. Но я вас заболтала. Располагайтесь! Расположиться в этом царстве двадцать первого века было не так-то просто. Диваны ослепляли кипенной белизной, садиться на них было как-то даже неловко, а тонкие хромированные ножки, удерживающие на себе причудливо изогнутые массивы, не внушали доверия. От этого к неловкости добавлялся еще и страх. Такими же белоснежно - хрупкими казались и кресла, небрежно расставленные по большой почти пустой комнате. Остальное убранство ее составляли полки из голубоватого, матового стекла, как гирлянды нанизанные на тонкие стальные нити, свисающие с потолка. Конструкция тоже казалась шаткой, и удивительно было, как удерживает она на себе изрядное количество книг, какую-то электронную технику - то ли музыкальный центр, то ли что-то еще более хитрое и крутое, но тоже поблескивающее матовым серебром корпуса. Еще замечаю я в этой белой комнате стол. Очевидно за ним работает хозяйка, поскольку на столе - раскрыт портативный компьютер, разбросаны дискеты, бумаги и несколько ярких маркеров. Но и стол, как все здесь, не очень похож на себя. В том смысле, что очень мало напоминает обычный письменный стол. Следуя традиции этого авангардного мира, стол тоже сделан из стекла, слегка голубоватого, как и полки на стене, а основанием ему служат три скрещенные толстые стеклянные трубки, тоже, разумеется, голубого прозрачного стекла. Хозяйское кресло с одной стороны стола - белое кожаное с высокой спинкой, вращается хромированной ножке, а гостю, если он надумает сесть к столу, предлагается почти такое же, но несколько пониже. Последняя деталь интерьера этой комнаты - телевизор, но корпус и ножки его тоже выполнены из серебристого металла. Тем не менее, обитель Кассандры мне нравится. И бегло оглядывая ее, я даже вздыхаю с некоторым облегчением, потому что в душе ожидала и боялась попасть в какую - ни - будь мрачную пещерку, увешанную пучками ядовитых трав, засушенными змеями и крокодилами, или, на крайний случай, мерзкими масками каких-то людоедских племен и фрагментами их же накальной живописи. У Кассандры, на абсолютно белых стенах, кроме полок- гирлянд висит еще пара картин - в сине-голубых холодных тонах, изображение на них простому смертному понять невозможно, но графический хаос, тем не менее, притягивает взор и требует внимания. Еще одна картина ярким пятном пламенеющая на белой стене, тянет взгляд к себе. Возможно, она несколько диссонирует с общим стилем и цветовой гаммой комнаты, но, неискушенной в живописи, мне полотно это кажется удивительно сильным. На холсте сочными и даже несколько мрачными красками изображен крест с распятым на нем Создателем. Но вид распятия необычен. Кажется, что художник писал его, паря в высоте строго над крестом, и от того, на полотне запечатлена только низко опушенная голова с буйно вьющимися темными волосами, закрывающими лицо. Далее изображение, стекается в одну точку, к основанию креста, которое едва касается не тверди земной, а водной поверхности. И кажется, что водоем этот не имеет дна, так темны его воды. А крест, одновременно напоминает меч, чудным каким-то образом вонзенный острием в волны. Странная эта картина влечет меня к себе. И я даже несколько сожалею, что нет у меня времени рассмотреть ее лучше, и попытаться понять, что же водило кистью художника: Господне откровение или дьявольский мираж. - Садитесь лучше в кресло - видя мое замешательство, приходит мне на помощь Кссандра - Спасибо - я сажусь очень осторожно, готовая ко всему, но зыбкое сооружение оказывается довольно удобным, позволяющим разместиться комфортно и даже расслабиться. Сама Кассандра легко подкатив ко мне другое, такое же кресло усаживается в нем строго напротив меня и довольно близко. Теперь я могу рассмотреть ее как следует. В ярком холодном свете белой комнаты первое мое впечатление усиливается. Передо мною женщина, которой, по всему, полагалось бы родиться, как в раз в том веке, что господствует за стенами ее устремленной в будущее комнаты. Ей бы сейчас не сидеть напротив меня в белом кресле странной конструкции, а смотреть из золоченой рамы портрета, подернутого тонкой паутинкой трещинок, как дымкой времени. А вместо узких черных джинсов от " Версаче" и черного же тонкого свитера, хрупкую фигурку ее должны овивать " упругие шелка" воспетые поэтом, уже тогда, на заре минувшего ныне века, тосковавшего по перьям на шляпах незнакомок. Ему, надо полагать, было ведомо: скоро незнакомки облачатся в узкие джинсы и простенькие свитерочки. И вместо шляп, из - под которых тугими спиралями спадали локоны, обрамлявшие чудные лица, явлены будут миру, в котором, не осталось уже настоящих поэтов, небрежно заколотые на затылки "хвостики". А тонкие запястья Кассандры, единственным украшением которых служат модные нынче маленькие часы от " Гуччи" в стальном корпусе и на стальном же браслете! Разве не для них творили лучшие ювелиры Фаберже? Нет, определенно, если она не призрак, сошедший с полотен старинного дома, то уж наверняка точная копия одной из своих прабабушек. Она, между тем, тоже разглядывает меня, и дорого бы я дала теперь, чтобы постичь ее мысли. - Ну что ж - начинает она между тем своим глубоким и довольно низкими, но замечательно мелодичным голосом - Машенька сказала мне о вас, только то, что вы для ее очень близкий, родной человек. И что у вас возникли какие-то проблемы, понять природу которых вы не можете. Вот и все, что я знаю. Однако, вы пришли ко мне, и, стало быть, вы согласны принять мою помощь? Так ли я понимаю это? - Да. - В таком случае, вы должны будете рассказать мне, что беспокоит вас, хотя бы в самых общих чертах. Вы согласны, что просьба моя уместна? - Да, конечно - Скажите мне, вам будет легче начать говорить самой или вы хотите, чтобы я задавала вам вопросы? Подумайте. В этом нет никакой разницы для меня, но вы не должны испытывать неловкости или дискомфорта. - Я думаю, что смогу говорить сама. По крайней мере, сначала. - Тогда, пожалуйста, расслабьтесь, постарайтесь принять ту позу, в которой вам будет наиболее удобно. Вы можете пересесть на диван, или даже прилечь. - Нет, мне вполне удобно здесь. - Отлично. Тогда, вы можете начинать, и прошу вас, не задумывайтесь над тем, как построены ваши фразы, последовательны ли они, удачно ли подобраны слова. Вы можете говорить и о том, что вдруг возникает у вас в голове, даже если эта мысль, покажется вам, не имеющей отношения к тому, о чем вы хотите мне рассказать. Не отвлекайтесь на то, чтобы попускать ее или анализировать, говорите, это тоже может оказаться важным для меня. Случайных мыслей у нас практически не бывает - Голос Кассандры необычен сам по себе, но сейчас он звучит еще чуднее. Слова льются медленно, плавно, неразрывно, она не делает между ними ни малейшей паузы, словно плетет невидимое искусное кружево. Но речь ее не монотонна, начало фразы звучит несколько выше и чуть быстрее, чем ее конец, к концу она заметно снижает темп, и ощутимо понижает голос - фраза закончена, но тут же плавно вытекает новая только чуть быстрее и чуть выше, чтобы завершится также. Странная эта манера сначала смущает меня, но очень быстро я привыкаю к ней, а Кассандра все говорит и говорит, словно не от меня только что просила она рассказа о моих проблемах. Полностью поглощенная плавным течением ее речи, я пропускаю момент, когда она умудряется каким-то образом включить свой серебристый телевизор, но его экран вдруг начинает светиться. Однако вместо обычных телевизионных кадров на бледно голубом фоне экране появляется совсем другая картинка. Неширокая полоска насыщенного голубого цвета, неспешно закручивается в воронку. Процесс этот бесконечен. Полоска все тянется и тянется откуда-то из-за границы мерцающего экрана, как змея, сворачивается в кольца, которые, сокращаясь, виток, за витком, убегают вглубь, сливаясь в единую точку. Постепенно мне начинает казаться, что это вовсе и не точка, а крохотная, и не черная, как принято говорить обычно, а темно - темно синяя дыра, в которой исчезают километры голубой ленты. Меня вдруг очень занимает вопрос, куда ведет этот ход, величиной менее иголочного ушка, и я почти уверена, что именно он - то и есть, окно между этим и тем мирами, которое изредка кто-то забывает закрыть, а кто-то отставляет открытым специально. Время окончательно перестает существовать для меня. Справедливости ради, следует все же отметить, что оно и ранее пыталось ускользать из сферы моего внимания, и выбрасывало некоторые противоестественные фокусы: то, замедляя свой ход вопреки всем материальным законам, то, напротив, припуская галопом как самая горячая и необузданная лошадка. Порой мне даже казалось, что это не оно, а я против элементарного человеческого порядка выпадаю из мерного, невозмутимого течения вечности. Но все это было ничто. Цветочки и легкие розыгрыши, по сравнению с тем, что испытываю я, когда вдруг снова начинаю осознавать себя посетительницей странной женщины - Кассандры, рожденной явно по ошибке, лет на сто позже положенного ей времени. "Она, наверное, потому с таким упорством создает вокруг себя атмосферу не только настоящего, но и будущего при помощи своих супер - авангардных штучек, чтобы никто не заподозрил подвоха" - внезапно приходит первая мысль в мою совершенно пустую голову. И неожиданной мысли этой, надо полагать, там теперь очень одиноко, потому что более ничего в моей голове нет. Однако память цела, от нее отщипнули только одни фрагмент, запечатлевший нечто, что происходило со мной, после того как на экране телевизора начала плавно струиться гибкая голубая лента, плавно закручиваясь в спираль. Но сколько времени длилось это завораживающее вращение - час, два, сутки?... За окном белой комнаты - прозрачные сумерки. Но не понять: то ли ранний вечер опускается на землю, то ли занимается поздний еще рассвет? И вообще - сколько раз сгущались сумерки за этим окном, пока меня удерживало в своих объятиях уютное белое кресло? Кассандра, по - прежнему, сидит напротив меня. Сжатые кулачки точеных рук подпирают узкий красиво очерченный подбородок. Глаза широко раскрыты. И только теперь, хотя в белой комнате царит полумрак, замечаю я их неземную темную синь холодных лесных омутов. Уставлены они прямо на меня. Экран телевизора мертв. Похоже, что и Кассандра, вместе со мной выпадала из времени, потому что теперь, глаза ее не замечают меня, и она не сразу понимает, что я очнулась окончательно. Потом, в распахнутых ее глазах - омутах что-то меняется, они, словно теряют свою яркость, и я, как и в начале знакомства, вижу перед собой вполне обычные синие глаза, цвет которых в полумраке уже не очень - то и различим. Зато в них появляется выражение осмысленности. Она снова видит меня, и спешит первой начать разговор. - Как вы себя чувствуете? - Как? - ее вопрос застает меня врасплох, потому что я не чувствую себя никак. У меня ничего не болит. Не кружится голова, к тому же в ней, как я уже говорила, очень мало мыслей и все они какие-то случайные. Я ничего не хочу, мне даже не хочется встать и размять тело. Я не ощущаю никакого дискомфорта, но и приятных ощущений, я тоже не испытываю. Продолжать перечень того, что со мной " не происходит" можно еще очень долго, но я ограничиваюсь коротким: - Нормально. - Слава Богу! Честно говоря, я повела себя непростительно, безоглядно устремившись за вами, и сама утратила чувство реальности. - Но разве гипнотизер, не выводит своего пациента из гипнотического состояния? - Гипнотизер? Не знаю точно, но по- моему, вы правы, - выводит. А вам показалось, что я гипнотизировала вас? - Да. Но это ведь известный прием: метроном или спираль, или еще что-то ритмичное, отвлекающее внимание. - Не внимание, а сознание, если уж быть точным. В этой части да - приемы довольно однообразны, хотя есть и более жесткие способы. Но вот дальнейшее... вы я вижу, неплохо осведомлены в этих вопросах. Тогда скажите, с какой же целью я гипнотизировала вас? - Чтобы проникнуть в подсознание. - И там...? - Выяснить скрытые от моего сознания причины происходящих со мной странностей. - То есть вы уверены, что странности, происходящие с вами, всего лишь картинки, хранящиеся в вашем подсознании и вырывающиеся наружу, потому, что сознание по какой - то причине перестает выполнять свои функции? - Откровенно говоря: не знаю. Но все то, чему учили меня, и что сама я где-то читала и слышала из этой области, не позволяет мне думать иначе. - Но, тем не менее, вы - то как раз пытаетесь думать иначе? В обратном случае, вы бы обратились к какому- ни- будь модному психоаналитику... - Ну, уж нет! - Что так-то? - Был печальный опыт несбывшихся надежд - Понятно. Но специалисты бывают разные. Может, вам просто "повезло" - нарвались на шарлатана или недоучку. - Возможно. Но теперь не пойду и к светилу. - И все же, простите за нескромность, ко мне вы пришли, только потому, что у вас устойчивое неприятие психологов, или потому, что традиционное трактовка: сознание - сейф, подсознание - замок и сторож одновременно, и если что " не так", то это сейф прохудился? Или же вы ищите иных объяснений тому, что " не так" - Ищу, это вы очень правильно заметили. Всего лишь - ищу, но не очень верю в результаты поиска, и не очень представляю себе, что же именно пытаюсь найти? - И этого уже немало. Так вот вам откровенность за откровенность: до определенного момента вы были правы. И про сознание, которое сторожит. И про подсознание, которое сундук о семи замках. И чтобы замки отпереть, надо сторожа убаюкать - это тоже верно. Но в этой точке наши с вами представления о дальнейшем диаметрально расходятся. Потому что вы представляете подсознание - хранилищем, в которое выпихивают все то, что поскорее нужно забыть или просто незачем помнить. А я вижу его как живую, самостоятельную субстанцию, назовите ее душой или нематериальной энергией, или как вам будет угодно, которая может вести совершенно самостоятельную жизнь, вне зависимости от нашего тела и вне его самого. Другое дело, что природой, пока мы живы, оба они: и тело, и душа связаны почти неразрывно, дабы стройная система мироздания не обратилась в хаос. Потому душа и томиться в плену. Тут есть некоторое почти неразрешимое противоречие. Ибо тело подчинено велениям духа, но и дух, не может действовать самостоятельно, не пользуя при этом возможности тела. Однако я сказала - почти - и оно содержит в себе несколько исключений из этого, в общем-то, незыблемого правила. Существует всего несколько ситуаций, когда душа обретает самостоятельность. И первая из них - это физическая смерть тела. Этот вариант, самым жестким образом регламентирует действие души. Та должна немедленно покинуть тело, и отправится по маршруту, который разные религиозные или около религиозные идеологии определяют по - разному. Однако, все настаивают на одном: стремительном отчуждением души от поверженного тела. Однако и здесь душа не всегда следует догме. И с древних времен нам известны истории о неприкаянных душах, не желающих покидать подлунный мир. Причины разные, но в основе их всегда сильнейшая эмоция, которую переживает душа в момент физической кончины тела Не важно, как окрашена эта эмоция: отрицательно или положительно, чаще, увы! - первое, но она дает душе такой энергетический заряд, что та оказывается в состоянии либо по - прежнему управлять мертвым телом - и мы слышим ужасные истории о восставших покойниках, приведениях и тому подобное, либо душа не может более управлять плотью, но остается среди смертных и пытается каким-то образом дать им о себе знать. - Вторая ситуация - это не смерть, но беспомощное состояние тела. Наркоз, наркотическое, а иногда и алкогольное опьянение, травма, вследствие которой человек теряет сознание, даже - сон. Душа, словно караулит эти счастливые для себя минуты, и вырывается на свободу. Куда спешит она? Это очень индивидуально. Но и здесь есть некоторые обобщения, свидетельствующие "за". К примеру, почти все люди, пережившие клиническую смерть, одинаково вспоминаю свои ощущения в эти трагические минуты. Вы наверняка читали у доктора Моуди: коридор, тоннель, свет, распахнутые двери или ворота, встреча с близкими людьми, покинувшими мир. - Ситуация третья может наступить при ясном сознании, но опять же, когда человек переживает сильнейшее, эмоциональное потрясение: тогда душа проявляет себя, наделяя тело своей несоизмеримо большей силой. Все мы помним пример молодой женщины, удерживающей в течение почти часа, бетонную стену весом в несколько тонн, рухнувшего дома, потому что прямо под стеной в своей кроватке лежал ее младенец. - И наконец, последняя, четвертая ситуация, позволяющее душе действовать самостоятельно после физической кончины тела. Это судьбы праведников, всю свою жизнь, более всего заботившихся о душе, в ущерб бренному телу. Благодаря их образу жизни душа, не внезапно, как в первых трех ситуациях, под воздействием эмоционального шока, а постепенно обретает и множит тот же энергетический заряд, который позволяет ей позже действовать самостоятельно. Откройте Житие более половины всех Святых, и вы найдете там множество тому примеров. Теоретические рассуждения мои затянулись, но без них я не смогла бы сейчас сделать то, ради чего, собственно, вы и пришли ко мне: проследить дороги, по которым бродит ваша душа. Понять, что же пытается она обрести в своих странствиях, и рассказать вам об этом. А дальнейшее - уже дело вашего мироощущения, веры, стремления к гармонии и много еще чего... Словом, решение, как поступить, все равно принять сможете только вы сами. - Значит, усыпив мое сознание, вы, как бы, выпустили на волю мою душу и сумели последовать за ней? - Совершенно верно и очень точно сформулировано. - Вы обладаете таким даром или это наука? - И то, и другое, но речь сейчас не обо мне. Вы можете с полным на то основанием, отмести всю мою теорию, и, следовательно, не поверить ни одному моему дальнейшему слову. Ведь, собственно с этого и начинает формироваться ваше решение. А оно, как я уже сказала, может быть принято только вами, и только самостоятельно. А если кто-то скажет, что может помочь, и захочет это продемонстрировать - гоните его прочь. Потому что это означает, что вам повстречался обманщик или очень страшный человек, да, собственно, и не совсем уже и человек. - А кто же? - Не будем рассуждать об этом всуе. Сейчас вам нужно ответить мне на один только вопрос: хотите ли вы слушать меня дальше, при условии разумеется, что теоретическая часть, как я уже сказала завершена. Сейчас я не спрашиваю вас: верите ли вы мне? Это было бы преждевременно, и ставило бы вас перед выбором, к которому вы еще не готовы. Только одно: хотите ли вы слушать? И не бойтесь, Бога ради, отказом, обидеть меня. Гораздо хуже, если затаив неверие, вы будете слушать то, что никак не отзовется в вашей душе, а, напротив, может даже нанести ей вред, потому что необходимость лукавить и претворяться, исподволь разрушают наши души. - Я попробую ответить вам честно. Теория ваша меня увлекла и многое в ней, на первый взгляд кажется убедительным и даже абсолютным. Но я так воспитана, причем самой жизнью, что патологически не могу воспринимать ничего на веру. Моя категория - убежденность. И чтобы убедиться мне, не нужны даже конкретные факты, нет - достаточно нескольких часов собственных размышлений, анализа всего, что я услышала, интуитивного исследования, если хотите. - Что ж, я вас понимаю прекрасно. Эта позиция логична и даже чем-то близка моей собственной. Хотите прийти в другой раз? Я вас приму. Вы интересны и симпатичны мне, и я искренне, теперь уже на основе собственных впечатлений, а не только лишь по просьбе Машеньки, хочу вам помочь. - Нет. Я, как раз, хочу дослушать вас до конца, потому что вашего дальнейшего рассказа, возможно будет достаточно, чтобы моя вера стала убежденностью. А если этого не случиться, даю вам слово: я честно скажу об этом и вот тогда, наверное, попрошу дать мне время на размышление. - Отлично. Меня это устраивает вполне. Итак, ваша душа.... - Кассандра снова застывает в той позе, которой застала ее я, в момент своего возвращения в реальный мир. И глаза ее, хотя в комнате уже совсем темно, опять наполняются неземной синевой, становятся бездонными как два близнеца - омута в непролазной лесной глуши. Она начинает говорить, но голос ее звучит совсем не так, как только что, и не похоже на то, как говорила она, когда вводила меня в транс. Напротив, теперь речь ее бесцветна и ровна, как бесконечная выцветшая дорога в степи. Слова ее теперь будто бы не служат выражением ее мыслей, а напротив, бесстрастно фиксируют то, что дано было видеть ей некоторое время назад, картину или целую череду картин, к которым сама она не имеет ни малейшего отношения. - Душа ваша рвалась на волю так неистово, словно тело ваше наскучило ей, и более того - тяготит ее. Это был тревожный знак. Но, когда, миновав рубежи, она вырвалась, наконец, на простор, причина того открылась мне. В бескрайнем мире, окружающем нас, но не данном нам в восприятии и ощущении, ее ждали, нетерпеливо и трепетно. Вы знаете, о ком я говорю сейчас... Поздним вечером, потому что сумерки за окном белой обители Кассандры были все же предвестниками вечера, тогда еще только опускающегося на город, я возвращаюсь домой. На душе моей пусто, и удивительно спокойно. Можно сказать, что она никак не проявляет себя. И я начинаю опасаться: не заблудилась ли она вообще где-то там, в лабиринтах неведомого мне мира, по которым путешествовала в сопровождении Егора. Но был рядом с ними еще некто. Легка, и почти невесома, как и в реальной жизни, следовала по их следам Кассандра. В том, что подобное ей под силу, как и во всей ее теории относительной самостоятельности наших душ, я более не сомневаюсь. И оснований для малейших сомнений нет у меня более, потому что в качестве доказательства я услыхала пересказ той беседы, которую вели мы с Егором, а вернее - его душой. Рассказ этот дополнен был, к тому же, еще некоторой информацией, которую не дано было воспринять мне самостоятельно, ибо, когда души наши общались, сознание мое дремало. Но единственная свидетельница их беседы, не утаила от меня ничего. И каждому слову ее я верила безоглядно, потому что касалась она таких деталей и подробностей нашей с Егором мирской жизни и нынешнего, странного общения через границу двух миров, которые никто кроме нас двоих знать не мог. Нет, сомнений более не было у меня, но было несколько вопросов, которые представлялись мне крайне важными. Ответ на первый из них, в принципе, был мне известен. Я пришла к нему самостоятельно, и была почти уверена в том, что не ошиблась. Но подтверждение моей правоты было необходимо, и я задала его Кассандре. Свой первый вопрос: - Так что же происходит сейчас с его душой, ведь это не укладывается в обычную схему? Значит, она, душа Егора оказалась в одной из тех ситуаций, о которых вы говорили? - Вы спрашиваете меня о том, что уже хорошо поняли сами. Но погодите... не надо оправданий, я вовсе не сержусь. - Легким, исполненным грации жестом, она останавливает мою попытку тут же принести свои извинения. Я как-то странно забылась и на минуту упустила из виду, с кем имею дело. В эту минуту и вылетел волнующий меня, и видимо, все же, главный вопрос. Но она тоже понимает это. И потому мелодичный голос ее звучит успокаивающе - Более того, полагаю, что вы поступаете правильно, задавая мне его. Вы правы: этот вопрос главный. Произошло же с душой вашего возлюбленного вот что. В момент своей физической гибели, он действительно испытал то сильнейшее, эмоциональное потрясение, о котором я говорила вам прежде. Но дело еще и в том, что все последнее время, с момента вашего расставания, как я понимаю, он жил в с ощущением сильнейшей вины перед вами, к которому позже добавилось еще и острое сожаление о потере. Чувства эти, как я полагаю в момент гибели, безраздельно владели его душой, и именно они оказались как бы содержанием энергии, которую она обрела в тот страшный миг. Он думал о вас, и более всего он желала вернуть ваше прошлое. И вся сила, которую вдруг обрела его душа, оказалась направлена на выполнение этого единственного желания. И оно исполнилось. Но лишь в том виде, котором могло исполниться, при условии, что вы с ним находились уже в разных мирах. Он получил возможность вернуться к вам, но лишь как бестелесный призрак, более того, он собственной же волей, намертво приковал себя к вам. Однако воссоединиться так, как мечтал он, трагически покидая этот мир, вы сможете лишь после того, как и ваша душа навсегда пересечет его границу. Иными словами, простите, с точки зрения материальных законов вы прекратите свое существование или уж если совсем попросту - умрете. До той поры, душа его не найдет покоя и будет метаться в пространстве, разделяющем эти миры, претерпевая страшные страдания, сродни тем, что испытывают души нераскаявшихся грешников. Он же, выходит так - сам обрек себя на них. Но и вам не даст он покоя, являясь всеми доступными ему способами, потому что так нелепо исполнившееся желание его включало в себя это, как обязательное условие - никогда больше не расставаться с вами. Скажу откровенно: история ваша и вашего возлюбленного меня потрясла. Но, повторюсь, помочь вам не могу ни я, ни кто другой, разумеется, если сам Господь не смилостивиться над вами. До той поры, изменить ситуацию можете только вы. Как? Я полагаю, вы понимаете это, не хуже меня. Но это вопрос только вашей веры. Да, веры. Веры и страха. Она сама, возможно предвидя мой следующий вопрос, перебросила мне этот мостик. Потому что ответ на второй мой вопрос для меня далеко не так очевиден, как предыдущий. Но я уже твердо решила для себя, не покидать белую обитель Кассандры, не получив ответы на все свои вопросы. Ибо принимать решение, это тоже я знала теперь наверняка, буду уже в ближайшие дни, а может, и часы. А потому, другого случая обратиться к этой неземной женщине у меня уже не будет. И я задаю ей свой второй вопрос - В том-то и дело. Вы правы: все, что только что было сказано вами, я понимала и сама или почти понимала, а вернее - чувствовала. Но вот то, о чем хочу я спросить вас сейчас, бередит мне душу сильнейшими сомнениями. - Я знаю, о чем вы. Не подбирайте слов, они даются вам с трудом, я вижу. Я скажу за вас. Вы почти готовы теперь самостоятельно и добровольно переступить границы миров, чтобы воссоединиться с вашим возлюбленным, как он того и желал. Но вас гложут сомнения: произойдет ли это не самом деле? Не сыграет ли с вами судьба или кто-то иной, в чьей власти наши встречи и расставания, злую бессердечную шутку. И, оборвав свой путь по этой земле, в ином пространстве вы не обретете друг друга, и вечного покоя. Так ли? - Да, совершенно так. - Мне жаль, но я разочарую вас тем, что не стану отвечать на этот вопрос. Потому что любой мой ответ, каким-то образом, но непременно окажет влияние на ваше решение, а этого быть не должно, я уже говорила об этом. В утешение, расскажу вам одну притчу, которую очень люблю, и вспоминаю в минуты, когда сама стою перед трудным выбором. Она коротка. Странник, путешествующий в горах, оступившись, сорвался с тропы в отвесную пропасть, на каменистом дне которой, ждала его неминуемая смерть. Он уже парил в смертельно падении, как вдруг, под руку ему попалась тонкая ветка хилого деревца, чудом прижившегося на гранитной поверхности скалы. Отчаянно вцепился в нее несчастный, но деревцо, было чахлым, ветка тонкой, и с каждым мгновеньем он ощущал, как рвутся под тяжестью его тела, слабые корни. Еще минута - другая - деревце оторвется от скалы, и он продолжит свое падение в бездну. И тогда несчастный, в страстном душевном порыве обратился к Господу с просьбой о помощи. И так искренен и силен был его зов, что Господь услышал его, и отозвался вопросом. " Веришь ли ты в меня? " - " Верую, Господи!!! " - "Крепка ли твоя вера? " - " Крепка, Господи. Как же может быть не крепка моя вера, если я воззвал к тебе, и ты отозвался?!!! " - " Что ж, если вера твоя, и вправду, так сильна, разожми руку, и отпусти несчастную ветвь... " - И что дальше? - А ничего. У этой притчи нет конца. Потому, что конец ее каждый должен постичь самостоятельно. И это все, что могу я ответить вам. - Спасибо, и за это. Но есть еще один, последний вопрос, который не дает мне спокойно принять решение. - Что ж, задавайте - последний, хотя я готова говорить с вами и далее. - Мы часто сегодня упоминали Создателя, надеюсь, что не всуе. Но ведь согласно его учению, добровольный уход из этого мира - смертный грех. Как же тогда могу я мечтать о блаженстве и покое в мире ином? - А разве вам доводилось беседовать с самим Создателем? - Бог мой, разумеется, нет - Тогда отчего вы так уверены, что он так же твердолоб и непреклонен, как некоторые из тех, кто вещает от его имени и вершит его именем свой собственный суд? - Но Писание... - Потому и Писание, что писано людьми, причем многократно переписано и переведено на разные языки. И потом, обратитесь к тому же Писанию, только не так, скороговоркой, как происходит чаще всего. Какую гибкость и тонкость души проявляет Иисус бесчисленное множество раз! Как трепетно касается он каждой судьбы и каждой души, оказавшейся в поле его божественного видения! Впрочем, повторю снова, это вопрос вашей веры и вашего восприятия воли Господней. Разве не явил он ее вам, позволив несчастной душе вашего Егора, обратиться к вам? Но - думайте! Думайте сами. Решение должно быть только вашим. И если вас так уж страшит факт добровольного ухода из этой жизни - молитесь. Господь милосерд, и уже, явив вам столько милостей, возможно, явит и другую, избавив вас от тяжких сомнений. Таковы были последние мои вопросы. И ответы Кассандры вполне удовлетворили меня. Теперь мне было, о чем размышлять, принимая свое последнее решение. Она была щедра. И пищи для этих размышлений я получила достаточно. И только странное затишье моей души несколько пугает меня. Но думаю, она просто готовится сейчас к тяжкой работе, которая предстоит ей уже этой ночью. Однако теперь только вечер, и я коротаю его в надежде еще раз говорить с Егором. Я много о чем хочу и должна сказать ему. Но пока он не ищет встречи со мной. И чат, в который я постоянно выхожу, оживляется только при моем появлении. Нет, Егор, конечно же, не станет просто караулить меня в чате, он снова даст один из своих прежде странных, а теперь забавляющих меня знаков. И я жду. Пока же, нужно исполнить слово, данное Мусе. И хотя рука моя долго и очень неохотно тянется к трубке телефона, а пальцы, словно нечаянно попадают все не на те кнопки, я все же иду до конца. Муся срывает трубку, не дав дозвучать даже первому сигналу вызова. Я отчетливо вижу ее, окаменевшую возле телефона в застывшей позе. Взгляд уставлен в одну точку, руки сжаты в замок руками на полных коленях. Так она могла сидеть часами, когда ждала чего-то важного. Сейчас важнее всего на свете для нее был мой звонок, и рассказ о том, чем завершилось общение с Касандрой. Но я проявляю верх неблагодарности, причем окрашенной самыми черными красками, потому, что вовсе не собираюсь посвящать Мусю во все, что произошло со мной в прозрачной обители Кассандры. И я отчего-то уверена, что, и она ни за что не сделает этого, какой бы Машенькой не была для нее Муся. - Ну что? - голос Муси так переполнен чувствами, что даже вопрос звучит, не так банально, как мог бы, в любом другом случае - Спасибо тебе. Ты была права: она настоящая. - Я это знаю давно. Что она сказала тебе? Или ты не можешь говорить? Если она предупредила, не рассказывать, то не смей, не надо. - Бедная Муся! Она не может даже представить себе, что я могу не захотеть рассказывать ей обо всем, без всякого на то заперта от Кассандры. - Нет, ничего такого она мне не говорила - Тогда рассказывай! Я извелась в ожидании, я так переволновалась, что даже сердце прихватило. Но если хочешь, я сейчас возьму такси и приеду? - Нет, что ты! Куда ехать, с больным сердцем? Да и нет необходимости. Я в полном порядке. Она мне здорово помогла. Даже на душе как-то светлее стало. - вдохновенно вру я. Прости, Господи, и ты, Муся, прости, но не могу я иначе. Слава Богу, она, по-моему, не улавливает фальши. - Конечно! Наконец-то ты уверовала! Ведь сколько я тебе об этом толковала! Давно бы уже.... - Муся неожиданно спотыкается на полу - слове, не в состоянии сформулировать какого же результата давно добилась я, воспользуйся ее советами. И, вроде бы, даже смущается этого, словно нечаянно едва не сказала что-то бестактное. Не понято только - что? Другое дело: если бы Мусе было известно истинное состояние моих дел, тогда она не то что смутилась, а натуральным образом сгорела бы дотла. На секунду в душу мою заползает скользкая холодная змейка сомнения: уж не поделилась ли Кассандра своими наблюдениями и открытиями с добросердечной Машенькой? Но Муся уже преодолела невидимый порожек, и несколько взволнованно, но уверенно заканчивает фразу - обрела покой душевный. И прекратила метаться от прощения к проклятиям. Змея быстро выскальзывает на волю, покидая мою душу. Нет, не предавала меня Кассандра, даже благородной спасительнице моей - Мусе. А замялась та потому, что с языка у нее в тот момент рвались слова, которые она, право слово! - давно должна была бы уже сказать мне, и наверняка томилась от собственной нерешительности. Муся была права, и сейчас, проговорившись, наконец, сформулировала очень точно. Я и вправду долгое время страдала от того, что не могла окончательно определиться в своем отношении к Егору. То корчилась в судорогах отринутой любви То сгорала от ненависти и желания скорой и страшной мести. Теперь Муся, наконец, решилась произнести это вслух и, замерла на том конце трубки, в пугливом ожидании моей реакции. Но я спокойна. - Вот именно. Ты абсолютно права. Теперь с этим покончено. - Но что сказала Даша? - Она сказала, что все мои сны, - это неплохо. По крайней мере, в них нет ничего страшного. Просто душа Егора покидает навсегда этот мир и хочет проститься со мной, и получить прощение - я сочиняю на ходу, и удивляюсь той легкости, с которой, ложь моя обретает вполне гармоничные формы, не лишенные даже некоторого изящества. - Да, как же мы забыли про это! - неожиданно подхватывает мои фантазии Муся. - Ведь время летит удивительно быстро и скоро сорок дней со дня его гибели. Но знаешь, это, наверное, потому, что похоронили его не сразу, спустя целых три недели, вот кажется, что все произошло совсем недавно, а ведь уже скоро.... - Да, - соглашаюсь я, и тоже впервые вспоминаю, что сороковые сутки после смерти Егора наступят уже очень скоро, и значит, следуя христианской теории, душа его должна будет окончательно покинуть землю. Не потому ли, с каждым днем, она, общаясь со мной, становится все более раздражительна и тревожна? - Значит, Даша сумела пообщаться с ним, раз она сказала тебе это: и про прощение, и про вину. Видишь, теперь ты можешь, наконец, простить его, он сожалел о том, что произошло, и сожалеет. - Да, это самое главное. Теперь - могу. - Но ты поверила ей? Ведь ты всегда сомневалась в том, что у людей могут быть такие возможности? - Поверила. Она рассказала мне много такого, чего знать не могла - Я надеюсь, ты не думаешь, что ей что-то рассказывала я? - Нет, не думаю. Потому что, этого не знала даже ты. - Только поэтому? - Конечно, нет, Мусенька, не только. Но неужели ты не понимаешь, что, если бы я, хоть на секунду, могла предположить, что вы с ней можете поступить подобным образом, я бы к ней пошла? - Ну, слава Богу! А то знаешь... ты ведь такая недоверчивая. - Нет, ей я верю. - И что же она велела теперь тебе делать? - Как что? Простить его, отпустить с Богом его душу, и начинать жить с чистого листа. Но знаешь... - я вдруг вспоминаю просьбу Егора, добыть какие-то таблетки, лишающие возможности видеть сны, - она сказала мне, что я быстрей успокоюсь, если все же перестану видеть Егора во сне. Сны возбуждают меня, будоражат воспоминания, а мне, да и его душе сейчас лучше, если я буду спокойна. - Но разве это возможно: запретить себе видеть сны? - Нет, разумеется, но ведь есть какие-то таблетки.... - Конечно, таких препаратов достаточно много, в том числе и всевозможные антидепрессанты. - Быстро соглашается со мной Муся. - Но они не так уж безвредны, знаешь, привыкание и все такое, возможны побочные действия... Их выписывают, и довольно осторожно.... - А ты не могла бы мне что - ни - будь такое достать? Я ведь не собираюсь принимать долго... - Я попробую... Думаю, что смогу Я поговорю с нашими докторами. Да, наверняка, мне не откажут. Хорошо. - Спасибо. Но только, если можно, то побыстрее... - Да, понимаю, наверное, тебе и надо- то всего до сорока дней... Потом, может, он и сам перестанет тебе сниться. - Вот именно, так она и сказала. И я сама тоже так чувствую. Ладно, Мусенька? Осталось совсем недолго. - Конечно, завтра же, постараюсь что-то раздобыть. А сейчас у тебя есть что- ни- будь успокоительное или обыкновенное снотворное? - Есть что-то, по- моему. - Если не очень сильнодействующее, выпей перед сном даже пару таблеток. Это не так уж вредно. Ну, будешь завтра немного вялой, зато сон будет крепче. - Да, я сейчас так и сделаю. А завтра, как проснусь, сразу созвонимся. - Хорошо, дорогая. Ложись. И ни о чем плохом не думай, все уже позади. Спокойной ночи. - Муся кладет трубку, явно умиротворенная, даже счастливая. Мне жалко Мусю, но жалость эта растворяется почти незаметно где-то в глубинах моего сознания. На первом же плане его внезапно возникает мысль, что таблетки, которые - уверена! завтра добудет мне Муся, вполне могут оказаться пригодны не только для того, чтобы лишить меня возможности видеть сны. Эта мысль снова вызывает во мне волну страха, но уже не такого сильного и непреодолимого как прежде. Я на самом деле решаю выпить на ночь снотворное, справедливо полагая, что, если Егор вдруг захочет пообщаться, то найдет способ разбудить меня. Засыпая, я пытаюсь высчитать, когда же действительно наступит сороковой день после гибели Егора. И по моим подсчетам выходит, что не далее, как завтра. " Надо будет пойти на кладбище - уже в полу - сне думаю я, но чей-то голос, то ли извне, то ли из глубин моего сознания, слабо различимый в пелене забвения, аккуратно поправляет меня. "Прийти, - шелестит он едва слышно, - не пойти, а прийти... " Я хочу спросить его, какая же в том разница, но не успеваю: глухая беспросветная темнота поглощает меня полностью. Снов этой ночью мне не сниться. Просыпаюсь я только во втором часу дня, и чувствую себя совершенно разбитой, словно минувшая ночь была из числа тех, прежних, почти уже забытых, когда до рассвета я не могла сомкнуть глаз. Однако голова моя ясна, и первая мысль, которая всплывает в ней, едва только я осознаю себя частицей окружающего мира, это воспоминание о тихом шепоте, пригрезившемся или услышанном мною, на самом деле, в полу - сне. Сейчас мне хорошо понятна разница между " пойти" и " прийти" в контексте последних событий.