гарантию, что у тебя не дрогнет рука? -- Я, -- спокойно произнес Матросов. -- Спасибо, Саша, -- сказал Денис. -- Поверь, командир, я не подведу. -- Верю, -- после некоторых колебаний кивнул Савелий. Он понимал, что Денису сейчас трудно, и ему было немного жаль его, но как командир он не мог поступить иначе. -- Ладно, пошли умываться, завтракать и готовиться -- нам предстоит тяжелый день. Получив от журналистки свое, Мушмакаев уже утром следующего дня понял, что выполнит свое обещание только наполовину: от себя отпустит, но свободы ей не видать. Канителиться с ней, чтобы получить выкуп, не имело смысла. Таскай ее с места на место, следи, чтобы у нее был "товарный" вид, чтобы ее кто-нибудь не трахнул... Конечно, можно было попробовать, но тут позвонил Лом и сообщил, что покупатель не согласен с условиями, предложенными Мушмакаевым, и настаивает на личной встрече. Это особенно настораживало. Однако упускать деньги тоже не хотелось, и Мушмакаев решился на старый, как мир трюк: замарать покупателя так, чтобы тот даже при самом большом желании не смог отмыться перед русскими. В дверь постучали. -- Кто? -- недовольно буркнул Мушмакаев. Он не любил, когда его отрывали от размышлений. В комнату заглянул Удди. -- Чего тебе? -- С тобой хочет поговорить Харон. -- Так пусть зайдет. -- Он не один. -- А с кем? -- С мужиком каким-то. -- Хорошо, пусть сначала зайдет один. Надо сказать, что, когда Савелию показалось, что Гадаев о чем-то недоговаривает, он не ошибся. Но Михаил относился к той категории людей, которые, прежде чем сообщить новость, все должны проверить от и до. Михаил встретился с неким человеком по имени Тамерлан. В свое время Яса Гадаев спас его честь, и теперь Тамерлан был должником тейпа Гадаевых. Михаил выяснил, что тот связан с людьми Мушмакаева. Встретившись с Тамерланом, он прямо сказал, что Яса погиб от рук его "приятелей". Тамерлан Умаров рос в семье, где было одиннадцать детей. У него был абсолютный слух, и ему прочили всемирную славу музыканта. Он писал стихи, и учитель литературы уверял родителей, что их сын -- чеченский Пушкин. Он решал в уме сложнейшие задачи, и учитель математики утверждал, что Тамерлан -- чеченский Лобачевский. Но его способности только раздражали окружающих. Над ним смеялись, потом стали бить. В школе он получал тумаки от одноклассников, на улице -- от соседских мальчишек, дома его ругали родители. Из него буквально выбивали все его таланты, и в конце концов им это удалось. Тамерлан стал таким, как все. Но остался честным и справедливым и попрежнему раздражал многих. После школы он ушел в армию, но и там оказался белой вороной. Его не любили ни солдаты, ни офицеры. Единственный человек, который относился к нему по-доброму, был его земляк, чеченец Михаил Гадаев. Когда их роту послали в Афганистан, Тамерлан получил от кого-то из своих пулю в спину и истек бы кровью, если бы Михаил не вынес его на себе с поля боя. Они вернулись из Афганистана, и пути их разошлись: Михаил перебрался в Москву, а Тамерлан остался на родине. Парень, подстреливший его, натворил в России дел и сбежал в Чечню. Встретив Тамерлана, он испугался, что давняя история выплывет наружу, и распустил слух, что Тамерлан в Афгане струсил и побывал в плену у "духов". И что даже пулю в спину получил, когда бежал с поля боя. Тамерлан мгновенно опять стал изгоем. Отчаявшись что-либо доказать, он позвонил в Москву и попросил помощи у Михаила. Гадаев немедленно приехал и обратился к своему дяде, старейшине тейпа. На общем сходе Тамерлан был оправдан, и Михаил, уверенный, что справедливость восторжествовала, вернулся в Москву. Однако гонения продолжались, и тут на беду Тамерлану встретился Харон. Трудно понять, как ему удалось уболтать парня, но только вскоре тот стал правой рукой Харона. Впервые за свою жизнь Тамерлан почувствовал, что его боятся. Узнав об этом, Михаил не поверил. Он был убежден, что его друг не мог пасть так низко, что его еще можно спасти. Они встретились. -- Опять воюешь? -- с насмешкой спросил Михаил. -- Продолжаю, -- чуть смущенно ответил Тамерлан и опустил глаза. -- Значит, и убиваешь? -- Иногда приходится. -- И нравится тебе такая жизнь? -- Мне пути назад нет! -- Тамерлан поднял глаз", и Михаил увидел в них усталость и пустоту. -- У каждого человека есть возможность вернуться назад, -- возразил Михаил. -- Со мной все кончено, -- отмахнулся Тамерлан. -- Лучше скажи, чем я могу тебе помочь. Ты же искал меня не для того, чтобы наставить на путь истинный? -- Хорошо, пока отложим этот разговор. А помощь твоя мне действительно нужна. -- Слава Аллаху! Наконец-то я смогу вернуть тебе долг. -- Тамерлан улыбнулся. -- Говори, что я должен сделать. -- Это может быть связано с теми людьми, с которыми ты сейчас по одну сторону окопа. -- Михаил прямо посмотрел ему в глаза. -- Даже если ты попросишь убить моего "благодетеля" Харона, я это сделаю! -- убежденно ответил Тамерлан. -- Об этом я тебя не прошу. Мне нужно попасть в окружение Мушмакаева. -- Мушмакаева? -- В глазах Тамерлана мелькнул страх. -- Я к нему не вхож. -- Зато твой "благодетель" вхож. -- Да, через него можно... Но ты понимаешь, чем рискуешь? -- Конечно, понимаю. Но я также понимаю, что долги надо платить! -- Михаил скрежетнул зубами. -- Я не отказываюсь! -- Я не о тебе. Ты знаешь, что дядю Ясу убили? -- Убили?! -- растерянно воскликнул Тамерлан. -- Я слышал, что он умер в больнице... -- Его убили в больнице люди Мушмакаева. У меня есть доказательства. -- О, Аллах... -- простонал Тамерлан. -- Такого человека... Я поговорю с Хароном. Слушай, а я могу тоже участвовать в твоем деле? -- Каком? -- Ты же хочешь отомстить за смерть дяди Ясы, так? -- Пока мне нужно только попасть в окружение Мушмакаева, а дальше видно будет. -- Михаил хотел бы верить старому другу, но не имел права, потому что был не один и не мог рисковать чужими жизнями. Тамерлан в упор посмотрел на Михаила. -- Ты поможешь мне?.. Я имею в виду -- выбраться из этой трясины? -- В его глазах, была такая надежда, что Гадаев не мог отказать. -- Постараюсь. -- Тебе, наверное, на роду написано спасать меня. -- Мне это не трудно. -- Михаил улыбнулся. -- Ты у кого остановился? -- У Зилаутдиновых. -- Я приду туда за тобой часа черед полтора. Ровно через полтора часа Тамерлан зашел за Михаилом. -- Сними-ка шапку, -- попросил он, когда они вышли из дома. -- Хорошо, что ты так коротко стрижен. Я сказал Харону, что ты мой друг еще с Афгана, только что от "Хозяина", восемь лет отсидел за убийство мента, попал под амнистию как ветеран-"афганец" и вышел по двум третям. -- Тамерлан говорил быстро и четко. -- Что ты хочешь мстить "неверным". Это для него главное. -- А если он документ какой-нибудь попросит? -- Здесь не паспортный стол, -- усмехнулся Тамерлан. -- Я -- твой документ. Между прочим, Харон хочет представить тебя Мушмакаеву. -- И мы прямо к нему поедем? -- Ну да. -- Тамерлан пожал плечами. -- Ну, друг, ты даешь! -- Как бы мне не пожалеть об этом. -- Не понял, -- нахмурился Михаил. -- Случись что с тобой -- никогда себе не прощу. Ага, вот и сатана. Они увидели Харона и подошли к нему. -- Это один из самых талантливых полководцев Ичкерии Харон Таштамиров, а это -- мой самый лучший друг Михаил Гадаев, -- познакомил их Тамерлан. -- Друг моего друга -- мой друг, -- по-чеченски сказал Харон. -- Так хотел сам Магомет. Аллах акбар! -- по-чеченски ответил Михаил. Они обнялись, по-восточному обычаю прижимаясь щекой к щеке. -- Я слышал, тебе много досталось от неверных, -- сказал Харон. -- Они еще пожалеют об этом, горько пожалеют! -- со злостью ответил Михаил. -- Мне нравится твой друг, -- повернулся Харон к Тамерлану и сказал Гадаеву: -- Пойдем, я представлю тебя моему господину. А ты, -- опять обратился он к Тамерлану, -- скажи моим девкам: пусть стол накроют -- возможно, я с гостем вернусь. Отправляясь на встречу с Хароном, Михаил не взял оружия, и теперь, когда Харон обнимал его, почувствовал, как тот осторожно прощупал его. Они подошли к небольшому домику. Охраны видно не было, но, стоило им подойти поближе, как словно из-под земли возникли два бородатых парня с автоматами. -- А, это ты, командир, -- сказал один из них, узнав Харона. -- А с тобой кто? -- Это мой друг, -- нахмурился Харон, недовольный тем, что охранник обратился к нему без должного почтения. -- Что еще спросишь? -- Извини, командир, -- сменил тон парень. -- Проходите. Они зашли в дом, и Михаил сразу отметил роскошь обстановки: дорогие ковры, шикарная мебель, хрусталь... "Интересно, -- подумал Михаил, -- он что, возит все это с собой с места на место?" -- Аллах акбар! -- приветствовал их еще один охранник. -- Аллах акбар! -- отозвался Харон, проведя ладонями по седоватой бороде. -- Удди, скажи Хозяину, что я привел к нему своего гостя. Удди быстро исчез за какой-то дверью и вскоре вернулся. -- Хозяин сказал, чтобы ты сначала зашел один. -- Может, мы не вовремя? -- спросил Михаил. -- Харон всегда приходит вовремя, -- гордо заявил Таштамиров. -- Подожди. Он вернулся и пригласил: -- Заходи, брат мой! Но охранник преградил Михаилу путь. -- Извини, командир, но я должен его... -- Это мой гость! -- резко оборвал его Харон. -- Извини, командир. -- Удди покорно посторонился, пропуская Михаила. Войдя, Михаил изобразил на лице благоговейный трепет. -- Аллах акбар! -- Аллах акбар, -- спокойно ответил Мушмакаев, с интересом глядя на незнакомца. -- Как тебя зовут? -- Михаил Гадаев. -- Не сын ли ты достопочтенного Ясы Гадаева? -- Я его племянник. -- Хорошо. Мой самый преданный командир рассказал, какие страдания ты перенес из-за русских, и поручился за тебя. -- Командир Таштамиров очень добр ко мне, -- с почтением произнес Михаил. -- Ты побывал в Афганистане? -- Так точно, хозяин! Три года в воздушнодесантных войсках, -- вытянувшись по стойке "смирно", четко доложил Михаил. -- А мне хочешь служить? -- спросил Мушмакаев, но, заметив пробежавшую по лицу Харона тень, поправился: -- Аллаху, Ичкерии и мне? -- Разве я мог мечтать, что меня возьмет к себе сам великий Мушмакаев? -- как можно искренней воскликнул Михаил. -- В каком звании ты служил в Афганистане? -- Дослужился до старшего сержанта, хозяин! -- Произвожу тебя в лейтенанты, -- важно сказал Мушмакаев, словно только что даровал ему княжеский титул. -- Да не оставит вас Аллах в своих милостях, хозяин! -- Под твоим началом будет пятьдесят человек, из которых ты должен сделать настоящих бойцов. -- И защитников Аллаха, -- добавил Харон. -- И защитников Аллаха, -- повторил Мушмакаев. -- Но сначала нужно чуть-чуть поработать... -- Он задумался. -- Пока побудешь у меня личным порученцем. -- Готов выполнить любой ваш приказ, хозяин. -- Называй меня полковником. -- Да, полковник. -- У меня сразу же есть для тебя поручение. -- Слушаю, полковник. -- Михаил не мигая смотрел на него. -- У нас тут есть одна русская журналистка... Отвезешь ее в Хасавюрт к моему старому приятелю. По дороге захватишь ее "товарищей". А мой приятель знает, что с ними дальше делать... Михаил с трудом скрыл волнение. Скорее всего, приятель, о котором говорит Мушмакаев, и есть тот самый Лом. -- Проследишь там, -- продолжал Мушмакаев, -- потом вернешься ко мне и подробно расскажешь. -- Так я и знал! -- огорченно воскликнул Харон. -- Не успел я встретить отличного воина, как ты забрал его себе. Да еще за столом не дал с ним посидеть. -- Ничего, командир, как только вернусь с задания, мы попируем, -- весело сказал Михаил. -- Удди! -- крикнул Мушмакаев, и охранник ввалился в комнату. -- Ты познакомился с гостем? -- Нет еще. -- Лейтенант Михаил Гадаев. Теперь он мой личный порученец. Ясно? -- Ясно, хозяин, -- без особой радости ответил Удди, вероятно, не желая делить с кем-то права на Хозяина. -- Михаил доставит нашу пленницу и ее приятелей в Хасавюрт, к моему другу. Покажешь ему дорогу и поможешь, когда надо. У тебя есть оружие? -- спросил он Гадаева. -- Пока нет. -- Дашь ему пистолет и автомат, -- приказал Мушмакаев Удди. -- Спасибо, полковник. -- В добрый путь! Аллах с вами! Вернитесь с хорошими вестями! -- Не беспокойтесь, полковник. -- Запомни пароль: "Я воин Аллаха". Отзыв: "Аллах нам защита". Проверка "кровью" В отличие от группы Савелия, Воронов с ребятами устроился с меньшим комфортом -- в старом полуразрушенном доме. Заметно было, что хозяева покидали свое жилище в спешке: осталась мебель, хоть и старая, но довольно крепкая, матрасы, посуда, повсюду были разбросаны книги и фотографии. Судя по фотографиям, хозяева были русскими. Ближайшее жилье находилось в паре километров: дом стоял на отшибе. Наткнувшись на него, ребята долго прислушивались, пытаясь определить, есть ли в нем кто-то, потом решили подождать, пока не развиднеется. Когда забрезжил рассвет, они увидели, что в окнах нет стекол, часть крыши обвалилась, кое-где были отметины, какие остаются после обстрела. На всякий случай Воронов приказал Трегубенкову сходить на разведку. -- Будь осторожен: могли заминировать перед уходом, -- сказал Андрей. Отсутствовал Трегубенков довольно долго, а когда вернулся, поднял вверх большой палец. -- Почему так долго? -- спросил Андрей. Трегубенков показал ему гранату Ф-1. -- Они, сволочи, так хитро ее укрепили, что я минут двадцать с ней возился. И подход к колодцу заминировали, гады! -- Больше ничего? -- Были и еще, но с теми я быстро управился. Они зашли в дом. Найдя кусок фанеры, заложили окно. В сарае обнаружили печку-"буржуйку", но решили топить только по ночам, чтобы дым не привлекал внимания. После разговора с Савелием Андрей понял, что им придется провести в этом доме два-три дня. Продуктов им хватит, с водой, благодаря Владимиру, тоже будет нормально. Воронова беспокоило другое. Он с ребятами никак пока не мог помочь Савелию. На следующий день Трегубенков, не выдержав бездействия, предложил отправить его в разведку. Чеченский язык он знает, а потому опасности никакой, зато, возможно, появятся какиенибудь новости. Поразмыслив, Воронов категорически запретил. Он понимал, что любое вмешательство с их стороны может поставить Савелия и его группу в опасное положение. Чем дольше Людмила Караваева сидела в подвале, куда лишь сквозь небольшую щель в люке проникал свет, а в углах раздавалось мерзкое крысиное попискивание, тем яснее она понимала, что Мушмакаев, несмотря на ее послушание, не собирается держать слово. С каждой минутой надежда ее таяла все больше, но неожиданно люк открылся, и свет хлынул в подвал. Людмила подняла голову и увидела Удди и какого-то незнакомого парня. -- Я могу спросить... -- дрожащим голосом начала Людмила, но Удди оборвал ее: -- Пленным нельзя разговаривать! -- Ей уже все можно, -- сказал второй парень по-чеченски. Пока они шли за пленницей, Удди объяснил Михаилу, что бабу и ее приятелей завтра пустят в расход. -- Ей еще повезло, -- добавил он. -- Хозяин ее напоил, накормил и трахнул от души. -- Он осклабился, но в голосе его слышалась зависть. -- Чего ж повезло, если завтра -- в расход? -- спросил Михаил. -- Не скажи! С ней еще две бабы было, так по ним сначала все бригадиры прошлись, потом рядовые, а потом их Харону отдали. -- Он вдруг поморщился. -- А Харону зачем? -- Так он опыты над неверными ставит! Отрежет им чего-нибудь и время засекает -- сколько они потом проживут? А то крови отцедит... Или подвесит бабу за ноги, из вены кровь пустит и ждет, пока та не откинется... Бр-р! -- И Удци передернул плечами. Теперь, вспомнив, что бабу завтра все равно отправят на тот свет, Удди ощерился и крикнул Людмиле: -- Давай вылезай, милая, поговорим! Людмила выбралась из подвала. -- Куда меня теперь? -- Поедем в Хасавюрт, -- сказал незнакомый парень. -- Зачем? -- Там узнаешь. -- А где мои коллеги? -- По пути захватим. Неожиданно Людмила все поняла. -- Господи! -- воскликнула она. -- Мушмакаев же обещал, что отпустит меня! -- Людмила постаралась взять себя в руки. -- Меня убьют? -- Да не дергайся ты, -- сказал незнакомый парень, и Людмиле почему-то послышалось в его голосе сочувствие. -- А ты мастак с бабами общаться, -- с завистью произнес Удди по-чеченски. -- Сразу успокоилась, а то я уже подумывал кляп ей в рот засунуть... кожаный... -- Он заржал, довольный своей шуткой. -- Ты-то будешь ее трахать? -- Я трахаюсь только по обоюдному согласию, понял? -- Как хочешь. -- Удди пожал плечами. -- А я лично немного побалуюсь в дороге. -- А кто машину поведет? -- Ты. -- А я не умею, -- сказал незнакомец. -- Как это? -- Удди даже остановился и чуть не налетел на Людмилу, идущую впереди со связанными за спиной руками. -- Ты же в ВДВ служил! -- Служил. БТР могу водить, а машину -- нет. -- А какая разница? -- Машина -- это машина, а БТР -- трактор. Удди сплюнул от досады. -- Ладно, доедем до места, тогда отведу душу. Правда, девушка? -- сказал он по-русски и ущипнул ее за задницу. -- Убери руки, шакал! -- брезгливо бросила Людмила. -- Я не шакал, девушка, я волк из отряда "Горные волки". -- Удди вновь заржал. Они вышли к машине. -- Погоди минуту, я тебе стволы принесу. В этот момент Михаил понял, что Удди "на взводе" -- слишком странно блестели у него глаза. -- Ты журналистка? -- спросил Гадаев у Людмилы. Она с некоторым удивлением посмотрела на него и кивнула. -- Не смотри на меня, -- тихо сказал Михаил, едва шевеля губами. -- Как в плен попала? -- Нас подставили. Вы... поможете мне? -- Постараюсь. Только сама не проявляй никакой инициативы. -- Кто вы? -- Какая разница? Человек. -- Человек здесь -- большая редкость. Здесь были еще две девушки. Вы не знаете, что с ними? -- Убиты, -- коротко ответил Михаил. -- Какие звери! -- простонала Людмила. -- А вы почему с ними оказались? -- Молчите! В дверях дома показался Удди. Он подошел и отдал Михаилу автомат с двумя рожками и пистолет. Гадаев понял, что не ошибся насчет наркотиков: глаза у Удди совсем остекленели. -- Ты не слишком дурью-то увлекайся, -- почеченски сказал Михаил. -- Не хватало еще в аварию попасть! Так, бабе в сортир нужно. -- Потерпит. -- Я не хочу, чтобы в машине мочой воняло. -- Не поведу же я ее в дом! По дороге остановимся. Они сели в военный УАЗик: Удди -- за руль, а Михаил и Людмила -- на заднее сиденье. -- Сколько нам ехать до того места, где остальные? -- спросил Гадаев. -- Час с небольшим. -- Удди обернулся и осклабился. -- Ты уж не обижай парня-то! -- бросил он Людмиле, по-своему поняв вопрос Михаила, и рванул с места. Отъехав немного от поселка, Удци притормозил возле одиноко стоявшего дерева. -- Со всеми удобствами, -- хмыкнул он. -- Давай ссы быстрее! Людмила посмотрела на Михаила, но его лицо оставалось непроницаемым. -- Может, руки мне развяжешь? -- спросила она. -- Я готов с тебя сам штаны снять, -- услужливо сказал Удди и заржал. -- Хватит, парень! -- разозлился Михаил. -- Дай бабе спокойно оправиться. -- Шуток не понимаешь? Просто не хочу, чтобы она сбежала. -- Он вытащил из-за пояса пистолет Макарова. Михаил развязал девушке руки, и она вышла из машины. Людмила ждала, что сейчас что-то должно произойти -- недаром же незнакомец придумал, будто ей надо помочиться. Однако он продолжал сидеть, и девушке ничего не оставалось, как бесстыдно снять рейтузы и трусики, оголить зад и помочиться. -- Ты посмотри, какая жопа! -- воскликнул Удди. Людмила вернулась в машину и протянула Михаилу руки, вопросительно глядя на него. -- Ладно, так обойдемся. Только не вздумай шутить! -- угрюмо предупредил Михаил. Вскоре они въехали в небольшой городок и остановились у здания больницы. -- Посиди с ней, я тех двоих притащу. -- Удди выскочил из машины и скрылся за дверью больницы. -- Я думала... -- начала девушка, но Михаил резко оборвал ее: -- А о своих друзьях ты подумала? -- Нет, -- смутилась Людмила. -- Слушайте, как вас зовут? -- Михаил. -- А меня Людмила. Вы не сердитесь... -- Она умолкла, взглянув на здание больницы. -- Странно! Второго я не знаю. -- Разберемся, -- шепнул Михаил, присматриваясь к двум мужчинам, которых вел Удди. Одному из них, с измученным бледным лицом, было лет сорок. Другому, светловолосому, лет тридцать. Правая рука его вместе с плечом была закована в гипс. Удди открыл УАЗик. Тот, что с гипсом, сел назад, к Михаилу и Людмиле, а второй -- рядом с Удди. -- Это что, ее приятели? -- по-чеченски спросил Михаил, когда машина рванула с места. -- Только дохляк. -- Удди кивком показал соседнее сиденье. -- А безрукого наши вчера прихватили. Он тоже оператор, только питерский. Михаилу вдруг показалось, что Людмила внимательно прислушивается к разговору, и у него мелькнула мысль, что она понимает по-чеченски. Ехали долго. Сослуживец Людмилы был очень слаб и, когда машину подбрасывало на ухабах, тихо постанывал. Питерскому, очевидно, хорошо досталось: глаз заплыл, брови рассечены, сломан нос. Дышал он со свистом и хрипом -- наверное, отбиты легкие или переломаны ребра. Он тоже стонал, когда УАЗик трясло на ухабах. -- Ты что, земляк, нарочно ни одной ямы не пропускаешь? -- не выдержав, рявкнул Михаил по-чеченски. -- А тебе что, жалко ублюдков? -- Придурок! Мне себя жалко, ты мне поспать не даешь! -- Так бы сказал сразу, -- протянул Удди и повел аккуратнее. Людмила легким прикосновением поблагодарила Гадаева. Они ехали всю ночь. -- Сколько нам еще трястись? -- спросил Михаил. -- Часа через два-три прибудем. Можешь дальше дрыхнуть. Только смотри, чтобы они тебя во сне не придушили! -- хохотнул Удди. -- Думаешь, могут? -- насмешливо спросил Михаил и посмотрел на часы. Было девять утра. -- Ты бы видел, что этот однорукий вытворял, когда его брали! -- продолжал Удди. -- Троих наших ребят в больницу отправил с переломанными руками и пробитой башкой. Каратист сраный! -- А чего не добили? -- спросил Михаил. -- Думали выкуп за него потребовать, но Хозяин чего-то передумал и сунул к этим, до кучи. Как говорят у русских: "Бог троицу любит". -- Для того он и Хозяин, чтобы приказывать. -- А я что говорю? -- спохватился Удди. -- Наш командир -- умная голова! Знаешь, сколько на него покушений было? -- Читал в газетах. -- Врут твои газеты. На Хозяине места здорового нет. Вот у бабы спроси: она, небось, разглядела. -- Он хихикнул. -- Шрам у него на лице видел? Это осенью его какая-то сволочь подкараулила. Я гада на куски порубал! Но нашему хозяину все хоть бы хны! -- Аллах его хранит, -- как можно серьезней сказал Михаил. Он все время следил за Людмилой и убедился окончательно, что она понимает по-чеченски. Наконец машина остановилась на каком-то пустыре. -- Хозяин говорил, что мы должны доставить их к его приятелю, -- заметил Михаил. -- Мы и доставили. Лом сам сюда подъедет. -- Почему сюда? -- Тебе Хозяин что велел? -- Проследить, чтобы все было как надо, и доложить ему. -- Вот и выполняй. Вскоре на пустыре показались белые "жигули". За рулем сидел какой-то мужик -- очевидно, Лом. Михаил с удивлением увидел, что в машине находятся Савелий, Матросов и Кораблев. -- Это он? -- спокойно спросил Гадаев. -- А кто же еще? -- Удди вышел из машины. -- Салам аллейкам. Лом! -- Аллейкам салам, Удди! Давно ждете? -- Лом не вышел из машины и разговаривал через открытое окно. -- Только что подъехали. Где будем дело делать? -- Удди подмигнул. -- До города близко, вдруг услышит кто-нибудь? -- А что за парень с тобой? -- настороженно спросил Лом. -- Это Михаил Гадаев, новый личный порученец Хозяина, -- скривившись, пояснил Удди. -- Он должен будет обо всем доложить командиру. -- А ты для чего? Для мебели, что ли? -- У меня своя работа есть. А если тебя чтото не устраивает, так позвони Хозяину и скажи ему об этом. -- Ладно, поехали. Километрах в двух отсюда есть одно хорошее местечко. -- Лом дал по газам. -- Шайтан! При Хозяине как овца, а здесь гонор показывает! -- Удди сплюнул сквозь зубы. -- Волка нет, вот овцы и гуляют, -- усмехнулся Михаил. -- Не обращай внимания. Поехали! Удди вернулся к УАЗику, сел за руль, и они поехали следом за "Жигулями". "Жигули" остановились возле какого-то полуразрушенного дома. -- Отличное место, -- сказал Лом. -- Здесь участковый наш жил. -- Он злобно ухмыльнулся. -- Попортил, сука, мне кровушку! Ну, и я в долгу не остался: сделал ему операцию на сердце без наркоза. Прямо тут, в доме. Сперва-то он сбежать хотел, семью спрятал, но за барахлом вернулся. А я как чувствовал -- трое суток его дожидался. Слышал бы ты, как он верещал под "перышком"! Приятно вспомнить... -- Хватит воспоминаний! -- оборвал его Удди. -- Зови своих, дело надо делать. -- А куда ты торопишься? -- хмыкнул Лом. -- Куда-куда? Жопой резать провода! -- порусски заорал Удди. -- Миша, иди познакомься с Ломом, а я пленными займусь. -- Он направился к УАЗику. Михаил вышел из машины, но не успел он подойти к Лому, как из УАЗика раздался крик. -- Помогите! -- кричала Людмила. -- Опять бабу лапает, -- усмехнулся Лом. Михаил быстро переглянулся с Савелием и подал знак: "Идем на помощь!". Савелий мгновенно оценил ситуацию. До УАЗика было метров десять-двенадцать, и, если Удди заметит, что Лома "успокоили", то сразу же откроет огонь. Неожиданно Говорков заметил, как из-за угла дома высунулась чья-то рука, и пальцы сделали знак: "Помощь идет!". -- Что, завидуешь? -- спросил Савелий Лома, чтобы отвлечь его. Лом обернулся и, видно, что-то почувствовав, выхватил пистолет, но выстрелить не успел: нож, метко брошенный Денисом, вонзился в его прыгающий кадык. Лом рухнул на землю и захрипел. В голове у него промелькнуло: "Проклятые деньги..." Дернувшись, он затих. В УАЗике, похоже, никто ничего не заметил. Удди срывал с Людмилы рейтузы и пытался засунуть ей в промежность свои грязные пальцы, одновременно расстегивая ширинку и вытаскивая член. -- Ну что, развлечемся напоследок? -- Иди подрочи, ублюдок! -- Ах ты, сука! -- Удди изо всех сил ударил ее кулаком в лицо. Людмила опять закричала. Неожиданно питерский оператор изловчился и саданул загипсованной рукой Удди в лицо. -- Ах ты, шакал! -- выплевывая зубы вместе с кровью, заорал Удди и схватился за автомат, но подоспевший Воронов обрушил на его затылок приклад. Удди дернулся, машинально нажал на спусковой крючок, и из ствола вылетели две пули. Одна из них разнесла голову питерскому парню, а другая ударила в грудь Людмилу. В ту же секунду его самого прошила автоматная очередь. Удди сполз на землю и увидел свой член, из которого пролилось несколько капель. Удди стукнулся головой о дверцу машины, и в глазах его навечно застыло удивление. К УАЗику подбежал Михаил. Он открыл дверь с другой стороны, и на землю вывалился питерский оператор. Гадаев осторожно перевернул его и понял, что тому уже ничем не поможешь. Он заглянул в кабину. Второй оператор тоже никаких признаков жизни не подавал. -- Люда, вы живы? Девушка слабо улыбнулась, взяла его за руку и неожиданно поднесла к губам. -- Спасибо вам, Миша... -- Она закашлялась, и в уголке ее губ показалась кровь. -- И простите... -- За что? -- В какой-то момент я плохо подумала о вас. -- Имели право. Михаил наконец увидел рану у нее на груди. -- Аптечку сюда, быстро! -- крикнул он ребятам. -- Кто вы? -- прерывисто дыша, спросила девушка. -- Русские солдаты. -- Старший у вас кто? -- Позвать? К машине подошел Воронов. -- Врач нужен? -- Он имел в виду Савелия. -- Вряд ли, -- попыталась улыбнуться Людмила. -- Мне надо кое-что вам рассказать... Оставьте нас, Миша, -- виновато попросила она. Гадаев с ненавистью пнул мертвое тело Удди -- из кармана брюк у того выпал полиэтиленовый пакет с чем-то белым. Подобрав его, Михаил ушел. Людмила говорила с трудом, часто останавливаясь, один раз замолчала надолго, и Воронову показалось, что она умерла. Но девушка пришла в себя и продолжала говорить, потом умолкла на полуслове. -- Капитан! -- позвал Воронов Савелия. Говорков подбежал, увидел рану на груди девушки, приложил руку и покачал головой. -- Все! Что ж ты раньше не позвал? -- Она запретила. Слушай, она такое рассказала... Ты знаешь, что Велихов финансирует Мушмакаева? Собирай ребят, надо, чтобы все слышали! К ним подошел Михаил. -- Кто эти парни? -- спросил у него Савелий. -- Операторы. Один с ней работал, другой из Питера. -- В одного вроде не попало, -- заметил Савелий. -- В дороге умер. Эта сволочь так вела машину -- ни одной ямы не пропускала! А парень только что после операции... -- А ты почему сам за руль не сел? -- спросил Воронов. -- Девчонку хотел защитить от этой мрази. Он всю дорогу мечтал до нее добраться... Нужно было его прямо по дороге кончить! -- сжав кулаки, сказал Михаил. -- Ты же не мог знать, кто вас встречать будет, -- возразил Савелий. -- А если бы не мы, да Лом со своей кодлой? -- Вы-то как здесь оказались? -- спросил Савелий Воронова. -- Надо же было где-то ночевать. -- Ладно, пошли в дом, поговорим, -- сказал Савелий. Они вошли в дом, и Савелий огляделся. -- А вы тут неплохо устроились! Так, разбор делать будем? -- Зачем? -- буркнул Михаил. -- И так все ясно. Савелий повернулся к Денису. -- Спасибо, братишка, что спас меня! Кораблев пожал плечами. -- Ладно. Рассказывай, Михаил! -- Мне удалось втереться в доверие к Мушмакаеву. Он даже произвел меня в лейтенанты. -- Гадаев усмехнулся. -- Назначил своим личным порученцем. -- Отличная новость, -- похвалил Савелий. -- А как ты здесь оказался? -- Мушмакаев направил меня проследить, как будут расстреливать журналистов. Прямо он не сказал, но я догадался. -- А Удди? -- С ним не все ясно. Я пытался его разговорить, чтобы выяснить, что он будет дальше делать, но он не раскололся. -- Меня настораживает, что Мушмакаев так быстро принял тебя в свою команду, -- задумчиво сказал Савелий. -- Меня это тоже настораживает, если честно, -- признался Михаил. Савелий молчал. -- Есть идея! -- вдруг сказал Роман. -- Я взял с собой поляроид. -- И что? -- Надо снять трупы и показать карточки Мушмакаеву, -- Роман с жалостью посмотрел на убитых. -- Им уже все равно... -- Согласен, -- вздохнул Савелий. -- Сделаем снимки, потом похороним, как полагается. -- Он опять вздохнул. -- Ладно, майор, рассказывай! -- Девушка сказала, что ей удалось подслушать разговор чеченцев -- она по-чеченски понимает... Понимала, -- поправился Воронов. -- Так вот, Мушмакаев планирует организовать серию взрывов в Москве во время празднования юбилея. -- Объекты известны? -- Она видела карту на столе у Мушмакаева, но успела разглядеть только два: мэрию и Манежную площадь. -- Сволочь! -- стиснув зубы, процедил Савелий. -- Надо карту достать. Когда ты должен вернуться к Мушмакаеву? -- спросил он Михаила. -- Немедленно. -- Если он поверит тебе, то скорее всего пришлет к нам, чтобы договориться о встрече. -- Согласен. -- Будем исходить из худшего. Допустим, не поверит. Что тогда? От денег ему отказываться не резон, значит, он пошлет другого человека и попытается все проверить через Лома и, в зависимости от результата, либо согласится на встречу, либо прикажет пустить нас в расход. Как думаешь? -- Ты прав, -- кивнул Михаил. -- В таком случае, остается одно: быть начеку, перехватить посыльного и заставить привести прямо к Мушмакаеву. -- Может, мне вас сразу привести? -- А ты уверен, что он не подстраховался и не сменил место стоянки? -- спросил Воронов. -- Об этом я не подумал. -- Ладно, -- закончил обсуждение Савелий. -- Надо идти делать снимки. Они вышли из дома и направились к распростертым на земле телам. Первым подошел Трегубенков. Он склонился над московским оператором и вдруг воскликнул: -- Капитан, сюда, быстрее! -- Что случилось? -- Парень-то жив! Савелий подбежал, приложил руку к груди оператора, потом сделал несколько пассов над его головой. Оператор открыл глаза. -- Где я? -- спросил он слабым голосом. -- У своих, братишка, у своих, -- успокоил его Савелий. -- Родненькие... -- прошептал оператор. -- А где Люда? -- Погибла, -- хмуро ответил Михаил. -- Господи... А парень из Питера? -- Тоже. -- Господи... А где мы? -- Недалеко от Хасавъюрта. Не помнишь? -- Я помню только, как ехали... вот с ним... -- Он едва заметно кивнул на Михаила. -- Значит, Люда правду сказала, что ты наш? -- Правду. Тут оператор заметил в руках у Трегубенкова поляроид. -- Хотели последний снимок для родных сделать? Трегубенков отвел глаза. -- Тебя как зовут? -- спросил Савелий. -- Никита. Цыплаков моя фамилия. -- Так вот, Никита, скажу тебе честно: мы хотели снять ваши тела, чтобы предъявить доказательства тому, кто заказал ваше убийство. Тогда мы сможем отомстить за всех. -- Подкачал я, значит... -- попытался пошутить Никита. -- Ты не возражаешь, если мы тебя измажем кровью? А ты постарайся изобразить мертвого. -- Мне для этого больших усилий не потребуется... А что потом со мной будет? -- В Москву как-нибудь переправим. -- Может, с собой возьмете? -- Это может спутать нам все планы, -- признался Савелий. -- Понял. А кто гримировать меня будет? -- Вот что: не надо тебя гримировать. Скажем, что двоих кокнули, а один сам умер по дороге, -- сказал Савелий, вспомнив слова Михаила о том, что Удди нарочно вел машину по ухабам, -- это придаст правдоподобия. Сделав снимки, ребята вырыли две отдельные могилы для своих и одну большую -- для чеченцев. Похоронив тела, вернулись в дом. -- Ну что, ребята, -- сказал Савелий, -- операция продолжается. Однако, думаю, надо внести кое-какие коррективы. Я уверен, что для завершения операции достаточно одной группы -- той, которая уже вошла в контакт с противником. -- Ты хочешь сказать, что вы можете обойтись без прикрытия? -- нахмурился Воронов. -- Стопроцентно уверен. Более -- того, считаю, что вторая группа только помешает. Мы убрали двух приближенных Мушмакаева, поэтому время сокращается до минимума. В любой момент он может хватиться своих людей, поднять тревогу и скрыться. Ищи тогда ветра в поле! Здесь, в Дагестане, вы еще могли прикрывать нас, а в Чечне будете только зря рисковать. -- И что ты предлагаешь? -- спросил Воронов, насторожившись: он понял, куда клонит Савелий. -- Вы берете с собой Никиту, садитесь в "жигули". Машина местная, Трегубенков говорит по-чеченски, так что осложнений быть не должно. И вы возвращаетесь в Москву. -- Я возражаю, -- сказал Воронов. -- А как же вы без нас? -- Во-первых, нас меньше, во-вторых, у нас есть Михаил. -- Савелий положил руку Воронову на плечо. -- Не волнуйся, Андрюша, все будет хоккей... -- Как говаривал ваш боцман, большой его любитель, -- с грустной усмешкой закончил Воронов. -- Ноет у меня здесь почему-то... -- Он потер ладонью левую половину груди. -- Думаешь, мне легко с вами расставаться? Но ты же понимаешь, что дело важнее! -- Понимаю. А то оставил бы я тебя, как же! Ладно, что вам оставить? -- Оружие мы возьмем свое, один спецфонарь нужен, приборы ночного видения, спутниковый телефон... -- И мои ножи, -- добавил Денис. -- И самое меткое оружие на свете -- "Денисовы ножи"! -- усмехнулся Савелий. Они с Вороновым крепко обнялись. -- Счастливой тебе охоты, братишка, -- прошептал ему на ухо Андрей. -- Живи долго! Захват Мушмакаева Савелий, Матросов, Кораблев и Гадаев, попрощавшись с ребятами, проводили их и снова собрались в доме. -- Вот мы и остались одни, без поддержки, -- со вздохом заметил Савелий. -- Да, грустно как-то, -- согласился Матросов. -- Ничего, мы все сделали правильно. -- Да я не об этом. Просто мы как-то прикипели друг к другу. Стали словно родные братья. -- Очень точно ты сказал, Саша. -- Савелий подошел к нему и крепко пожал ему руку. -- Очень точно. Мы действительно братья. Миша, -- обратился он к Гадаеву, -- когда нужно выехать, чтобы ты попал к Мушмакаеву ночью? -- В принципе, можно и сейчас. Смотря как ехать. А почему я должен приехать ночью? -- Чтобы мы могли схорониться до поры без особых осложнений. -- Так вы едете со мной? -- обрадовался Михаил. -- Да, мне кажется, это значительно ускорит нашу с Мушмакаевым встречу, а значит, уменьшит риск, что он хватится своих исчезнувших приятелей быстрее, чем нам хотелось бы. -- Правильно. Могу я кое о чем спросить? -- Казалось, Михаила что-то смущает. -- Конечно, спрашивай. -- Савелий был чуть удивлен. -- Может, оттого, что я уехал с базы раньше всех и потому кое-чего не знаю, меня сильно беспокоит один момент... -- Он в упор посмотрел на Савелия. -- Ты действительно хочешь убрать Мушмакаева? -- Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что это цель нашей операции, -- недовольно ответил Савелий, стараясь не встречаться с Михаилом взглядом. -- Командир, ты чего-то не договариваешь, -- нахмурился Матросов. -- Скажи, что не можешь говорить, и мы поймем, -- добавил он, предоставляя Савелию возможность уйти от ответа. -- Сам же сказал, что у нас не должно быть друг от друга тайн. Несколько минут Савелий молчал, переводя взгляд с одного на другого: он прекрасно понимал, что от его ответа многое зависит. Если солгать -- исчезнет доверие, но и правду говорить было трудно. Трудно, потому что он и сам пока не разобрался в себе. А сказать, что выполнить приказ он не может, поскольку сомневается в его целесообразности, было бы, по крайней мере, глупо, по-детски как-то. Поэтому Савелий принял единственно правильное для себя решение: поговорить начистоту, поделиться с ребятами своими сомнениями. -- Мы все с вами знаем, какая мразь этот Мушмакаев. За свои преступления он давно заслужил смертную казнь. Причем, показательную, такую, к какой призывают сами чеченцы. Суд Шариата! Приговор огласить публично и публично казнить. Забить камнями! И коль скоро нынешние правители Чечни ратуют за суд Шариата, то их самих нужно судить и казнить перед всем народом. -- Это вряд ли получится, -- с сомнением заметил Михаил. -- Для многих чеченцев Мушмакаев -- символ освобождения страны от "русских оккупантов". Народу так заорали мозги, что многие просто не понимают, где правда, а где ложь. И для них Мушмакаев -- национальный герой. -- Вот! -- воскликнул Савелий и вскочил. -- Правду! Именно правду должны узнать не только чеченцы, но и русские, весь мир, наконец! Узнать, чтобы во всем разобраться! Савелий вспомнил кассету, которую смотрел перед отъездом в Чечню: министр МВД России Куликов с горечью говорил о том, что средства массовой информации охотно предоставляют возможность высказываться людям вроде Мушмакаева, вместо того, чтобы рассказать, как чеченские бандиты насилуют детей. -- Правду узнать -- это хорошо, только не забывай о религии, -- сказал Михаил. -- Ис