а с нелюбимой и в трехспальной кровати тесно!" Я был обрадован и взволнован приездом Ларисы, и долгое время мы смотрели друг на друга и молчали. Я боялся сотворить какую-нибудь глупость, но и Лариса была тоже напряжена, тщетно пытаясь скрыть свое состояние. - Чайку поставить? - спросил я, чтобы разрядить это гнетущее молчание. - Поставь! - ответила Лариса. - А я и конфет привезла... - Она раскрыла чемодан и вытащила коробку шоколадных конфет, затем молча поставила на стол бутылку красного вина и вопросительно взглянула на меня. - Конечно, можно, - кивнул я и добавил: - Только ты знаешь, я... - Знаю, ты не пьешь! И очень хорошо! А я выпью... Говорят, праздновать день рождения заранее нельзя: оно у тебя послезавтра, но свой подарок, если не возражаешь, я вручу сейчас! - Она вытащила из чемодана красиво завернутый внушительный пакет и протянула мне. В бумаге оказалась коробка, в которой я обнаружил очень модные в то время плетеные туфли чешского производства с острыми носами. - Господи, это же так дорого! - воскликнул я, подумав про себя, что на такие туфли не хватило бы даже целой моей стипендии. - Тебе не понравился мой подарок? - Ну что ты, милая, они просто чудо! - Вот и прекрасно! Носи на здоровье! - Спасибо, милая! - Я обнял ее и крепко поцеловал в губы. На этот раз ее губы были податливыми, прохладно-влажными и пахли чем-то очень нежным и волнующим. - Может, сначала ты меня чаем напоишь? - смущенно спросила Лариса, а ее глаза излучали радостное сияние. В тот вечер Лариса стала женщиной. Я до сих пор помню те прекрасные волнующие мгновения, которые мы ощутили. Мы словно слились в единое целое, и казалось, ничто на свете не разлучит нас. Каких только любовных слов не шептали мы друг другу. В тот вечер и Лариса очень сильно изменилась: она словно в раз повзрослела, обрела нечто такое, что ощущается только в женских глазах: уверенность в себе, в своей красоте, в своей любви, а еще знание того, что ей открылась какая-то женская тайна, и она горда этим... После занятий в пятницу и всю субботу мы с Ларисой бродили по Москве, посетили Третьяковку, ВДНХ, Сокольники, прокатились по Москве-реке на речном трамвайчике. К вечеру возвращались, буквально падая от усталости, и быстро засыпали в своем укрытии. Это было как нельзя кстати: мы просыпались среди ночи, когда ребята спали, и тихонечко, стараясь и дышать-то через раз, чтобы не разбудить их, начинали свои любовные игры, твердо уверенные, что нас никто не слышит. Правда, когда Лариса уехала, ребята признались, что все наши "ахи и охи" они слышали, но старались лежать тихо, чтобы не помешать нашему счастью... Милые чудаки! Какое прекрасное было время! Но, как я говорил выше, хорошее не длится долго. Оказалось, Лариса приехала только на три дня, и об этом я узнал лишь тогда, когда мы отпраздновали мой день рождения. Праздновали, естественно, в нашей комнате. Гостей было немного: соседи по комнате, три их приятельницы да мы с Ларисой. Одна из приятельниц принесла с собой небольшой магнитофон, и мы вволю натанцевались: по правилам общежития, гостям предписывалось покинуть общежитие до одиннадцати часов, но мне сделали исключение в честь дня рождения и продлили вечеринку на один час. Кстати, чтобы Лариса спокойно проходила в общежитие, я уговорил одну студентку, и та на время отдала свой пропуск... Пока ребята провожали своих подружек, мы быстро вернули простыни-ширму на место и улеглись в свою "землянку". После бурной обоюдной эротической атаки, продолжавшейся долго и шумно: не было страха кого-то потревожить, мы замерли в объятиях друг друга, чтобы немного отдохнуть и вновь ринуться в бой. - А я завтра уезжаю... - неожиданно сообщила Лариса. - Как уезжаешь? Куда? - растерянно воскликнул я. - Домой. - Как же так? Почему ты мне раньше не сказала? - А что бы изменилось? Надеюсь, ты не думал, что я на все лето приехала к тебе? - Нет, но почему всего на три дня? - Я был настолько обескуражен неожиданным известием, что никак не мог прийти в себя. - Во-первых, тебе учиться нужно, а я только мешаю, во-вторых, у меня тоже дела есть: повидались, день рождения отпраздновали, пора и честь знать... - Все как-то неожиданно и... грустно... - Вот и хорошо, что не сказала раньше: не было бы такого веселья на твоем празднике. - Лариса задумчиво улыбнулась. - Не печалься, Доца, не навсегда же мы расстаемся... Кличку Доца придумал мне Никита Фридьев еще в четвертом классе, и с его легкой руки меня все ребята так и называли до самого моего отъезда в Москву, но девчонки - только по имени. Когда я услышал "Доца" из уст Ларисы, повеяло чем-то родным и далеким... - Да, не навсегда, - облегченно вздохнул я, обнял Ларису и нежно прикоснулся к ее губам. - Ну что ты, в самом деле, Витя, целуешь так, словно мы действительно долго не увидимся с тобою? Сдашь сессию и сам в Омск приедешь - или раздумал? - Она вопросительно сощурила свои милые глазки. - Как ты можешь так говорить? - с обидой произнес я. - Мне и так на душе тошно, а ты еще добавляешь... Ни я, ни Лариса и представить в те часы не могли, что следующая наша встреча произойдет лишь через несколько лет, когда я сумею все-таки выбраться в Омск, но это уже будет совсем другая Лариса, и, конечно же, изменюсь и я. Во всяком случае, после следующей встречи мы расстанемся с Ларисой на двадцать долгих лет... Прежде чем начался учебный семестр, нам объявили, что занятия начнутся лишь с пятого октября, а весь сентябрь мы проведем "на картошке". Я пришел посоветоваться с Вадимом Константиновичем, моим тренером: нет ли каких-нибудь соревнований или так называемых прикидочных стартов. "Прикидочными стартами", или "прикидками", назывались внутренние соревнования, результаты которых шли в зачет спортсмену для его зачисления в команду. Ничего подобного не предвиделось, и мне ничего не оставалось, как отправляться "на картошку"... Итак, "Здравствуй, милая картошка!" Вскоре мы узнали, что наша картошка растет в районе подмосковного городка Можайска. Сборы были недолги, и в начале сентября ранним утром нас загрузили в автобусы, и к обеду мы подъехали к месту назначения. Местом нашей борьбы за урожай оказалась небольшая деревушка с несколькими домами, в которых жили в основном пожилые люди. Встретили нас не очень-то гостеприимно: быстренько рассовали по двое, по трое на постой в разные дома, хозяева которых, как вы понимаете, всю жизнь "мечтали" о нашем приезде. Председатель колхоза выделил нам небольшой сарай, который стал нашей столовой. Он предупредил, что обеспечивать нас будут только мясом и молоком, а все остальное - в поле и в сельском магазине, кроме того, людей в колхозе не хватает, и готовить себе мы должны сами, и добавил: за питание будут высчитывать ежедневно... Выход на работу завтра в шесть утра, бригадир покажет. - Вопросы ко мне есть? - буркнул он и обвел нашу группу своим тяжелым взглядом. Желающих спросить не оказалось, и председатель неожиданно усмехнулся: - Странно, почему никто не интересуется нормами оплаты? Или вам все равно? - А мы думали, что вы сами посвятите нас в это, - приняв глуповатый вид, радостно улыбнулся я. - Молодой, здоровый, да и веселый к тому же, - усмехнулся он. - Думаю, вам, молодой человек, не составит большого труда одному из первых собрать дневную норму! Она составляет пятнадцать корзин на человека, то есть триста килограммов картофеля! За выполнение одной нормы начисляется восемьдесят шесть копеек. - А за две нормы? - продолжая улыбаться, спросил я. - Один рубль семьдесят две копейки, - терпеливо ответил председатель. - И так за каждую норму! Однако мне кажется, что вряд ли кто из вас наберет больше двух норм, а потому и считать дальше - пустая трата времени! - Оглядев нас с видом победителя, он важно удалился прочь. Мы немного приуныли, но вскоре молодость взяла свое, и мы с огромным энтузиазмом принялись за устройство сарая, который нашими стараниями вскоре превратился в "Ресторан "Арагви", во всяком случае, именно такая надпись красовалась на его дверях... Всего нас было девятнадцать и лишь только две девушки. Это обстоятельство заставило нас проголосовать за назначение представительниц прекрасной половины человечества поварами, с освобождением от полевых работ. Решение было принято почти единогласно: против было только двое - сами девушки. Для выполнения работ, требующих физической силы, постановили выделять на два часа в день двух дежурных, которые меняются ежедневно. В их обязанности входило: заготовить дрова, натаскать воды и обеспечить заготовку и снабжение девчонок полевыми продуктами. В первый вечер мы праздновали начало нашей "трудовой деятельности по оказанию помощи сельскохозяйственным труженикам" у костра. У одного из самых запасливых и дальновидных ребят оказались две бутылки портвейна "Три семерки". К большому удивлению хозяина вина, желающих причаститься оказалось не так много: всего четверо, а потому им вполне хватило. Вечер оказался на редкость веселым. Под гитару мы пели, танцевали: девчонок буквально разрывали на части. Странное дело: Светлана и Марина были далеки не только от совершенства, но даже от средней "нормы". Более-менее миловидной была Марина. У нее была женственная фигура, черные, коротко подстриженные волосы, и единственное, на чем мог остановить взор любой мужчина, - огромные карие глаза. К тому же она была москвичкой, что, как вы понимаете, было немаловажным фактором для иногородних мужчин. Наверное, нужно чуть подробнее рассказать о нашей группе. Соотношение полов вы уже знаете. Наша группа была составлена в основном из тех, кто уже успел поработать до института, и были даже семейные - двое парней не только обзавелись женами, увеличили население страны. Марина и еще пятеро ребят были москвичами, остальные приехали в Москву из разных городов СССР. Светлана, в отличие от Марины, была блондинкой, с совершенно нескладной фигурой, очень худенькая, да еще и конопатая, а ее волосы наверняка не знали, что такое парикмахер. Светлана приехала откуда-то из глубинки России, закончив школу с золотой медалью, да и все вступительные экзамены она сдала на "отлично". Столкнувшись с ней где-нибудь на улице, вы вряд ли обратили бы на нее внимание. Другое дело полевые условия, в которых оказались мы, когда других представительниц прекрасного пола не было на десятки километров. И поэтому в поклонниках ни та ни другая недостатка не испытывали. Кстати, Марина довольно скоро вышла замуж за старосту нашей группы. Их отношения начались едва ли не с того вечера у костра. И если мне не изменяет память, они поженились где-то через полгода после поездки на картошку. Константин приехал из Белоруссии. Отслужил в армии, заработал там лычку ефрейтора. Как бы там ни было, но после картошки, на которой он как-то незаметно занял место звеньевого, его единодушно выбрали старостой нашей группы. Не слишком отстала от Марины и Светлана: она потеряла девственность буквально в первые дни нашей картофельной эпопеи. "Счастливчиком" оказался один из тех, кто приложился к спиртному: как-то литра "трех семерок" оказалось маловато, и он сходил в сельский магазинчик, расположенный в добром десятке километров от нашей деревни. Мне кажется, что с того злополучного дня, точнее сказать, ночи он навсегда возненавидел алкоголь: на следующий день, во время завтрака, Светлана при всех объявила, что они помолвлены. Новость оказалась сокрушительной не столько для всей группы, сколько для самого "виновника". Валентин был высоким статным черноволосым парнем, с тонкими чертами лица. Услыхав заявление Светланы, он попытался было свести все к шутке, но... не тут-то было. Светлана неожиданно расплакалась и выбежала из-за стола, за которым мгновенно воцарилась гнетущая тишина. Бросив гневный взгляд на Валентина, за Светланой устремилась и Марина. - Она что, врет? - спросил Константин. - Ты не делал ей предложение? - Конечно, нет! - с надрывом воскликнул Валентин. - Тогда почему она пошла на это? - спросил я. - Может, подумала, что, переспав со мной, получит на меня какие-то права? - В его голосе явно слышалась злость. - Да, попал ты, парень, - покачал головой Константин. - Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, - заметил один из наших "женатиков", рыжеволосый Гриша. - Чего? - буркнул Валентин. - Не знаю... Но так просто, ни с того ни с сего Светка вряд ли пошла бы на такой шаг. - Мне тоже так кажется, - поддержал Константин. - Колись, Валька, и мы вместе подумаем, что делать дальше... - Отойдем? - неожиданно предложил ему Валентин. - Давай, - согласился тот. Они отошли, и несколько минут Валентин о чем-то ему рассказывал. По возвращении Константин спросил его: - Ребятам можно сказать? Валентин нахмурился и неуверенно пожал плечами, словно предоставляя ему самому решать. - Дело в том, что Светлана оказалась девственницей! - объявил Константин. - Послушайте, не кажется ли вам, что они сами должны во всем разобраться! - сказал я: почему-то было неприятно до тошноты все это выслушивать. Словно перетряхивалось чужое грязное белье. - Если бы Светлана не подключила нас, - возразил Константин. - Что же мне делать? - Валентин был явно растерян. - Не знаю, - откровенно признался Костя. - Пойду попробую поговорить с ней. Когда он отошел, мы несколько минут сидели молча, не смотря друг на друга. - Ситуация, признаться, пошловатая, - сказал наконец Гриша. - У нас нечто подобное было на фабрике... - И что? - спросил я. - Дошло до профкома, потом до районного секретаря ВЛКСМ, вызвали их обоих на бюро и так прочистили ему мозги, что бедняга молил ее о прощении и дал слово жениться... - Думаешь, Светка может пойти на это? - дрожащим голосом спросил Валентин. - Женская душа - потемки! - неожиданно объявил Валерий. Неожиданно потому, что он уже прославился своей немногословностью. Кроме того, Валерий имел ряд странностей... Это был высокий парень лет двадцати пяти. Внешностью он немного напоминал Юрия Никулина. Словно стесняясь своего роста, он чуть горбился, его огромный нос, как ни странно, был к месту на длинном лице. Он был весьма молчалив на людях, но регулярно разговаривал сам с собой. Как-то, вернувшись с гулянок из районного центра далеко за полночь в дом, где мы ночевали - его поселили со мной и еще одним парнем, - уверенный, что мы спим, Валера тихонечко прошел к своей кровати, включил ночничок и взглянул на ноги. Его ботинки и брюки едва не по колено были сильно заляпаны грязью. Я сплю очень чутко и потому проснулся сразу, когда только он вошел, но он об этом не подозревал. - Валера, и где это ты так вымазался? - с совершенно серьезной миной спросил он сам себя и тут же добавил: - Ну конечно, свинья всегда грязь найдет! - Потом со вздохом покачал головой, разделся, аккуратно сложил одежду на стул и лег спать. Честно признаюсь, я с большим трудом удержался от смеха. Сначала я подумал, что просто Валера заметил, что я не сплю, а потому и "сработал на зрителя", но нечто подобно произошло и позднее, когда мы вернулись с картошки. Начались занятия, и однажды, когда у нас была физкультура, он опоздал, а мы раздевались в специальной комнате, где у каждого был отдельный шкафчик. Я за чем-то вернулся в раздевалку, а мой шкафчик стоял в другом проходе, нежели шкафчик Валеры. Услышав, что кто-то пришел, я осторожно выглянул и увидел Валеру, который дергал заевшую дверку своего шкафчика и бубнил себе под нос: - Валера, как тебе не стыдно! Не ломай дверку! Не ломай дверку! - приговаривал он. Тут я понял, что ему действительно присущи некие странности. Причем все буквально животы надрывали, наблюдая за его "примочками". Особенно когда педагоги вызывали его к доске. Например, есть слово "выпуклость", а его антоним - "вогнутость", а Валера вместо этого говорил "впуклутость"! Представляете? А на английском, вместо "Йес, оф корс!" - "Да, конечно!", он говорил: "Йес бикоз!" - "Да, потому что!" Но самым шикарным его перлом было слово "выбоина": вместо него он вдруг употреблял - "выибона"! * * * Услыхав философское замечание Валеры в столь драматический момент, ребята с трудом удержались от смеха, тем более что в этот момент вернулся Константин. - Ну? - едва ли не хором воскликнули мы. - Честно? - Конечно, честно! - кивнул Валентин. - Светлана в соплях, но настроена очень решительно: думаю, тебе нужно самому с ней поговорить... - И добавил: - Но мой совет: если не хочешь вылететь за "аморалку", то уладь с ней все мирным путем... Никто не знает, о чем говорил с ней Валентин, как и чем сумел уговорить, но всю уборочную они были вместе, а через пару месяцев Света стала носить его фамилию. Правда, после скромного бракосочетания, на котором никто из группы не присутствовал, их более никто вместе не видел. Но из общежития Светлана выписалась и поселилась где-то на квартире. Был слух, что Валентин откупился от нее тем, что дал ей на время свою фамилию, а его родители сняли ей комнату, которую обязались оплачивать до окончания ее учебы. Однако это были только слухи: правду знали лишь Валентин и Света... К уборке картофеля я относился довольно скептически и был уверен, что этот труд не придется мне по душе. Так оно и вышло: когда мы очутились на поле "битвы за урожай", не знаю, как остальные, но я понял, что долго я этого не выдержу. К счастью, меня выручил случай: дело уже близилось к обеду, а у меня было всего лишь шесть корзин из пятнадцати, и тут к нам приехал бригадир. - Нужен кто-нибудь поздоровее! - сказал он, и все ребята почему-то посмотрели на меня. - А что делать-то? - не проявляя особого интереса, спросил я на всякий случай, хотя был готов броситься к нему со всех ног. - По дороге расскажу, - уклонился тот, окидывая взглядом наполненные картошкой корзины. Дело в том, что у каждого из нас была собственная грядка, которую требовалось очистить от картофеля. Многие ушли далеко вперед, а я был едва ли не самым отстающим, если не считать Валерия, который дежурил по кухне и явился на поле на два часа позднее, чем остальные. - Садись, - сказал мне бригадир, указывая на место в бричке. - Надеюсь, у тебя лучше получится возить картошку, чем собирать. Лошадей любишь? - Конечно! - уверенно заявил я и улыбнулся. Мне совсем не хотелось признаваться, что последняя встреча с этими благородными животными произошла в далеком детстве, когда я жил в семье старшей маминой сестры. Ее муж был начальником райотдела милиции, и у него была бричка, на которой он объезжал свой район. - Запрягал когда-нибудь? - спросил бригадир. - Очень давно, в детстве! - почему-то соврал я. - Ничего, конюх поможет! - подбодрил бригадир. У меня отлегло от души: спасательный круг, в виде конюха, я получил, а значит, не утону. - Видишь то строение? - кивнул бригадир в правую сторону от дороги. - Ну, - кивнул я. - Сюда будешь возить картошку и разгружать ее. Сам нагрузил двадцать корзин - сам разгрузил, затем собрал пустые корзины и вернул их в поле. - Понял? - Вполне... Когда мы подъехали к конюшне, нас встретил пожилой усатый конюх, который, получив от бригадира приказ выделить студенту телегу и помочь запрячь ее, вывел из конюшни настоящего тяжеловоза с таким огромным крупом, что на нем спокойно можно было играть в настольный теннис. Лошадь была коричневой масти, а на лбу у нее, как звездочка, белело пятнышко. - Запрягал коды? - спросил конюх. - Да как вам сказать... - Значится, нет! - рассудительно вздохнул тот. - Так вот, гляди сюды... - Ни слова не говоря, он принялся запрягать кобылу в телегу. Когда он закончил, мне показалось, что я действительно освоил азы "водителя кобылы" и готов отправиться за картошкой. - Погодь-ка, студэнт, шибко быстрый ты, однако! - усмехнулся он в свои прокуренные рыжие усы. - Когда закончите работать: это часов в шесть-семь будет, доставишь Невидимку сюды... - Какую невидимку? - не понял я: мне и в голову не могло прийти, что такое огромное существо можно назвать невидимкою. Видно, ее "крестный" был большим шутником... - Каку, каку? Вот бестолочь-то навязали на мою головушку, - пробурчал тот. - Невидимка - вот она, - указала он на лошадь. - А завтрева, часам к десяти, приходь за ней... - К десяти? - удивился я. - А зачем раньше-то? Ты картошку будешь возить, а не землю: ее собрать сначала нужно-ть... И не забудь распрягать ее в обед: ей тоже поесть-попастись не мешат... - Он вздохнул, махнул безнадежно рукой и пошел по своим делам. В этот день обедать ни мне, ни моей новой "подружке", не пришлось: с большим трудом я справился с корзинами, собранными и наполненными нашей группой. Эта работа оказалась для меня более интересной, нежели собирать картошку, выкапывая ее из земли, тем не менее к вечеру я буквально валился от усталости. Жадно проглотив ужин, я доплелся до кровати и мгновенно заснул. За ночь я полностью восстановил силы и был готов к новым подвигам на трудовом фронте. К моему удивлению, работать на следующий день мне было гораздо легче: постепенно приобретались нужные навыки... Пришло время обеда, и я уверенно распряг Невидимку, чтобы та попаслась на полянке, но потом что-то стукнуло в мою неугомонную головушку, и я решил прокатиться на ней верхом. О ее крупе я уже упоминал. А с Невидимкой, по всей вероятности, так никто до меня не поступал, и не успел я толком на нее взобраться, как та пустилась в такой бешеный галоп, что я намертво вцепился в ее гриву... Не знаю, сколько времени Невидимка носила меня по полям и лугам, но, когда она остановилась у своей кормушки в конюшне, уже достаточно стемнело. По всей вероятности, животное проголодалось, оно знало, что голод не тетка, а со мной еще будет шанс расправиться. За этот день мне, естественно, не было начислено ни одной нормы, а ребята, услышав мой рассказ, веселились до самой ночи. Несколько дней подряд я ходил, широко расставляя ноги, и, наверное, со стороны действительно напоминал кавалериста, как меня еще долго обзывали в группе... Через несколько дней пришла телеграмма, срочно вызывавшая меня в деканат: мой слезный звонок тренеру дошел до его сердца, и он доказал руководству, что Доценко полезнее тренироваться, чем "крутить хвосты кобылам"... Так позорно я сбежал с моей первой и последней уборочной: с той поры я всеми правдами и неправдами избегал этих принудительных сельскохозяйственных работ... Учеба на первом курсе давалась мне относительно легко: особенно после того, как меня перевели в главное общежитие МВТУ. К первой сессии я пришел без единого хвоста. Да и экзамены я сдал без единой тройки, если не считать дифференцированного зачета по английскому, где мне выставили "хлипкую троечку". Вот что значит пропускать занятия. Дело в том, что наша группа, как я уже говорил, была "рабочей" и ее формировали, невзирая на то, какой язык каждый учил в школе: немецкий, французский... И занятия у нас начались с изучения алфавита. Задав мне пару вопросов, преподавательница английского выставила мне досрочный зачет и освободила от занятий до экзаменационной сессии. Тогда я очень гордился собой, а когда пришло время сдавать сессию, я, не имея практики, с большим трудом сдал, едва не завалив, английский... Из всех педагогов первого курса мне особенно запомнились несколько. Наибольшее впечатление произвел профессор Фролов, читавший курс химии. В день сдачи экзамена он вошел в аудиторию, где находился весь поток первокурсников в ожидании экзамена. Профессор внимательно оглядел заполненные ряды, сверкая толстенными линзами очков, потом громко спросил: - Если есть студенты, не получившие зачета по практическим занятиям, прошу покинуть аудиторию и сначала получить зачет, а потом прийти ко мне на экзамен. - Он сделал паузу, но никто не поднялся. - Превосходно! - Профессор довольно потер свои ладошки. - А теперь прошу подойти ко мне тех студентов, кто хочет получить "удовлетворительно"... Смелее, смелее, - подбодрил он. Человек десять поднялись и не очень уверенно приблизились к его столу. - Давайте ваши зачетки! - Он быстро поставил им троечки, пожелал всего доброго, потом снова обратился к аудитории: - Теперь прошу подойти ко мне тех студентов, кто знает мой предмет на "хорошо"... * * * Я уже говорил, что химия была одним из моих любимых предметов, и потому я не волновался и наблюдал за остальными. Кстати, на вступительных экзаменах мне попался такой вопрос: "Напишите формулы органических соединений, которые вам известны". Я первым вызвался отвечать и начал писать на доске формулы, какие помнил. Где-то на сороковой формуле меня остановил старший преподаватель. - Хватит, хватит, молодой человек! - замахал он руками, - Впервые вижу столько формул по органике, написанных абитуриентом, причем без единой ошибки! Не буду слушать остальные вопросы вашего билета! Давайте экзаменационный лист! - Он поставил "отлично" и расписался. - Может быть, еще кто хочет повторить сей "подвиг"? Сразу поставлю "отлично"! - предложил он тем, кто готовился отвечать, но никто не рискнул... Когда профессор позвал тех, кто знает на "четверку", многие к нему потянулись уже более смело, и он всем поставил отметку без единого вопроса. После того как они вышли, он сказал, обращаясь к оставшимся, которых было человек пятнадцать: - А с вами мы побеседуем... Рассматривая оставшихся первокурсников, я с огромным удивлением заметил Валерия, который в химии разбирался как свинья в апельсинах. Подумав, что, может быть, смогу ему чем-нибудь помочь, я дожидался, когда он пойдет отвечать. На этот раз профессор вызывал сам. Наконец дошла очередь и до Валеры. Задав ему пару вопросов и мгновенно разобравшись, что тот в химии ни бельмеса, профессор спросил: - Молодой человек, почему вы не подошли, когда я вызывал на "тройку"? Допустим, вы не хотели "тройку", тогда почему не подошли на "четверку"? - Я боялся... - сквозь надутые губы процедил Валера. - Ладно, сегодня вам ставить ничего не буду, завтра принимаю второй поток, приходите и уж там-то не оплошайте! - едва ли не впрямую намекнул профессор. - Договорились?.. - Спасибо вам, профессор, - сказал Валера и почему-то начал наклоняться к нему. Фролов, вероятно, подумал, что Валера хочет чмокнуть его в руку: он нервно отдернул ее и сконфуженно промолвил: - Идите! Идите! - потом повернулся к нам и сообщил: - В июне сорок первого я поставил двойку и началась война: с тех пор двоек не ставлю... Вы готовы отвечать? - спросил он следующего... Этот профессор запомнился мне на всю жизнь, и память о нем очень теплая и нежная... Неординарностью ситуации запомнилась мне преподавательница черчения и начертательной геометрии. Как-то мы сдавали этот сложный предмет. Мне досталось непростое задание: начертить сечение одной замысловатой детали. Едва взглянув на рисунок, я понял, что даже если я и справлюсь с этим заданием, на него уйдет столько времени, что я опоздаю на тренировку. Кроме профессора Арустамова, по учебнику которого мы учились, в аудитории были еще две преподавательницы. Среди студентов ходила байка, что сдать профессору Арустамову на "отлично" можно только мечтать во сне, получить "четверку" - словно выиграть в лотерею, а на "тройку" никто не обижался. Так что мне идти к нему совсем не хотелось. Следовало оценить двух других преподавательниц. Одна из них была лет тридцати, с очень привлекательным лицом и красивыми длинными каштановыми волосами, ниспадающими едва ли не до самого пояса. Вторая была блондинкой и лет на двадцать старше первой. Красавицей ее назвать было вряд ли возможно, но что-то в ее лице говорило о мягкости и доброте характера. Ища решение и делая наброски чертежа, я раздумывал, к кому лучше идти отвечать: к той, что постарше, или к той, что помоложе? Поглядывая то на одну, то на другую, я заметил, что та, что помоложе, уставилась на меня. Наши взгляды пересеклись, и я почему-то не отвел глаза в сторону, а нахально вперился на нее. Не знаю уж, что прочитала в моих глазах эта дама, но взгляд ее неожиданно стал откровенно томным и загадочным. Она встала и пошла по проходу в мою сторону, останавливаясь то у одного студента, то у другого. Когда она подошла к моему столу и склонилась ко мне, ее волосы, соскользнув с плеч, упали на мою руку. От них шел такой удивительный аромат, что у меня несколько закружилась голова, а сердце заколотилось, как у бегущего стремглав зайца. - Молодец, очень хорошо! - одобрительно проговорила она, как бы нечаянно накрыв ладонью мою руку, а второй неожиданно быстро прошлась карандашом по моему наброску, в буквальном смысле подсказав мне ответ на задачу. - Думаю, вы уже готовы отвечать, - тихо добавила она. У меня кровь прилила к голове, и в висках застучали сотни молоточков. - Можно к вам? - шепотом спросил я. - Конечно, - улыбнулась она, чуть сжала мою руку и пошла к своему столу. Как только она села, я поднял руку. Не успела моя спасительница и рта раскрыть, как вмешался профессор Арустамов: - Готовы? Идите сюда! На какие-то доли секунды я растерялся, не зная, что делать, но перехватил чуть заметное движение головы той, что протянула мне руку помощи. "Не ходи!" - прочитал я в ее глазах. - Извините, профессор, я еще не готов, но хотел бы задать вам вопрос! - пытаясь потянуть время, я искал, что бы такое спросить у него и нашел. - Можно? - Вам что-то непонятно в билете? - Нет-нет, речь о вас... - Вот как? - усмехнулся он, - И что же? - Это правда, что по вашему учебнику "Черчение и начертательная геометрия" учатся и в других странах? - Я спросил наобум, но заметил, что все находящиеся в аудитории - не только студенты, но преподавательницы - с интересом прислушались. - Да, он переведен в пяти странах, но об этом, если вам интересно, поговорим на занятиях, а здесь не мешайте другим студентам готовиться к экзамену, - не очень любезно заметил Арустамов. Несмотря на напускную строгость профессора, мне показалось, что Арустамову польстил мой вопрос. Так или иначе, он оставил меня в покое, а я получил новую задачу: как избежать попадания за его стол? Помог господин Случай, с которым я на "ты": заглянула секретарша декана и передала просьбу шефа срочно зайти в деканат. Не успела за профессором закрыться дверь, как я, перехватив чуть заметный кивок "моей" преподавательницы, спешно устремился за ее стол. - Вы очень к месту вспомнили о книге профессора, - делая вид, что разглядывает мое решение, тихо проговорила она и как бы невзначай снова положила свою руку на мою. Мое тело одеревенело, а лицо покрылось краской. Казалось, все в аудитории все видят. Хорошо еще, что я сидел к ребятам спиной. Я бросил быстрый взгляд на вторую преподавательницу, но та, к моему счастью, читала "Огонек". - Как вас зовут? - пересохшими губами прошептал я, чтобы не выглядеть полным идиотом: женщина откровенно меня клеит, а я будто не соображаю, что происходит. - Марина... - ответила она и, взглянув на свою коллегу, убрала руку и громче добавила: - Николаевна... Она говорила со мной в двух тональностях: одни фразы едва ли не шепотом для меня, другие - нормальным голосом для посторонних ушей. - Ну, что ж, ваши ответы весьма оригинальны... - нормальным голосом, а более тихим: - Забегайте как-нибудь на кафедру... - и вновь громче: - Хотя и не бесспорны... "Четверка" вас устроит? - Более чем! - подхватил я. - Хорошо. - Она взяла зачетку и как будто писала несколько дольше обычного. - Спасибо, - поблагодарил я и, принимая у нее зачетку, чуть прикоснулся к ее мягкой руке. Когда в коридоре я раскрыл зачетку, то с удивлением увидел оценку "отлично" и клочок бумажки с номером телефона. Вас не удивит, что я стеснялся звонить Марине Николаевне - просто не хватало духу. Месяца через полтора мы случайно встретились в метро. Она шла под руку с каким-то мужчиной, но сразу меня узнала, сердечно поздоровалась, и они пошли дальше, а за спиной она показала мне кулак, а потом сделала указательным пальцем движение, каким набирается диск телефона. Я все-таки позвонил ей, но это случилось спустя год, когда я уже учился в другом вузе. Звонку она обрадовалась, признавшись, что была уверена, что я никогда не позвоню. Она пригласила меня к себе в гости, и мы провели несколько бурных ночей, пока не вернулся ее жених, ездивший в Чехословакию на какой-то научный симпозиум. Вскоре Марина вышла замуж, и мы потерялись в этом мире без всяких обид... На весенней сессии судьба вновь свела меня с профессором Арустамовым, но на этот раз я был во всеоружии и четко ответил на все вопросы билета. Ответил и на дополнительные вопросы, профессор взял зачетку в руки. - "Четверку" хотите поставить? - Я чуть заметно скривил губы. - А вы заслужили "отлично"? - чуть язвительно спросил он. - Кто откажется получить "отлично" у профессора Арустамова? - с вызовом ответил я. - Попробуем! - задумчиво произнес профессор и быстро набросал контуры двух фигурок в двух проекциях. - За полчаса найдете решение, то есть нарисуете третью проекцию этих задачек, - получите свою "пятерку", а нет... - Он развел руками, - останетесь при своих... Одна фигурка представляла собой квадрат в квадрате при виде сверху и квадрат в квадрате при виде спереди - нужно было нарисовать третью проекцию, то есть вид сбоку, другая фигурка - четырехугольник в четырехугольнике при виде сверху и квадрат и вырезом сверху при виде спереди. Вот эти рисунки, как я сегодня их помню: 1. _______ ! ! ! ! ! !______ ! ! __________________!_____________________ ! _______ ! ! ! ! ! ! !______ ! ! 2. _______ ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! ! !_______! ! ! ____________________!____________________ ! ! ! ! ! ! ! --- ! ! !______ ! ! На поиски решения у меня ушло меньше десяти минут. Причем к первой задаче я представил даже два ответа. Я сознательно не привожу эти ответы, в надежде, что кому-то из уважаемых читателей захочется самому попытать счастье и решить задачки. Они начерчены в точном соответствии с правилами ГОСТа, и если бы были пунктирные линии, то они были бы обязательно указаны... Когда я поднял руку, профессор Арустамов ехидно спросил: - Что-то непонятно? Или вы согласились на "четверку"? - Нет, товарищ профессор, я готов показать ответы. - Вот как? - удивился Арустамов, тут же подошел ко мне, взглянул на мои третьи проекции и сказал: - У меня слов нет! Отлично! - Он поставил отметку в зачетку, расписался и признался: - Вы меня действительно удивили: эти две задачки я всегда подкидываю студентам для окончательной оценки знаний. Они - своего рода тест, который я даю и в компаниях своих друзей. С этими задачками мало кто справляется, даже инженеры! У вас, молодой человек, очень хорошо развито пространственное мышление. Вероятно, вы не только упорно стремитесь к намеченной цели, но и любите фантазировать, я прав? - На все сто! - довольно улыбнулся я и почему-то рискнул подмигнуть... Этот человек мне запомнился не тем, что полил на меня елей, похвалив и поставив отличную отметку, а тем, что в считанные минуты распознал глубинную сущность моего характера и моих пристрастий... Иногда мне везло на людей, которые довольно быстро понимали суть моего характера. Я обязательно расскажу о них - постараюсь никого не забыть... Но сейчас мне хочется рассказать о одном человеке, нарушая хронологию повествования. Встреча с ним была единственной, но запомнилась навсегда. Я только что вступил в брак с Татьяной Шкловской, моей третьей женой (подробнее о ней и о наших взаимоотношениях я расскажу в свое время), и мы с ней отправились на медовый месяц в Пицунду, в Дом творчества Литфонда СССР. Там много было интересного, но сейчас речь пойдет только об одном человеке. Это был очень импозантный мужчина средних лет. Мы познакомились с ним в бильярдной. - Вадим, - представился он. - Виталий, - ответил я... Совсем забыл сказать, что несколько лет я при знакомстве представлялся как Виталий. Почему? Об этом вы узнаете сразу же после этого эпизода с Вадимом... С Вадимом мы сразу понравились друг другу. Сыграли несколько партий в русский бильярд, потом в шахматы... Я очень импульсивный игрок и ненавижу проигрывать. Но мой мозг как-то по-особому устроен: в любой игре я экспериментирую, выдумывая такие странные и необычные ходы, что однажды выиграл партию в шахматы даже у одного гроссмейстера, правда, только одну партию. Потом он признался: мой первый ход его настолько огорошил, что ему подумалось, что я вообще не умею играть в шахматы, и он не отказался играть со мной исключительно из уважения, а когда увидел реальную угрозу своего поражения, было уже поздно. Когда ко мне пришла некоторая известность, меня проверили на одной очень серьезной компьютерной программе и сделали интересное заключение: мой мозг устроен так, что первый мой ход в девяносто семи процентах оказывается правильным, если я делаю его спонтанно, без особых размышлений. Если же я начинаю просчитывать многочисленные комбинации, процент "лучшего хода" падает до пятидесяти двух. Иными словами, я - спринтер и не люблю забегов на длинные дистанции. Будь то на гаревой дорожке, в игре в шахматы, карты, нарды, даже в самой жизни. Скорее всего поэтому я за три-четыре месяца пишу новый роман - меня несет волна фантазии... А растянуть волну во времени, сами понимаете, невозможно... С новым знакомым, оказавшимся поэтом, мы провели часа три-четыре. Потешившись различными играми, мы гуляли по берегу, по окрестностям и разговаривали, разговаривали, разговаривали...