лам -- страшное оружие в руках нынешней правящей верхушки в Чечне. И они прикрываются этой религией. -- И все равно людям надо помочь прозреть. -- А что ты предлагаешь? -- с усмешкой спросил Денис. -- Выйти на улицы Чечни и рассказывать всем прохожим, какие подонки ими управляют? -- Верно по мысли, но примитивно по исполнению, -- поморщился Савелий. -- Когда мы готовились к операции, все было четко и ясно: есть враг, который наносит вред всем -- и чеченскому народу, и русскому. И есть задание убрать его, стереть с лица земли. Однако сейчас мы владеем кое-какой информацией, которая перевернула, по крайней мере, в моих мозгах, отношение к этому заданию. И мне кажется, уничтожить в таких обстоятельствах Мушмакаева -- это подыграть тем, кто увяз с ним по самое "не могу", а значит, точно так же замарать свои руки в крови. -- А если эта информация ложная? -- выразил сомнение Матросов. -- Кто может дать гарантию, что это все не подстроено специально? Ты, командир, можешь? -- Такой гарантии не даст никто. -- Я и говорю... -- задумчиво продолжал Матросов, но Савелий перебил его: -- Узнать правду можно только в том случае, если негодяи предстанут перед судом. -- Ты веришь в справедливость суда? -- удивленно спросил Михаил. Он единственный из присутствующих знал о прошлом Говоркова, о том, что Савелий был невинно осужден и целый год отбывал в колонии строгого режима. Савелий бросил на него предостерегающий взгляд. -- Верю или не верю, в данном случае не имеет значения, -- сказал он. -- По крайней мере, если суд состоится, всегда есть шанс, что люди смогут узнать наконец правду. -- А какую правду они должны узнать? -- спросил Матросов. -- Что в России есть силы, которые финансируют этого террориста. Что ни чеченский, ни российский народ, которых все время пытаются столкнуть лбами, в конечном счете, не виноваты. Что некоторые отщепенцы, называющие себя борцами за мир и свободу, прикрываясь высокими словами, на самом деле несут своим странам разорение и нищету, голод и страдания, смерть, наконец! -- Савелий говорил все более жестко и уверенно. -- В таком случае я -- с тобой! -- Матросов встал, подошел к Савелию и протянул ему руку. -- Вот тебе моя рука, командир! Давай доставим этого сукиного сына в Москву и отдадим под суд. И пусть только кто-нибудь попробует помешать ему там говорить! -- Он так сильно сжал свой пудовый кулак, что хрустнули суставы, потом повернулся к остальным и вопросительно посмотрел на них. -- Что скажете, парни? -- Я -- как ты, -- с готовностью ответил Денис. -- А ты, Миша? -- Помните, с чего я начал? Многие чеченцы верят, что Мушмакаев -- герой, который несет им свободу. Мне кажется, что убить сейчас Мушмакаева -- значит сделать из него великомученика, святого. А тащить в Москву человека, известного почти каждому, кто смотрит телевизор, очень трудно, почти что невозможно. -- Почти? -- прищурился Савелий. -- Колись народу, что ты там напридумывал? Ведь придумал же, не отпирайся! -- И не собираюсь, -- усмехнулся Михаил. -- Мы можем воспользоваться тем, что известно именно тем людям, которые смотрят телевизор, читают газеты, короче говоря, знают Мушмакаева в лицо. Воспользуемся той славой, которую Эльсан Мушмакаев создал себе сам. -- Не тяни! -- нетерпеливо бросил Матросов. -- Он создал себе славу героя, который, словно птица Феникс, все время восстает из пепла. -- И что? -- не понял Матросов. -- Как говорил Шерлок Холмс, если хочешь спрятать что-то от посторонних глаз, положи это "что-то" на самом видном месте. Дошло? -- Откровенно говоря, нет, -- поморщился Матросов. -- До меня тоже, -- сказал Денис. -- Мне кажется, я понял. -- Савелий покачал головой. -- Ты хочешь сказать, что мы можем открыто повезти "раненного героя" на лечение, так? -- Именно так. -- Идея, бесспорно, интересная... -- Савелий задумался. -- Если бы не два "но"... Вряд ли Мушмакаева можно так запугать, что он согласится с нашими доводами и поедет добровольно, -- это во-первых. И второе слабое место: вряд ли все встречающиеся на нашем пути чеченцы безоговорочно поверят, что мы -- спасители их героя. -- Что ж, я всегда знал, что башка у тебя не только для головного убора, товарищ капитан, -- подмигнул Михаил. -- Твое "во-первых" решается достаточно просто: Мушмакаева можно накачать наркотиками. Ста граммов героина хватит на всю дорогу? -- Он вытащил из кармана полиэтиленовый пакетик. -- Откуда? -- удивился Савелий. -- Подобрал возле трупа Удди. -- А как быть с "во-вторых"? -- Думаю, что это тоже решаемая проблема. Моя сводная сестра заведует в больнице хирургическим отделением. И больница находится как раз по пути следования к Мушмакаеву. Остановимся, возьмем у нее историю болезни Мушмакаева и направление на операцию, допустим, в Санкт-Петербург, причем, сразу на двух языках -- русском и чеченском... -- Думаешь, удастся ее уговорить? -- недоверчиво спросил Савелий. -- Ведь в случае чего она же первая подпадет под подозрение. -- Она очень любила дядю Ясу, -- с грустью произнес Михаил, словно этим все объясняя. -- Ну что же... -- Савелий наморщил лоб: в голове у него вертелась какая-то мысль, которую он пытался ухватить, но она все ускользала. -- Тебя что-то беспокоит? -- спросил Михаил. -- Подожди! -- отмахнулся Савелий. -- Вот! -- наконец воскликнул он. -- По-моему, я нашел логическое продолжение и фундамент для твоей идеи. Все медицинские документы Мушмакаева должны быть на трех языках: чеченском, русском и английском. И везти его мы должны не в Россию, что сразу же насторожит любого чеченца, а за границу! -- Любишь ты заграничные дела, -- усмехнулся Михаил. -- Должен признать, что ты, как говорится, одной левой устранил слабые места в моем плане. Только куда мы с ним отправимся? -- По "официальной" версии -- в Лондон, на самом деле -- в Болгарию, через Азербайджан и Турцию. -- Савелий с победным видом взглянул на ребят. -- Что скажете? Как насчет погреться на берегу Черного моря? -- Отлично! -- воскликнул Матросов. -- Дело совсем за малым: взять Мушмакаева. -- Он криво усмехнулся. -- Никуда эта мразь от нас не денется! -- Глаза Михаила зло сверкнули. -- Точно! -- Савелий хлопнул его по плечу. -- Знаешь анекдот? Приходят в камеру контролеры, чтобы провести проверку. "Иванов!" -- "Я!" -- "Петров!" -- "Я!" -- "Сидоров!" -- "Здесь!" -- "А куда ж ты на х... в тюрьме денешься!" Все расхохотались. -- Ладно, -- сказал Савелий, -- хватит ржать. План, насколько я понял, принимается единогласно? -- Со всеми твоими дополнениями, -- ответил Михаил. -- В таком случае, в путь! Миша, за руль! Прихватив рюкзаки, они покинули свое временное пристанище, забрались в УАЗик и отправились в путь. Один Бог знал, что ждало их впереди... Пока Савелий со своей группой разрабатывали план действий, группа Воронова быстро мчалась по дорогам Дагестана. В какой-то момент Андрей стал с беспокойством всматриваться вперед: слишком уж все гладко! Прошло больше трех с половиной часов, а они даже ни разу не остановились. Владимир вел машину ровно и уверенно, словно много раз ездил по этой дороге. Иногда им встречались люди. Заметив незнакомую машину, они сначала проявляли некоторый интерес, но, разглядев чеченский номер, тут же старательно делали вид, что им совершенно все равно, кто это там едет. Ребята остановились возле небольшого лесочка, быстро перекусили и вновь отправились в дорогу, решив ехать до тех пор, пока есть возможность или пока не нужно будет заправлять машину. Вскоре стемнело. Вдалеке показались огни. -- Кажется, Кизляр впереди, -- заметил Трегубенков. -- Кажется? -- удивленно произнес Воронов. -- Ты так уверенно ведешь машину, что я думал, ты знаешь, где мы находимся. -- В темноте трудно ориентироваться, но я уверен, что едем мы правильно. Махачкалу не проедем, гарантирую. -- Надеюсь, -- не очень уверенно сказал Воронов. Они миновали довольно крупный поселок, похожий, скорее, на небольшой городок, и вновь оказались на главной магистрали, стремительно проскочили несколько десятков километров и очутились в лесополосе. Если до этого городка им, хотя и редко, попадались машины, то сейчас шоссе словно вымерло, а в свете фар темные деревья, мелькающие по обе стороны дороги, выглядели зловеще. У Воронова появилось какое-то нехорошее предчувствие, и он громко сказал: -- Ребята, кончай ночевать! Повнимательнее, пожалуйста! Гляди по сторонам в оба! -- Что-то заметил, товарищ майор? -- мгновенно насторожился Трегубенков. -- Да нет, темно слишком... Еще раньше, только отъехав от Хасавюрта, они договорились в случае обстрела не пытаться оторваться -- машина перегружена, и скорости быстро не наберет. Поэтому решили: при первом же выстреле останавливать машину, высыпать из нее, рассредоточиваться и самостоятельно открывать огонь по противнику. Учитывая плохое самочувствие Никиты Цыплакова, пришли к выводу, что ему лучше оставаться в машине, по возможности быстро опустившись на пол между сиденьями. А чтобы он чувствовал себя более уверенно, Воронов, узнав, что тот понюхал уже пота солдатской казармы, вручил ему автомат Калашникова, шутливо заметив, что Никита не перепутает цель и не станет стрелять по своим. Вспомнив об этом, Воронов скосил глаза на их попутчика и с удовлетворением увидел, что тот держится молодцом: во всяком случае, при первом же обращении Воронова тут же открыл глаза и проверил автомат. -- Никита в полной боевой готовности. Можно быть спокой... -- опять хотел пошутить Воронов, чтобы ободрить уставших ребят, однако договорить не успел: прозвучала короткая автоматная очередь. Казалось бы, этого ждали в любой момент, и все равно стрельба оказалась неожиданностью. -- Черт! -- вскрикнул кто-то. Воронову показалось, что голос принадлежал Роману: видимо, его задело. -- Пригнитесь! -- крикнул Андрей. При первых же выстрелах отлично среагировал Владимир: он крутанул руль, и машина резко свернула на обочину, тут же остановилась, и ребята быстро выпрыгнули. Трегубенков автоматически выключил фары. Стояла кромешная тьма. Где находятся те, кто стрелял, неизвестно, значит, разговаривать нельзя. Воронов прислушался: чуть слышное дыхание рядом успокаивало -- значит, ребята успели выскочить из машины вместе с ним. Кто стрелял? Бандиты? Или военные? Несколько томительных минут неизвестности заставили Воронова понервничать. Андрей успел заметить вспышки автоматной очереди, но стрелять в ту сторону означало обнаружить себя и показать, что они тоже вооружены. Стараясь не шуметь, Воронов осторожно развязал рюкзак, вытащил из него прибор ночного видения, напялил на голову и стал всматриваться в сторону неприятеля. Наконец разглядел одного: мужчина, вооруженный автоматом Калашникова, прятался за деревом и тоже всматривался в их сторону, очевидно, также пытаясь определить, свои или чужие ехали в машине. Нужно ждать. -- Эй, вы живы? -- по-русски крикнул стоявший за деревом мужик. Голос у него был хриплый, прокуренный. Воронов растерялся: если вопрос задан не случайно -- это разведка словом. В этот момент инициативу взял в свои руки Трегубенков. -- Со хажа эшуш хума дуй хан, доттага? -- произнес он с такой усмешкой, словно спросил стрелявшего, давно ли тот менял свои носки. -- Что он сказал? -- Это был другой голос, тонкий, почти писклявый. -- Кажется, послал куда подальше... -- ответил мужик, которого Воронов мысленно окрестил "Хриплым". -- Да нет, он спросил тебя, идиот, чем может быть нам полезен, -- грубо возразил кто-то третий. -- Вы что, чеченцы? -- спросил Хриплый. -- Допустим, -- по-русски сказал Михаил. -- Вот что, мужики, давайте разойдемся без лишней крови, -- миролюбиво предложил Хриплый. -- Что ты хочешь? -- Нам нужны "колеса". Оставляете тачку и топайте себе восвояси. Обещаем, что никого не тронем. -- Несмотря на браваду, в его голосе чувствовалась неуверенность. Теперь стало ясно, что это бандиты. И здесь уже неважно, какой они национальности: с бандитами любой национальности разговор может быть только один -- разговор силы. -- Послушай, ты. Хриплый, -- вступил Воронов агрессивно, давая понять остальным ребятам, что можно приступать к активным действиям. -- У меня -- другое предложение. -- К этому времени он уже успел оценить обстановку и рассмотреть, кто где прячется. Его ребята рассыпались полукругом, заняв более-менее удобную позицию: во всяком случае, начни бандиты стрелять, никого не заденет. К счастью, у бандитов, судя по их поведению, вряд ли был опыт боевых действий: они гуртом прятались за кустами метрах в тридцати от Воронова. Их было четверо. Заметил Воронов и то, что Роман действительно тяжело ранен, а Трегубенков смотрит на него, Воронова, во второй прибор ночного видения. Воронов сделал ему знак обойти бандитов. И Владимир, продолжая разговор, уверенно передвигался вправо, чтобы застигнуть тех врасплох. -- Какое у тебя предложение? -- спросил Хриплый. -- Вы бросаете оружие, поднимаете руки и выходите на дорогу, -- произнес Воронов. -- Даю слово, что в этом случае все четверо останутся живы. -- Да мы таких, как ты, вчера только троих на дереве развесили вместо игрушек! Иди и попробуй взять меня, защитничек! -- Хриплый вышел из-за дерева, открыл яростный огонь, и несколько пуль вспороли землю рядом с Вороновым. Андрей направил на него спецфонарь, включил свет, и узкий яркий луч ослепил бандита. Еще одно нажатие на кнопку -- и освобожденная энергия мощного заряда вытолкнула десять с лишним граммов сплава, которые через мгновение разнесли Хриплому череп. -- Храп! -- с беспокойством позвал писклявый голос. -- Храп, ты где? Чего молчишь? -- А ты как думаешь? -- с усмешкой спросил Воронов. -- Ваш Храп шлет вам привет с того света. Сдавайтесь! -- Храп, где ты? -- все еще не веря, снова выкрикнул писклявый, и, не дождавшись ответа, открыл огонь из автомата, беспорядочно водя стволом по сторонам. К нему присоединились и остальные бандиты. Через пару секунд пуля, выпущенная Трегубенковым из пистолета с глушителем, оборвала жизнь еще одного бандита. Выстрел Воронова оторвал третьему левую руку и задел сердце. Удержав автомат в другой руке, парень дал предсмертную очередь и несколькими пулями прошил грудь своего приятеля. Убедившись, что с бандитами покончено, Воронов громко сказал: -- Все, ребята! -- Потом подошел к Роману. -- Как ты, братишка? -- Держусь пока, -- ответил Роман и даже постарался улыбнуться. -- Все будет хорошо, -- попытался успокоить его Воронов, хотя осмотрев рану, понял: если парня немедленно не положить на операционный стол, то он даже до утра не доживет. -- Перевяжите его, ребята! -- приказал Андрей и крикнул: -- Никита! Ты как? Жив? -- Так точно, товарищ майор! -- бодрым голосом отозвался тот. -- Хорошо. -- Воронов еще раз посмотрел на Романа, тяжело вздохнул и пошел посмотреть на трупы бандитов. Он с трудом сдержался от рвоты: майор впервые видел результат попадания пули от спецфонаря. Преодолевая тошноту, Воронов обследовал карманы убитых и не нашел никаких документов, только лист бумаги, сложенный в несколько раз. Андрей развернул его и увидел четыре фотографии и набранную типографским способом надпись: "Внимание! Разыскиваются четверо опасных преступников, бежавших из здания суда. Эти люди обвиняются в совершении тяжких преступлений. За последние два года они совершили более десятка зверских убийств..." Воронов подумал, что надо будет сообщить о бандитах в прокуратуру. -- Володя! -- крикнул он. -- Иди сюда и захвати "поляроид". -- Ты что, командир, на память их снять хочешь? -- подойдя, с неожиданной злостью спросил Трегубенков. -- Роман умер... Несколько секунд Воронов молчал. Потом произнес: -- Ему уже ничем не поможешь. А это дело, -- он потряс листком с фотографиями, -- надо закрыть. -- Ты что, командир, железный? -- тихо спросил Трегубенков. -- Нет, не железный, просто я обязан держать себя в руках. И не думай, что мне это легко. Не легко! -- И столько горечи было в его голосе, что Трегубенков смутился. -- Извини меня, майор. Что дальше будем делать? -- Во-первых, надо достойно похоронить нашего товарища, потом... -- Он кивнул на бандитов. -- Думаю, для этих выродков одной ямы будет достаточно. -- Воронов протянул ему листок с надписью "Разыскиваются". Подошел Никифор. -- Суки! Такого парня загубили! -- со слезами на глазах сказал он. -- Командир, Ромку надо снять... для невесты... -- Для невесты? Я думал, он женат давно, -- покачал головой Воронов. -- Это... -- Никифор с трудом сдерживал слезы, -- ...долгая история: они еще со школы знакомы, а пожениться решили, когда Ромка вернется с задания... -- Снимите не только Романа, но и его могилу и пометьте на карте. Вдруг невес... -- Андрей запнулся. -- Вдруг вдова захочет приехать на могилу? -- Валюша обязательно приедет, -- сказал Никифор. Пока ребята копали, Воронов пытался проанализировать все происшедшее: мог ли он как командир, как человек, которому были доверены жизни этих ребят, сохранить эти жизни? Воронов обвинял себя в том, что не прислушался к своей интуиции, которая за несколько секунд до того, как прозвучала очередь, предупреждала об опасности. Почему он не предпринял мер предосторожности? Почему не приказал остановиться? Теперь до конца своих дней он будет задавать себе эти вопросы и мучиться... Ну почему история не имеет сослагательного наклонения? К удивлению Савелия и ребят из его группы, они довольно легко миновали контрольно-пропускной пункт у моста через реку Аргун. Когда их остановили автоматчики, Михаил сказал им чтото по-чеченски. Они насторожились и что-то сказали в ответ. Тогда Михаил произнес какую-то фразу, и Савелий разобрал слово "Мушмакаев". Автоматчики внимательно осмотрели сидящих в машине, и один из них что-то крикнул в сторону небольшого строения, похожего на милицейскую будку. Оттуда вышел чеченец, вооруженный только пистолетом, очевидно, старший, и Михаил еще раз повторил ему то, что сказал автоматчикам. Старший тоже с интересом посмотрел на машину, но подходить ближе не стал, а что-то сказал своим боевикам, которые сразу потеряли к ним всякий интерес, успокоились, опустили автоматы, без звука подняли шлагбаум и даже помахали им на прощание. -- Что ты им сказал? -- спросил Савелий, когда они отъехали на приличное расстояние. -- Сначала назвал пароль: "Я воин Аллаха". -- Звучит воинственно. А отзыв какой? -- "Аллах нам защита." -- Вот уж в точку, -- усмехнулся Савелий. -- К сожалению, этот пароль, как оказалось, за ночь успел смениться... -- Ну и выдержка у тебя -- даже глазом не моргнул! А почему они успокоились? -- А я им сказал то, что они могли проверить только у самого Мушмакаева: везу, мол, по его приказу покупателей. Как видишь, даже врать не пришлось. -- Он усмехнулся. -- Я объяснил, что выехал вчера, потому не знаю нового пароля. -- Выходит, фамилия Мушмакаева срабатывает лучше всякого пароля? -- А я что вам говорил? Этот сын шакала для многих чеченцев сейчас "герой независимой Ичкерии". -- Михаил сплюнул. -- Далеко еще до больницы? -- Не очень. Если задержек больше не будет... -- А что, могут быть? -- насторожился Савелий. -- Думаю, вряд ли. Михаил оказался прав: до самого городка Аргун, где работала сводная сестра Михаила, их больше никто не останавливал. Притормозив у главного входа в двухэтажное здание, Гадаев сказал: -- Я пойду к сестре, а вы, кто бы ни подошел к машине, говорите только одно: "Все вопросы задайте тому, кто нас сопровождает, а он сейчас зашел в больницу". -- А если станут спрашивать твою фамилию? -- Савелий был недоволен, что не может сам принимать решение. -- Назовите. Да ты, командир, не беспокойся: это так, на всякий случай. Скорее всего, к военному УАЗику с чеченскими номерами никто не подойдет. А я постараюсь все провернуть как можно быстрее, идет? -- Идет. Авось пронесет нелегкая, -- не очень уверенно согласился Савелий. Михаил отсутствовал минут сорок, и Савелий уже начал волноваться, хотя понимал, что составить столько документов не так просто. Успокаивало лишь то, что к ним действительно никто не подходил. Наконец в дверях больницы показалась сияющая физиономия Михаила. Его руки были заняты двумя огромными полиэтиленовыми сумками. -- Живем, братишки! -- воскликнул он, протягивая им сумки. -- Сестренка нас фруктами, овощами и напитками снабдила. Словно специально ждала нас: в обед ходила на рынок. -- Наверное, для семьи купила, а ты ее обобрал, -- заметил с улыбкой Матросов. -- Семье она еще купит, а нам лишний раз светиться в людных местах ни к чему, -- рассудительно ответил Михаил. -- Впрочем, если ты такой щепетильный, то могу отнести все назад. -- И Гадаев потянулся к сумкам, словно собирался забрать. Матросов моментально прикрыл их огромными ладонями и высокопарно произнес: -- Ты был так убедителен, что я просто вынужден согласиться с тобой и принять этот дар, идущий прямо от сердца твоей благородной сестры! -- Затем вытащил из сумки жестяную банку. -- Пиво! -- воскликнул он, открыл и стал жадно пить. Михаил улыбнулся, остальные рассмеялись и тоже потянулись к сумкам. -- Десять минут на перекус, -- разрешил Савелий, с аппетитом вгрызаясь в огромную сочную грушу. -- А снабжение у Чечни на уровне, -- заметил он. -- А ты как думал? Сюда все бизнесмены лезут, чтобы набить карман. -- Да ты, никак, обиделся? -- удивился Савелий. -- Или мне показалось? Когда они добрались наконец до небольшого селения, где, по имеющейся информации, находился Мушмакаев, стало смеркаться. Михаил остановил машину, не доехав до того места, где мог находиться пост чеченцев. -- Дальше ехать вместе, думаю, опасно, -- сказал он. -- Вон там, недалеко от дороги, метрах в десяти, я присмотрел небольшую заброшенную землянку, -- он указал рукой. -- Наверное, здесь застава была... Ждите там, а я постараюсь сегодня же ночью вырваться к вам. -- Не думаю, что это разумно, -- возразил Савелий. -- Только если Мушмакаев перебазировался в другое место. -- Тогда договоримся так: если до утра я не появлюсь, значит, Мушмакаев здесь. А если он здесь и поверит моему рассказу и фотографиям, то он должен будет послать меня или кого-то другого за вами в Хасавъюрт. -- Он наверняка перестрахуется и пошлет не тебя, а кого-нибудь другого, -- сказал Савелий. -- Главное, не прозевать этого другого. -- Следите за каждой машиной. Но мне кажется, он пошлет этот же УАЗик, чтобы не напрягаться лишний раз и не предупреждать посты о другой машине. -- Михаил говорил уверенно. -- До утра, как мне кажется, он гонца не отправит. А вот утром держите глаза пошире! Увидите УАЗик -- двое выходят на дорогу, третий прикрывает. Останавливайте и спокойно требуйте документы. -- Что-то во всем этом меня смущает, -- поморщился Савелий. -- Ну, проверили, ну, узнали, что его послал Мушмакаев... Что дальше? -- Смотрите по обстановке. -- Вот именно, по обстановке. -- Савелий задумался. -- Ладно, езжай, только не рискуй понапрасну. Пошли, парни, отдохнем немного... Не оставляйте в машине вещи. Мало ли... Перед самым въездом в поселок машину остановил чеченский наряд, и Михаил мысленно возликовал: значит, "объект" здесь. Гадаев не знал нового пароля и потому приготовился снова козырнуть фамилией Мушмакаева, но делать этого не пришлось: один из охранников был приближенным Харона. -- Привет, Миша, -- радостно поздоровался тот, словно они были близкими друзьями и долго не виделись. -- Как съездил? -- Нормально, -- осторожно ответил Гадаев. -- А у вас как? -- По-старому. Курить есть что? Уши пухнут. -- А как же! -- Михаил был рад, что сестра всучила ему пачку "Мальборо", которые купила для мужа. -- Держи! -- А ты? -- Я бросил. -- Счастливый, -- с завистью вздохнул охранник. -- А у меня никак не получается. Ладно, езжай! Въехав на главную улицу, Михаил не раздумывая повел машину к дому, где видел в последний раз Мушмакаева. Остановившись у дороги, он вышел, поправил автомат на плече и, спокойно насвистывая, направился ко входу. К его удивлению, никто его не остановил. Похоже, Савелий оказался прав: Мушмакаев решил подстраховаться на всякий случай и сменил лежбище. "Осторожный, сукин сын", -- подумал Михаил. Тем не менее он подошел к двери и громко постучал. Краем глаза он заметил, что к УАЗику метнулась какая-то тень. Михаил вновь громко постучал. -- Ищешь кого-нибудь или на ночлег хочешь определиться? -- спросили его по-чеченски. Гадаев обернулся и увидел возле машины пожилого мужчину. -- А ты кто такой, чтобы меня расспрашивать? -- грубовато спросил Михаил. -- "Я воин Аллаха", -- ответил мужчина. Это был пароль, который Михаил получил перед отъездом в Хасавъюрт от самого Мушмакаева. -- "И Аллах нам защита", -- произнес отзыв Михаил. -- Почему никто не открывает? Спят, что ли? Вроде рановато. -- В доме нет никого, а Хозяин ждет тебя в другом месте... Тебя как зовут? -- Михаил Гадаев. -- Ну, здравствуй! Незнакомец наконец подошел ближе. Ему было далеко за пятьдесят. Невысокий, но крепко сколоченный. На плече у него висел автомат, который он закинул за спину, как только убедился, что Михаил "свой". -- Часа четыре тебя дожидаюсь, -- с некоторым укором добавил он. -- Умар! -- Он протянул руку. -- Свеча одна полетела. Пока нашел... -- Михаил пожал ему руку. -- Где Хозяин-то ждет? -- Садись, покажу. -- Умар открыл дверцу и сел в машину рядом с водительским креслом. -- Он уже дважды справлялся о тебе. Видно, важных новостей ждет? Они ехали всего несколько минут, пока Умар не приказал остановиться возле небольшого, выкрашенного в зеленый цвет домика. -- Приехали, -- бросил он. -- Иди, Хозяин беспокоится. -- А ты что, со мной не пойдешь? -- Нет, я так намерзся, что хочу скорее добраться до моей вдовушки и погреться. -- Он подмигнул. -- А машину куда поставить? -- Пусть здесь стоит. Может, ей скоро опять поработать придется. Ну, побежал я. Михаил вышел из машины, хлопнул дверцей и направился к дверям дома. Перед ним немедленно вырос бородатый чеченец с автоматом на груди. Михаил заметил и еще одного, который прятался за углом. -- Ты куда? -- недружелюбно спросил первый охранник. -- Как ты обращаешься к личному порученцу Хозяина? -- недовольно нахмурился Михаил. -- Прости, в темноте не признал, -- смутился тот. -- Проходи! Михаил постучал в дверь, и она тут же открылась: на пороге стоял высокий худой мужчина лет тридцати пяти с редкой бородой -- один из тех, кто в прошлый раз дежурил перед домом и останавливал их с Хароном. -- Приехал, наконец, -- сказал он. -- Иди скорее! А то Хозяин уже злиться начинает. Все в порядке? -- спросил он хитро, с прищуром. -- Лучше не бывает, -- подмигнул Михаил. -- Тебя, вроде, Шарудином зовут? -- Ну память у тебя, парень! -- с восхищением заметил тот и покачал головой. Скинув теплую куртку и шапку, Михаил хотел уже постучать в указанную охранником дверь, но перехватил его настороженный взгляд, и аккуратно положил поверх вещей автомат. Достал из-под мышки пистолет и тоже положил рядом. -- Проверять будешь? -- Михаил поднял руки. -- А чего проверять? Сам все знаешь... -- сказал тот, но все-таки быстро обшарил Михаила. -- Все чисто, можешь идти. -- Входи, -- раздался голос Мушмакаева, как только Михаил постучал в дверь. -- Здравствуйте, полковник! -- бодро воскликнул Гадаев, переступая порог, и присвистнул от удивления: здесь было все, что он видел в прошлый раз, от мебели до ковра перед дверью. -- Привыкаю к вещам и люблю, когда они на своих местах. -- Мушмакаев был явно доволен произведенным эффектом. -- Ну, рассказывай! -- Обо всем? -- Дорогу можешь опустить, мне и так все известно. "Неужели ему известно и то, что я ляпнул про покупателей на КПП? -- промелькнуло в голове, у Михаила, и он похолодел. -- Если так, то я погорю. С другой стороны, Мушмакаев сам попросил не рассказывать про дорогу. Можно на этом и сыграть: в случае чего сослаться на его же приказание. А потом само что-нибудь придумается..." Гадаев подробно рассказал про расстрел пленных. Он настолько увлекся и насочинял такие подробности, что Мушмакаев слушал с открытым ртом, словно Михаил пересказывал приключенческую книгу. Но едва он закончил, как Мушмакаев неожиданно заметил: -- Тебе бы романы писать! -- Он недобро посмотрел на Михаила. -- А где Удди? -- Удди? Когда все закончилось и Лом с покупателями, зарыв трупы, уехали, Удди сказал мне, чтобы я возвращался один. Я спрашивал, куда он намылился и что передать вам, полковник, но он сказал, что вы все и так отлично знаете. -- И больше ничего? -- Мушмакаева явно чтото беспокоило. -- Ничего. -- Михаил пожал плечами, потом вдруг решил сымпровизировать. -- Только... -- Он замялся. -- Что только? -- быстро спросил Мушмакаев. -- Не хотелось бы мне наживать врагов... -- осторожно сказал Михаил. -- Не будь мне врагом, а остальных не бойся, -- с пафосом провозгласил Мушмакаев. -- Говори! -- Когда мы ехали, он все время эту журналистку тискал, а та визг подняла... А Удди говорит: "Раз ты, сука. Хозяину дала, то и со мной можешь ноги раскинуть!" -- Михаил сделал паузу, словно раздумывая, продолжать или нет, потом махнул рукой: будь что будет! -- А еще говорил, что, мол, у него член намного больше, чем у вас. -- Гадаев понизил голос до шепота. -- Так и сказал? -- мрачно спросил Мушмакаев. -- Ну да. Распустил язык.... -- Михаил изобразил негодование. -- Только он сказал не "член", а "балда". Я потом прикрикнул на него, сказал, что мешает вести машину: он, вроде, успокоился, а потом поделился, что у него есть одна бабенка, он на ней и отыграется. Может быть, Удди сейчас у нее? -- Вот сучий сын! -- разозлился Мушмакаев, вскочил со стула и начал нервно ходить по комнате. -- Никак не успокоится со своими блядями! Сколько раз говорил ему, что сперва нужно дело сделать, а потом уже "балду" свою совать куда ни попадя! Ну, появится он у меня! Я ему покажу, кому дала, а кому не дала! И у кого "балда" больше! Он же еще к обеду должен был вернуться, бараний хвост! Плюхнувшись в свое любимое кресло, Мушмакаев отдышался немного, постепенно успокоился и снова взглянул на Михаила. -- Честно говоря, я посылал его, чтобы он подтвердил твой рассказ, -- признался Мушмакаев. -- Так вы мне не верите, полковник? -- с негодованием воскликнул Михаил. -- Я и себе не каждый день верю, -- недовольно буркнул тот. -- И как мне теперь быть? -- Да простит меря Аллах! Я с таким благоговением принял ваше предложение служить вам, хотел, чтобы как лучше, даже фотографии сделал, чтобы вам угодить, а вы... Знаете, полковник, верните меня назад к Харону. -- Погоди горячку пороть. О каких фотографиях ты говоришь? -- Увидел я случайно у ваших покупателей поляроид... Я же классный фотограф, -- похвалился Михаил. -- Вот и решил снять все на фото... -- И где они? -- Кто? -- Да снимки, -- нетерпеливо сказал Мушмакаев. -- В кармане. -- Михаил вытащил из кармана карточки. Мушмакаев рассматривал снимки долго и внимательно. Михаил уже подумал, что тот нашел какой-нибудь прокол, но Мушмакаев оторвался наконец от фотографий и улыбнулся Михаилу. -- Ты уж не держи зла на меня, -- сказал он. -- Не мог же я тебе, совершенно незнакомому человеку, сразу поверить. Да, за тебя замолвили слово, но я-то тебя не знаю. Надеюсь, ты меня понимаешь? -- Понимаю, -- кивнул Михаил. -- Может, я на вашем месте поступил бы также. -- Вот и хорошо, что понимаешь, -- удовлетворенно заметил Мушмакаев. -- Присаживайся! Есть, пить будешь? -- Мне бы умыться с дороги, а еще лучше ванну принять, если здесь есть, конечно. -- У меня здесь все есть, -- с гордостью сказал Мушмакаев. -- Вот и отлично. А то я думал, что придется грязным ехать. -- Михаил забросил наживку. -- Ехать? Куда? -- Как куда? Меня же покупатели ждут. Сказали, что если завтра не встретятся с вами, то уедут к другому продавцу. -- Так и сказали? -- недовольно скривился Мушмакаев. -- Ну! Мушмакаев задумался и молчал несколько минут, словно решая для себя очень важную задачу. Наконец снова взглянул на Михаила. -- Иди мойся, отдыхай после дальней дороги, а я найду кого послать. -- Вам виднее, полковник. -- Михаил сделал вид, что сразу успокоился. -- Хотя я и сам мог бы съездить за ними, не так уж я устал. -- Больше всего Михаилу не хотелось насторожить Мушмакаева и сорвать все операцию. -- Отдыхай -- ты это заслужил. Михаил понял, что Мушмакаев все-таки решил подстраховаться. -- Спасибо, полковник, отдых -- дело хорошее. -- Гадаев деланно зевнул. -- Как с ванной? И где мне расположиться? -- Жить будешь здесь -- как и подобает личному порученцу. А ванну тебе сейчас устроят. Шарудин! -- позвал Мушмакаев. В комнату тут же заглянул охранник. -- Слушаю, Хозяин! -- Скажи, чтобы наша бабенка приготовила лейтенанту ванну и помыла его... как следует. -- Мушмакаев многозначительно ухмыльнулся. -- Так и быть: не буду тебя сегодня дергать. Отдохни! Позови Жамбулата, -- приказал он Шару-дину. -- Есть, Хозяин! Ну что, пошли?! -- повернулся Шарудин к Михаилу. В его голосе слышалось явное недовольство: он ревновал Хозяина. -- Ты что-то хочешь сказать, Шарудин? -- заметив это, раздраженно спросил Мушмакаев. -- Нет, Хозяин. -- Ну-ну, -- буркнул тот и потянулся к шкафчику, висевшему на стене. Чуть замешкавшись, Михаил успел заметить, что Мушмакаев вытащил оттуда какую-то карту. Комната, куда отвел его Шарудин, была меньше, чем у Мушмакаева, но так же богато обставлена: зеркальный дорогой сервант, платяной шкаф орехового дерева, полы застланы коврами. На огромной тахте могли спокойно разместиться трое. Раскрыв шкаф, Михаил повесил куртку, шапку, оружие, затем осторожно подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, чтобы увидеть Жамбулата. К счастью, Шарудин вернулся быстро. Жамбулат оказался плотным мужиком лет тридцати, с рыжеватой окладистой бородой. Взгляд карих глаз тяжелый, недоверчивый: Жамбулат сразу заметил приоткрытую дверь, но промолчал, и только кадык его ходил вверх-вниз, как ручка насоса. -- Не говорил, зачем вызывает? -- спросил он Шарудина, кивнув на дверь комнаты Мушмакаева. -- Думаю, что тебя ждет дальняя дорога. -- Шарудин хитро прищурился. -- Иди, не бойся! ~ подбодрил он и дружелюбно подтолкнул его в спину, а сам уселся возле входной двери. Неожиданно откуда-то раздался молодой женский голос: -- Шарудин! Иди, помоги мне! Понимая, чем рискует -- охранник мог в любой момент вернуться, и тогда объясняйся с ним, -- Михаил быстро подскочил к двери Мушмакаева и прислушался. -- Дуй к Лому и быстро привези ко мне покупателей, -- говорил Мушмакаев. -- Пароль знаешь? -- "Аллах -- пророк". Отзыв: "Зеленое знамя Ислама". -- Не задерживайся нигде, заправься сразу под завязку и прихвати пару канистр с собой. Если встретишь Удди, скажи, пусть немедленно мчится сюда, если не хочет, чтобы я ему "балду" укоротил. -- Слушаюсь, командир! Аллах акбар! -- Акбар, акбар! -- торопливо бросил Мушмакаев. Михаил одним прыжком вернулся в свою комнату, но закрыть дверь не успел, а потому быстро повернулся, сделав вид, что собрался выйти. Увидев Гадаева, Жамбулат просверлил его взглядом, но ничего не сказал и вышел из дома. Если Жамбулат доберется до Хасавюрта и не обнаружит на месте Лома, он сразу заподозрит неладное, и весь их план начнет рассыпаться, как карточный домик. Но что Михаил может сделать в данной ситуации? Ничего. Остается только ждать и надеяться на лучшее. Размышляя, Михаил даже не сразу заметил, как в комнату вошла молодая женщина, дородная, с пышным бюстом и не менее пышным задом, с огромными зелеными глазами и копной светло-русых волос. Под прозрачным коротеньким халатиком на ней ничего не было. Она подошла, положила пухлую руку на плечо Михаилу. -- Устал, миленькай? -- с украинским акцентом произнесла она. -- Миша, кажется? А меня Катериной зовут. Нравится тебе это имя? -- Очень, -- сказал Михаил. -- Тогда раздевайся и ложись. Я тебе массаж сделаю. -- Катерина начала раздевать его. -- Какой же ты худющий! -- по-бабьи всплеснула она руками. -- Ничего себе -- худющий, -- усмехнулся Михаил. -- При росте в сто восемьдесят сантиметров девяносто килограммов... -- Не знаю про твои килограммы, но я бы тебя подкормила, -- заявила Катерина. -- Мужика, должно быть как можно больше. А то ляжет сверху, и не чувствуешь ничего: чи есть кто, чи не. Продолжая болтать, Катерина ловко раздела Михаила до трусов, уложила на живот на огромную тахту и начала делать массаж. -- Ты не думай, я курсы профессиональных массажисток закончила... У Киеву... А тело у тебя ничего: сильное... Спортсмен, наверное?.. -- Спрашивая, она и не ждала ответа. -- Не, не похоже, да и шрам на спине... Военный, наверное... Видно, повоевать пришлось... Пальцы у нее были сильными, уверенными, и Михаил почувствовал, как усталость действительно уходит. Но трахаться ему совсем не хотелось. Промассировав спину, Катерина решительно спустила пониже его трусы и начала поглаживать ягодицы. Это было уже слишком. Осторожно, чтобы не обидеть женщину, Михаил натянул трусы обратно. -- Ты что, стесняешься меня? -- удивилась Катерина. -- Нет, просто я сейчас не в настроении. -- А зачем тебе настроение? Расслабься, я все сама сделаю. -- Она вновь взялась за трусы, но Михаил удержал их руками. -- Как ты сюда попала? -- спросил он, чтобы отвлечь Катерину. -- Как? -- Она вздохнула. -- Ты знаешь, что творится у нас сейчас на Украине? Работы не найти, а если и найдешь, то получаешь столько, что хоть в гроб ложись. И месяцами не платят. У меня старики на руках да двое ребятишек малых. -- А муж? -- Муж? -- Она поморщилась. -- Лучше б его, паразита, не было вовсе, пропойцы проклятого! Поначалу я в Москву ездила, подрабатывала у "Националя", потом толстеть стала, а там толстушки не очень... Вот и согласилась сюда поехать... -- Катерина машинально продолжала делать массаж. -- Если ты не хочешь вообще женщину -- это одно, но если ты не хочешь меня... -- Ты здесь ни при чем, -- мягко сказал Михаил. -- Тогда пойдем в ванную -- я тебя искупаю. Только не говори Хозяину, что у нас ничего не было, -- прошептала она испуганно. -- Хорошо, -- улыбнулся Михаил и погладил ее по руке. -- Ты посильнее потискай меня, а я поору. Тогда он поверит! Улыбнувшись, Катерина с такой силой принялась массировать, что Михаил действительно заохал и застонал... Как только Гадаев уехал, Савелий приказал всем лечь спать. Матросова и Кораблева не нужно было уговаривать: они свалились на кучу подпревшего сена и мгновенно уснули. Савелий тоже уснул быстро, но минут через сорок проснулся, словно кто-то толкнул его в бок. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Услышав ровное дыхание ребят, Савелий улыбнулся. Он взглянул на светящийся циферблат часов: половина двенадцатого ночи. Странно! Почему он проснулся? Стараясь не шуметь, Савелий осторожно выглянул наружу: было так тихо, что он слышал биение своего сердца. Ладно, все равно теперь не заснуть... Высоко в небе стояла луна, и ее яркий свет заливал все вокруг. Было прохладно и сыро. Где-то совсем далеко залаяла собака, ей вяло