Виктор Доценко. Тридцатого уничтожить! -------------------- Виктор Доценко. Тридцатого уничтожить! ("Бешеный" #2). ======================================== HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5 -------------------- ПОСВЯЩЕНИЕ В это раннее утро, несмотря на низко висящие дождевые тучи, закрывшие небо до самого горизонта, раскаленный воздух пронизывал кожу насквозь. До восхода светила оставалось еще более часа, и небо, усеянное тучами, создавало впечатление вечерних сумерек. С высоты птичьею полета можно было охватить взглядом великолепную раскрывшуюся внизу картину. Казалось, что это удивительное полотно создал своей кистью великий мастер, использовав все известные в мире краски. Бескрайние просторы океана причудливо и неожиданно изменяли свои цвета от зеленого до изумрудно-серебристого, а желто-золотистый берег мягко и незаметно переходил в сочную зелень лесных массивов. Среди деревьев мелькали звери и птицы ярких расцветок. Они давно проснулись и всевозможными голосами возвещали о своем присутствии на земле. Жизнь размеренно шла своим чередом, как день, неделю, месяц, год и десятилетия назад. Шла, идет и будет идти через сотни лет в будущем. Среди песков, растянувшихся на многие десятки километров по берегу океана, затерялось небольшое каменистое плато, уютно укрывшееся между огромными камнями, похожими на могучие утесы. Этот уголок земли напоминал творение человеческих рук и был похож на античный театр: ровный полукруг со сценой, зрителями, местами, каменистыми стенами и замшеловатыми входами. Казалось, природа сознательно позаботилась о человеке, создав ему максимум удобств для наслаждения искусством. На, этой нерукотворной сцене, на каменистом возвышении, сложив крест-накрест ноги и скрестив на груди руки, сидел старик с длинными седыми волосами, схваченными на затылке в пучок. Он был одет в белоснежное кимоно и шаровары. Старик сидел неподвижно, молодцевато выпрямив спину. Он казался каменным изваянием, и только мощная, несмотря на его возраста равномерно вздымавшаяся грудь заставляла поверить в то, что он был живым человеком. Метрах в пяти от него сидел парень лет двадцати пяти. В отличие от старика он был по пояс обнажен и одет в серые шаровары. Жилистые руки, от которых исходили мощь и сила, спокойно лежали на коленях. Длинные волосы, как и у старика, были собраны в пучок на затылке. На левом предплечье виднелась наколка, напоминающая издали человеческий череп. Метрах в десяти позади него в таких же позах на скрещенных ногах, сидело человек двадцать. Они располагались в определенном порядке и образовывали удлиненный ромб, вершиной верхнего угла которого был старик. Два боковых угла занимали двое пожилых мужчин, нижний - самые молодые. Эти четверо были одеты не в серые, как у всех, а в белые шаровары. Они отличались от остальным и тем, что на их левых предплечьях был изображен удлиненный книзу ромб. Все были обнажены по пояс, волосы каждого стянуты в пучок на затылке, а взгляды устремлены на старика. Неожиданно старик приоткрыл глаза, и где-то высоко-высоко в небе послышалась четкая монотонная мелодия, напоминавшая трезвучия восточных молитвенных инструментов. Корпус старика начал медленно раскачиваться в такт этой мелодии назад и вперед, это продолжалось несколько минут. Его поведение напоминало медитацию. По еле заметному знаку сидевшего в левом от старика углу все присутствующие тоже стали раскачиваться. Звуки мелодии становились все громче и громче. Стал нарастать и темп. Это заставило ускорить движения и всех присутствующих. Единственным, кто не медитировал, был парень, сидящий перед сцинком. Его корпус опускался все ниже и ниже, пока лицо не коснулось каменистой поверхности земли. Едва это произошло, звуки мелодии мгновенно оборвались, и воцарилась гнетущая тишина. Казалось, даже природа, завороженная происходящим действием, застыла в почтительном изумлении. Царственный старик перевел свой взгляд на распростертое перед ним тело парня, не мигая долго смотрел на него. Через несколько минут он повернул седую голову и бросил взгляд на небольшую кучку дров, аккуратно сложенную метрах в десяти от него. Старик сощурил свои ярко синие глаза, мгновенно превратившиеся в темно-вишневые, издал какой-то гортанный звук и оторвал от груди правую руку. Он направил ее ладонью вниз в сторону дров, и они тотчас вспыхнули ярким пламенем, словно на них плеснули раскаленным напалмом. Пламя разгоралось все сильнее и сильнее, и огненные языки поднимались все выше. Страшное внутреннее напряжение настолько исказило лицо старика, причиняя ему невыносимую боль, что, казалось, еще немного - и он потеряет сознание. Это продолжалось несколько мгновений. Наконец старик вернул свою руку на грудь, сделал глубокий шумный вздох, и его глаза вновь обрели свой первоначальный цвет. Кожа на лице старика разгладилась, выражение лица стало спокойными умиротворенным. Пламя костра сразу погасло, и только обугленные дрова да дымок, поднимающийся кверху, говорили о том, что оно было самым настоящим. Старик медленно перевел взгляд сначала на одного пожилого мужчину, потом на другого. Они тут же встали и подошли к парню, лежащему с широко раскинутыми в стороны руками. Мужчины встали с двух сторон от него, в полуметре от его головы. Старик перевел взгляд на самых молодых парней, одетых в белые шаровары. Они моментально встали и заняли места с боков на уровне его крестца. После этого все четверо вытянули вперед руки над распростертым на земле парнем, и если бы можно было продолжить направление их рук невидимой нитью, то эти нити соединились бы точно над сердцем лежавшего. И вновь старик оторвал от груди правую руку и на этот раз поднял ее вверх. Неожиданно из-за его спины вышел огромного роста мужчина лет сорока. Его голова была наголо обрита. Он преклонил перед стариком колено, склонил голову, но продолжал исподлобья следить за ним. И когда тот чуть заметно опустил вниз правое веко, он встал, подошел к дымящемуся костру и достал из него металлический прут, на конце которого был припаян удлиненный ромб. Важной походкой бритоголовый великан подошел к распростертому телу парня и вновь взглянул на старика, который не мигая смотрел на лежащего. Наконец он перевел взгляд вверх и чуть заметно кивнул головой. Бритоголовый начал медленно подносить раскаленный прут к левому предплечью парня, и вскоре раскаленный металл прикоснулся к коже. В этот же момент старик повторил свой гортанный крик, резко оторвал от груди руки и вскинул их вперед-вверх. На его груди на массивной золотой цепочке сверкнул золотой удлиненный ромб. А где-то вдалеке раздался грохот, напоминающий раскаты грома. Яркий свет озарил землю, и с этим светом все присутствующие подняли руки в сторону старика и упали лицом вниз. Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь шипением раскаленного металла. Однако парень, лежащий на земле, казалось ее всем не ощущал. Ни одна мышца не дрогнула и на его теле. Оно оставалось неподвижным, и лишь пот стекающий по его щекам и плечам, заставлял думать что он что-то чувствовал. Бритоголовый исполнитель бросил свою страшную печать в небольшую, наполненную водой яму, раздалось громкое шипение и вверх взметнулось облачко бело-желтого пара. Он вытянул вперед правую руку словно прикрывая неподвижное тело парня своей ладонью-лопатой, и начал медленно поднимать руку вверх. Вместе с движением руки присело в движение и тело парня. Он оторвался от земли и начал подниматься до тех пор, пока не занял первоначальное положение. Глаза его оставались закрытыми, но он каким-то чутьем чувствовал движения бритоголового: медленно встал на ноги и неподвижно застыл перед стариком. Его движия были плавными, замедленными, он явно находился в состоянии сильного гипноза и не ощущал реальности происходящего. Его плечо сильно распухло от ожога, но лицо светилось блаженством и покоем. Старик продолжал сидеть на своем возвышении с закрытыми глазами. А присутствующие со страхом и почтительным благоговением следили а действиями бритоголового. Он являлся Хранителем Древнего Знака. Резко вскинув обе руки в сторону чуть появившегося солнца. Хранитель глубоко и шумно вздохнул, затем медленно скрестил руки на своей груди. Через мгновение отвел правую руку от себя и сделал несколько круговых движений возле опухшего предплечья парня. На глазах исчезли краснота и опухоль, а на коже остался удлиненный книзу ромб, внутри которого оказалась наколка, напоминающая человеческий череп. - Свершилось! - громко выкрикнул Хранитель Древнего Знака. Он вскинул руки к восходящему солнцу, потом повернулся к старику и упал перед ним на колени, приникнув лицом к земле. Старик медленно открыл глаза, обвел взглядом всех присутствующих на церемонии Посвящения и сделал знак правой рукой. Все сразу же встали, почтительно поклонились старику и стали быстро расходиться. В опустевшем сотворенном природой "театре" остались двое: на каменной плите сидел седой как лунь старик, олицетворяющий собою Мудрость, а перед ним стоял атлетически сложенный парень, олицетворяющий собой Молодость и Силу. Старик начертал в воздухе какой-то знак, и глаза парня сразу же открылись, приняли осмысленное выражение. - ПОДОЙДИ КО МНЕ И СЯДЬ РЯДОМ, БРАТ МОЯ - ясным, удивительно молодым для него голсом произнес старик, и парень тут же подошел и опустился перед ним на скрещенные ноги. - ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД Я НАШЕЛ ТВОЕ БЕЗДЫХАННОЕ ТЕЛО - тихим напевным голосом начал говорить старик, - Я ВЫЛЕЧИЛ ТЕБЯ. Я ВЛОЖИЛ В ТЕБЯ СВОЮ ДУШУ. - Я никогда не забуду этого, Учитель! - с горячностью воскликнул парень. - МЫ, ТВОИ БРАТЬЯ, ТВОРИМ ДОБРО НЕ ДЛЯ БЛАГОДАРНОСТИ, - мягко оборвал его старик, - ПЯТЬ ЛЕТ Я ПЕРЕДАВАЛ ТЕБЕ СВОИ ЗНАНИЯ, СОВЕРШЕНСТВОВАЛ ТВОЙ ДУХ, ТВОЕ ТЕЛО. Я НЕ ОШИБСЯ: ТЫ ОКАЗАЛСЯ ОДНИМ ИЗ САМЫХ СПОСОБНЫХ МОИХ УЧЕНИКОВ. ТВОЙ ДУХ УКРЕПИЛСЯ, И ТЫ МОЖЕШЬ ТЕПЕРЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО, БЕЗ МОЕЙ ПОМОЩИ РАЗОБРАТЬСЯ В ПРАВИЛЬНОСТИ СВОЕГО ВЫБОРА. Я НАУЧИЛ ТЕБЯ ВЛАДЕТЬ СВОИМ ТЕЛОМ, И СЕЙЧАС ОНО ЗАЩИЩЕНО ОТ РАЗРУШИТЕЛЬНЫХ ВОЗДЕЙСТВИЙ ЯДОВ. ОГНЯ И ЖЕЛЕЗА. ТВОЕ ТЕЛО МОЖЕТ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ ОБХОДИТЬСЯ БЕЗ ПИЩИ И ВОДЫ. ТЫ ЗНАЕШЬ ТАЙНУ СОЛНЦА, ОГНЯ, ВОДЫ И ДЕРЕВА. ТЫ ОВЛАДЕЛ СПОСОБНОСТЬЮ ЛЕЧИТЬ НЕ ТОЛЬКО СЕБЯ, НО И БЛИЖНЕГО СВОЕГО. ТЫ ГОТОВ К ВСТРЕЧЕ С МИРСКОЙ СУЕТОЙ И ПОТОМУ ПРОШЕЛ ПОСЛЕ НЕЕ ИСПЫТАНИЕ - ОБРЯД ПОСВЯЩЕНИЯ. С благоговением, не отрывая взгляда, смотрел парень на своего Учителя. - НЕ СКРОЮ, ТЫ - ЛЮБИМЫЙ МОЙ УЧЕНИК, И МНЕ БУДЕТ ТЯЖЕЛО РАССТАТЬСЯ С ТОБОЙ. - Его голос чуть дрогнул, он сделал небольшую паузу и продолжал уже твердым, уверенным голосом - НО СЕЙЧАС ПРИШЛА ПОРА ТЕБЕ САМОМУ ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ: ОСТАТЬСЯ СО МНОЙ И СВОИМИ БРАТЬЯМИ ИЛИ УЙТИ В МИР! ЗНАЮ, РЕШИТЬ ТЕБЕ ОЧЕНЬ ТРУДНО, НО ТЫ ДОЛЖЕН ПРОЙТИ И ЧЕРЕЗ ЭТО ИСПЫТАНИЕ, ПОТОМУ ЧТО ТВОЕЙ ЗЕМЛЕ, ЗЕМЛЕ, С КОТОРОЙ ТЫ ПОЯВИЛСЯ НА СВЕТ, ЗЕМЛЕ, КОТОРАЯ ДАЛА ТЕБЕ ЖИЗНЬ ВОСПИТАЛА ТЕБЯ, ЭТОЙ ЗЕМЛЕ СЕЙЧАС ТРУДНО И ОНА НУЖДАЕТСЯ В ТВОЕЙ ПОМОЩИ. - Учитель! - с болью в голосе воскликнул парень. - РЕШАЙ! - твердо сказал старик. - Когда я должен дать ответ? - СЕЙЧАС! Несколько секунд парень смотрел в глаза своему Учителю в надежде, что тот изменит свое решение, но Учитель молчал, и парень наклонился и прижался к его морщинистой руке. Второй рукой старик накрыл голову парня, затем тяжело вздохнул и тайком смахнул предательскую слезу, медленно скользившую по щеке. - Я БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ТЫ РЕШИШЬ ТАК, А НЕ ИНАЧЕ... - тихо проговорил он. - НЕ УДИВЛЯЙСЯ, Я ПОНЯЛ БЕЗ СЛОВ. ЕСЛИ БЫ ТЫ РЕШИЛ ОСТАТЬСЯ, ТО ОБРАДОВАЛОСЬ БЫ МОЕ СЕРДЦЕ, НО ОБИДЕЛСЯ БЫ МОИ РАЗУМ. ДА БУДЕТ ТАК! - Он взял лежащий рядом с ним на каменном сиденье небольшой клинок с ручкой из слоновой кости, украшенной старинной резьбой. Глубоко вздохнув, он подхватил другой рукой пучок волос на голове парня и одним движением отсек его у самой макушки. Потом поднес волосы к своим губам, прижался к ним и опустил их в карман кимоно. - МОЖЕТ ТАК СЛУЧИТЬСЯ, ЧТО МЫ НИКОГДА УЖЕ НЕ УВИДИМСЯ С ТОБОЙ В ЭТОЙ ЖИЗНИ, НО Мой ДУХ ВСЕГДА БУДЕТ РЯДОМ С ТОБОЙ И ПОМОЖЕТ ТЕБЕ БОРОТЬСЯ С ТЕМНЫМИ СИЛАМИ. - Он приподнял голову и указал на знак, висящий на его груди. - НА ЗЕМЛЕ ТАКИХ ЗНАКОВ ЧЕТЫРЕ ВО ВСЕХ СТОРОНАХ СВЕТА! ПРИТРОНЬСЯ К НЕМУ РУКОЙ. Парень протянул руку и чуть заметно отдернул ее, едва прикоснувшись к желтому металлу. - ДА, ОН ИЗЛУЧАЕТ ТЕПЛО И ДАЕТ ВЛАСТЬ НАД НАШИМИ БРАТЬЯМИ. ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ПОДЧИНИТЬСЯ ТОМУ, КТО ВЛАДЕЕТ ТАКИМ ЗНАКОМ: ЭТО ЗНАК-СЫН. НО ПОМНИ. ЕСЛИ ЗНАК НЕ ИЗЛУЧАЕТ ТЕПЛА. ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ЕГО ОБЛАДАТЕЛЬ ИЗМЕНИЛ НАШЕМУ БРАТСТВУ И НЕСЕТ ЗЛО, И ЕГО ДУХ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ В КОСМОС! БУДЬ ОСТОРОЖЕН: ЭТО ТО ЗЛО, ПРОТИВ КОТОРОГО Я НЕ УСПЕЛ ОБУЧИТЬ ТЕБЯ БОРОТЬСЯ. НО ПОМНИ И ДРУГОЕ: ДОБРО ВСЕГДА ПОБЕЖДАЕТ ЗЛО! - Он неожиданно прижал голову парня к своей груди. - Отец! - воскликнул тот, но Учитель уже справился со своей слабостью. Он оторвал его от себя, взглянул в его глаза, затем воздел руки к небу: - СОЛНЦЕ! - торжественно произнес он и опустил руки в сторону океана, - ВОДА! - потом указал на землю, - ЗЕМЛЯ! - перевел руки в сторону еще дымящегося костра, который тут же вспыхнул вновь, - ОГОНЬ! - оставил в покое огонь, перевел руки в сторону рядом растущего дерева, - ДЕРЕВЬЯ! ОНИ ПОМОГУТ ТЕБЕ! ИДИ С МИРОМ! Я... - Он замолчал, ибо голос его дрогнул. - Я ОТПУСКАЮ ТЕБЯ! ПРОЩАЙ! Парень встал, медленно повернулся, сделал несколько шагов, но оглянулся и быстро подбежал к старику: - Учитель! - в волнении проговорил он. - Мне было два годика, когда погибли мои родители, - он тяжело вздохнул, - у мам никого не было ближе, чем мой названый брат Андрей Воронов: с ним дружил, когда был в детдоме, потом нашу дружбу закрепила война... - он вдруг запнулся, - и сейчас я не знаю, жив ли он. Пять лет вы, Учитель, заменяли мне отца, друга, брата. Вы сейчас мне больше, чем просто наставник, учитель, больше, чем отец. Жаль, что у нас с вами не одна кровь, но Дух наш един! - НИКОГДА НИ О ЧЕМ НЕ НУЖНО ЖАЛЕТЬ, БРАТ Мой! - нахмурился старик. - ЕСЛИ БЫЛО ПЛОХО, ТО О ПЛОХОМ ЛУЧШЕ НЕ ВСПОМИНАТЬ. А ЕСЛИ БЫЛО ХОРОШО, ТО О ХОРОШЕМ НЕ СОЖАЛЕЮТ. Я ОЧЕНЬ РАД, ЧТО ТЫ ЗАГОВОРИЛ О КРОВИ. НО ЕСЛИ ТЫ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ. ТО ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ, ЧТО ПРИ СЛИЯНИИ НАШЕЙ КРОВИ ВОЕДИНО МЫ ВСЕГДА БУДЕМ НЕ РЯДОМ ДРУГ С ДРУГОМ. А БУДЕМ ВНУТРИ ДРУГ ДРУГА. ТЫ ПОДУМАЛ ОБ ЭТОМ? - Да, Учитель, я подумал об этой - твердо сказал парень. - И ТЫ ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ? - Да, Учитель, я принял решение! - И ТЫ ГОТОВ ПРИНЯТЬ МОЮ КРОВЬ? - Да, Учитель, я готов принять твою кровь! - ПРОТЯНИ ВПЕРЕД ЛЕВУЮ РУКУ, - приказал старик и вновь взял в руки свой стилет. Парень протянул левую руку вверх ладонью. Старик быстро чиркнул лезвием по своей ладони, потом по ладони парня, затем соединил раны и крепко сжал руку парню, перемешивая их кровь. Они прижались губами к рукам друг друга и несколько секунд стояли молча, застывшие словно изваяния. Наконец они подняли головы и взглянули друг другу в глаза, прижались лбами. Потом отстранились, разжали свои ладони: там, где старик делал надрезы, не осталось и следа, - Я БОЯЛСЯ ЭТОГО МГНОВЕНИЯ, НО МЫ ПРИНЯЛИ ДРУГ ДРУГА, - тихо проговорил старик, рассматривая свою ладонь. - А я знал, что будет так, - твердо заявил парень. - ПОМНИ - торжественно произнес старик. - Я никогда не забуду этого, Учитель! - торжественно ответил он. - ИДИ, - прошептал старик и подтолкнул его, словно стараясь скорее прекратить муки расставания, Затем повернулся и медленно побрел к берегу океана. Некоторое время парень смотрел ему вслед, затем резко повернулся и быстро пошел прочь, не оглядываясь на Учителя. Он уже не видел того, как его Учитель остановился, мокрыми глазами посмотрел на удаляющуюся фигуру ученика и тихо прошептал ему вслед: - ХРАНИ ТЕБЯ ГОСПОДЬ, СЫН Мой. Прошло уже больше двух лет, как он проводил своего любимого ученика в мир, и сегодня ему захотелось вспомнить этот печальный, но торжественный день. Он уже несколько часов сидел в полутемной пещере в состоянии медитации. Его мысли были рядом с учеником, которого он не видел столько времени. За эти годы Учитель всегда ощущал, как трудно его любимцу, и всякий раз обращался к Космосу, посылая через него свою энергию, свое тепло и принимая через обратную связь лучи благодарности и надежды. Сегодня Учитель проснулся внезапно. Проснулся среди ночи и уже не смог уснуть. Его любимцу, нареченному в миру Савелием, грозила беда! Опасность! Страшная, - грозная, несущая смерть! Учитель ощутил эту опасность каждой клеточкой своего тела и потому, уйдя в состояние медитации, вернулся в тот день, когда сам проводил Савелия в суетный мир, Мир, в котором постоянно идет война между себе подобными, Мир, который не прощает ошибок и человеческой слабости. Мир, наполненный ложью, людской мерзостью, предательством, человеческой кровью. Учитель тяжело вздохнул, задержал дыхание и напряг свой Дух, напряг всю свою внутреннюю Энергию, чтобы его Сила, Энергия и Дух донеслись до того, от кого получил тревожное послание. Он был весь покрыт потом, тяжело дышал, с огромным трудом возвращаясь в обычное состояние. И подумал: НАДО БУДЕТ НАВЕСТИТЬ ЗНАК-ОТЕЦ" ВОСПОМИНАНИЯ САВЕЛИЯ А его любимый ученик в это время лежал в кровати. Ему не слалось, хотя день был насыщен разнообразными впечатлениями и довольно изнурительной работой. Он оглядел спальную комнату, в которой находился теперь. Она напоминала просторную келью монастыря: очень скромная обстановка - три кровати, три тумбочки и три встроенных в стену шкафа. Впечатление кельи усиливало и то, что в комнате не было ни одного окна - глухие стены и единственная дверь. Его соседи спали крепким сном после трудного дня. Савелий взглянул на телекамеру, укрепленную в углу спальни, и над ней, словно перехватив его взгляд, мгновенно вспыхнул красный огонек - глазок камеры медленно стал поворачиваться, оглядывая комнату. Это означало, что дежурный оператор решил проверить, все ли спокойно отдыхают на своих местах. Савелий моментально закрыл глаза, чисто интуитивно решив не привлекать внимание ночного оператора к своей особе. Выждав, когда красный огонек погаснет и камера отключится, Савелий открыл глаза и совершенно неожиданно для себя подумал о своем Учителе. Уже около трех лет прошло с того дм, как он покинул его. Первое время, когда ему пришлось столкнуться с самостоятельной жизнью среди чужих людей в чужой стране, особенно остро ощущалось его отсутствие. Ему не хватало его тепла, его энергии, его удивительно умных и добрых глаз. Без денег, без документов, без знакомых оказаться в чужой стране, тем более пытаться жить там - чертовски сложная, почти невыполнимая задача, Савелия выручало только то, что он неплохо говорил поанглийски, а также упорство, граничащее с упрямством и непоколебимая вера. Самым сложным был первый год скитаний и одиночества. По несколько дней Савелий не имел ни крошки во рту. Он перебивался случайными заработками, брался за любую, самую грязную работу, получал за нее гораздо меньше, чем любой безработный, имеющий хоть какой-нибудь документ. Однажды ему повезло: его наняли матросом сухогруза на один рейс. Сухогруз был старый, дряхлый, и при взгляде на него с трудом верилось, что он сможет держаться на плаву. А он, словно подсмеиваясь над неверящими в него, тихо и уверенно плавал, да еще и перевозил на себе тонны грум. Шкипер сухогруза, заметив трудолюбие и безотказность новичка, которому платить можно было поменьше, оставил Савелия и на следующий рейс, выправил ему за небольшую мзду хлипкое удостоверение личности и зачислил в состав команды. Конечно, документ был ненадежный, но он предоставлял хоть какие-то права. И все было бы хорошо, но судьбе суждено было распорядиться по-своему. В один из рейсов сухогруз, загруженный, как говорится, "под завязку", не выдержал небольшого волнения на море и спокойненько отправился в царство Нептуна. Большая часть команды погибла, компания получила огромную страховку, а Савелию, одному из немногих оставшихся в живых, вручили не очень большую компенсацию и показали на дверь, посоветовав на прощанье не распускать язык. И вновь начались изнурительные поиски работы, скитания по самым отдаленным и укромным уголкам разных городов далекой восточной Страны. По укромным потому, чтобы лишний раз не попадаться на глаза полицейскими во время гибели сухогруза документ, с такими трудами выправленный ему шкипером, пробыв сутки вместе с хозяином в соленой морской воде, обесцветился, и восстановить его не было никакой возможности. Савелий не знал, что именно в эти дни, точнее сказать, в единю этих дней, в Центральной России произошло событие, имевшее самое непосредственное отношение, к его судьбе, определившее его ближайшее будущее, в котором Савелию пришлось пройти через тяжелые, порой смертельные испытания. Насколько удивительно иногда переплетаются человеческие судьбы! Казалось бы, где Россия и где в это время находился Савелий, а вот поди ж ты... Переплелись завязались в один узелок. ЗАХВАТ СКЛАДА С ОРУЖИЕМ Это событие произошло в одну из южных ночей. Ночь была темной, предгрозовой: свинцовые тучи плотно нависли над землей до самого горизонта и еще больше усиливали обволакивающую чернильную темноту. По проселочной дороге на малых оборотах, явно стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, двигались две военные машины покрытый брезентом "Уазик" и мощный "Урал" с брезентовым верхом. В кабине "УАЗика" сидело четверо. Водитель, молодой крепкий парень лет двадцати, был одет для маскировки в солдатскую форму. Он уверенно вел машину, несмотря на то, что они ехали с погашенными фарами. Рядом с ним сидел мужчина лет двадцати пяти в такой же форме, но с капитанскими погонами. Его глаза были прикрыты, и казалось, что он дремал, но прямая спина и напряженные мышцы его мощной шеи говорили о готовности к стремительным действиям. На заднем сиденье, прямо за капитаном, сидел огромный лысый детина в форме прапорщика. Его военное кепи лежало на коленях и постоянно падало на пол, а он постоянно его поднимал и снова укладывал на то же место. Из его нагрудного кармана выглядывала портативная рация. Сидящий рядом с "прапорщиком" мужчина, в отличие от остальных, был одет в элегантный штатский костюм серого цвета. Он нет-нет да и бросал пронзительные взгляды по сторонам. Водитель, не оборачиваясь, негромко сказал: - Через пять минут будем на месте. Лысый "прапорщик" вытащил из кармана рацию, нажал кнопку вызова и тихо сказал: - Внимание фургону! Вас вызывает Шестой! - Фургон слушает, Шестой! - мгновенно отозвался тихий голос из рации. - Пятиминутная готовность! Как поняли? - Вас поняли, Шестой, пятиминутная готовность! - Отбой! - сказал "прапорщик", выключил рацию и сунул ее в карман, В это время по брезентовой крыше "УАЗика" звонко застучали крупные капли дождя. Они стучали все быстрее и быстрее, и вскоре дождь сплошным потоком обрушился на землю. Казалось, что небеса, накопив в огромной чаше тонны воды, опрокинули ее, заливая все вокруг. Щетки на лобовом стекле с трудом справлялись со своей работой, монотонно ширкая туда-сюда, словно отсчитывая секунды и почти совпадая с биением сердца: вжик-вжик... тук-тук... вжик-вжик... туктук... Эта какофония подействовала на нервы "капитана"; его челюсти стали нервно сжиматься и разжиматься, а глаза беспокойно забегали по сторонам. На его нервозность обратил внимание мужчина в штатском: бросив на "капитана" быстрый цепкий взгляд, он что-то записал в своем блокноте. Затем положил тяжелую руку на его плечо и вкрадчиво произнес: - Ты что. Двадцать первый, плохо себя чувствуешь? - Все нормально, Психолог, не боись! - сквозь зубы процедил "капитан" и попытался улыбнуться. Мужчина и убрал руку с плеча "капитана". После этого он вновь сделал какую-то запись в блокноте. "Прапорщик" нахмурился и взглянул на него. Мужчина в штатском усмехнулся и повернул блокнот к "прапорщику", чтобы тот смог прочитать написанное: "Если Двадцать первый вернется с этого задания, то необходимо будет поработать с ним индивидуально." Лысый удивленно покачал головой, но ничего не сказал, а про себя подумал: "Нужно будет подстраховать Двадцать первого". Наконец свет фар, которые включил водитель, высветил плотные ряды колючей проволоки. Проехав еще с минуту, "Уазик" остановился прямо перед воротами из колючей проволоки, за которыми, чуть слева, укрывшись от дождя под грибком, стоял часовой с автоматом на груди. Услыхав шум подъехавшей машины, он вышел изпод грибка, подошел к воротам и с тревогой взглянул на незнакомого капитана, выходящего из кабины "УАЗика" - Стой! Кто идет!? - воскликнул часовой. - Где начальник караула? - строго спросил "капитан", подходя вплотную к воротам. - Стой! Стрелять буду! - выкрикнул часовой, передергивая затвор. Единственное, что успел сделать он, это дослать патрон: "капитан" выхватил из-за пояса пистолет с глушителем и выстрелил в часового. Пуля попала ему прямо в сердце и откинула назад. Зацепившись за колючую проволоку, тело повисло на ней. Казалось, что молодой солдат решил отдохнуть на посту, подставив свое красивое лицо июльскому дождю. "Капитал" сунул пистолет за пояс и махнул рукой. Из-под брезента "Урала" выскочили трое мужчин в спортивных костюмах. Они быстро подбежали к воротам и мощными кусачками быстро перекусили дужку замка, затем распахнули ворота настежь. Территория военного склада ярко освещалась мощными прожекторами. В свете этих прожекторов были видны фигуры ловких парней, которые с помощью специальных приспособлений взлетали над колючим забором и, приземлившись с внутренней стороны, тут же разбегались в разные стороны. Все делалось быстро, четко, без всякой суеты. Каждый из участников этой операции заранее до автоматизма изучил предстоящие действия и профессионально работал на своем участке. Вскоре погасли основные прожекторы и все вокруг погрузилось в темноту, только несколько тусклых лампочек, редко разбросанных по периметру колючего забора и у входа в кирпичное строение, тщетно пытались отвоевать у темноты некоторое пространство. В полутьме у кирпичного строения, являющегося военным складом, стоял второй часовой. Услышав какой-то подозрительный шорох и встревоженный тем, что погасли прожекторы, он передернул затвор автомата и вскинул его перед собой. - Стой! Кто идет? - с тревогой воскликнул он. - Свои! - спокойно ответил "капитан", появляясь перед ним в свете тусклой лампочки. - Пароль? - несколько неуверенно выкрикнул часовой, не понимая, как мог здесь оказаться этот капитан. Он не заметил, как за его спиной промелькнула тень "прапорщика". - Пароль, говори! - повторил он, направляя дуло автомата в грудь "капитану", который тоже не заметил, как с другой стороны, за спиной часового, появился еще кто. Яркая вспышка молнии озарила все вокруг. Неожиданно загорелся столб забора, то ли поддоженный кем-то, то ли вспыхнувший от ударившей в него молнии. Часовой вздрогнул и растерянно посмотрел на пламя. В этот момент лысый "прапорщик" взмахнул двумя руками с ножами, и часовой, глухо вскрикнув, повалился лицом вниз, а тишину прорезала длинная автоматная очередь. Это было так неожиданно, что никто не заметил продолжающейся очереди, когда часовой уже упал в грязь лицом. Пули вспороли грудь "капитану", его отбросило на несколько шагов назад, но каким-то чудом, неимоверными усилиями своего натренированного тела он удержался на ногах и даже сделал шаг вперед. На его лице не было признаков боли, скорее удивление, и, если бы не залитая кровью грудь, можно было бы подумать, что он просто удивляется падению перед собой часового, которого он и пальцем не тронул. - Странно... - прошептал он, потом добавил несколько громче: - Вот и все! - и упал на спину. "Прапорщик" подошел к лежащему без движения часовому, выхватил из его шеи и спины свои ножи, вытер их об его плащ и сунул в ножны, укрепленные за спиной. Потом повернулся к трупу "капитана" и покачал со вздохом головой. - "Это тебе нужно бояться", - вслух повторил он слова, сказанные мужчиной в штатском. - Словно в воду глядел. Он оглянулся, поежившись оттого, что за воротник попала струйка воды и крикнул: - Семнадцатый, отнесите Двадцать первого в "Уазик!" Из-за угла вышли двое парней, подхватили тело "капитана" и быстро понесли в "Уазик". Мужчина в штатском нисколько не удивился, увидев мертвого "капитана", словно и действительно предвидел такой исход. Он невозмутимо отметил что-то в своем блокноте. А вокруг работа шла своим чередом были перекусаны дужки замка склада, и несколько человек с огромными усилиями раскрыли мощные ворота. "Урал" развернулся и сдал назад, въехав прямо в здание склада. Сразу началась быстрая погрузка оружейных ящиков. Через несколько минут кузов был заполнен, борт закрыли, и "прапорщик" вытащил свою рацию: - Четвертый! Четвертый! Вас вызывает Шестой! - Четвертый на связи! Говорите, Шестой! - Уснул Двадцать первый! Погрузку закончили! Как с составом? - Отлично, Шестой! Все по плану! У вас будет через минуту! Все, конец связи! "Прапорщик" сунул рацию в карман, подошел к "Уазику", с жалостью посмотрел на мертвое тело "капитана". Потом повернулся к мужчине в штатском, хотел что-то сказать, но только покачал головой и бросил водителю: - Возвращайся, Двадцать третий! "Уазик" тут же сорвался с места и вскоре исчез в темноте, Шестой быстро вскочил на подножку "Урала" и забрался в кабину. Взревел мощный мотор, и машина двинулась вперед, а когда выехала на дорогу, фары были вновь погашены. Через полчаса довольно быстрой езды военный грузовик оказался рядом с железнодорожным полотном, укрытым от шоссе высокими деревьями. Вскоре показался товарный состав, догнал "Урал", и несколько минут они шли рядом с одной скоростью, пока не показалась небольшая площадка, свободная от насаждений. Состав замедлил движение, грузовик задним ходом двинулся к составу. Вскоре точно у заднего борта машины остановилась платформа, на которой возвышался огромный контейнер иностранного производства. Из кузова "Урала" на платформу выпрыгнули несколько мужчин и быстро, без лишней суеты начали работать: открыли контейнер, распахнули борт машины. Дождь все усиливался, но нисколько не тормозил их работу. Казалось, они его просто не замечали. "Прапорщик" наблюдал за погрузкой из кабины "Урала" в зеркало заднего вида. Вскоре щелкнули запоры контейнера, клацнули зубы пломбиров, и "прапорщик", с довольной улыбкой взглянув на часы, повернулся к водителю: - Поехали, дарагой! - с небольшим акцентом произнес он. Грузовик двинулся вперед, выезжал на дорогую и одновременного ним с места тронулся и состав. Шестой вытащил рацию: - Четвертью Четвертый! Здесь Шестой! - Четвертый слушает! Говорите, Шестой! - "Фрукты" в пути! Все прошло по схеме! - Отлично, Шестой! Машину уничтожить! Все! - Есть, Четвертый! ВОСПОМИНАНИЯ О ВАРЕ Ни о захвате оружия, ни о гибели Двадцать первого, которая вмешается в его судьбу и вовлечет в эти события, ни о том, кто и зачем организовал захват оружия, Савелий не знал. В этот момент он пытался уснуть, но сон не приходил. Тогда Савелий решил воспользоваться одним из советов своего Учителя: ЕСЛИ НЕ ПРИХОДИТ СОН, ТО ТЫ НАХОДИШЬСЯ В ОДНОМ ИЗ ДВУХ СОСТОЯНИЙ: ЛИБО ВОЗБУЖДЕНО ТВОЕ ТЕЛО И НЕ ХОЧЕТ УЙТИ В СОСТОЯНИЕ ПОКОЯ. ЛИБО ВОЗБУЖДЕН ТВОЙ МОЗГ И НЕ ДАЕТ УЙТИ В СОСТОЯНИЕ ПОКОЯ. И В ТОМ И В ДРУГОМ СЛУЧАЕ НЕ СТОИТ ДЕЛАТЬ НАСИЛИЕ НАД СОБОЙ И ЗАСТАВЛЯТЬ СЕБЯ УСНУТЬ. ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО УДАСТСЯ, ЭТО БУДЕТ ПЛОХОЙ СОН И ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ ОТДЫХ. Я ПРЕДЛАГАЮ ДРУГОЙ ВЫХОД, ПРИМИ Мой СОВЕТ С РАДОСТЬЮ И УВЕРЕННОСТЬЮ, И ОН ПОМОЖЕТ ТЕБЕ В НУЖНЫЙ МОМЕНТ. ПРЕДЛАГАЮ ДВА ПУТИ: ПЕРВЫЙ - АКТИВНЫЙ, ЗАЙМИ СВОЕ ТЕЛО КАКИМ-ЛИБО ТРУДОМ И, КОГДА ПРИДЕТ УСТАЛОСТЬ, ПРИДЕТ И ЗДОРОВЫЙ СОН. ВТОРОЙ ПУТЬ - ПАССИВНЫЙ, ЛЕЖА РАССЛАБЬ ВСЕ СВОИ МЫШЦЫ, ПРИКРОЙ ГЛАЗА И НАЧИНАЙ ВСПОМИНАТЬ ЭПИЗОДЫ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ. МОЗГ САМ ПОДСКАЖЕТ, КАКИЕ ИМЕННО СОБЫТИЯ ТЕБЕ ЗАХОЧЕТСЯ "УВИДЕТЬ", И ТЫ НЕЗАМЕТНО ПОТЕРЯЕШЬ ГРАНИЦУ МЕЖДУ СВОИМИ ВОСПОМИНАНИЯМИ И СНОМ". Интересно, что сейчас подскажет ему память? Савелий лег на спину, сложил на груди руки и медленно, начиная от кончиков пальцев и заканчивая макушкой, мысленно прошелся по всем мышцам, расслабляя их и переводя в состояние покоя. Он сомкнул сразу же отяжелевшие веки. Варюша! Какая страшная судьба! Потерять любимого мужа, уединиться среди тайги, пытаясь уйти от людей, слиться с природой и... наткнуться на его почти бездыханное тело, не предполагая, что эта находка принесет столько всего, что, если положить на одну чашу весов все плохое, на другую - все хорошее, неизвестно, что перетянет. Да, Варюша спасла ему жизнь, более того, казалось, нашла свое и его счастье: к ним неожиданно пришла ЛЮБОВЬ! Но...Воланд послал своих людей, которые должны были расправиться с Савелием. Эх, Савелий! Если бы он не ушел в тот вечер от Варюши, если бы не оставил ту злополучную записку, если бы вернулся чуть раньше. Снова цепь случайностей, на этот раз роковых. Подонки! Что они сотворили с Варюшей! С его Варюшей! Савелий так сильно стиснул зубы, что они заскрипели. Да, они все мертвы, они получили свое, но... Окажись они сейчас перед ним, он бы придумал такую кару, что они позавидовали бы даже мертвым! Телесная рана со временем заживает, но и она оставляет после себя след, а душевная? Когда Савелий вышел из госпиталя, залечив раны, полученные от бандитов Воланда, его встретил капитан Зелинский и лично вручил документы о реабилитации с небольшим денежным пособием. Однако он почему-то не испытал должной радости или хотя бы удовлетворения. Он чувствовал, что капитан чего-то недоговаривает, и это что-то было страшным. Савелий оттягивал, не торопился услышать об ЭТОМ, хотя и понял, что страшное и непоправимое произошло с Варюшей. Они долго, чуть ли не час, молча ходили под мартовским солнцем, и веселые ручейки, неизменные спутники весны, шаловливо переговариваясь с капелью, не давали сосредоточиться на одной, главной мысли, словно специально сбивая с нее, отвлекая. Не выдержал Зелинский, первым нарушил молчание: - Что собираешься делать? - как-то виновато спросил он. - Что с Варюшей? - хрипло выдавил Савелий, его горло внезапно пересохло. Зелинский остановился, положил руку на плечо Савелию и взглянул прямо в глаза. - Ее... ее убили? - прошептал Савелий. - Вот. - Капитан, сунул руку в карман и, вытащив оттуда конверт, протянул ему. - Тебе письмо от нее. - Он отвел глаза в сторону и начал тихо говорить. - Эти подонки страшно надругались над ней. Все внутри повредили. Нет-нет, угрозы смерти не было! - тут же воскликнул он. - Но калекой, и не только физической, ока жить не захотела. - Он тяжело вздохнул и продолжил еще тише; - Все в доме прибрала, вымыла, вычистила, написала тебе письмо, затем помылась, приоделась во все новое, тщательно причесалась, отправила Мишку в тайгу и... выстрелила себе в грудь. Савелий мгновенно ссутулился, словно на его плечи возложили непосильный груз, помолчал немного, потом тихо спросила - Ее похоронили с Егором? - Да, рядом. Савелий помолчал немного, глядя себе под ноги, потом поднял глада на Зелинского: - Спасибо тебе, капитан, за все. - Он крепко пожал ему руку. - Может, когда и свидимся. - Твои координаты я знаю: ты же вернешься в свою квартиру? - Пока, да. - Неопределенно пожал плечами Савелий, потом тяжело вздохнул. - Ты же еще не знаешь, я в Москву перебрался; закрыли, наконец, глаза на мои "афганские" штучки. - Капитан как-то странно усмехнулся, - хотя я думаю, что все это благодаря моему приятелю. - Тому, из Комитета, что ли? - Так точно. Богомолову. Да ты с ним же связывался! - Было такое в моей биографии, - криво улыбнулся он. - Да толку оказалось мало! - Он снова помрачнел. - А я же только из-за тебя сюда приехал - не обращая внимания на его состояние и пыталась отвлечь от мрачных мыслей, добавил Зелинский. - Может, вместе поедем? - Можно, но я сначала хочу... - Савелий запнулся и замолчал, не решаясь произнести вслух ее имя. Но капитан сразу же догадался, что хотел сказать ему Савелий. - Я уже договорился с Управлением через... - он взглянул на часы, - через два часа двадцать четыре минуты нас будет ждать вертолет, который доставит к ее могиле и пару часов подождет там. Как, принимается? - Спасибо. - Савелий был явно растроган его заботой. - Я рад, что мы вместе вернемся в Москву. И даже, - он с хитринкой взглянул на Савелия, - позаботился о билетах: вылет в два тридцать ночи. Может, в ресторане посидим до прилета "вертушки"? - Нет, хочу побыть один, - выдохнул Савелий, сжимая в руках письмо, словно оно обжигало ему пальцы. - Понял, - кивнул капитан. - Жду тебя. - Он огляделся вокруг. - Вон, у памятника, не знаю кому. - Через час, - он похлопал его по плечу и быстро ушел. Несколько кинут Савелий смотрел ему вслед, затем медленно побрел в сторону сквера. Присев на мокрую скамейку, он долго смотрел на конверт, словно раздумывая, читать или не читать. Это письмо было единственным послание, сохранившим тепло ее рук. Как несправедливо! Тепло человека сохранилось, а самого человека уже нет в живых. Нет и никогда не будет! Нет. Не будет. Никогда... Какие страшные безысходные слова! Господи! Как ты можешь допускать такое? А если допускаешь, то не означает ли это твоего высшего признания справедливости? В любой религии человек, лишивший себя жизни, заслуживает презрения. Но может ли, имеет ли право человек судить другого человека за самовольный уход из жизни? Сказано же в Библии: "Не суди, да судим не будешь!" А это слова Христа! Выходит, осуждение другими людьми самоубийц нужно презирать, и по-другому не может быть! Да и как может быть по-другому? Как можно осуждать Варюшу, если она решилась на такой страшный шаг?! Решилась, несмотря на то, что есть он, Савелий, который безумно любит ее, а она точно знала о его любви!? Решилась, несмотря на то, что оставила свою крошку-дочурку без матери?! Егоринка! Какое славное имя: словно ручеек журчит. Эх, Варюша... Савелий снова тяжело вздохнул и медленно распечатал письмо, последнее послание Варюши: "Савушка! Родной мой! Соями любимый на свете человек! Пишу тебе, а слезы застилают глаза, и строчки расплываются передо ямой, Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых! Зная хорошо тебя, уверена, что ты будешь казнить себя, будешь носить в себе вину за мой уход из жизни! Умоляю тебя, заклинаю самым дорогим на свете! Ради нашей чистой и светлой любви не казни себя, не вини за то, что произошло! Ты ни в чем не виновен! И никто не виновен из живых! Виновные получили свою кару, и я перед лицом смерти прощаю даже их. Родной мой, я уверена, что ты сможешь, должен смочь, понять меня! Мне было чудесно с тобой, и до самой последней секунды, можешь мне поверить, я буду чувствовать себя самой счастливой женщиной на Земле. А коль скоро есть жизнь и Там, то сохраню твою любовь и мое счастье навечно! Однако все эти слова относятся к моей душе, к моему сердцу, но не к моему телу. Над моим телом надругались, и я ненавижу его, мне гадко прикасаться к нему, я не могу смотреть на себя в зеркало, не могу без отвращения подносить к губам ложку, чтобы накормить себя, к губам, которые целовал когда