амон настроение испортит... -- Рассказов глубоко вздохнул. -- Да ладно. Бог с ним... -- Он замолчал и некоторое время пристально, чуть ли не гипнотизируя, смотрел на Джерри. -- Что-то не так, Хозяин? -- с некоторой тревогой в голосе спросил Джерри. -- Как бы тебе сказать... -- Рассказов посмотрел куда-то в пространство. -- Дипломат ты принес что надо! Не скрою, очень ценный "дипломат"! Но мне кажется, ты чего-то не договариваешь! -- Не понимаю? -- мгновенно побледнел Джерри, а в голове молнией пронеслось: "Неужели Хозяину стало известно о Марке? Но как? Каким образом?" Рассказов сокрушенно покачал головой, жалостливо посмотрел на Джерри и незаметно нажал кнопку вызова. Почти тут же в дверь постучали, и в комнату заглянул Тайсон. -- Извините, Хозяин, звонит ваш наблюдатель и хочет о чем-то сообщить! -- доложил начальник охраны. -- Я ему сказал, что вы заняты, но он настаивает! Пока Тайсон говорил. Рассказов не сводил глаз с Джерри, взгляд которого стал еще беспокойнее. Аркадий Сергеевич решил пойти ва-банк: -- Джерри, дорогой мой, -- почти ласково обратился он к своему верному слуге. -- Поверь, мне очень не хотелось бы идти, как говорится, на непопулярные меры. Но у тебя еще есть шанс все исправить... -- Господи, Хозяин, да скажите, о чем идет речь, я не понимаю? -- чуть не плача взмолился "брат-разбойник" -- Хорошо, подсказываю: когда ты прилетел, то сразу из аэропорта позвонил мне? -- спокойно, как бы мимоходом, спросил Рассказов. -- Господи! -- с облегчением выдохнул Джерри. -- Вот вы о чем! В самолете, когда я летел в Нью-Йорк, я заглянул в "дипломат", чтобы не лажануться перед вами: вдруг в нем туфта какая. Увидел банковские документы, суммы огромадные, а я ж в них ни бельмеса! Думаю, привезу вам, а это макулатура, время ваше отниму, опять же вы здоровье поправляете! Вот и решил я кое-кому из своих знакомых грамотеев показать... -- Как, ты все бумаги кому-то показал? -- с тревогой воскликнул Рассказов. -- Что ж я полоумный, что ли? Уж в чем, в чем, а в этом-то я соображаю! Я один только листочек и показал ему: не липа, мол, этот документик-то? И когда он сказал, что ксива стоящая, я и принес вам! Казалось, Джерри сам поверил в свою байку, так распирало его от гордости за собственную сообразительность и преданность. -- И кто же этот грамотей? -- Еврей один, Марк Лифшиц, мы с ним в одной тюряге парились! Головастый мужик: в банке работал, да сгребли его... -- Где он живет? -- В Нью-Джерси, на Семнадцатой улице, сто семьдесят четыре! Не беспокойтесь, Хозяин, это свой человек! Не слушая его. Рассказов повернулся к Тайсону: -- Скажи наблюдателю, что я сам с ним свяжусь, а Красавчику-Стиву передай, пусть займется... -- Он сделал выразительную паузу, потом добавил: -- Делом! -- Понял, Хозяин! -- Да, вот еще что: прихвати Джерри. Пусть он поживет пока в своем номере! -- Вы что, не доверяете мне. Хозяин? -- чуть не плача вымолвил бедняга. -- О чем ты, дорогой? Если бы я тебе не доверял, то ты бы сейчас отправился не в свой номер, а к рыбкам Гудзона! Я же сказал: ПОКА! Иди, милый, ступай! -- Поверьте, Хозяин, я ж как лучше хотел! -- взмолился Джерри. -- Верю, потому ты и жив! Ступай, парень, все о'кей! -- подмигнул Рассказов. Как только Джерри повернулся к выходу, Аркадий Сергеевич опустил перед носом Тайсона большой палец вниз. Так некогда древние римляне приговаривали к смерти побежденного гладиатора. Едва жертва и палач вышли, Рассказов снова нажал на кнопку вызова. В комнату вошел Микки. -- Вам что-нибудь нужно, Хозяин? -- спросил он. -- Я, кажется, о чем-то тебя просил! -- раздраженно бросил Рассказов. -- А Маша уже три часа как ждет вас! -- Ну так зови! -- ухмыльнулся Рассказов и вновь плеснул себе с полстакана водки: на этот раз просто ради удовольствия. При мысли о девушке по всему телу пробежал приятный озноб. Аркадий Сергеевич быстро скинул с себя атласный халат и взглянул в огромное, до самого пола, зеркало. Несмотря на то, что он столько времени провалялся в постели, мышцы его не утратили упругости. Более того, фигура стала даже стройнее, исчезло брюшко, черты лица приобрели какую-то утонченность. Если бы не свежий шрам на животе, этот моложавый мужчина мог бы рекламировать дорогие тренажеры и средства для похудания. Удовлетворенный увиденным, Рассказов побрызгал все тело французским дезодорантом и уже собрался было выпить еще, как вдруг по его спине пробежал холодок. -- Что я наделал. Господи ты Боже мой! -- вскричал Аркадий, схватил трубку сотового телефона и быстро набрал номер. -- Тайсон? Где твой подопечный? -- Рядом со мной, переодевается: я пригласил его в "ресторан"! -- усмехнулся начальник охраны. -- Слушай меня внимательно: с этим парнем ничего не должно произойти! Чтоб с его головы волос не упал! -- А остальное? -- Остальное -- в силе! Красавчику-Стиву убрать этого Марка, а тебе ни на секунду не упускать Джерри из виду! Понял? Ни на секунду! Даже в сортире! -- Понял! -- с сомнением произнес Тайсон. -- А если он... -- По-моему, я при тебе дал ему понять, что он у меня под колпаком! Действуй не очень грубо, но настойчиво! -- Будет исполнено. Хозяин! Рассказов положил трубку и с облегчением вздохнул. Такая промашка могла стоить ему жизни! Коль скоро он еще ничего не решил окончательно насчет бумаг из "дипломата", то Джерри ему нужен в качестве пешки, которой можно будет пожертвовать, чтобы спасти фигуру, то есть себя самого, но это на тот случай, если обстоятельства заставят его дать задний ход! А все-таки котелок еще варит, удовлетворенно подумал Рассказов. Он выпил еще немного водки, засунул в рот пару изобилующих свежестью пилюль "тик-так", лег на живот и сделал вид, что задремал. В последнее время в связи с ранением они с Машей-Уонг придумали новые сексуальные игры. Произошло это совершенно спонтанно. Аркадий Сергеевич, не в силах шевельнуться от боли в животе, лежал неподвижно на спине, а нежные пальчики девушки бегали по всему телу в легком массаже. Где-то через полчаса Маша вдруг обратила внимание на то, что мужчина возбудился, и вопросительно заглянула ему в глаза, но они были блаженно прикрыты. Тогда девушка рискнула продолжить свои ласки, постепенно приближаясь к набухшей плоти... Позднее Аркадий признался ей, что было немножко больно, но прекрасно. Когда рана затянулась настолько, что он уже смог ложиться на живот, девушка стала изобретать все новые и новые штучки, от которых сама получала несказанное удовольствие. Более того, даже в одиночестве, представляя себе эти ласки, она мгновенно "промокала", а иногда даже извергалась бурным потоком. Вот и сейчас, войдя в его комнату, она увидела его красивое тело на белоснежных простынях, его упругие ягодицы, оставшийся еще загар, и по телу ее пробежала сладостная истома. Она скинула халатик, на цыпочках, словно боясь разбудить, подошла к нему и, едва касаясь, пробежалась нежными пальчиками по его ягодицам. Они чуть заметно вздрогнули, и мужчина, словно во сне, чуть раздвинул ноги в стороны. Девушка обмакнула указательный пальчик в заранее приготовленную баночку с питательным кремом. Затаив дыхание, она провела по коричневому пятнышку на мужском теле и осторожно ввела пальчик внутрь. Оба они задышали часто-часто, жаркое пламя желания охватило их. Помассировав отверстие, Машенька провела язычком по упругим ягодицам и вдруг почувствовала в своем лоне его большой палец. Ее плоть уже настолько увлажнилась, что он легко вошел в нее, и девушка замерла на мгновение от охватившего ее блаженства. Уже полыхая от страсти, Машенька-Уонг увеличила темп и ритм своих ласк, а Рассказов нежно касался клитора. Наконец Машенька почувствовала, что ее партнер во всеоружии, бесцеремонно повернула мужчину на спину, обхватила губами головку и, не отнимая руки, добилась идеального состояния мужской доблести. Ощущая, что вот-вот изольется своим любовным потоком на руку мужчины, Машенька повернулась и медленно вобрала в себя его орудие страсти. Затем замерла в предвкушении сладостного мига и тут же почувствовала, как в ее попочку входит палец Рассказова. Это было так приятно, что Машенька блаженно вскрикнула и стала неистово приседать, жаждя, чтобы это длилось вечно, не кончалось никогда-никогда... -- Боже мой? Милый! Родной мой? Как это прекрасно! Еще! Еще, милый! Продержись еще! -- заходилась от страсти девушка. -- Да, родная! Да! -- в такт ей выкрикивал Рассказов, изо всех сил стараясь продлить удовольствие. -- Да! Да-а-а! -- не выдержал он наконец, и мощная струя ворвалась в лоно девушки. Она почти одновременно излилась обильным соком любви. Вот он -- момент истины! Их момент истины... Двух, таких непохожих, но любящих сердец... II. Опасные игры дочери Комиссара полиции Розочка проснулась почти в одиннадцать с удивительным ощущением счастья и покоя. Вчера она стала студенткой Колумбийского университета. Профессора не могли надивиться, как этой русской пятнадцатилетней девочке удалось за три с небольшим месяца прекрасно овладеть английским, а потом выдержать труднейший экзамен. Но не поэтому в девичьем сердечке бушевала "весна без конца и без края". Просто сразу после экзамена новоиспеченную студентку с огромным букетом роз встретил Савелий. -- Удивительные розы удивительной Розочке! -- с улыбкой произнес он заранее заготовленную фразу и чуть смущенно добавил: -- Поздравляю с успешной сдачей! Но это было потом, через три с лишним месяца после их последней встречи... А все это время Розочке было не до сладких грез. Она вставала в шесть утра, а спать ложилась где-то в одиннадцать вечера. Словно сказочному герою, ей надо было преодолеть множество препятствий, одно трудней другого, на пути к заветной цели. И первым из них стал экзамен на водительские права. Как радовалась девушка, когда наконец-то получила документ. Просто на седьмом небе была от счастья! x x x День Розочки строился так. Встав с постели, она полчаса уделяла своему туалету, потом быстро завтракала, после чего до одиннадцати штудировала английский. Затем следовал второй завтрак и двадцать минут отдыха, потом занятия английским в университете и по возвращении, в три часа, -- плотный обед и отдых. С четырех до восьми вечера подготовка к вопросам вступительного испытания, затем ужин, далее до половины одиннадцатого вновь хитросплетения английской грамматики, бассейн и -- в кровать. А в первые десять дней еще и занятия по вождению. И так без единого выходного все три с лишним месяца, как говорится, каждый Божий день! Первые дни тетка Розочки, Зинаида Александровна, причитала над бедным дитятком: мол, "изводишь себя науками", "кожа да кости остались". Но девочка то отшучивалась, то отмалчивалась, и постепенно тетка оставила ее в покое. Более того, она даже сама всерьез взялась за английский. Разумеется, Розочке было трудно, конечно же, ей хотелось и отдохнуть, и в кино сходить, да и просто побродить по городу, но она, стиснув зубы, отказалась от всех соблазнов до лучших времен. И помог ей во всем этом Савелий. Нет, она ни разу его не увидела и даже не услышала с того самого телефонного разговора, когда он ей САМ позвонил. Девочка тогда уже лежала в кровати и перед сном повторяла английские слова. Тот диалог Розочке запомнился на всю жизнь. -- Слушаю? Вам кого? -- спросила она, а сердце почему-то сладко таяло в груди. -- Роза? -- раздался в трубке ТОТ САМЫЙ голос. Конечно же, Савелий попытался изменить его, но любящего разве обманешь? -- Мне передали, что вы меня разыскиваете? Это Сергей Мануйлов! -- Как он ни старался, а голос чуть заметно дрогнул. -- Господи, это ты, Савушка? -- Розочка даже всхлипнула, нет, не потому, что он пытался говорить с каким-то странным акцентом, не от отчаяния. Нет, Розочка всхлипнула от счастья, от того, что наконец-то слышит своего желанного. -- Сергей, Роза, Сергей! -- твердо возразил Савелий, на этот раз своим, до боли знакомым голосом. -- Господи! -- воскликнула девочка, замирая в сладкой истоме. Наконец-то до нее дошло, что ее "Савушку" нужно почему-то называть по-другому, но какое это имело значение?! -- Я поняла, Сереженька! Я все поняла! -- Рядом с тобой никого нет? -- с едва скрываемой тревогой спросил Савелий. "Ему угрожает опасность! -- подумала она. -- Ну да, он еще так странно говорит... Как я раньше не догадалась!" -- Нет, милый, я в кровати лежу! Лежу и повторяю задание по английскому! -- ответила Розочка. В первый раз ей захотелось послать к черту все перфекты с инфинитивами. -- Ну и как, получается? При этих словах девочка отчетливо увидела улыбающееся лицо, его улыбку... Но о чем это он? Господи, они так давно не виделись, она столько времени не слышала его голос, а он!.. -- Получается! -- машинально ответила она и наконец поведала о самом сокровенном: -- А ты мне вчера приснился! Здорово, правда? Ты поцеловал меня у бассейна, вот! -- с вызовом выпалила девчушка и тут же задала самый главный вопрос: -- А когда мы увидимся? Некоторое время Савелий молчал, и девочка испугалась, что их разъединили. Розочка даже хотела закричать, но тут ее любимый заговорил, тихо, проникновенно, немного смущенно: -- Понимаешь, малышка, придется немного потерпеть... "Понимаешь"... Да разве можно тут не понять! Ему не хочется ее огорчать, а поступить по-другому он не может. Савушка такой... -- Милый, родной мой Сереженька, я буду ждать столько, сколько понадобится! Помнишь? Хоть всю жизнь! Ну скажи, помнишь? -- Да, конечно, помню! -- помолчав, ответил Савелий. В памяти всплыла фраза, сказанная когда-то пятилетней крохой: "Я буду тебя ждать хоть всю жизнь!" Он даже хотел напомнить эти слова, но девочка его опередила. -- Я знала! Я знала! -- с восторгом взвизгнула она. -- Розочка! -- одернул он ее тоном строгого, но доброго учителя. -- Все! Я больше не буду! -- по-детски ответила без пяти минут студентка и, чтобы успокоиться, добавила: -- А еще я учусь машину водить! -- Ну ты просто комсомолка-спортсменка! -- искренне восхитился Говорков. -- Молодец! Так и сказал! Да после этого ей горы свернуть и реки вспять повернуть -- раз плюнуть. -- Я счастлива, Сереженька! -- тихо проговорила девочка и смахнула навернувшуюся на глаза слезу. -- Я тоже! -- чуть слышно прошептал ее собеседник. Господи, как же это... Нет, сейчас она проснется! -- Что? Что ты сказал? -- переспросила Розочка. -- Я говорю: удачи тебе! -- слукавил Говорков. -- Неправда! Ты сказал совсем другое! -- рассердилась Розочка. -- А я догадалась! Вот! -- Ну ты же у меня умница! -- смирился Савелий. -- Ладно, малышка, мне пора! -- Спасибо тебе? -- прошептала Розочка, уже не в силах сдержать слез счастья. -- Тебе тоже! Пока? -- Пока? Его последнее слово долгим эхом отдавалось в ее ушах. "Пока" ведь значит ненадолго, это даже меньше, чем до свидания! Господи, хоть бы скорее прошло это "пока"! Но шли дни, недели, а Савелий не объявлялся, и девочка места себе не находила. Правда, с другой стороны, этот неожиданный разговор, похвала любимого человека настолько подстегнули ее, что казалось, она нисколько не устает. А после напряженного дня Савелий возникал перед ее мысленным взором как живой, она разговаривала с ним, иногда даже вслух... Эти монологи перед сном вскоре стали для нее своеобразным наркотиком, без которого она уже не могла обходиться. Казалось, что Розочка целый день штудирует артикли и дорожные знаки только для того, чтобы остаться в конце концов наедине с собой в своей кровати и, как Шахразада, начать "дозволенные речи". И всякий раз ее последними словами были: -- Родной мой, я все время думаю о тебе и уверена, что ты это чувствуешь! Да хранит тебя Господь и моя Любовь! И Розочка погружалась в глубокий сон... В монотонную жизнь девочки некоторое оживление вносила ее новая и единственная подруга. На эту симпатичную блондинку со стройными ножками, высокой грудью и прической "а-ля Мадонна" Розочка обратила внимание сразу же, в первый день занятий. Такая красотка не могла не броситься в глаза, к тому же и одевалась она соответственно. Ее длинные ноги выглядели вызывающе в аляповатых колготках под не менее вызывающей коротенькой красной кожаной юбчонкой, а высокая грудь не очень-то и скрывалась под серебристой кофточкой с глубоким вырезом, такой короткой, что при каждом движении на всеобщее обозрение выставлялся пупок. При свете ночных фонарей она, наверное, произвела бы вполне определенное впечатление, но днем нельзя было не поразиться ее удивительным глазам: наивным, непорочным и очень красивым. О таких обычно говорят: "Окунувшись в омуты этих глаз, мгновенно забываешь обо всем на свете". Звали блондинку Ларисой. Она тотчас поведала, что совсем недавно приехала из Москвы, что ее отец работает Комиссаром полиции в Нью-Йорке, что девятнадцать лет назад, когда она еще находилась в утробе своей матери, ее отец уехал в Америку, чтобы навестить свою мать, то есть ее бабушку, да так и остался здесь, что совсем недавно от рака матки умерла ее мать и отец забрал ее к себе, что через месяц она отпразднует свой восемнадцатый день рождения. Лариса отпустила несколько комплиментов по поводу ума и внешности новой подруги, а потом вдруг вновь вспомнила о матери и сказала, что та танцевала в стриптизе, и ей бы самой этого хотелось. Но ее "старик" -- так она с ненавистью называла своего отца -- заставляет ее идти на юридический. При воспоминании об отце ее лицо мгновенно становилось злым, а манеры вульгарными: она никак не могла ему простить поступка девятнадцатилетней давности. Узнав, что Розочка собиралась поступать на экономический факультет, Лариса твердо заявила, что будет поступать туда же. С английским ей было посложнее, чем Розочке: в школе она учила французский. Тем не менее, поскольку Розочка решила учить английский язык по усложненной программе, эффектная блондинка записалась в ту же группу. Успехи Ларисы на этом нелегком поприще превзошли все ожидания. Она почти нисколько не отставала по языку от своей подруги и к концу третьего месяца уже довольно сносно говорила. Правда, она скрыла от Розочки что, по ее настоянию, отец нанял ей еще и индивидуального репетитора по языку. Ознакомившись с программой вступительных испытаний, Лариса поняла, что ей никогда не удастся достойно подготовиться, и потому за лень до своего восемнадцатилетия ультимативно заявила отцу, что если не поступит на экономический, то вообще не будет учиться, устроится в ночное варьете. Слова взбалмошной дочери насчет варьете отец пропустил мимо ушей, а вот известие про экономический вместо юридического перенес тяжело. Но Комиссар полиции Алекс Уайт, в миру Александр Беленький, души в Ларисе не чаял и чувствовал себя виноватым, а потому дал слово, что она будет учиться на экономическом факультете, даже если для этого ему придется пересажать все профессуру университета. Разумеется, на день рождения Ларисы была приглашена и Розочка. Гостей было много, в основном их пригласила сама именинница. Неизвестно, чем она при этом руководствовалась, но публика подобралась весьма пестрая, от пятнадцатилетней Розочки до сорокалетних бизнесменов, с которыми Лариса случайно познакомилась либо в ресторанах, либо просто по дороге в университет. Был там и один "крутой" парень из Франции по имени Линдсей Лассардо, но о нем речь впереди... Среди приглашенных оказался и Кен Минквуд, один из помощников Майкла Джеймса. Его знакомство с именинницей произошло при довольно необычных обстоятельствах. Как-то, поддавшись на уговоры "крутого" Лассардо, Лариса отправилась с ним в некое заведение сомнительного толка. После обильных возлияний девушка потеряла голову и под одобрительные вопли завсегдатаев вертепа стала показывать стриптиз. Ее начали лапать, щупать, а уж партнер повел себя совершенно не по-джентльменски. Он не захотел поднимать шума, а посему просто-напросто смылся, бросив девушку на произвол судьбы. Вполне возможно, что эта выходка дорого обошлась бы Ларисе: девушку спокойно могли пустить по рукам, если бы по счастливой случайности в заведение на встречу с одним из агентов не заглянул Кен Минквуд. Он появился там в самый разгар веселья, когда полуобнаженную Ларису облапил какой-то пьяный питекантроп и пытался добраться своей волосатой клешней до самых потаенных уголков. Девушка мгновенно протрезвела и стала взывать о помощи, но это лишь сильнее раззадорило пьяный сброд. Поначалу Минквуд вмешиваться не хотел, чтобы лишний раз не светиться, но вдруг его глаза встретились с удивительными глазами несчастной. И "благородный рыцарь" тотчас ринулся спасать "принцессу". Скорее всего досталось бы и ему, но вскоре вбежали еще двое полицейских и довольно быстро всех утихомирили. В участок забрали двух наиболее неугомонных "ухажеров", а всхлипывающую девушку и ее спасителя отпустили восвояси, после того как Минквуд уединился с рослым чернокожим сержантом и показал свое удостоверение сотрудника ФБР, заметив, что он здесь по долгу службы. Буркнув что-то вроде "сами с усами", сержант не захотел попусту тратить время на фэбээровца. Его логика была проста: делов-то всего ничего, а звону будет -- доказывай потом, что не верблюд. Оно, конечно, думал сержант, совсем оборзели эти фэбээровцы, ну да пускай живет. Поэтому похожий на Мохаммеда Али полицейский милостиво кивнул, заметив напоследок: -- Только забирай свою девицу отсюда с глаз долой? -- Спасибо, сержант! Без проблем! -- подмигнул Минквуд брезгливо скривившемуся негру и тут же отвел девушку в сторону. -- Куда вас отвести, мисс... -- не глядя на девушку, спросил он. Всю его отвагу как корова языком слизнула. -- Меня зовут Лариса! -- не замечая вопроса, кокетливо представилась спасенная и тут же спросила: -- А тебя? -- Минквуд! -- ответил рыцарь и покраснел. -- Это имя? -- Нет, мое имя Кен! -- Кен? Очень хорошо слышится, я хочу сказать, звучит! Извините за мой ужасный английский! -- Для русской вы довольно прилично владеете английским, -- заверил фэбээровец. -- Вы так говорите, словно вам часто приходится иметь дело с русскими! -- усмехнулась девушка. -- Или я ошибаюсь? -- Увы, нет! -- В таком случае приглашаю своего спасителя на день рождения, который состоится ровно через неделю! -- И что же, я целую неделю вас не увижу? -- уныло произнес парень. -- А разве мы уже расстаемся? -- лукаво спросила Лариса. Затем она осмотрела свою "боевую амуницию", безо всякого стыда приподняла подол юбки, обнажив красивое бедро едва ли не до пояса, и подтянула чулок. -- Вроде ничего не порвали... Если вы пригласите меня в ресторан, то я, вполне возможно, возьму и приму предложение! Ну, что скажете? -- Отличная мысль! -- еле слышно выдавил из себя Минквуд. Он повел Ларису в один из самых фешенебельных ресторанов, где угощал самыми дорогими фирменными коктейлями. Новые порции алкоголя легли на старый фундамент, и девушку довольно быстро развезло. Она вновь начала "шалить": хватать своего спутника под столом за интимные места, и Минквуд срочно решил принять меры. Оставив на столе деньги, он подхватил Ларису под руку и повел к выходу. Они сели в такси и отправились к Ларисе домой. Выведать у своей новой знакомой адрес стоило Минквуду величайших трудов: девушка, что называется, лыка не вязала. В машине Лариса, разметавшись на сиденье, неожиданно задремала. Простодушный кавалер и подумать не мог, что это было своеобразной "проверкой на вшивость". Обольстительница специально так широко расставила ноги, что юбчонка задралась до самых трусиков. Наверное, в эту минуту библейская жена Потифара перевернулась в гробу от зависти! Некоторое время Минквуд, не в силах пошевелиться, созерцал это пиршество плоти. У него, что называется, "в зобу дыханье сперло". Наконец, убедившись, что девушка забылась сладким сном, он стал осторожно передвигать руку вверх, пока не добрался до того места, где заканчивается чулок. Прохладная нежная женская кожа словно обожгла его пальцы огнем, а сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Воспылавший любовник на всякий случай подождал несколько мгновений, а затем скользнул пальцами и коснулся края трусиков. Осторожно приподняв пальцем кружево, он наткнулся на влажное лоно. Его "исследования" весьма забавляли Ларису, и она решила продолжить опасную игру, желая узнать, насколько далеко зайдет ее новый знакомый. Томно вздохнув как бы во сне, она еще сильнее раздвинула ножки в ту роковую минуту, когда палец донжуана уже наполовину погрузился в нее. Но ее движение настолько испугало парня, что он резко отдернул руку и тоже притворился спящим. Однако девушка снова совсем по-детски засопела, и Кен, пыхтя как паровоз, пошел на приступ. Лариса вдруг открыла глаза и с усмешкой заметила: -- А ты, милый, оказывается, большой шалун! От неожиданности Минквуд так и замер. Молнией мелькнула мысль, что он, по всей вероятности, все испортил и сейчас такая замечательная девушка прогонит его и будет права. -- Может быть, твоему пальцу и удобно, однако мы уже приехали! -- сказала Лариса, спокойно взяла руку своего спутника и королевским жестом перенесла ему на колено. Только сейчас Минквуд заметил, что машина остановилась перед довольно приличным особняком. -- Господи, Лариса, -- вырвалось из его пересохшего горла. -- Какой же я подлец! Сам не знаю, как это произошло! Простите меня! -- От стыда он готов был сквозь землю провалиться. -- О чем вы, Кен? -- пожала плечами девушка. -- Если о своем естественном для молодого здорового мужчины желании, то успокойтесь, ничего плохого в этом я не вижу! Но в следующий раз неплохо было бы сначала поинтересоваться, а приятно ли это той, с которой вы находитесь. Не так ли, сэр? -- Так вы не сердитесь? -- с облегчением воскликнул Минквуд. -- Сержусь! -- нахмурилась Лариса и тут же улыбнулась. -- Но не очень! А в наказание мы не увидимся до самого дня моего рождения! -- И поделом мне! -- огорченно вздохнул Кен. -- Но звонить-то можно? -- Вот глупый! -- усмехнулась Лариса. -- Ну ладно, пока! -- подмигнула девушка, выпорхнула из машины и направилась к дому, соблазнительно виляя бедрами. -- Господи, какая женщина! -- тихо прошептал Минквуд, поднес к носу свой шаловливый палец, понюхал и нервно вздохнул. -- Господи! -- повторил он и вдруг почувствовал горячую влагу между ног... -- Поехали! -- рявкнул он водителю, который тут же рванул машину вперед. Если бы они еще немного постояли, то наверняка бы заметили, что за девушкой кто-то следит... x x x А следил за девушкой тот самый молодой и довольно симпатичный парень по имени Линдсей Лассардо, больше известный под кличкой Шакал. Несмотря на свои тридцать лет, он уже сумел завоевать определенный авторитет среди криминальных структур Нью-Йорка и даже отхватил себе довольно лакомый кусочек территориального пирога для собственного контроля над увеселительными заведениями. Под его началом было не очень много людей, но каждого он подбирал самолично и брал в свою "семью" лишь после того, как новичок проходил испытание кровью. Это испытание было последним и решающим. Все люди Шакала были жестоки и бескомпромиссны. Его группировки побаивались даже те семейные кланы, которые в несколько раз превосходили ее по численности и владели своей территорией уже десятилетиями. Нью-Йорк был давно поделен между авторитетами на зоны влияния. Вмешиваться в дела "Кашеги" и лезть на чужую территорию означало для мафиози начать войну. В городе существовал своеобразный статус-кво, который никто не хотел нарушать. Кровавые разборки между кланами остались в легендарных временах "сухого закона". "Крестные отцы" давно осознали, что худой мир лучше доброй ссоры. Всякие недоразумения, возникающие между рядовыми членами кланов, решались на сходняке глав семейств. Решение высокого собрания выполнялось безоговорочно, ослушники карались по всей строгости бандитского закона. Лассардо появился в Нью-Йорке семь лет назад после дерзкого побега из парижской тюрьмы, куда угодил на двенадцать лет за убийство некоего бизнесмена, не желавшего делиться с ним своими доходами. Выходец из довольно обеспеченной буржуазной семьи, юный Лассардо начал с уличных грабежей и лет пять пытался занять достойное место в криминальных структурах Парижа. Он был очень жесток и не раз шел на любую подлость ради престижа среди авторитетов уголовного мира. Свою кличку Шакал получил уже в девятнадцать лет, когда он, нимало не задумываясь, расправился со своим боссом, который приютил бандюгу, многому научил и считал едва ли не своим сыном. А когда парень достаточно окреп, его благодетель даже выделил ему один из своих районов, где он контролировал игорный бизнес. Этот влиятельный заправила французской мафии имел даже весьма тесные связи с мэром города и не раз выручал своего друга-уголовника. Но однажды на босса нежданно-негаданно "наехала" налоговая инспекция. Ему грозил огромный срок, и выручить его мог только Лассардо, подставив одно из своих заведений. Но мафиози новой формации открестился от своего "отца", и более того, сам стал под него копать. Босс, однако, все еще мог выплыть и в одиночку, имея на руках документы, губительные для предателя. Лассардо это прекрасно понимал, а потому убрал шефа, весьма ловко инсценировав самоубийство. Полиция обнаружила лишь труп и пустой сейф. Улик против Лассардо не было никаких, власти оставили его в покое. Об этом деле поползли зловещие слухи -- прекрасная реклама для душегуба-карьериста. Постепенно Лассардо почувствовал себя настолько непогрешимым и неуязвимым, что возомнил себя царем, Богом и самим Законом... В Америке гангстер-эмигрант с ходу принялся покорять Нью-Йорк, "столицу мира". Старых ошибок решил не повторять, но начинать все сначала, да еще в чужом городе, чужой стране, было трудно: требовались начальный капитал и свои люди. Лассардо пришлось вернуться к истокам. Общаясь на самом дне города с его отбросами, он осознал одну простую истину: в Америке ни в коем случае нельзя попадать в полицейское компьютерное досье, иначе всей бандитской карьере крышка. Впрочем, после долгих размышлений соотечественник честолюбивого Растиньяка пришел к выводу: делать можно все, только не надо оставлять свидетелей, ибо нет свидетеля -- нет и проблемы! После нескольких удачных ограблений Лассардо пустился на поиски партнеров. Правда, он никогда и никого не подпускал к себе близко. Вскоре преуспевающий гангстер так разбогател, что купил себе квартиру, затем и небольшой особняк в Нью-Джерси, а после того как он вырвал для себя район Чайнатауна на Манхэттене, стал подумывать о том, чтобы заручиться "мохнатой лапой" у власти. Совершенно случайно бандит узнал, что новый мэр назначил на пост Комиссара полиции своего приятеля Алекса Уайта, которого за глаза называли "русским медведем". Лассардо решил выйти на мэра через Комиссара: с русской мафией французский гангстер не раз имел делав Париже. Обложив полицейского, Лассардо, как и подобает настоящему шакалу, занял выжидательную позицию, чтобы при первой же возможности вцепиться в него мертвой хваткой. И вдруг бандиту сообщают, что у Комиссара поселилась какая-то совсем юная девушка. Лассардо мгновенно "принял стойку", подумав, что его клиент питает слабость к "Лолитам". И как же был разочарован гангстер, когда предполагаемая нимфетка оказалась дочерью Комиссара! Огорчался Лассардо, правда, не долго, решив подкатиться к отцу через его чадо. Он несколько дней охотился за девушкой с фотоаппаратом, и удача наконец-то ему улыбнулась. Эта длинноногая барышня отнюдь не была домашней. Она любила шляться по ресторанам, заводить весьма сомнительные знакомства. О возможных последствиях она явно не задумывалась то ли по легкомыслию, то ли потому, что была уверена в защите отца. Тем не менее Бог ее пока хранил, но как долго могло это продолжаться? И вот в один прекрасный день Лассардо тщательно приоделся, сходил к дорогому парикмахеру и превратился в неотразимого красавца. Улучив момент, он познакомился с девушкой и пригласил ее в один из тех ресторанов, которые он курировал, надеясь спровоцировать свою жертву. Вначале все шло как по маслу. Захмелевшая девица довольно быстро потеряла над собой контроль и даже принялась раздеваться в танце, что Лассардо не замедлил запечатлеть на пленке. Но фортуна от него отвернулась. Раззадоренные мужики вцепились в Ларису... Далее вы, уважаемый читатель, уже все знаете. Лассардо понимал, что инцидент может завершиться в полицейском участке, куда папаша девицы наверняка примчится вызволять свое неразумное дитятко. Такой поворот в планы мафиози не входил, Лассардо ретировался и с превеликим изумлением наблюдал, как какой-то чудак довольно активно вступился за девушку и не только не был задержан, но и отпущен восвояси вместе с виновницей скандала. Более того, парень вновь отправился с девчонкой в ресторан. Увидев, что в конце-концов парочка поехала к дому Комиссара, Лассардо обогнал ее, припарковал свой лимузин за углом, а сам пробрался за ограду. Дождавшись, когда такси отъедет, Лассардо вышел из своего укрытия. Крутая герла даже не испугалась. -- Ты? -- проговорила Лариса и пошатнулась: видимо, алкоголь еще не выветрился. Линдсей подхватил ее под руку и заметил с напускным раздражением: -- Целый час тебя здесь дожидаюсь! -- Мог и не дожидаться! -- отрезала девушка. -- Как только началась заварушка, тебя словно ветром сдуло! -- Она презрительно усмехнулась. -- Кстати, откуда тебе известен мой адрес? -- Во-первых, адрес ты мне говорила... -- Да? Не помню! -- пожала она плечами. -- Ладно, Бог с ним, с адресом! А во-вторых? -- А во-вторых, меня никуда не сдувало: пока я разбирался с тем, кто с тебя одежду срывал, ты куда-то смылась, и мне пришлось отдуваться за тебя в участке! Хорошо еще, фараоны убедились, что я трезвый, а те пьяные. Помутузили малость, содрали несколько баксов и отпустили с миром! Девушка подозрительно посмотрела на француза. -- И кто же? -- неожиданно спросила она. -- О чем ты? -- Кто ребра-то твои считал? -- Да сержант один... здоровенный такой негр! Фамилию в таких случаях спрашивать както не принято. -- Бедненький мой! -- протянула Лариса с пьяной бабьей жалостью. Очевидно, ответ ее удовлетворил. Она вдруг обняла парня и страстным поцелуем впилась ему в губы, решив, что такой "крутой мэн" был послан ей самим небом за успехи в науке обольщать. А француз сначала просто поддался ее напору, но потом и сам обнял девушку одной рукой за шею, а другой стал гладить пышную грудь, живот, скользнул еще ниже и ощутил чуть влажные от желания трусики. -- Иди за мной, -- томно прошептала девушка и едва ли не сгребла кавалера в охапку. Вскоре они оказались в душе небольшого крытого бассейна. Быстро сорвав с себя одежду, любовники встали под теплые струйки. Повинуясь властной таинственной силе, они прижались друг к другу, извиваясь от желания. Когда стальной клинок мужчины ткнулся в живот девушки, она вдруг вздрогнула, замерла на мгновение, как бы собираясь остановиться, но это уже было выше ее сил. Зов плоти смел все преграды, и она ринулась навстречу неизведанному. При всей своей показной распущенности в физиологическом смысле Лариса была почти девственницей. Казалось бы, нелепое сочетание, вроде как "немножко беременная" или знаменитая "осетрина второй свежести". Но дело обстояло так. В Москве у нее был мальчик, с которым она встречалась чуть более года, но все ограничивалось поцелуями. Когда пришел вызов к отцу, Лариса встретилась со своим Ромео, чтобы принять окончательное решение: остаться с Никитой или уехать к отцу в Америку. Более того, она даже решила отрезать себе путь к отступлению и отдаться в этот вечер Никите. Они выпили бутылку шампанского и вскоре оказались в постели. Однако парень оказался совершенно неопытным и быстро обмяк. Как это часто бывает в подобных случаях с молодыми людьми, ему стало стыдно и противно. Он быстро поднялся, оделся, буркнул нечто нечленораздельное и тут же ушел. Лариса была совершенно ошарашена таким финалом. Больше часа лежала она в кровати и тупо смотрела на маленькую капельку крови на белоснежной простыне. И вдруг из ее глаз неудержимым потоком хлынули горючие слезы. Почему -- она и сама не знала. Наверное, потому, что вот так по-дурацки кончилось детство... Больше она с незадачливым любовником не виделась, а на все его телефонные звонки сама же и отвечала: -- Меня нет дома! И вот сейчас перед ней стоял красивый парень с прекрасной фигурой и мощным торсом, а сердце ее трепыхалось в груди, словно птичка в клетке. Все тело Ларисы нервно вздрагивало и сжималось от съедающего ее желания и от прикосновения к животу разгоряченной пульсирующей плоти. Теплые струйки душа нежно ласкали ее кожу. Вдруг сильные мужские руки подхватили девушку за попку, спиной она уперлась в стенку душа. Ее словно пронзило огненным смерчем, внутри все запылало. -- А-а-а! -- вскрикнула она. -- Что, милая? -- с удивлением прошептал Лассардо, замерев на мгновение. -- Мне больно! -- также шепотом ответила девушка со слезами на глазах. -- Отпустить? -- Нет! -- решительно воскликнула Лариса и страстно впилась в многоопытные мужские губы. Словно поддавшись ее призыву, Лассардо еще энергичнее вошел в нее; теперь из груди девушки вырвался лишь тихий стон. И чем интенсивнее двигался мужчина, тем быстрее проходила боль и наступало невиданное блаженство, которое она никогда доселе не испытывала. -- Боже! Боже! Мамочка! Ой, мамочка! Еще! Еще! -- иступленно вскрикивала девушка, все сильнее прижимаясь к широкой груди Шакала, пока наконец не зашлась в истошном крике. Тело ее забилось в судорогах, а он, словно маятник, раскачивался взад-вперед, пока не замер в оцепенении, прислушался к самому себе, конвульсивно изогнулся, зарычал по-звериному и выпустил из себя любовный поток. В изнеможении опустив девушку на пол, Лассардо с изумлением увидел, что вся его плоть в крови. -- Господи! -- воскликнул француз. -- Черт бы тебя побрал: ты что, девушка? -- Была когда-то! -- с вызовом бросила Лариса, но тут же смутилась: -- А что, тебе было плохо? -- Мне? -- ласково улыбнулся победитель, -- Глупая, мне просто удивительно! А тебе? -- прошептал он, целуя ее в ушко. -- Что со мной было? -- спросила Лариса. -- Все очень просто: ты стала женщиной! -- Господи, как хорошо-то! А это только в первый раз так бывает? -- вдруг спросила она. -- Ты о боли? -- Нет, о... ну, сам знаешь о чем! -- Лариса капризно притопнула. -- Ах, вот оно что! -- усмехнулся Лассардо. -- Всякий раз, когда тебе самой захочется! -- А если мне уже хочется? -- хитро улыбнулась девушка. -- Не так сразу! -- усмехнулся француз. -- Ему нужно набраться сил! -- Кому это? -- Ему! -- приподнял он свою обмякшую плоть, смыл кровь и нежно коснулся лона партнерши. Эти ласки вновь напомнили ей о только что изведанном. Девушка томно ахнула и стала извиваться всем телом. -- Я еще хочу! Сейчас! Сразу! -- твердила она, как когда-то перед витриной "Детского мира". -- А ты поцелуй его! -- шепнул мужчина. -- Зачем? -- испугалась девушка. -- Так он быстрее набере