ибежали даже из соседних лагерей с вопросом: что случилось? Долго еще этот случай ходил по всем факультетам МГУ как смешной анекдот... Милый добродушный чудак, как жаль, что его уже нет в живых... Перечитал страницы, посвященные студенческим годам, и мне стало даже неудобно: создается впечатление, что, кроме занятий спортом, эстрадным мастерством, участия в съемках фильма и многочисленных любовных похождений, у меня ничего иного во время учебы в университете не было. А это совсем не так. Моя курсовая работа, написанная на третьем году учебы, была настолько высоко оценена профессором Капустиным, заведующим кафедрой труда и заработной платы, что он предложил мне поработать младшим научным сотрудником на половине ставки - на семьдесят рублей - в НИИ труда и заработной платы, где он был директором. Естественно, я согласился не раздумывая. Для начала я взял тему "Бесплатный транспорт в СССР". Сколько расчетов и диаграмм сделал я, чтобы доказать, что затраты на билетерш, полуавтоматические кассы, печатание билетов и так далее и тому подобное делают транспорт нерентабельным и гораздо более разумен налог на транспорт! Профессор прочитал мою работу и сказал, что у меня хорошо подвешен язык, но налог на транспорт в СССР никогда не буден введен, по крайней мере для того, чтобы сделать его бесплатным. Как же он был дальновиден! Потом я взялся за студенческие стипендии. Точными выкладками я подкреплял собственный опыт, свидетельствовавший о том, что двадцать восемь рублей - сумма катастрофически малая для студента. Уложившись в тридцать страниц, я дрожащими руками вручил свой реферат профессору Капустину. На следующий день он вызвал меня и похвалил за хорошую работу, заметив, что отдельные мои выкладки войдут в разработки НИИ и на мой реферат будет ссылка. После чего предложил положить мой реферат в основу моей дипломной работы, озаглавив ее так: "Социальное происхождение и материальное обеспечение студентов СССР". Он попросил подумать, на материале каких вузов страны я буду писать эту работу. А на прощанье заметил, что мой диплом имеет шанс плавно перерасти в диссертацию. Я долго не раздумывал: МГУ, МВТУ, Плехановский и Первый медицинский. Профессор одобрил мой выбор и оформил соответствующие бумаги в эти институты для моего допуска к личным делам студентов, архивным материалам и экономическим документам этих вузов. Когда вспоминаю сейчас, что через мои руки прошло порядка тридцати тысяч студенческих личных дел, из которых я обезличенно выписывал данные для дипломной работы, то мне самому с трудом верится, что я это сделал. И я немного горжусь тем, что отчасти благодаря моим реферату и диплому студенческие стипендии были пересмотрены и дифференцированы: старшекурсники стали получать гораздо больше, чем студенты первого-второго курсов... Более всего меня поразили в этих вузах сведения о национальности и о социальном составе студентов в процентном отношении. К примеру: на мехмате и физическом факультете МГУ - до восьмидесяти процентов студентов - евреи. А всего в университете полтора процента выходцев из крестьянских семей, около десяти процентов из семей рабочих, а остальные - из семей интеллигентов... Наверное, именно поэтому на моей дипломной работе стоял гриф: "Для служебного пользования"... Так что мы, студенты шестидесятых, все успевали и не думали о наркотиках и пьянстве, как современная молодежь, почти поголовно увлекающаяся всякими там "крэками" и "экстази", опускаясь все ниже и деградируя все больше... Мы не были пай-мальчиками. Однажды довелось вместе с моей подругой, дочерью высокопоставленных родителей, побывать в огромной, комнат в восемь, квартире одного бывшего министра, в которой его отпрыски, воспользовавшись тем, что родители уехали на пару лет работать за границу, устроили настоящий притон. Уже на ее пороге нам сунули по таблетке ЛСД и не отстали, пока мы их не приняли (естественно, я изобразил, что принял). В каждой комнате этой внушительной квартиры что-нибудь да происходило: в одной лежали переплетенные в экстазе голые тела, в другой кто-то кайфовал в одиночку, в третьей полным ходом шел сеанс бурного группового секса... Мне, как "трезвому среди пьяных", стало немного противно, и я ушел, утащив и свою подругу. Потом я решил попробовать, что собой представляет ЛСД. Пригласил трех приятелей-борцов, все честно рассказал им и попросил, в случае чего, вязать меня. После принял таблетку. Через некоторое время мне показалось, что меня хотят убить, я стал прятаться, мечась по всему общежитию в поисках убежища. Когда я пришел в чувство, то с удивлением обнаружил себя сидящем на шифоньере! Вы знаете, потом я пытался в нормальном состоянии забраться на него, но мне так и не удалось... Ребята мне рассказали, что с момента приема таблетки я был совершенно спокоен минут двадцать пять, после чего начал с подозрением вертеть головой по сторонам, а незадолго до того, как очнулся, неожиданно бросился к шифоньеру и буквально взлетел на него. Причем проделал это так стремительно, что они не успели ничего предпринять. После такой реакции, естественно, я больше никогда ЛСД не принимал... Мне кажется, у моего поколения в молодости были цели, стремления к чему-то возвышенному, наконец, вера! А что у нынешнего поколения молодых? Ни идеалов, ни устремлений, не говоря о том, что власти столько раз их обманывали, что и верить-то в любые лозунги расхотелось. Боюсь, потребуется очень много лет, прежде чем у людей России появится доверие к своим правителям... Вскоре после памятной Пицунды я познакомился с удивительной девушкой из Армении. Иветта Харазян приехала в Москву на ускоренный полугодовой курс японского языка. Ее отец был министром электронной промышленности Армении, и потому ее судьба была запрограммирована на процветание и успех. Она уже имела высшее техническое образование, а изучать японский приехала для того, чтобы работать на международной выставке в Осаке. Какие божественные манты она готовила - пальчики оближешь! Мы настолько увлеклись друг другом, что почти каждый день проводили вместе. По странному совпадению, именно в это время на Калининском проспекте открылось кафе "Ивушка", и мы, конечно же, присутствовали на его открытии. Казалось, все идет к свадьбе. Но... У меня создалось впечатление, что дальнейшая моя жизнь от меня уже никак не зависит: все уже спланировано. Съездив в Ереван, Иветта рассказала обо мне родителям, и отец решил сделать любимой дочери подарок к свадьбе: я ехал вместе с ней в Осаку, а по возвращении занимал важную должность в его аппарате. Причем Иветта преподнесла все это, я верю, из самых чистых побуждений, не как возможный вариант, а как готовое решение. Но меня почему-то это вовсе не обрадовало, а напротив, вызвало негативное чувство. И... я испугался таких радужных перспектив... Очень надеюсь, что у тебя, Ивушка, все хорошо сложилось в жизни и ты не держишь зла на парня, который тебя любил и отказался не от тебя, а от распланированной и предсказанной судьбы... В шестьдесят седьмом году я завоевал право представлять студентов Советского Союза на Универсиаде в Софии. Мне понравилась Болгария, понравился и добросердечный, гостеприимный народ, и уютный зеленый город. Настроение и боевой дух были на самом высоком уровне, и я не только занял призовое место в десятиборье, но и выполнил норму мастера спорта СССР. Кроме того, я бежал последний этап в нашей команде в эстафете четыре по сто метров и был первым на финише. Вполне возможно, что источником вдохновения всех моих успехов послужила очень симпатичная стройная болгарка, с которой я познакомился перед самыми соревнованиями во время первой тренировки. Я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и, заметив девушку, сначала подумал, что интерес проявляется не ко мне, а к Макарову, русскому Ален Делону. Однако незнакомка откровенно указала на меня пальцем и попросила подойти. Я подошел, и мы познакомились. Звали ее Павлина, она училась на четвертом курсе Инженерно-строительного института. Ее шарм и обаяние покорили меня буквально с первых минут, и я в нее втрескался по самые уши. А когда я услышал, что и она ко мне неравнодушна, то захотелось кричать от радости на весь стадион, на всю Софию, а может, и на всю Вселенную. Единственное, что смущало меня: почему Павлина обратила внимание на такого простого парня, как я, когда рядом был писаный красавец Валера Макаров? Этот вопрос меня так сильно мучил, что я не вытерпел и прямо спросил ее об этом. Опущу ее чудовищный акцент и изложу ответ литературным русским языком. Впрочем, как и все наши дальнейшие беседы, - ведь я болгарского совсем тогда не знал. - Посмотри вокруг, Виктор! - сказала она, когда мы шли по улицам Софии. - Конкретно на болгарских мужчин. - И что? - не понял я. - Такие, как Валера, встречаются у нас на каждом шагу, а таких, как ты, нет вообще! - на полном серьезе произнесла она. Действительно, почти все болгары - брюнеты, зачастую с очень красивыми, в нашем понимании, тонкими чертами лица: очевидно, турецкое иго оставило о себе память на долгие поколения. А блондины в Болгарии почти не попадаются, да и сложен в то время я был очень даже неплохо. Мы почти все свободное время проводили вместе. Оказалось, мы любим песни Тома Джонса, особенно "Дилайлу", именно эта песня стала как бы гимном нашей любви. Павлина буквально рыдала, провожая меня в Москву, да и у меня, честно признаться, глаза были на мокром месте. Каждый день мы писали друг другу длинные письма, часто перезванивались. Мы слушали по международному телефону наш гимн: "Уай, уай, уай, Дилайла!.." Это было полное безумие страсти, которое рано или поздно должно было прийти к некоему концу. И мы пришли к выводу, что не можем жить друг без друга и должны пожениться. Но Павлина хотела зарегистрировать брак в Болгарии, а как туда мне выехать? Она пообещала все выяснить, а потом уж дальше думать. Я не раскрыл Павлине свой секрет: не знал - сбудется ли? Секрет был такой: в Софии на второй день Универсиады я закончил свои выступления в десятиборье и направился в раздевалку, чтобы принять душ и переодеться, тут ко мне подошел молодой болгарин и на вполне приличном русском языке представился ассистентом кинорежиссера (воистину пути Господни неисповедимы!) и сказал, что они приступают к съемкам шестисерийного приключенческого фильма, и если я не возражаю, то он хотел бы познакомить меня с режиссером картины. Как вы думаете: что я ответил? Вы правильно догадались: конечно же, я тут же согласился! Он предложил, если не возражаю, поехать прямо сейчас. Я мигом сполоснулся под душем, переоделся еще быстрее, и вскоре мы входили в кабинет Христо Христова. Только я переступил порог, как мужчина, сидевший за столом, радостно воскликнул: - Он! Он! Это и был режиссер собственной персоной. Меня попросили оголиться по пояс, надели парик из длинных черных волос и сделали несколько снимков. Потом Христов расспросил меня, обрадовался, что я спортсмен и что имею некий опыт верховой езды (ха-ха!), а потом рассказал о сценарии. Оказалось, фильм посвящен завоеванию американскими ковбоями Дикого Запада, а мне предназначается роль сына вождя племени индейцев, имя которого - Куинги. Не буду занимать ваше внимание долгими переговорами с режиссером о моем участии в картине, скажу лишь о том, к чему мы пришли. Со своей стороны он предпринимает официальные шаги, а я со своей стороны пытаюсь приехать в Болгарию по любой, хоть и туристической визе. За учебу я могу не беспокоиться: он поможет мне перевестись в любой вуз Софии. Это было немаловажным условием для меня: работа должна была продлиться около года. Шло время, но никаких утешительных известий с болгар-ской студии не было, и мне ничего не оставалось, как только ждать. Первой отозвалась Павлина. Радостным голосом она сообщила, что болгарские власти пошли ей навстречу и вскоре я получу документы, с которыми могу обратиться к советским властям. Через несколько дней я действительно получил обращение министерства внутренних дел Болгарии к советским властям, в котором содержалась просьба оказать содействие Виктору Доценко в оформлении выезда в Софию для заключения брака с гражданкой Болгарии - Павлиной Живковой. Не знаю, что сыграло главную роль: то ли фамилия невесты, совпавшая с фамилией генерального секретаря компартии Болгарии, то ли вновь в наших Органах произошел очередной сбой, но мне опять выдали заграничный паспорт с выездной визой и с открытой датой возвращения назад. Уверенный, что проблем с моим деканатом не будет, я приобрел билет в Софию на поезд, отправлявшийся через два дня. Один день я потратил на сборы: упаковывал вещи, которых, как ни странно, набралось порядочное количество, написал несколько писем в Омск, попрощался с друзьями, многие из них искренне желали мне счастья, а многие просто крутили у виска пальцем. Сейчас я полагаю, что правы скорее были вторые. Потом обошел на всякий случай с бегунком и рассчитался со всеми университетскими службами: с библиотекой, с завхозом общежития и другими. Съездил на стадион "Буревестник", где забрал свой личный шест из фибергласа, тогда такие шесты для прыжков только-только входили у нас в моду, и они были не у всех шестовиков. А мне его подарили за удачное выступление на Универсиаде. Почему-то я не сомневался, что продолжу свои занятия спортом. На следующий день я пошел к декану оформить академическую справку в связи с невозможностью продолжать учебу по семейным обстоятельствам. Узнав, что я еду в Болгарию, чтобы там жениться на болгарской девушке, декан так взвился, что его крик, наверное, слышали не только в секретар-ской, но и на всем этаже. - Мы столько тебе дали: и общежитие, и стипендию, и условия для занятий спортом, а ты такой неблагодарный! - Ну почему же я неблагодарный? Неужели вы не были молодым? Неужели вы не любили? - пытался я воззвать к его чувствам. - Тебе что, мало наших девушек? На иностранок потянуло? Говорил, люблю, женился на хорошей девушке, и бац - не понравилось! Взял и разошелся! Теперь снова любовь? Не дам я тебе никакой справки! - постепенно он сам себя заводил все больше и больше. - Господи, как вы не понимаете, товарищ профессор? У меня на завтра уже билеты куплены! - двинул я свой последний аргумент, едва не плача от бессилия. - А я сейчас позвоню на границу и скажу, чтобы тебя не выпускали из страны! - в сердцах воскликнул он. - Вон из моего кабинета! Откуда я тогда знал, что с его стороны это была, как говорится, попытка взять меня на испуг. Но декан просто плохо знал мой характер: я никогда и никому не позволял командовать собой. Но его угроза заставила задуматься. Выйдя из его кабинета, я плюнул на эту треклятую справку, поехал в международные кассы, обменял билет и уехал вечером того же дня, переживая, пока не пересек границу СССР. Через два дня меня встречала моя болгарская невеста. Начинался новый этап моей жизни... Глава 4 ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ Читатель вправе задать вопрос: почему я озаглавил эту часть "Взрослая жизнь"? Разве до этого она не была взрослой? Вполне возможно, что до отъезда за границу я и считал ее взрослой, но когда я очутился в чужой стране, без родных, без друзей, когда приходилось в буквальном смысле слова самостоятельно выживать, пришлось пересмотреть свое отношение к понятию "взрослая жизнь"... Итак, я в столице солнечной Болгарии - Софии. На вокзале меня встречали двое: моя Павлина и ее дядя Красимир. Это был уже пожилой человек с очень доброй, почти детской, душой. Откровенно говоря, его присутствие на вокзале меня несколько удивило, что я, правда, пытался скрыть, но Павлина заметила и пояснила, что ее родители пока не в большом восторге от ее решения выйти замуж за русского, а потому я, чтобы не нервировать их лишний раз и не подвергать их слабое здоровье риску, до свадьбы поживу у дяди Красимира. Он жил в центре Софии, на улице Раковского, в довольно просторной и уютной двухкомнатной квартире. Красимир был вдовцом: жена его умерла более десяти лет назад. На следующий день мы с Павлиной подали документы болгарским властям и стали ждать дня свадьбы, назначенного через пару недель. Каждое утро мы встречались с невестой в квартире Красимира, пили кофе и отправлялись гулять по Софии. Еще по первому посещению Болгарии я знал, что наши "младшие братья", как называли болгар в СССР, по крайней мере в то время, очень ценили наши часы и фотоаппараты, особенно "зеркальный" "Зенит". Я привез пару штук для продажи, а один для себя. Один ушел довольно быстро и по цене, превышающей сумму, затраченную на его приобретение в Москве. Стояло жаркое лето, но это нисколько не удручало меня, и я с большим удовольствием знакомился с городом. Мы много фотографировались: пожалуй, именно с той поры я всерьез занялся этим делом, стараясь запечатлеть на фотографиях все самые значительные события моей жизни. Говорить о Болгарии мне одновременно всегда и очень трудно, и очень легко. Для меня Болгария не просто другая страна. Болгария для меня как бы вторая родина. Именно потому мне так обидно, что сейчас между нашими странами, точнее сказать, между нашими правителями существует некоторое недопонимание. Однако я убежден, что за долгие годы дружбы и взаимовыручки у наших народов накопилось столько положительных чувств друг к другу, что рано или поздно мы вновь будем называть друг друга братьями. Мы - славяне, и того, что нас связывает, гораздо больше, чем того, что разъединяет, что бы там ни твердили разномастные политики, отвергающие дружбу между нашими странами. София, несмотря на почетное звание столицы Болгарии, сравнительно небольшой город, что я понял, случайно столкнувшись на улице с режиссером, который сватал меня на свою картину. Он был так ошарашен нашей встречей, что несколько секунд стоял с открытым ртом. Придя в себя, принялся расспрашивать. Обиделся, узнав, что я уже несколько дней в Болгарии и еще не созвонился с ним. Услышав о предстоящей свадьбе, с энтузиазмом поздравил и пообещал всяческую помощь. О фильме сообщил, что он дошел до стадии нажатия на кнопку "пуск", что все мои костюмы готовы, и если у меня нет других планов, то он готов заключить со мной официальный договор. На следующий день Христов прислал за мной машину, а через три дня начались съемки, которые продолжались около полугода. Павлина с радостью доложила родителям о моей трудовой деятельности на болгарской земле, но те особого восторга не испытали. Позднее выяснилось почему. Они были уверены, что я не смогу обеспечивать свою семью, помогать же нам они не собирались, а значит, наша семья разобьется о самый грозный утес семейной жизни - утес быта. Вызывала их сомнения и моя работа в качестве киноактера. Но русский зять разрушил их хлипкие надежды. Мало того, что по договору с киностудией я получил столько денег, что приобрел приличную иномарку, успех сопутствовал мне и на спортивном поприще: я вошел в сборную команду ЦСКА "Сентябрьское знамя" по легкой атлетике. Впервые появившись на центральном стадионе имени Левского в Софии, я быстро сошелся с тренером сборной десятиборцев. Оказалось, он меня запомнил по выступлению на Универсиаде. Его имя - Груе Юруков. Это был удивительно мягкий, интеллигентный человек, а его супруга - Снежана, в свое время бывшая чемпионкой Болгарии по метанию диска, теперь тренировала многоборцев - только женскую команду. Был у них и сын - Иван, который, когда я вернулся в Болгарию четверть века спустя и Груе уже покинул земную обитель (мир его праху!), стал моим большим другом. Взяв меня в свою команду легкоатлетов ЦСКА "Сентябрьское знамя", Груе оформил меня в должности инструктора по спорту, и я стал ежемесячно получать девяносто левов, а это примерно около ста двадцати рублей - по тем временам вполне приличные деньги! Ни работа над фильмом, ни тренировки не отвлекали от главного - нашей любви с Павлиной, и вскоре нас обвенчали. Генерал Врачев - заместитель председателя Комитета по туризму Болгарии (официальное название "Балкантурист"), оказал мне честь, став посаженным отцом на свадьбе. Когда съемки фильма закончились, генерал Врачев устроил меня в свой Комитет на должность экономиста-ревизора, и в сферу моего контроля попали все рестораны и дома отдыха пригорода Софии. Как работник управления по туризму, я, на совершенно законном основании, имел пятьдесят процентов скидки во всех подотчетных подразделениях. Что это означало? Да то, что я мог питаться там совершенно бесплатно. Поначалу я этого не знал, но меня ввели в курс дела в первую же контрольную поездку. Чтобы бесплатно пообедать, нужно было заказать в два раза больше, чем ты готов съесть и выпить. Тебе приносят половину заказа, но счет подписывается на весь заказ. Это еще что! После проверки баланса предприятия мне давали сверток с самыми дефицитными деликатесами. Вы думаете, я не брал? Ошибаетесь, брал! Мой наставник, который сопровождал меня в первых поездках, пояснил: если не брать, то обо мне плохо подумают и постараются любыми путями подставить меня, и тогда долго мне не проработать... Чтобы решить вопрос о завершении моего высшего образования, я обратился в соответствующее министерство Болгарии, и не без помощи моего кума генерала Врачева был принят первым заместителем министра. Он оказался пожилым симпатичным мужчиной, который, узнав, что я прибыл в Софию с четвертого курса экономического факультета МГУ, сразу же предложил мне учиться в ВИИ имени Карла Маркса (ВИИ - высший экономический институт). После чего попросил у меня академическую справку, и я ему честно рассказал, как декан отказал мне в ее выдаче. Недолго думая, а скорее всего, помня о том, кто ходатайствовал за меня, заместитель министра предложил написать от имени министерства высшего образования Болгарии просьбу ректору МГУ выслать мне академическую справку. Через месяц пришел ответ, где говорилось, что для получения академической справки необходимо мое личное присутствие. Прекрасно понимая, что это хитрая уловка и после моего возвращения в Москву и получения академической справки я окажусь на улице и мне никто не оформит документы для въезда в Болгарию, я все объяснил заместителю министра. Он терпеливо выслушал мою речь и с сожалением покачал головой: - Даже и не знаю, что с вами делать, молодой человек! Судя по всему, они могут месяцами тянуть с этой справкой... Был бы у вас хотя бы какой-нибудь учебный документ... - А у меня с собой зачетная книжка, - вспомнил я. - Принесите... Через час я снова входил в его кабинет. Перелистав книжку, он торжествующе взглянул на меня. - Пусть ОНИ покуражатся со своей академической справкой! - торжествующе воскликнул он. - Ваша книжка вполне заменяет ее: у вас все экзамены за каждый семестр заверены университетской печатью и даже подписью декана! У вас что, всем студентам так заверяют? - Нет, только спортсменам: без этого меня не допустили бы к соревнованиям! - пояснил я. В спортивном обществе "Буревестник", где, как правило, все спортсмены учатся, было неукоснительное правило: не допускать к соревнованиям учащихся с академической задолженностью. А чтобы не было подтасовки, сдачу зачетов и экзаменов обязан был заверять ректор или декан учебного заведения. Таким образом, мои занятия спортом дали мне право быть зачисленным на второй курс заочного отделения ВИИ имени Карла Маркса - условно - и без академической справки. Но условно не в связи с ее отсутствием, а потому, что была очень большая разница в изучаемых предметах: я учился на отделении "зарубежная экономика", а зачислен был на отделение "экономика промышленности". Скольких трудов мне стоило досдать разницу в программах! И параллельно учить болгарский язык. Нечего скрывать: мне, конечно же, делали поблажки, но только когда я затруднялся найти подходящее болгарское слово. В таких случаях мне позволяли отвечать на русском языке, который в большинстве своем знали преподаватели. В Болгарии принята шестибалльная система оценок. Я так славно потрудился, что получил только две "пятерки", а остальные, как говорят в Болгарии, были "шестицы". Сейчас мне кажется это немыслимым: всего за год я, досдавая зачет за зачетом, экзамен за экзаменом, дошел до государственных экзаменов и сдал их успешно. Оставалось защитить дипломную работу. К счастью, профессор Болев, заведующий кафедрой экономики, согласился с тем, чтобы я взял тему, предложенную московским профессором Капустиным. Более того, когда я представил окончательный вариант дипломной работы, он заверил меня, что защита будет простой формальностью, настолько мой опус ему понравился. Но... Вновь сакраментальное "но", которое не раз вмешивалось в мою судьбу. К тому моменту моя теща добилась своего: ее постоянное недовольство нашим браком, беспрестанные упреки в мой адрес, придирки по любому, даже пустячному, поводу - все это привело к тому, что наши отношения с Павлиной настолько охладились, что мы решили подать на развод. Я делал все возможное, чтобы сохранить нашу семью, и даже предлагал Павлине уехать со мною в Москву и там вести самостоятельную жизнь, но... Павлина не хотела оставлять своих престарелых родителей, боясь, что они не выдержат разлуки. Когда мы подали на развод, я подыскал себе однокомнатную квартирку в том же квартале Лозенец. Хозяйка этой квартиры Соня Тафраджийска довольно прилично говорила по-русски, однако просила меня исправлять ее ошибки. В свою очередь и я попросил ее делать то же самое в отношении моей болгарской речи. Так мы и общались: Соня - по-русски, а я - по-болгарски. Это помогло мне почти в совершенстве овладеть разговорным болгарским и иногда вставлять в свою речь выражения, известные лишь носителям языка, то есть своеобразный жаргон. Во всяком случае, если я заговаривал с незнакомыми болгарами на их языке, они, оценив мою блондинистую, отчасти даже скандинавскую внешность, удивленно спрашивали: - Вы - болгарин? - Нет... - Вы - руснак? - (так по-болгарски называют русских). - Нет... - Так кто же вы? - Их удивление достигало предела. - Я из Прибалтики... - чуть смущенно отвечал я. - Но откуда вы так здорово знаете болгарский язык! - Я был женат на болгарке и жил зятем со стороны! Примерно так переводится с болгарского выражение, характеризующее зятя, живущего в доме родителей жены. Это настолько специфически болгарский термин, что болгары, с которыми я недавно познакомился, услышав его из моих уст, просто выпадали в осадок. По-болгарски "зять со стороны" звучит так: "заврен зет"... Однако вернемся к нашему повествованию... К слову, Соня прекрасно говорила по-английски: во всяком случае, гораздо лучше, чем по-русски. Забегая вперед, замечу, что потом она вышла замуж за богатого англичанина, родила пятерых детей и развелась с ним. Как причудливы людские судьбы - Соня оказалась одной из наследниц греческого миллиардера Онасиса: ее отец являлся двоюродным братом Онасиса. У нас с Соней довольно долго длились романтические отношения, но когда я вернулся в Москву, наша переписка оборвалась из-за моего первого заключения. Совсем недавно, когда я посетил Болгарию, мы встречались с Соней - сейчас она носит фамилию Гейл - и ностальгически вспоминали прошлое. С грустью я услышал о том, что ее мама и брат, ныне покойные, очень любили меня и с трогательным упорством посылали многочисленные запросы в московские органы и даже в адрес правительства, чтобы узнать о моей судьбе. Именно Соня подала мне мысль посетить всемирно извест-ную целительницу, знахарку и предсказательницу Вангелию Пандеву Гущерову или, как называли ее в народе, бабу Вангу. Семья Тафраджийских встречалась с бабой Вангой, чтобы та помогла в поисках отца Сони. Во время Второй мировой войны он был командиром партизанского отряда и пропал без вести. Долгие годы мама Сони разыскивала его, но тщетно. Но где-то в шестидесятые годы они решили попытать счастья у бабы Ванги. И та им поведала, что отец Сони был схвачен немцами, казнен и его тело сброшено в одно из озер в софийском округе. Она назвала даже точное место страшной казни. Мама Сони обратилась к болгарским властям, и те, учитывая, что руководитель Болгарии сам командовал партизан-ским соединением, и отец Сони тоже был командиром партизанского отряда, выделили водолазов, и те нашли на дне озера мужской скелет. Скелет был идентифицирован, и стало ясно, что баба Ванга была права - немцами в озеро было брошено тело отца Сони. Соня пережила так много, что мне от души хочется пожелать ей всего самого доброго. Дай Бог здоровья ей и ее детям!.. История об отце, рассказанная Соней, произвела на меня такое впечатление, что я стал искать пути навестить бабу Вангу. На ловца, говорят, и зверь бежит. Вскоре я познакомился с парнем, который имел выход на бабу Вангу и согласился не только познакомить меня с великой вещуньей, но даже и отвезти меня к ней на своем стареньком "Рено". От Софии до места, где проживала эта слепая неграмотная крестьянка, было около двухсот километров. Я очень люблю Болгарию, эту солнечную, веселую страну. Поражаюсь разнообразию ее красок и природных красот - от южного моря до величественных Родопских гор, одетых зеленью смешанного леса. Однако долина Рупите, между городами Санданеки и Петричи, расположенная среди мрачноватых гор, ни на что не похожа. Кажется, природа там только терпит присутствие человека, совсем не думая ему подчиняться. Земля там просто усеяна теплыми минеральными источниками, а воздух переполнен парами сероводорода. Земля эта источает столь сильную энергетику, что кажется, только там и могла родиться такая женщина, как баба Ванга. Именно там, у подножия горы Кожух, и приютился небольшой домик этой самой известной болгарской пророчицы. О том, что мы приедем, баба Ванга не могла знать: наши сборы оказались случайными и быстрыми. Когда мы подъехали к ее неказистому дому, Венцислав мне сказал: - Иди, я в машине посижу, чтобы не мешать тебе... - А она будет со мной говорить? - Будет! - заверил мой приятель. - А как она меня узнает? Она же слепая! - не унимался я, почему-то ощущая какое-то волнение. - Иди, не волнуйся: все будет в порядке... - Он понимающе подмигнул мне. Пересилив волнение, я вошел в дом. Честно признаюсь: ничего не помню из обстановки, словно, кроме бабы Ванги, никого и ничего не было в доме, хотя тенью мелькал кто-то из ее близких. Баба Ванга восседала на стуле, будто это был не обычный стул, а царский трон. Несмотря на ее пустые глазницы, мне показалось, что она меня видит насквозь. Признаюсь, что это было довольно жуткое ощущение. Не успел я войти, как баба Ванга сказала: - А ПОЧЕМУ ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ НЕ ЗАШЕЛ ОТДОХНУТЬ: ОН ЖЕ ОКОЛО ТРЕХ ЧАСОВ СИДЕЛ ЗА РУЛЕМ? А, ВИКТОР? ИЛИ ЛУЧШЕ К ТЕБЕ ОБРАЩАТЬСЯ КАК К ВИТАЛАСУ? От этих слов я буквально оцепенел: я же не произнес ни слова, а она не знала, что мы должны приехать именно сегодня, сейчас. Откуда и каким образом баба Ванга узнала, что я есть я, тем более что и видеть-то она меня не могла? Да и о моем имени Виталас никто в Болгарии не знал! - НАПРАСНО САХАР НЕ ПРИНЕС, НУ ДА ЛАДНО... - Баба Ванга махнула рукой. - САДИСЬ РЯДОМ! - Баба Ванга, я просто поражен, я... - дрожащим голосом произнес я восхищенно, присаживаясь на стул, стоящий рядом с вещуньей. - ТЫ, СЫНОК, ЛУЧШЕ СЛУШАЙ, ЧТО ТЕБЕ СКАЖЕТ СТАРАЯ ВАНГА! ТВОИ МЫСЛИ Я И ТАК ЗНАЮ! - Вещунья проговорила это просто, как бы мимоходом, словно говорила не для меня, а для себя, после чего она как бы ушла в себя, стала раскачиваться взад-вперед, и ее речь приняла чуть прерывистый, но напевный характер. Иногда вырывались у нее слова и фразы, которые не были мне понятны, и потому, вероятно, они не остались в памяти, а местами ее напевная речь казалась настолько бессвязной, что требовался переводчик или интерпретатор. Лишь потом в одиночестве, вспоминая все ее фразы, слова, даже интонацию, я, неожиданно для себя, как бы начал ощущать ее мысли, ее "внутренний монолог", который, словно под воздействием специального кода, врезался в мой мозг, и поэтому я воспроизведу лишь то, что засело навечно во мне, то есть так, как баба Ванга ХОТЕЛА, чтобы я запомнил. И, конечно же, я напишу текст без пауз, которые делала баба Ванга, замолкая иногда на пять, а то и на десять минут... - ИСПЫТАНИЙ МНОГО ОЖИДАЕТ ТЕБЯ... НА ТРИ ЖИЗНИ ХВАТИТ ДРУГОМУ... ДВАЖДЫ ЗАКРОЮТ ТЕБЯ ОТ ЛЮДЕЙ... ПО НАВЕТАМ НЕПРАВЕДНЫМ СВОБОДЫ ЛИШАТ... ДОВЕРЧИВ ТЫ СИЛЬНО, И ЭТО ПРИНОСИТ БЕДУ... НЕ ДОЛЖЕН ПРЕДАВАТЬСЯ ОТЧАЯНИЮ ТЫ... ГОНЕНИЯМ ТЕБЯ ПОДВЕРГШИЕ БУДУТ ИСКАТЬ ДРУЖБЫ С ТОБОЮ... В МИРЕ ВО ВСЕМ ИЗВЕСТНЫМ ТЫ СТАНЕШЬ... МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ СЛОВО ТВОЕ ПРОЧИТАЮТ... МНОГО ДЕТЕЙ ОСТАВИШЬ ТЫ ЗА СОБОЙ... ПРОЙДЕТ ПЕЧАЛЬ ЗА ПЕРВУЮ ЛЮБОВЬ... ЗА ГОД ДО ВЕКА СЕМЬЮ ОБРЕТЕШЬ... В РУКАХ ТВОИХ СИЛА БОЛЬШАЯ: ДОЛЖЕН ЕЕ ОТДАВАТЬ НЕ ЖАЛЕЯ... НЕСЧАСТНЫ ТЕ, КТО НЕ ВЕРИТ ТЕБЕ... ДАНО ТЕБЕ КОСМОСОМ ВИДЕТЬ МНОГО, ОДНАКО ТЫ СЛЕП... НО В ЭТОМ Я НЕ ПОМОЩНИЦА: ПРОЗРЕЕШЬ ТЫ ОТ ДРУГОГО... НЕ ПРОПУСТИ ЕГО МИМО СЕБЯ... ГОРЕ БОЛЬШОЕ ДАЖЕ СТРАНЕ ТВОЕЙ ОЖИДАЕТ... НО ТЫ ДОЖИВЕШЬ ДО ЛУЧШЕЙ ДОЛИ ЕЕ... Баба Ванга вдруг замолчала, и на этот раз ее молчание длилось долго, казалось, часы миновали, но я терпеливо сидел не двигаясь и ожидал дальнейших ее слов. Не знаю, сколько времени прошло, но мои ноги и спина, казалось, одеревенели от неподвижности. - ВСЕ, ИДИ, ВИКТОР, УСТАЛА Я... ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ, СЫН МОЙ!.. Я медленно встал и прошептал пересохшим от волнения горлом: - Спасибо вам, бабушка... - ИКОНУ НОСИ, ПОДАРОК СПАСЕННОГО ТОБОЮ... - неожиданно бросила она мне вслед. - Икону? - удивился я. - ИДИ... УСТАЛА Я... - на этот раз строго, словно отмахиваясь от назойливой мухи, бросила баба Ванга и вновь ушла в себя... Когда я подошел к машине своего знакомого, он спал. Это меня удивило: как он умудрился заснуть за какие-то полчаса? - Венци, ты устал, что ли? - спросил я. - Да нет, сморило немного... - разлепив глаза, ответил он, потом добавил: - А ты попробуй полтора часа в машине просидеть без движения... - Полтора часа? - воскликнул я удивленно. - Я думал, минут тридцать - сорок, не более. - Полтора часа! А если точнее - один час и тридцать семь минут! - Он взглянул на часы. - Ничего себе! - Видно, ты действительно заинтересовал бабу Вангу: обычно она беседует не более двадцати - тридцати минут! Тебе интересно было? - Не то слово! Хотя и жутковато немного, - признался я. - Лично я специально не иду к ней! Не хочу знать, что со мной случится в будущем! - А ты веришь в то, что она действительно предсказывает будущее? - А ты разве нет? - Я еще не понял... Посетив бабу Вангу, я долгое время находился под сильным впечатлением, пытаясь понять, верю ли сам в то, что услышал от нее. Хотя, честно признаюсь, ее слова доходили до меня постепенно, год за годом, более того, доходят до сего дня, хотя многое из того, что говорила баба Ванга, действительно уже произошло со мною, что удивляет меня до сих пор. Но тогда меня поразила одна фраза, брошенная ею: "ПРОЙДЕТ ПЕЧАЛЬ ЗА ПЕРВУЮ ЛЮБОВЬ..." Господи! Я столько лет прятался от случившегося со мною в первые годы жизни в Москве, стараясь не свихнуться, а баба Ванга вновь напомнила... Это произошло, когда я уже учился в МГУ: ко мне пришла ЛЮБОВЬ. Это было сказочно. Казалось, до встречи с этой девушкой я просто не существовал. Да и она так сильно полюбила меня, что не уставала повторять: "Вит, милый, помни, не будет тебя - умру и я!" Первое время мы избегали касаться друг друга: боясь обжечься, сойти с ума, упасть от головокружения. Первый поцелуй - после полугода почти ежедневных встреч, и мы даже прислонились к дереву, чтобы не упасть. Прошел еще месяц, и на мой день рождения она отдала самое драгоценное: свою девственность. В ту ночь мы назначили день свадьбы ровно через месяц - двенадцатого мая. (Ох уж этот май!) Словно предчувствуя, я просил ее об одном: бросить занятия горными лыжами. Несмотря на серьезность своего увлечения, она согласилась, но попросила разрешения проститься с горами. Я долго не соглашался, но она уговорила. За неделю до свадьбы она улетела на Домбай, а через три дня пришло страшное известие: ПОГИБЛА!!! Не знаю, как я пережил: просто ничего не помню. Но даже сейчас, спустя три с половиной десятка лет, я казню себя за то, что уступил ее просьбам и отпустил любимую в горы... Надеюсь, и там она чувствует, что я никогда не забывал о ней и нашей любви... * * * Баба Ванга на всю жизнь поразила меня. Это какую же смелость нужно иметь, чтобы не только заглядывать в будущее того или иного человека, но и прямо открывать ему свои познания, порой страшные и трагические... Мне и во сне не привиделось бы, что воочию столкнусь с исполнением одного из самых страшных пророчеств бабы Ванги. Однажды ее посетила кинорежиссер Лариса Шепитько, талантливая и знаменитая, и баба Ванга предсказала ей скорую гибель. И в семьдесят шестом году я нес гроб с телом Ларисы Шепитько, погибшей в автокатастрофе... Жуткая, нелепая смерть... Через месяц-другой после встречи с бабой Вангой я был приглашен на прием в посольство Италии по случаю отъезда нашей команды по легкой атлетике (написал "нашей" и ухмыльнулся: я уже прижился в команде ЦСКА Болгарии) на товарищескую встречу армейских команд, проходившую в Неаполе. На приеме было много людей, которых представлял друг другу один из секретарей посольства. В какой-то момент я отвлекся и не расслышал имя очередного гостя. Судя по его наряду и по характерным чертам лица, этот человек явно был индусом. Невысокого роста, небольшая проседь в иссиня-черных волосах. На вид ему было лет шестьдесят, во всяком случае, никак не более. Как потом выяснилось, ему было восемьдесят три года... Переспросить его имя я не осмелился и чуть смущенно взглянул в его глаза. Наши взгляды пересеклись и замерли друг на друге. Сколько времени длились эти гляделки, я не знаю, как не знаю, сколько бы они еще продлились, если бы мой визави не протянул мне руку. Далее произошло еще более странное: я тоже протянул ему руку, и наши ладони, как и наши взгляды, застыли друг против друга, не прикасаясь. И снова активность проявил незнакомец... Я уже говорил, что к своим познаниям в английском отношусь с большим скепсисом, но ТА встреча была столь уникальной, что я не испытывал никаких затруднений, разговаривая с ним. Причем до сих пор не могу со всей уверенностью сказать, что мы ГОВОРИЛИ... - СИНГХ! - представился он и крепко пожал мне руку. - Доценко, Виктор! - ответил я. - А ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО У ВАС ОЧЕНЬ СИЛЬНАЯ БИОЭНЕРГЕТИКА? - неожиданно спросил он... Не забудьте, это был шестьдесят девятый год! В то время не издавалось никакой литературы, открывающей мир нетрадиционной медицины, не было даже слухов о ней. И единственными людьми, которых можно сравнивать с нынешними экстрасенсами, биоэнергетиками, являлись вечные бабули-знахарки, в которых мало кто верил, хотя их и боялись (мало ли что?), а потому часто за глаза называли ведьмами... Откуда я мог знать о какой-то там биоэнергетике? Тем не менее, в силу своего авантюрного характера, я решительно заявил: - Конечно, знаю! По его взгляду я понял, что он сразу обо всем догадался, а следующий его вопрос застал меня врасплох: - А ТЫ НЕ ХОТЕЛ БЫ У МЕНЯ УЧИТЬСЯ? Я внимательно и довольно бесцеремонно осмотрел его с ног до го