сот метров до дома, твой отец был сбит неизвестной машиной. А теперь ты говоришь, что одна визитка находилась в квартире отца, прикрепленная кнопкой к стене. Нестыковка. Кто-то из вас двоих неправ. Или ты, или Панченко. - Ясное дело, что Панченко! - воскликнул Юра. - Другого ответа я не ждал. А теперь докажи. - Доказываю, - Юра сыто рыгнул и отодвинул тарелку. - Отец имел привычку записывать все телефонные номера карандашом прямо на обоях, на стене рядом с аппаратом. Туда же он кнопками прикалывал визитные карточки и номера телефонов, записанные на отдельных бумажках. У него там получился такой столбик - на полметра. И самой последней в этом столбике была ваша визитка, Константин Сергеевич. - А милиция навещала квартиру твоего отца? - Да. Было такое мероприятие. - И они эту визитку не заметили? - Так они ведь ничего такого не искали. Они зашли, в две минуты осмотрели квартиру и ушли. Их больше всего обрадовало, что на кухне стояли одиннадцать пустых бутылок из-под водки. Это они зафиксировали. Я же говорю: им было нужно удобное объяснение. Пьянство. - Извини, но твой отец действительно выпивал. Мягко говоря, - напомнил я и, прежде чем Юра успел что-то возразить, вернул разговор к визитным карточкам. - Так что же у нас выходит теперь, с этой дырявой визиткой? - А выходит вот что, - Юра был рад изложить свои предположения. - Отца сбили не по дороге домой. Его сбили, когда он уже побывал дома после всех ваших приключений и шел куда-то... Но не домой. - То есть, - продолжил я... - Он пришел домой, прицепил на стену мою визитку, почистил зубы и снова куда-то потащился? В пять утра? - В пять утра, - кивнул Юра. Я посмотрел на его тяжелый подбородок и невольно вспомнил Леонова-старшего, с его презрительно опущенными уголками рта... Куда, интересно знать, черти понесли этого человека в пять утра, после основательного мордобоя в баре и не менее основательной попойки?! - Минутку, - сказал я. - А что, собственно, доказывает эта твоя карточка с дыркой? Пусть Панченко ошибается и твоего отца сбили, когда он шел из дома, а не домой. Ну и что? Где тут убийство? - Это только начало, - Юра сжал пальцы в кулаки и придвинулся ко мне ближе. Он излучал необоримую страсть, страсть к разоблачениям, страсть к выяснению скрываемых истин, страсть к темным загадкам. Хороший мальчик. Его единственный недостаток заключался в том, что Юра Леонов не знал: в этом мире выяснение скрытых истин и разгадывание темных загадок стоит слишком дорого. Я старый, измученный жаждой лентяй был в курсе действующих расценок. И я постарался просветить юношу. Пока у нас было время. - Юра, - вздохнул я, насадив на зубчик пластмассовой вилки черную оливку. - А зачем тебе вообще это нужно? Сам понимаешь, отца ты не воскресишь... - Да-да, - подхватил Юра. - Жизнь продолжается... Вы мне уже это говорили. - Ну так что? Разве я не прав? - Немного правы, немного нет. Вы правы, что отца уже не воскресишь. Он уже прожил свою жизнь. А я свою - еще нет. И мне придется говорить еще лет сорок-пятьдесят, когда меня будут спрашивать о моем отце: <Он умер. По пьяному делу попал под машину. Такое вот несчастье>. Я не хочу так говорить! И я не верю, что отец был настолько пьян и не смог увернуться от машины - в пять утра, когда дороги практически пусты, когда звук работающего мотора слышен издалека... - Веришь ты или не веришь, но фактов, говорящих об убийстве, нет, - перебил я. - Карточка ничего нам не дает. Панченко схалтурил при расследовании, но это ничего не меняет! Был наезд. - Было убийство, - упрямо повторил Юра. - Факты? - Как вы думаете, - впиваясь в меня глазами и словно гипнотизируя, прошептал Юра. - Как вы думаете, Константин Сергеевич, какого хрена мой отец попросил у вас полтора десятка визитных карточек? Не одну, не две, а полтора десятка! Даже семнадцать, если быть точным! - Я не очень хорошо помню. - Юра продолжал меня гипнотизировать, и я предпочел смотреть на Пугачеву в розовом балахоне. - Я тоже был слегка под мухой... Не помню, зачем я дал твоему отцу столько карточек. Скорее всего я просто выгреб из карманов все, что у меня было... - Он должен был как-то вам объяснить, - настойчиво повторял Юра. - Что он вам говорил при этом? Вы сказали: <На, возьми на память мою визитку>. А он? Он попросил: <Дай-ка мне с десяток...>? - Может, и так, - неуверенно проговорил я. - Что-то он говорил... Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем... Мы собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают? - Запиши мой адрес, - сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому. Более доверительно, совсем по-дружески. - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов за час до своей гибели. А я? Что я ответил? <Записываю>? Нет, не так. <Записываю, Паша!> Нет, не так. Что-то другое. И вообще, если я записывал его адрес или телефон, то где я это все записал? На чем? Стоп... - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Паша Леонов, чуть покачиваясь из стороны в сторону. - Разве что пальцем, - радостно отвечаю я, выставляю указательный палец и глупо хохочу. Это тем более глупо, если учесть, что через короткий промежуток времени один из нас будет мертв. И это буду не я, я останусь жив, и самым надежным доказательством тому станет моя головная боль, пронизывающая череп от виска до виска. Если болит, это значит, что ты еще жив. 20 Мы стояли у перекрестка и трясли сцепленными в рукопожатии ладонями. Долгое и пьяное прощание. Машин не было, светофоры мигали разноцветными огоньками совершенно напрасно. Город еще не проснулся. Мне всегда нравилось это время суток, я ощущал собственное превосходство над десятками тысяч людей, которые в этот миг лежат под одеялами, отключившись от внешнего мира. А я - нет. Я начеку. Я бодрствую. И еще - особый, бодрящий холодок предрассветных часов, даже если перед этим ты не спал около суток. В тот раз удовольствие было подпорчено тем, что выпил я слишком много. Может, потому так долго и не решался выпустить ладонь Павла - чтобы не свалиться. Да еще лицо - после драки я чувствовал на себе словно гипсовую маску, обхватившую лоб, скулы и челюсти. То еще ощущение. - Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов, покачиваясь из стороны в сторону. Он походил на опытного боцмана, что уверенно стоит на палубе судна, попавшего в шторм. Корабль качает, но как бы ни ходила ходуном палуба - Паша стоит. Надо просто пошире расставить ноги и презрительно скривить губы, чтобы стихия осознала свое бессилие. - Адрес? - пробормотал я чуть растерянно. - А чем? - Свободной рукой я неуклюже похлопал себя по карманам, скорее для проформы, чем в действительных поисках чего- то пишущего. - Нету... Разве что пальцем, - ответил я весело, показал Паше указательный палец и глупо засмеялся. - Тогда я твой запишу, - сделал контрпредложение Павел. - Хотя... - Он наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли обдумывая. - У меня-то тоже нечем записать! - И он захохотал. - Вот, блин, приплыли! Два деятеля! Как алкаши прямо! Даже ручки в кармане нет! - Стоп, - Осенившая меня мысль сверкнула в мозгу словно вспышка молнии. - Не надо никаких ручек. У меня есть кое-что получше... - Фломастер? - спросил Павел, и в этот момент я понял, что он пьян немного сильнее, нежели я про него думал. Мой алкогольный пик пришелся где-то на час ночи, а Паша усердствовал с двух до половины четвертого. Или даже до четырех. Так что мне полагалось быть более трезвым и соображать быстрее и четче. Что я и попытался сделать. - У меня же... - Я попытался достать визитные карточки одной рукой, но запутался в недрах кармана. - У меня же есть эти штуки... - Я осторожно разжал пальцы правой руки и отпустил руку Павла. - Визитные карточки у меня есть, - вспомнил я заветное слово. - Да ну? - удивился Леонов. - Ни хрена себе! А у меня вот таких штук нету... - Я тебе свои подарю, - пообещал я. Пустив в ход обе руки, я все-таки вытащил наружу перехваченную резинкой тонкую стопку визитных карточек. Затем последовали долгие попытки вытолкнуть пальцем одну карточку, но ни к чему путному это не привело. Раздосадованный, я в конце концов стянул резинку, ухватил пальцем несколько карточек - то ли две, то ли три - и протянул их Павлу. Руки у меня чуть дрожали, и задача отделения одной карточки от остальных была столь же невыполнимой, как если бы меня в трезвом состоянии попросили разделить человеческий волос на сорок равных частей. - Ну-ка, - Павел заинтересовался карточкой и поднес ее почти к самым глазам. - Почитаем, что написано... Шумов Константин Сергеевич... Частный... Предприниматель, что ли? - Как бы не так, - обиженно сказал я. - А, частный де-тек-тив, - по складам произнес Леонов, осознал прочитанное и изумленно уставился на меня. - Правда, что ли? Черт! - Правда, - гордо заявил я, продолжая ощущать легкую качку, словно во время несильного землетрясения. Три балла по шкале Рихтера. - Черт! - прочувствованно сказал Леонов - Надо же! - Всегда к вашим услугам, - произнес я и хотел было поклониться, но потом решил, что это слишком рискованно: можно потерять равновесие. - Там есть телефоны, домашний и рабочий. Так что звони... - Само собой, - отозвался Леонов. - А знаешь, ты чертовски вовремя мне попался. - Да-ну? - Честное слово. Мне как раз было нужно... - Леонов вдруг оборвал фразу. Некоторое время я вежливо молчал, ожидая, когда мой новый знакомый соберется с мыслями, однако, судя по выражению лица, Леонов унесся в такие заоблачные высоты или, напротив, такие запредельные глубины, что вытащить его обратно можно было лишь каким-нибудь радикальным методом, типа удара в челюсть с размаху. Я посмотрел на леоновскую челюсть, и мне стало жалко свой кулак. Я уже намеревался потихоньку отойти с перекрестка, оставив Леонова в компании мигающих светофоров, но тут Павел вздрогнул, икнул и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом. - Ты вправду частный детектив? - спросил он с неожиданной подозрительностью. - Ты не мент? - Паша, - страдальческим голосом произнес я. - За что ты меня так обижаешь? Разве ты видел когда-нибудь, чтобы мент так пил, как я сегодня с тобой? - Нашел аргумент, - фыркнул Леонов. - Они еще и похлеще закладывают. Вот тут на днях... А, ладно. Не будем о прошлом. Короче, - хмуро посмотрел он в мою сторону. - Это хорошо, что ты не мент. Хотя кто-то мне говорил, что все эти частные сыскари - из бывших ментов. А ты нет? Ну, нет так нет... Извини, Костя, - он хлопнул мне по плечу, и я едва не сел на асфальт. - Не хотел тебя обижать, но и разочаровываться в тебе не хочу. Н-да... - Он вдруг засучил рукав пальто, отыскивая на запястье часы. - Времени многовато уже... - Потом его мутный взгляд перешел на визитную карточку, сжатую в его же руке. - Ага... Слушай, а у тебя только одна такая? - Нет, - гордо сказал я. - У меня их до фига. Всегда с собой таскаю. Раздаю разным людям. Это же моя реклама, мать ее... - Вот и раздай мне, - предложил Леонов. - Штук десять дай. Я себе возьму, знакомым раздам... Вот и реклама тебе будет. - Запросто, - согласился я и протянул оставшиеся визитки. Леонов попытался схватить их, но промахнулся. Тогда я шагнул поближе и лично вложил свои визитные карточки в карман его светло-серого пальто. И еще хлопнул по карману, чтобы карточки провалились поглубже. - Готово, - отрапортовал я Леонову. - Спасибо, Костик! - горячо проговорил Леонов. - Вот так настоящие друзья - ничего не жалко! - Ничего, - кивнул я. - Будут проблемы - звони! - У меня проблем этих - по горло, - вздохнул Леонов. - Я потому у тебя карточки и беру. Потом тебе позвоню, Костик. А может, кто из моих знакомых тоже позвонит. Я с ними поговорю... - Только не все сразу! - предупредил я. - У меня же не шесть рук. Я десять дел сразу вести не могу! - Да там одно дело, - постарался успокоить меня Леонов. - Если я уговорю... А она, может, и не согласится... Но надо уговорить. - В этот момент он перешел на едва различимый шепот, и до моих ушей доносилось бормотание типа: <Договориться бы надо, чтоб всем... Частный детектив - это не хрен собачий... Ментам веры нету... Сегодня поговорю, а потом... Не хрен собачий... Только чтобы все сразу, а не я...> У меня вновь возникло сильное желание оставить Павла наедине со своими путаными мыслями, а самому направиться домой. И вновь Леонов пришел в себя за пару секунд перед тем, как я готов был повернуться к нему спиной. - Горе тут у меня, Костик, было, - неожиданно признался Леонов. - Может, поможешь разобраться с горем? - Запросто, - сказал я. - У меня работа такая. - А у меня нет работы, - с еще более неожиданной грустью заявил Леонов. - Меня выгнали с работы. Пинком под зад. Сволочи. - Понимаю, - кивнул я. - Сокращение производства... Заводы стоят, кони дохнут. Экономический кризис и как с ним жить. - Ты что за чушь несешь? - строго спросил Леонов. - Какое производство? Какие заводы?! Меня же не с завода выгнали... У меня такая работа была... - Его лицо стало спокойным и безмятежным, словно Господь Бог только что выполнил все его заветные желания. - Какая была работа, какая была жизнь! И вот куда все прикатилось! Тьфу! - Безмятежность исчезла с его лица, и секунду спустя я уже не мог поверить, что видел что-то еще, кроме той презрительна гримасы, что вновь оккупировала лицо Павла Леонова. Внезапно он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь. Я смотрел на удаляющееся светло-серое пальто и думал о том, что каждый человек - это загадка, разгадать которую не по силам никому, и в первую очередь это не под силу пьяному частному детективу, которого мучает боль в разбитом лице, сухость во рту и странный зуд внутри головы. Хотелось отвинтить крышку черепа и хорошенько почесать. Метров через пятнадцать Леонов обернулся и крикнул: - Я тебе позвоню. Костя! Скоро позвоню! Я молча помахал рукой в ответ, наблюдая, как Леонов, решительно засунув кулаки в карманы пальто, идет по тротуару. Двигаться по прямой Павел после выпитого не мог и потому выписывал замысловатые зигзаги, то приближаясь к проезжей части, то, напротив, топча ботинками прямоугольные площадки мертвенно-серого цвета, бывшие еще полтора месяца назад зелеными газонами. Он уходил, уходил... Пока не ушел совсем, оставив после себя множество вопросов и ни одного ответа. 21 - Примерно так это и было, - сказал я Юре и откинулся на спинку кресла. Переживать заново весьма насыщенный событиями кусок своей жизни - это вам не шутка. Я чувствовал себя выжатым как лимон. При всем том я вовсе не был уверен в точном соответствии моего рассказа действительным событиям. Туману в моей голове поубавилось, связь между различными эпизодами стала более очевидной. Однако вряд ли я сумел вспомнить все, сказанное Леоновым-старшим в ту ночь. Тем более что говорил он не слишком понятно, рассуждал вслух о каких-то вещах, очевидных ему, но абсолютно не ясных мне. Я вспомнил его слова: <Частный детектив это не хрен собачий>. Но вот зачем ему понадобился частный детектив? Темный лес. Впрочем, Юру мой рассказ воодушевил. Каждый сомнительный момент в моем повествовании он трактовал в пользу своей версии о преднамеренном убийстве отца. - Вот! - едва не завопил он - Вот видите! - Ничего не вижу, ничего не слышу, - отозвался я, скептически наблюдая за очередным приступом юношеского энтузиазма. - Он вам сказал: <Помоги мне разобраться с горем>, пояснил Юра. - Вот если бы <Горе> было кличкой, тогда бы я поверил, что речь может идти об угрозах твоему отцу... Я, конечно, был нетрезв, но у меня сложилось впечатление, что горе - это именно горе, а никакой не головорез. А уж что именно за горе... - я развел руками. - Он еще что-то говорил о своих знакомых, которым собирался раздать мои визитки. Может быть, это у них были проблемы? В любом случае, мы уже не узнаем, кого и что твой отец имел в виду... - Я узнаю, - решительно произнес Юра, морща лоб, - обязательно узнаю. Это же моего отца убили. Не вашего. - Юра, за что твоего отца уволили из ФСБ? - попытался я сменить тему разговора. К тому же мне и самому было интересно. - Какая разница? - Юноша мгновенно переменился в лице, сосредоточился, нахмурился, замолчал. - Ты не знаешь? - забросил я удочку. - Отец, наверное, не говорил тебе... - Он говорил, - тут же отозвался Юра. - Он мне говорил. И не за пьянство, как думают те кретины из милиции. И как думаете вы. У него просто вышли разногласия... - на пару секунд Юра замялся, но потом снова вспомнил заученную конструкцию и выдал ее мне. - Из-за разногласий с руководством по вопросам организации оперативной работы. - Это отец тебе такое сказал? - уточнил я. - Да, он мне сказал! - Юра по моему примеру уставился на фотопортрет Пугачевой в розовом балахоне. Я подумал, что если бы я занимался расследованием смерти Павла Леонова, то в первую очередь запросил бы ФСБ о службе Леонова-старшего в этой славной организации. К счастью, я не занимаюсь таким расследованием. - Все теперь думают про отца, что он был обычным алкашом, - тихо проговорил Юра некоторое время спустя. - Но это не так! Он начал пить уже после увольнения, когда ушел со службы и не мог найти новую работу. Он переживал! - Послушай, если ты хочешь убедить всех, что твой отец был хорошим человеком, - то для этого не обязательно доказывать, что он был убит. И хорошие люди попадают под машину. И хорошие люди бывают слегка <под мухой>. И главное - если ты любил своего отца и уважал, его, то продолжай это делать и после его смерти. Безо всякой сыщицкой самодеятельности. И перестань постоянно морщить лоб, иначе к двадцати годам он у тебя весь будет в морщинах. - Пусть будет, - ответил Юра. - Я слишком молодо выгляжу. Меня и так Василисой Прекрасной дразнят. Заколебали уже. - Хочешь выглядеть взрослым? - усмехнулся я. - Могу сказать тебе по секрету - это не решает ни одной проблемы. Важно не только выглядеть взрослым, но и поступать соответственно. Взрослый мужчина в твоей ситуации отправился бы к матери и постарался ее утешить. - Утешить? - с сомнением хмыкнул Юра. - Да она... - Она наверняка умеет притворяться, как любая бизнесвумен. Но ты должен помнить, что погиб не просто твой отец. Это был и ее муж. Что бы она ни говорила... - Я собирался поехать к матери, - неохотно признался Юра. - Только попозже. Или завтра утром. А сегодня я еще пороюсь в бумагах отца, может, там найдутся какие-то намеки, какие-то записи... - Не переусердствуй, - сказал я. - Может, поедете со мной? - предложил Юра. - Вместе посмотрим? Я отрицательно покачал головой. За разговором как-то позабылось, что я теперь остался без дома, что на меня объявлена охота и каждый миг может стать для меня последним. Какой-нибудь ветеран чеченской войны, не сумевший акклиматизироваться в мирной жизни, подойдет ко мне со спины и выстрелит в затылок. От таких мыслей мне стало не по себе. Я оглянулся на дверь кафе, но не увидел там никого подозрительного. - Видишь ли, - я перевел взгляд на Юру и увидел разочарование на его лице: парень явно рассчитывал на более активную помощь с моей стороны. Но с какой стати? Разве я давал повод для этого? Черта с два. - Видишь ли, у меня сейчас хватает своих проблем, - проговорил я и понял, что это звучит как плохая отговорка. - Честное слово, - добавил я. - У самого такие проблемы возникли, что... Одним словом, сейчас мне не до того. - Тогда я позвоню вам вечером домой и расскажу новости, если они будут, - предложил Юра. - Меня не будет дома. - Тогда я позвоню завтра утром вам на работу... - Меня не будет на работе, я... - Все понятно, - жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. - Вам наплевать на то, что случилось с моим отцом. - Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на дно, а не гонять вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! - Это было сказано чуть резче, чем следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать бесконечные рассуждения - <А может быть...>, <А если...> и так далее. К тому моменту я очень хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества назойливого курсанта. О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов. - Эх вы! - бросил он мне с презрением. - Я-то думал, что вы не такой, как они. Я-то думал, вы мне поможете! - Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи. Придумывать какие-то вещи сверх этого - уже не по моей части. Делать из мухи слона и превращать обычный наезд в мировой заговор - тоже не мой профиль. Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в училище, - посоветовал я. - Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать жизнь своего отца. Она уже закончилась. - У меня нет девчонки, - мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику. - Так заведи. - Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, - буркнул Юра- Я тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. - А вот не надо! Я все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай! - Ради Бога. - Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж действительно: не место портит человека, а человек место. Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, - стараясь зацепить меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя бы одной фразой. - Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и не с коньяком - а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться? Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как минимум. Я спрашивал у соседей - отец вышел из запоя за четыре дня до смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным. - Я видел, - устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова произносились, падали в пустоту и исчезали. - Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки, то есть вынужденно... Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать. Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя... Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только пиво... И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар провести время до утра, а потом направиться куда-то... И после того как он попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а затем пошел на ту самую встречу... И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу... Но его там убили! Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга. Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома, предупреждения Гарика - все это было главным для меня в тот момент. Это заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе. Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос Аллы Пугачевой: <Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь...>. Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя <Ока> осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из классиков: <Главное прочь, а там все равно>. 22 И это было хорошо - запереться на ключ В гостиничном номере, задернуть шторы, лечь на кровать и закрыть глаза. В этом был кайф. Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной здесь дезинфекции. В конце, концов, гостиница именовалась не <Метрополь> и не <Хилтон>, а <Колос>, лет десять назад ее название звучало еще более прозаично - Дом колхозника. К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в Город на соревнования. Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор, предлагавших <досуг для состоятельных господ в любое время суток>. В Городе заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на <ура> расходились водка и презервативы. А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так просто - получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться в номере, лечь и закрыть глаза. Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка... Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне казалось, вполне заслуженный. Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги от клиента. Впрочем,, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А попадется один, наймут другого. Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с выбритым затылком: <Какие проблемы?> Ну а далее - возможны варианты. Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем. Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен покоем. Иногда это так необходимо. Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была <Санта-Барбара>. До этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего <Самсунга>, опечалившись очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять Сидорову претензии. Я понимал его чувства. Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту вечную <Барбару>. А еще говорят, что в стране нет стабильности. Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь поесть. И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает от нее мутить. Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого я начал понемногу психовать. Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни. Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного аппарата. А затем набрал шесть цифр. Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже незнакомый голос: - Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной преступностью. - Игоря, пожалуйста. - Кто его спрашивает? Я назвался. - Минуточку, - сказали мне в трубке, - подождите. Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше. 23 - Откуда ты звонишь? - быстро спросил Гарик. - Нет, не называй, - тут же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. - Это безопасное место? - Относительно. - Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой. - Что-то случилось? - Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось. - Артур, письма... - перечислил я ключевые слова, - Это? - Да-да, - торопливо подтвердил Гарик. - Я посадил тебе на квартиру своих ребят, они ждут визитеров... - Больше никаких новостей? - Как тебе сказать, - Гарик на несколько секунд замолчал. - Ну, есть кое-что. Кое-что хорошее для тебя. Быть может, сегодня вечером все это кончится. - Возьмете киллера? - Слушай. - недовольно сказал Гарик. - Давай не будем обсуждать это по телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы. - Может, нам встретиться? - предложил я. - Сидел бы ты в своем подполье, - высказал пожелание Гарик. - Без тебя разберемся... - Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс дела, - умоляющим голосом попросил я. - Или я сейчас приеду прямо в Управление! - Не надо! Лучше сделай вот что... Часа через полтора я поеду обедать. Знаешь куда? Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте. - Приеду один, - пообещал Гарик. - Прослежу, чтобы никого за собой не притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня открыли сезон охоты... Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается. Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше, чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника. Вот что значит выдержать паузу. 24 Гарик ждал меня в ресторане <Комета>. Приятное место для того, чтобы провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в <Комете>. Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество кусочков. - Тебе везет, - сказал он, как только я уселся напротив него. - Пока это не очень заметно, - возразил я. - Можешь пояснить свое утверждение? - Ты все еще жив, - заметил Гарик, и возразить на это было нечего. - Это действительно аргумент, - кивнул я. - Что-нибудь еще? - Еще, - пообещал Гарик - Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права. Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло. - А более конкретно? - попросил я. - Сегодня утром Роме звонил киллер, - сообщил Гарик. - Рома должен передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний вечер. На двадцать три ноль-ноль. - Где будут встречаться? - Места встречи не назвали, сказали: <Там, где в прошлый раз>. Сядем Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, - Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель и трижды постучал по ней, - тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера. - У тебя большие планы на сегодняшний вечер, - осторожно заметил я. - Есть такое дело, - согласился Гарик. - Помощники не нужны? Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик отрицательно покачал головой. - Так это же все из-за меня, - напомнил я. - Ты, грубо говоря, будешь спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право. - Какие еще у тебя права? - сквозь зубы выдавил Гарик. - Нет у тебя никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на поверхность. - Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, - сказал я. Словосочетание <если бы ты не вычислил киллера>, по моим расчетам, должно было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу. Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул. - Теперь-то все ясно, - продолжил я. - И я хочу тебе помочь взять киллера. Это, если хочешь, дело принципа. - Не хочу, - буркнул Гарик. - Придется раскрыть твоему начальству глаза, - вздохнул я. - Раскрыть глаза на твое самоуправство за их спиной - незаконное прослушивание и прочие подвиги... - Ну ты и сволочь! - сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то стряслось с его аппетитом. - Да еще какая! - согласился я. - Ну что, я еду с тобой вечером? - Едешь, едешь, - отмахнулся Гарик. - Только уйди отсюда, дай пообедать в спокойной обстановке. Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров, поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого: - Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя, не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится? - Если я буду ждать, - сказал я, - боюсь, что все кончится совсем не так, как нужно. - Я придерживаюсь противоположного мнения, - возразил Гарик и снова придвинул к себе тарелку. - Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, - он свел вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару миллиметров. - Но и она, как правило, остается несбывшейся. Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи. Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать. - Говоришь, надежда? - иронически хмыкнул я, - Эх ты, а еще милиционер. Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты - надежда... Кисейная барышня. - Пошел вон, - еле сдерживаясь, процедил Гарик, - Или я заколю тебя этой вилкой! Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что это никогда не было позой или игрой, они всегда были искренними, шедшими из глубины души. Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны. Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение, порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки. Когда темная неизбывная грусть поселяется в зрачках шестнадцатилетнего пацана, только что преданного другом или брошенного девчонкой, - это нормально, потому что это ненадолго. Это будет вскоре вытеснено новыми впечатлениями, подаренными жизнью. Когда же такое выражение имеют глаза сильного мужчины, движущегося от тридцати к сорока, имеющего за своей спиной победы и поражения, взлеты и падения, это пугает. Это означает... Это означает многое. И когда я думаю об этом, я прихожу к выводу, что неспроста так много людей имеют привычку носить темные солнцезащитные очки даже в те дни, когда солнце светит не так уж и ярко. Какие уж тут надежды. 25 Гарик сумел задействовать в вечерней операции две машины и четверых милиционеров. В половине одиннадцатого Рома вышел из подъезда и сел в красный задастый <Вольво>. Отблески уличных фонарей скользнули по крыше и бокам автомобиля, когда он стремительно вынесся со двора. Мы наблюдали за этим событием сквозь окно <шестерки>. Гарик проводил <Вольво> взглядом и меланхолично проговорил: - Вот смотрю я и думаю - быть посредником при наемных убийцах занятие куда более прибыльное, чем спасать всяких дураков от этих убийц. Был бы как Рома, ездил бы на <Вольво>, не стрелял бы полсотни до получки... - Говорите, говорите, товарищ капитан, - жизнерадостно отозвался водитель, крепкий молодой парень по имени Леха. - Я как раз только что диктофон включил! - и он громко засмеялся. - Ты лучше дави на газ, извозчик, - хмыкнул Гарик. - Не отрывайся от коллектива. <Коллектив> состоял из собственно Роминого <Вольво>, шедшей за ним в некотором удалении <Дэу> с тремя оперативниками и нашей <шестерки>. Из <Дэу> по рации сообщали направление движения, и Леха мог себе позволить отстать от <Вольво> на сотню метров. Он вел машину с каким-то особым шиком, то и дело подрезая зазевавшихся <чайников>, пролетая перекрестки на последних секундах зеленого света, закладывая крутые виражи на поворотах. <Шестерка> во время таких маневров издавала звуки, присущие скорее не произведению волжских автомобилестроителей, а какому-то инфернальному существу, волей мага запертому в оболочку машины. Гарик морщился и ворчал, что это не оперативное мероприятие, а какие-то <американские горки>, но я видел, что ему нравится такая езда. Меня же больше занимало другое. - Итак, Рома встретится с киллером и передаст ему деньги, - начал я - Они расходятся, тут выскакиваешь ты, Гарик, и командуешь <Руки вверх!>. А что дальше? - Дальше они поднимают руки, - уверенно сказал Гарик. - А что ты с ними будешь делать? Какое обвинение ты им предъявишь? Один мужчина передал другому деньги. Ну и что? Может, это старый долг. А отдавать долги - еще не преступление. - Это точно! - поддакнул Леха. - Мне Тихонов уже месяц как сотню должен. Пора сажать, товарищ капитан? - На дорогу смотри, - посоветовал Гарик. - И меньше думай о деньгах. - Я знаю, - не успокаивался Леха. - Деньги - ничто, их количество - все. - На дорогу смотри! - рявкнул Гарик и тут же едва не сонным голосом обратился ко мне: - Так что ты там говоришь? Что мы не найдем, за что прижать Рому и киллера? - Вот именно. Если только киллер окажется та