жело вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд... Когда они вынырнули из воды, до берега было совсем близко, но Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся за руки, не давая ему свободно плыть. - Да отпусти же, вместе потонем! Слышишь? Не размахивай руками, не цепляйся за руки, положи руку мне на плечо, а второй подгребай! Савелий говорил спокойно, уверенно, без нервов, пытаясь образумить раненого. Однако Угрюмый уже ничего не слышал и продолжал хвататься за Савелия. К берегу они продвигались очень медленно. В какой-то момент Савелий, чувствуя, что силы на исходе, изловчился и резко ударил его кулаком в лицо. Угрюмый, оказавшись в нокдауне, разжал руки. Савелий поднырнул под него и подтолкнул своего "напарника" вперед, хватил воздуха и снова ушел под воду. Наконец ноги коснулись илистого дна, и он вытащил раненого на берег. Они долго лежали неподвижно набираясь сил. Приподнявшись, Савелий прислушался, вглядываясь в гладкую поверхность реки: вокруг стояла звенящая тишина. Он посмотрел на очнувшегося Угрюмого. - Ну как ты? - Напился на всю жизнь! - икнул тот. - Если бы не ты... Второй раз мне жизнь даришь... Ну и ручонка у тебя! - Он потрогал опухшую щеку. - А что оставалось делать? Могли оба на дно пойти... Крик слышал? - Да... жуткий! Не Тихоня ли? - Пойду... за сапогами схожу! Босиком далеко не уйдешь. - Погоди... - Угрюмый неуверенно запнулся. - Ты... тыне бросишь меня? - Ох и дурак же ты, Угрюмый! Такой большой, а дурак! - улыбнулся Савелий и укоризненно покачал головой. - Слушай, почему Угрюмый? Как твое имя? - Федор я... Федор Угрюмев! - Он вдруг смутился. - Ну а меня - Савелий! - Говорков крепко пожал Федору руку. - Вот и познакомились! И не оглядываясь, Савелий быстро начал подниматься по насыпи к железнодорожному полотну. Шел, осторожно прислушиваясь и внимательно, оглядываясь по сторонам. Наступив на острый сучок сухой ветки, чуть не вскрикнул и чертыхнулся на себя за невнимательность. Небо совсем очистилось от облаков и вызвездилось до самого горизонта. Яркая луна хорошо освещала все вокруг. Искать сапоги долго не пришлось: связка валялась у самой насыпи. Тщательно обтерев травой исколотые ноги, Савелий намотал портянки и с удовольствием натянул сапоги, прозванные зеками "говнодавами". Потопав для верности, сунул другую пару под мышку и медленно побрел по шпалам в сторону моста... ГИБЕЛЬ ТИХОНИ С тревожным нетерпением вглядывался Угрюмый в полумрак, ожидая Савелия. По его подсчетам, тот должен был уже вернуться. - Неужели сбросил? - проговорил он вслух. - Нет, не должен... Верно, сапоги куда-то завалились, вот и ищет их... Резко повернувшись на какой-то шорох. Угрюмый застонал от боли, потревожив рану, и едва не потерял сознание. Полного полежавшие шевелясь, чтобы боль успокоилась, снова принялся сам себя уговаривать: "Парень-то вроде не из тех, чтобы бросить... да и спас уже дважды... Отделаться мог к в воде, спокойно мог, а не стал. А ведь и сам чуть ко дну не пошел... Молодец, что по морде дал! Тяжелая у него рука. - Он снова поморщился, поглаживая щеку. - Да нет, не такой! Не то что Тихоня! Тот даже и раздумывать бы не стал: вмиг избавился бы, а тон сам пришил, для "верочки", чтобы не выжил и не навел на след..." Угрюмый вдруг вспомнил, как Тихоня впервые сказал о Бешеном... - Слушай, Угрюмый, дело одно есть... - Он прищурился и поглядел прямо в глаза Угрюмого. - Надо одного парнищу успокоить перед уходом... - Должник, что ли? - Что-то вроде того... - Он усмехнулся. - Чего темнишь? Говори! - Ты о Бешеном слышал? - Кто такой? - Которой Аршина помял... - Ну... А мы-то при чем здесь? - При том! Поручение есть: наследил он много... людей деловых подвел... - Но не тебя же? - Ты что-то очень много рассуждать стал! - обозлился Тихоня. - Когда в столице тебя от ментов спасали, не разбирался, то да почему: жил спокойно, пил, жрал да баб трахал! Не так, что ли? С тебя же монеты не требовали за это? - Нужно, расплачусь, в должниках не останусь! - на этот раз разозлился Угрюмый. - Вот и молодец! Я был уверен, что ты не подведешь! Денег с тебя никто не требует, даже наоборот, тебе приплатят! - Так это Воланду нужно? - воскликнул Угрюмый. - Да тише ты, поубавь громкость, если голову хочешь продолжать носить!.. Короче, я узнал, что он почти все время на промке околачивается! И отлично, на руку нам! Узнай, где он пашет, и... минут за двадцать до прибытия вагонов вызови на воздух!.. Угрюмый сразу решил, что сделает все, чтобы парень остался жив. Он даже не пошел искать его, как обещал Тихоне, тянул время, сказал, что все знает и сделает как надо, а когда времени не осталось, отговорился тем, что Савелия куда-то вызвали к начальству... Поматерившись, Тихоня сам сходил к прессам, но Савелия там не было, а молодой пацан, его напарник, сказал, что он пошел куда-то спать... Как же они удивились, когда обнаружили Бешеного в вагоне. Сначала Тихоня хотел прямо там его "успокоить", но Угрюмый уговорил его не делать этого в зоне: на воле всегда успеют, а он может принести им пользу... Федор криво усмехнулся: надо же, словно чувствовал, что, спасая Бешеного, спасает себя... - Сука! "Свидетель должен быть мертвый!" - передразнил он голосом Тихони. - Не тебя ли Бог прибрал?.. - Федор вспомнил тот душераздирающий вопль. - Успел ли ты нырнуть, Тихоня? Если успел, то почему не выныриваешь, пора бы?.. - Закрыв глаза, он забылся и задремал. Неожиданно громко, как ему показалось, хрустнула сухая ветка. Федор испуганно встрепенулся и вскрикнул от боли. - Это я, Федор! - Савелий протянул ему сапоги. - Чего так долго? Завалились неуда, что ли? - Несмотря на сердитый тон, было видно, что он очень рад возвращению Савелия. Превозмогая боль, стал обувать сапоги. - Да нет, я их сразу нашел... - Савелий многозначительно замолчал, поморщился, вспоминая что-то... - На мост ходил... - Тихоня? - воскликнул Федор, сразу догадавшись. - Да... с ним все кончено... Вдребезги! Всмятку! Смотреть страшно! - Савелий брезгливо передернул плечами. - Мозги по железу: чуть не рыгнул... - Отпрыгался, землячок родимый! - с долей злорадства, как показалось Савелию, произнес Федор и посмотрел Савелию в глаза. - Удивляешься, что слез не лью по безвременно ушедшему Тихоне? - Да нет. Как рана? - Хорошего мало: дышать трудно... - Доктора тебе нужно! - Где ж его возьмешь? Назад - зона, вперед... - Федор кашлянул с надрывом. - Вперед - километров пятьсот-шестьсот до ближайшего населенного пункта... - Сколько? - поразился Савелий, подумав, что ослышался. - Пятьсот - шестьсот! Это тебе не Москва, землячок... - Загнемся мы здесь... - обречено заметил Савелий. - Ни пиши, ни ружья... - Как? - встрепенулся Федор. - А рюкзак? - Вот... - Савелий вытащил из кармана полиэтиленовый пакет. - Все, что мы имеем: шесть сухарей и один огурец. - Он хмыкнул. - "Богатые" запасы... на шестьсот километров!.. Вон, костюм еще один сохранился, - кивнул он на землю, где бросил джинсовый костюм. - Остальное либо... - он снова поморщился, - либо нельзя трогать: следы оставишь... - Молодец, сообразил! - похвалил Федор. - За остальное не волнуйся: все будет! - Он вытащил из кармана какой-то комочек и начал разворачивать. - Вот! - Он протянул Савелию клочок такой же белой материи, какую разглядывал Тихоня перед прыжком с вагона. - Что это? - На белом клочке была какая-то карта, нарисованная умелой рукой. - Дубликат? Почти... - Федор хитро ухмыльнулся. Да ты что?! Когда же успел? - Савелий даже сел от удивления. А когда он ко мне подходил... Я как чувствовал, что нам она нужнее будет! - Это все хорошо, но чем она поможет? Не сократит же километры? - Савелий со вздохом усмехнулся и махнул рукой. - Зря усмехаешься... Здесь карта! - Ну, карта! И что? - А на ней курки одного таежника... - Это который большой любитель рамса? - Да.... но... - У него даже челюсть отвисла от удивления. - Откуда ты знаешь? - ЦРУ все известно! - рассмеялся Савелий, но заметил настороженный взгляд Федора и решил пояснить: - По сторонам смотреть нужно, когда не хочешь, чтобы тебя кто-то услышал... - То-то я чувствовал, что кто-то смотрит из-за штабелей... - успокоился Федор. - Так вот этому Браконьеру помогать пришлось: откупать, чтобы не опедерастили... - А стоило? - небрежно усмехнулся Савелий. - Чудак! Да в его курках все есть для жизни: еда, оружие и... - Федор многозначительно подмигнул, - ... и кое-что подороже золота. - Вот как? Что же это такое? - - Так... - неопределенно буркнул он. - Нам бы до первого быстрее добраться... - Далеко до него топать? - Километров пятьдесят, не больше... - вглядываясь в тряпицу, ответил Угрюмый. - Это при условии, что Браконьер не двинул... - Ну уж нет! Он в курсе, что за фуфло по нашему маяку его прямо в зоне пришьют! - Дай-то Бог... За супа дойти можно! - За сутки? Шустрый ты больно! - осадил Федор. - Топать-то по ночам придется... Тревогу-то вот-вот подымут: на проверке, утром... Если уже не рюхнулись, торопиться нужно, а с моей раной... Далеко ли уйдем? - Уйдем! - заверил Савелий. - Еще как уйдем! - Он поднялся и хотел поднять Федора. - Погоди, осмотреться надо: не наследили ли?.. Хорошо, трава высокая, на ней следов не остается... Часа через два выпрямится... - А собаки? Дождя бы сейчас... Он был бы кстати... - Для собачек я сюрприз приготовил, - хитро прищурившись, Федор вытащил из кармана небольшой полиэтиленовый пакетик. - Что это? Отрава, что ли? - Что ты! Животных любить надо... Табачок... нюхательный: собачки же не курят и запах его не переносят... - Не промок? - Не должен вроде: пакетик запаивал и в воде проверил... - Подготовочка! - удивился Савелий. - А ты как думал? За жизнь борьба идет? За свою жизнь! - Надорвав пакетик зубами, отложил в сторону. - Помоги-ка раздеться! Савелий снял с него куртку, рубашку. - Отжаться хочешь? - Нет! - Он вдруг бросил окровавленную рубашку в воду. - Снимай свой пиджак! Ничего не понимая, Савелий подчинился, и пиджак последовал за рубашкой Федора. - Не понял? Улика! - через силу улыбнулся Федор. - Надо же нашим преследователям найти что-то, кроме... - кивнул ой в сторону моста, затем отжал и напялил на себя свою куртку, а Савелию кивнул на джинсовый костюм. - Одевай... Должен быть впору, на себя в швейке заказывал... Штаны тоже в воду: мог же ты в воде раздеться... Савелий быстро переоделся и бросил в речку в штаны. Угрюмый посыпал вокруг табаком. - Теперь можно двигать... - А моя следы наверху, может, тоже посыпать? Я помню, как шел... - Твои следы пусть найдут: они от воды к мосту ведут и обратно к воде... Пусть головки ломают... Пошли, до рассвета километров десять намотать нужно... Савелий подхватил Федора под руку и легко поднял. Они двинулись вперед, вверх по течению, и Угрюмый, пока не кончился весь табак, аккуратно посыпал за ними. Вдруг он встал как вкопанный. - Беше... Савелий, где майка? Ну, та, что сапоги обвязывал? - Обижаешь, Федя! - рассмеялся Савелий и вытащил из кармана разодранные клочки бывшей майки. - А ты не такой лопух, каким кажешься! - рассмеялся Федор. ВОЛЯ!!! Стараясь отойти как можно дальше от моста, они останавливались лишь на мгновения, чтобы заглянуть в карту да чуть перевести дух. Федор, превозмогая боль, отказывался от более длительного привала, но ему становилось все хуже и хуже. Савелий страдал от того, что ничем не может облегчить его муки. Он пытался отвлечь его от боли, рассказывая и рассказывая различные веселью истории... Однако и он вскоре замолчал: на него навалилась такая усталость, что язык не ворочался, хотелось упасть и уснуть... Ему казалось, что к его ресницам подвешены грузики, и он с трудом держал глаза открытыми, чтобы не наткнуться на дерево или не завалиться на какой-нибудь колдобине. Савелию стало казаться, что он только что сошел на берег после долгого и утомительного плавания... С непривычки земля, словно живая, норовила сбросить его, сбить с дог. Походка была неуверенной, враскачку, как у всех моряков, долго не ступавших на землю... Он бесцельно бродил по родному городу, всматриваясь в дома, в людей, стараясь понять, что изменилось за его девятимесячное отсутствие. С удовольствием улыбался каждому прохожему, совсем незнакомым людям, радовался обыкновенному троллейбусу. У него было состояние человека, только что выпущенного на свободу после долгого заключения. "Действительно, поножей" - промелькнуло в воспаленном мозгу Совели. Это состояние опьяняло, наполняя душу какой-то необъяснимой радостью бытия... Точно такое же состояние испытал он в первые минуты своей воли... Все вокруг было совершенно другим. Казалось бы, те же деревья, те же листья, тот же воздух, все такое же, как и в зоне, но... Но все было таким и... другим! Даже воздух казался ему более чистым, свежим, свободным... Вот главное: СВОБОДНЫМ! В этом и было главное различие! Воля! Свобода! Нормальное и обычное состояние для человека, воспринимающееся им так же просто, как потребность дышать, пить, есть? Другими словами, естественная потребность, на которую обычно человек не обращает внимания! Однако прошли первые часы на воле, и Савелий вдруг почувствовал, что напрасно он радуется: по существу, ничего не изменилось. Да, он на свободе! Да, его не окружает колючая проволока и нет вышек с автоматчиками! Да, никто не окрикнет и не оскорбит, не унизит его человеческого достоинства! Да, не зазвучит душераздирающий, заставляющий каждый раз вздрагивать нервы, звук сирены! Все это так, но... Но может ли он считать себя свободным? Вроде бы все внешние факторы говорят о том, что может! Но это внешние факторы, нет самого важного: внутренней свободы! Внутреннего ощущения, когда человек может сказать самому себе: "Да, я свободен!" Осознание этого пришло не сразу, но вдруг... Осознание этого настолько поразило Савелия, что он грубо выругался, не заметив, что вслух. - Савелий! - хрипло позвал Федор. - Что? Ты что-то сказал? - очнулся Говорков от своих мыслей - Как думаешь, прошли мы километров семь-восемь? - Думаю, да. А что? - Светает. Давай передохнем, ты же еле дышишь! - Нет, давай еще рискнем, вряд ли они сразу рюхнутся на железку. А мы километры выиграем! Лучше плохо дышать на воле, чем хорошо - в зоне, - усмехнулся Федор. Они прошли еще часа полтора, в которые Савелий двигался подобно роботу ни о чем не думая, ничего вокруг не замечая... Вдруг он почувствовал, что Федор дергает его за рукав. - Что? - Говорю-говорю тебе, а ты не отвечаешь... - Задумался... - А... по-моему, хватит: риск хорош, когда разумный... Савелий вдруг осмотрелся и растерянно спросил: - Слушай, зачем мы от реки ушли? - Ты же уже спрашивал! - удивился Угрюмый. - Здесь река крюк делает, мы и срезали... - Он прислонился к сосне. - Худо мне! Совсем худо! - Тонкий ствол сосенки покачивался, а вместе с ним и раненый. - Давай присядем минут на десять. - Он сполз на землю. - То говоришь, что не хочешь рисковать, то - на десять... - Подумал, что тут до речки недалеко... - Вот и хорошо, тогда надо идти, там по новой тебя перевяжу... - Чем перевяжешь-то? - со стоном выдавил Угрюмый. - Старый постираю... Прокипятить бы их... - Он с жалостью вздохнул, взглянув на бледное лицо Федора, и устало прикрыл глаза. - Нельзя спать, Савка, нель... зя! - толкнул его Федор. - Пошли дальше, пока я еще могу двигаться... - Сейчас, сейчас я помогу тебе! - Превозмогая усталость и боль в боку, Савелий рывком поднялся с земли и поднял раненого. Они двинулись вперед, но теперь Угрюмый просто повис на его плече... Не прошли они и нескольких сот метров, как Федор сполз по нему на землю. - Все! Не могу больше... Не могу! - Надо идти, братишка, надо! - Савелий попытался поднять его. - Не могу! Горит все! Все горит во мне! - Федор вдруг начал сдирать с себя бинты. - Горит!.. Горит!.. - Что ты делаешь? - крикнул Савелий и схватил его за руки. - Подожди немного! Потерпи. - Беспомощно оглядевшись, он посмотрел, на дерево и воскликнул: - Посиди минутку, влезу на дерево, погляжу... Посидишь? - Он крепко держал его руки, пока Федор обречено не произнес: - Хорошо! - и откинулся на спину. Савелий отпустил его, постоял немного, но Федор спокойно лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Выбрав подходящее дерево. Говорков медленно, часто отдыхая, полез по нему. Добравшись до середины, он увидел блеснувшую на солнце реку. - Река! Река! - радостно прокричал Савелий и стал быстро спускаться вниз. - Совсем близко - рукой подать! Метров восемьсот, не больше... Вставай, пошли потихоньку... То ли сил прибавилось от близости желанной цели, то ли оттого, что Федор немного отдохнул, но они двигались быстрее... Вскоре перед ними, сверкая под лучами восходящего солнца, открылась причудливая змейка сибирской речушки. Здесь она была намного шире, чем у моста. - Слава богу, дошли! - прошептал Федор и медленно опустился на траву. - Здесь искать не должны... Даже если они уже и наткнулись на него... - Федор говорил тяжело, в груди все хрипело и клокотало. - Почему? - Мы шли против течения и не использовали реку для отрыва, во Что они вряд ли поверят, к тому же от населенного пункта уходим... Не могут же они знать о курках Браконьера!.. - Все ж укрыться чуть-чуть не помешает. Ты полежи, а я осмотрюсь... Спуск был крутой, и Савелий решил найти более пологий. Был бы здоров Федор, могли бы спрыгнуть, но... Метрах в пятидесяти он наткнулся на небольшой овражек, ведущий прямо к реке. Спускаться здесь было очень удобно. Савелий сошел к воде и жадно напился. Намочив свою бывшую майку, он решил вернуться за Федором, но вдруг увидел в крутой стене берега какой-то странный вход. Он вел в достаточно просторную пещеру. Когда глаза свыклись с полумраком, он заметил в углу белесые кости какого-то животного, которым, вероятно, с удовольствием пообедал бывший хозяин пещеры. Хорошо, что он покинул это убежище: не хотелось бы с ним повстречаться в таком состоянии. Сделав из веток огромный веник, Савелий, поднимая невообразимую пыль, вымел тщательно весь мусор и кости, натаскал хвойных веток и зеленой травы, соорудил из них две мягкие и удобные постели. Полежав то на одной, то на другой, остался доволен и вернулся за Федором. Он спал, но сразу же открыл глаза, услышав шаги. Гостиницу "Метрополь" в Москве знаешь? - деланно весело воскликнул Савелий. - Номер люкс на двоих, со всеми удобствами: с видом на море, с мягкой мебелью... Правда, остальные удобства - во дворе... - Ты чо, гонишь, что ли? Какой люкс? Какие удобства? Шайба съехала или крыша потекла? - Федор с явной тревогой уставился на Савелия: не рехнулся ли парень. Не веришь? Отличное помещение! Еще спасибо скажешь! УГРЮМЫЙ Он помог Угрюмому подняться, и они медленно побрели к спуску. Хотя он и был пологим, однако раненый несколько раз спотыкался, и Савелию стоило больших трудов удержать его. Наконец они добрались до берега и вошли в пещеру Извини, землячок! Действительно, как говорил, и "вид на море", и "мягкая мебель"... А я подумал, что ты свихнулся. А запах-то какой! - воскликнул Федор, опускаясь на ложе из травы и веток. Красота! Вот спасибо!.. А, черт! Проклятая рана! Сейчас полегчает! Савелий начал осторожно разбинтовывать. Кровь подсохла, и бинты пришлось отдирать от тела. Федор скрежетал зубами, но терпеливо переворачивался с боку на бок и стоически молчал. Когда обнажился тампон, темно-багровый от крови, Федор взял Савелия за руку. - Дай передохнуть малость... Поговорим лучше... Я же вижу, что ты давно хочешь спросить о чем-то... - И спрошу! - Савелий нахмурился. - На зоне все считали вас приятелями... - Можешь не продолжать! - Глаза Федора зло заблестели. - О покойниках принято плохо не говорить, но... веришь, рано или поздно я бы сам придушил его вот этими руками. - Он сжал внушительный кулак так, что побелели пальцы. - И Тихоня это чувствовал... - Он вдруг опустил голову. - Боялся я его... Это он тоже знал... Ведь мог его пальцем раздавить, а боялся! Сколько его знаю, столько боюсь... даже сейчас, когда он мертв. - Угрюмый все равно говорил о Тихоне в настоящем времени. - А знаю его давно... - Может, не надо?.. - Надо! - упрямо воскликнул он. - Надо же когда-нибудь об этом вслух сказать!.. Я еще малолеткой был, когда по его милости на баланду пошел... Ты, говорит, в первый раз да малолетка: на себя бери - много не дадут... А всех потянут, то и тебе, как соучастнику, на всю катушку влепят... Я ему: какой я соучастник? А он: ты знал? Знал! И не донес - значит, соучастник!.. - Федор зло сплюнул. - Я и уши развесил, мне на них и привесили - пятак. Гуляй, Федя!.. Совсем немного! Пустяки! Гад ползучий! Эх, жизнь моя - индейка! - Он тяжело вздохнул. - Я же спортсменом был: диск, копье метал под мастера... - И что же дальше? - Дальше?.. Думал, выйду, опять спортом займусь... - Федор снова сплюнул. - Занялся, называется! Вышел, а он тут как тут: в кабак тащит, три куска сует - заслужил, мол... И покатило-поехало... Капуста вскоре кончилась, долги начались, а их отрабатывать надо... Снова загремел, на шестеру, четыре хозяину оставил! Вышел, а через месяц - треха до звонка... А теперь глухо: сто сорок шестую загрузил... - Грабеж? - Грабеж! - криво усмехнулся Федор. - Дело, конечно, твое: верить аль нет, но мне тебе лапшу на уши вешать резона нет - чистый я в этом деле! Чист как стеклышко! За предыдущее - виноват и отбарабанил сполна! А тут... Один земляк твой, тоже москвич, Доцент кликуна - не слыхал? Так вот он стих сложил, ну, словно про меня, точно... "На свободу с чистой совестью", - - Призывает плакат на стене! Я же не виновен полностью! И угрызений и капли нет... Эти строки он прочитал с неожиданным чувством и замолчал. - А что же случилось? - спросил Савелий не из интереса, а точно поняв, что Федору очень нужно выговориться. - В тот день я был, что говорится, в стельку... А у меня особенность одна: какой бы ни был пьяный, на следующий день все помню, до мелочи последней... - говорил Федор тяжело, часто замолкал, но Савелий не торопил, внимательно слушал. - Из кабака мы вышли втроем: я. Тихоня и Лом, так, слизняк один... А было за полночь, и навстречу, как на грех, парочка влюбленных... Идут, воркуют... А Тихоня и говорит: "Брать будем..." Какое брать, я и лыка не вяжу... Тихоня, зараза, перо вытащил и парню: "Деньги, мальчик, и без шума..." А паренек, видать, не из пугливых попался: хрясь ему в морду - тот в осадок! Лом меня выпустил и сзади на него навалился, а я кулем на асфальт, сучу ногами, встать пытаюсь... Какое там!.. Девчонка в крик... А Тихоня вскочил и пацану тому в грудь финкой: он и осел сразу!.. Девка, видно, кровь увидала, завизжала и деру. Тихоня за ней, а тут люди показались... Он назад, сунул мне в руки платок и шепчет: "Сдашь - из-под земли достану!" - и за Ломом... Они смотались, а меня повязали... - Ну и?.. - Тринадцать лет!.. Пацан коньки отбросил, а девка, видно, со страху не видала, кто его... А может, и видала, да просто не сказала... - И ничего нельзя было сделать? - Как?.. Финку ту я мастерил, платок у меня в руках, а Тихоня всегда нож тряпкой обматывал, чтоб следов не оставлять... Экспертиза нашла ворсинки от платка на ручке финки... Куда ни кинь... - Федор махнул рукой. - Хорошо еще, что парника в больнице окочурился: могли и зеленкой лоб смазать... - И после всего ты с ним... Как же ты мог? - Знаешь, пока крестили меня, я много передумал: решил, отзвоню и махну куда на Крайний Север... Хотел сначала жить начать, да, видать, сначала-то невозможно: вновь судьбинушка с Тихоней столкнула... По мокрому он засыпался, но и в этот раз отвертелся от зеленки... И как нарочно, на ту же командировку, что и меня, бросили. Увидел меня и лисицей... Сука позорная! Вонючка!.. Тогда-то я и решил сам извести эту гниду, коль закон не смог!.. Побег-то я придумал: за все хотел отплатить сполна, ох и попрыгал бы я на нем! Да Бог, видно, пожалел - не позволил душу кровью замарать, сам прибрал паскуду... - Слушай, Федор, тебе есть смысл вернуться назад, в зону! - Ты как хочешь, - Беше... тьфу, черт, Савка, но я сам себя посудил: нет моей вины и не за что срок этот тащить... Не за что! Вот кабы пришил его, то сам бы вернулся с повинной, а так... Говорков смотрел на Федора и всей душой пытался понять, даже оправдать этого изломанного жизнью человека. Если правда то, что он рассказал, а ему почему-то казалось, что правда, то Савелию было откровенно, по-человечески жаль парня, но как помочь и чем, что посоветовать орлу, он не знал... Самому бы кто посоветовал... - На зоне я снюхался с одним... Браконьер, помнишь, говорил тебе о нем? Так вот, он из здешних мест: трешник оду вляпали, за браконьерство... Смешно даже! Нашли браконьера! Мужику под шестьдесят и лет тридцать живет в тайге, один! Умнейший мужик, между прочим! Сколько про тайгу знает! Куда тем ученым! Сечешь? За эти годы, живя один в тайге, ни разу не обращался к врачам! Ни разу! А ты говоришь... - Что, не болел, что ли? - Да нет, сам себя всегда лечил! Тайга, говорит, от всех болезней вылечить может, только знать многое нужно... А он знает тайгу как свои пять пальцев! Сюда бы его сейчас, живо вылечил бы... - Федор снова застонал. - Ничего, сейчас сделаю тебе перевязку - легче станет! - Савелий взялся за край тампона. - Ты уж потерпи, братишка, больно будет! - Он рывком вырвал тампон из раны. Громко вскрикнув, Федор потерял сознание. Рана была ужасной: гной с кровью потек по телу Федора, края опухли и покраснели. Савелий вытащил из кармана Федора пакетик со спичками, разложил, чтобы просохли, снял костюм и направился к воде простирать бинты. Развесив их сушиться на солнце, вернулся к Федору и промыл рану от гноя. Как он ни старался не причинять ему боли, но раненый снова вскрикнул и очнулся. Воспаленными, ничего не соображающими глазами посмотрел на Савелия. Постепенно все осмыслил и вспомнил. Скосив глаза на грудь, обречено выдавил: - Что, каюк мне? - Ну что ты, Федор, все будет "хоккей", как говаривал наш боцман, большой его любитель... Сейчас бинтики просохнут, а я тем временем лопух поищу... - Какой здесь лопух? - Встречается... А нет, так дикой смородинки или еще чего... Сам говорил, что тайга от всего лечит! - Савелий старался говорить Бодро и весело, чтобы хоть немного успокоить Федора, а у самого сердце сжималось от жалости... Вернувшись к воде, выстирал вторично остатки своей майки, которой обрабатывал рану, и тоже повесил сушиться. Тревожно посмотрел в сторону пещеры и стал подниматься по оврагу, высматривая какое-нибудь растение, могущее облегчить страдание Угрюмого... ПОБЕГ ОБНАРУЖЕН Вот уже несколько часов на плацу под ярким палящим солнцем стояла вся зона. Зеки, выстроенные доя экстренной проверки, все сильнее начали роптать: то с одного места, то с другого раздавались недовольные возгласы: - Сколько можно парить нас?.. - Ты, хамло усатое, булками шевели!.. Засадить бы тебе, чтобы лучше бегал!.. - Чего это они, сколько можно проверять? - спросил старый зек, поминутно вытирая обильно струящийся по лицу пот. - Собачка вагон облаяла... - вякнул кто-то. - Не шлепай, коль не знаешь! - зло бросил краснолицый зек. - Зеленый прокурор кого-то в дорогу позвал... Начальники отрядов и прапорщики проверяли каждого осужденного своего отряда по личным карточкам. Несколько в стороне стояло все руководство зоны и высокое начальство из Управления. Начальник зоны подполковник Чернышев со злостью поглядывал на спецконтингент и виновато на начальство. - Ну что, выяснили, кого нет? - спросил седой высокий полковник из Управления подошедшего к ним капитана Зелинского. - Так точно, товарищ полковник! - ответил капитан и доложил: - Данилин, Угрюмев и... - он поморщился, - и Говорков! - Говорков? - недоуменно воскликнул Чернышев. - Мне это тоже непонятно: по оперативным данным. Говорков не был знаком с ними... - Способ побега? - хмуро спросил полковник. - Предположительно, под опилками, вывезенными из первого цеха... На штыре, которым протыкали опилки, обнаружена кровь, к сожалению, с большим опозданием... - вздохнул Зелинский. - Организуйте поиск по маршруту состава, свяжитесь с машинистом. ГРУППА ПОИСКА Спустя некоторое время к месту, где с состава прыгали в воду беглецы, заикаясь на каждом обороте колеса, подъехала автодрезина, на которой, тревожно поглядывая в разные стороны, сидели пять человек: капитан Зелинский и четыре автоматчика. С ними была черная с белой грудью немецкая овчарка. - Где-то в районе этого моста машинист слышал то ли крик, то ли рев... - сказал капитан, но его перебил солдат с благообразным, интеллигентным лицом, смешливо подхватив: - То ли человек, то ли бык, то ли тур... - Во всяком случае, рядовой Подосин, мы обязаны проверить этот факт! - нахмурился Зелинский. - Левашов, проверить мост! Семенов, Полосни - вниз справа, а ты, Коля, пока здесь сиди со своим Бодрым... Он, хоть и оборвал солдата, сам считал это пустой тратой времени: не могли беглецы прыгать в реку на такой скорости, если верить машинисту, - 60 километров... Но приказ есть приказ, он не обсуждается!.. Капитан тоже решил спуститься к реке, но слева. Не успел он дойти и до края насыпи, как услышал тревожный крик с моста: - Товарищ капитан! Товарищ капитан! Сюда! Скорее, сюда! Выхватив на ходу пистолет, Зелинский устремился на крик. За ним поспешили и остальные. - В чем дело, Левашов? Что случи... - Капитан осекся на полуслове. Побледневший прапорщик стоял рядом с кровавым месивом... Зелинский вытащил из планшетки фото бежавших в склонился над трупом, но лицо было так сильно изуродовано, что узнать погибшего оказалось невозможным. Удалось рассмотреть бирку, хотя капитан успел уже понять, кто иерея ними, так как и Савелий Говорков и Федор Угрюмев были гораздо рослее, чем тот, что лежал... Зелинский вздохнул с облегчением, порадовавшись про себя, что это несчастье произошло не с Савелием... - Это Данилин!.. - Зелинский внимательно осмотрел арматуру моста и обнаружил пятна крови. - Видно, не вписался при прыжке с состава: струсил в последний момент и запоздал с прыжком... Однако кровь, найденная под брезентом в вагоне, не его: на теле нет колотых ран... Значит, кто-то из двух оставшихся... - У капитана промелькнуло: не Савелий ли? - Вавилов! - приказал он. - Бери Бодрого и вниз... Направо идите, там ищите следы! - Почему направо, ведь течение... - удивленно начал Полосни, но Зелинский нравоучительно пояснил: - Верно, течение, но небольшое, а прыгали они справа, по ходу поезда... Об этом, кстати, и труп говорит. - Может, и нам с Вавиловым? - Нет, пока не нужно... Не нужно следы затаптывать. Зелинский смотрел вслед проводнику, а думал о Савелии Говоркове, виня себя... Зачем он ударил его по больному месту? Зачем стал расспрашивать о Ларисе? С одной стороны, он всеми силами хотел помочь парню избавиться от иллюзий... С самого начала, как только Зелинский узнал о том, что Савелий "афганец", он не поверил в то, за что его посадили... Не мог "афганец" сесть за валюту! Не мог! За драку, за неподчинение властям, за грубость, за убийство, наконец, но за валюту? Когда там, в Афганистане, через руки любого солдата проходили деньги разных стран... Конечно, были и такие, кто занимался контрабандными делами, но они не подставляли свою шкуру под пули, опию получали орденов, не геройствовали, а изо всех сил старались держаться в тени и остаться в живых... Неужели именно он своей активностью подтолкнул Савелия на этот дурацкий и опасный побег? Как-то ему не верилось, что из-за той женщины, которая была многолетней любовницей такого типа, как Александр Пургалин, трижды судимого за мошенничество, Савелий решился рисковать своей жизнью! Но если не из-за нее, то что побудило его на такой шаг? Что или кто? Но что-то же произошло за тот время, как они расстались с Савелием! Может, это связано с фотографией, о которой рассказывал напарник Савелия? Паренек сказал, что даже испугался за него: "Такое лицо было, что жутко стало!" Надо будет еще раз поговорить с пареньком, кажется, он очень хорошо относился к Савелию. Почему относился? Относится! Его мысли прервал вернувшийся проводник с собакой, капитан недоуменно взглянул на него. - В чем дело, товарищ капитан. Бодрый идет по следу! Он следы сразу отыскал, и они ведут сюда... - Ничего не понимаю! - пожал Зелинский плечами. - Они что, за составом пошли, чтобы к поселку выйти? Но это же километров двести! Хотя... попробуй! - Дальше не идет! Собака, дойдя до места, где лежал труп Тихони, виновато смотрела на своего хозяина. Тщетно он пытался заставить ее искать след. Бодрый жалобно заскулил, но остался на месте. - Может, кто-то из них решил вернуться на крик? - рассуждал Зелинский. - Увидел труп, понял, что ничем не поможет уже, а тут позвал тот, кто ранен штырем... - И он с моста да в воду?! - усмехнулся Подосин. - Здорово! Но... маловероятно! - Может быть, вы, рядовой Подосин, своей версией поделитесь? - недовольно бросил Зелинский. - Или вам кажется, что он просто взял и... взлетел с моста? Все рассмеялись, а сконфуженный Подосин пожал плечами. - Судя по вашему виду, вы ничего не можете предложить оригинального, не так ли? Тогда позвольте уж мне поразмышлять дальше?.. Спасибо!.. Нам очень повезло со строительством эстакады... - Зато ему не очень! - снова влез неугомонный Полосни, кивнув в сторону трупа. - Нашел кого жалеть! - фыркнул прапорщик. - Убийцу! А если бы он твою сестру или мать... - Человек все-таки... - Хватит! - оборвал капитан. - Семенов, Полосни - отнесите труп на дрезину и за мной, справа реки! Остальные - слева... Хотя нет! Со мной пойдут Левашов и Вавилове Бодрым... Вряд ли они могли долго плыть: один раненый! Где-то они вылезли на берег? Если вылезли, то кровь или следы какие да оставили... - Он задумался. - Один из них - моряк, значит, и плавает хорошо, могли и далеко отплыть, если не он ранен... Да, надо искать вниз по течению, должны мы найти следы... Втроем они спустились к реке, а оставшиеся погрузили тело Тихони на дрезину и пошли по мосту, чтобы спуститься с другой стороны... Когда прошли около километра. Бодрый вдруг зарычал и бросился в воду и через несколько минут вытащил на берег окровавленную рубашку Угрюмого, зацепившуюся за куст Рассмотрев ее, Вавилов задумчиво покачал головой: Да-а! С такой-то раной он вряд ли доплыл до берега... Товарищ капитан! - крикнул Полосни с другого берега. - Мы здесь куртку поймали! На бирке фамилия Говоркова... в крови куртка! - В крови?! - поморщился Зелинский, значит, Савелий ранен, жаль парня... Да, на боку! На уровне живота... Капитан наклонился над рубашкой, предусмотрительно расстеленной сержантом. Значит, и тот и другой ранены! Эх, сержант, сержант! - Что, товарищ капитан? - Вавилов подумал, что тот обращается к нему. - Да нет, это я не о тебе - о другом сержанте. Неужели не выбрался?.. Есть еще какие следы? - Нет, товарищ капитан! Пусто! - Ладно, с километр еще пройдем и будем возвращаться... - Капитан с грустью посмотрел на рубашку. - Захвати, Левашов... ПОДВОДНАЯ ОХОТА Перевязанный выстиранными бинтами, Федор быстро заснул, беспокойно вздрагивали мышцы лица, нервно сучили пальцы рук. Савелий вздохнул: должно раненому полегчать - он обложил рану листьями дикой смородины... Нещадно чесалось тело, и Савелий быстро разделся. По всей потной коже налипли опилки, не смытые во время переправы. Он разбежался и нырнул в воду. Вода была теплая, что парное молоко, а чистая настолько, что просматривалось самое дно. Плавал он долго, с охотней. Хорошо! В зоне часто вспоминалось море, тосковал по воде. Иногда он даже плавал во сне... Сейчас, отдыхая на спине, Савелий попытался разобраться во всем, что произошло. Наконец ему удалось обрести то, чего он так страстно добивался: свободу, волю... Если захочет, может пойти куда душе угодно!.. Может? Свободно? Да ни черта подобного!.. Даже сейчас он похож на затравленного зверя, окруженного красными флажками. Каждый час, каждый миг он должен быть начеку. Опасность может подстерегать в любом месте: там, где ты ее даже не ждешь... Он вдруг подумал о таежнике, который тридцать лет живет в тайге... Один!.. Живет? Сидит в зоне! И все потому, что столкнулся с людьми! Нашли браконьера! Много ли нужно человеку мяса для жизни? Господи! Да можно вообще обойтись без мяса: мало ли всякой пищи в тайге? Грибы, ягоды и другое. Что "другое", он и сам толком не знал. Да он никак завидует? Об этом ли нужно думать? Нашелся Робинзон Крузо! - Для этого разве подвергал себя риску? Вот что значит хмельной воздух воли! Даже забыл о цели побега! Хоть на минуту, а забыл! Нет, не забыл... Позволил себе расслабиться и помечтать... Разве можно такое забыть, тем более простить? Нет, никогда! Интересно, как они могли послать это ему, Савелию? На что, спрашивается, рассчитывали? Что он напугается и лапки задерет? Плохо они его знают! Он еще посмотрит, кто будет лапки задирать! Главное сейчас - чуть выждать, чтобы осаду сняли, раз, чтобы волосы немного отросли, два, да надеждой неплохо разжиться, как и деньгами, три... С деньгами-то он выкрутится, когда до Москвы доберется, но не в таком же виде? Ладно, все это - круги по воде! Первым делом нужно выжить! А там будет видно: спешка может только навредить... Разве что на тот берег сплавать? А зачем? И здесь хорошо! Усталость совсем прошла, и Савелий, широко раскинув руки, распластался спиной на воде а смотрел в ярко-синее небо. Ему стало так хорошо и спокойно. Высоко в небе пролетела какая-то стайка птиц. Провожая их взглядом, Савелий нарушил равновесие и погрузился в воду с головой. Под водой он всегда плавал с открытыми глазами и теперь с любопытством наблюдал за подводным миром реки... Вот промелькнула быстрая тень большой щуки - жаль, удочки нет, - и серебряные плотвички шарахнулись в разные стороны, исчезли, испарились, словно их и не было. Жук-плавунец деловито продефилировал на дно, смешно шевеля длинными усами... Неожиданно Савелий заметил небольшого рака, который, почувствовав опасность, суетливо устремился, точнее сказать, попятился к затопленной коряге. Однако все его усилия были напрасными, и бегство не увенчалось успехом: волна схватил его за панцирь рукой. Вынырнув, он с огорчением обнаружил, что тот гораздо меньше, чем выглядел в воде. Завязав его в куртку, чтобы не сбежал, Савелий снова ушел под воду. Второго рака поймал достаточно быстро, и этот успех окрылил, возбудил охотничий азарт, но... Говорков, уже совсем выбился из сил, обследовал почти все коряги и неровности дна, до которых удавалось донырнуть, все было тщетным: словно почуяв угрозу, раки ушли в глубину... Когда он, совсем обессиленный, уже хотел бросить свою охоту, неожиданно заметил странное шевеление в водорослях и приметил это место. Вынырнув, вдохнул несколько раз полной грудью, набрал воздуха ненова нырнул. На этот раз его настойчивость была вознаграждена, третий р