ал Халабудов, - весь распорядок коту под хвост. Нет, надо менять работу. Такие звонки могут довести до прободения. Сляжешь в больницу, и ни одна сволочь не вспомнит, что человек сгорел на работе". В самом, что ни на есть паршивом настроении, мучимый дурными предчувствиями, Сергей Сергеевич собрался и поехал в гостиницу. По дороге он все время прислушивался к тому, что происходило у него в желудке. Один раз ему показалось, что кто-то царапнул его изнутри. Полчаса его продержали в проходной. Заказать пропуск, конечно, никто не удосужился, помощника Рахманкулова не месте не было, а звонить "самому" никто не решался. Наконец помощника нашли и пропуск оформили. Под внимательными взглядами персонала отеля Халабудов поднялся в апартаменты министра. В "передней" его тщательно обыскала охрана, и только после этого он был допущен к Рахманкулову. Мирза, как все азиаты, был подчеркнуто вежлив, и, можно сказать, подобострастен. Он все время улыбался, как будто хотел сказать: "Вот как я к тебе расположен, как приятно со мной общаться, а ты сукин сын замыслил против меня злое. Я простой, как кизяк в степи - достань камень из-за пазухи, который ты для меня приготовил и положи его на стол, так будет лучше и для меня и для тебя". - Знаю, знаю, - сказал сладким, как халва голосом Мирза, - вы подозреваете, что этого виноторговца убрали по моему распоряжению. - Не совсем так, однако, кое-какие основания так думать у нас есть, - нехотя признался Халабудов. - Вы мудрый человек, вам не хочется мне в лицо сказать: "Рахманкулов - ты убийца", вы думаете: "Он может быть и заказал виноторговца, но как я это докажу, а если и докажу, то кто захочет поверить моим доказательствам", и правильно делаете, что не спешите с выводами, потому что я не заказывал торговца и знать его не знал. Мне нужен был его коммерческий директор - Афанасий. Мало того, что этот шакал, у которого нет совести, украл у нас товара на полмиллиона долларов, он еще и собирался продать его здесь в России. Это человек, для которого нет ни Родины, ни корней. А что делают с собакой, которая гадит в собственном доме? У нас такую собаку вешают или забивают камнями. - А вы, значит патриот? - Это слишком гордое слово, оно как орден на груди больших людей, а мы люди маленькие. Но я никогда не продавал свой товар ни в своей стране, ни в России. Мой товар идет в Голландию, в Канаду, туда где его разрешено употреблять открыто. Не нам диктовать чужим народам, что для них хорошо, а что плохо. У них есть свои правители и это мудрые люди, судя по тому, что их страны процветают. Им там виднее, что запрещать, что разрешать. А нам нужно думать как сделать так, чтобы и наши народы получили хотя бы по лепешке с достархана, который накрыл для человечества Аллах. У нас страна бедная, работы нет, народ бедно живет. Тысячи людей умерли бы с голоду, если бы на том конце света тысячи других людей не захотели испытать райское блаженство здесь и сейчас. Раньше нам говорили - давайте хлопок, больше хлопка, еще больше хлопка... С утра до вечера наши женщины и дети гнули спины на хлопковых полях, а теперь оказалось что наш хлопок никому не нужен. Чтобы не умереть с голоду людям приходится выращивать коноплю и мак, и одно то, что это дает возможность выжить моему народу, смягчает наш грех. - Допустим, те, кто употребляют ваше зелье, сами выбирают свою участь, хотя и тут поспорить можно. Но в вашей схеме нет места для их родных и близких, которые страдают не меньше, а может быть и больше чем сами наркоманы. - На все воля Аллаха, кто я такой чтобы поправлять его деяния. - Давайте вернемся на землю. Так кто же убил Вартанова? - Он погиб по недоразумению, зачем-то сел в машину Афанасия, как раз в то время, когда тот должен был ехать на встречу со мной. - Кто стрелял? - Вы этого человека уже взяли на складе с поличным. Он пойдет по статье за торговлю наркотиками, потому что не смог уберечь вверенный ему товар. А этот шакал, Афанасий все равно от нас не уйдет, мы его из-под земли достанем. - Советую поторопиться, а то сгниет. Вчера нам сообщили по каналам Интерпола, что Афанасий попал под машину где-то возле Барселоны и скончался, не приходя в сознание, хотя похоже он не приходил в сознание с тех пор как оказался в Испании - пил беспробудно. - Вот видите, Сергей Сергеевич, он погиб и без нашего участия, значит, ему на роду было написано умереть позорной смертью, а кто исполнитель, профессиональный киллер или почтенный отец семейства, который вез свою семью на пикник, не имеет значения. - Да вы фаталист, господин Рахманкулов. - Я реалист, и по мере возможностей стараюсь быть полезным своему народу и вашему, потому что он мне не чухой. Я ведь учился здесь в Тимирязевке, а потом кончал ВКШ. У меня здесь много друзей и знакомых. А когда моим друзьям грозит беда, я не могу спокойно смотреть на это. На днях я имел любопытную встречу с представителями колумбийской наркомафии - два таких мрачных господина и при них переводчица. Они предложили мне сотрудничество. Хотят, чтобы я помог им продавать их товар - кокаин здесь, в России, а взамен предлагают открыть для моего товара американский рынок. Я конечно на это не пойду, но боюсь, что и в Москве, и в Ташкенте, и в Душанбе, найдутся люди, которые пойдут на дележ рынков. Этих колумбийцев зовут Табаско и Гуакамоле. Они похожи на киргизов, только очень мрачные. Одеты элегантно с платочками в кармане, но манеры у них как у простых крестьян, когда я предложил им сигары, они не стали отрезать кончики ножичком, который лежал на столе, а откусили их зубами и сплюнули прямо на пол. И вообще они мало говорили, зато переводчица трещала как сорока. Удивительный этот испанский язык, чтобы сказать "давайте сотрудничать", нужно потратить сто слов. Хорошо еще, что у них там тепло, а то бы они мерзли, оттого что вся энергия уходит в слова и на тело ничего не остается. Мирза засмеялся мелко и угодливо, как бы извиняясь - Спасибо за интересную информацию, - сказал Халабудов. - Не буду вас больше отвлекать от государственных дел. - Что вы, это мой долг. Я в любое время... Сегодня я уезжаю домой, угощу вас фруктами из своего сада. Халабудов распрощался с коварным азиатом и поехал к себе на Петровку. По дороге он явственно почувствовал тяжесть в желудке. Это был первый признак обострения, значит все-таки его на сей раз не удастся избежать. Вернувшись в свой кабинет, Халабудов включил чайник и подошел к окну, обменяться впечатлениями с фикусом, и тут опять раздался звонок. И все тот же начальственный голос спросил: - Ну что, Сергей Сергеевич, побеседовали с Рахманкуловым? - Да, - ответил Халабудов. - И что он вам сказал? - Ничего существенного. - Ну вот и слава богу. А я сегодня утвердил списки на повышение в звании, так что ждите сюрприза. - Спасибо, - сказал Халабудов, - Большое спасибо за доверие и внимание. Он заварил себе чаю и присел на подоконник. Из окна открывался чудесный вид на осенние бульвары. "А все-таки "тугие дни" по-своему прекрасны, - подумал он, - скучно было бы жить на свете без них". Роза Марковна собрала Фиму в дорогу так, как будто ему не самолетом лететь четыре часа, а месяц ехать на перекладных. И чего только она не напихала ему в сумку. Ну жареная курица - это святое дело, но зачем же было класть еще и котлеты, крутые яйца, вареные сосиски, шарлотку с яблоками, домашнее печенье и еще всякое другое, отчего сумка стала совершенно неподъемной и испортила Фиме первые самые трогательные впечатления от путешествия. То есть дорога от дома аэропорта превратилась в атлетический марафон. Обычно Фима приезжал в аэропорт задолго до начала регистрации, чтобы адаптироваться к обстановке полета. Умом он понимал, что самолет - это такое же транспортное средство, как трамвай или автомобиль, аэродинамика, там, навигация и все такое, но в глубине считал все-таки чудом, что такая металлическая дура летает по воздуху. А всякое чудо эфемерно по своей сути, и потому Фиме было всякий раз чуть-чуть не по себе перед полетом, самую малость. Это ощущение проходило уже в аэропорту, но только, когда никто его не теребил и не торопил. На сей раз он приехал в Шереметьево, когда регистрация уже началась. Клауса нигде не было видно, а у него билеты. Фима встал в одну очередь, отстоял половину, но тут оказалось, что это на рейс Абу-Даби. Подивившись на то сколько людей летит в пустыню, он перешел в другую очередь, на сей раз на Барселону, отстоял почти всю, но Клауса не появлялся. Это обстоятельство налагалось на предполетную тревогу и заставляло Фиму нервничать. Он уже хотел пропустить тех, кто стоял сзади и снова занять место в хвосте очереди, но тут его громкий окликнул женский голос: "Фима!". Сомневаться в том, что окликали именно его, не приходилось, не так много Фим могло находиться в семь часов утра, в Шереметьево, в секторе, где производилась регистрация пассажиров на рейс в Барселону. Он оглянулся и увидел Клауса с рюкзаком за плечами и двумя чемоданами в руках. На лице у него была виноватая улыбка, а рядом с ним семенило некое воздушное создание во всем светлом: шляпка, пальтишко, чулочки, туфельки все в тон и все цвета фруктово-молочных продуктов. Пара подошла к Фиме и он с удивлением опознал в спутнице австрийцы секретаршу фирмы Trade group Realta Зиночку. Пока Клаус представлял ее Фиме, как совершенно свидетельницу, которая может опознать труп, и приносил извинения за опоздание на изысканном языке Шевченко и Петлюры, секретарша ему заговорщицки подмигивала. А после того как они, наконец, прошли регистрацию и паспортный контроль, и Клаус сбросил свою поклажу, и довольный удалился в туалет, Зиночка чмокнула Фиму в щеку и горячо зашептала ему в ухо. - Только ты, пожалуйста, не ревнуй. Я тебе все объясню. У тебя ведь нет серьезный намерений по отношению ко мне. Ничего не говори, что я дура и не вижу что нет. А если даже... Мы с тобой бедные как две мышки, а у Кольки дом в Вене с виноградником и "опель". Он, конечно, мне ничего не обещал, но прибалдел от меня. Это видно, скажи... Я ему пожаловалась, что не отдохнула летом и он мне сразу предложил прошвырнуться в Испанию на недельку. Ты ведь мне этого не предложил, а еще ревнуешь. - Да кто тебе это сказал? - Женское чутье мне подсказывает, но ты не должен этого делать. Если человек по-настоящему любит, то он должен всегда желать добра своему предмету, даже если добро поступает со стороны. - Да кто тебе говорил про любовь? - Твои глаза - Минус три, что там можно увидеть? - Добрую душу и мягкое сердце. - Ты еще скажи - шоколадное. Тут вернулся Кучка и объявили посадку на самолет авиакомпании "Иберия" следующий рейсом Москва-Барселона. Полет прошел легко и весело. Фима даже забыл, что совершенно неестественным образом летит по воздуху в железной "дуре", и все благодаря Зиночке. Она смеялась, кокетничала не только со своими спутниками, но и с соседями, требовала у бортпроводников то вина, то сока и вообще была в ударе. Путешественники не успели оглянуться. Как приземлились в Барселоне. В аэропорту их встречал бритый наголо молодой человек с квадратной челюстью и глазами навыкате в форме офицера испанской полиции. Он предложил всем сразу же проехать в морг и опознать труп, а уж потом направиться в гостиницу, чтобы в этот день к делам уже не возвращаться. Так и сделали. Мертвый Афанасий, как это не кощунственно было сознавать, выглядел лучше чем живой. С лица сошла порочная одутловатость, и оно обрело некую определенность, не бог весть какую, но все же. Теперь Афоня стал похож на школьника переростка, в котором дебильность сочетается с природной жизнерадостностью. Но все же это был образ человека. - Да это он, - сказала Зина, и в глазах ее засверкали две очаровательные слезинки, которые были ей очень к лицу. Полицейский закрыл труп простыней и рассказал, как Афанасия занесло под машину. Судя по обнаруженному в крови коммерческого директора количеству алкоголя, он пил беспробудно несколько дней подряд, переходя из одного бара в другой. Когда все известные ему питейные заведения закрылись он решил, видимо ехать в Барселону. Вышел по нашей московской привычке чуть ли не на середину на шоссе и стал останавливать машину. Шел дождь и шоссе было мокрым, Афоня поскользнулся и угодил под колеса "сеата" на котором пожилая сеньора, служащая местной телестудии, возвращалась домой с ночной смены. Вот и вся история бесславного мытищинского гангстера, которого неласковая судьба занесла за Пиренеи и бросила под безжалостные колеса автомобиля. В карманах у него нашли российские загранпаспорт, несколько сотен песет и кредитную карточку "Альфа-банка" и бумажку с адресом виллы "Вероника", где он жил. Он не слова не знал ни на одном из иностранных языков и видимо кого-то попросил написать записку, которую он показывал таксистам. После опознания полицейский отвез гостей в отель "Плаза", где им зарезервировали номера. Это был большой и шумный отель, где останавливались туристы со средним достатком. Фиму поселили в номере, окна которого выходили на площадь, посреди которой возвышалась Арка, окруженная фонтанчиками. За площадью начиналась широкая лестница, которая вела на холм, на вершине которого находилось красивое здание с куполом и классическим портиком. И над всеми этими красотами по-южному бесстыдно раскинулось небо все в розовых разводах.. Не успел Фима налюбоваться красотами Барселоны, как к нему заявились Клаус и Зина. Она успела сменить свой элегантный наряд на шорты и майку и смыть макияж. - Мы тут нашли бассейн и решили искупаться до ужина, - защебетала секретарша. - ты ни за что не догадаешься где он находится... На крыше, представляешь, и оттуда весь город как на ладони. Бери плавки, и пойдем с нами. Бассейн был крошечный, вода холодная, да и предзакатное солнце уже не грело. Поплескавшись и подрожав немного в шезлонгах, компания нагуляла зверский аппетит, и в момент умела половину фиминых продуктовых припасов. А вечером все поехали развлекаться на Рамблес. Зиночка хорошо подготовилась к поездке. Она обзвонила всех подруг знакомых и даже знакомых своих знакомых, которых совершенно не знала и выспросила все насчет Барселоны и ее окрестностей. В планах у нее были: и собор Саграда Фамилия и музей Пикассо, и морской аквариум... В общем девушка решила оттянуться по полной программе, но главным пунктом этой программы была ночная авенида Рамблес. Фиме это гнездо наслаждений и разврата показалось жалкой копией Тверской. Магазины победнее, чем в Москве, бары какие-то обшарпанные, дамы одеты безвкусно, джаз - хиленький, нахохленные "ночные бабочки" напоминали осенних ворон на бульваре. И все за песеты, и все так дорого... Фима посидел часок с друзьями в баре выпил стакан какого-то соку с красивым названием "сангрия" и поехал в отель доедать котлеты. Гостиничный холл был почти пуст. Девушка-портье улыбнулась Фиме казенной улыбкой, похоже было, что она просто показала ему зубы. Они были устрашающе длинные и голубоватые. В кресле под пальмой спиной к Фиме сидел крупный седой джентльмен в синем костюме и что-то писал. Эта благородная спина, этот великолепный затылок Фима уже где-то видел. В Америке? В кино? В прошлой жизни? Да нет же, всего два дня тому назад в квартире на Котельнической, ведь это никто иной, как профессор Муха. - Вацлав Иванович, - обрадовался Блюм. - Какими судьбами? Профессор от неожиданности вздрогнул - Господин детектив. Вот уж не думал, вас здесь встретить. Вы, конечно, говорили, что намерены посетить Барселону, но ваш австрийско-украинский коллега показался мне не настолько серьезным, чтобы организовать такую поездку. А я тут закончил свои дела в Сарагосе, и решил выбраться на денек в сей благословенный город, чтобы навестить старых друзей. - Как хорошо, что я вас встретил, - Фима не скрывал своей радости. - Мы хотели пригласить вас с собой в качестве эксперта, но Клаус решил тащить с собой свидетеля. - Свидетеля чего? - Разве я вам не говорил, несколько дней назад здесь погиб в автомобильной катастрофе сотрудник того самого виноторговца, на вилле которого прятали Кукулькана. Свидетель его опознал, и завтра мы собираемся на виллу, чтобы поговорить со смотрителем. Не исключено, что и нашего Змея там найдем. Не могли бы вы поехать с нами? Мы были бы очень благодарны, если бы подтвердили подлинность раритета. - Но у меня намечены встречи... - Это не замет много времени. - Хорошо, я позвоню вам утром. В каком номере вы поселились? Профессор все-таки решил присоединиться к компании, что вызвало неподдельную радость всех и особенно Зиночки, которая сразу же сомлела от пожилого бонвивана. Курортный городок Санта-Сусанна находился примерно в часе езды от Барселоны. Таксист сразу же согласился туда ехать и, что интересно, не потребовал даже оплаты за оба конца. Видимо он, как и пассажиры получал удовольствие от скорости, от просторов, которые отрывались за городом, от солнечного утра и свежего ветра с моря. Городок Санта-Сусанна располагался у подножья невысокой гряды, ниже простирались свежевспаханные поля, далее шли ряды больших отелей, железная дорога, по которой бесшумно бегали серебристые игрушечные поезда, а за ней начиналось море. Оно то сверкало на солнце, то вбирало в себя небо, разлагая его чистый синий цвет на зеленый, голубой, белый, стальной и даже фиолетовый. - Hemos llegado. Luego mejor ir a pie. Las calles son muy estrechas aqu1. - сказал таксист. - Дальше ехать нет смысла, - объяснил профессор, который единственный из всех пассажиров понимал по-испански. - Это должно быть где-то рядом, поселок небольшой. Спросим русскую виллу, надеюсь их здесь немного. Клаус расплатился с шофером, взял счет, внимательно его изучил, аккуратно сложил и сунул его в бумажник. - Орднунг юбер аллес2, - произнес он торжественно, и поднял вверх указательный палец. - Он все-таки немчура, - засмеялась Зиночка. - Та ни, мы ж австрияки, - не понял юмора Клаус. Переход был столь неожиданным, что даже профессор не сдержал улыбки. Виллу "Вероника" нашли быстро, это был небольшой двухэтажный коттедж с газоном и аллеей из роз, ведущей от калитки до высокого крыльца. Окна на первом этаже были распахнуты, и оттуда на всю округу разносился голос Аллы Пугачевой: "А ты такой холодный, как айсберг в океане..." - Это наверно дон Мигель от жары крутит, - высказал предположение Фима. Но оказалось, что дон Мигель здесь не при чем. Дверь виллы распахнулась и взорам путешественников предстала Вероника в каком-то невероятном капоте с пальмами и птицами. Солнце светило ей в глаза и она приставила ко лбу руку козырьком, чтобы рассмотреть гостей у калитки. Наконец она разглядела в толпе незнакомых людей Фиму, всплеснула руками и поплыла между розами отворять калитку. - Ефим, какими судьбами? Что-нибудь опять случилось? - в ее голосе звучала явная тревога. - Да вот решили навестить вас, чтобы смягчить тоску по родине. Говорят русские люди, как только оказываются за границей, сразу начинают тосковать по родине. Вот только черного хлеба не догадались захватить, а водку выпили вчера в гостинице, - отшутился Фима, чтобы никто не заметил, что он смущен. - Проходите, проходите, - успокоилась хозяйка. - Сейчас чаю попьем. У меня здесь есть самовар. Она уже знала, что случилось с Афанасием, ней приходила полиция, и все рассказала. - Он жил здесь все время до моего приезда и пил беспробудно, - рассказывала Вероника, потчуя гостей чаем из самовара и булочками с кремом собственной выпечки. - Тут всюду были пустые бутылки, а запах стоял, хоть святых выноси. - Грязная собака, - подтвердила Зиночка. - Он очень испугался, когда я приехала, - продолжала Вероника. - Собрал свои пожитки и переехал в отель, но потом стал заявляться каждый вечер и всегда пьяный. Его тут прозвали "сеньор боррачо. Это значит пьяница. Нес всякую чушь про каких-то азиатов, которые хотят его убить, про то, что он миллионер. Предлагал ехать с ним в Одессу, в Лондон, в Америку. - Простите, в какую Америку? - спросил профессор. - В ту самую, в Штаты наверно, в какую же еще? - опешила Вероника. - Еще бывает Южная Америка, - улыбнулся профессор. - О ней разговора не было. - Нет, он вообще оскотинился и стал ко мне приставать. А я ведь одна в доме и никого тут не знаю кроме Мигеля, а он живет на другом конце поселка. - Надо было дать ему по яйцам, - в сердцах сказала, почти выкрикнула Зиночка, но поймав насмешливый взгляд профессора стушевалась. - Легко сказать по яйцам. Он вон какая туша, а я ведь женщина, - продолжала Вероника. - Я, конечно, его выставила и сказала, чтобы он больше не являлся, а то я сообщу в полицию, что он скрывается от российского правосудия. Он испугался и удрал. Вот тогда он и попал под машину. - Так ему и надо сволочи, - не удержалась Зиночка. Вероника замолчала, и теперь стало видно, как она сдала с тех пор, как Фима видел ее в последний раз. Глаза запали, и даже обильный макияж не мог скрыть темные круги вокруг них. На лбу появилась глубокая складка, которую уже никакие питательные маски не расправят. Щеки обвисли. Теперь ей можно было дать все пятьдесят. "Несчастная баба, - подумал Фима, - за какую-то неделю потеряла мужа и любовника, а тут еще этот подонок Афанасий разыгрывал тут триллер... Хотя, если по большому счету, то они все подонки, и рано или поздно довели бы ее до дурдома, а так богатая вдова с шикарной квартирой в Москве, престижной машиной, недвижимостью за рубежом и могучим телосложением. Столько беспризорных мужиков сочли бы за счастье проявить заботу о такой вдове. А может познакомить ее со Стасом Рыженковым. Она ведь не вредная, крупные женщины, как правило, покладистые и ласковые в душе". - Вероника, покажите нам свой дом. - Давайте поднимемся наверх, оттуда такой вид на море. Вилла, такая маленькая снаружи, изнутри оказалась довольно просторной. На первом этаже помимо гостиной имелись еще кабинет, кухня, ванная и два туалета. Наверху - три спальни. Обстановка везде была довольно скудная, чувствовалось, что у хозяев еще не было времени серьезно заняться интерьерами. В спальнях и в кабинете стояли напольные вазы с сухими артишоками и пыльными бессмертниками, и это несмотря на то, что весь городок, несмотря на позднюю осень, утопал в розах. Тут и там висели репродукции Пикассо и Миро, видимо закупленные оптом на местном базаре. Других украшений не было. В общем, дом производил впечатление не обжитого. И только в подземном гараже было заметно присутствие хозяина. На полках были разложены инструменты и запчасти. По углам стояли емкости с маслом, тасолом и автомобильной косметикой. Не было только машины, но ее запах не успел выветриться. - Дон Мигель держит здесь свой автомобиль, - пояснила Вероника. - За это он возит меня по магазинам и на рынок. - Сколько вы ему платите? - полюбопытствовал Фима. - Кажется, Алик положил ему пятьсот долларов в месяц. - Да за такие деньги я бы носил вас на закортках, - пошутил Фима. Вероника посмотрела на него благодарным взглядом и заманчиво улыбнулась. Клаус внимательно обследовал полки. Его внимание привлекла круглая коробка в которой лежала ветошь. - Дывытесь, - обрадовался он, - це коробка с под торта "Захер". Турысты завжди везуть з Вены таки торты. Сдается що в этой коробце злодии пивезлы сюды Змеюку. - Неужели таможенникам не пришло в голову проверить ее содержимое? - высказал сомнение профессор. - Это были не простые воры, а колдуны, обладающие способностями к гипнозу, - пояснил Фима. - Они могли заморочить голову кому угодно. Таможенники просто не обратили внимания на торт. - Вони чародии, - подтвердил Кучка. - Допустим, - согласился профессор. - Но почему тогда в ней нет Кукулькана? - Их кто-то спугнул, испанская полиция или Интерпол, - объяснил Фима. - Они спрятали Пернатого Змея на вилле, чтобы вскоре за ним вернуться, но кто-то перебежал им дорогу. Мы приехали сюда, чтобы выяснить, кто это был. - Прямо как у Донцовой, - восхитилась Зиночка, которая все время старалась как бы невзначай прижаться к профессору. - А эта, как вы говорите, пернатая змея не могла выпорхнуть в окно. - Ой, Зина, умоляю тебя, не бери в голову. Кстати, почему бы нам не вернуться в гостиную и не выпить по рюмке чего-нибудь, что будет покрепче чая и получше того овощного пойла, что мы пили вчера в баре, - сказал Фима и подмигнул секретарше. Предложение показалось всем своевременным. У Вероники нашлись джин и виски. Она принесла бокалы и лед. Отхлебнув виски, Фима с тоской подумал о котлетах, которые остались в гостинице. Но тут с улицы донесся шум автомобиля и через некоторое время в комнату вошел, нет, скорее вкатился лысый как колено, упитанный коротышка лет эдак шестидесяти с тусклыми глазами. - Buenos dias senores!1 - А вот и дон Мигель, - радостно объявила Вероника. - Хотите выпить, сеньор? Сеньор был не прочь опрокинуть рюмашку на халяву. Коротышка оказался общительным малым. Он довольно бегло лопотал по-английски, потому что некоторое время жил в Гибралтаре, но говорил он слишком быстро и с сильным акцентом, так что разобрать, о чем речь было почти невозможно, и профессору пришлось взять на себя роль переводчика. Мигель охотно распинался, когда речь шла о погоде, о ценах на бензин, о системах теплоснабжения. Но как только Клаус перевел разговор на индейцев, он моментально заткнул фонтан и на все вопросы отвечал односложно. Да, мексиканцы приезжали. Да, у них была записка от Фернандо, который просил дать им кров. Да, они ночевали здесь в спальне наверху, но ничего не испачкали, даже постель не разбирали, спали, видимо, на полу, на ковре. Они были простые люди, не кабальеро, хотя и вырядились как на свадьбу. Никаких вещей после себя вроде не оставили, хотя кто его знает, он же не обыскивал всю виллу. Потом приехала хозяйка с сеньором Себастьяно. Совсем недавно здесь гостил несчастный сеньор Атанасио, и вот снова - хозяйка. Жаль, что несчастный сеньор Алессандро так и не успел ни разу отдохнуть на своей вилле. Что творится в мире, хорошие люди гибнут как мухи, он так и сказал como moscas, а всякая сволочь живет себе и живет... - Стоп, - прервал его философское отступление Фима. - А после отъезда хозяйки никто не заходил на виллу? Испанец замялся, вопросительно посмотрел на Веронику, дескать, ты же все знаешь, зачем эти вопросы, и нехотя признался. - Через несколько часов после вашего отъезда, - Мигель почтительно поклонился Веронике, - заходил один русский сеньор. Он сказал, что сеньор Себастьяно просил его забрать синий рюкзак, который впопыхах забыл в кабинете. Мы с ним зашли в кабинет и действительно нашли там рюкзак. Сеньор внушал доверие, и я посчитал своим долгом отдать ему забытую вещь. - А вы не припомните, как выглядел тот сеньор? - спросил Фима пристально глядя в глаза дона Мигеля. - Он был такой белокурый, среднего роста. Трудно описать, все северяне с первого взгляда кажутся нам южанам на одно лицо. С ним была очень красивая женщина. Они остановились тут неподалеку, в отеле, я несколько раз потом встречал их на рынке. - Это наверно та самая пара, которую мы встретили в аэропорту - предположила Вероника. - Невысокий блондин в шортах и в майке с надписью BOSS и жгучая брюнетка в красных бермудах. - Да, да, - радостно закивал испанец, - очень красивая женщина, похожа на актрису Сару Монтьел в молодости. Фима вдруг вскочил с места, налил себе полстакана виски и выпил залпом. - Так что было написано на майке? - BOSS, - в один голос ответили Вероника и Мигель. - Где находится отель, в котором останавливалась эта пара? - Фиму было просто не узнать, в один момент из вальяжного курортника в энергичного полководца у которого в голове созрел план победоносного сражения, и ничто не могло помешать его осуществлению. - Клаус, мы должны проверить списки постояльцев. Вацлав Иванович, вы поедете с нами, может понадобиться переводчик. Дон Мигель, вы нас туда отвезете. По дороге они заехали в полицейский участок, прихватили с собой на всякий случай местного стража порядка, чтобы избежать недоразумений с администрацией гостиницы. Выслушав полицейского, менеджер отеля, элегантная дама в очках, села за компьютер, и через несколько минут Фима уже держал в руках длинный список фамилий. Примерно треть гостей составляли россияне. Фима впился глазами в распечатку: Кузины, Мухаметшина, Кабанов, Лапшины... - Вот, - ткнул он пальцем в список, - Леонид Колобасов и Нинель Шпак. - Вы их знаете? - спросил профессор. - Это моя бывшая жена и отец моих детей, то есть муж моей жены... Впрочем, не важно, главное, что мы теперь знаем, кто вывез Пернатого Змея в Россию. Сейчас же едем в аэропорт. - Здаетца мне що сьогодни вже нема летакив до Москвы, - охладил его пыл Кучка. - Поидэмо завтра утром - А лучше днем, чтобы как следует выспаться перед дорогой, - рассудил профессор. - Вы мне напомнили один анекдот, - рассмеялся Фима. - Трое мужчин оказались на необитаемом острове. Одному семнадцать лет, другому - тридцать, а третьему - пятьдесят. Младший схватил бинокль и взобрался на пальму, посмотрел, спрыгнул с пальмы, и кинулся к морю, на ходу сбрасывая одежду: Плывем на соседний остров, там девчонки". Тот, которому тридцать, говорит: "А куда спешить, сейчас срубим пальму, сделаем плот и поплывем". А старший почесал затылок и сказал: "Зачем нам вообще куда-то плыть - у нас же есть бинокль". - Я все-таки не настолько стар, чтобы обходиться биноклем, - усмехнулся профессор, - и потому предлагаю заехать за дамами и поужинать где-нибудь в городе, чтобы не обременять нашу очаровательную хозяйку. - О це дило, - поддержал его Кучка.- Я вже хочу исты. Однако поесть им удалось не скоро. Дамам потребовалось целых три часа, чтобы привести себя в порядок, принять душ сменить макияж, надеть вечерние платья. Вероника облачилась в нечто, напоминающее наряд африканского вождя, в нечто просторное и дорогое цвета спелой вишни. Издалека ее можно было принять за диван, который поставили "на попа". И двигалась она во всем этом соответствующим образом, если она шла, то всем было ясно: вот идет королева, а, когда присаживалась, все невольно вскакивали с мест, потому что видеть в присутствии "ее величества" просто психологически не представлялось возможным. Зиночке пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы не превратиться в деталь парадного портрета монументальной леди. Для того, чтобы казаться побольше, секретарша выбрала платье цвета топленого молока, широкополую светлую шляпу, всю в кружевной пене, и белые перчатки. Рядом "двухстворчатой" Вероникой она была она, несмотря на свою миниатюрность, она все же была не пажом, а инфантой. Мужчины тоже не ударили в грязь лицом. На Клаусе был темно-серый костюм, белая рубашка и фривольный розовый галстук. Муха в своем синем костюме и при бабочке выглядел как композитор, которому предстояло представить на суд публики свою новую симфонию. И только Фима остался в своем неизменном пиджачке и стоптанных ботинках, надраенных, правда, до блеска, но это как ни странно не портило общую картину. Фиму вполне можно было принять за какого-нибудь компьютерного воротилу, которому не нужно выпендриваться, чтобы заслужить признание. Необычная кавалькада поставила в тупик официантов, которые привыкли раскладывать клиентов по полочкам. Они уже успели привыкнуть к причудам новых русских, которые могут в жару глушить водку стаканами, требовать на ужин супчику и терзать рыбу руками. Хуже них были только немцы, которые были столь же бездарны в еде, и к тому же скупы на чаевые. Эти же не подходили ни под какие стандарты, и потому вызывали у персонала нервозность на грани легкой истерики. Испанцы вообще склонны впадать в истерику при виде не понятного и необъяснимого, а испанские официанты - вдвойне. - Давайте закажем что-нибудь национальное, - предложила Вероника, - Что-нибудь экзотическое, паэлью, например. - Для господина Кучки, это может быть и экзотика, а для нас просто плов, причем не лучшего качества. Вообще испанская кухня ни в какое сравнение не идет ни с французской, ни с итальянской. От прочих европейских кухонь она отличается тем, что в ней ощущается некоторое влияние Востока. Но плов все рано вкуснее готовят в Ташкенте, свиные шницели - в Вене, а шампиньоны - в Париже. К тому же здесь все блюда готовят из полуфабрикатов. Вам когда-нибудь приходилось заглядывать ресторана в испанском курортном городке. Мне приходилось и неоднократно, и смею вас заверить, что это вовсе не кухни, а комнатки где разогревают полуфабрикаты. - И что же мы будем есть? - по голосу было заметно, что Зиночка в растерянности. - Закажем то, что невозможно испортить на кухне: крабы, устрицы, сардины и, конечно, шампанское, испанское шампанское вполне сойдет на каждый день. - Профессор, за что вы так не любите испанцев? - спросила Вероника. - Да что вы, я, можно сказать, обожаю этот народ, но, как говориться, кого люблю, того и бью. У испанцев, как, впрочем, и у других народов есть черты, от которых я, мягко говоря, не в восторге, например угрюмость и истеричность. Каждый испанец одновременно и Санчо Панса и Дон Кихот, он трудолюбив, практичен и даже скуповат в обычной жизни, но как только его начинают обуревать страсти: любовь ревность, религиозный фанатизм, коммунистическая идея, да мало ли, он превращается в неистового сумасброда лишенного всякого здравого смысла. В конце концов, это плохо кончается, прежде всего, для него самого, но предотвратить катастрофу невозможно. Страсть разрывает испанца изнутри. Итальянцы не менее темпераментны, но самоирония и юмор, помогают им выпускать пар. Они научились получать удовольствие даже от страдания. Испанцы же воспринимают себя слишком всерьез, и оттого перегорают как лампочки при резкой смене напряжения. По числу самоубийств Испания опережает даже некоторые скандинавские страны. - Это не мешает официанту все время коситься в сторону Вероники, - заметила Зиночка. - Это имперский пережиток, - заметил Муха. - Интересная теория, - сказал Фима. - А что вы, профессор, скажете насчет... - Нет уж, увольте, - замахал руками Муха. - Я не настолько профессор, чтобы обсуждать достоинства и недостатки богом избранного народа... Принесли лобстеров и устрицы, и Фима в который раз с тоской вспомнил о котлетах. Но вообще вечер удался. Ближе к ночи появился гитарист, он виртуозно исполнял испанскую классику и старые шлягеры. Зиночка танцевала со всеми подряд, но предпочтение отдавала профессору. Напоследок Вацлав Иванович попросил гитариста сыграть "Голубку". - Это была любимая песня императрицы Карлотты, - пояснил он свой выбор. - Чернь пела ее на свой лад, обзывая несчастную дурой и шлюхой, но она , слава богу об этом не знала. Ужин затянулся далеко за полночь. Когда компания вывалилась из ресторана улицы курортного городка уже опустели, только издали доносилась заунывная мелодия фламенко. Вероника предложила всем ночевать на ее вилле. Фиме досталась одна из спален наверху. Его соседями были Кучка и профессор. Женщины расположились внизу. Фима собрался было спать, но тут дверь тихонько отворилась и к нему в спальню проскользнула Зиночка. - Я на минутку, - быстро зашептала она, присев на край постели, - Мне кажется, что я влюбилась в профессора. Он такой большой, умный, уверенный в себе... Австрияк по сравнению с ним сявка. Как ты думаешь, профессор богатый? Он пишет книги и преподает в Америке... - Не думаю, - ответил Фима зевая. - В Америке профессора не самые богатые люди, полицейские зарабатываю там много больше. Хотя Муха, судя по всему, в деньгах не нуждается - оплатил наш ужин и глазом не моргнул. Все знаменитости у него знакомые, мир исколесил вдоль и поперек, и квартира у него будь здоров в высотке на Котельнической. А еще наверно дом в Калифорнии есть, такие как он не живут в наемных квартирах. Вообще он больше похож на какого-нибудь аристократа, чем на ученого - одевается с иголочки, в ресторане заказывает только самые изысканные блюда, обожает антиквариат и книги в дорогих переплетах. - Да, но он же старый. - Правильно, Клаус гораздо моложе. Вообще, симпатичный парень, крепкий такой боровичок, и весь как на ладони. Такой уж, если женится, так на всю жизнь. Уверен, что ему и в голову не придет заначить от жены деньги. Он не карьерист, но настоящий служака, через пять лет, как пить дать, станет старшим инспектором, а там глядишь и главным. - Он хочет, чтобы мы остались здесь на недельку. - Правильно, почему бы не отдохнуть на халяву. Мне никто не предлагает, а то бы и я остался. - А профессор завтра уезжает в Мадрид. - Да определись ты, наконец, кто тебе нужен. - Ой, Фима, не знаю, раскорячилась умом и не могу выбрать. - В таком случае, есть смысл плыть по течению. Иди сейчас спать, а утром жизнь подскажет тебе выход. - Легко тебе, Фимка, рассуждать, ты мужчина. В том-то и вопрос, с кем спать? - Ну, можешь остаться здесь. - Нет, Фимка, милый, мне, конечно, с тобой хорошо, но ведь надо думать и о будущем, мне уже двадцать пять лет. Я, пожалуй, пойду в сад и подумаю там. Она выпорхнула из спальни. Фима разделся, взбил жиденькую подушечку, отвернулся лицом к стенке и закрыл глаза. Морфей был тут как тут , он заключил Фиму в свои объятья и унес в страну грез. Но сквозь сон Фима почувствовал, что его кто-то еще обнимает. - Ну, что решила? - спросил он, всем телом отвечая на объятие. - Мне страшно, - услышал он в ответ голос Вероники. - По дому все время кто-то ходит. Политбюро Фронта освобождения индейского народа собралось на свое внеочередное заседание в офисе сеньора Энрике Ортиса или камарадо Луиса, что значит "золотой". Для конспирации все члены политбюро были одновременно и членами респектабельного "Лайонс клуба". Никакого подозрения это не вызвало, все они были людьми уважаемыми и не бедными. Сам Ортис подвизался в нефтяном бизнесе. Сеньор Эччевериа, по партийному камарадо Карлос, был членом правления мексиканского филиала компании "Кока-Кола", и близко был знаком с президентом республики, который до победы на выборах был главой филиала. Сеньор Перальта, он же камарадо Кальенте, что значит "горячий" - возглавлял департамент образования в мэрии, а Гонсалес владел обширными землями в Чиапасе. Так что ни у кого не возникали сомнения в том, что эти почтенные люди собираются для того, чтобы решать проблемы благотворительности. И только Хименес ничем не владел и ничего не возглавлял. Он был профессиональным революционером. Ходили слухи, что он воевал в отряде Фиделя на Плайя-Хирон. Потом что-то не поделил с его братом красавицу-мулатку и ушел с Че-Геварой в леса Боливии. Но за несколько дней до разгрома отряда и гибели команданте, он с ним крепко повздорил и уехал в Аргентину. Говорят, его видели потом в Перу и в Колумбии. Но никто точно не знал, где он родился, как пришел в революцию, и кто стоит за его спиной. Одни считали, что он выполняет задание Фиделя, другие - что его прислали в Мексику нефтяные шейхи, третьи видели в нем только пламенного революционера, неподкупного и решительного, способного зажечь массы собственным примером и пов