ю серьезных дел они переходили к середине, а то и в конце ужина, но сейчас всех тяготила ситуация недосказанности и ожидания развязки, посему разговор начался сразу. Вкратце - дело было в следующем Несколько из них, включая Кирилла, на паях владели крупным коммерческим банком., точнее очень крупным, а если быть уж совсем точным - то одним из крупнейших в стране Теперь ему без обиняков предлагалось продать свой пай одному из недавних приятелей, собственно этот вопрос был ими практически решен и обсуждению не подлежал, приглашен же он был лишь для того, чтобы обсудить условия сделки - все присутствующие числили себя людьми цивилизованными и никто не снизошел бы до грабежа, но в целом интересы его конечно же, существенно, ущемлялись, не говоря уже о том, что в части, касающейся нематериальных вопросов, его просто вышвыривали за борт, как ставший опасным балласт На какое-то время, однако, этот аспект, отошел для него на второй план, в нем заговорил предприниматель и они заспорили о чисто финансовых вопросах Аргументов у него было более чем достаточно - идея создания банка принадлежала ему, он же разрабатывал стратегию ее развития, стратегию стройную и последовательную. Здесь было все - и протаскивание своих людей на очень высокие посты в различные государственные учреждения, затем разработка сложных запутанных программ, под которые "свои" чиновники перекачивали в банк огромные суммы из государственного бюджета, затем перевод этих денег на зарубежные счета, создание целой сети компаний и банков за границей, и еще очень много чего, включая финансирование предвыборных кампаний, покупку телевизионных каналов и издательских холдингов Словом, он имел все основания отнести на свой счет львиную долю заслуг в достижении банков тех позиций, на которых он довольно прочно находился сегодня и эта доля имела четкое финансовое обозначение, далеко отстоящее от тех условий, которые ему предлагались. Они заспорили. По существу, он был безусловно прав - и это раздражало собеседников, разговор становился все напряженнее - каждый приводил в свою пользу все новые аргументы - вспоминались отдельные эпизоды, назвались фамилии, страны, банки.... В разгар спора, дверь в кабинет приоткрылась и в нее заглянул спортивного вида молодой человек, одетый строго и неброско Все замолчали Молодой человек вопросительно смотрел на одного из них - руководителя крупного торгового холдинга и, кстати, пайщика банка. - В чем дело? - довольно резко откликнулся тот, разгоряченный спором и раздосадованный внезапной помехой Впрочем тут же пояснил присутствующим - Это мои ребята. Молодой человек торопливо приблизился к столу, склонился к его уху и что-то коротко прошептал Выразительное полное лицо его шефа исказила гримаса сочетавшая в себе целую гамму чувств - и недоверие, и возмущение, и почти что ярость, толстые щеки вдруг приобрели багровый оттенок, а высокий лоб покрылся мелкими капельками пота. - Ты уверен?!. Молодой человек утвердительно кивнул головой и что-то начал тихо, но энергично говорить. - Подожди! - шеф почти оттолкнул его пухлой рукой и в сильном волнении стукнул ею по столу, - Слушайте, мои люди утверждают, что в помещении работает записывающее или передающее устройство Я всегда проверяюсь, вы знаете... Тишина в кабинете стала почти осязаемой Только что сказано здесь было очень много и все присутствующих в первые секунды испытали шок, лишившись на мгновение способности соображать и действовать Единственным человеком, который все понял сразу был Кирилл И он не стал дожидаться того, что неизбежно последовало бы дальше Сунув руку в карман брюк, он извлек оттуда крохотный диктофон, в котором медленно крутилась микроскопическая кассета Он отчетливо помнил, как убирал диктофон в карман, но столь же отчетливо он помнил и другое - он не собирался его включать и он его не включал Аккуратно положив диктофон на стол, от поднялся и не оборачиваясь медленно пошел к двери Никто его не остановил Но он был абсолютно уверен - этого ему никогда не простят и так не оставят. В казино в этот вечер он не поехал, хотя ни минуты не сомневался в обещанном выигрыше. Деньги теперь ему были ни к чему Они не нужны человеку, который в скором времени должен покинуть этот мир. x x x Легкий прохладный бриз залетает в мою палату, играет с тонкими занавесками на распахнутом окне, и ласково, словно боясь потревожить раны гладит мое лицо, окутывая его запахом моря и жареной рыбы Через дорогу прямо напротив моих окон на берегу океана маленькое открытое кафе Сезон еще начался, но посетители там есть каждый день - хозяин жарит для них свежую рыбу, и варит кофе - об остальном меню я судить не могу - других запахов не доносит мне ветер Несколько дней назад мне сняли основные швы и освободили, наконец, голову от тугих сильно надоевших мне повязок. И не торчите перед зеркалом, - предупредил меня доктор Резнер. - Сейчас вы еще ничего не увидите, начнете фантазировать, или не приведи Бог, хвататься за лицо руками Нужно потерпеть, осталось совсем немного. Он прав - разглядеть что-либо под огромными густо - лиловыми отеками, сплошь покрывающими мое лицо, невозможно Но он очень ошибается подозревая меня в нестерпимом желании его разглядывать и тем более трогать Мне, по-прежнему, безразлична моя внешность, хотя умом я понимаю что она наверное сильно изменена и, полагаю, в лучшую сторону Иногда я и в правду заглядываю в зеркало, но лишь для того, чтобы убедиться, что я действительно существую Душа моя сейчас настолько тиха и безмолвна, что иногда, особенно по утрам, когда глубокий сон уступает место чуткой тревожной дреме, полной еще неясных ночных видений, но уже отражающей звуки наступающего дня, мне начинает казаться, что я все-таки умерла Если именно это состояние души и называется покоем, то мне не совсем понятно почему так часто ставят знак равенство между ним и счастьем Мне безразлично абсолютно все, что происходит со мной, настолько, что я почти не чувствую физической боли и доктор Резнер, снимая постепенно швы с моего лица и тела, обрабатывая раны, удивляется моему терпению и хвалит за мужество. Единственное, что всерьез занимает мои мысли - это сон, увиденный мною под наркозом Возможно, впрочем, что все это вовсе не было сном, но как бы там ни было, я не могу постичь увиденного и услышанного мною Кто была эта женщина, называющая меня сестрою? Как и кого просила она спасти? Что значило ее последнее - " прости и вернись", если, конечно, оно не померещилось мне, в чем я не была уверена Почти ежедневно, а точнее еженощно, ложась в постель, я начинаю думать об этом, но тяжелый сон неумолимо сковывает мои веки и впору уже сожалеть о тех временах, когда в ночи мои были ему недоступны и принадлежали мне безраздельно Днем же едва я обращаю мысли свои к этому странному то ли видению, то ли посланию мне неведомо правда от кого и для чего, удивительным образом сразу же что-то или кто-то отвлекает меня от мыслей, если же случается так, что нахожусь я совершенно одна и нет никаких помех извне, тот же сон вдруг настигает меня совершенно нежданно и не ко времени, сон глубокий и долгий, без сновидений Очнувшись после него, я чувствую себя всегда разбитой и усталой, словно во тьме его, пока рассудок спал, душа моя работала тяжело и безрадостно. Этим утром доктор Резнер снимает мне очередную порцию швов и остается доволен. - Должен сказать, ваша операция была не из легких для нас обоих - мне пришлось изрядно повозиться, а вы, поначалу., как мне казалось, переносите ее не очень легко Но - с удовольствием констатирую: в части вас - ошибался.. Неожиданно я вспоминаю где-то услышанный или прочитанный рассказ хирурга о том, как много интересного и неожиданного изрекают люди на операционном столе в первые минуты действия наркоза Надежда очень невелика, но вдруг доктор Резнер сможет как-то мне помочь в разгадке моего сна или настоящего видения Я вновь, как во время первой нашей встречи испытываю вдруг прилив доверия и почти любви к этому умному, ироничному человеку и спрашиваю:. - Скажите, доктор, я что-нибудь говорила под наркозом?. - Увы, нет. Ваши тайны остались при вас, не беспокойтесь У меня на столе пациенты не разговаривают Знаете почему? - Боятся!. - он громко и как-то очень молодо, по-мальчишески смеется, а потом уже серьезно объясняет, - как правило мои операции длятся долго - по несколько часов кряду, наркоз в этом случае дается при помощи маски, что напрочь, как вы понимаете, лишает моего клиента возможности побеседовать со мной во время операции Почему вы спросили об этом?. Так просто, - я снова колеблюсь и желание рассказать ему если не все то хотя бы некоторую часть из того, что переживала я, пока он ваял мое новое лицо, очень велико В памяти к тому же всплывает давно прочитанная книга одного американца - в ней он собрал воспоминания нескольких десятков людей, переживших клиническую смерть Все они говорили о каком-то коридоре или туннеле, в который попадали, было что-то, помниться, и про умерших родственников и про свет, но по-моему все они видели его в отличии от меня где-то в конце туннеля Странно, но все это приходит мне в голову только сейчас Вообще мыслится мне сейчас намного легче, чем обычно - и я решаюсь:. - Скажите, а не было ли у меня клинической смерти?. - Что- что- что- что?! - он готов и рассердится и рассмеяться одновременно По крайней мере, мой вопрос не оставил его безразличным, это уж точно, - ничего себе, милое уточнение Спрашивайте уж прямо: доктор, а вы, случайно, не зарезали меня слегка, пока суть да дело? Что это пришло вам в голову?. Я молчу и начинаю уже жалеть о том, что поддалась минутному порыву Но он вдруг становится очень серьезным и добрым, и в глазах его снова полощется жалость. - Вам что-то привиделось тогда?. Я киваю, я еще раз смотрю в его глаза, я чувствую, что в душе моей все-таки еще теплится жизнь, по крайней мере, впервые, за последнее время, с той поры, как впервые поднялась я по крученой лестнице на белую, парящую в снежном безмолвии мансарду, мне хочется плакать И я рассказываю ему все, что привиделось, как сказал он, мне во время операции. Он слушает молча и глаза его по-прежнему печальны Я замолкаю, но какое-то еще время и он хранит молчание, подопрев голову рукой сжатой в кулак Потом он говорит, очень непривычно для меня - тихо, медленно, но главное - очень неуверенно, словно пробирается впотьмах, боясь оступиться, осторожно, как шаги, нащупывая каждое слово:. - Простите меня, возможно я вас разочарую, но я не могу этого вам объяснить Я всего лишь хирург, человек дерзающий изменять то, что сотворено Господом - плоть другого человека Но только плоть, большего мне на дано и, слава Богу, - это был бы непосильный груз Все что произошло с вами также странно и непонятно мне, как и вам Я вам честно скажу, мне тоже страшно И знаете, что я еще вам скажу? Сейчас я должен, по логике, посоветовать вам обратиться к специалисту этого, так сказать, профиля Хотя, спрашиваю я себя, а есть ли среди нас, смертных, специалисты этого профиля? И знаете, не могу ответить однозначно Так вот Я сейчас не стану вам рекомендовать обратиться к специалисту, я вам скажу - идите в Иерусалим, святой город Это все равно - и я даже не спрашиваю вас какой вы религии и веруете ли в Бога вообще Там, поверьте мне, вы поймете, что это не важно Знаете почему? - Там есть нечто большее чем религия, вера, молитвы Понять этого не дано никому, но ощущают все Знаете, когда три крупнейших религии мира объявляют одно и то же место священным - это что-нибудь, да значит Как вы думаете, а? Езжайте, не откладывая Хотите - завтра?. - Но как же я поеду? У меня же лицо такое, только людей пугать И как я буду там.., я ведь никогда не была раньше и ничего не знаю?. - О, это уже начались сущие пустяки? Вы мне скажите - хотите ехать?. - Да., - я отвечаю ему, подчиняясь какой-то неведомой силе, вдруг проснувшейся во мне, не понимая пока что она такое, но чувствуя как наливаясь ею оживает вдруг моя душа Я испытываю теперь давно забытое сильное волнение и от того, что со мной происходит и от "всяких пустяков" - как ехать куда-то с таким лицом? К кому обращаться? На чем ехать, в конце концов?. - Завтра утром вам позвонит один нахальный весьма тип Его зовут Борис И поверьте, этот человек знает то, о чем говорит И как знает! Я вам скажу - это лучший экскурсовод в этой стране, вы сами увидите Он вас посадит в машину и отвезет куда надо. - Но - лицо?. - Да отстаньте вы от меня со свои лицом, что вы носитесь с ним как с писаной торбой Думаете, весь народ Израиля сбежится смотреть на ваше лицо Как же!, - лучистая улыбка вмиг стирает грусть с его лица - теперь передо мной привычный доктор Резнер, но он снова говорит серьезно, - знаете, это еще одна необъяснимая особенность Иерусалима - там никто ни на кого не обращает внимания - кого там только не увидишь! Но это не от безразличия, знаете, как в крупных городах, особенно американских, там тоже никому ни до кого нет дела Нет, здесь все по другому - это, знаете, от терпимости: "Ты- вот такой, а я - совсем другой - такой, а она- вот такая, совсем не такая как мы, но всем нам есть здесь место и мы друг другу не мешаем " Вы не верите сейчас, и правильно, я бы тоже не поверил и не верил, пока сам не увидел Это все - феномен Святого Города Но Борис вам про все это расскажет лучше меня - готовьтесь, на вас обрушится водопад премудростей. Этой ночью, впервые за много дней, мне не спится и я снова, и снова вспоминаю свой таинственный сон Образ незнакомой женщины предстает передо мной так ясно, словно она снова пришла ко мне, я вспоминаю черты ее лица, горящие внутренним огнем огромные черные глаза, копну волос, я помню даже как они пахли - дымом костра, ее тонкие горячие ладони, которые касались моего лица Мне совсем не страшно, напротив я жду и хочу этой встречи, я даже зову ее мысленно и ловлю себя на том, что не зная имени, обращаюсь к ней - сестра Все напрасно, тишину моего одиночества нарушает только ветер, шелестящий в занавесках, да мерное тиканье часов на тумбочке у кровати. Засыпаю я под утро и, видимо, во сне продолжаю искать встречи с загадочной незнакомкой так настойчиво, что когда сквозь сон доносится до меня громкий звонок, радостно думаю: " Это она звонит мне, как хорошо" и еще не стряхнув сна и этой беспричинной радости, хватаю трубку телефона. - Здравствуйте, - говорит мне веселый мужской голос, - меня зовут Борис. Четыре дня назад, под покровом ночи, тайно их перебросили в маленькую арабскую деревушку, расположенную в непосредственной близости от автомобильного шоссе, ведущего из Тель-Авива в Иерусалим Израильтяне считали ее трассой No 1, поэтому от них требовалась предельная осторожность и изобретательность Кроме того, у их руководства были некоторые основания полагать, что " Моссад" что-то пронюхал о готовящейся акции и это многократно усложняло задачу Вероятнее всего было, что им не удастся скрыться с мета совершения акции и, следовательно остаться в живых, у каждого на этот случай тщательно обдуман свой план ухода из этого мира, но это не страшило - в конце концов разве не о таком финале земного бытия мечтает любой воин Аллаха, нельзя было исключать, однако и такого варианта, при котором им не удастся осуществить задуманное, но об этом думать и уж тем более говорить не хотелось Они были "заряжены" на успех и их старший, опытный боец, имевший на своем счету не одну акцию и понюхавший пороха настоящей войны - в Чечне, постоянно заводил разговоры и щедро делился воспоминаниями, которые, по его разумению должны были поддержать и укрепить дух его команды Пока они держались достаточно бодро несмотря на жуткую духоту крохотной комнатки с забитыми наглухо окнами, пропитанной запахом пятерых, давно не знавших воды, мужских тел Хозяин, богатый араб-израильтянин, разместил их старом полуразрушенном доме, сам же с семьей размещался в большом - новом, обустроенном кондиционерами, холодильниками, душевыми и прочими благами цивилизации, им сейчас недоступными Лишь поздней ночью они выбирались на плоскую крышу своей развалюхи, чтобы подышать свежим воздухом и слегка размяться, но и это тревожило старшего - если " Моссад" и впрямь что-то заподозрил - контроль за трассой No 1 будет тотальным и с учетом всех предыдущих уловок исламских террористов, так назвали их во всем мире, сами же они просто жили в режиме "джихада" - вечной непримиримой войны с неверными, где и каким образом - было не важно, это всегда знали старшие, а им указывал Аллах. Шел уже пятый день, и сегодня, как и все предыдущие дни подряд, едва только блекла ночная тьма, наливаясь ярким светом наступающего дня, они в полной боевой готовности рассаживались по своим углам темного вонючего пространства и начиналось длительное ожидание команды Но мобильный телефон старшего, по которому и должна была поступить команда, молчал - руководители операции чего-то ожидали, хотя по его представлению уже не один подходящий объект проплывал мимо них по раскаленному совсем не весенним солнцем асфальту дороги Здесь был пустынный участок трассы, удачно отсеченный двумя закрытыми поворотами и в некоторые ранние утренние и поздние вечерние часы, когда поток транспорта на трассе заметно иссякал, редкие машины, случалось, следовали по нему в полном одиночестве Их задача была крайне простой и дерзкой - захватить большой экскурсионный автобус, загнать его в маленькую оливковую рощицу на окраине арабской деревушки и, объявив пассажиров заложниками, требовать освобождения одного из лидеров Организации Освобождения Палестины, приговоренного недавно израильским судом к многолетнему тюремному сроку. Они были запрограммированы на то, чтобы стоять до конца и это значило, что умереть предстояло не только им, но большинству пассажиров рокового автобуса - всем известна была позиция Израиля по отношению к террористам, но очевидно в планы их руководства входило именно это, на то что переговоры будут успешными никто там и не рассчитывал Было еще одно обязательно условие, но видимо именно оно во многом определяло характер акции - в автобусе должны были быть иностранцы - лучше всего, американцы или по крайней мере представители крупной влиятельной державы, коей кровавая бойня, которая наверняка должна была произойти, врятли добавит симпатии к Израилю с его непоколебимым упрямством Им же самим в этом смысле терять было нечего. Туристические. автобусы на трассе периодически появлялись, причем случалось, что поблизости не было других машин. Он знал, что это известно руководителям операции - по все трассе размещались наблюдатели, поминутно фиксирующие ситуацию, особенно в подходящие отрезки времени, но телефон молчал Очевидно, это были не те автобусы Изнуряющее ожидание продолжалось пятый день Но все, как известно, имеет свой итог. Еле слышная трель телефона заставила всех пятерых вздрогнуть, как если бы поблизости разорвалась граната Старший ответил, не повышая голоса Тот, кто руководил всей операцией сейчас привлек его к обсуждению ситуации, включив конференц - связь. Двое наблюдателей только что доложили - из Тель-Авива в Иерусалим движется автобус с паломниками из Германии, в салоне- в основном пожилые женщины, два пастора, один - молодой, один постарше и двое израильтян - водитель и экскурсовод Практически следом за ним следует еще один "подходящий" автобус - с русскими детьми, лет примерно, от семи до четырнадцати, с ними - две взрослые русские женщины и также двое израильтян - женщина - экскурсовод и водитель Оба автобуса минуют "их" поворот с небольшим в двадцать - двадцать пять минут интервалом, в обоих случаях наблюдатели предполагают, что на дороге будет пустынно - максимум одна-две машины, но это вариант ими был предусмотрен Вопрос был в выборе и, похоже, руководитель операции склонялся к немцам. Нет, - неожиданно резко возразил старший группы До этого он только слушал, не произнося ни слова, - мы будем брать русских. Почему? - руководитель операции был скорее удивлен, чем раздосадован возражением. - С ними меньше мужчин - это раз, с детьми проще справиться, неизвестно какой номер выкинут еще фрау, я этих тихих европейских старушек знаю - это два, - было и еще и третье обстоятельство, о котором старший группы промолчал - после Чечни у него были свои счеты с русскими и это был неплохой шанс отквитаться То, что в автобусе были дети его не смущало, напротив - добавляло остроты ситуации. - Хорошо, - неожиданно легко согласился руководитель, в принципе, ему действительно было все равно - Россия, конечно не Германия, но тоже большая страна и шума будет много, - поступай, как знаешь. Всем внимание, начинаем, Аллах акбар!. - Аллах акбар! - эхом откликнулось несколько голосов и связь оборвалась Теперь они будут действовать, рассчитывая только на себя Все пятеро прильнули к узким щелям между досками, готовые в считанные доли секунды покинуть свое убежище, чтобы возникнуть на раскаленном асфальте трассы No 1. Такси было вызвано ранним утром к одному из жилых корпусов Иерусалимского университета Солнце едва взошло и еще не успело прокалить воздух привычным для этих мест зноем Впрочем было начало марта и особого пекла, как правило, не случалось, но последние дни стояли на удивление, почти по-летнему, жаркими, и сегодня безоблачное небо, уже наливающееся дневной лазурью предвещало знойный день Пока же было свежо и даже прохладно и таксист с ждал пассажира, распахнув все двери машины, словно намереваясь наполнить салон свежим прохладным воздухом про запас, на весь предстоящий день Если проводы не затянутся, - размышлял он с удовольствием вдыхая воздух, пропитанный ароматом цветущих ужу во всю диковинных и до сих пор ему не известных кустарников и деревьев, - то дорога в аэропорт Бен-Гуриона, куда направлялся пассажир, будет несложной - еще было слишком рано для обычных на этой трассе автомобильных пробок - они начнутся позже, когда народ из Иерусалима потянется на работу в Тель-Авив и его окрестности и по холодку он легко домчит до аэропорта за час, а то и меньше Пассажир был русским и доставить его следовало к утреннему московскому рейсу, об этом таксиста предупредили заранее и это обстоятельство его вполне устраивало - будет с кем поболтать по дороге - сам он не так давно покинул Россию, где жил в одном из маленьких городков Северного Кавказа, который стремительно буквально на глазах переставал быть российским городом, что, собственно, и подстегнуло его к отъезду - он был иммигрантом самой последней волны. Пассажир не заставил себя ждать - это был нестарый еще мужчина, и хотя волосы его заметно отливали серебром, был по-спортивному подтянут, а очень светлые, какие встречаются обычно у северных славян глаза смотрели на мир ясно и молодо. Он и одет был подобающе - в джинсы и легкую светлую футболку, поверх которой был накинут светлый пиджак Вещей у него было немного - спортивная сумка, чемоданчик-дипломат, да яркий пакет, украшенный затейливой вязью иврита - явно сувениры из Святого Города. - Шалом, - приветливо обратился он к таксисту, - и продолжил по-английски, которого тот не понимал, поэтому поспешил перейти на русский. - Здравствуйте, я сейчас открою багажник. - О, соотечественник! - улыбнулся пассажир Давайте знакомиться, меня зовут Евгений. - Я - Слава, - они пожали руки, и таксист настроился на долгую приятную беседу, но к немалому своему разочарованию ошибся. Пассажир любезно, но односложно отвечал на его вопросы, сам ни о чем не спрашивал, а на пространные славины рассуждения по поводу погоды в Израиле и ситуации в России отзывался без раздражения, но лишь невнятными довольно междометиями В конце концов, Слава, будучи человеком воспитанным, вынужден был отказаться от очень симпатичной ему перспективы скоротать дорогу за легкой не принужденной, но познавательной, возможно, беседой - пассажир, как выяснилось, был ученым- историком из Москвы и лишь вежливо поинтересовался у пассажира, какую музыку он предпочитает слушать в дороге - русскую эстраду или израильские мелодии?. - Что, простите? - не сразу уловил тот суть вопроса, уже поглощенный видимо своими собственными мыслями, - о, не беспокойтесь, пожалуйста, на ваше усмотрение... Это была последняя фраза, которую он произнес, после чего затих на заднем сидении машины Он, однако, не спал Изредка поглядывая в зеркальце заднего вида, Слава видел широко открытые светлые глаза пассажира, глядящие прямо перед собой, мысли же его при этом, очевидно, витали где-то далеко - это было ясно даже при мимолетном взгляде. - Что, ж, человек - ученый, наверное нужно что-то обдумать, - миролюбиво подумал Слава и больше на пассажира не отвлекался. Евгений Павлов, на самом деле, как раз наоборот - старался ни о чем не думать, а просто созерцать окрестности, фиксируя их особенности и приметы и тем самым, напротив приостановить мыслительный процесс, который все проведенные в Иерусалиме дни беспрестанно шел в его мозгу, едва не доведя самого Павлова до полного нервного и физического истощения Теперь он смертельно устал Но это была хорошая, почти забытая им усталость - усталость от работы. Конечно, она несла с собой и опустошение Во-первых потому, что все эти дни он отдавал работе - а это была расшифровка рукописей, составление отчетов, лекции, доклады, острейшие дискуссии - расходуя при этом огромное количество душевных и физических сил и энергии Но главное - потому, что он достиг развязки, конца истории, мучавшей его все эти годы - тайна несчастной княгини больше не была для него тайной. Теперь он знал, почему так жестоко поступил Великий Герцог с несчастной, и не мог уж, как прежде называть эту жестокость необъяснимой Понятна ему была и гримаса боли и отчаяния, которую запечатлел на лице грозного правителя неизвестный автор загадочных гравюр И были узнаны таинственные фигуры - одна, скрытая в тени колоннады собора, другая - застывшая у пепелища, и, более того, копия четвертой гравюры, утерянной, как долгое время казалось ему, безвозвратно, теперь лежала в его портфеле вместе с копиями других бесценных документов Приоткрылась ему и причина трагедии, произошедшей в далекие тридцатые годы во Франции с его коллегой профессором Жибоном и превратившей его ученика - русского князя Глеба Мещерского в святого инока отца Георгия И в этом смысле душа его, конечно, был опустошена, но это не было опустошение мертвенное, влекущее за собой забвение и тлен, напротив - это было опустошение, требующее и ждущее нового наполнения, как ждет новой влаги кубок, только что опустошенный в разгар застолья Да, теперь он знал ответы на очень многие вопросы, которые почти всю жизнь мучили его, но и составляли при этом едва ли не главный смысл этой самой жизни. Однако это отнюдь не было финалом Впереди теперь его ожидало главное. Он должен был держать ответ перед памятью русских князей братьев Мещерских, чего бы это ему не стоило, хотя пока не имел даже представления о том, как и что для этого должен сделать. С тем и покидал вечный город Евгений Павлов. Дорога тем временем стремительно летела по колесами такси. То и дело глазу открывались небольшие города и поселки, арабские - их отличали плоские крыши домов и еврейские - здесь дома были обычными, сложенными как правило из светлого камня, в низинах зеленили возделанные поля, на склонах холмов часто встречались оливковые рощицы - словом, это была на вид обычная дорога, пролегающая где-нибудь на юге, будь то в Европе или на Ближнем Востоке И лишь изредка в некотором отдалении от дороги, на вершине холма вдруг возникал силуэт древней крепости или угадывались только ее руины, почти сокрытые зеленью, как напоминание путнику о том, что обычная с виду асфальтовая лента шоссе скрывает по собой самую древнюю дорогу в мире, по которой вот уже три тысячи лет кряду идут и идут люди.. Дорога очередной раз плавно повернула в сторону, машина легко вошла в некрутой поворот и тут же отчаянный скрежет тормозов и резкий бросок вперед вывели Павлова из состояния праздного созерцания Первое, что зафиксировало его сознание, был человек с коротким десантным автоматом в руках, наставленным прямо в открытое окно машины Нижнюю часть лица его закрывала красная в крапинку косынка, отороченная короткой белой бахромой по краям - такие носят обычно арабы-кочевники, скрывая головы и лица от палящего зноя пустыни В следующую секунду человек уже выволок из машины водителя и сильным пинком заставил его распластаться на асфальте, лицом вниз и заложить руки за голову Очередь был за Павловым, когда распахнулась его дверь и сильная смуглая рука крепко схватила его за воротник пиджака, он попытался вырваться и громко закричал по-английски: "Что вам надо? " неизвестный однако никак не отреагировал на это, он просто перехватил Павлова за волосы и, потеряв на секунду от боли способность сопротивляться, тот оказался распластанным рядом с водителем на горячем асфальте, рассадив при падении щеку, мгновенно последовал еще один удар сверху, по голове, причем нападавший бил теперь ногой одетой в тяжелый армейский ботинок и короткий гортанный выкрик-приказ, смысл которого был ясен и без перевода. - Лежи, умоляю тебя, лежи не двигайся Это палестинцы, - прохрипел еле слышно водитель и тут же на его голову обрушился еще один страшный удар кованым ботинком. Что- то происходило рядом на противоположной стороне дороги, это Павлов понял, еще ничего не слыша, оглушенный ударом и не имея возможности повернуть голову, чтобы увидеть Прошло всего несколько секунд с момента нападения на них, в ушах у Евгения шумело и что-то липкое, видимо кровь ползло по голове от затылка к уху, но ничего этого он еще не осознавал. - Не трогай меня, мерзавец! Помогите! - пелену беспамятства вдруг разорвал звенящий женский крик, потом короткая автоматная очередь и следом за ней еще более отчаянный крик - детский - кричало несколько голосов. - Русские? Дети? Откуда? - все это стремительно промелькнуло в голове Павлова., но это сработал мозг Тело же начало действовать несколько раньше и будто самостоятельно, так было с ним уже однажды, когда добирался он домой после гибели старого князя, но тогда он делал все медленно, будто во сне или глубокой дреме, сейчас же напротив, тело его действовало стремительно и четко, словно кто-то когда-то обучал его этому искусству или вдруг вложил в него эти навыки прямо сейчас Он стремительно сорвался с асфальта и всю массу своего тела бросил на человека с автоматом Бесспорно, ему повезло, в этот момент, отвлеченный происходящим на той стороне дороги, террорист смотрел туда, сочтя своих пленников не представляющими опасности Бросок Павлова поверг его на землю и на какие-то доли секунды, видимо, оглушил Этого оказалось достаточным для Павлова, еще ничего не различая перед собой и не сообразив завладеть оружием поверженного террориста, он рванулся на крик, почти воспарив над горячим полотном дороги, но полет его продолжался недолго Сзади ударила автоматная очередь, собственно, этого Павлов не понял, он просто услышал позади себя сухой треск, потом что-то очень сильно толкнуло его в плечо и он увидел как вдруг стремительно начала надвигаться на него черная асфальтовая поверхность Удара падения он уже не почувствовал. x x x Человек по имени Борис и впрямь оказался большим, если не сказать великим мастером своего дела. В далеком детстве и несколько позже - в подростковой юности, словом до той поры, пока я не перестала слепо подчиняться их желаниям, родители часто возили меня на всевозможные экскурсии Ближние - по достопримечательным местам родного города и его окрестностей и дальние - по достопримечательностям близлежащих городов и их окрестностей С той поры к организованным массовым экскурсиям и вкупе с ними - экскурсоводам, я испытывала стойкую неприязнь, чтобы не сказать больше - отвращение Одно лишь стандартное начало фразы: " Справа по ходу автобуса вы можете наблюдать... " - в лучшем случае клонило меня ко сну, в худшем же приводило в состояние сильного уныния, граничащего с тяжелой тоской. Однако на сороковом году моей жизни открылась простая истина - мне просто не везло с экскурсоводами Никогда ранее. С Борисом мы знакомы чуть более сорока минут и все это время он говорит не переставая, а я не отвлекаясь ни на мгновенье его слушаю Мне не скучно, хотя он порой сообщает факты об исторических событиях общеизвестных, порой цитирует довольно длинно и заумно Старый и Новый заветы, а порой скатывается на банальную газетную пропаганду, которую еще несколько лет назад на нашей с ним некогда общей Родине неизбежно объявили бы сионистской Это не важно Потому что у него изумительный дар так компоновать информационный поток, что события давно минувших дней и новейшей истории укладываются в нем в одной фразе причем совершенно органично, в нужный момент он вплетает в нить повествования, как иллюстрацию, фрагмент пейзажа за окном неспешно катящегося микроавтобуса и плавно увлекает меня обратно в пыльные глубины тысячелетней истории или под яростную перестрелку недавно минувшей войны Я не знаю, что рассказал ему обо мне доктор Резнер и знает ли он о содержании нашей последней беседы с хирургом, но очень много из того что сейчас говорит он мне, связано с событиями двухтысячелетней давности, происходившими на этой земле - рождением и коротким земным пристанищем Иисуса из Назарета Возможно, конечно, это обычная канва экскурсии в Город Мира - Иерусалим, но удивительным образом события, о которых великое множество раз читала и слышала я с раннего детства - бабушка часто рассказывала мне библейские сюжеты, как сказки - на ночь и долгое время, пока не оформилось мое религиозное сознание, Иисус существовал в детском моем восприятии рядом с Золушкой и гадким утенком Возможно с точки зрения строгого религиозного учения, это было и неверно и даже кощунственно, но призываю Господа нашего во свидетели, никогда не любила я его так бескорыстно и нежно, как в пору своего безмятежного раннего детства - сейчас события эти как бы обретают для меня реальные очертания, превращаясь из религиозной легенды в едва ли осязаемые минуты, часы и дни., которые сменяя друг друга пронеслись над этой землей чуть мене двух тысячелетий назад, чтобы прославить ее на много веков вперед Здесь, по этой дороге шел он, здесь, в этой деревне остановился, не только для того, чтобы свершить очередное свое чудо, но и как простой путник отломить кусок свежеиспеченного хлеба, вынесенного доброй хозяйкой и запить его стаканом молодого вина В том городе, что виднеется сейчас из дымчатого окна микроавтобуса, до него рукой подать и можно при желании, свернуть, остановиться и побродить по узким улочкам родился и похоронен Георгий Победоносец - божественный рыцарь живущий, казалось, только на древках православных икон на вздыбленном коне, с копьем в руке, разящей зверя Иногда мы останавливаемся и покидаем прохладный с кондиционерами салон микроавтобуса, чтобы покурить и размяться, тогда история становится для меня еще более осязаемой, потому что я ступаю на ту самую дорогу и легкие мои наполняет тот самый воздух, которым дышал Он и Те, кто шли следом Я совершенно уверена в этом, я это чувствую, нет, знаю наверняка и я не могу ошибаться! И волнение охватывает меня такое, словно впереди ожидает меня не просто прикосновение к ступеням главного на этой земле Его храма, а встреча с Ним Я не говорю об этом Борису, и испытываю даже некоторую неловкость от того, что чувствую так остро и чувства эти мало согласуются с голосом рассудка, но похоже он многое замечает сам и как бы невзначай рассказывает мен о " иерусалимском синдроме", давно замеченном но практически не объяснимым влечением, которое испытывают многие люди, хоть раз посетившие этот город и прикоснувшиеся к его святыням. - Можно ведь доказывать, что угодно и сколь угодно долго рассуждать о территориальной принадлежности, но вся эта словесная шелуха отлетает, стоит только вспомнить о том, что там главные религиозные центры трех мировых религий., созданные и признанные человечеством за сотни лет до нашего появления на свет, исчезнем мы, рассыплются и канут в историю государства, которые теперь мы отстаиваем с таким остервенением, возникнут новые и тоже обратятся в прах, а эти святыни будут стоять так же как и сегодня и так же как сегодня мы с вами к ним будут стремиться люди в надежде обрести покой и утешение, - он смотрит на меня внимательно и помогает подняться на ступеньку микроавтобуса. Дорога уводит нас дольше, за собой, петляя меж холмами и постепенно взбираясь ввысь - к их вершинам И что-то еще вливается в мою охваченную волнением, смятенную душу, какой-то новый мотив звучит в ней Вначале я почти не обращаю на него внимания, захваченная повествованием моего гида и ощущением того, что предстоит мне в конце пути, но он звучит все отчетливее и я начинаю узнавать отдельные ноты, они слагаются в мелодию и она рождает во мне ощущение тревоги Нет, это не то трепетное волнение, ожидание чего-то удивительно и светлого, что должно произойти со мной скоро Это тревога, которую уже испытала я однажды и она тяготи меня Я отвлекаюсь от того, что говорит мне Борис и рассеяно смотрю в окно машины пытаясь понять, что вдруг так растревожило меня Поначалу это мне не удается, но рассеянный взгляд мой вдруг начинает цепляться за картины, проплывающие за окном - и вдруг я вспоминаю. Я уже шла по этой дороге в том странном сне, который так рассердил моего целителя, именно эти холмы, то поросшие деревьями и кустарниками, то белеющие обоженными солнцем камнями, окружали меня. И дорога была эта - только вместо асфальта была прокаленная солнцем и густо покрытая пылью земля, но - ровная и твердая, утоптанная сотнями тысяч ног Я уверена - она и теперь там, внизу, подо мной, под колесами нашего автомобиля, погребенная под толстым слоем мертвого асфальта, но - живая, она - там И однажды я уже шла по ней Я окончательно понимаю это и тут же ловлю себя на том, что напряженно вглядываюсь через плечо моего гида вперед в лобовое стекло машины Я знаю, что я хочу там увидеть - расплывчатый силуэт женщины, второй раз уже пытающейся докричаться до меня сквозь толщу веков Господи, быть может сейчас, я наконец, услышу ее и пойму суть горячей мольбы! Но дорога впереди пуста, впереди - лишь ожидает нас лишь очередной поворот Мысль эта не успевает толком оформиться в моем сознании, как сильный толчок выбрасывает меня с заднего сидения микроавтобуса и швыряет лицом прямо на жесткую спинку переднего кресла. Несколько секунд я ничего не вижу и не слышу от боли, а потом перед моими глазами разыгрывается сцена, мне удивительно знакомая - раз сто а может быть и больше я видела такое в боевиках Переднюю дверь микроавтобуса распахивает человек в черной маске с прорезями вместо глаз, в руках у него автомат, нацеленный внутрь машины - на нас Он что-то резко говорит Борису и водителю и он медленно начинают сползать со своих сидений, неловко подняв руки Водителя я больше не вижу, видимо он быстро опустился на землю возле своей двери, а Борис, выйдя из машины продолжает стоять с поднятыми над головой руками, но на землю не ложиться и как-то неестественно прямо держит голову Я даже не понимаю, а скорее чувствую - в чем здесь дело, человек в маске - много выше его ростом, а Борис хочет смотреть ему в лицо прямо Эта дерзость немедленно наказана - человек в маске коротко бьет его прикладом автомата, я отчетливо слышу этот звук и закрываю глаза, чтобы не видеть как разлетится череп, но с