машинально бросил тот, изучая документы, потом кивнул в сторону брезентовой занавеси. -- Зайди туда! -- Да, офицер! За брезентом сидел молоденький офицер-мексиканец и что-то писал. На стене была нарисована своеобразная мерная линейка для определения роста в футах и дюймах. -- Встань спиной к стене! -- бросил офицер. -- Есть, сэр! Савелий стал спиной к ростомеру, и офицер щелкнул "Полароидом". -- Вернись назад! -- Да, сэр! Затем Билл приказал ему подойти к столику, за которым сидел еще один офицер азиатского происхождения. Он тщательно намазал валиком все пальцы Савелия и обе ладони, затем снял отпечатки на специальные бланки. Взяв у Билла протокол, составленный в полиции, он сверил на компьютере отпечатки двух пальцев Савелия, присланные из комиссариата с только что снятыми. Затем заполнил новый протокол, взял четыре фотокарточки Савелия, вклеил две в документы, а одну вставил в какой-то прибор, который тут же выдал пластиковую карточку. В ней, кроме фото, были указаны все данные: "Кларк Рембрандт, 1965 год рождения, 497-я статья, режим усиленный" -- и только после слова "срок" стоял прочерк. -- Пройди в эту комнату, сними и сдай все, кроме обуви! -- устало бросил Билл. Там, за перегородкой, стоял еще офицер, судя по красноватой коже и разрезу глаз -- индеец. За ним аккуратно были разложены комплекты рабочей одежды двух цветов: желтой и темно-зеленой. Офицер протянул Савелию мешок, на котором уже была бирка "КЛАРК РЕМБРАHДТ", и плотную карточку формуляра: -- Сложи свои тряпки в мешок, а в формуляр впиши все, что в мешке, и распишись, -- сухо сказал он и после того, как Савелий все выполнил, взял мешок, сунул в него формуляр и бросил в тележку. Потом, окинув взглядом Савелия, протянул ему новую рабочую одежду зеленого цвета. -- Глаз -- алмаз! -- польстил ему Савелий, надев костюм, который был как по нему сшит. У куртки был один карман -- нагрудный. Офицер самодовольно улыбнулся и тихо заметил: -- Карту на карман прикрепи! -- Есть, сэр! Эту подсказку он оценил, когда увидел, как Билл ощутимо ткнул кулаком в бок новенького, прикрепившего карту не на карман. -- К медикам! -- ткнул пальцем Билл в сторону двери с красным крестом. Первым делом Савелия, к большому его удовольствию, заставили тщательно вымыться под душем. Потом втолкнули к моложавому доктору-китайцу и его помощнице, упитанной негритоске с вытравленными до рыжего цвета волосами. Негритоска невозмутимо принялась за обследование: заглядывала в рот, требовала наклониться и раздвигала руками в резиновых перчатках его ягодицы -- проверить, не спрятал ли Савелий что-нибудь в задний проход. Только после этого за него принялся доктор, который, задав несколько общих вопросов, простукал его, прощупал, расписался в медкарте, после чего молча кивнул. Надо было возвращаться. -- Не нравится? -- иронически спросил Билл, когда увидел его недовольную физиономию. -- Нормально, офицер! -- бойко ответил Савелий. -- Тогда получи постельное белье, -- лениво кивнул тот, мгновенно потеряв к нему всякий интерес. Савелий вновь подошел к тому офицеру, который выдавал ему костюм, и улыбнулся как старому знакомому. Тот тоже его вспомнил: -- Впервые? -- Да, сэр? -- Ничего, свыкнешься, -- успокоил тот и протянул ему кучку белья, в которой были две простыни, наволочка, одеяло, полотенце, мочалка, пластиковая кружка, зубная щетка с пастой. -- Это все бесплатно. -- Спасибо, сэр! -- усмехнулся Савелий и вышел. Когда Билл вел его по тюремным коридорам, Савелий поразился, сколько тут лиц разных национальностей -- и среди заключенных, и среди офицеров. Дежурный офицер корпуса, куда его поместили, похожий на мексиканца, сидел за небольшим пультом в комнатке, от которой в две стороны вились коридоры. Сунув его документы в специальное отделение, офицер нажал на кнопку. Решетчатая дверь в левый коридор отползла в сторону. -- Пошли! -- бросил тот и встал во весь свой двухметровый рост. Войдя в коридор, офицер кивнул на еще одну открытую дверь справа: -- Здесь можно смотреть телевизор. -- Не успел Савелий открыть рот, как тот сухо добавил: -- Телевизор можно смотреть в строго отведенное время... -- Выдержал небольшую паузу: -- ...С пяти утра до одиннадцати после полудня! -- Он не выдержал и рассмеялся, довольный своей шуткой. Пройдя еще метров пятнадцать, они остановились перед железной решетчатой дверью под номером одиннадцать. -- Добро пожаловать в новое жилье! На стене инструкция, в которой расписано все, что разрешено квартиранту. Правила лучше соблюдать. Иначе срок заключения может увеличиться. Он повернулся и вышел. К удивлению Савелия, он не запер дверь в камеру. Камера была небольшой: метра три в длину и два в ширину. Справа от входа -- железная кровать с ватным матрацем, слева, прямо за дверью, -- унитаз, за ним раковина с краном для умывания, в дальнем левом углу -- тумбочка и небольшая полка над столом, приваренным к стене. Стул также был приварен к холодному полу. Савелий застелил кровать и улегся поверх одеяла. Эта суета доконала его. Усталость была так сильна, что в голове не было ни одной мысли. Он постепенно задремал... VII. Великий сход Получив буквальный приказ Рассказова отправить Джерри "как живого", Тайсон приказал одному из своих парней -- Дэнни Лэйну, известному своей изобретательностью, заняться пленником. Дэнни Лэйн рос во вполне обеспеченной интеллигентной семье. Его отец преподавал химию в Государственном университете штата Техас, а мать была классным хирургом в Центральном госпитале. Дэнни было шесть лет, когда родилась Элеонор. Это была от рождения очень болезненная девочка. До этого вся любовь и внимание доставались ему, как единственному ребенку в семье, но с появлением девочки-инвалида, за которой нужен был уход и уход, все внимание родители стали отдавать ей. Шло время, Дэнни рос, росла и его ненависть к той, которая, по его мнению, отобрала у него любовь родителей. По ночам, лежа в постели, он не мог спать -- слушал, как за стеной они сюсюкали с маленькой Элеонор. Как ему хотелось, чтобы она умерла! Какие только казни не приходили ему в голову! Дэнни был очень умным мальчиком и хорошо учился, но не способен был на созидательное отношение к жизни. Однако Дэнни понимал, что, если он будет открыто проявлять ненависть к сестре, родители его просто возненавидят и отправят в какую-нибудь школу-интернат. Поэтому он, стиснув зубы и собрав всю свою волю в кулак, избрал другую тактику -- излишне подчеркнуто говорил при родителях о своей якобы беззаветной любви к сестре, старательно ухаживал за ней, тайно вынашивая план убийства. Прошло более двенадцати лет. Дэнни поступил в тот же университет, где преподавал его отец, на физический факультет, Элеонор попрежнему была прикована к постели, хотя в иные дни могла самостоятельно дойти до туалета или до ванной комнаты. Она обучалась при помощи учителей-репетиторов, приходящих на дом. К тому времени отец защитил докторскую, а мать возглавила хирургическое отделение и они смогли позволить себе нанять круглосуточную сиделку. Казалось, теперь мечтам Дэнни не суждено осуществиться... Но он-таки дождался своего часа. В этот день ему удалось подслушать разговор Элеонор со своей сиделкой, которая упросила девочку отпустить ее с двенадцати дня до шести, чтобы погулять на свадьбе своего брата. Она даже предлагала пригласить на это время свою подругу, но девочка чувствовала себя хорошо и потому согласилась. Отец возвращался с работы после шести вечера, а у матери в тот день было дежурство. Оставалось обеспечить себе "железное" алиби. Дэнни отправился на занятия и постарался, чтобы его увидело как можно больше людей. От университета до их дома было немногим более пятнадцати минут езды на машине, но ее могли заметить соседи, поэтому, возвращаясь, Дэнни взял такси и вышел за пару кварталов от дома. За долгое время в его воспаленном мозгу накопилось много планов по устранению Элеонор. Дэнни выбрал самый коварный и жестокий. В кухне года четыре назад был установлен огромный холодильник, в котором вполне могло уместиться несколько человек. Но изнутри у него имелась ручка. Однажды Дэнни зашел внутрь, чтобы взять с нижней полки какие-то соленья, а дверь захлопнулась оттого, что о нее терлась любимица Элеонор -- кошка Сильва. Дэнни до сих йор помнил тот страх, который охватил его. Нет, он не закричал, не стал звать на помощь: он просто окаменел. И прошло несколько минут, прежде чем он смог успокоиться и найти ту самую ручку. Выйдя наружу, он внимательно осмотрел ручку, замок н ему тотчас пришло в голову, что если Элеонор окажется внутри, а ручка будет сломанной, то... Мозг Дэнни, получивший импульс зла, лихорадочно заработал. Хотелось сломать замок так, чтобы никто об этом не догадался. И когда наконец получилось, у Дэнни стало так радостно на душе, словно уже исполнилась его самая заветная мечта. Однако поломки замка было мало: нужно было еще добиться того, чтобы Элеонор оказалась в холодильнике. Насильно заталкивать -- большой риск: не исключено, что она начнет сопротивляться и на ее теле окажутся следы, которые могут насторожить не только родителей, но и полицию. Нет, нужно было придумать что-то такое, что заставило бы ее самостоятельно войти внутрь. Перебрав различные варианты, он понял: единственное, что может заставить ее встать с кровати и дойти до холодильника, -- это желание кого-либо спасти. Первым делом он подумал о ее любимой кошке, но заставить ее мяукать так, чтобы Элеонор услышала, было нереально: слишком далеко от кухни располагалась ее комната. В конце концов он понял: она будет спасать его, Дэнни. Едва ли не наизусть изучив лекарственную энциклопедию и книги по различным заболеваниям из библиотечки матери, он выбрал симптомы болезни, наиболее трудно доказуемые медициной, и чтобы лекарство, во избежание трагических последствий, всегда было под рукой. Он стал симулировать болезнь и добился того, что мать ему поверила. Далее, как говорится, дело техники: вовремя заменять лекарственную жидкость в пузырьке на подкрашенную воду, а также не забывать чередовать приступы с улучшением, чтобы мать не отправила его в больницу. Его актерская игра была столь успешной, что он добился сочувствия даже от больной Элеонор. ...Окольными путями, стараясь пробраться к дому гак, чтобы его никто не видел, Дэнни вошел с черного входа домой и прислушался. Дом был пуст -- из спальни сестры доносилось лишь легкое поскрипывание кровати Элеонор. Стараясь не шуметь, он быстро прошел на кухню, открыл дверь холодильника и едва сам не попался в свою же ловушку дверь чуть было не захлопнулась. Прижав ее стулом, он быстро подменил пузырек со своим лекарством на точно такой же, но с успокоительным сиропом Элеонор, вышел из холодильника, поставил стул на место и тихо прикрыл дверь. Потом пробрался в ванную комнату и, быстро загримировавшись, подбелив лицо пудрой и подсинив кожу пол глазами, несколько минут настраивался: Затем намеренно громко стукнул входной дверью, охая и ахая сделал несколько шагов в сторону кухни и рухнул на пол, сбросив с журнального столика тяжелый телефонный справочник. Тот с громким стуком шлепнулся на пол. Услышав странный шум, Элеонор обеспокоенно крикнула. -- Кто там? -- Помо...ги! -- хрипло выдавил из себя Дэнни. Он корчился на полу, искусно изображая колики. -- Это ты, Дэнни? -- еще громче спросила она. -- Помоги, сестра-а-а! -- чуть громче прохрипел он, чтобы она узнала его голос. На этот раз Элеонор распознала голос брата, взывающий о помощи. Превозмогая боль в суставах, Элеонор поднялась с кровати, вставила кисти в локтевые костыли и заторопилась на помощь. -- Что с тобой, Дэнни? -- с ужасом воскликнула она, пытаясь склониться над ним, но Дэнни, стеная, словно его резали, выкрикнул, жадно хватая губами воздух и словно бы обессиленно указывая рукой в сторону кухни: -- Ле...ле...карство! В холо...дильнике! -- Он картинно закинул голову. -- Сейчас, Дэнни! Потерпи! -- Элеонор, быстро переставляя костыли, устремилась на кухню и едва не споткнулась о свою любимицу, которая, словно почувствовав что-то, терлась о ноги хозяйки, мешая подойти к холодильнику, и жалобно мяукала. -- Не мешай, Сильва! -- Девочка оттолкнула ее ногой, но та вновь подскочила к ней. Элеонор все-таки сумела открыть дверь холодильника и войти внутрь, за ней вбежала и кошка. Не успела девочка сделать и пару шагов, как дверь неожиданно захлопнулась. "Ничего страшного, -- подумала она, -- я знаю, где лежат лекарства: а то Дэнни больно" Нащупав драгоценную бутылочку (как она думала, с лекарством Дэнни), она повернулась, доковыляла до двери, толкнула ее, но та не поддалась. Девочка нащупала ручку и вновь попыталась открыть дверь. И снова та не поддалась. Становилось все холоднее и холоднее: ей было и невдомек, что ее коварный брат переключил регулятор холодильника на полную мощность, но девочка упорно боролась за свою жизнь и даже стучала какой-то консервной банкой по маленькому окошечку в двери, но все было тщетно. Ее последние мысли были о брате, которому, наверное, очень больно, а она так и не сможет ему помочь... Никто не заподозрил убийства, когда нашли покрывшиеся ледяной коркой трупы девочки и ее любимой кошки. Обнаружил ее сам Денни: когда он вернулся с занятий (а он постарался прийти как можно позднее), отец спокойно сидел за своим рабочим столом и что-то писал. Придя с работы, он удивился -- в доме царила полная тишина. Он подумал, что дочка заснула, и, не желая ее тревожить, сел за срочную работу. Сиделка еще не пришла, мать была на дежурстве. Удивленный Дэнни начал было подумывать, что все происшедшее ему почудилось и он никого не закрывал в холодильнике. Он быстро отправился на кухню и, когда открыл дверь холодильника, заорал нечеловеческим голосом, упал и тут же отключился: за дверью он увидел стоящую Элеонор, которая смотрела на него укоризненными глазами, а потом, как ему показалось, сделала шаг в его сторону. На самом деле девушка, не поддерживаемая более дверью, просто повалилась вперед. На крик прибежал отец, увидел неподвижно лежащего сына, а сверху дочь. -- Что случилось, дети? -- спросил он и попытался поднять девочку. Его руки обожгло холодом, но он все еще не понимал, в чем дело. И, только увидев остекленевшие глаза дочери и иней у нее в волосах, он все понял -- и мгновенно поседел. -- Господи, девочка моя, -- прошептал он и прижал заледеневшее тело к груди. -- Как же это? Почему? -- По его щекам текли горькие слезы. Вскоре пришел в себя и Дэнни. Он увидел отца с телом мертвой сестры на руках, медленно поднялся на ноги и подошел ко все еще открытому холодильнику. Увидев кошку, поднял ее за хвост и повернулся к отцу: -- Папа, нужно похоронить Сильву! -- какимто странным голосом проговорил он и шепотом добавил: -- Только не говори Элеонор: она будет переживать... Расследования фактически не было: после опроса всех членов семьи и сиделки полицейские сделали вывод, что девочку стали мучить боли, а дома никого не было, и она решила сама добраться до лекарств, которые хранились в холодильнике. Дверь случайно захлопнулась, и девочка замерзла. Правда, молодой напарник полицейского пытался выяснить, почему регулятор холодильника был включен на полную мощность, но его резко осадили, и он заткнулся. Дело закрыли ввиду отсутствия состава преступления, а смерть девочки расценили как несчастный случай. С того дня с Дэнни что-то произошло. Его стали мучить кошмары, он бросался на мать с кулаками. В конце концов его направили в психбольницу, где он и провел более трех лет. Вскоре мать умерла и отец, сжалившись над сыном, забрал его из больницы. Однажды, в приступе ярости, Дэнни признался, что это он убил свою сестру и даже привел в доказательство некоторые неизвестные ранее подробности. Не желая публичного скандала, отец ничего никому не сказал, запил и допился до белой горячки, а Дэнни ушел из дома. Он колесил по стране, занимался воровством, садистски насиловал и убивал молоденьких девушек, пока случай его не свел с Тайсоном. Проверив его в деле, Тайсон решил, что парень ему сможет пригодиться. Дожив до тридцати пяти лет, Дэнни научился уважать только одно -- силу. Тайсон казался сильным мужчиной -- и он сразу подчинился ему и готов был беспрекословно выполнить любое его приказание. Кажется, прикажи ему Тайсон покончить с собой, он исполнит и это, нисколько не задумываясь. Ему поручалась самая грязная работа по дому: колоть дрова для печки, мыть полы и даже стирать, но он все выполнял безропотно. Получив задание от Тайсона отправить на тот свет их соседа Джерри и при этом "не попортить ему шкуру", Дэнни сразу же вспомнил свой первый преступный опыт. К утру цинковый гроб был уже готов. Не обошлось и без курьезов: когда Дэнни спустился с замороженным трупом Джерри вниз, он, решив сходить в туалет, прислонил его к стенке, совсем рядом со входом в ванную комнату. Едва он зашел в туалет, как из ванной вышел Рассказов. На него, вытаращив глаза, вдруг повалился Джерри. Можете представить себе состояние Рассказова, если с час назад Тайсон доложил ему, что Джерри уже мертв и через пару часов цинковый гроб с его телом погрузят в самолет. -- Тайсон! -- истошно завопил Рассказов, судорожно пытаясь оттолкнуть от себя Джерри. Однако в тепле иней растаял, и вся одежда на мертвеце стала склизкой и прилипала к рукам. Тайсон с пистолетом в руках, вылетел из своей комнаты и увидев, что хозяин с кем-то борется, тут же выстрелил и бросился на помощь. Откинув Джерри в сторону, прикрыл своим телом Рассказова, еще раз выстрелил и только тогда, когда замороженное тело гулко ударилось об пол, обоим все стало ясно. Тайсон повернулся к хозяину и в этот момент увидел испуганного Дэнни, выскочившего из туалета со спущенными до колен штанами. Сцена была такой уморительной, что Тайсон не выдержал и нервно хохотнул. И до Рассказова дошло все идиотство ситуации, однако у него испуг еще не прошел и он зло обернулся, чтобы наказать кого-нибудь на скорую руку, но тотчас увидел Дэнни с выпученными глазами и без штанов. Тут не выдержал и он: разряжаясь, во всю глотку расхохотался. -- Идиот! -- сквозь душивший его нервный хохот, бросал он. -- Какой идиот! Выхожу... Хаха-ха! Из ванной... Ха-ха-ха! А он Ха-ха-ха! Выпучил глазищи и... Ха-ха-ха! валится на меня! Идиот! Боже, Тайсон, где ты набираешь таких идиотов? Почувствовав, что гроза миновала, Тайсон, с трудом сдерживая смех, заметил: -- А шкуру-то пришлось ему подпортить! -- Да Бог с ним и с его шкурой: главное рожу сохранить! -- Рассказов махнул рукой и отправился в свой кабинет, а по дороге бросил: -- Зайди ко мне, Тайсон! Когда тот вошел, Рассказов вручил ему черный дипломат с цифровым замком и с наручником на стальной цепочке. -- Пристегнешь его к руке и вручишь адресату вместе с цинковым гробом. Кстати, документы на него оформлены? -- А как же. Хозяин: все честь по чести! -- улыбнулся тот. -- И справка о смерти, и завещание похоронить в Париже, и разрешение на вывоз! -- Отлично, Тайсон! Сегодня вылетаешь, послезавтра жду обратно с распиской от адресата. Ни на секунду не выпускай из рук эти документы. -- Конечно, Хозяин, даже спать буду с ним! -- Вот именно, Тайсон. Вернешься, получишь сто тысяч баксов. -- Спасибо, Хозяин, вы так щедры: гори все огнем, лишь бы адресат получил и документы и цинковый гроб. -- Потому-то именно тебе я и доверяю это дело. Да не задерживайся там: нас ждет перспективная работа, после которой можно будет уйти на покой с отличным пенсионом. -- Как, вы хотите меня уволить? -- растерялся Тайсон. -- Ну что ты, приятель! -- подмигнул Рассказов. -- По мне, так я бы не расстался с тобой до конца моих дней! Просто хочу начать спокойную жизнь обыкновенного буржуа, но если ты против, то с удовольствием приму и тебя, -- искренне заверил он. -- С вами. Хозяин, хоть пол пули, хоть цветы выращивать! -- воскликнул Тайсон. -- Ладно, посмотрим. Иди! Рассказов взглянул на часы: Лурье наверняка еще спал, но он решил все-таки разбудить его. Он был уверен, что это известие его обрадует. Аркадий Сергеевич набрал номер. -- Лурье! -- послышался сонный голос. -- Извините, что разбудил, но я был уверен, что вам поскорее хотелось бы услышать, что мой человек уже направился в аэропорт. Днем встречайте груз из Нью-Йорка! -- Спасибо! Рад знать, что вы человек слова! -- А иначе и невозможно дела весть -- с явным намеком проговорит Рассказов. -- У меня к вам одна небольшая просьба.. -- Слушаю вас, Аркадий Сергеевич! Все, что в моих силах! -- Проверив груз, дайте моему человеку расписку, чтобы я был уверен, что все в полном порядке... -- К чему такие формальности? -- усмехнулся Лурье. -- Я могу позвонить вам лично и сказать об этом, не так ли? -- Это еще лучше, господии Лурье! В таком случае курьер даст вам мой телефон. -- И в чем же просьба? -- Отправьте его сразу же, как только груз пройдет все формальности. Это не очень вас затруднит? Просто этот человек нужен мне здесь, и как можно скорее, -- пояснил он. -- Что ж, еще раз спасибо! -- За что на этот раз? -- удивился Рассказов. -- За то, что отправили с грузом одного из самых лучших своих людей. Не сомневайтесь, он улетит первым же рейсом. -- Благодарю! -- Надеюсь, это не будет нашим последним совместным делом. -- Я тоже. Удачи вам... -- Он сделал паузу и все-таки решил проверить, все ли он понял правильно. -- ...Великий Магистр! -- И тебе, брат мой! -- улыбнулся Лурье, прекрасно уловив тонкий намек собеседника. -- Рад знакомству! -- Взаимно! Положив трубку. Рассказов довольно улыбнулся: только теперь он понял, что был прав, прислушавшись к голосу своей интуиции. Оказать услугу такой могучей личности, как Великий Магистр, означало нечто гораздо большее, чем сорвать куш в лотерею со всеми джек-потами. Пройдет время, и он возможно, будет благодарить Господа за то, что тот помог ему принять правильное решение. А "сделка века" еще не потеряна: бывший соратник, генерал Богомолов, терпеливо ждет его выздоровления. Что ж, Константин Иванович, ждать осталось совсем недолго: несколько дней и... У Рассказова даже ладони вспотели при мысли о том, какие деньги сулит ему наркосделка.. Несколько дней Розочка находилась под впечатлением от разговора с Ларисой. Откуда ей известно, что она переживает именно за Саве.., то есть за Сергея? Даже в мыслях Розочка старалась не называть его настоящим именем, чтобы когда-нибудь случайно не проговориться. Неужели Лариса так хорошо читает ее мысли? А может быть, у нее все на лице написано? Как бы там ни было, но Лариса права: ее действительно начинает беспокоить долгое молчание Говоркова. Прекратились даже его молчаливые телефонные звонки. А может быть, он просто куда-то уехал? Нет! Не мог он уехать, не сообщив ей о своем отъезде, не попрощавшись! Не мог! Она не сомневалась в этом. Но тогда с ним явно что-то случилось. Как бы узнать хоть что-нибудь о его судьбе? Не давать же объявление в газету. Через пару дней Лариса снова спросила: -- А Сергей так и не звонил? Розочка не выдержала и, чуть не плача, раздраженно заявила: -- Что ты терзаешь меня каждый день? -- Ты моя подруга, я же беспокоюсь за тебя! Вижу ведь, что с тобой что-то происходит! Может, лучше поговорим вместо того, чтобы срывать зло друг на друге? -- Что ты хочешь узнать? -- буркнула Розочка, понимая, что Лариса так просто не отвяжется. -- Такое раньше бывало? Чтобы он не звонил неделями? -- Все не так просто! -- вздохнула Розочка. Не станет же она рассказывать ей свою жизнь, всю-всю... О том, как впервые увидела ЕГО еще пацанкой, о том, как один за другим ушли из жизни родители, как потом она вновь ЕГО встретила... Да ведь если обо всем этом услышит кто-то посторонний, он наверняка сочтет ее либо выдумщицей, либо придурочной. Как все ЭТО можно кому-либо объяснить? Это все равно что передать другому человеку чувство запаха, вкуса... Конечно, к примеру, можно сказать: я люблю запах фиалок или роз. Это любой поймет и сразу вспомнит. А если это запах твоего детства запах твоего дома, запах твоего любимого? Да, без этого невозможно жить, но рассказать... Поэтому она ответила очень просто: -- Нет, такого никогда не было. -- Значит, с ним что-то случилось, -- задумчиво проговорила Лариса, потом машинально спросила: -- Кстати, ты просматриваешь хронику происшествий? -- Зачем? -- А вдруг там что-нибудь опубликуют? А если в больницах справиться? Как его фамилия? -- Мануйлов! -- ответила Розочка, но тут же испуганно добавила: -- Только не подключай своего отца! -- Она и сама не знала, почему вдруг выпалила эту фразу. Видимо, интуитивно почувствовала, что от не о исходит... она едва не сказала вслух: "Запах беды! Точно, от ее отца исходит запах беды!" Лариса не стала уточнять, почему она не должна действовать через отца. Она прекрасно помнила ТЕ фотографии и отдавала себе отчет, в каком состоянии находится ее отец. И вдруг чтото словно кольнуло ее: Лариса вдруг вспомнила, что не успела она обнаружить эти пошлые фотки, как Сергей перестал звонить Розочке. Нет ли здесь какой-то связи? Не приложил ли ко всему этому руку ее отец? -- Ты не обижайся моим вопросам, подруга, просто мне хочется тебе помочь. -- Она вдруг порывисто обняла Розочку. Ей действительно было жаль девушку. Бедняжка так переживала, что даже похудела, осунулась, стала раздражительной. После нескольких кошмарных дней неизвестности Розочка почувствовала, что больше так не может. Ее мозг практически не знал отдыха -- она думала только о Савелии. Однажды, промучившись полночи, она заснула. И вдруг Розочка воспарила над своей кроватью. Нет, она уже летела по ночному небу, над особняком, совсем голая и с развевающимися по ветру волосами, как героиня романа Булгакова "Мастер и Маргарита". Не было ни холодно, ни страшно -- просто удивительно спокойно. Ее влекло ТУДА, ГДЕ БЫЛ ОН. Внутренним взором она ощущала и свою обнаженность, и развевающиеся на ветру волосы. Сейчас она увидит своего милого! Боже, что это за место? Почему такое скопление людей? Почему они одинаково одеты? Почему везде решетки? Господи! Это же тюрьма! Сереженька! Где ты? Но криков ее никто не слышал. И вдруг она его увидела. Он лежал на какой-то деревянной скамье, в малюсенькой комнатушке. Розочка "подлетела" и опустилась перед ним на колени. Сложившись едва ли не вдвое, Савелий спал так крепко, что не ощутил ее присутствия. Розочка наклонилась и вдруг испытала какое-то странное чувство: она тоже совершенно не ощущала его присутствия. Он и был и в то же время не был. Она его "видела" -- вот он, спит на скамейке, -- но все происходило как в сомнамбулическом сне. "Господи! Милый, родной мой Сереженька, за что тебя заперли в этом ужасном месте? Ведь не мог же ты совершить преступление! Кому могла помешать твоя свобода? И как же мне тебя найти? Я знаю, чувствую, что тебе нужна моя помощь, но где ты, в какой тюрьме? Как она называется? И почему вокруг вода?" Розочка с ужасом открыла глаза. Она лежала в кровати, в своей спальне Значит, это всего лишь сон? А как же тюрьма, вода вокруг, Сережа, спящий в крошечной камере? Неужели это только фантазии? Нет, это не просто сон! Боже! Что же ей делать? С чего начать? Она вдруг подумала о своей подруге. Может, все-таки допросить Ларису обратиться к отцу-Комиссару? Но почему-то внутри все восставало против этого шага. И Розочка, еще немного помучившись размышлениями, вновь погрузилась в сон... На следующий день, едва увидев Ларису, она сразу же потащила ее в свободную аудиторию. И как только закрыла за собой дверь, прямо с порога заявила: -- Мне кажется... нет, я уверена, что Сергей в тюрьме! -- Господи? Ты спятила, подруга! -- воскликнула Лариса, но через минуту спросила: -- С чего ты взяла? -- Можешь считать меня сумасшедшей, но я точно знаю, что он в тюрьме и ему нужна помощь! -- Глаза девушки горели лихорадочным блеском. -- Может, расскажешь все-таки, что случилось? -- настойчиво спросила Лариса, начинавшая беспокоиться всерьез. -- Что ж, только не смейся: сама напросилась! -- Розочка вздохнула и подробно рассказала ей свой сон, а затем с вызовом бросила: -- Ты что, считаешь, что я могла бы это сама выдумать? -- И ты по-прежнему настаиваешь, чтобы я не подключала отца? -- задумчиво проговорила Лариса, подумав про себя, что ТАКОЕ действительно трудно выдумать. -- По-прежнему! -- упрямо тряхнула головой Розочка. -- Обещаешь? -- Конечно! -- Лариса задумалась. Странно, что по этому поводу они с Розочкой мыслят одинаково. -- Ладно, пошли, а то на лекцию опоздаем!.. Дни в тюрьме Райкерс-Айленд тянулись удивительно однообразно. Проверки, трехразовые походы в столовую и часовые прогулки на воздухе, в так называемом прогулочном дворике, хотя он походил скорее на спортивную площадку, способную вместить до трехсот человек. Савелий старался гулять в одиночестве, ни с кем не общаясь и односложно отвечая на всякие вопросы. Все остальное время, за исключением походов в столовую, он сидел в камере. Нет, он не паниковал и не чувствовал себя угнетенным -- просто пытался разобраться в ситуации, чтобы принять правильное решение. С какой стороны ему был нанесен удар? Савелий решил проанализировать все свои контакты, с момента появления в Нью-Йорке. Он вспоминал час за часом, день за днем и постепенно добрался до того злополучного дня, когда был арестован. В чем он ошибся, где совершил прокол? Говорков не находил ответа: все было чисто. И вдруг его память остановилась на том самом человеке, который указал на него полицейским. Господи, как же он мог о нем забыть? Ему вдруг показалось, что ответ лежит на поверхности. Он настолько уверовал в некую проверку, что автоматически отбросил остальные версии. Сейчас, когда всплыло лицо того мужика, Савелию оно показалось знакомым. Неужели этот человек и есть ключ к отгадке? В голове его словно молоточки застучали. Может, это человек из прошлого? Вряд ли: он тогда бы знал все его тайны. И о пластической операции, и о смене фамилии, имени, биографии... Нет, этот человек его не знает. Ведь он даже не смог сообщить полицейским его нынешнюю фамилию. Черт возьми! В чем же загвоздка? Он вновь и вновь "прокручивал" в памяти лица всех тех людей, с которыми даже случайно сталкивался в Нью-Йорке. -- На прогулку! -- раздался резкий и неприятный голос в коридоре. "Опять смена Крысиного Носа!" -- промелькнуло в голове Савелия. Кличку сержанта Савелий подслушал из разговора двух заключенных. Меткая кличка. Этот сержант был явным метисом: черты лица вполне европейские, но кожа темновата. Он был самым маленьким из всего офицерского состава тюрьмы: ростом чуть более метра семидесяти. Лопоухий, с длинным носом и маленькими бегающими глазками, он напоминал грызуна. Ко всем другим сотрудникам тюрьмы относились, если и не с уважением, то хотя бы снисходительно. Но отношения с Крысиным Носом были довольно натянутыми почти у всех заключенных. (Надо заметить, что это слово не употребляется в американских тюрьмах, считаясь грубым оскорблением, а потому заменено на двусмысленное -- "квартирант".) Так вот, не было ни одного квартиранта, который безропотно выполнил бы приказ Крысиного Носа: обязательно огрызнется, переспросит с издевкой, а то и вообще пошлет куда подальше. Именно поэтому Крысиный Нос и прославился даже среди офицеров как сотрудник, словно бы специально подталкивающий квартирантов на совершение наказуемых проступков. Офицеры даже заключали денежные пари: посадит Крысиный Нос кого-нибудь в свое очередное дежурство в карцер или нет? Савелий вышел из камеры и двинулся за своими соседями. Выстроившись в две шеренги, квартиранты заняли почти половину коридора. Крысиный Нос быстро прошелся вдоль строя и посчитал их. -- Сколько, сержант Тернер? -- спросил дежурный офицер корпуса. -- Сорок восемь, сэр! -- противным голоском выкрикнул Крысиный Нос. Савелий увидел, как лейтенант усмехнулся, но тут же спрятал улыбку: -- Сорок восемь! -- повторил он, отметил в журнале и бросил: -- Ведите на прогулку, сержант Тернер! -- Всем направо! -- по-военному скомандовал тот, но обитатели тюрьмы поворачивались вяло, вразнобой, старательно шаркая ногами по полу. Сержант сделал вид, что ничего не заметил и крикнул: -- Направляющий, вперед, на прогулку! Строй медленно двинулся. Сержант, обгоняя квартирантов, неожиданно в упор взглянул на Савелия. Савелий почему-то отметил этот быстрый, как бы мимолетный взгляд. "Очень интересно! К чему бы это?" -- мелькнуло у него в голове. Интуиция не подвела Савелия и на этот раз. Дело в том, что Комиссар, отправив его в тюрьму, не успокоился и решил как можно болезненнее отомстить за дочь -- если и не убить соблазнителя, то хотя бы покалечить. Правда, несколько дней ему было не до этого, так как он обхаживал своего приятеля Мэра, уговаривая его уступить одному "очень уважаемому человеку небольшой кусок земли в Чайнатауне". В конце концов ему это удалось, и он тут же связался с шантажистом. За документами пришел сам Лассардо. Для Комиссара это было почти шоком: шантажистом оказался знакомый его дочери, которого она представила ему во время своего дня рождения. -- Удивлены, Комиссар? -- усмехнулся Лассардо, заметив, как тот остолбенел. -- Ничего, думаю, этот чемоданчик подсластит ваше горькое разочарование! -- Он открыл перед Комиссаром "дипломат": там лежали туго упакованные в пачки двадцатидолларовые ассигнации. -- Это задаток: сто тысяч баксов! -- Лассардо подмигнул. -- Неплохо, правда? Комиссар нерешительно переводил взгляд с денег на Лассардо. С одной стороны, ему хотелось не посрамить честь полицейского, с другой -- ему никогда столько не предлагали. -- Что, так и будем молчать? -- Лассардо вновь усмехнулся. -- Слово ты держать умеешь! -- выдавил наконец Комиссар. -- Вы тоже! Надеюсь, вам понятно, что со мной можно иметь дело? -- Пожалуй! -- кивнул тот и хлопнул крышкой "дипломата", словно ставя точку -- Где же негативы? -- Как где? -- улыбнулся Лассардо. -- В "дипломате", под денежками. И можете быть уверены, что там все: копий я себе не оставил! -- Надеюсь! -- буркнул Комиссар и тотчас спросил: -- Мы в расчете? -- Конечно, -- слегка замявшись, Лассардо развел руками. -- Прямо сейчас можем разбежаться, если вы, конечно, не хотите стать богаче на пару-тройку миллионов! Как вы понимаете, я не о тех деньгах, что вы еще получите от сделки с землей! -- Кто же не хочет стать богаче? -- осторож но заметил Комиссар. -- Отличные слова. Комиссар! Тогда немного терпения, и я свяжусь с вами! -- Дело связано с криминалом? -- неожиданно спросил коп. -- А разве это вас остановит, если речь действительно идет о нескольких миллионах баксов? -- Нет, но.. -- Комиссар поморщился. -- Успокойтесь: никакого риска! -- заверил Лассардо. -- Только у меня одна маленькая просьбочка... -- Какая? -- Насколько вы связаны с капитаном Минквудом? Вопрос прозвучал так неожиданно, что Комиссар не сразу нашелся с ответом. -- Он мечтает стать моим зятем! -- со вздохом протянул он наконец. -- И в связи с этим готов пойти на что угодно? -- Думаю, да. -- Отлично! -- обрадовался Лассардо, затем подмигнул, пожал на прощание руку и направился к выходу, но прежде, чем открыть дверь, повернулся и проговорил с тайной усмешкой: -- Желаю достойно отметить ваш правильный выбор! "О чем это он? -- подумал Комиссар. -- О Минквуде или о том, что я согласился на участие? Непонятно". Закрыв на всякий случай дверь на ключ. Комиссар тщательно пересчитал пачки: Лассардо не обманул -- пятьдесят пачек по две тысячи. Уайт оставался в благодушном настроении до тех пор, пока не открыл конверт с негативами и фотографиями. Настроение у него сразу испортилось. -- Подонок! Гадина! Скотина! -- сквозь зубы бормотал он, положив перед собой фотографию, где была снята Лариса с Савелием. Возбуждаясь от нее, как спортсмен от допинга. Комиссар разорвал остальные в клочья, откладывая только те, на которых был запечатлен капитан Минквуд. Точно так же он поступил и с негативами. Затем он уже спокойно принялся рассматривать отложенные снимки. Подумав, решил, что они еще пригодятся и, аккуратно сложив их в конверт, заклеил скотчем и спрятал в сейф, вместе с деньгами. Потом собрал все рваные фотки в кучу, бросил в камин и сжег. Осмотревшись по сторонам, он закрыл сейф, затем открыл дверь, еле сдерживаясь от бешенства. На ком отыграться за это унижение? Лассардо трогать нельзя, ибо это курица, несущая золотые яйца. Капитан Минквуд тоже может пригодиться, и не только как возможная партия для дочери. Остается этот смазливый щенок! Чем больше Комиссар думал о нем, тем сильнее росла в нем злоба. А чтобы злость не утихала, он нет-нет да поглядывал на фото. Нет, он ни перед чем не остановится -- пусть запомнит, как развращать чужих дочерей! Мало ему баб в России, так он еще и в Америку притащился! И что теперь -- всего лишь год тюрьмы? Он думает, что можно так легко отделаться за поруганную честь дочери Комиссара? Нет, его сделают калекой или, еще лучше, просто прикончат в этой вонючей тюрьме! Интересно, почему эта сволочь не сказал своего настоящего имени? Рембрандт! Выдумает же такое! И как только эти олухи скушали? Во всяком случае, лично ему это только на руку! Пусть назовется хоть Папой Римским, лишь бы сидел в тюрьме, а не гулял на воле. А в тюрьме-то он его достанет! Комиссар вдруг открыл ящик стола, некоторое время пошарил там и вытащил свою старую записную книжку. Как же фамилия того придурка? А, Тернер! Точно, Джимми Тернер! Вот кому нужно показать фото этого ублюдка. Комиссар весело усмехнулся: хорошо, что один снимок он все-таки оставил. Он взял фото, аккуратно вырезал лицо. Обрезки тоже сжег и задумался. Однажды, когда он еще не был Комиссаром, а едва успел стать детективом, то по наводке завербованного им осведомителя-наркомана пошел арестовывать одного наркоторговца. По его сведениям, тот должен был быть в доме один, но неожиданно там оказался еще один мужик с маленькими бегающими глазками. К счастью, тот растерялся или просто испугался, во всяком случае, не успел применить оружия. Вырубив торговца ударом пистолета по голове, Алекс Уайт защелкнул наручники на руках покупателя. А когда они оттащили наркоторговца к машине и сунули его в багажник, второй арестованный неожиданно признался, что он тоже работает на правоохранительные органы и попросил вытащить из внутреннего кармана его документы. Он действительно оказался сержантом Джимми Тернером, сотрудником тюрьмы РайкерсАйленд. Он обещал когда-нибудь отдать должок. И Уайт, понимая, что находящийся в багажнике наркоторговец уже принес ему очки, отпустил его. С тех пор он ни разу к нему не обращался, словно чувствуя, что тот ему еще пригодится. И вот теперь он нашел его телефон. Жена сказала, что тот на работе и вернется только утром, в девять часов. Сунув карточку Савелия в записную книжку, Комиссар оставил ее на столе, чтобы утром связаться со своим должником и, добравшись до дома, завалился спать. Но он плохо знал собственную дочь. После разговора с Розочкой Лариса и сама уже не сомневалась, что Савелий в опасности, и вот уже несколько дней, как она установила за отцом тайное наблюдение. Вот и сегодня, придя с занятий,