. Пальцы моей правой руки сжимали монетный столбик, левая рука удерживала вывернутые пальцы Рафика. Все при деле. - В общем, так, - сказал я. - Рафик, куда ты вчера направился из этого бара, после того как пришел в себя? - Пошел в задницу, - жизнерадостно ответил Рафик. - Ты что, мент, чтобы меня допрашивать? - А без ментов ты разговаривать не будешь? - уточнил я. - Я это спрашиваю, потому что менты с удовольствием за тебя возьмутся. Так, как они это умеют: завалятся сюда компанией человек в двадцать, в масках и с автоматами, разложат тебя на полу мордой вниз и слегка попинают. Своими тяжелыми ботинками. А потом уже начнут с тобой разговаривать. У тебя есть и такая перспектива. - Я ментам на фиг не нужен, - ухмыльнулся Рафик. - За мной нет ничего... - Это тебе придется доказать, - возразил я и чуть сильнее вывернул пальцы Рафика, чтобы этот неисправимый оптимист вернулся к реальности. - Куда ты поехал вчера? И какая у тебя машина? - Просто наезд какой-то, - констатировал Рафиков приятель и демонстративно хрустнул пальцами. - Парень наглеет. - Именно что наезд, - согласился я. - Ты сказал, Рафик, что Гоша с удовольствием оторвал бы мне голову за вчерашнее? Так? Ну а сам бы ты не отказался грохнуть того мужика в пальто? Тебе ведь от него тоже перепало? - Куда ты клонишь? - насторожился Рафик. - Я клоню к тому, что кто-то на самом деле позаботился о мужике в пальто. Кто-то сбил его машиной, когда он подходил к своему дому. Это вполне мог быть ты, Рафик. - Что-о? - лицо Рафика вытянулось. - Не гони пургу, не надо! Я повез Гошу в больницу, никого я не сбивал... - Сначала отвез, а потом решил отомстить, - предположил я. - Какая у тебя машина? Ты хорошо ее помыл? А то ведь могли остаться следы на капоте... - Не было там никаких следов, потому что я никого не сбивал, - отмахнулся Рафик. - По крайней мере, вчера. И потом, вы с тем мужиком драпанули через служебный ход. Куда вы потом делись - хрен вас знает! Я за вами не следил. Как я мог подкараулить потом того типа? А? - Ты мог знать его раньше, - продолжал я излагать свои предположения. - Знал его и его адрес. Быть может, это была не первая ваша драка. Тебе надоело, и... - В первый раз вчера его видел, - решительно перебил меня Рафик. - Не, надо на меня собак вешать. И не дергай так сильно за пальцы, а то и вправду сломаешь... - Все это придется доказывать, - сказал я. - В милиции, дорогой. - Ясно, - вдруг вмешался второй Рафиков приятель. - Это стукач. У него под плащом диктофон, и он нас сейчас пишет. - Закрой форточку, - отозвался я, - а то гнилым базаром потянуло. Сам-то ты чем занимался до девяносто первого года? Я - человек вольный, на хозяина не работаю. Хочу узнать, кто моего знакомого переехал - вот и все. Пока Рафик под номером один в моем списке. - Ты - стукач, - упрямо повторил приятель Рафика. - Сними плащ, сука! - И он перешел от слов к решительным действиям. Лучше бы он этого не делал. Он попытался вскочить на ноги, но я под столом стиснул его ботинки своими ступнями, и Рафиков приятель остался сидеть на стуле, слегка изменившись в лице. Еще больше его лицо изменилось, когда я слегка двинул ему правым кулаком в нос. Обратным движением мой правый локоть вошел под дых другому Рафикову приятелю: тот на ноги встать сумел, но толку от этого оказалось немного. Широко раскрыв рот, он плюхнулся обратно на стул. - А с тобой мs не договаривались, - прошептал я на ухо Рафику и потащил его из-за стола. Он попробовал было упереться, но его пальцы все еще были в моем кулаке, и сопротивление было подавлено в зародыше. Бармен проводил нас грустным взглядом, предчувствуя очередные убытки для своего заведения, Я вытолкал Рафика в коридор, а затем - к двери служебного хода и далее, во двор. - Холодно же! - возмутился Рафик, но я не обратил на его слова никакого внимания. Я был занят другим. Приятели Рафика были не из робкого десятка и не собирались помирать от легких тычков, которыми я их одарил. Секунд через десять они вылетели во двор, охваченные жаждой мести. За эти десять секунд я успел: во-первых, двинуть Рафика по шее, чтобы не путался под ногами; во-вторых, поудобнее ухватить лопату, что валялась у стены. Остальное было делом техники. Я даже чуть-чуть запыхался, выколачивая пыль и излишнюю злобу из этих двоих молодых людей. Один из них, кажется, принял лопату близко к сердцу и потерял сознание. Второй, судя по нестихавшему мату, был покрепче. - Я просто хотел поговорить, - пояснил Я, Не выпуская лопату из рук. - А вам нужно было довести дело до бессмысленного мордобоя. Это нехорошо. - Гоша тебя грохнет, когда поправится, - пообещал Рафик, потирая затылок. - Когда он поправится, его переведут в общую камеру, - поправил я. - Где ты его радостно встретишь. Кстати, - я подошел к Рафику, запустил ему руку во внутренний карман пиджака и вытащил бумажник. - Что у нас тут? - Возьми себе на сигареты, - пробурчал Рафик. - Спасибо, не курю. Я достал из бумажника какое-то удостоверение с фотографией Рафика. Его я опустил в карман плаща, а бумажник швырнул Рафику на колени. - Это ты зачем? - поинтересовался пострадавший. - Передам куда следует, - пояснил я. - Фотография, фамилия, имя и отчество главного подозреваемого по делу об убийстве гражданина Леонова Павла Александровича. Я не работаю на ментов, но я хочу знать, кто убил Пашу. Это личный вопрос. Рафик утомленно покачал головой: - Не, честное слово, я тут ни при чем. Я его не трогал, я не отморозок, чтобы после легкой заварушки по пьяне устраивать такие вещи... Я вообще просидел с Гошей до шести утра в травмпункте, пока ему руку ремонтировали. Потом отвез его домой. Потом еще эту сучку домой отвозил, Милу. Ну, ты видел - тощая такая брюнетка... - Видел, - кивнул я. - Милиция разберется. Кстати чтобы не было потом никаких обид: Гиви Хромой знает кто я такой. - Так ты на него работаешь? - понимающе закивал Рафик. - Сразу бы сказал... - Я не сказал, что работаю на него. Я просто сказал, что он меня знает. Передай это Гоше, прежде чем он поправится. - Ладно, - сказал Рафик. Свой последний вопрос он задал мне, когда я уже открывал дверь в бар. - Так на кого ты работаешь? - Сам на себя, - ответил я. - Такого не бывает, - возразил Рафик. - В этом мире есть много такого, о чем ты не слышал, дорогой Рафик, - сказал я и закрыл за собой дверь, оставив холодную осеннюю ночь снаружи. 10 На следующий день, в половине второго, я появился в двенадцатом отделении милиции и с помощью дежурного довольно быстро отыскал кабинет капитана Панченко. - И что это такое? - полюбопытствовал капитан, рассматривая удостоверение полномочного представителя экспортной фирмы <Консорт>, выписанное на имя Рафика Хайнутдинова. - Что мне с этим делать? - Стоит приобщить к делу, - предложил я, присаживаясь рядом с рабочим столом Панченко. - Можете считать этого типа подозреваемым. - Да ну? - скептически прищурился Панченко, разглядывая фотографию Рафика. - Морда, конечно, подозрительная, ну да у вас, Константин Сергеевич, не лучше. С какой стати вы решили записать гражданина Хайнутдинова в подозреваемые? Я рассказал. Не все, конечно. Избранные места. Чтобы информации в рассказанном содержалось достаточно для возбуждения антирафиковских подозрений, но чтобы сам я оставался чистым, как свежевымытый младенец. Не совсем объективно, зато безопасно. - Ага, - глубокомысленно произнес Панченко после того, как я замолчал. Карандаш, бегавший по листу бумаги в течение последних минут, также успокоился и слег. - Картина становится более понятной, - он взглянул на меня и усмехнулся. - Так вот что теперь называется бытовой травмой... Кстати, а как это удостоверение оказалось у вас? Хайнутдинов поручил вам отнести его в милицию? - Сознательность наших граждан еще не поднялась до такого уровня, - вздохнул я. - Правовая культура провисает, А то чего уж проще - совершил преступление, явился с повинной, заранее написав признание... Или даже заранее оповестил правоохранительные органы - такого-то числа в таком-то месте буду совершать преступление. Держите меня, товарищи милиционеры. - Зубы не заговаривайте, - попросил Панченко. - Откуда удостоверение? - Хайнутдинов выронил его, - развел я руками. - Пришлось подобрать. - Все понятно. Практикуете сомнительные методы, товарищ Шумов. Лицензию у вас давно не отбирали? - За что? - удивился я, - За помощь правоохранительным органам? Я же вам подозреваемого принес на блюдечке с голубой каемочкой! - Спасибо за подозреваемого, - без особой теплоты в голосе произнес Панченко. - Будем разбираться. Мотив есть... Бар этот на территории нашего отделения, значит, если туда позавчера приезжала милиция, это были наши. Почитаем протоколы... Второй был Гоша, да? Которому руку сломали? Я кивнул. - И еще некая Мила... То есть скорее Людмила, - Панченко скрестил руки на груди. - Что ж, будем работать. Серега раскопает, что там к чему. - Искренне надеюсь. - Кстати, - снова поднял на меня глаза Панченко. - Какая машина у этого Хайнутдинова? - Понятия не имею. Пусть ваш Серега копает. - Он-то раскопает, - кивнул Панченко. - Вашу машину он уже обработал. - Что?! - Я недоверчиво уставился на капитана. - Когда? - Тогда, - усмехнулся Панченко. - Небось спите по ночам? А Серега - нет. Отбуксировал на экспертизу, а потом поставил обратно. Не заметили? Так-то... - Практикуете сомнительные методы, - заметил я. - Кто ему разрешил изымать транспортное средство? - Он уже оформил все документы, - Панченко откровенно забавлялся моей растерянностью и моим недовольством. - Он просто не мог ждать до утра. Сыщицкий зуд, знаете ли. Судя по тому, что вы запросто воруете документы у граждан, вам это чувство знакомо, Константин Сергеевич... - Зуд? - Я отрицательно покачал головой. - Я регулярно моюсь. И что там обнаружил в моей машине ваш одержимый зудом сотрудник? - Ничего. На ваше счастье - ничего. - Еще бы! - торжествующе ухмыльнулся я. - Этого стоило ожидать, - продолжил Панченко, - потому что Леонова сбила машина габаритами побольше, чем ваша <Ока>. - Точные сведения? - Судя по силе удара... Ну и судя по показаниям свидетеля. - А там был свидетель? - Одно название, - досадливо махнул рукой Панченко. - На противоположной стороне улицы находится офис одной торговой фирмы, и по утрам территорию перед офисом подметает один парень, студент. Очкарик к тому же. Он как раз в это время подметал свой участок. Но стоял спиной к проезжей части, понимаете? И он только слышал шум проезжающей машины, потом звук удара... Пока он повернулся, пока понял, что случилось, - машина уже уехала. Он видел ее зад, но ничего определенного сказать не может. Вроде бы большая машина, не легковушка. Может, джип, может, <Газель>. Может, микроавтобус. В то утро еще дождь прошел, так что никаких следов от шин уже не нашли, когда эксперты приехали. Просто тело на дороге. - Понятно, - задумчиво проговорил я. - Если у этого Хайнутдинова окажется джип и не будет алиби на половину шестого утра... Тогда будем дожимать. Ну а если нет, то вряд ли даже Серега что-то нароет. Слишком мало зацепок. Леонов был пьян, и это сразу делает самым правдоподобным вариант несчастного случая. Переходил дорогу в неположенном месте. Водитель на пустой дороге слишком разогнался и не сумел затормозить. Вот и все. - А тот студент не слышал звука тормозов? Если водитель затормозил, но слишком поздно, - это одно, а если вообще не тормозил - это другое... - Студент? - Панченко скорчил презрительную гримасу. - Он вообще ничего конкретного сказать не может. Все со словом <кажется>. Может, это был джип? Кажется, джип, А может, микроавтобус? Кажется, микроавтобус. А скрип тормозов слышал? Кажется, не слышал. А кажется, и слышал... Одно расстройство с таким свидетелем, - раздраженно бросил Панченко. - Вы что, действительно думаете, что там было убийство? Я пожал плечами. - А что же тогда суетесь? - непонимающе посмотрел на меня Панченко. - Сами же говорите, что знали этого Пашу всего пару часов. Ну, напился, ну, попал под машину. Бывает. Видимых доказательств убийства нет, сами знаете... Так что не переживайте, не суетитесь. Или это из-за того, что мы тогда к вам вечером заявились? Хотите оправдаться, доказать, что не имеете к этому отношения? Не берите в голову, Константин, у нас не было против вас подозрений. Все из-за этих карточек. Спьяну насовали ему своих визиток, да? - Скорее всего, - согласился я. - Ну и выбросите эту историю из головы, - посоветовал Панченко. - Пусть молодые, вроде Сереги, надрываются. Что у вас, других забот нет? По лицу вижу, что есть. Так что спасибо за содействие и успехов вам в работе... Если так стараться из-за каждого случайного собутыльника, то никаких сил и нервов не хватит. Я прав? - командным тоном осведомился Панченко. - Так точно, - ответил я без энтузиазма, чувствуя, что Панченко и на самом деле прав, а я слишком плохо все продумал, когда кинулся доказывать факт убийства. Родившаяся в течение получаса вторая версия оказалась полной чепухой. - Ведь этот Рафик не мог за нами проследить, - проговорил я негромко, глядя на Панченко и надеясь, что он поддержит мои аргументы. - Значит, он мог подкараулить Леонова у дома только в том случае, если знал Леонова ранее... А если нет доказательств такого знакомства... - То получается, что вы погорячились, Константин, - мягко сказал Панченко. - Да-а, - протянул я. - Даже родственники покойного Леонова склонны считать это несчастным случаем. Он уже давно пил, все это подтверждают. Бывшая жена говорит, что рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Или машина, или кирпич на голову, или пьяная драка... - Бывшая жена? - переспросил я, чувствуя, как смутное воспоминание шевельнулось в голове, прорываясь из-под пелены, которой была покрыта большая часть событий той ночи. - Ну да, - кивнул Панченко. - Они как раз развелись из-за того, что Леонов стал крепко закладывать. Никак не мог остановиться. Жена и ушла от него. Благо сын уже взрослый, в военном училище учится. - Угу, - сказал я. Сообщение Панченко не добавило ничего существенного в мои знания о Паше Леонове. Он говорил что-то о своей жене... Ну и что? Ничего. Вроде как бы жаловался на нее. Ну и что? Все жалуются. Особенно после двух бутылок водки. Панченко некоторое время смотрел на мое задумчивое лицо, ожидая, когда я покину кабинет и перестану донимать занятого человека. Но я думал не о Панченко, я думал о Леонове и его жене, стараясь что-то вспомнить, стараясь из обилия бесполезных воспоминаний высеять крупицы действительно ценных сведений... Что-то там было еще. Нечто, заставившее меня насторожиться. Нечто, из-за чего слова Панченко о возможном убийстве Леонова упали вчера на подготовленную почву. Я был готов услышать нечто подобное. И подготовил меня к этому сам Паша Леонов, Он мне что-то сказал. Что? - Не буду вас больше задерживать, - громко произнес Панченко. - Еще раз спасибо за помощь. Всего хорошего. Я непонимающе смотрел на него, поглощенный своими мыслями, и лишь по губам догадался о смысле произнесенного капитаном предложения. Всего хорошего. - До свидания, - я торопливо вскочил со стула. - Если что-то новое выяснится... - Конечно, - деловито кивнул Панченко. - Мы вас поставим в известность. На его круглом лице было написано при этом, что черта с два он со мной свяжется. Он был счастлив, что я ухожу из кабинета и из этого дела. Панченко привык сам принимать решения, без разных там советчиков со стороны. Что ж, я мог это понять. Напоследок он все-таки решил поразить меня своей осведомленностью, дававшей ему право пренебрегать моими скромными усилиями. - Кстати, - почти безразличным голосом произнес он. - Вы в курсе, что Леонов в свое время работал в ФСБ? Я остановился у двери. Обернулся к Панченко и отрицательно покачал головой. - Его потом уволили оттуда, - сообщил Панченко, - И он запил. - И что это меняет? - Ничего, - Панченко пожал плечами. - Как показывает опыт, пьянство одинаково вредно как для бывших сотрудников ФСБ, так и для простых граждан, - и он со значением посмотрел на меня. Я прикинулся, что ко мне эта тирада не имеет ровным счетом никакого отношения. 11 На звук открываемой двери из соседнего кабинета выглянул Генрих. - Ага, - довольным тоном произнес он. - Возвращение блудного попугая. Я не ответил. Просто толкнул дверь и вошел внутрь. Это крыло некогда процветавшего проектного института теперь сдавалось под офисы. На четвертом этаже было всего две комнаты - одну снимал Генрих, вторую - я. Генрих повесил на своей двери табличку <Юридическая консультация>, моя дверь оставалась девственно чистой. То есть таблички на ней не было. Обычная дверь. То, что было за ней, Генрих гордо называл <офис>. Мне казалось, что это слишком сильный комплимент комнате в двенадцать квадратных метров. Впрочем, помещения отыскал именно Генрих, и, дай ему волю, он бы называл эти две комнатки апартаментами. У Генриха была самостоятельная юридическая практика, плюс к этому он был соучредителем и юрисконсультом в моем агентстве. Таким образом, в агентстве нас было двое. И каждый сидел в отдельном кабинете. Очень удобно, чтобы не возненавидеть друг друга. Если точнее - чтобы не возненавидеть как можно дольше. Отличия двух комнат начинались с табличек на двери (вернее - с отсутствия таковой на одной из дверей) и продолжались внутри. Генрих умудрился втиснуть к себе набор австрийской офисной мебели, компьютер, факс и ксерокс. Я как-то намекнул ему, что если прикрутить под потолком стул, то туда вполне можно посадить секретаршу. Будет забираться по лестнице каждое утро. А чтобы раньше времени не сбегала домой, лестницу сразу же убирать. Но Генрих в очередной раз проявил скупость и сэкономил на секретарской зарплате. В моем, с позволения сказать, <офисе> из мебели был один продавленный кожаный диван, который я самолично стащил в другом крыле института и приволок к себе. На нем можно было сидеть, лежать, вести деловые переговоры, пить пиво, делать гимнастические упражнения, заниматься сексом, спать, читать, смотреть в потолок. Все эти виды развлечений я перепробовал. За одним исключением - гимнастических упражнений я не переваривал. Само собой разумеется, что, поскольку я мог все делать на диване, другая мебель мне не понадобилась. Телефон я поставил на пол, и если собирался вздремнуть, то легким движением ноги заталкивал его под диван. Пробудившись, не менее легким и изящным движением я дергал за провод, извлекая пыльный аппарат на свет Божий. Генрих смотрел на этот диван со смешанным чувством ужаса и презрения. Мне же иногда приходилось жить на диване сутками. Я к нему привязался. Поэтому, войдя в свой офис после трехнедельного отсутствия, я первым делом повалился на диван, положил ноги на боковину и блаженно вытянулся. - Приятно посмотреть, - ехидно проговорил Генрих, заглядывая в комнату. - И кто же сподобился вернуть тебя к жизни, а? Кто вправил тебе мозги? Лена, не иначе? Этот человек мог испортить все одним словом. И испортил. - Чтобы я больше не слышал этого имени в этих стенах, - проинструктировал я Генриха с дивана. - О-о-о! - Генрих понимающе закатил глаза за стеклами очков в позолоченной оправе. - Трагедия на личном фронте... Но теперь кризис преодолен, Костя? Ты снова приступил к делам? - Считай, что так, - мрачно кивнул я. - Радуйся, кровосос. Эксплуататор трудового народа. - Вот список поступивших предложений для трудового народа, - сказал Генрих и неожиданно резко швырнул в меня записной книжкой. Я поймал. - Ознакомься и выбери, чем будешь заниматься. Чем быстрее, тем лучше. - Быстро только кошки родятся, - пробурчал я, перелистывая страницы. Предложений было много. Даже слишком много. - Это какой-то бум, - поднял я глаза на Генриха. - Они все с ума посходили? - Это не бум, - самодовольно улыбнулся Генрих, от чего ожили его тщательно подбритые усики. - Это правильно организованная рекламная кампания. После истории с захватом заложников на обменном пункте мне гораздо проще стало убеждать клиентов в твоей квалификации. - Они все - заложники? - уточнил я. - Или терраристы? В любом случае - пошли они к черту. Мне что-ни будь попроще... Я все-таки первый день на работе. - А где ты был сегодня утром? - осведомился Генрих, - Я тебе звонил, а там только этот автоответчик твой... И дурацкая фраза <А вы уверены, что попали туда, куда надо?> Придумай что-нибудь поостроумнее... Так где тебя носило? - Я был в милиции, - ответил я и потянулся, с удовольствием наблюдая за тем, как лицо Генриха становится озабоченным. - И что на этот раз? Куда ты влип? - спросил Генрих, ослабляя узел галстука, словно ему не стало хватать воздуха. - От чего мне тебя отмазывать на этот раз? - Расслабься, - посоветовал я. - Я чист как стеклышко. Со мной консультировались. - Они там совсем обалдели, - покачал головой Генрих. - Что уж, больше консультироваться не с кем? Ты уж им наконсультируешь... - Продолжая качать головой, он ушел к себе и пять минут спустя позвонил, хотя вполне мог крикнуть - обе двери были распахнуты. - Ты не врешь? - с надеждой спросил Генрих. - Ты и вправду никуда не успел влезть? - Расслабься, - повторил я. - Я консультировал двенадцатое отделение. Завтра пойду в тринадцатое. Они записались ко мне в очередь на всю неделю. - Болтун!.- в сердцах сказал Генрих и бросил трубку. Его рассерженное состояние продолжалось минут пять, потом Генрих поднялся (мне был слышен скрип кожаного кресла) и вышел из своего кабинета. Он постоял в коридоре, выдерживая необходимую паузу, и только потом просунул в дверь ко мне лысеющую голову. - Ты выбрал себе дело? - сухо поинтересовался он. - Номер пять, - ответил я с дивана. Под этой цифрой в списке Генриха значился некий бизнесмен, который с некоторых пор озадачился вопросом: <Что делает жена, когда мужа нет дома?> - Достойный выбор, - прокомментировал Генрих - Когда собираешься приступать? - Ближе к вечеру. - Совсем хорошо, - озабоченные складки у переносицы разошлись, и Генрих даже изобразил нечто вроде улыбки. - Не люблю, когда нарушается режим. Работа должна делаться постоянно и равномерно. Я скорчил гримасу, символизирующую мое отношение к этому заявлению юриста. Мне б ближе к сердцу старая поговорка о том, что постоянный и равномерный труд отрицательно сказывается на здоровье коней. Генрих как-то заметил по этому поводу, что у нас существенно различные менталитеты. Я удивленно поднял брови и сказал, что, по-моему, менталитет - это такая болезнь и что я уж наверняка ею не страдаю. Генрих не без злорадства согласился. - Итак, - продолжал вещать Генрих, стоя в дверях моей комнаты. - Сегодня вечером ты будешь занят по работе. А как насчет того, чтобы в субботу культурно развлечься? Отметить твое возвращение к людям? - Разве я был в джунглях? - обиженно спросил я, но тут же подумал, что, пожалуй, так оно и есть. - В субботу в клубе <Ультра> выступает... - Генрих наморщил лоб, вспоминая имя гастролера. - Ну этот, грузин... Не Кикабидзе, другой. Муладзе, что ли? - Ты собираешься идти в <Ультру>? - ехидно спросил я. - А врач тебе разрешил посещение концерта? - Все нормально, - отмахнулся Генрих. - Я навел справки. Муладзе не опасен для моего здоровья. Сложности с посещением ночных клубов возникли у Генриха с пару месяцев назад, когда очередная двадцатилетняя пассия затащила его в <Ультру> на концерт какого-то московского певца, о котором Генрих до того памятного вечера ничего не слышал. Но афиши висели по всему городу, билеты были чертовски дорогими, и Генрих решил что мероприятие достойно его персоны. Он забронирова самый ближний к сцене столик, что едва не закончилось для него трагически. Для Генриха, а не для столика. Певец, в соответствии с последними тенденциями шоу-бизнесе, оказался сексуально сориентирован совсем другую сторону, нежели большинство мужского населени? Вдобавок, он оказался чертовски раскрепощенным. И уж во время второй песни, раздевшись по пояс, запрыгнул Генриху на колени, продолжая раскрывать губы и иногда даже попадать в фонограмму. Помимо того, что у юриста не вызвало особой радости само пребывание заезжего певца гомосексуальных радостей на его коленях, гастролер к тому же тянул килограммов на восемьдесят с гаком. И еще от него пахло убийственной смесью женского парфюма и мужского пота. Через минуту такого кайфа Генриху стало плохо с сердцем. - Я наводил справки, - повторил Генрих. - Этот грузин не прыгает на пожилых юристов, как тигр на антилопу. К тому же я больше не буду садиться так близко к сцене. Одного раза достаточно. Так ты пойдешь? Само-собой, с дамами. Я с Полиной, а ты с Лен... - Генрих вспомнил слишком поздно о моем запрете. Я сделал зверскую рожу и схватился пятерней за левую сторону груди, что одновременно означало сердечную недостаточность от генриховских оговорок и желание вытащить оружие из наплечной кобуры (если бы она была на месте), чтобы как следует шугануть юриста из моей комнаты. Генрих все понял и махнул рукой на меня и на перспективу совместного проведения субботнего вечера. Но, как оказалось, ненадолго. Минут через двадцать он позвонил мне из своего офиса и вкрадчиво проговорил: - Костя, но если ты до субботы помиришься со своей... То тогда давай прошвырнемся в <Ультру>, ладно? Я повесил трубку. Что это еще за слово <помиришься>? Я с ней не ссорился. Мы просто обозвали друг друга всеми мерзкими словами, какие только знали, и разошлись в разные стороны. Я, правда, позже хотел вернуться, потому что вспомнил еще несколько эффектных выражений... Но вспомнил выражение ее глаз, когда мы последний раз смотрели друг на друга в упор... Нет, спасибо. К таким не возвращаются. 12 В шесть часов вечера я и мой клиент, тот самый ревнивый <номер пять> из списка Генриха, встретились в небольшом кафе в центре Города. Я получил инструкции, фотографию супруги клиента и двести долларов задатка. Мне надлежало заполучить доказательства супружеской неверности в виде фотографий, аудио, или видеозаписей. Сам клиент объявил жене, что уехал на две недели в Турцию, но на самом деле засел в одной из городских гостиниц, выжидая моего сигнала, чтобы лично накрыть неверную жену. - Надеюсь, вы не планируете двойного убийства в состоянии ревности? - сразу спросил я. - А это посмотрим по обстоятельствам, - мрачно буркнул клиент. На том и договорились. Час спустя я наблюдал за молодой женщиной, выходящей из косметического салона. Было достаточно заглянуть ей в глаза, чтобы понять - долго работать над этим делом мне не придется. Собственно говоря, одной лишь фотографии этих глаз хватило бы для приступа бешеной ревности у мужа. Просто порнография какая-то, а не глаза. Крутое трехиксовое порно. Так что в одиннадцать вечера я уже поставил <Оку> у своего подъезда и выключил мотор. Две <полароидовские> кассеты были отщелканы, - а в квартире моего клиента установлены два диктофона - в спальне и в зале. Завтра я собирался поработать видеокамерой, потом отсортировать материал и представить его заказчику. И понаблюдать за его лицом. Я едва успел войти в квартиру, снять ботинки и убрать в шкаф сумку с фотографиями, как в дверь позвонили. Я посмотрел в <глазок> и громко сказал: - Даже и не думай. Она снова нажала кнопку звонка. - Возвращайтесь в семью, девушка, - посоветовал я. Еще один звонок. - Займитесь чем-нибудь общественно-полезным, в конце концов! Она снова жмет на кнопку. Наивная, она надеется оказаться более упрямой, чем я?! - Ну и что тебе нужно? - холодно спросил я, все-таки отворив дверь и глядя на Ленку сверху вниз. - А войти можно? Я изобразил на лице глубокое возмущение подобными намерениями. - Скажи <спасибо>, что я открыл тебе дверь! - Спасибо, - кротко произнесла она, потупив взгляд, и это было словно удар в солнечное сплетение. Весь мой словарный запас, унесло с попутным ветром в Африку. Я стоял, смотрел и молчал. Я молчал, когда она прошла в квартиру, включила свет в комнате и уселась в кресле, поджав ноги под себя. Женщины. Иногда просто не хватает слов. Как, например, сейчас. Ничего, я про себя отсчитал от десяти до одного, глубоко вдохнул и прикрыл дверь. Не защелкивая замок, чтобы в нужный момент моя бывшая подруга могла легко и быстро покинуть квартиру, роняя отнюдь не скупые слезы на линолеум. По крайней мере я надеялся, что все сложится именно так. И чем скорее, тем лучше. В противном случае... И случай вышел действительно противный. Она взяла инициативу в свои руки. - Ты ничего не хочешь мне сказать? - прозвучал тихий голосок. Вот тебе и раз. Меня моментально поставили в положение обороняющейся стороны. Далее все могло развиваться по следующему сценарию: <Ты ничего не хочешь мне сказать?> - <А что я должен тебе сказать?>. <А ты не знаешь?> - <Понятия не имею!> - <А мог бы что-нибудь придумать... Или ты уже совсем отупел? Или ты не помнишь, о чем именно мы говорили в последний раз?> Волей-неволей придется доказывать, что не отупел и не обеспамятел. А доказывать свою невиновность - это уже не в моем стиле. Я предпочитаю презумпцию невиновности: доказывайте мою вину сами. А не сможете... - Так ты ничего не хочешь мне сказать? - Ничего? Ха-ха, это гораздо больше, чем ничего, но по преимуществу матом, - выпалил я, надеясь, что фраза убьет ее наповал и заставит выбежать в слезах из квартиры через незапертую дверь. Но она пропустила мою тяжелую артиллерию мимо ушей. Фу, обычная мужская Грубость. Когда им нечего сказать, они начинают ругаться. Козлы. - Ты решил? - Это уже был второй вопрос, и увиливать больше я не смог. Я сел напротив Ленки, уставился на нее в упор и членораздельно произнес: - Что еще я должен был решить? - Ты должен ответить на мое предложение. - О Господи, - вздохнул я. - Ты что, с одного раза не понимаешь? Она посмотрела мне в глаза, и я отвел свой взгляд первым. В последнее время я многое понял насчет пресловутой <войны полов>. Я стал понимать мужчин, которые все споры с женщинами начинают и заканчивают оплеухой. Причем они очень торопятся влепить женщине оплеуху. Ведь если хотя бы на секунду замешкаться - это конец. Женщина переговорит, переплачет, переласкает.,. Или просто проведет ноготками вдоль вашего позвоночника. И добьется своего. Так что единственный способ победить - это оплеуха. На Ленку у меня рука не поднималась. И я проиграл, я был вынужден заново слушать все ее доводы, все ее жалобы, всю эту лирику, которая в совершенно невообразимых количествах произносилась маленькими губками (бледно-розовая помада), принадлежавшими будто и не медсестре, а какой-нибудь сочинительнице любовных романов из южноамериканской жизни. 13 Это началось довольно давно. Года два назад. Я и Ленка оказались соседями по лестничной площадке. Если совсем точно, то соседями были с одной стороны я, а с другой - Ленка и ее муж. То, что произошло дальше, мне казалось совершенно естественным - достаточно поставить рядом толстенького лысоватого Ленкиного мужа и... Ну, я, конечно, не эталон мужской красоты. Но на лестничной площадке конкурентов у меня не было. Примерно с год наши отношения развивались вполне нормально, то есть без огласки. Ленкин муж стал часто ездить в командировки, и нас это устраивало. Веселенькое было время. Если бы не таинственный доброжелатель, настучавший на нас, это время, возможно, длилось бы и до сих пор. Романтика запретных встреч, кайф наставления рогов супругу, адреналин в крови... При воспоминании о тех месяцах мне кажется, что при соприкосновении ладоней - моей и ее - проскакивала электрическая искра, ввергавшая нас в состояние кратковременного помешательства на любовной почве. Сейчас это кажется сном. Сейчас это кажется несбыточным идеалом, мечтой. Но это было. Что бы в данный момент ни говорили я и она. С Ленкиным мужем даже пришлось подраться. Я победил, но особенного проку в этом не было. Посрамленный и оттого еще больше полысевший муж перестал ездить в командировки, сидел целыми днями дома и бдил. Самое печальное, что он действительно любил Ленку. Какие чувства к нему испытывала она, - этого я не знаю. Скорее всего бурных страстей там не было уже давно. И вряд ли они вообще были. Но чем меньше она любила его, тем настойчивее он пытался ее вернуть. Вскоре он сообразил, что сидеть дома и изображать из себя негатив Отелло - это не выход. Жену надо было возвращать по-другому. Он не мог стать моложе, выше и красивее. Но он мог стать богаче. И Ленкин муж выбрал именно этот путь к сердцу женщины. Мы с Ленкой не сразу поняли его коварство. Он опять начал пропадать в разъездах, предоставляя нам неограниченное время для развлечений. Мы даже начали забывать о нем, когда наступил сентябрь. А вечером первого сентября Ленкин муж вернулся домой. Вернулся, чтобы сделать заявление. Он сообщил жене, что за последние месяцы сумел сильно <подняться> в той коммерческой структуре, где трудился. Поднялся до такой степени, что его отправили создавать филиал этой самой структуры в Питере. Повышение по службе сопровождалось подарком от фирмы в виде двухкомнатной квартиры на Васильевском острове и служебной <Волги>. Дальнейшая перспектива сулила еще большие материальные блага, которые Ленкин муж весьма красноречиво и подробно расписал. Закончил он тем, что задал вопрос: <Если хочешь поехать со мной в Питер, то ты должна раз и навсегда покончить с походами <налево>. В противном случае ты останешься здесь и больше не получишь от меня ни копейки>. Расчет оказался точным - Ленка крепко задумалась. Ей хотелось поехать в Питер, ей хотелось быть женой преуспевающего бизнесмена... А с другой стороны был я. В таком задумчивом состоянии она и навестила меня тогда - хмурая, без косметики, с волосами, стянутыми сзади в пучок простой резинкой. Она изложила мне ультиматум своего мужа. - Что скажешь? - последовал вопрос. Я был слишком легкомысленно настроен в тот вечер. Я улыбался. - Дело твое, - сказал я. - Хочешь ехать с ним - поезжай, я не обижусь... - Что? - Тонкие брови удивленно выгнулись дугой. - Ты так легко меня выпроваживаешь?! Мне казалось, у нас были достаточно серьезные отношения! Ты говорил... - Чего только не скажешь в определенные моменты взаимоотношений с женщинами, - перебил я. - Мне с тобой было хорошо, тебе со мной - тоже неплохо. Но ситуация изменилась - сейчас тебе выгоднее выбрать не меня, а мужа. Питер, квартира, машина - все это на дороге не валяется. Или ты собираешься всю жизнь работать медсестрой? Ведь твое медицинское заочное образование накрылось, кажется, в прошлом году? - В позапрошлом, - уточнила Ленка. - Тем более. Лови свой шанс, поезжай с мужем... - напутствовал я ее. - Можешь его не любить, но хотя бы делай вид, что любишь, иначе ваша семейная жизнь превратится в длинный сеанс боев без правил. - И это все, что ты можешь сказать? - презрительно прищурилась она. - Ты, гад, даже не пытаешься удержать любимую женщину! Ты пальцем не пошевелил, задницу с дивана не приподнял! Я-то, дура, была готова послать мужа к чертовой матери и... - Ты хотела предложить мне жениться на тебе? - уточнил я. - Мы как-то обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что из меня не может получиться нормальный супруг. С моей работой, с моим образом жизни... - Хватит болтать! - взорвалась Ленка. - Хватит придумывать отговорки. Тебе просто наплевать на меня, да? Да? - Судя по твоему лицу, - заметил я, - ты очень хочешь, чтобы я ответил <да>. Я окажусь полным ублюдком, ты - невинно пострадавшей. Можно будет броситься мужу на шею и оплакивать загубленную любовь. А потом с чистой совестью ехать в Питер. Этого ты хочешь? - Знаешь, чего я хочу? - она уже почти кричала. - Врезать тебе чем-нибудь тяжелым по башке! После этого разговор продолжался еще очень недолго, сопровождаясь резкими жестами и движениями с обеих сторон. А потом она заплакала и убежала домой. Я представил, как она рыдает на плече мужа, а тот довольно улыбается и гладит ее по голове, говоря: <Ну вот видишь... Я же тебе говорил. Тебе нужен только я...> Мне стало противно. Нервы у меня в тот вечер расходились настолько, что сразу же после ухода Ленки я достал из холодильника начатую, бутылку водки, смешал с томатным соком и выпил. Это была плохая идея. Когда я размешивал красную смесь в своем стакане, я успокаивал себя тем, что никакой трагедии не произошло. На самом деле Ленка сразу решила ехать с мужем в Питер и пришла лишь для того, чтобы выслушать мои просьбы остаться, а потом послать меня к черту. Но просьб не было, и она, обидевшись, устроила обычную бабью истерику. Тоже мне, метод... Реветь два часа кряду, как будто от этого что-то изменится. Вот у мужчин более практический подход - если возникает сложная проблема, выпиваешь водки, забываешь проблему и ложишься спать. Никакого стресса, никаких истерик. Все чинно и спокойно. Так я думал, прежде чем выпил свой первый стакан. Потом мне стало тепло и грустно. Я стал думать о том, какая я сволочь. Ленка приходила ко мне в надежде, что ей предложат любовь до гроба и новый штамп в паспорте, а ее жестоко и цинично обломали... Какая же я скотина! После второго стакана я стал вспоминать наши лучшие дни, проведенные вместе с Ленкой, и чуть позже обнаружил, что глаза у меня наполнились слезами. Мне стало совсем грустно и очень жарко. Затем я решил, что ехать в Питер с обновившимся мужем будет для Ленки лучше, чем связываться со мной. Я бы никогда не смог обустроить жизнь этой женщине... И никакой другой женщине тоже. Так я перешел к оплакиванию своей никчемной жизни. Я оплакивал ее потом шесть дней кряду. Я мог бы заниматься этим и дольше - я знаю людей, которые занимаются этим годы и даже десятилетия. Настоящие профессионалы. Но мне помешали. Меня заставили умыться холодной водой, протрезветь и вынести из квартиры пустые бутылки. И заставили меня не Генрих и не Ленка, и даже не капитан Панченко вместе со своим белобрысым компаньоном. Меня заставил это сделать мертвый Паша Леонов. Павел Александрович. Не знаю, много ли добрых дел он совершил при жизни, но вот фактом своей смерти он уж точно одно доброе дело совершил. Он вытащил меня из пьяного безвременья. Много недель спустя, уже зная гораздо больше о покойном Павле Леонове, я стал задаваться вопросом: <Если бы Леонов знал, что потом случится, вытащил бы он меня из той драки или бросил бы валяться там на полу, да еще врезал бы пару раз по почкам?> Не знаю, не знаю... Но уж пить со мной на брудершафт он бы точно не стал. Кстати, я бы тоже не стал с ним пить. По ряду причин, из которых стремление к здоровому образу жизни было отнюдь не главным. И еще: мне не стоило давать ему тогда свои визитные карточки. Ни шестнадцать, ни пятнадцать... Ни одной. За окнами сгустилась тьма, которую кое-где пробивали бледные звездочки. Мы сидели друг напротив друга, и можно было даже ничего не говорить. Мы просто смотре