бы прислали за вами машину, господин Шумов. Не <Линкольн>, но что-нибудь приличное. Типа <Форда>. К сожалению, сейчас уже слишком поздно, у нас нет свободных автомобилей. Вам стоит воспользоваться автобусом номер сорок шесть, остановка <Северный рынок>, далее триста метров в направлении от центра... После таких инструкций я не мог заблудиться. И без пяти двенадцать я перешагнул порог двухэтажного здания с небольшой табличкой <Совместное предприятие <Орел>. Экспортно-импортная компания <Орел>. Акционерное общество <Орел>. Всего орлов я насчитал три. Просто заповедник непуганых хищников. Два самых явных хищника стояли в вестибюле, положив руки на бедра. Бедра были перепоясаны толстыми ремнями. Ремни украшала кобура, очевидно, не пустая. - Здравствуйте, - сказал один, не переставая при этом жевать пластмассовую зубочистку, - Далеко? - К Ольге Петровне, - ответил я. - <Рэкет Интернейшнл>. Пришел получить дань за последние полгода. Прежде чем меня успели выбросить за дверь, я все-таки успел улыбнуться и добавить: - Шутка. - Это хорошо, - сказал второй охранник и убрал руки от моего горла. - Люблю сатиру и юмор. Особенно журнал <Крокодил>. Фамилия? - Шумов, - признался я. - Константин Сергеевич. - Не надо больше шутить, Константин Сергеевич, - посоветовал первый охранник. - Последнего рэкетира, который сюда сунулся, до сих пор ищут родные и близкие. - Вы его съели? - простодушно поинтересовался я, глядя на ровные белые зубы охранников. - Надо же, - удивился охранник с зубочисткой. - Догадливый попался. Проходите... Он нажал кнопку, и турникет, стоявший в проходе, пришел в движение. С риском получить алюминиевой скобой по заду, я проскочил внутрь орлиного заповедника. Охрана любезно помахала мне вслед ладонями размером с небольшую сковороду. Лифт в здании с двумя этажами - сумасшедшая роскошь. Здесь было два лифта. В кабине из динамиков играл Моцарт. Я наслаждался им секунд десять, пока двери не разъехались в стороны и я не вышел в коридор второго этажа, стерильно-белый и безусловно отвечающий всем стандартам евродизайна. Ради удобства таких визитеров, как я, коридор украшали стрелки-указатели <Генеральный директор>, <Коммерческий директор>, <Рекламный отдел> и так далее. Каждая стрелка была украшена черным силуэтом орла - логотипом компании. Я не знал, какой именно пост занимает Ольга Петровна, но, судя по разговору с секретаршей, ниже коммерческого директора она не тянула. Кабинеты коммерческого и генерального директора находились в одном конце коридора, и я двинулся туда. Только собрался я постучать в кабинет с табличкой <Коммерческий директор>, как услышал за спиной звук открывающейся двери. - Константин Сергеевич? Я обернулся. - Да, это я, - ответил я женщине, вышедшей из дверей генерального директора. - А вы... - Ольга Петровна Орлова, - сказала она и протянула руку, которую я осторожно пожал. - Я хотела с вами поговорить. С глазу на глаз. - Это самый лучший тип разговора, - вежливо заметил я, думая, что теперь Орлова не менее вежливо улыбнется. Но улыбки не последовало. - Пройдите сюда. - Она указала на маленькую дверь с табличкой <Комната отдыха>. Очевидно, сотрудники компании <Орел> отдыхали мало и редко: комната отдыха представляла собой помещение в десять-двенадцать квадратных метров, с голыми стенами, без окон, с комплектом мебели из трех весьма простых стульев. Из развлечений здесь был только вентилятор под потолком. - Итак, - сказала Орлова, сев на стул напротив меня и положив руки на колени. - Первый вопрос, который я хотела вам задать, Константин Сергеевич... Кто вы такой? - Забавно, - ответил я. - У меня к вам аналогичный вопрос. Получается, нас мучают одни и те же вопросы. Она снова не улыбнулась. Впрочем, вскоре я понял, что на это у нее были очень веские причины. 3 На первый взгляд Ольге Петровне было едва за сорок. А дальше первого взгляда дело не пошло, потому что мои глаза встретились с ее спокойным взглядом, который не то чтобы был холоден - скорее прохладен. Он заставил меня перестать разглядывать эту женщину и сосредоточиться на ее словах. И после первого же предложения необходимость во всяких там прохладных взглядах полностью исчезла, потому что я и без того слушал каждое слово. - Меня зовут Ольга Петровна, и это моя девичья фамилия, - сказала она. - Когда я была замужем, то носила фамилию мужа - Леонова. - Ага, - проговорил я, стараясь бороться с охватившей меня растерянностью. - Ясно. - Мой бывший муж, Павел Леонов, несколько дней назад погиб, - продолжила Орлова, не обращая внимания на мой лепет. - Как утверждает милиция, это было дорожное происшествие - наезд автомобиля. Четыре дня назад мой сын Юра был найден мертвым в квартире, принадлежавшей мужу. Вчера его похоронили. Вчера я была в трауре, а сегодня я могу заняться выяснением кое-каких вопросов. Теперь вы понимаете, зачем вы здесь? - Отвечать на ваши вопросы? - предположил я, и еле заметный утвердительный кивок был мне ответом. - Я постараюсь. Но боюсь, что и сам не много знаю... - В любом случае вы должны знать больше моего. В последнее время я практически не общалась с Павлом, а вы, насколько я знаю, провели с ним несколько часов в ту самую ночь. Мой сын исчез сразу после похорон Павла, а в его вещах потом нашли вашу визитную карточку. Я надеюсь, - она выделила голосом это слово, - надеюсь, что у вас есть что мне рассказать. - Что ж, - сказал я, настраиваясь на обстоятельную длинную беседу. - Во-первых, я хотел бы принести вам соболезнования... - Что толку в соболезнованиях, - перебила меня Орлова. - Это слова, а утешительных слов я наслушалась вчера. С меня достаточно. Я позвала вас, чтобы получить информацию. С какой стати мой муж обратился к частному детективу? О чем вы говорили с моим сыном? Таков круг проблем, - сказала она и сделала жест рукой, словно мы присутствовали на какой-то конференции, где Орлова была председательствующей и в данный момент предоставляла мне слово. Кафедры с графином поблизости не оказалось, и я начал без них. - Ваш муж не обращался к частному детективу, - сказал я. - Мы познакомились случайно, в баре... - Ну естественно, - кивнула Орлова, и в ее тоне прозвучало раздражение, но не злобное, а какое-то усталое, словно тень давнего сильного негативного чувства на миг скользнула по стене комнаты отдыха и бесследно пропала. - Уже под утро ваш бывший муж выяснил, что я частный детектив. Я вручил ему несколько своих визитных карточек, одна из которых потом попала и к вашему сыну. - Вы дали Павлу карточки. По его просьбе? Или это была ваша инициатива? - Я не очень точно помню ту ночь, - извиняющимся тоном поведал я и даже посмотрел в пол, чтобы мое раскаяние выглядело натуральнее. - Кажется, я предложил Павлу взять визитные карточки. А он с большим энтузиазмом воспринял это предложение. И попросил несколько штук для своих знакомых. - Он просил вас оказать ему какую-то профессиональную услугу? Я имею в виду услугу профессионального частного детектива. - Нет, впрямую такой просьбы не было. Он обещал позвонить позже, и его слова можно было понять так, что он позвонит, чтобы предложить мне сделать какую-то работу. - Так как же вы поняли его слова? - Я пропустил их мимо ушей, - сказал я. - Для меня это была обычная болтовня не слишком трезвых людей. Я не знал, что через несколько минут ваш бывший муж... - Понятно. Вас вызывали в милицию по делу о гибели моего бывшего мужа? - Вызывали. Я рассказал примерно то же, что и вам. В более подробном варианте. Как мне показалось, мои объяснения их вполне устроили. - И вы согласны с тем, что мой бывший муж погиб в результате несчастного случая? - Хм. - Я собрался с мыслями и произнес то, что Гарик обычно называл <объективной оценкой ситуации>. - У меня нет оснований думать, что это не так. Меня не было на месте происшествия. И я совершенно определенно могу заявить, что ваш бывший муж был был пьян, когда направился домой. - Все понятно, - мне показалось, что ответ ей понравился. - Я спросила об этом, потому что мой сын, - вдруг она замолчала. - Потому что Юра... - снова молчание. - Потому что ваш сын считал, что это был не несчастный случай, а убийство, - пришел я на помощь. - Юра считал, что его отца кто-то намеренно сбил автомобилем. Будто бы Павел шел из дома на какую-то встречу и по дороге был сбит машиной. Эту версию Юра мне изложил во время нашей первой и единственной встречи. - И что вы ему сказали? - То же, что и вам. Нет очевидных доказательств в пользу версии об убийстве. Предположения вашего сына были всего лишь предположениями, не больше. Мои слова Юре очень не понравились. Он был расстроен гибелью отца, но я никогда бы не подумал, что он... - Стоп, - неожиданно прервала меня Орлова. - Смотрите, какой у нас здесь прекрасный вентилятор, очень эффективная модель... Я, как дурак, задрал голову кверху, а когда, слегка удивленный, опустил, платочек был уже спрятан в маленький карман на ее жилете. Будто бы и не было слез в уголках глаз. Будто бы ничего не было. - Я тоже никогда не думала, что Юра решится на такое, - сказала Орлова чуть менее твердым, чем прежде голосом. - Он переживал наш развод, он переживал, что отца уволили с работы. И он очень сильно переживал его гибель. Но я никогда не подозревала в своем сыне нездоровой склонности с самоубийству. Психически он был полностью здоров. - Стоп, - теперь притормозил я. - Вы утверждаете что самоубийства не было? - Я не могу так утверждать. Потому что милиция считает, что это было именно самоубийство. Суицид, как выразился следователь. Это официальная версия, она и останется таковой... - Пока не будет опровергнута, - продолжил я. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я испытывал чувство, которое называется <дежа вю>: все это уже было. Уже приходил ко мне Юра и говорил, что его отец не мог спьяну попасть под машину. И он просил меня помочь ему доказать это. Орлова пока ни о чем меня не просила. Но было видно, к чему все движется. - А Павел? - нарушил я молчание. - Про него вы тоже так думаете? Там тоже было убийство? - Павел достаточно сильно пил, - сказала Орлова, и тень раздражения снова мелькнула в ее голосе. - И я не удивилась, когда узнала о его гибели. Такой гибели. Юра же очень уважал отца, и он просто не мог допустить такой мысли - Павел для него не мог погибнуть под колесами автомобиля, да еще по пьянке. И он стал искать другое объяснение. Более героическое, что ли. Я пыталась ему говорить... Но он не слушал. Кажется, он даже обиделся на меня. Стал жить в квартире Павла. Там его и нашли... Она замолчала. - Если вы хотите плакать, то вовсе не обязательно заставлять меня глазеть на вентилятор, - сказал я. - То, что вы хотите плакать, - это нормально. Было бы ненормально, если бы за всю нашу беседу у вас оставалась одинаковой частота пульса. Я просто отвернусь или выйду в коридор. Позовете меня потом... - Ничего, все в порядке, - Орлова уже в открытую вытащила платок и промокнула влагу у глаз, - Я уже пришла в норму... Я же не могу себе позволить оплакивать сына дни напролет, у меня есть дело, компания, десятки людей, которые зависят от меня. И большинство людей, что здесь работают, понятия не имеют, что за последние десять дней я лишилась сначала мужа, а потом сына. Я не делаю из этого трагедии. Хотя, возможно, стоило бы сделать. - У вас процветающая компания, - сказал я без вопросительной интонации. - Не жалуемся, - ответила она. - Я стала этим заниматься, когда Павла выгнали из ФСБ. Нужно было как-то кормиться, потом дело потихоньку стало раскручиваться, обороты росли... В прошлом году нашли серьезного инвестора в Чехии, обзавелись приличным офисом. Ну, вы сами все видели... - А Павел не захотел работать в вашей компании? Или вы сами его не приглашали? - Произошла такая странная история... - Орлова прищурила глаза, словно смотрела куда-то вдаль, в давние годы. - Павел тяжело переживал свое увольнение, начал пить. Но и другую работу искать не хотел. Почему-то вбил себе в голову, что скоро его позовут обратно. После его увольнения мы месяца полтора сидели без денег, потом я стала заниматься торговлей... Я приглашала Павла помочь мне. Сначала он не хотел. А потом уже не мог - из-за пьянства. Да и мне такие помощники уже стали не нужны. Он начал ревновать меня к моему бизнесу, ему все не нравилось... Стал скандалить. А я уже так глубоко влезла к тому времени в дела, что все решала категориями бизнеса. Ведь там сначала определяешь, в чем проблема, потом - как ее решить. А дальше решаешь ее самым быстрым и эффективным способом. Орлова вздохнула. Теперь она уже выглядела старше, чем при моем первом взгляде: резче обозначились складки у рта, проступили у глаз морщины. Да и переживаемые заново драмы прошлого не делали ее свежее и привлекательнее. И это было естественно. - Так вот, - Орлова снова вздохнула, будто набиралась духу для дальнейшего рассказа. - Как-то у нас вышел очередной серьезный разговор, я отчитывала Пашку за безделье и пьянку, он ответил мне пощечиной... Я приехала на работу, вызвала своего юриста и велела ему развести меня с Пашкой. У меня очень хороший юрист, он до сих пор со мной работает. Через неделю я оказалась разведенной. Все оказалось легко и просто. Проблема решилась. Юрист даже говорил, что есть возможность осудить Павла за нанесение телесных повреждений - то есть за пощечину, Но я посчитала, что и развода достаточно. Так я снова стала Орловой. - На что жил ваш муж? Где он работал? - Я мало с ним общалась после развода... Кажется, он что-то сторожил. Ну знаете, сутки через трое... Юра знал все подробности, но Юра... - Орлова опустила голову. - Юры больше нет. И Павла больше нет. Понимаете, Константин, все это так странно... Я двигаю свою компанию вперед, работаю с утра и до вечера, чувствую смысл во всем этом... А потом в один прекрасный день понимаю, что у меня больше нет ни мужа, ни сына. Они мертвы. И смысл исчезает. Все, я не знаю, зачем мне эта работа. Смысл потерян. Я хожу на автопилоте, езжу на деловые встречи на автопилоте. И не знаю, насколько меня хватит. Только боюсь, что когда автопилот выключится и я не смогу больше работать, то... То окажется, что у меня вообще ничего нет. Я окажусь в пустоте. Я боюсь этого, как не боялась ничего и никогда. - Потери нужно пережить, - сказал я. - То есть прожить время после потери. Перетерпеть. - Смириться? Вряд ли я смогу... - Успокоиться. Дать покой себе. Хотя из меня плохой психотерапевт, и вряд ли вы меня пригласили, чтобы я давал вам подобные консультации. - Почему бы и нет? У меня практически нет сейчас людей, с которыми я могу обсуждать подобные вещи. Нет времени общаться со старыми подругами, а моим подчиненным я не вправе приказать выслушивать мои жалобы. - Поэтому спасибо хотя бы за то, что выслушали старую разбитую женщину... И не вздумайте сейчас делать мне комплименты! - махнула Орлова на меня рукой. - Я чувствую себя именно такой: старой, разбитой, одинокой... Правда, через несколько минут мне придется вернуться в кабинет - снова стать энергичной, сильной, уверенной... Короче говоря - прежней. Проблема в том, что прежней я уже не буду. И это проблема, которую не решить ни одному юристу... У меня не протекли глаза? - внезапно обратилась она ко мне. - А то распустила сопли, как девочка... Я сказал, что с глазами все в порядке. - Что ж... - она откинулась на спинку стула. - Мне действительно нужно пережить и перетерпеть. Посмотрим, получится ли это у меня... Дело еще и в том, что я чувствую себя виноватой перед ними - перед Пашей и перед Юрочкой. Я решала свои проблемы, но не знала, есть ли проблемы у них. Пусть поздно... Пусть слишком поздно, но, Константин, я хотела бы поручить вам одно дело. Узнайте, и узнайте наверняка, были ли смерти моего мужа и сына именно такими, как их представляет милиция. Было ли это трагическим стечением обстоятельств или... - Я понял, - сказал я, услышав примерно те слова, которые ожидал услышать с самого начала разговора, как только узнал, что Ольга Орлова по мужу - Леонова. - Если были какие-то люди, желавшие смерти моему мужу и моему сыну... Если эти люди что-то сделали против них - я хочу, чтобы эта проблема была решена. Пусть сейчас, с опозданием, но это должно произойти. Если подтвердится официальная версия - что ж, я попытаюсь пережить и успокоиться... - Мне понятно ваше желание, - сказал я, не упомянув о том, что самого меня обуревали похожие чувства: я не мог избавиться от мысли, что если бы тогда в кафе, украшенном портретами Пугачевой, я не поторопился подняться по лестнице, а выслушал Юру Леонова до конца, если бы пошел с ним на квартиру отца разбирать бумаги, если бы... Тогда бы все было иначе. Розовощекий мальчик, стеснявшийся своего прозвища, уехал бы обратно в военное училище. И через несколько лет его щеки утратили бы свой невинный розовый цвет, приобретая суроную мужскую щетину... Но ничего этого уже не будет, Я быстро поднялся по лестнице, оставив Юру наедине с чем-то, что убило его. Это <что-то> может называться отчаянием. Это <что-то> может называться тоска. Вне зависимости от названия, Юра остался с этим чувством один на один. И оно сожрало его. Однако есть другой вариант. Я оставил Юру наедине не с чем-то, а с кем-то. И этот кто-то, более темный, чем тоска, и более страшный, чем отчаяние, убил парня. - Мне понятно ваше желание, - сказал я Орловой. - Я ждал, что вы об этом скажете. Ваш сын несколько дней назад пришел ко мне с просьбой помочь доказать, что Павел был убит. Я отказался, потому что не видел оснований для таких мыслей. Сейчас вы просите меня разобраться с обстоятельствами гибели Павла и Юры. Я не откажусь, хотя я по-прежнему не вижу оснований для мыслей об убийстве. Но я возьмусь за это дело и узнаю все, что можно узнать. Потому что я чувствую себя виноватым перед Юрой ничуть не меньше, чем вы. Пусть слишком поздно, но я... - Хорошо, - перебила меня Орлова, и я увидел перед собой прежнюю самоуверенную сорокалетнюю женщину с чуть прохладным взором. - Это все эмоции. Давайте о деле. Каков ваш обычный тариф? Можем ли мы перевести деньги на ваш банковский счет, или вы берете только наличные? - Это не принципиальный вопрос, - сказал я, и Орлова удивленно подняла брови. - Вы ошибаетесь, - возразила она. - Это как раз и есть принципиальный вопрос. Я щедро плачу тем людям, которые на меня работают. И вы получите достойную оплату своего труда, с одним условием - раз в три дня представлять мне отчет с указанием всех расходов. Есть у вас какие-то дополнительные пожелания? - Одна проблема - в силу кое-каких обстоятельств я не могу пользоваться своей машиной... - Вам будет предоставлена машина. Завтра получите доверенность на пользование ею. Кстати, что за обстоятельства? Проблемы с ГАИ? - Вопрос был задан таким тоном, что я не сомневался: Орлова собиралась продемонстрировать свои возможности для решения моих проблем. Было ли это показухой или искренним желанием оказать взаимную услугу - не знаю. - Нет, это не ГАИ... - Я помедлил, а потом все-таки сказал: - Один человек пытается меня убить, поэтому я не живу дома. - А где вы живете? В гостинице? Я могу предложить вам для проживания коттедж за городом, в пяти километрах за постом ГАИ - Орлова говорила так, будто в руках у нее находился рог изобилия, из которого в произвольных количествах могли сыпаться всевозможные блага. Щедрость ее не имела пределов. Пока. Я поблагодарил ее за предложение, пообещав подумать. В бухгалтерии мне выплатили двадцать тысяч на первые расходы. Надо сказать, это был весьма воодушевляющий момент. Не то чтобы я любил деньги, я просто не любил, когда они кончаются. 4 Если бы я рассказал обо всем Гарику, Тот решил бы, что я бесповоротно спятил. Бойня на складе доказала, что заказанное устранение моей персоны - не бред, а вполне реальная сделка. Более того, за эту работу уже заплатили. И заплатили весьма квалифицированному специалисту. В такой ситуации Гарик весьма резонно считал лучшей для меня моделью поведения залечь на дно и не высовываться, однако дальше возникали кое-какие проблемы. Во-первых, сколько я должен был сидеть на этом самом дне? Процесс розыска неизвестного киллера мог занять годы. Так что ж мне было делать - жить все это время в гостиничном номере, вздрагивая при каждом странном звуке в коридоре? Существовать в вечном страхе? Ну, это несколько не по моей части. Я уже пробоялся целых два дня, и это занятие меня сильно утомило. Во-вторых, нанятый Ромой убийца действительно мог после событий на складе, что называется, <соскочить>. Деньги он получил, заказчика прикончил да еще убедился, что к этому делу милиция имеет особый интерес. Три убедительных причины, чтобы бросить этот заказ. Каким бы крутым профи он ни был, нельзя не понимать - везение не вечно, в следующий раз дырку в голове может получить и он сам. Если бы человек на букву <Ф> собрал чемоданы и поехал тратить полученные деньги на Кипр... Что ж, я бы не возражал. Конечно, хорошо было бы положить этого типа мордой в землю, надеть наручники и так далее - все, что хотел Гарик. Но это уже программа-максимум. Мне хватило бы и минимума - пусть Ф просто уберется из Города. И в-третьих. Я все-таки должен был разобраться с семьей Леоновых. Точнее, с покойной семьей Леоновых: мать Юрия и жена Павла носила уже другую фамилию, и я вдруг подумал, что смена фамилии, вероятно, поможет Ольге Петровне избежать странной и трагической участи ее близких. Вот такая глупая мысль. Что ж, не одним же гениальным идеям посещать мою голову. Хотя, честно говоря, гениальные идеи в последнее время где-то в других местах. Итак, я получил работу. Хорошо оплачиваемую работу. Не особенно хлопотную, потому что расследование касалось уже мертвых людей, а с ними обычно куда меньше проблем, чем с живыми. Правда, и поговорить с ними уже нельзя. Короче говоря, моя задача была проста - сделать работу и остаться в живых. Ничего нового в этом не было. Сколько я уже занимаюсь своим ремеслом, а все сводится к одному и тому же: сделать работу и уцелеть. Сложность нынешней ситуации заключалась лишь в том, что опасность исходила не от расследуемого дела, опасность существовала сама по себе. Я ехал на автобусе сорок шестого маршрута, полученные деньги оттягивали мне карман плаща, а за окном начинался дождь. Все как обычно. Все в порядке вещей. Как ни странно, но, договорившись с Орловой о работе, я практически перестал думать о нанятом по мою душу убийце, словно он не имел права мешать мне теперь, когда я проводил расследование. Какое-то спокойствие охватило меня. Вот вам еще один рецепт душевного спокойствия а-ля Карнеги: как перестать беспокоиться о наемных убийцах и начать жить. Просто взвалить на себя расследование двух несчастных случаев, которые могут оказаться убийствами. Я-то перестал беспокоиться о наемном убийце, а вот перестал ли он беспокоиться обо мне - это уже другой вопрос, не имевший ответа до тех пор, пока господин Ф лично не заявит о себе. Любым возможным способом. 5 Капитан Панченко вернулся с обеденного перерыва в добродушном настроении, он что-то весело насвистывал, идя по коридору в сторону своего кабинета, и поигрывал связкой ключей. А я сидел на той же самой лавке, что и Юра Леонов несколько дней назад. Юра хотел, чтобы его выслушали. Он хотел, чтобы к нему прислушались. Возможно, именно на этой лавке и рождалось то самое безудержное отчаяние, что позже заставило парня встать на табурет и дотянуться до крюка под потолком. - Константин Сергеевич? - Панченко широко улыбнулся, словно встретил старого друга. - Какими судьбами? - Хотел с вами проконсультироваться... - Я тоже улыбнулся, но про свою-то улыбку я точно знал, что она неискренна. Про улыбку Панченко я мог только догадываться. - Вот как? - продолжал излучать благодушие и доброжелательность Панченко. Просто какой-то дядя Степа-милиционер. - Ну, с удовольствием, с удовольствием... Проходите, прошу. Я прошел. Я сел на тот же стул, что и в прошлый раз. Я подождал, пока Панченко повесит пиджак на спинку стула, поправит рубашку и пригладит ладонью ежик темных волос на круглой голове. Когда все процедуры были закончены, Панченко посмотрел на меня и жизнерадостно поинтересовался: - По какому вопросу вы хотели проконсультироваться? Знаете, нам буквально на днях поставили такую задачу - установить контакты с частными детективными агентствами, провести совместные мероприятия, чтобы поднять профессиональный уровень этих самых агентств... Так что вы очень кстати, Константин. И я отметил в своем рапорте ваше содействие в расследовании обстоятельства гибели Леонова. - Значит, программа сотрудничества с частными детективными агентствами у вас выполняется? - вежливо спросил я и этим вопросом очень порадовал Панченко. - Конечно, - сказал он. - Надеюсь, и в дальнейшем... - Я пришел по поводу смерти Юрия Леонова, - перебил я, и добродушия на лице Панченко слегка поубавилось. Через несколько секунд он сумел-таки изобразить на своем лице деловито-скорбное выражение. - Да-да, - сказал он. - Ведь вы как раз ко мне приходили в тот день, когда этот парнишка сидел в коридоре, караулил меня... Да, - последовал тяжелый вздох. - Кто же мог подумать... Вы могли, Константин? - Нет, - ответил я. - Как раз поэтому я и пришел. Мать Юрия Леонова попросила меня выяснить все об обстоятельствах смерти ее сына. - Выяснить? - Панченко удивленно развел руками. - А что тут выяснять? Самоубийство на почве нервного расстройства. Есть заключение медэксперта... - Насчет нервного расстройства? - Нет... Насчет самоубийства. То есть никаких телесных повреждений, не связанных с самоубийством, на теле Леонова не было. И матери об этом сообщили, так что пусть она не мутит воду и не загружает вас бессмысленной работой, Константин. - Подведя меня к такому выводу, Панченко вновь улыбнулся, правда, не так широко, как прежде. - Это дело закрыто. Тут нечего выяснять. - Дело закрыто, - повторил я. - Вероятно, у вас высокий процент раскрываемости преступлений? - Второе место в городе, - гордо сообщил Панченко. - Но вы же понимаете, Константин Сергеевич, что в случае с Леоновым-младшим даже и расследовать-то было нечего. Трагический случай, бывает и такое. Передайте матери покойного мои соболезнования... Фраза Орловой о том, что соболезнования - это лишь пустые слова, пришлась бы сейчас как нельзя кстати. Однако я промолчал. - Надо же, какая трагедия, - сокрушался Панченко. - Сначала муж, потом сын. Бедная женщина! Немудрено, что в голову лезут всякие мысли... Объясните ей, Константин, ладно? - Постараюсь, - сказал я и сделал вид, что полученные объяснения меня полностью устроили. Я откинулся на спинку стула и весело спросил: - Кстати, где ваш белобрысый помощник? Мне не хватает его искрометного юмора... - Вы про Серегу? - засмеялся Панченко - Да, парень еще тот. Ему тоже в голову разные мысли лезут. Как он вас тогда хотел на чистую воду вывести, а? Неглупый парень этот Серега, но молодой, слишком рьяный, отсюда и все проблемы... - Передавайте ему привет, - сказал я. - А то как ни приду к вам, его все нет и нет. Гоняете молодежь, да? - Не без этого, - признался Панченко, чуть потупив взгляд, словно я изобличил его в чем-то постыдном. Он играл в добродушного простого дядю, и его игра была близка к совершенству. Старый трюк - они с белобрысым Серегой составляли пару <хороший милиционер - злой милиционер>, чтобы при допросе запуганный <злым> спешил открыться <хорошему>. Но это было всего лишь игрой, подобием театра. И как в театре, роль и истинная суть человека не совпадали. Сомневаюсь, что в нерабочее время Панченко столь же часто улыбался. Вероятно, мышцам лица давался отдых. Но беда состояла не в том, что Панченко изображал из себя вечно улыбающегося добряка. Беда была в том, что он поторопился сдать оба дела в архив. И я видел, что никаких сомнений в правильности этого решения он не испытывает. У него имелся стимул - первое место по раскрываемости дел. Я не стал портить ему настроение и говорить еще какие-то слова о гибели отца и сына Леоновых. Я оставил его сидеть за рабочим столом с улыбкой на губах. Он, вероятно, посчитал, что я внял его доводам. А может быть, даже записал в какую-нибудь специальную тетрадь пару строчек о проведенной с сотрудником частного детективного агентства беседе по проблемам <координации совместных правоохранительных действий>. Все было просто и ясно в кабинете капитана Панченко. Только за пределами кабинета эта ясность почему-то исчезла. Я бросил взгляд на пустую скамью у стены. Парень был прав: здесь нечего ловить. Точнее, нечего ловить под дверями кабинета Панченко. Но в помещении двенадцатого отделения милиции были и другие места. Там я еще не был. - Можно вас на минутку? - спросил я, глядя на Серегу сквозь заполнивший курилку табачный дым. - По делу. - Ну... - удивленно произнес Серега, затянулся напоследок и бросил окурок в урну - Ну, попробуйте. - Выйдем на улицу, - предложил я. - Зачем? А тут что, нельзя поговорить? - продолжал он удивляться. - У меня астма, аллергия на никотин и клаустрофобия, - пояснил я. - Пошли скорее, пока приступ не начался. - И как это вы работаете с такими болезнями? - Он и вправду был очень молодым, этот Серега. На улицу вслед за мной он все-таки вышел. - А что это вы в отделении делаете? - Пришел с повинной. Решил признаться во всех своих восемнадцати убийствах. - Да ну? - недоверчиво спросил Серега. - Врете, поди. Мозги компостируете. Нехорошо. А я за вами потащился... - Думаешь, я не могу убить кого-нибудь? Скажем, тещу? - Тещу - это не убийство, - заявил Серега с видом специалиста. - Это самозащита. Сам живу с женой и тещей в однокомнатной квартире. - Не дают молодым сотрудникам отдельную жилплощадь? - сочувственно спросил я. - Не дают, - подтвердил Серега. - Надо продвигаться по службе, - посоветовал я. - Добиваться успехов в борьбе с преступностью. - Открыл Америку! - фыркнул Серега. - Так что тебя... то есть, вас... Что вас сюда привело? - Ты в курсе самоубийства Юрия Леонова? - Допустим, - осторожно ответил Серега, - только вам-то что? Или вы и с ним перед этим пили всю ночь? - Угадал. Не так много, как с его отцом, но в кафе мы вместе посидели. - Ничего себе, - уставился на меня Серега. - Вы это специально делаете? Выпьете с кем-нибудь, а к утру этот кто-то дает дуба... - Пойдем, выпьем, - предложил я, - проверим твою теорию. - Спасибо, на работе не пью, - заявил Серега. - А если серьезно? Что вам нужно? - У меня сегодня был разговор с матерью Юры Леонова, - сообщил я. - Она не верит, что ее сын покончил самоубийством. Она хочет все проверить. - Ну и что? Пусть идет к Панченко, он ей покажет бумажки. - Она была у него. И я у него только что был. - И что? Он вам показал акт медэкспертизы? - Серега, - сказал я и посмотрел милиционеру в глаза. - Ты сам знаешь, что из себя представляет Панченко. - Что вы имеете в виду? - возмутился Серега. <- Что еще за намеки? - У капитана Панченко есть отдельная квартира, - сказал я. - У него есть капитанские погоны. У него есть ты и другие ребята, чтобы делать черную работу. У него уже есть все, чего он может достичь. Если у него будет хорошая отчетность, он еще и майорские погоны получит. Вот что представляет из себя Панченко. Может быть, он классный мужик, с которым здорово пить водку и ездить на рыбалку. Не знаю, не пил и не ездил. Но капитану Панченко не нужны лишние хлопоты. Самоубийство так самоубийство, сдать в архив и забыть. Так проще, так спокойнее, так удобнее для отчетности. - Ну и что? - спросил Серега, глядя куда-то в сторону. - Это его право. Вам-то что? - Я говорил с этим мальчиком. Он вовсе не собирался вешаться. Он не был психически больным. Здесь что-то более сложное, чем то, что записано в официальном заключении о причинах смерти Юрия Леонова. - Его мать заплатила вам, чтобы вы доказали факт убийства? - догадался Серега. - Она попросила меня узнать правду, - ответил я. - Да не крути ты головой, Панченко не увидит, что мы с тобой разговариваем. Он сейчас сидит в своем кабинете, а там окна выходят на другую сторону. - Мне-то что, увидит, не увидит, - буркнул Серега. - Ну ладно. Это ваше право - думать, что парень не повесился, а кто-то ему помог повеситься. А я-то здесь при чем? - Тебе нужно делать карьеру, - напомнил я. - Нужно продвигаться по службе. Вот тебе шанс. Если ты знаешь что-то, не стыкующееся с официальной версией, то - То Панченко мне ноги оторвет, - негромко сказал Серега - Тут таким продвижением по службе запахнет! - Так что, есть какие-то нестыковки? - быстро спросил я. - Вы что, не слышите, о чем я говорю? Панченко меня со свету сживет... - Тебе что важнее - Панченко или правда? - Ха! - Серега покачал головой. - Детские вопросы... Ясное дело, Панченко. Из правды квартиры не построишь. - Быстро ты освоил основы милицейской службы. - Не надо! Не надо меня лечить, - поморщился Серега. - Правда - это тоже хорошо, особенно когда она не мешает в жизни. - Хреновая это будет жизнь... - бросил я, но потом успокоился, собрался с мыслями и заявил более спокойным, рассудительным голосом: - Слушай, Серега. Если ты поможешь с этим делом, если дашь какую-то информацию... - Нет никакой информации, - тусклым голосом сказал Серега. Безжизненность интонаций и наморщенный лоб делали его похожим на старика, уставшего от жизни и не верящего в возможность перемен к лучшему. - Если ты это сделаешь, то я тебе гарантирую, что Панченко не сможет тебя сожрать. Тебе ничего не будет. - Врать - нехорошо, - сказал Серега. - Вас не учили в школе? У нас президент - гарант Конституции, и то в стране бардак. А уж если вы беретесь гарантировать... Нет, спасибо. - Мать Юры Леонова - директор крупной фирмы. - Ну и что? - У нее есть деньги, связи... - Рад за нее. У меня нет ни денег, ни связей. - Если Панченко будет на тебя наезжать, она сможет тебя прикрыть. - Каким макаром она меня прикроет? - недоверчиво спросил Серега. - У нее есть связи, она сможет надавить на начальство ГУВД... - Лучше продумайте свое вранье, - презрительно бросил Серега. - Если бы она и вправду могла там на кого-то надавить, вам не надо было бы меня обхаживать. Из ГУВД позвонили бы начальнику отделения, и все дела. Хватит мне тут лапшу вешать... - У нее есть собственная охранная служба. Сам понимаешь, деньги там платят приличные. Перспективы тоже солидные. Я думаю, она сможет дать тебе хорошую должность, если тебя начнут выдавливать отсюда. - Это вы сейчас придумали? - спросил Серега. - Да, - признался я. - Но это недалеко от истины. Я просто еще не говорил с ней о такой возможности... - Ну так поговорите. Сначала поговорите. А потом уже будем вспоминать нестыковки в этом деле. - Утром деньги, вечером стулья, - перевел я. - Так? - Вроде того, - Серега оглянулся на здание двенадцатого отделения. - Слушайте, давайте сворачивать эти переговоры, не дай Бог засекут... Вопросов потом не оберешься - про что говорили, зачем... - Он напряженно ссутулился, развернулся от меня и, по всей видимости, приготовился бежать как черт от ладана. - Все, договорились? - В общем и целом, - сказал я. - Одно маленькое уточнение: а тебе есть о чем рассказать? В деле действительно были нестыковки? Или это просто треп? - Треп - это у вас, насчет гарантий и прочего, - обиженно заметил Серега. - Есть там нестыковки или нет? - Если бы их не было, - тихо, но отчетливо произнес Серега, - я бы с вами вообще не разговаривал. 6 Чем дольше тянулось служебное разбирательство вокруг событий на складе, тем хуже выглядел Гарик. В какой-то момент он начал мне напоминать персонажа Стивена Кинга, который после цыганского проклятия каждый день терял вес, пока не превратился в ходячий скелет. Гарик двигался в том же направлении, причем безо всяких цыган. Мне надоело наблюдать за этим, и я едва ли не насильно вытащил Гарика на прогулку. Вид умирающей осенней природы произвел на него еще более тягостное впечатление. Он насупился, разглядывая подмерзшие за ночь лужицы, и пробормотал что-то насчет своего желания набить морду тому идиоту, который придумал зиму. Гарика всегда обуревают нескромные желания. После этого он разом потерял интерес к общению и лишь однажды заметил мне, что я, должно быть, совсем свихнулся, раз вылез из гостиницы и шатаюсь по центру Города средь белого дня. Я стал объяснять причины своего бесстрашия, но Гарик лишь махнул рукой и ушел вперед быстрыми шагами. - Может, выпьем? - предложил я, когда догнал Гарика. - Твоя первая здравая мысль за сегодняшний день, - ответил тот. - Да и за вчерашний тоже. Две кружки пива Гарик выпил залпом, как дети пьют молоко. Только после этого он огляделся по сторонам и недовольно пробурчал: - Что это еще за кабак? Куда ты меня притащил? Лучше бы в <Комету> пошли... - До <Кометы> далековато, - сказал я. - А с этим баром у меня связаны кое-какие лирические воспоминания. - Старый ты блядун, - ласково ответил Гарик, хотя имел в виду несколько другую лирику. Именно в этом баре некоторое время назад мордоворот по имени Гоша поинтересовался у меня, с какой целью я на него уставился. А после этого вопроса началось размахивание руками и прочие неосторожные действия, в результате которых я поочередно познакомился с Павлом Леоновым, Юрием Леоновым и Ольгой Петровной Орловой. Первые два знакомства оказались весьма краткими. Третье знакомство началось с существенной подпитки моего скромного бюджета, но я подозревал, что за свои деньги Орлова и спросит с меня соответственно. - И что этот мудак на букву <Ф> хотя бы чуток меня не зацепил? - спросил себя Гарик после третьей кружки пива. - Немного странный вопрос, - отреагировал я. - Обычно говорят: <Почему я не умер маленьким?> - Заткнись... - посоветовал грустный Гарик. - Знаешь, каково это - схоронить четверых своих парней и чувствовать, как семьи всех четверых ненавидят тебя? Потому что ты остался цел и невредим. - Тебе было бы легче, если бы этот гад раздробил тебе, скажем, коленную чашечку? - Само собой. - А если бы отстрелил тебе мошонку, ты бы тоже сейчас радовался? Гарик помолчал, очевидно, обдумывая последствия такого ранения. - Это уже перебор, - наконец заявил он и потребовал четвертую кружку. Бармен подозрительно поглядел на нас из-за стойки. Очевидно, моя репутация в этом заведении была основательно подмочена за два предыдущих визита. От меня ждали каких-то разрушительных выходок. Тем более что рядом со мной сидел худой мужик мрачного вида, который хлестал темное пиво, как газированную воду, и абсолютно не закусывал. Гарик отставил от себя пустую кружку, вытер тыльной стороной ладони губы и неожиданно спросил: - Ты когда-нибудь держал в руке <ЗИГ-зауэр П226>? - А что это за штука? - Это пистолет, темнота, - пояснил Гарик. - Швейцарский. Видел когда-нибудь? - Нет, - честно помотал я головой, озадаченный неожиданным поворотом в разговоре. - Никогда не видел. А что? - Я тоже его не видел, - печально сказал Гарик, и печаль его была столь глубока, как будто подержать в руках писто