что, голодовку решил объявить? -- Значит, на троих, -- сообразил тот. -- Пить будем? -- Что будешь пить? -- спросил Краснодарский Савелия. -- Конечно же, водочку! -- Какую? Савелий едва не попросил "Абсолют", но вовремя спохватился: -- Как какую? Столичную, конечно! -- Да, за пять лет, видно, и вкус-то забыл, -- подмигнул Краснодарский. -- А сейчас столько всяких водок, что глаза разбегаются. -- Почему забыл? Наша "командировка" неплохо греется: почти всякий праздник отмечали. -- Ну-ну, -- кивнул Семен и снова вернулся к своим мыслям, точнее к одной: "Как ТАМ все закончится?" -- А у меня к тебе тоже дело есть, -- осторожно начал Савелий. -- Да, мне Колян намекал. -- Братан мой приезжал на свиданку и говорил, что занялся оружием. Просил найти выход хотя бы на посредников. А когда я Сиплому рассказал, он сразу же вспомнил про тебя: вроде ты можешь свести меня с нужными людьми. И сказал, что я могу тебе доверять, как своей маме. -- Братан что, продает или покупает? -- Покупает. -- Много хочет? -- Много. -- Много -- это сколько? -- Пока на двести тысяч баксов. Но он хочет наладить постоянный канал. -- Постоянный? Это хорошо! -- Хотя Краснодарский старался скрыть свои эмоции, но Савелий заметил, как загорелись у него глаза. -- Что я буду с этого иметь? -- С меня -- два процента, а с продавцом сам договаривайся. -- Три процента с тебя, -- возразил Семен. -- Хорошо, три, -- секунду помедлив, согласился Савелий, подумав, что даже сэкономил: Богомолов был уверен, что тот запросит пять процентов. -- Когда? -- Если адресок выдашь мне здесь, то хоть сейчас. -- Савелий с готовностью полез в карман. -- Адресок -- не проблема, -- протянул Семен, словно продолжая в чем-то сомневаться. -- Нужно еще ему кашлянуть, чтоб принял тебя. -- Ты прав, это еще на один процент тянет, -- согласился Савелий. -- Три! -- Два! -- Идет! -- Краснодарский протянул руку, Савелий крепко пожал ее и вручил аккуратную пачку сотенных купюр. Семен ловко шелестнул ими, проверяя, не "кукла" ли это. -- Словно только что со станка, -- с нежностью проговорил он. -- Ага, ночью сегодня печатал, -- хмыкнул Савелий. -- Все в норме? -- Тип-топ! -- Краснодарский быстро набросал на листочке адрес и протянул Савелию. -- Когда думаешь ехать? -- Ехать? -- Савелий изобразил удивление. -- Я думал, это в Москве. -- Нет, дружбан, ехать придется. -- Куда? -- В Дагестан. -- Дагестан? -- Савелий едва не матюгнулся: неужели все напрасно? -- В Дагестан. Там встретишься с человеком, которого я тебе дал, а он уже доставит оружие из Чечни. Зовут его Ваха, кличка Лом. Запомнил? -- Запомнить несложно, но вот далековато больно! -- А ты что, хотел, чтобы тебе прямо в кровать его доставили? -- усмехнулся Семен. -- Да нет, просто неожиданно... -- Савелий решил перевести разговор в другое русло. -- Водка есть? Давай выпьем за то, что я успел вовремя цинкануть. -- Водка всегда есть. Кстати, за то, что ты успел, я и взял с тебя за адресок только пять процентов: обычно я беру не меньше десяти. Будь? -- Он ловко влил в себя две трети стакана водки. -- И ты будь! -- подмигнул Савелий, стараясь не показать, что мысленно он сейчас находится на том самом законсервированном нефтехимкомбинате, где в этот момент начинался очень важный этап операции "Горный воздух". Смерть генерала Говорова Все силы Розочка Данилова отдавала учебе в Колумбийском университете. Она по-прежнему дружила с Ларисой, дочерью покойного комиссара полиции Нью-Йорка, убитого во время налета на банк -- налета, в котором сам принимал участие... Боль утраты постепенно прошла, и Лариса очень изменилась. В ней уже трудно было узнать ту развязную девицу, "западавшую" на каждого мужика. К счастью, отец оформил завещание на ее имя, и она долгое время могла жить безбедно. К тому же она загорелась идеей познакомить своего репетитора по английскому с теткой Розочки, Зинаидой Александровной. Профессор был вдовцом, дети его уже выросли и жили от" дельно. Он был моложав, неплох собой и хотел обзавестись семьей. Когда Лариса впервые поделилась своей идеей с Розочкой, та рассмеялась, не представляя свою Зинулю в роли чьей-то жены, -- Розочка привыкла к тому, что ее тетка одинока. Но Лариса постоянно возвращалась к этой теме, расписывала достоинства "претендента" и так приучила Розочку к этой мысли, что подруга всерьез задумалась. Надо было только подождать, когда подвернется подходящий случай. Долго ждать не пришлось. Двадцать первого февраля у Зинаиды Александровны было день рождения. Последние двадцать лет свои дни рождения она отмечала только в кругу семьи и никого не приглашала. Теперь, когда они с Розочкой вдвоем оказались в чужой стране, где почти никого не знали, тем более Зинаида Александровна (у Розочки хотя бы была возможность приобрести новых друзей среди студентов), ситуация изменилась. На этот раз Розочка решила, с подачи своей подруги, взять инициативу в свои руки. Сначала тетка сопротивлялась как могла. "Зачем устраивать балаган? Подумаешь, день рождения! Тоже мне, праздник!" -- говорила она, сопротивляясь только, для видимости. На самом деле ей было ужасно интересно: кого собирается привести племянница? Розочка настолько загорелась этой идеей, что взялась энергично обрабатывать Зинаиду Александровну, и та вскоре уступила ее настойчивости. -- Кого это ты хочешь пригласить на мой день рождения? -- подозрительно глядя, спросила виновница торжества. -- Своих друзей. -- Розочка невинно пожала плечами. -- Много? -- Двоих. -- Я их знаю? -- Не всех, -- уклонилась от прямого ответа Розочка. -- Интересно. -- Зинаида Александровна задумалась на секунду. -- Одного, значит, знаю. Надо же так придумать. Говорит "не всех" вместо того, чтобы просто сказать: одного! -- Она вдруг рассмеялась. -- А я не пожалею, если соглашусь? -- Не пожалеешь, обещаю! -- Розочка бросилась тетке на шею, обняла, крепко прижалась и чмокнула в щеку. -- Спасибо, милая Зинуля! Я все организую, а то у нас осталось только два дня. Праздник удался на славу. Кроме профессора Лариса, с разрешения Розочки, пригласила еще и подругу своей покойной матери. Марианна Светогорская в прошлом была певицей московского театра оперетты, а сейчас давала только сольные концерты, и в Нью-Йорк ее пригласили дать пять концертов в одном из залов на Бродвее. Ее красивый тенор буквально покорил всех и сделал день рождения настоящим праздником. Как только профессор и именинница взглянули друг на друга, ничто уже не могло их разлучить. Воспользовавшись тем, что гулянье закончилось далеко за полночь. Розочка предложила гостям остаться переночевать в гостевых комнатах. На следующий день у профессора был выходной, а Марианна свои концерты уже закончила, поэтому они с благодарностью согласились, чтоб назавтра вновь продолжить праздник. "Чудесный праздник", -- многозначительно добавил профессор. Все уже разошлись по комнатам, а Зинаида Александровна все никак не могла отправить своего нового знакомого спать: казалось, он совершенно не замечает, как летит время, и не чувствует усталости. Он рассказывал бесконечные интересные истории, но Зинаида Александровна не понимала, о чем. Она просто слушала его ровный, удивительно нежный, бархатный голос и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Хотя, если бы кто-нибудь спросил ее в тот момент, почему -- она не смогла бы ответить. Она молча кивала и улыбалась. В конце концов Зинаида Александровна неожиданно рассмеялась, спокойно признавшись, что почти ничего не поняла. Это признание было столь трогательным, а ее прекрасные и огромные глаза смотрели на него столь невинно, что профессор с королевским именем Ричард неожиданно опустился на одно колено и, не выпуская ее руки из своей, на почти идеальном русском языке торжественно произнес: -- Мисс Зина! Извините, пожалуйста, возможно, я тороплю события и мои слова могут показаться вам бестактностью, но, как гласит народная мудрость, сердцу не прикажешь. Зинаида Александровна остановила этот монолог, приложив палец к губам профессора. -- О чем вы, Риччи? -- ласково спросила она. -- Вы хотите предложить мне руку и сердце? -- Да-да! -- страстно и чуть растерянно воскликнул он. Глаза у него блестели, как у влюбленного юноши. -- Я люблю вас, и кажется, что любил всегда. -- Вы уверены в этом, Риччи? -- не без кокетства спросила Зинаида Александровна. -- Уверен как никогда! -- пылко воскликнул профессор. -- Я согласна, -- просто ответила Зинаида Александровна. -- Повторите! -- Ему вдруг показалось, что он услышал частицу "не". -- Я согласна! -- повторила она и нежно провела рукой по его щеке. -- Повтори, Зина! -- Я согласна, -- чуть не шепотом опять повторила она, затем потянулась к нему, и они слились в нежном поцелуе, который длился долго-долго и получился, как ни странно, удивительно платоническим. Ричард боялся все испортить каким-нибудь неверным движением, а Зинаида была счастлива и не обращала внимания на то, что он даже не предпринимает никаких попыток. Их устраивало то состояние, какое они сейчас ощущали... Обильное возлияние, отличная закуска и разнообразные блюда не валили их, и Савелий был как огурчик. За обедом говорили мало. Митяй вообще не произнес ни одного слова, а Краснодарский все время был погружен в мысли о происходящем на нефтехимкомбинате и лишь изредка рассказывал какой-нибудь скучный анекдот "с бородой". И только Савелий иногда подкидывал всякие незамысловатые вопросы, в ответах на которые черпал нужную для себя информацию. Неизвестно, сколько еще продолжалось бы это нудное застолье, если бы не появился наконец тот телохранитель, которого Краснодарский посылал ТУДА. Он приехал не один, а с какимто мужиком лет сорока, довольно высокого роста и сутулым. Савелия поразил его наряд. Кажется, именно так одевались в шестидесятые годы стиляги. На мужике была лимонного цвета пальто, зеленый шарфик, на голове красовалась такая же ярко-зеленая широкополая шляпа. Но больше всего в глаза бросались алые брюки. "Настоящий светофор", -- подумал Савелий и сразу вспомнил, что так назвал кого-то Краснодарский. -- Привет, Светофор! -- Семен явно обрадовался гостю. -- Выпьешь? -- А как же! После всего, что случилось, -- обязательно! -- Он снял только шляпу, ловко швырнул ее в кресло, затем сел за стол, сам налил себе едва ли не полный стакан водки, кивнул хозяину, одним махом выпил, громко крякнул и смачно захрустел огурцом. -- Я пойду на пост? -- спросил Славок, с грустью погладывая на накрытый стол. -- Сначала пообедай, -- милостиво разрешил Краснодарский, хотя на самом деле ему нужно было иметь полную картину. -- Послушай, может, чего добавишь. -- Он кивнул в сторону Светофора. -- Теперь могу и говорить, -- кивнул тот, и было заметно, как быстро подействовала на него водка. -- Когда я с тремя кентами примчался туда, наши люди и Беспалый со своими ждали тебя. Честно признаюсь, Сема, услышав про подставу, я тебе не совсем поверил: не такой Беспалый кретин, чтобы войну тебе объявлять! Но Беспалый сам прокололся. Спрашивает: "А где Краснодарский, Светофор?" А у самого глазки бегают и голос дрожит. Я и говорю ему, что ты вот-вот подъедешь. А он не выдержал и цап рукой под пальто, да не успел: три пули от меня схлопотал! -- Он усмехнулся, потом огорченно скривился. -- Вот пальто жаль! -- Светофор поднял левую полу: на уровне кармана красовалась внушительная дыра. -- На мою левую руку все попадаются! -- Он довольно хмыкнул. -- И что дальше? Много их было? -- Человек восемь. -- Шесть, -- поправил Славок с набитым ртом. -- Четверо, сам Беспалый и один на стреме. -- Может быть, -- тут же согласился Светофор. -- Когда пальба началась, мне показалось, их даже больше. -- Тот, что на стреме был, свалил, сволочь! Но я его хорошо знаю. Убрать? -- Конечно. И спрашивать нечего. -- Краснодарский улыбался. -- А наши потери? -- спросил он, хотя не горел желанием услышать правду. -- Двое. -- Светофор тяжело вздохнул. -- Что со мной были. На себя все приняли} -- Кто? -- Костлявый м Мушка. -- Позаботься об их семьях! -- повернулся Краснодарский к Славику. -- По сколько? -- невозмутимо спросил тот. -- По десять штук баксов. -- Не много? -- попытался возразить тот, но Краснодарский тут же грубо бросил: -- Не крохоборничай! Наш человек должен знать, за что он рискует. -- Он налил всем водки. -- Выпьем за нашего нового друга, благодаря которому так удачно закончилась эта подлая встреча! -- Все чокнулись, уважительно глядя на Савелия. -- Говори, чего тебе надо. Я сегодня добрый, -- сказал Краснодарский, когда все, кроме Славка, дружно выпили. Сначала Савелий ничего не хотел просить, но, чуть подумав, решил, что, если он обратится по делу, это не будет выглядеть слишком подозрительно. -- Вообще-то, если честно... -- начал он, но Семен оборвал его: -- Не тяни, приятель! Я с друзей денег не беру. -- Краснодарский неожиданно громко расхохотался каким-то своим мыслям, и этот смех подхватила его команда. -- Проси! -- вдруг резко прекратив смеяться, бросил Семен. -- Ну, значит, если бы ты мог... -- Савелий решил довести его до нужной кондиции. -- Да говори уж! -- нетерпеливо сказал Краснодарский. Ему стало даже интересно, что собирается попросить новый знакомый. -- Позвони своему корешу из Дагестана прямо сейчас, -- наконец попросил Савелий. -- И только-то? -- усмехнулся Краснодарский. -- Без проблем! Он кивнул Митяю, и тот подал ему телефон. Быстро набрав номер по памяти -- видно, звонил достаточно часто, -- Краснодарский подождал, пока соединится, при этом не переставая поглядывать на Савелия и ухмыляться, как бы говоря: у тебя была такая возможность, а ты попросил о какой-то глупости. -- Лом, это ты?.. Семен звонит. Привет! Слушай, на днях к тебе обратится мой корефан по кличке Бешеный, передаст привет от меня, так ты ему сделай все по-человечески и не дери слишком много!.. Да, свой парень!.. Ты-то как? А с НИМ давно общался?.. Да, наслышан... Зря столько шуму вокруг себя поднимает... Конечно, его дело! Привет ему! Бывай! -- Краснодарский положил трубку и взглянул на Савелия. -- Все тип-топ! Лом сказал: "Твой ДРУГ -- мой друг! Уважаемого гостя приму достойно!" -- Спасибо тебе, Сема! -- Савелий сознательно назвал Краснодарского фамильярно, чтобы проверить его реакцию. -- Сема? -- удивился тот, но усмехнулся. -- Вот от Семы Краснодарского и передашь Лому привет. -- Как пароль, что ли? -- Нет, мне эти штучки-дрючки все по фене! Так меня звала мама и зовут близкие друзья. -- Его взгляд стал вдруг тяжелым, предостерегающим: мол, ты теперь тоже друг, не предавай и всегда будешь другом. Но потом Семен улыбнулся и предложил: -- Выпьем! Если бы Савелий не умел нейтрализовывать действие алкоголя, в этот день его можно было бы выносить из номера Краснодарского на носилках. Остальные были хороши, даже Славок, который держался и не пил до тех пор, пока ему не приказал сам хозяин. Правда, сам Краснодарский, несмотря на то что не пропустил ни одного тоста, нормально "держал удар" и свалился только тогда, когда проводил Савелия до дверей. Сев в машину, Савелий бросил в рот несколько таблеток "антиполицая", чтобы перебить алкогольный запах, и только потом тронул машину с места. Ему не хотелось нарваться на неприятности с гаишниками. К счастью, доехал он спокойно, без каких-либо неожиданностей, лишь один раз остановился, чтобы позвонить по спутниковому телефону Богомолову, который наверняка волновался и ждал от него сообщений. Звонить на ходу он не стал, чтобы не рисковать. -- Приветствую вас! -- сказал он. -- Кажется, на тебя ГАИ нужно напустить, -- тут же заметил генерал, моментально почувствовав, что Савелий выпил. -- И как вы догадались? Я вроде в сторону дышу. -- Савелий усмехнулся. -- Да ты хоть в противогазе звони: я все равно учую. Как прошло? -- нетерпеливо спросил он. -- Лучше не бывает. Выпили, по душам поговорили... А там заварушка была! -- Знаю. Четыре трупа нашли на месте встречи. -- Четыре? Должно быть шесть, -- нахмурился Савелий. -- Наверное, "краснодарские" своих с собой забрали. А вы откуда знаете? Что, не удержались, проследили? -- Только пока не убедились, что тебя там нет, -- признался Богомолов. -- Господи! А если бы кто-то из них заметил наружку? -- недовольно буркнул Савелий. -- Обижаешь! Какие же это были бы профессионалы, если бы позволили себя обнаружить? Ладно, можешь поподробнее рассказать о вашем свидании? И Савелий, стараясь не упустить ни одной детали, рассказал обо всем, что произошло с тех пор, как он позвонил Краснодарскому. А когда упомянул про справку, генерал ехидно заметил: -- Бутылка коньяка с тебя. -- Хоть две -- при первой же встрече, -- согласился Савелий. -- В понедельник встречаемся там же, где в прошлый раз, -- сказал генерал, когда Савелий закончил доклад. -- Привет майору! -- Передам. А вы передайте привет Никифоровичу. -- С чего это вдруг такое внимание к моему помощнику? -- удивился генерал. -- Да как сказать... -- Савелий не знал, стоит ли посвящать генерала в подробности, тем более что ни он, ни Воронов ни словом не обмолвились о сыне Рокотова, когда рассказывали о претендентах. Потом все-таки решил ответить полуправду. -- Просто на днях познакомился с его сыном. -- У Олега, что ли? -- догадался генерал, но что-то в его голосе насторожило Савелия, но понять почему, он не успел. Богомолов не стал дожидаться ответа и спросил: -- Как он тебе? -- Неплохой парень. Только горячий больно... -- Что, просился с тобой на задание? -- С чего вы взяли? -- осторожно спросил Савелий. -- Не темни! -- строго заметил Богомолов. -- Он был сегодня у меня, все рассказал и спрашивал, стоит ли рассказывать отцу. -- И что вы посоветовали? -- Савелий пытался понять, почему Богомолов так переживает за сына своего помощника. -- Посоветовал ему сперва решить все свои личные проблемы. -- Правильно сделали! -- воскликнул Савелий и понял, что выдал себя с головой. -- Очень рад, что мое мнение совпадает с твоим. -- Богомолов был явно обижен тем, что Савелий скрыл от него историю с Костей. -- Константин Иванович, я не думал, что вас так сильно это заденет, -- попытался оправдаться Савелий. -- Он не только сын моего помощника, а еще и мой племянник, -- пояснил Богомолов. -- Я и не знал, что вы родственники. -- Савелий действительно был несколько обескуражен: теперь ему стало понятно, почему Рокотов-старший и генерал так заботятся друг о друге и почему генерал держит его у себя. Наверное, и племянника-то назвали в честь дяди. -- Миша женат на моей сестре. Я не хотел его к себе брать. Кумовство, скажут, и все такое... -- Богомолов явно был смущен. -- Я думал, ты это знаешь, потому и отказался взять его с собой. -- Нет, не знал, к счастью. -- Савелий вздохнул. -- Почему к счастью? -- Труднее было бы принимать решение. Если честно, то я не взял его не потому, что он сын вашего помощника. Он не прошел по уровню подготовки, -- откровенно ответил Савелий. -- Что, так плох? -- ревниво спросил генерал. -- Не плох, но другие оказались лучше. Кстати, не один он был отстранен: кроме него не прошли еще четыре человека, которые намного опытнее Кости. -- Что ж, в таком случае прошу прощения. -- За что? -- За то, что подумал не так. -- Мы часто делаем поспешные выводы. -- Часто? -- придрался вдруг Константин Иванович. -- Ну, спасибо! Я-то думал, что уже научился делать меньше ошибок. -- Так я не про вас говорю, а про себя, -- нашелся чуть смутившийся Савелий. -- Думаешь, вывернулся? -- Да я... -- начал оправдываться Савелий, но генерал оборвал его: -- Ладно, замнем для ясности. Мне кажется, неплохо было бы завтра ребят отпустить отдохнуть, да и с близкими попрощаться. Как думаешь? -- Именно так мы с Вороновым и хотели сделать, -- ответил Савелий. Он не врал: они с Андреем действительно приняли решение отпустить всех на выходные по домам, чтобы потом встретиться в шесть вечера в понедельник. -- Вот и отлично! Значит, до понедельника? Кстати, ты навестил бы до отъезда... -- начал генерал, и Савелий тут же подхватил: -- Генерала Говорова? Завтра к нему на дачу собирался. Что, звонил, жаловался Батя? -- У Савелия защемило сердце: каждый раз, буквально с первого дня, как приехал, он собирался навестить генерала, но всякий раз откладывал. -- Филя никогда не жалуется, -- сердито возразил Богомолов. -- Просто интересовался, переживал за тебя... А ты? Жаловался? -- передразнил он. -- Да я не то хотел сказать... -- Будет оправдываться! Сегодня ты только этим и занимаешься. Видно, действительно изрядно перебрал. Даже не узнаю тебя. Ладно, иди и проспись как следует, чтобы не смущать старика своим видом. Удачи тебе! -- Спасибо вам, Константин Иванович! -- Да ладно, чего там, ~ буркнул Богомолов и добавил: -- Будь здоров, сержант! -- До свидания, товарищ генерал! Всю оставшуюся часть дороги до тренировочной базы Савелий ехал подавленный. Действительно, когда ему что-то нужно от Бати, он сразу же рысью бежит к нему: "Помоги! Посоветуй, Батя!" А сейчас, когда тот удалился на заслуженный отдых, Савелий времени не может выбрать, чтобы навестить его! Все, завтра же к нему! Можно было бы и сегодня, да нельзя же, правда, в таком виде. От таких мыслей на душе у Савелия стало еще муторнее и неспокойнее: возникло ощущение, что он еще вспомнит этот день и сильно пожалеет. Но разум, затуманенный алкоголем, пока не включался на полную мощность. Соберись, Бешеный! Соберись! Или тебя действительно до конца дней будет мучить совесть. Но пока он ничего не чувствовал... Когда Савелий подъехал к воротам базы, его встретил Матросов, которого Говорков не сразу узнал: с окладистой бородой, в затрапезном одеянии, в залатанных валенках с глубокими калошами он и впрямь напоминал деревенского мужика, разыскивающего свою кормилицу-корову. Услышав шум мотора. Матросов вышел из "калитки". -- Чего изволите, господин хороший? -- чуть шамкая, спросил он. -- А ты чего здесь... -- начал Савелий, потом чертыхнулся. -- Открывай, дед! Не видишь, ужин тебе привез. -- Говоров с трудом нашел подходящие слова, предназначенные для посторонних ушей, хотя маловероятно, чтобы кто-то посторонний мог оказаться в это время в таком месте. Часы показывали девять тридцать вечера. Узнав Савелия, Матросов, поохал, покряхтел старчески, пропустил машину, закрыл ворота и только после этого поздоровался, радостно тряся ему руку. -- Слава Богу! Наконец-то вернулся! Мы уж все переволновались за тебя, капитан. Не случилось ли чего? -- искренне радуясь, говорил он. -- Неужели майор никого не отпустил? -- нахмурился Савелий. -- Как не отпустил? Гнал даже! Но никто не хотел уезжать, пока вы не вернетесь. -- Он не заметил, как перешел на "вы", но тут же поправился: -- В смысле "ты". Савелию даже стало неловко. -- Спасибо, конечно, -- пробормотал он. -- А где майор? -- Сейчас, наверное, выскочит. Хотя, думаю, сейчас вообще все ребята выскочат: небось услышали, что машина въехала в ворота. -- Не успел Матросов договорить, как из центрального здания тренировочной базы действительно выбежала вся команда во главе с Вороновым. -- Привет, Бешеный! -- Наконец-то! -- Рассказывай, капитан! Они возбужденно выкрикивали со всех сторон, хлопали Савелия по плечам, обнимали его, словно он вернулся чуть ли не с того света. -- Привет, друзья! -- Савелий поднял вверх руки, требуя внимания. -- Тихо, ребята! -- скомандовал Воронов, и почти сразу же наступила тишина. -- Может, пройдем в помещение -- не май на дворе, -- с серьезной миной предложил Савелий. Все рассмеялись и гурьбой устремились ко входу. Не сговариваясь, они направились в комнату отдыха и расселись вокруг стала, ожидая рассказа капитана, за которого так переживали. -- Собственно говоря, рассказывать-то особенно нечего, -- начал Савелий, еще не зная, во что успел посвятить их Воронов, и вопросительно взглянул на него. -- Рассказывай, -- кивнул тот, давая понять, что им все известно. И Савелий довольно подробно рассказал, как ему удалось завоевать расположение Краснодарского. Конечно, он упускал некоторые детали, которые им было не положено пока знать. Закончив, Савелий переглянулся с Вороновым, и тот понял его. -- А теперь все свободны до восемнадцати часов понедельника. -- Минуту! -- неожиданно бросил Савелий. -- Кто остается дежурить на базе? Кому не достался счастливый билетик? -- Не беспокойся, капитан, -- сказа Матросов. -- Мы с Денисом сами вызвались, когда майор предложил тянуть жребий. Нам с Кораблевым не с кем прощаться, а потому мы с удовольствием предоставляем возможность другим спокойно отдохнуть и проститься со своими близкими! -- Матросов говорил так торжественно и печально, словно прощался со всеми надолго. -- У меня такое впечатление, что ты сейчас пустишь слезу, -- усмехнулся Денис. -- Хватит трепаться. Удачи вам, ребята! -- Такой спич испортил! -- возмутился Матросов и сам засмеялся. Потом стал прощаться, пожимая каждому руку. Савелий отозвал его в сторону и шепотом сказал: -- Возьми у меня в машине на переднем сиденье спутниковый телефон. -- Зачем? -- Позвонишь свой пассии. -- Какой пассии? -- Матросов неожиданно смутился. -- Той, что сейчас за границей. -- Савелий подмигнул озадаченному Александру. Матросов удивленно уставился на Говоркова, но потом так же шепотом ответил: -- Спасибо, командир. -- Не за что. -- На сборы десять минут! -- объявил Воронов, и комната отдыха мгновенно опустела. -- Что, действительно все было так просто? -- с недоверием спросил Воронов. -- Зачем ребят лишний раз грузить? -- вздохнул Савелий. -- Я так и почувствовал. Ты что как в воду опущенный? -- неожиданно спросил он. -- Ты давно виделся с Батей? -- На третий день, как приехал из Америки, побывал у него на даче, а что? -- удивился Воронов. -- И больше ни разу? -- Да все как-то времени не было... -- Воронов отвел взгляд. -- Вот-вот! -- Савелий встал, заложил руки за спину и принялся расхаживать взад-вперед по комнате отдыха. -- Как только трудности какие, мы к нему: "Батя, помоги!" А как старик на пенсию ушел, так мы мигом о нем забыли. Я забыл, -- поправился он. -- А почему ты об этом заговорил именно сейчас? -- Богомолов напомнил. Сказал, что Батя звонил, интересовался, переживал за нас. -- Он что, знает, куда мы отправляемся? -- А ты как думал? Недаром же он замещал Богомолова, пока тот в Штатах был. -- Могу себе представить, как сейчас Батя переживает за нас. А с его сердцем... -- Воронов вздохнул и как-то странно посмотрел на Савелия. -- Что? -- вскрикнул Савелий. -- Говори! -- У него инфаркт был. -- Воронов поморщился: Порфирий Сергеевич взял с него обещание не рассказывать о случившемся Савелию. -- Правда, обошлось без больницы, но врачи сказали, что ему нельзя волноваться, а двигаться пока вообще запретили. -- Почему ты мне не сказал? Как же ты мог скрыть, что Бате плохо? -- со стоном выдавил из себя Савелий. -- Братишка, я не мог... -- тихо проговорил тот. -- Не мог? -- удивленно воскликнул Савелий. -- Почему? -- Батя попросил. Он сказал, что тебе сейчас понадобятся все внутренние резервы и ты не должен отвлекаться на его болезни. -- Это он так решил, но ты-то?! Ты же знал, что я спокойно со всем справлюсь! -- Откуда я мог знать? И не ори на меня, братишка! Мне и самому тошно. -- Воронов поднялся и тоже начал ходить по комнате. -- Ты как хочешь, а я сейчас же отправлюсь к Бате! -- решительно произнес Савелий. -- Конечно же, и я с тобой, -- облегченно вздохнув, сказал Воронов. -- Но за руль сяду я. -- Почему? -- В таком возбужденном состоянии да еще в изрядном подпитии... -- Андрей выразительно покачал головой. -- А как же ребята? -- напомнил Савелий. -- Вместе с нами -- шесть человек. Вряд ли мы все поместимся... -- А мы тут на гараж наткнулись и обнаружили там старый "запорожец" на ходу. Двоих мы с тобой довезем до ближайшего метро, а двое на "запорожце" двинутся. -- Отлично! -- Савелий кивнул. -- Что, рванули? -- Рванули! Когда они вышли из здания, ребята уже стояли возле машин. -- Мы тут перекинулись между собой, и оказалось, что нам всем примерно в одну сторону, так что мы вас покидаем, -- весело объявил Роман, поглаживая по крыше "запорожец", который сам и доводил до кондиции. -- Вы уверены? -- нахмурился Воронов: он прекрасно помнил, что живут они в разных концах города, но не стал спорить, понимая, что творится сейчас в душе у Савелия. -- Уверены, майор. Желаем вам хорошо отдохнуть! -- И вам того же! Всю дорогу Савелий и Воронов ехали молча. Каждый думал о том, что нехорошо обошелся с Батей. Савелий чувствовал себя просто отвратительно; не только из-за Бати, но и потому, что наступила обратная реакция -- расслабление после тяжелой нагрузки. Некоторое время он сидел не двигаясь, пытаясь набраться энергии. Потом стал делать пассы руками, обращаясь за помощью к Космосу. И неожиданно его аура отделилась от тела, помчалась со стремительной скоростью в пространстве и оказалась в каком-то странном, невообразимо ярком, красочном мире. Небо было фантастического оранжево-красного цвета. Удивительный запах заставлял вспоминать все самое прекрасное в жизни. Стремительно проносились перед глазами Савелия картины прошлого, и эти картины зачастую были связаны с генералом Говоровым. Вот он впервые, еще подполковником, появляется перед их строем, строем молодых спецназовцев. Его мудрая улыбка как бы говорила каждому из них, что он для них -- не просто командир, для них он брат, отец и старший товарищ. Почти в первый же день кто-то назвал его за глаза Батей, и с тех пор это прозвище осталось. А позднее к нему стали прямо -- так и обращаться. Порфирий Сергеевич не возражал, но если его кто-то выводил из себя, а еще хуже, пытался обмануть, даже нечаянно, он тут же взволнованно говорил: "Какой я тебе Батя?" То есть называть его так считалось даже привилегией. Батю уважали и любили не только за справедливость и доброту, но и за высокий профессионализм. Не важно в чем -- в военной стратегии и тактике или в рукопашной схватке. Вплоть до самого ухода на пенсию мало кто мог похвастаться, что справился с Батей в рукопашном бою. Он великолепно владел телом, прекрасно двигался, умел не только держать удар, но и сам бил ощутимо. Когда Савелию удалось справиться с Батей в первый раз, Порфирий Сергеевич прямо перед строем объявил ему благодарность, но с улыбкой добавил слова, которые Савелий сделал девизом своей жизни: -- Не думай, что ты уже достиг совершенства! Прошло еще некоторое время, и Савелий вновь победил Батю. На этот раз Батя прямо перед строем вручил ему именные часы, поздравил и, наклонившись, спросил тихо: -- Неужели тебе легко было со мной справиться? -- До сих пор отдышаться не могу! -- чистосердечно признался Савелий. Прошло еще немного времени, и Савелий в третий раз одержал победу. На этот раз, уже будучи полковником, Порфирий Сергеевич объявил всем курсантам, что Савелий Говорков превзошел своего учителя и теперь может сам учить других. И действительно, с того дня Савелий получил небольшую группу. Неожиданно Савелий увидел перед собой в розоватой дымке своего Учителя. -- Учитель! -- с болью воскликнул он. -- Как я рад видеть вас! -- ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, БРАТ МОЙ! -- торжественно провозгласил тот, прижимая правую руку к сердцу. Его голос был таким грустным, что Савелий сразу воскликнул: -- Что случилось. Учитель? -- СЕГОДНЯ У ТЕБЯ БЫЛ ТРУДНЫЙ ДЕНЬ, ДЕНЬ, КОГДА ТЕБЕ ПОНАДОБИЛИСЬ ВСЕ ТВОИ СИЛЫ, ВСЯ ТВОЯ ЭНЕРГИЯ, ВЕСЬ ТВОЙ ДУХ! ТЫ СПРАВИЛСЯ! И СЕЙЧАС ВОССТАНОВИЛ СВОИ СИЛЫ. ТЕПЕРЬ Я МОГУ СКАЗАТЬ ТЕБЕ, ЧТО Я С ОГРОМНЫМ ТРУДОМ, ТОЛЬКО С ПОМОЩЬЮ ОБЩИХ УСИЛИЙ ТВОИХ КОСМИЧЕСКИХ БРАТЬЕВ, СМОГ ЗАДЕРЖАТЬ НА ЗЕМЛЕ ТВОЕГО ЗЕМНОГО УЧИТЕЛЯ, ЧТОБЫ ТЫ УСПЕЛ С НИМ ПРОСТИТЬСЯ... -- Батя?! -- воскликнул Савелий едва не со слезами на глазах. -- Что с ним? Он умирает? -- ДА, БРАТ МОЙ, ТВОЙ ЗЕМНОЙ УЧИТЕЛЬ НА ПОРОГЕ ВЕЧНОСТИ. ОН УЖЕ ГОТОВ ОТПРАВИТЬСЯ В ДАЛЕКИЙ КОСМОС, ЧТОБЫ ОТТУДА ВЗГЛЯНУТЬ НА ПРОШЛЫЕ ДЕЯНИЯ СВОИ. ДАБЫ УБЕДИТЬСЯ: ЧТО БЫЛО ПРАВИЛЬНО, А ЧТО НЕТ, ЧТО ДОСТИГЛО ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ, А ЧТО НЕ ДОСТИГЛО. ДЛЯ НЕГО НАСТАЛИ ТРУДНЫЕ И ОДНОВРЕМЕННО СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ, КОГДА МОЖНО НАСЛАДИТЬСЯ ПЛОДАМИ СВОЕГО ТРУДА, СВОЕЙ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ. Я ДАВНО СЛЕЖУ ЗА ТВОИМ ЗЕМНЫМ УЧИТЕЛЕМ И ОЧЕНЬ РАД ТОМУ, ЧТО ОН ТОЖЕ МНОГО ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАЛ. НЕ КОРИ СЕБЯ ЗА ТО, ЧТО НЕ СМОГ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ УДЕЛЯТЬ ЕМУ ВНИМАНИЕ: ОН НИКОГДА НЕ БЫЛ НА ТЕБЯ ЗА ЭТО В ОБИДЕ. ОН ВСЕГДА БЫЛ РЯДОМ С ТОБОЙ И В ТЕБЕ САМОМ. -- Но, Учитель! Я же мог чаще видеться с ним, общаться, перенимать опыт! Разве не потерял я много из-за того, что пренебрегал этой возможностью? -- Переживания Савелия были столь сильными, что он с огромным трудом сдерживал свои эмоции. -- НЕТ, БРАТ МОЙ, ТЫ НЕ ПОТЕРЯЛ НИЧЕГО, -- твердо заверил его Учитель. -- НА ЭТОТ РАЗ ГОРЕ ОТВЛЕКЛО ТЕБЯ, И ТЫ ПЛОХО СЛЫШАЛ МОИ СЛОВА. ПОНИМАЮ ТВОЮ БОЛЬ И ПОТОМУ ПОВТОРЯЮ: ТВОЙ ЗЕМНОЙ УЧИТЕЛЬ ВСЕГДА БЫЛ РЯДОМ С ТОБОЙ И В ТЕБЕ САМОМ, И ПОЭТОМУ ТВОЙ ОПЫТ ОБЩЕНИЯ С НИМ НЕ ПРЕКРАЩАЛСЯ НИ НА МИНУТУ, И В МОМЕНТ, КОГДА ВЫ НЕ БЫЛИ ВМЕСТЕ, ТЫ ПЕРЕНИМАЛ СВОЙ ОПЫТ ЕЩЕ И ОТ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. ЭТО ПОДОБНО ТОМУ, КАК МЫ ОБЩАЕМСЯ С ТОБОЙ. РАЗВЕ ТЫ НЕ ЧУВСТВУЕШЬ, ЧТО Я ПРИНИМАЮ УЧАСТИЕ В ТВОЕЙ СУДЬБЕ В КАЖДЫЙ МИГ ТВОЕЙ ЖИЗНИ? -- Чувствую, Учитель. -- РАЗВЕ ТЫ НЕ ПОЛЬЗУЕШЬСЯ ОПЫТОМ, КОТОРЫЙ Я ТЕБЕ ПЕРЕДАЛ И ПРОДОЛЖАЮ ПЕРЕДАВАТЬ? -- Пользуюсь, Учитель. -- А ТЕПЕРЬ СКАЖИ, ЧТО ТЫ ПОНЯЛ? -- Я действительно все понял. Учитель. -- ГОВОРИ! -- строго повторил Учитель. -- "Ты во мне -- я в тебе!" Так вы мне говорили, Учитель. -- ДА, ТЫ ВО МНЕ -- Я В ТЕБЕ! ПОМНИ ВСЕГДА ОБ ЭТОМ, А ИНОГДА И ПОВТОРЯЙ. -- Да, Учитель. Я буду помнить и повторять! -- ПОСПЕШИ К СВОЕМУ ЗЕМНОМУ УЧИТЕЛЮ! -- Голос все слабел, а изображение становилось все более и более размытым, пока не исчезло совсем. Савелию показалось, что он слышит голос Воронова. Он поднял голову и увидел, что Андрей с удивлением смотрит на него. -- Задремал немного, братишка? -- спросил Воронов, с облегчением заметив спокойный взгляд Савелия. -- Андрюша, ты можешь поднажать немножко? -- попросил Говорков. -- Попытаюсь. А что за спешка? Пять -- десять минут погоды не сделают. -- Погоды, может, и не сделают, а вот... -- Савелий вдруг подумал, что вряд ли сможет объяснить ему что-то, и просто сказал: -- Я хочу успеть проститься с ним. -- О чем ты говоришь? -- с тревогой начал Воронов, но тут машина вильнула. -- Следи за дорогой, а то ему с нами придется прощаться, -- буркнул Савелий. -- Эх, Батя, Батя... -- С чего ты взял, что ему плохо? Богомолов сказал? -- Нет! То, что мне сказал Богомолов, ты знаешь, -- угрюмо ответил Савелий и снова попросил: -- Быстрее, пожалуйста, быстрее, братишка! Когда они подъехали к воротам дачи, там уже стояла карета "скорой помощи". Воронов с удивлением взглянул на Савелия, и они помчались к дому, умоляя Всевышнего только об одном: только бы он был жив? ПУСТЬ БАТЯ БУДЕТ ЖИВ" Кроме бригады врачей у кровати генерала Говорова находились почти все его близкие: жена, дочь, сын, их супруги, а также внучка, чуть поодаль -- соседи. Глаза у всех были на мокром месте. Увидев вошедших, хозяйка дома облегченно вздохнула и пошла им навстречу. -- Слава Богу, пришли! Филя сказал, что ждет только вас. -- Она всхлипнула, и братья обняли ее, шепча на ухо какие-то слова ободрения. Женщина благодарно посмотрела на них. Они медленно подошли к больному. Порфирий Сергеевич настолько исхудал, что у Савелия от жалости сжалось сердце. Желтоватая иссохшая кожа висела складками, резко обозначились скулы, по обтянутому черепу, казалось, можно изучать строение костей, как, впрочем, и по кистям рук. Создавалось, впечатление, что душа уже покинула это измученное тело, но как только братья подошли, генерал сразу открыл глаза, и в них засветилась радость. Только в них еще жили молодость, сила воли и сила духа. -- Пришли... -- Говоров облегченно вздохнул и даже попытался пошутить: -- Как вам нравится этот красавчик? Савелий опустился перед ним на колени и, взяв его легонькую кисть в свою руку, собрал всю волю, энергию, чтобы передать своему земному Учителю. -- Оставь, дружочек! Побереги для себя, -- догадливо произнес генерал и улыбнулся. Савелий подумал, что не только глаза сохранили молодость, но и его красивые крепкие зубы. -- Мне уже ничего не поможет, я и так в долгу перед Всевышним, что еще живу. -- Он немного помолчал, словно набираясь сил, потом спокойно сказал: -- Вчера еще должен был уйти, да очень уж хотелось с тобой повидаться на прощанье. -- Он вдруг подмигнул. -- А то знаю я тебя: ты ж никогда не простил бы старика, если бы я ушел не попрощавшись. -- Не простил бы, -- кивнул Савелий со слезами на глазах, которых он впервые нисколько не стеснялся. -- Как же так? -- прошептал он. -- Почему жизнь такая несправедливая? -- Ну, почему же несправедливая? -- возразил старый генерал, и с каждым словом его голос становился бодрее. -- Если бы все старье оставалось жить, то вскоре на земле не было бы места, для молодых. Пожил немного, дай и другим пожить. Ты не расстраивайся, крестник, твой крестный прожил вполне счастливую жизнь! У меня прекрасная жена, любящие дети и внуки, у меня отличные ученики, некоторые из которых даже превзошли меня, стали сильнее и мудрее своего наставника. -- Он даже улыбнулся. -- Разве это не счастье? Жизнь каждого человека -- лишь песчинка в Вечности. -- Но я не готов к этому, -- возразил Савелий, и Говоров чуть слышно попросил его наклониться ближе. -- Если ты думаешь, что я готов к Вечности, то глубоко заблуждаешься, -- прошептал генерал. -- Ты проследи, пожалуйста, когда я уйду... -- Он так и сказал: "когда я уйду". -- Когда я уйду, пусть рядом останутся только родные, но скажи им -- пусть не разводят сырость, а лучше поставят Высоцкого, с которым я вот-вот встречусь... Нашу, любимую, -- добавил Порфирий Сергеевич. -- И прошу тебя, не нужно никакого официоза: пусть все будет по-домашнему, только близкие и те, кто действительно хотел бы проститься со мной. Если уж слишком будут настаивать, то пусть стрельнут немного, а там... -- Он замолчал и вздохнул. -- Жаль, что нет сейчас рядом еще одного близкого мне человека... Представляю, как Костя расстроится. Ты уж скажи ему: извинения просил, что не смог дождаться, да и расстраивать не хотел... Ладно, хватят о грустном. Расскажи лучше, как прошло сегодня твое внедрение. -- Все отлично. Батя. Все отлично. -- До твоей поездки в Америку мне все время хотелось посоветовать тебе не горячиться лишний раз, подумать, прежде чем бросаться вперед. Но сейчас я тебе этих слов не скажу: ты сам сумел решить эти задачи. Я теперь спокоен: мой Рэкс более не нуждается в опеке. И напоследок только одно пожелание: не будь слишком мягким, когда перед тобой враг, если не хочешь потом проклинать себя за свою слабость. И не будь слишком жестким со своими близкими. И... живи долго. -- Савелий ощутил, что генерал пожал ему руку. -- Спасибо, Учитель, -- прошептал Савелий. -- А тебе, Андрюша, только счастья могу пожелать. Все остальное у тебя