ен. Об этом сложены целые легенды, и вряд ли кто решится это оспаривать. Но при всем при том есть некоторые особенности, которые отличают русского от любой другой нации. В чем наиболее всего проявляются особенности той или другой нации? В легендах, былинах, сказках. Помните ли вы, что любимый герой русских сказок -- это Иван-дурак, которому в конце концов всегда везет? К примеру, три брата, двое умных, третий дурак. Двое -- работяги, довольно богатые, сытые, обутые и деньги в кармане, а у третьего, как говорится, только вошь на аркане, тем не менее он и не думает работать, а только мечтает... И вот "по щучьему велению, по моему хотению..." Ничего не нужно делать, не нужно работать, можно лишь языком болтать, и добро появляется само собой, а потом еще и богатая невеста... Точно так и в любой русской сказке: сиди себе и в ус не дуй, захотел поесть -- вот тебе скатерть-самобранка, чудо-печь, захотел слетать куда -- ковер-самолет, сапоги-скороходы. Зачем напрягаться, если можно все получать так, безо всяких усилий? Советская власть провела передел добра почти по сказочному принципу: одним все достается по рождению и они ничего не делают, пользуясь государственной "скатертью-самобранкой", другим, хоть трудись в поте лица, хоть отсиживай рабочее время и протирай штаны, больше "тарифной сетки" все равно не светит. Десятилетиями советские правители приучали свой народ не работать. Что вышло в конце концов? Сельское хозяйство почти развалилось, промышленность тоже... Да, процветает лишь один вид деятельности: быстрое накопление капитала, своеобразная скатерть-самобранка. Купил, продал, получил прибыль и снова -- купил, продал, получил прибыль и так без конца... Зачем уродоваться на производстве, если можно легко слупить быстрые деньги? Именно с такой уродливой психологией русский человек покидает свои привычные пенаты и приезжает в Америку. Хорошо еще, если его родители были настойчивы и заставляли своего отпрыска изучать языки, в противном случае совсем худо, нужно учить, а зачем учить, когда и язык жестов понимают? Русский человек сталкивается с тем, что он в Америке никому не нужен, кроме самого себя. Ему нужно заработать себе на кусок хлеба: ведь никто просто так его не даст. Сбережения постепенно тают, он спохватывается и начинает соглашаться на любую, самую грязную работу, в которой не нужны особые знания, в том числе и знание языка. Автор встречал многих русских обитателей Брайтон-Бич. Очень хотелось увидеть сияющие от счастья глаза, радость от полученной свободы, радость от возможности заниматься наконец любимым делом. Вместо этого я видел потухшие глаза, закрытые от окружающих души и сердца. Проживая десятилетиями там, где говорят по-английски, они так и не научились английскому языку, да и не хотят этого. Это было грустное и довольно жалкое зрелище. Конечно, встречались и вполне преуспевающие русские, но это единицы. Они скорее представляли собой исключение из правил. Притом довольно редкое... Как бы там ни было, но Рассказову захотелось спрятаться на Брайтон-Бич. Тайсон без особого труда нашел довольно приличный особняк в южной части этого русского квартала -- добротный двухэтажный коттедж на самом берегу Атлантического океана. Конечно же, он не выдерживал никакого сравнения с той крепостью, какую Рассказов имел в Сингапуре, но и это неплохо. Во-первых, коттедж обладал прочными кирпичными стенами, что было вообще характерно для построек "новых русских", его окружал надежный забор, и, наконец, что немаловажно, дом стоял в некотором отдалении от остальных. Рассказов тотчас приказал оборудовать видеонаблюдение на въездных воротах и при входе. На первом этаже было шесть комнат для охраны и прислуги, на втором -- пять, из которых две занял сам Рассказов, одну Машенька, а четвертую и пятую -- Тайсон и Джерри. Рассказов прекрасно понимал, что посланцы Ордена могут появиться в любую минуту. Времени было немного, но с окончательным решением он тянул, не в силах отказаться от злополучного "дипломата" с документами. Желания вступить в открытую борьбу с Орденом у Рассказова, конечно, не было. Когда все более-менее устроились, он вызвал к себе Тайсона и деловито спросил: -- Сколько у нас человек охраны? -- Со мной -- одиннадцать, Хозяин! -- ответил тот, уставившись на Рассказова. -- Думаю, вполне достаточно... -- задумчиво пробормотал Рассказов, потом поинтересовался: -- А как с оружием? -- Два автомата у охраны на воротах, остальные с пистолетами! Если мало, могу достать еще, -- с ухмылкой заметил Тайсон. -- Да нет, пока нормально, -- думая о своем, сказал Аркадий Сергеевич. -- Ладно, иди: мне нужно все спокойно обдумать! Тайсон поначалу хотел вернуться к себе, но что-то в вопросах Хозяина его насторожило. Он вдруг решил на всякий случай спуститься к своим боевикам, проверить их настроение, а по пути навестить и охранников у ворот. Охранники теперь менялись каждые четыре часа днем и каждые два часа ночью. Интуиция подсказывала, что их ожидают боевые действия: недаром Рассказов переехал из отеля так неожиданно и секретно и уделил столько времени охране. Раньше он этим никогда не интересовался, полностью доверяя своему начальнику службы безопасности. Для наблюдателя, на всякий случай оставленного Хиксом, этот внезапный отъезд был полной неожиданностью. Спохватился он поздно. Тут же позвонил в Париж и доложил, что потерял Рассказова и его команду. Хикс, задав ему выволочку, приказал перелопатить весь Нью-Йорк, но найти Рассказова и сразу же доложить ему лично. Понимая, что ехать всей командой в Нью-Йорк при данных обстоятельствах было бы бесполезной тратой времени, он дал ребятам отбой и отправился к Третьему члену Великого Магистрата, превозмогая страх. К его бесконечному удивлению, тот воспринял сообщение достаточно спокойно. Рассказов ведь не дурак, чтобы бросить Ордену открытый вызов. Третий член Великого Магистрата очень скрупулезно изучил все материалы и более всего изумился тому, что Бахметьеву, оказывается, удалось в свое время сделать подполковника КГБ Рассказова членом Великого Братства. И он долго не мог понять, почему Рассказов неожиданно восстал против своего благодетеля, но, сопоставив факты, сразу же понял, что причиной тому было роковое участие Двигубской. Нет, в открытую борьбу с Орденом Рассказов вряд ли вступит. Скорее всего постарается уйти на дно и выждать. Единственное, что оставалось непонятным Третьему члену Великого Магистрата, -- почему Рассказов не возвращается в Сингапур, где достать его будет намного сложнее, чем в любой другой стране? Что-то держит его в Нью-Йорке. И это "что-то" настолько важно для него, что он плюет даже на безопасность и подвергает свою жизнь огромному риску. А что может послужить сильным стимулом для русского человека? Только три вещи: женщина, азарт и деньги! Женщину он потерял, с азартом у него пока проблемы из-за ранения. Остаются только деньги, основную долю которых Рассказов получает в наркобизнесе! И вскоре, надавив на определенные рычаги, Третий член Великого Магистрата сумел прояснить картину, получив информацию о великой наркосделке. "Ну и аппетиты у вас, господин Рассказов! -- промелькнуло в голове у Третьего члена. -- Уж не для этой ли сделки вам понадобились счета Ордена? В таком случае вас ждет огромное разочарование: продавцы никогда не сбудут такую партию товара, если Орден будет против!" -- Он злорадно усмехнулся: в свое время именно с его подачи Орден подмял под себя довольно внушительную часть наркобизнеса. Такая огромная сделка, конечно же, не могла ускользнуть от недремлющего ока Великого Ордена. Ладно, никуда Рассказов не денется и при первом же контакте с продавцами его местонахождение нетрудно будет определить... -- Успокойся, Хикс. Тренируй свою команду и готовься в любой момент вылететь в Америку! -- задумчиво проговорил Третий член Великого Магистрата и мрачно уставился в даль. Хикс поклонился и, пятясь, скользнул в дверь... Пока вокруг Рассказова установилось временное затишье, над Савелием начали сгущаться тучи. На всякий случай попетляв по городу, чтобы убедиться, что за ним нет "хвоста", он вскоре появился в ресторане "Звезда Востока", присел за стойкой бара, положил рядом с собой в качестве пароля свернутый в трубку какой-то театральный журнал, купленный по дороге, и заказал банку пива. И надо же такому случиться, что в этом же самом ресторане оказался изрядно подвыпивший Минквуд, стремящийся залить алкоголем свое отвратительное настроение: уже несколько недель его "любимая Лариса" отказывалась от встречи. Наверняка, бортонула его из-за того самого ублюдка, который увел ее у него из-под самого носа в день сдачи вступительного экзамена в университет. Опрокинув очередную порцию виски, Минквуд засмолил сигарету и, нервно постукивая в такт музыке, доносившейся с экрана телевизора, зло осмотрел присутствующих. Савелий сидел у самой стенки бара, в метрах пяти от Минквуда. Скользнув по нему взглядом, Минквуд отвернулся, чтобы взять стаканчик, и вдруг хмель словно ветром сдуло: ОН! Этот сучонок спокойно сидит и дует свое мерзкое пиво, когда он из-за него места себе не находит! Ну нет, теперь ему не уйти! Опрокинув в рот виски, Минквуд бросил на барную стойку двадцатидолларовую купюру и направился к выходу. Савелий тоже обратил на него внимание. Нет, он, кажется, ни разу его не видел, но заметил, что незнакомец проявил к нему интерес. Впрочем, мужчина внезапно и странно исчез. А Минквуд, выйдя из бара, плюхнулся в свою машину и быстро набрал номер папочки своей любимой, Комиссара полиции Нью-Йорка. В это время Алекс Уайт кричал на своего помощника, сунувшегося было к нему подписать какие-то бумаги. Этот крик был таким неожиданным, что привычный гомон в комнате Комиссариата мгновенно стих и воцарилась тишина. Взглянув на побледневшего помощника Комиссара, молодой лейтенант с заклеенной переносицей ободряюще заметил: -- Не переживай, Грант: у всякого могут быть тяжелые дни! А Комиссару хотелось не только кричать, но и рвать на себе волосы: он держал в руках пакет, в котором лежали фотографии его любимой девочки. Снимки были столь фривольно-омерзительны, что смотреть было невыносимо. В пакет было вложено и небольшое послание: если ему не хочется увидеть эти фотографии во всех центральных газетах и журналах Америки, писал неизвестный подонок, то ровно в семь часов вечера ему необходимо набрать указанный номер и произнести одно слово: "согласен". После чего с ним свяжутся по домашнему телефону. Алекс Уайт тут же обнаружил, что ему сообщили номер уличного автомата в Чайнатауне. Первым порывом было послать туда полицейских и захватить шантажиста. Но немного подумав, он понял, что это может оказаться весьма неблагоприятным для дочери. Нет, девочку никак нельзя подвергать риску. Единственный разумный шаг -- согласиться на его условия и попытаться выкупить эти негативы и снимки. Он был довольно опытным полицейским, прошедшим через постовую службу, работу в отделе убийств; затем получил лейтенанта, а потом возглавил участок в престижном районе Нью-Йорка. Через его руки проходили разные запутанные дела, в том числе и связанные с шантажом. И он прекрасно понимал: чем выше общественное положение того, кого шантажируют, тем больше аппетиты у того, кто решился на шантаж. А тут речь шла о шантаже самого Комиссара... Уайт решил не торопиться. Он позвонил по указанному номеру ровно в семь вечера и сразу же, произнес: -- Согласен! -- Правильное решение, ТОВАРИЩ Комиссар! -- с наглой усмешкой произнес молодой голос. -- Ждите, с вами свяжутся! Наверное, с минуту ошеломленный Уайт смотрел на трубку, из которой доносились короткие гудки. Как ему хотелось, чтобы происходящее оказалось просто кошмарным сном. Вот сейчас он положит трубку, а завтра проснется от обычного звонка своего любимого и вечного будильника "Слава" -- единственное, что он сохранил из России. Уайт положил трубку, и в тот же момент действительно раздался звонок. Потянувшись за трубкой, Комиссар отметил про себя и то, на что ранее не обратил внимания: шантажист не так прост, если сумел узнать и о его русском происхождении. -- Ну чего тебе еще? -- зло бросил он в трубку. -- Алекс, это Кен Минквуд! -- Кен? -- удивился Комиссар, пытаясь отвлечься -- Чего звонишь? -- У тебя плохое настроение? -- удивился тот: Комиссар никогда не разговаривал с ним так. -- Извини, к тебе это не имеет никакого отношения! Ты по делу или так, поболтать? -- По делу... -- сказал тот и тихо добавил: -- К сожалению! Его голос был таким необычным, что Уайт насторожился: -- Что-то случилось? -- Помнишь ту мразь, которая затащила Ларису в отель? -- Еще бы! -- со злостью выдохнул Комиссар. Кровь снова прилила к вискам: неужели этот подонок снова развлекается с его девочкой? Только этого ему не хватало! -- Я его выследил! -- победоносно, но злобно заявил Минквуд. -- Где он? -- воскликнул Комиссар. -- Сидит в ресторане "Звезда Востока", дует пиво и кого-то ожидает! -- Неужели Ларису? -- Все может быть! -- ехидно заметил Минквуд. -- Ну так помоги мне... -- С готовностью помогу своему будущему тестю! -- отрапортовал Минквуд. -- Я сейчас вышлю туда пару толковых ребят. Ты им покажешь этого парня, но постарайся, если появится моя дочь, сделать так, чтобы она всего этого не увидела! -- Да уж, это было бы совсем некстати: наверняка бросится спасать своего... -- Он хотел сказать "любовничка", но решил, что в данной ситуации лучше поберечь нервы папаши. -- Ухажера! Надеюсь, что он не отделается таким простым наказанием, как денежный штраф? -- Да уж будь покоен! -- глаза Комиссара сверкнули злым блеском. Положив трубку, он вызвал к себе двух полицейских амбалов. Он держал их именно для таких, не совсем чистых, незаконных дел. Эти два амбала в свое время были в его руках: они за взятку отпустили преступника, находившегося в розыске, и сами оказались на подозрении. Прижав их без свидетелей. Комиссар вырвал признание и пять тысяч долларов. Потом взял к себе -- для "специальных поручений". Мгновенно оценив это своеобразное благородство, сержант Лео Розенблюм и сержант Рауль Стрингфельд, наученные горьким опытом, с любой незаконной сделки треть всегда отдавали Комиссару. Услыхав, что им предстоит сделать, они многозначительно переглянулись: хозяин давал им возможность заработать очки, чтобы иметь хороший послужной список в личном деле... V. Гнусная подставка Савелий взглянул на часы: семь тридцать вечера. К нему никто так и не подошел. Неужели он чем-то выдал себя, и охранник Рассказова решил не рисковать? Вроде продумано все до мелочей: усталый вид, поношенная одежда, состоящая из потертых старых джинсов, замызганного свитера и видавшей виды теплой куртки. Даже пиво он заказал из самых дешевых. Ладно, еще минут пятнадцать, и можно спокойно уходить. Он взглянул на зеркальную стенку бара. В зеркале отразились два здоровенных бугая, входивших в зал, а следом шел тот самый мужчина, на которого он обратил внимание. Интуитивно Савелий почувствовал, что все они -- по его душу. На всякий случай он взял в руку журнал и тут же увидел, как лысоватый незнакомец, показав на него бугаям, сразу же вышел. Эти здоровячки были одеты словно близнецы: долгополые черные плащи, черные шляпы с большими полями. Каждый по два метра ростом. Настоящие янки -- если бы не малопривлекательные физиономии, их вполне можно было использовать на плакатах с надписью: "Добро пожаловать в Америку!" Выходит, его все-таки решили проверить? И проверить с помощью этих мальчиков. Отлично, он готов! Савелий еще раз мысленно прошелся по своим карманам: потрепанный кошелек с тремя долларами, старенькая расческа, грязный носовой платок, вот, кажется, и все. Что ж, ребята, посмотрим, какова ваша проверка. Держа в левой руке свернутый в трубку журнал, правой рукой Савелий поднес ко рту банку с пивом и сделал глоток. -- Ты посмотри, Лео, на этого оборванца, от него воняет, как из помойки, а он расселся и порядочным людям мешает спокойно отдохнуть! Савелий услышал эти слова, но сделал вид, что к нему они не имеют никакого отношения. В зеркале он увидел нахальную физиономию того, кто явно хотел с ним подраться. Видя, что слова не достигли цели, возмутился второй бугай: -- Эй, вонючка, ты что не слышишь? С тобой разговаривают! -- Он положил свою лапищу на плечо Савелия и слегка надавил. Савелий нисколько не боялся этих "шкафчиков", но ставить сейчас их на место было нельзя -- необходимо обойтись без шума. Он повернулся, изобразил полное недоумение и сказал: -- Простите, это вы ко мне обращаетесь? -- Вот недоумок! -- ухмыльнулся Лео. -- Рауль, ты посмотри на него: вежливый попался! -- Ага, сэр только что из Эмпайр Стейт Билдинг: зашел после трудного дня пропустить баночку пива! -- с явной издевкой произнес Рауль и тут же громко заржал довольный своей шуткой. -- Не понимаю, что вам нужно? -- Савелий изобразил на лице некоторый страх. -- Не понимаешь? -- гаркнул Лео. -- Встать! Руки на стол, ноги расставить! -- В чем дело? -- снова спросил Савелий. -- Чего вы от меня хотите? -- Ты что, не понял? -- взревел Рауль и встряхнул Савелия за плечо. Полиция Нью-Йорка! -- Он открыл удостоверение с полицейским значком. Второй бугай наставил на Говоркова револьвер тридцать восьмого калибра. -- Встать! Руки положить на стойку, ноги расставить! Разглядев удостоверение полицейского с довольно редкой фамилией Стриигфельд и наставленный на него револьвер, Савелий решил, что при сложившихся обстоятельствах лучше подчиниться. -- Могу я спросить, в чем меня обвиняют? -- все-таки спросил он, когда этот Стрингфельд начал шарить по его карманам. -- А вот в чем! -- осклабился тот, продемонстрировав свои гнилые зубы и сунув под нос Савелию небольшой полиэтиленовый пакетик с каким-то белым порошком. Так, кажется, они решили проверить, как он среагирует на обвинение, связанное с наркотиком. Странная проверка! Конечно, документы еще ничего не значат: их можно одделать, но проделывать такое при большом скоплении народа... Опасная бравада! -- Что это за пакетик? -- спросил Савелий. -- А это ты нам скажи: ведь нашли-то в твоем кармане! -- ехидно усмехнулся тот. -- Это не мой пакетик! -- возразил Савелий. -- Может быть, ты обвиняешь офицеров полиции, считаешь, что мы тебе его подложили? -- грозно бросил тот, что держал его на прицеле. -- Нет, но... -- Рауль, зачитай ему его права! -- напомнил Лео. -- Обязательно, напарник! -- хмыкнул тот. -- Вы вправе хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано в суде против вас. Вы имеете право на адвоката, если у вас его нет, то вам его назначат! -- Отлично, Рауль! Лучше даже я бы не сказал! Наручники! -- Обязательно! -- вновь хмыкнул Рауль и профессионально защелкнул наручники на руках Савелия. -- Пошли, приятель, и смотри: безо всяких там шуточек, если не хочешь что-нибудь себе повредить! -- Я не сумасшедший! -- Савелий пожал плечами... -- Надеюсь! -- ухмыльнулся тот. -- Двигай к выходу! -- И он подтолкнул его в спину. На улице Савелия грубо втолкнули в полицейскую машину. Рауль сел за руль, а Лео -- рядом с Савелием сзади. Он продолжал держать его под прицелом. Савелий никак не мог понять, что происходит. Если это проверка, устроенная охранником, то почему в ней участвуют настоящие полицейские? Если документы можно подделать, а значок полицейского можно украсть, то подключать к проверке еще и полицейскую машину было бы слишком неразумно: в любой момент можно было наткнуться на настоящих полицейских. А может быть, это "грязные" полицейские? Вот это уже совсем худо. Тут заработала рация. -- Машина "четырнадцать", где вы находитесь? -- спрашивал визгливый женский голос. -- Сержант Спрингфельд на проводе! В чем дело, Кэтлин, кому мы понадобились? -- удивленно спросил Рауль. -- Комиссар интересуется! -- Передай, что все в порядке: через пару минут мы доставим одного бездельника по четыреста девяносто седьмой! -- Куда, если шеф поинтересуется? -- Везем в двадцать седьмой участок! Еще что-нибудь? -- Нет, все! Отбой! -- Отбой! Вот так так! Кажется, он не на шутку вляпался! Судя по всему, эти парни настоящие полицейские и четыреста девяносто седьмая наверняка статья о наркотиках. Странно, кому понадобилось его подставлять? Неужели Рассказов узнал в нем Савелия и таким гнусным способом решил расправиться с ним? Но это же глупо: один звонок Майклу Джеймсу, и перед ним извинятся! Один звонок. Но в том-то и дело, что как раз адмиралу он позвонить и не может! Если все это затеял Рассказов, то звонок в управление ФБР мгновенно поставит под удар не только его самого, но также и Богомолова, да и всю операцию, затеянную спецслужбами двух стран. И звонить адмиралу он просто не имеет права! Что же в таком случае ему остается? Савелий вдруг вспомнил, что в законодательстве Америки, в отличие от российского, существует довольно широкая практика освобождения арестованного под залог. Но тут имеется существенная загвоздка: во-первых, он пока не знает, какой залог будет назначен, во-вторых, даже если залог будет не столь существенным, то у него, кроме нескольких баксов, при себе ничего нет, а если он попросит отвезти его на квартиру, где его устроил Майкл, то только полный идиот не сможет узнать, с чьей подачи он там проживает. Значит, к великому сожалению, этот вариант тоже отпадает. Савелий вдруг подумал, что даже не может назваться именем Сергея Мануйлова, под которым приехал в Америку. Можно себе представить, что подымется, если какой-нибудь газетный писака случайно узнает, что кавалер ордена Конгресса США был арестован с наркотиком. Куда ни кинь, всюду клин! Единственным человеком, которому можно позвонить, была Розочка! Но что он ей скажет? Нет, это на крайний случай: не нужно перекладывать на нее свои проблемы. Сейчас он должен быстро придумать более-менее правдоподобную легенду и придерживаться ее до тех пор, пока не свяжется с Майклом. Можно, конечно, и под дурака "закосить" или под обыкновенного пьяницу, пропившего не только все свои вещи, но и жилье. Нет, это глупо: при первой же проверке выяснится, что он врет. Господи, а что, если ему просто "потерять память"? Он помнит только последние пару месяцев, после того как очнулся в каком-то подвале. Весь в крови, голова разбита, тело болит. В этом действительно что-то есть! Отлично! Потом что-нибудь выскочит само собой! Через несколько минут они остановились возле полицейского участка под номером двадцать семь. -- Приехали, приятель! Выходи! -- Сержант вышел сам и вытащил из машины Савелия. Толкнув огромную стеклянную дверь, он пропустил задержанного вперед, и они оказались в небольшом вестибюле перед широкой лестницей. -- Чего застыл, как памятник? Вверх шагай! -- подтолкнул сержант. -- Или, может, ты думаешь, я тебя понесу? На втором этаже Савелия ввели в просторную комнату, заставленную столами. Несмотря на поздний час, за столами сидели офицеры: кто-то писал, кто-то пил кофе, а кто-то вел допрос задержанных. Справа от входа была еще одна дверь, в которую сержант и втолкнул Савелия. За дверью оказалась совсем небольшая комнатка. За столом сидел худосочный офицер, а за его спиной начинался длинный коридор -- левая стена была сплошная, а справа тянулись железные решетки камер. От них несло застоявшимся потом и дешевыми сигаретами. -- Привет, Рауль! -- лениво бросил дежурный офицер. Несмотря на бледно-туберкулезное лицо, у него были довольно внушительные габариты, какими всегда славились доблестные американские полицейские. -- Привет, Бинго! Прими этот кусок дерьма! -- Что он натворил? -- Наркота! -- Что у него при себе? Сержант молча протянул вещи, найденные у Савелия. -- И это все? А документы? -- Чем богаты! -- пожал плечами сержант. -- А как же прикажешь его оформлять? -- поморщился Бинго, повернувшись к Савелию. -- Эй, как твоя фамилия? -- Не знаю! -- ответил Савелий и виновато улыбнулся. -- Понятно: дурочку решил разыграть? -- лениво кивнул тот и снова поморщился. -- Ну и черт с тобой! Запишем, что ты господин никто! Давай сюда свою правую руку! -- Зачем? -- Познакомиться хочу! -- усмехнулся тот, затем взял протянутую руку, провел небольшим валиком по большому и указательному пальцам Савелия, приложил их к небольшой карточке, после чего протянул ключи сержанту. -- Ладно, сунь его во вторую камеру! -- Двигай, парень! -- И сержант, на этот раз не тронув Савелия даже пальцем, сам пошел впереди. За первой решеткой сидели трое: в стельку пьяный негр, белый парень лет двадцати с разбитым носом и желто-черный старик трудноопределимой национальности. Сержант остановился перед второй решетчатой дверью, щелкнул замком, потом повернулся к Савелию, снял с него наручники. -- Открывай, Бинго! -- Дверь автоматически сдвинулась в сторону, и Рауль подмигнул Савелию: -- Прошу! Твои апартаменты, приятель! Как тебе сокамерники? Смотрите живите дружно, не ссорьтесь! -- Он вдруг противно хихикнул и тут же заржал во всю глотку. Савелий вошел. Решетчатая дверь тут же закрылась. Камера напоминала медвежью клетку, размером три на четыре метра, с железными прутьями с трех сторон. Только задняя стенка была сплошной, кирпичной, закрашенной грязно-зеленой краской. Едва ли не до потолка стену покрывали надписи, оставленные предыдущими обитателями. Это была своеобразная летопись камеры. Вдоль стены тянулась единственная скамья, ножки которой были намертво утоплены в кафельном полу. На ней вполне могло уместиться как минимум человек пять, но едва ли не половину скамьи занимало нечто бесформенное, килограммов под сто пятьдесят, не меньше. Это "нечто" мало походило на человека. Видавшие виды джинсы лопнули на огромном брюхе, нависавшем над какой-то тонкой грязной бечевкой, заменявшей ремень. Грязный стеганый жилет нараспашку открывал жирную свисающую грудь -- ее можно было бы принять за женскую, если бы не покрывавшие ее густые жесткие волосы и бросавшаяся в глаза татуировка, начинавшаяся на шее и переходившая на руки. Длинные волосы, немытые и спутанные, свисали до плеч грязными сосульками. От этого человекоподобного существа исходил такой резкий запах, словно он несколько дней провел в свинарнике. "Оно" сидело неподвижно. Если бы не открытые глаза, бессмысленно уставившиеся прямо перед собой, можно было бы принять его за спящего. В углу на полу сидел седоватый мужчина лет сорока пяти в дешевом, но вполне приличном синем костюме. Когда он поднял голову, Савелий увидел затравленно-испуганный взгляд и свежий синяк под глазом. Быстро взглянув на сидящего на скамейке, мужчина поежился, скользнул взглядом по вошедшему и снова потупился. Савелий не знал американских тюремных правил, но подумал, что они едва ли так уж сильно отличаются от российских. Однако желания хотя бы сказать "здравствуйте" он в себе не обнаружил, молча пересек камеру и сел на скамейку подальше от этого "нечто". И вдруг "Оно" издало хрюкающий звук. Савелий скосил взгляд, но тот продолжал сидеть неподвижно, и Савелий подумал, что ему просто показалось. Нет, не показалось... -- Брызни! -- На этот раз "Оно" выдавило из себя целое слово. -- Что? -- не понял Савелий. -- Брызни отсюда! -- Голос был раздраженным: в третий раз приходилось напрягаться! От этого окрика сидящий на полу совсем съежился. Стало ясно, что фонарь появился у него, поскольку он вовремя не понял эту груду сала. -- Ты это мне? -- спокойно спросил Савелий. Выяснение отношений было неизбежно, но Говорков решил, что теперь встряска ему не повредит. Куча сала медленно, с большим трудом повернула голову. Савелий взглянул "Оно" в глаза. Он ожидал увидеть ярость, изумление... Нет, глаза были пустыми и холодными, как у мертвеца. "Оно" подняло свою волосато-бревенчатую руку и замахнулось. Савелий без труда вывернул его жирную кисть с такой силой, что хрустнуло запястье. -- Ой! -- "Оно" вдруг коротко всхлипнуло. -- Ты очень нехороший! Очень! Даже плохой! В этот момент Савелий неожиданно нанес "Оно" удар ногой в почки. Глухо крякнув, туша вырубилась, медленно повалилась на бок и так же медленно, словно квашня, сползла на пол. Сидящий в углу мужчина изумленно наблюдал за происходящим, отказываясь верить своим глазам. -- Тебя как зовут? -- спросил его Савелий. -- Кэлвин! -- прошептал тот, с опаской взглянув в сторону лежащей туши; видно, боялся, что тот очнется и тогда беды не избежать. -- А меня Кларк! -- почему-то сказал Савелий. -- Иди, садись сюда! -- предложил он. -- Нет-нет, я здесь! -- Тот испуганно замотал головой. -- Не бойся, он еще долго не придет в себя! И больше тебя никогда не тронет! -- Вы уверены? -- Ты ж сам все видел! -- улыбнулся Савелий. -- Иди садись! -- Хорошо! -- вздохнул тот. Он встал, медленно подошел и опустился на самый краешек, чтобы при первой же опасности снова соскользнуть на пол. -- За что тебя? -- За убийство! -- ответил он так, словно это было ничего не значащим случаем. -- За убийство? -- невольно воскликнул Савелий, уверенный, что либо он ослышался, либо тот решил пошутить. Это так не вязалось с внешностью Кэлвина... -- Ну да! -- Кэлвин пожал плечами: мол, что тут особенного. -- И кого же ты... -- начал Савелий, но тот перебил: -- Жену! Я пристрелил жену! -- Очень интересно! -- Савелий покачал головой. -- И за что же ты ее кончил? -- А чтобы не пилила целый день! Ду-ду-дуду! Ду-ду-ду-ду! Заколебала! Понимаешь, зако-ле-ба-ла! -- повторил он по складам. -- Понял! -- кивнул Савелий. -- Заколебала! А дети есть? -- Конечно, у меня их четверо! -- с гордостью произнес он. -- И как же они теперь? -- Так они уже взрослые! Двое сами детей имеют, а последняя неделю назад тоже замуж вышла! -- Он так лукаво усмехнулся, что у Савелия мелькнула дикая мысль -- план убить свою жену этот тип вынашивал долгие годы, терпеливо дожидаясь, когда все дети вырастут. В этот момент туша на полу шевельнулась, Кэлвин, мгновенно побледнев, уже был готов соскользнуть на пол, но Савелий его удержал, ухватив за острый локоть. С трудом оторвав голову от кафельного пола, "Оно" мутно взглянуло на сокамерников и удивленно спросило: -- Что это со мной? -- Со скамейки упал! -- хмыкнул Савелий. -- Сам? Видно, он не совсем еще пришел в себя, а память пока ничего не подсказывала. -- Конечно же, сам! -- Савелий даже не пытался скрыть иронии. -- Нет, я не мог сам упасть! -- уверенно заявил здоровяк, морща лоб. На тупом лице отражался напряженный мыслительный процесс. Постепенно память возвратилась, "Оно" потрясло своей больной кистью и вдруг жалобно протянуло. -- Это ты меня стукнул! Зачем? Мне же больно! -- Но и другим тоже больно! Думаешь, ему больно не было? -- Савелий кивнул в сторону испуганного Кэлвина с его синяком. -- Больно... -- как-то бессмысленно повторила туша, потом в глазах промелькнуло нечто человеческое, и "Оно" дебильно, совсем по-детски, произнесло: -- Да, и правда, ему тоже... -- Теперь будешь знать! -- Глядя на его страдальческий вид, Савелий даже почувствовал жалость. Надо же -- такой амбал, а мозгов меньше чем у ребенка! -- Тебя как зовут? -- Томми! -- промямлил тот. -- Чего сидишь на полу: иди к нам! -- сказал Савелий и повернулся к Кэлвину: -- Теперь нет возражений? -- Нет-нет, пожалуйста! -- сразу сказал тот и сдвинулся вплотную к Савелию, все еще не в силах поверить, что все закончилось столь мирно. -- За что тебя взяли копы? -- спросил Савелий, когда тот, с трудом подняв свою тушу, плюхнулся на самый край скамейки. -- Не знаю... -- Томми неожиданно вздохнул и добавил: -- Меня часто сюда привозят: два дня подержат, потом отпускают. -- А сколько тебе лет, Томми? -- Девятнадцать... кажется, -- не очень уверенно ответил он, потом добавил: -- Мама точно знает... -- Он снова вздохнул: -- Но ее нет... Ее летом полицейские забрали... Я все время их спрашиваю, где моя мама, а они говорят, что я скоро ее снова увижу! А потом так смеются и так плохо говорят, что я обижаюсь... Слушая этого взрослого несчастного ребенка, Савелий вдруг пожалел, что так грубо с ним обошелся. Интересно, за что его забирают? -- А что ты делаешь, когда обижаешься? -- Делаю так, как всегда делала мама: за ухо таскаю и говорю, что нехорошо так смеяться над горем и так плохо выражаться! -- Он говорил таким назидательным тоном, что Савелий едва не рассмеялся, представив на миг, как эта груда сала и мяса хватает за ухо полицейского, треплет его да еще выговаривает, как нашкодившему ребенку. -- Ничего, Томми, мама скоро выйдет, и у тебя снова все будет хорошо, только ты больше не разговаривай так с полицейскими, хорошо? -- Хорошо! -- кивнул тот, затем сцепил руки на животе, и его лицо приняло свое излюбленное выражение: бессмысленно-тупо упер в пустоту свои гляделки. Савелий с улыбкой подмигнул Кэлвину -- мол, ну что, говорил я тебе -- все будет в порядке? Тут из коридора донеслись шаги. К их "клетке" водошел дежурный офицер и ткнул пальцем в сторону Савелия: -- Следуй за мной, господин Никто, по имени Кларк! -- Видимо, он услышал, как Савелий представлялся Кэлвину. Савелия ввели в маленькую комнатку со столом и двумя стульями. Едва ли не половину стены напротив стола занимало зеркало. Посадив Говоркова на стул, офицер защелкнул на его правой руке наручник, прикрепленный в крышке стола, и тут же вышел. Савелий спокойно осмотрелся и на мгновение задержал свой взгляд на зеркале: ему вдруг показалось, что за зеркалом кто-то есть, но он сделал вид, что рассматривает свои ногти. Савелию не показалось: за зеркалом действительно находились люди. Там был Комиссар и те самые полицейские, которые вывели Савелия из бара. -- Что ж, остается только засадить этого мерзавца! -- не отрывая ненавидящих глаз от Савелия, процедил Комиссар. "С каким удовольствием, -- подумал он, -- я сам разорвал бы тебя на кусочки..." -- Неужели у него с собой не было никаких документов? -- спросил он. -- Ни клочка, Комиссар! -- виновато пожал плечами Рауль. -- А данные свои называть отказывается! -- Да какая разница, как его зовут? -- хмыкнул второй. -- Напишем что угодно, судьи разберутся... -- Нет, я хочу, чтобы ни один из щелкоперов-защитников не смог ухватиться за какое-нибудь наше упущение! -- возразил Комиссар. -- Пускай все идет официально, обычным путем... Кстати, -- права ему зачитали? -- А как же! -- ухмыльнулся Рауль. -- Все честь по чести! Отправьте к нему меня, а? -- Иди! -- кивнул Комиссар. -- А потом пойдешь ты. Попробуйте метод "кнута и пряника"! Савелий, развалившись на стуле, мурлыкал себе под нос какую-то популярную мелодию битлов. -- Ты что, у себя дома? -- рявкнул подошедший к нему сержант. -- Сядь как положено! -- Как скажете! -- Савелий выпрямился. -- Сэр! -- вновь рявкнул тот. -- Сэр! -- повторил Савелий. -- Как скажете, сэр! -- Как скажете, сэр! -- снова повторил Савелий. -- Вот и хорошо! -- удовлетворенно хмыкнул тот. -- Итак, начнем. -- Он сел, вытащил из кармана диктофон. -- Не возражаешь против записи? -- Не возражаю, -- вздохнув, Савелий пожал плечами. -- Сэр! Не возражаю, сэр! -- взвизгнул тот, ударив кулаком по столу. -- Не возражаю, сэр! -- Послушно и очень спокойно Савелий повторял все, что от него требовал коп. Тот включил диктофон: -- Допрос начат в восемь часов двадцать девять минут вечера. Допрос ведет сержант Рауль Стрингфельд. Ваша фамилия, задержанный? -- Не помню! -- Хватит дурочку ломать! Как фамилия? -- Не помню? -- Это не ответ! -- крикнул тот и, привстав, ударил Савелия по лицу. Было не так больно, как обидно. Говорков только спросил: -- За что... сэр? -- За ложь! -- Я не лгу, сэр! -- Повторяю вопрос! Как твоя фамилия? -- Правду говорю: не знаю, сэр! -- Савелий состроил страдальческую физиономию. -- Я ж могу еще сильнее вмазать! Говори, мать твою! -- завопил сержант в ярости. -- Да хоть убейте меня, сэр! -- Савелий даже всхлипнул для верности. -- Ладно, даю тебе последний шанс: я выйду на минуту, а ты тут подумай! Когда вернусь, постарайся вспомнить свою фамилию. Или я тебе так вмажу, что три дня откачивать будут! -- Сержант действительно встал, выключил диктофон, сунул его к себе в карман и вышел. Сразу же к Савелию вошел второй сержант -- тот, который держал его под прицелом во время задержания. -- Привет, приятель! -- радостно приветствовал он. -- Привет, давно не виделись! -- с мрачной обидой отозвался Савелий. -- Проблемы? -- участливо поинтересовался тот. -- Твой сумасшедший напарник требует от меня то, что я не в силах сделать! -- Савелий сразу понял, что эти двое разыгрывают двух разных полицейских: один злой, другой добрый. Ничего не оставалось, как принять игру... -- И что же он от тебя требует? -- вытаращив глаза, спросил тот. -- Требует назвать свою фамилию! -- А разве это трудно? Может быть, ты секретный сотрудник? Или твоя фамилия является государственной тайной? -- В интонации сержанта сквозила ирония. -- Господи! -- воскликнул Савелий. -- Да Я просто не помню ее! Как вы не можете меня понять?! -- Как это не помнишь? -- удивился тот. -- Если бы я знал... -- вздохнул Савелий. -- Помню только, что сегодня утром очнулся в каком-то подвале. Кругом кромешная тьма, мне даже показалось, что я проснулся в аду... Часа два ходил по каким-то комнатам, лестницам, пока не наткнулся на выход! Как я там очутился? Кто я? Где живу? Ничего не помню. -- Даже имени не помнишь? А как же Кларк? Ты же так назвался в камере, не правда ли? -- Я и сам не знаю, почему назвал это имя... -- Савелий скривился и пожал плечами. -- Видишь, имя вспомнил, теперь вспомни и фамилию, -- ласково проговорил сержант. -- А то сам же говорил, что мой напарник сумасшедший: придет и станет руки распускать. Он у нас такой, имей в виду. Зачем тебе это все? -- Не надо! -- искренне кивнул Савелий. -- Ну и? -- Рембрандт? -- решил Савелий хотя бы поиздеваться над своими мучителями. -- Вот видишь: можно же все решить по-хорошему! -- ласково улыбнулся тот, но потом наморщил лоб: видно, в его мозгах что-то промелькнуло. -- Странно: мне кажется, я уже где-то эту фамилию слышал... Рембрандт... Рембрандт... -- задумчиво проговорил он и вдруг воскликнул: -- Слушай, а не тебя ли я арестовал за драку в прошлом году? -- Я ведь тебе уже сказал, сержант: ничего не помню! -- решительно заявил Савелий. -- Ну, хорошо-хорошо! -- тут же замахал руками сержант, боясь испортить то, чего, по его мнению, ему удалось достичь, и вытащил из стола бланк. -- Итак, запишем: Фамилия, имя: КЛАРК РЕМБРАНДТ... ГДЕ ЖИВЕТ, НЕ ЗНАЕТ... Где работаешь? -- Не помню! -- НИГДЕ НЕ РАБОТАЕТ... Вы поняли, в чем вас обвиняют? -- Да! -- Так и запишем: ВИНУ СВОЮ ПРИЗНАЕТ... Вам нужен адвокат? -- А что это даст? -- Скорее всего, ничего, -- усмехнулся сержант. -- Тогда не нужен... -- ОТ АДВОКАТА ЗАДЕРЖАННЫЙ ОТКАЗАЛСЯ... Отлично!.. Откуда у вас героин? -- Не знаю! -- НА ВОПРОС: "ОТКУДА У НЕГО ГЕРОИН?" -- ОТВЕЧАТЬ ОТКАЗАЛСЯ, -- спокойно проговорил сержант и внес в протокол эти слова. -- Очень хорошо! Распишитесь здесь...