и глазами банкира, и по всем признакам тот держатся уверенно. -- Погоди до завтра, -- спокойно ответил Крымов. -- Ситуация может с утра несколько измениться. Пока что я открыл у них кредитную линию и буду брать ссуду только через месяц. К тому времени к тебе уже вернутся мои деньги. Пеленгасов откинулся на спинку кресла. -- Ты знаешь, хочу сказать тебе откровенно. У меня ведь нет особых оснований доверять тебе, равно как и тебе -- мне. Но ситуация сейчас такова, что и ты, и я понимаем -- без стратегического партнерства сейчас больших денег не сделаешь. У тебя -- мозги и чутье, у меня -- деньги и связи. У нас получится хороший альянс. И понимание этого дает мне лучшую гарантию твоей честности. Можешь рассчитывать на меня всегда. Мне нравится твоя манера делать деньги. -- Отлично. Ты просто читаешь мои мысли, Боря, -- вежливо ответил Остап, обводя кабинет прощальным взглядом. В углу на изящном ореховом столике стояла клетка с большим белым попугаем. Птица изредка, наклонив голову, поглядывала на Остапа подозрительным глазом. -- Твой попугай не жалуется, что люди калечат ему язык? -- спросил Остап. -- К его счастью, он пока не научился говорить. Но все понимает, -- со смешком ответил Пеленгасов. Остап подошел ближе к попугаю. -- Ты знаешь, что только попугаи говорят то, что думают, -- сказал он, наклоняясь над птицей, -- А глаза у него хитрые. Уж он-то точно знает, что если бы у человека были крылья, они бы здорово мешали ему ползать. Что он у тебя здесь делает, за какие вопросы отвечает? -- Это единственное существо в моем банке, которое ни за что не отвечает. Просто хочу проверить, правда ли, что они живут до двухсот лет. Кстати, сейчас ему всего три года. Остап с уважением посмотрел на улыбающегося банкира. -- Это случайно не тот попугай из анекдота, который и тушкой, и чучелом... Почему же он не уехал? -- Сейчас даже попугаи понимают, что здесь лучше. Кстати, ты был в Израиле? -- Нет, а что? Ведь это твоя, а не моя историческая родина. -- По-моему, там сейчас то, что хотел построить в свое время Никита Хрущев здесь. Зеленая скука добропорядочного труда. Там невозможно стать богатым человеком. Нормальный попугай со здоровыми амбициями сейчас туда не поедет. Плюс ко всему, его может подорвать на бомбе арабский попугай. И лжекомпаньоны дружно рассмеялись шутке. Распрощавшись с Пеленгасовым, Остап отправился в Днепропетровск. Попросив водителя не торопиться, Крымов спокойно уснул на заднем сидении авто. Нильский проерзал всю дорогу. В 15 часов Остап въехал в Днепропетровск. Некогда закрытый город, один из крупнейших в Украине, после перестройки и провозглашения самостийности державы резко рванул вперед, оставив позади по духу предпринимательства и деловой активности некогда признанные гранды бизнеса страны -- Харьков и Одессу. Эта земля подарила своему государству массу крупных чиновников, премьеров и даже одного президента. Банки этого города тоже славились своей репутацией отличного делового партнера. Вообще, очень многое здесь было шустрей и по-южному сочней, чем в провинциальных городах центральной Украины. Действуя в соответствии с намеченным планом, в банке "Восток", где уже ранее были оформлены все необходимые документы на кредит, Нильский без особой проволочки произвел заказ всей суммы на завтрашний день и оставил платежное поручение без подписи директора. Сан Саныч предупредил руководство банка, что директор приедет завтра сам и лично подпишет платежку. На документе стояла дата -- 30 октября 1998 года. Без особых приключений, выполнив план четверга, компаньоны вернулись домой. Рассвет решающей пятницы был более мрачным и унылым, чем накануне. Видимо, придя к неутешительным выводам о жизненных результатах своего зрелого собачьего возраста, а может быть, мучимый недобрыми предчувствиями, Барон под утро залился протяжным волчьим воем, чем немало испортил и без того скверное настроение Нильского. Президенту приснились Колыма, побег из лагеря, погоня по вязкому снегу, постепенно удаляющаяся спина Жоры, ушедшего в отрыв, и вой вожака голодной волчьей стаи. Нильский проснулся злой и нервный и первым делом запустил в сторону будки туфлею Пятницы. Встретив на лестнице Даниловну и желая хоть кому-то пожаловаться, Нильский посетовал, что Барон выл по-волчьи всю ночь. -- Не огорчайся за него, милок, -- успокоила его хозяйка, -- он, кобелина ледащая, днем выспится. Утро этого дня повторяло утро предыдущего четверга, за исключением мелких отличий в худшую сторону. Вместо снега везде лежала жидкая грязь неповторимого украинского чернозема. Яичница пригорела, а сахара хватило только на одну чашку кофе. Пятница, получив взыскание за сахар и яичницу, сорвал зло, поругавшись с Даниловной и не покормив Барона. Кефир почему-то не пошел, и все остались на сегодня без молочного тоста. На Нильского напала икота, и это всех раздражало до тех пор, пока Жора не инсценировал звонок по телефону с вызовом Нильского в прокуратуру. Икота быстро прошла, но настроения у Сан Саныча почему-то не добавилось. Вика все утро не сводила с Остапа испуганных глаз. И только маэстро был подтянут и весел, как всегда. В два часа дня Остап был уже в "Банкирском доме" у Пеленгасова. Он вручил платежное поручение операционистке и присел в кресло подождать, когда та удалилась для совещания с председателем. Вскоре она вернулась в сопровождении Пеленгасова. -- Так ты решил все-таки проплатить контракт? -- сказал тот, протягивая Крымову руку. -- Ну что ж, деньги зарезервированы, все копейка в копеечку. Ждать будешь? -- Да зачем, -- лениво ответил Остап. -- У тебя ведь все работает, как часики. Пойду-ка я себе потихоньку домой. Перезвоню тебе через пару часов. Пеленгасов похлопал Крымова по плечу. -- Сам прослежу, чтобы деньги прошли. Держи меня дальше в курсе дел. Ни пуха, ни пера тебе, Остапушка. Не волнуйся, все будет в порядке. Остап мужественно принял пожелания Пеленгасова, не спеша вышел из банка и прошелся пару кварталов, чтобы проследить за возможным хвостом. Слежки не было, и это несколько удивило Остапа. Дойдя до того места, где его уже ждал Нильский в такси, Крымов резко вскочил в машину и дал команду на всех парусах мчать на аэродром. Через полчаса Остап с Нильским въезжали на взлетную площадку вертолеторемонтного предприятия номер 1562. Сама машина, покрытая болотными пятнами, уже ждала их, приветственно помахивая запущенными винтами. Действуя четко и слаженно, как во время десантной операции по освобождению заложников, компаньоны вскочили в вертолет, и машина, припадая на один бок и кряхтя, как наседка, оторвалась от земли. В заднем отсеке позвякивали пол-ящика бутылок водки, предназначенных для днепропетровских коллег-вертолетчиков. Нильский сидел белый и одинокий, как лабораторная мышь. Его безответная, как жалоба в руках бюрократа, душа томилась самыми недобрыми предчувствиями. Крымов поймал затравленный взгляд президента и прокричал ему на ухо сквозь нездоровый шум необкатанного двигателя: -- Главная надежда сейчас на Вику. Мы должны получить точные данные о том, отправлены деньги Пеленгасовым или нет. Нильского, молчавшего весь день, как прорвало. Резким движением скрюченных пальцев он вцепился в рукав Остапа и затарахтел: -- Но, Остап Семенович, зачем нам лететь в Днепр. Вы же сами сказали, что девяносто девять процентов за то, что Пеленгасов не отправит деньги. -- Но ведь остается один процент и, притом, самый неприятный. Если это произойдет, то мы будем находиться в полном неведении о планах Пеленгасова, а я очень не люблю действовать вслепую. Ничего, осталось подождать полчаса, и мы все будем знать. Уже по прилете в Днепропетровск сотовый телефон Остапа издал мелодичный звонок, по тембру которого Нильский тщетно пытался догадаться, какую весть он принес. Вика оказалась пунктуальной. Остап услышал ее взволнованный голос, отчетливый и ясный, как будто бы находящийся рядом. -- Крымов, наверное, я тебя огорчу. Пеленгасов отослал деньги сразу, как только ты уехал. Возвращайся, прошу тебя. -- Это точная информация? -- спросил Остап, напрягшись всеми мышцами тела. -- Абсолютно. Я два раза проверяла через Леру в Нацбанке. По компьютеру деньги прошли. Глаза Остапа застыли в одной точке, мгновенно налившись свинцом. -- Информация принята, жди моих сообщений, -- сказал он и, не дав возможности сказать что-либо в ответ, отключил связь. Некоторое время Остап молча стоял, как бы глядя в ту далекую точку, где один ненавидящий его паучина уже сплел свою сеть. -- Ну что, что там? -- не выдержал Нильский и затряс Крымова за руку. Остап бросил на соратника задумчивый взгляд. -- Что ж, Сан Саныч, жизнь показывает, что если существует вероятность одного процента, то и она случается. Пеленгасов отправил деньги, а значит, он выпустил их из своих рук. Он оказался или хитрее, или глупее, чем я думал. План должен поменяться, но как, я сейчас соображу. Дайте подумать, -- Остап посмотрел на часы, -- У нас в запасе еще двадцать минут. Продолжая анализировать ситуацию, Остап не терял времени. Компаньоны сели в поданный им "уазик" и на полных парах двинулись в Днепр. Через двадцать минут машина высадила их перед парадным входом банка "Восток" и тут же укатила в неизвестном направлении. -- Что же делать, что же делать? -- не успокаивался Нильский, мечась вокруг не на шутку задумавшегося Крымова. -- Такие затраты, такой риск! Боже! Это не для моих нервов. Я чувствую, что потеряю за следующие полчаса полжизни. Остап, не обращая внимания на нытье соратника, напряженно анализировал ситуацию, погрузившись в свои мысли, как Титаник в воды Атлантики. -- Ничего, Сан Саныч, цыплят по осени считают. -- Ох, причтут нас вместе на куриный бульон, -- вздохнул президент. -- Не дать бы петуха в этой лебединой песне, -- думал вслух Остап. -- Отослав деньги, Пеленгасов поступил по закону, но лишился возможности хлопнуть меня на всю сумму. А может быть, мне удалось этим фокусом с вертолетом убедить его в том, что я не собираюсь брать кредит в "Востоке"? Следовательно, у нас не остается другого выхода, как включить план под номером "три", который был у нас до сих пор запасным. -- Значит, мы должны идти в "Восток" и подписывать платежку, -- упавшим голосом резюмировал Нильский. Идти в банк, в это логово хитрых, подозрительных и мстительных чиновников, ему совсем не хотелось. -- В общем-то, у нас нет другого выхода, господин президент. Мы слишком много теряем на этой сделке с металлом, и если она уже закрутилась, значит, нам надо доводить всю комбинацию до конца. Я не собираюсь терять ни копейки. Правда, если раньше вероятность успеха была девяносто девять против одного, то сейчас пятьдесят на пятьдесят. -- Пятьдесят на пятьдесят? -- В ужасе переспросил Нильский, вспоминая, что на такой риск шел только один раз в жизни, когда вопрос касался вероятности приезда из командировки мужа его любовницы. Кстати, тогда он пролетел, и любовница вскоре стала его женой, а передний зуб все равно надо было вырывать. -- Ну что, ваше мнение, президент? -- бодро взглянув на Нильского, спросил Остап. -- Бежать надо, -- уверенно заявил Сан Саныч. -- Бог с ними, с этими потерями. Основная-то сумма будет цела. Чувствую, что надо спасать шкуру, а не проценты. Не нравится мне все это. Остап улыбнулся. -- С опасностью надо уметь встречаться так же легко и непринужденно, как с вокзальной шлюхой. Вы знаете, Нильский, у меня нет абсолютно никаких плохих предчувствий. Надо использовать свой шанс до конца, иначе не пить нам шампанского. Голосуем. Вы -- против, я -- за. Но поскольку Пятница делегировал мне свой голос, я поднимаю его за свое предложение. Итак, большинство за продолжение операции. Решено -- мы идем в банк! Будем рубить с плеча. В банк! При этих словах колени Нильского слегка подогнулись и голова упала на грудь. Остап попытался успокоить его. -- Сан Саныч, мужайтесь. Не надо превращать ваш лебединый романс в жестокий. Мы же не на Голгофу идем, в самом деле. Через полчаса мы будем богаты, как Крезы. Вперед -- за удачей! -- У меня кошки на душе скребут, -- пискнул Нильский. -- Через полчаса мы утопим их в вине, -- Остап легким движением подтолкнул Сан Саныча к дверям. У парадного входа в банк "Восток" сидели два каменных льва в натуральную величину. Грозный вид хищников окончательно доконал Нильского. Он взглянул последний раз на небо, и оно показалось ему с овчинку. -- Куда мне идти? -- спросил он Крымова. -- Прямо. -- Тогда мне не дойти, -- упавшим голосом заключил Нильский и сделал первый шаг. На трясущихся ногах он проследовал мимо двух таких же грозных, как и львы, охранников. Впереди бодро шагал Крымов. Пересекши границу, отделявшую свободный голубой, солнечный, зеленый мир от сумрачных сводов главного зала банка, Нильский понял, что обратного пути нет. Лицо его было белым, как ночная мокрая простыня. Руки его мелко дрожали, и Нильский понял, что не сможет даже толком расписаться в платежке. Спокойной и уверенной походкой Остап подошел к окошку главного менеджера и сообщил, что руководство концерна "РИО" явилось в полном составе, чтобы подписать платежное поручение на сумму, заказанную со вчерашнего дня. Сухая высокая женщина в гиммлеровских очках, похожая на завуча по воспитательной работе школы-колонии для несовершеннолетних преступников, попросила их подождать и удалилась. Через минуту она вошла в сопровождении управляющего банком -- мужчины около пятидесяти с кирпичного цвета рябоватым лицом и беспощадными складками по сторонам губ. Его массивное туловище напоминало самца уже вымершей морской коровы, известной Нильскому только по картинкам. По цвету лица и голосу Остап определил, что руководитель банка -- заядлый курильщик и деспот местного масштаба. Он поздоровался с Крымовым за руку, а также больно сжал трясущуюся ладонь Нильского. Взглянув на Остапа, управляющий сказал: -- Мне кажется, я видел ваше лицо где-то в другом месте? -- Боюсь, вы ошибаетесь, -- любезно ответил Крымов, -- я всегда ношу свое лицо на одном и том же месте. -- Вы хотите все-таки сделать перечисление сегодня? -- спросил он, не глядя на Остапа и листая бумаги с делом концерна "РИО". -- Да, конечно, как мы и договаривались, -- ответил непринужденно Остап. Управляющий не спеша просматривал бумаги. Время, казалось, остановилось. Каждая секунда превращалась для Нильского в мучительную минуту. Управляющий обратился к менеджеру: -- Татьяна Александровна, вы связались с "Банкирским домом Пеленгасова"? Надо подтвердить гарантийное письмо. -- Я пыталась, но банк уже закрыт, у них сегодня короткий день, -- ответила та, заглядывая в бумаги через плечо управляющего. "Это ложь, -- мгновенно подумал Крымов. -- Пеленгасов обязан был сам уведомить их. Интересный сюжетец закручивается". Управляющий, не торопясь, долистывал пакет до конца. Двухметровые напольные часы в углу операционного зала пробили четыре раза. Средневековый бой, раздавшийся из мрачного ящика, как будто предвещал выход Тени отца Гамлета. "Быть или не быть? -- машинально подумал Нильский. -- Мир так прекрасен. И как раз это грустно". Кроме Остапа и Сан Саныча в банке уже не было клиентов. Охранники начали закрывать входную дверь. Нильский затравленно посмотрел в сторону выхода, затем окинул взглядом весь зал и остановился на зарешеченном окне. "Все, -- подумал он, -- клетка закрыта". Управляющий прокашлялся, издав звук сливаемого унитаза. -- А почему вы так поздно к нам, под самое закрытие? -- спросил он, все так же не отрываясь от бумаг. -- Транспорт подвел, поломался автомобиль, -- ответил Остап, вращая в руках авторучку. Все это время Крымов внимательно следил за каждой мелочью окружающей его обстановки. Два охранника на выходе не проявляли к ним ни малейшего интереса. Операционный зал был пуст и тих, как степь перед грозой. Управляющий только один раз взглянул Остапу в лицо и все остальное время ни разу не оторвал глаз от бумаг. Строгая Татьяна Александровна постреливала периодически на компаньонов глазами, изредка приклеивая к своим губам дежурную улыбку. Несколько раз управляющий тронул рукой подбородок. Его заместительница один раз почесала кончик носа и набрала по телефону номер, который, очевидно, оказался занятым. Остап машинально следил за этим языком жестов. Будто находясь на пляже нудистов, все старались не смотреть в глаза друг другу. -- Ну, что же, -- наконец произнес управляющий, -- все в порядке. Татьяна Александровна, оформляйте платежное поручение. Управляющий положил документы около операционного окошка, а сам сел за соседний стол и стал набирать по телефону какой-то номер. "Замша" открыла черную кожаную папку с крылатой эмблемой банка и достала из нее недооформленную платежку. -- Вот здесь не хватает вашей подписи, -- сказала она, обращаясь к Остапу, и протянула ему листок. Сама она осталась стоять около окошка, тихая и напряженная, как мышеловка. -- Разрешите, -- Остап взял платежку и пробежал ее глазами. -- Все верно, -- сказал он, положил бумагу на стол и достал ручку. Остап сделал несколько попыток, но ручка не писала. -- Разрешите ваше перо, мадам, -- обратился он к "замше". -- У меня, кажется, чернила кончились. Татьяна Александровна повернулась к своему столу, выдвинула ящик, достала оттуда шариковую ручку и вручила ее Крымову. -- Возьмете себе на память. Эта ручка с эмблемой нашего банка. Пусть она всегда напоминает вам о нас и приносит удачу. -- Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, -- улыбнулся Остап. Он взял ручку и поставил свою размашистую подпись, затем отодвинул от себя листок, взглянул на него как бы издалека и вручил "замше". В тот момент, когда Остап передавал женщине платежное поручение, Нильскому показалось, что ее очки блеснули зловещим красным оттенком. "Замша" поднесла платежку к глазам и хотела прочесть ее. Видимо, почувствовав что-то неладное, Остап протянул руку в окошко и вежливо сказал: -- Извините, мадам, одну секунду. Можно, я еще раз сверю реквизиты получателя? Татьяна Александровна сделала резкое лягушачье движение, отпрянув от окошка на расстояние недосягаемости руки Крымова, схватила черную папку и резко спрятала в нее платежку. Одновременно управляющий, положив трубку тщетно накручиваемого им телефона, резко встал и, повернувшись, в упор посмотрел на Крымова. В это же время два охранника четко заняли позицию, заслонив своими бронежилетами выход из помещения. Все происходило молниеносно и четко, как по заранее подготовленному сценарию. Нильский почувствовал, что начал потеть чем-то нехорошим. Ему показалось, что приближающийся конец несется на него, как торнадо на штат Миссури. Остап переводил взгляд с "замши" на управляющего и ничего не говорил, лицо его застыло в непроницаемой маске напускного спокойствия. В наступившей тишине было слышно, как Нильский, часто моргая, шлепает веками. -- Только без глупостей, Крымов, -- жестко, с хрипотцой в голосе сказал управляющий. -- Кажется, ваша партия сыграна. Он щелкнул пальцами. По этой команде охранники у дверей сомкнули ряды, и, как будто из-под земли, в зале появились три штатских лица, с разных сторон медленно двинувшихся к операционному окошку, где происходили события. В этот момент нервы у Нильского не выдержали. С криком "Бежим!" Сан Саныч рванул в сторону единственного свободного пути -- к двери, ведущей в служебное помещение банка. Перепрыгнув с прыткостью преследуемого волками зайца через перегородку, он побежал прямо по столам, сметая с них бумаги и канцтовары. Перевернув за последним столом толстую тетку, застывшую с бутербродом в руке, Нильский подбежал к двери с табличкой "служебный вход" и изо всех сил дернул ее на себя. Ручка двери осталась в кулаке Нильского, но дверь была на месте. После нескольких отчаянных попыток отскрести ногтями от двери что-нибудь, за что можно потянуть на себя, воспаленный мозг Нильского понял, что дверь, как ей и положено, закрыта на кодовый замок. После признания своего окончательного фиаско Сан Саныч медленно сполз по стене на пол и закрыл лицо руками. Он подумал, что это уже конец. Теплая отполированная вокзальная скамья показалась ему сейчас верхом земного блаженства. Тройка в штатском, как три богатыря, громоздила свои крупные тела вокруг Остапа. -- Что за представление, мы же не в Америке! -- протестующим тоном выкрикнул Остап, обернувшись в сторону крепышей. -- Зачем вы так напугали моего друга? Он же принял вас Бог знает за кого. А говорили, что это приличное заведение. У вас что, всех клиентов так пугают или только самых крупных и уважаемых? Один из троицы достал удостоверение и с достоинством развернул его перед Крымовым. -- Боже мой! Кого я вижу! -- воскликнул Остап. -- Да это же мой старый знакомый. Майор Стусь. О! Да вы уже подполковник! Вас повысили? Видно, за особые заслуги перед родиной. Давно не виделись. Вы решили-таки сорвать мою операцию, майор. Зачем вы так упрямы? -- Не валяйте дурака, Крымов, -- с чувством полного превосходства прервал его Стусь. -- Не считайте нас полными кретинами, Вот на этот раз вам уже не выпутаться. К тому же не майор, а подполковник. Лицо Остапа было спокойно, только голос стал слегка звонче обычного. -- Нет, майор вам все-таки больше к лицу. Опять харьковская милиция оказала мне большую честь. Как вы догадались, что любое звание ниже подполковника было бы для меня личным оскорблением? Вы опять от Пеленгасова? -- Вопросы теперь будем задавать мы, -- отрезал один из трех богатырей, по всей видимости, Добрыня Никитич, и достал, как Кио из рукава, наручники. Самый младший, Алеша Попович, в это время надевал железо на Нильского, который слабо отбрыкивался, повторяя по очереди всего две фразы: "В чем дело? Я буду жаловаться!" Остап, облаченный в металлические браслеты, сел на стул. -- Я вынужден требовать адвоката. Это беспрецедентный произвол. С этого момента я не скажу ни слова. Остап глянул на часы. Они показывали 16.30. Три богатыря, переговорив о чем-то с управляющим, взяли у него черную папку. -- Татьяна Александровна, проведите товарищей в нашу дежурку, пусть посидят там. Через три часа должен приехать Пеленгасов, -- сказал управляющий, злобно сверкнув глазами на Крымова. Остапа и Нильского под конвоем увели в глубь помещения банка. Зайдя в комнату без окон с массивной металлической дверью, Крымова и его соратника усадили на неудобный кожаный диван. В комнате с ними остался только Стусь. Самый молодой из группы захвата задержался в коридоре и все время звонил по сотовому телефону. Нильский мелко подрагивал и бросал на Остапа беспомощные косяки. Крымов, верный своему слову, сидел молча, уставившись в одну точку. Лицо его было спокойно и невозмутимо. Подполковник открыл папку и начал перебирать бумаги. -- Ну что же, Крымов, кажется, вам пришел конец. Сколько веревочке ни виться... У нас есть часа два времени. Борис Михайлович просил меня подождать и не увозить вас в отделение. Он хочет сказать вам пару слов. Но мы можем начать прямо сейчас, чего время тянуть. Чистосердечное признание никогда не помешает. -- Чистосердечное признание не помещает только в любви, -- не выдержал Остап своего обета молчания, -- а вас я пока что не успел полюбить. -- Можете молчать, но документы говорят сами за себя, -- с удовольствием, не торопясь, продолжал Стусь. -- Подписав платежное поручение, вы, по сути, подписали себе приговор. Мошенничество в особо крупных размерах, статья 148 УК. Знакомы, наверное? Нильский заскулил в углу дивана. -- Разрешите закурить, -- попросил Остап спокойно. -- Меняю право одного звонка на сигарету. -- Валяйте, -- милостиво разрешил Стусь. "Он ведь не курит, -- автоматически отметил про себя Нильский. -- Все! Нервы. И этот спекся". -- Дайте зажигалку, -- попросил Крымов, вынимая из кармана пачку сигарет. Милиционер начал открывать ящики стола в поисках зажигалки. Пока Стусь рылся в ящиках, Крымов сильно ткнул Нильского ногой в колено и прошептал: -- Нильский, запомните, вы ничего не знаете. Вас они трогать не будут. Говорите, что подписывали, не читая, то, что я давал. Перестаньте потеть и портить воздух. Я все возьму на себя. Вы своим скулежом и заячьими скачками по столам наносите непоправимый ущерб авторитету нашего концерна. -- У вас еще хватает сил ерничать, -- простонал Нильский. -- Что это вы там шепчетесь? -- прервался подполковник. -- А ну-ка прекратить разговорчики, а то рассажу по разным камерам. Эй! Серенко! Зайди-ка. Дай огоньку директору фирмы. В комнату зашел Алеша Попович и щелкнул зажигалкой перед носом Крымова. Остап глубоко втянул воздух, затянулся несколько раз, выпустил вонючий едкий дым и с удовольствием протянул: -- Ух, хорошо-о-о! Младший сотрудник замахал руками, отгоняя дым. -- Ну и сигареты вонючие вы курите! "Казбек", что ли? В это время зашел Добрыня Никитич. -- Они уже на подходе, -- и весело глянув на своего младшего коллегу, добавил: -- Готовь дырку под звезду, лейтенант. Дело будет звонкое. Далее на протяжении полутора часов милиционеры задавали Крымову и Нильскому одни и те же вопросы. Факты мошенничества были настолько очевидны, свидетелей и понятых было настолько много, что сотрудникам УВД приходилось просто заставлять себя задавать наивные и повторяющиеся вопросы. Алеша Попович лениво разыгрывал из себя злого следователя. С ехидцей в голосе он рассказывал Нильскому о сексуальных нравах сорокакоечных камер СИЗО, зачитывал Крымову положения о максимальных сроках в нескольких статьях кодекса, под которые подпадали действия незадачливых компаньонов. Добрый Стусь по-дружески советовал Остапу так, просто ради формальности, написать признание. Он предлагал большие скидки по срокам и угощал своим "Мальборо". Остап отказался от сигареты, сказав, что он вообще редко курит, а чужие -- тем более. Несколько раз в комнату заходил Добрыня Никитич с сотовым телефоном и шептал что-то на ухо старшему, весело подмигивая Остапу и подбадривая Нильского: не горюй, мол, брат, десять лет -- это не срок. В 19.00 дверь импровизированной камеры открылась, и на пороге появился во всем своем великолепии сам победитель -- Пеленгасов. Борис Михайлович поздоровался с группой захвата, не спеша одарил их свежим анекдотом о четырех милиционерах, закручивающих лампочку, и после дружного смеха, натолкнувшего Остапа на мысль, что анекдоты про милиционеров сочиняют они сами, попросил оставить его с Крымовым наедине. Минуту Пеленгасов смотрел на Остапа и молчал, явно получая удовольствие от паузы. Он смотрел на Крымова долго и смачно, будто поджаривая его на медленном огне. Наконец он вздохнул, достал сигарету, с удовольствием затянулся и вместе с дымом выпустил в Крымова сочную киношную фразу: -- Ты проиграл, Остапушка. Помнишь, как-то давно, когда мы были друзьями, ты подарил моей дочке свой "крымик": Сделать хотел козу, Поковырял в носу. Сделать хотел утюг, Свет отключили вдруг. Остап молча смотрел на Пеленгасова. Тот, выпустив еще пару затяжек, добавил: -- Да, ты проиграл. Но это еще не все. Ты еще не знаешь, насколько ты проиграл. У меня для тебя есть два сюрприза, -- Я не люблю сюрпризы, особенно от тебя, -- вяло ответил Крымов. -- Но тебе придется узнать о них и принять от меня в подарок, -- веселился Пеленгасов. -- Я хочу, чтобы ты уже никогда не хотел связываться со мной. У тебя сильный характер, и тебя трудно загнать в гроб материальными ударами. Но я не могу отказать себе в удовольствии огорчить тебя по-крупному. Ты вот сидишь такой спокойный и невозмутимый. А напрасно. Тебе не просто грозит статья. Ты умница, ты знаешь, что у нас по-настоящему беззащитны перед правосудием только мелкие растратчики и базарные воришки. Ты сидишь сейчас и спокойно смотришь на меня, потому что рассчитываешь на свой миллион. Да, ты прав. С миллионом, и даже гораздо меньшей суммой тебя не только оправдают, но и вывезут из СИЗО с эскортом на лимузине. Мошенничество -- это очень трудная статья для прокурора. Как специалист, ты это отлично знаешь. Столько всяких нюансов и юридических тонкостей. Если бы ты украл деньги у государства, тебе было бы куда сложнее. Но частные деньги у нас надо выгрызать зубами. Так вот, сюрприз номер один -- твои деньги у меня. Остап молчал. -- Да, я выслал их в четырнадцать часов, -- продолжал Пеленгасов, любуясь собой, -- но затем в четыре часа, когда ты выдал платежку в "Востоке", я их успел сторнировать, то есть, отозвать обратно. Я имел на это все основания -- факт твоего готовящегося и состоявшегося мошенничества. Я знал, что ты будешь искать альтернативные пути информации о моих действиях, и решил играть так, чтобы опережать на один ход твою мысль. Ты поставил мне капкан своей платежкой, но я его обошел. -- Ты что, прочитал мои мысли? -- спросил Остап. -- Нет, Остапушка, в отличие от тебя, я не умею читать мысли. У меня свои методы. Вот здесь мы и подошли ко второму сюрпризу. Ты готов? -- Абсолютно, -- спокойно сказал Остап. Пеленгасов иронически посмотрел на Остапа. -- Ты хорошо держишься, уважаю. Но каким бы артистом ты ни был, сейчас тебе будет плохо. Пеленгасов нажал на красную кнопку вызова и в упор уставился на Крымова, следя за его реакцией. Дверь открылась, и в комнату вошла Вика. С чувством небольшого неудовлетворения Пеленгасов отметил, что ни один мускул не дрогнул на лице Крымова. Взгляды любовников встретились, и в комнате воцарилась немая сцена. Молчание длилось мучительно долго. Пеленгасов победоносно посматривал на обоих. Остап и Вика, не мигая, смотрели друг на друга. Кривая, в пол-лица улыбка Вики разрядила царившее в комнате напряжение. -- Здравствуй, Крымов, -- спокойно, каким-то изменившимся голосом сказала Вика. -- Ну что, Остапушка, ты удивлен? -- злорадно спросил Пеленгасов, не находя в лице Крымова ни малейшего намека на панику. -- Конечно, -- сказал Остап, не отрываясь глядя на Вику. -- Ну, что ты на меня так смотришь? -- первой не выдержала Вика и подошла к Пеленгасову. Обойдя его сзади, она положила обе руки к нему на плечи и опустила подбородок на одну из них, прижавшись щекой к банкирскому уху. Два лица, Пеленгасова и Вики, такие неожиданно похожие тем родством душ, которое проглянуло вдруг из-за внешней личины, оказались на одном уровне. Две пары глаз -- одна с победоносным выражением, другая с наглым и циничным -- смотрели на Остапа. -- Я все понял, -- сказал Остап медленно. -- Вика, я аплодирую тебе, ты -- великолепная актриса. Такая же великолепная, как и женщина. Тебе надо развивать свой талант, ты далеко пойдешь. Пеленгасов погладил Вику по руке. -- Ты опять недооценил меня, Крымов. Когда ты зарисовался на вокзале в день своего приезда, мои люди случайно приметили тебя. Вот здесь мне повезло. Не случись этого, я бы не знал, с какой стороны ты ко мне подберешься. Когда я узнал, что ты в Харькове, я сразу понял, что это по мою душу. Мне нужно было знать, что ты затеваешь. Ты ведь всегда мыслишь на опережение соперника. Мне нужен был человек, который был бы рядом с тобой. Потому что в логической игре мне с тобой тягаться тяжело. У меня свои методы, и, как показывает жизнь, они действенней твоих. Остап молча слушал, не высказывая никаких эмоций. Вика закурила сигарету, хотя при нем она не курила ни разу. Пеленгасов, дав огоньку даме, продолжал: -- Я тебя все-таки немного знаю, Остапушка. И это мне сослужило пользу. Я знал, что ты обычно работаешь через женщину. И я знал твои требования к такой женщине. Я с Викой уже два года. Она замечательная женщина во всех отношениях, я с тобой согласен. Ты заглотнул эту наживку со второго раза. Вика -- профессионал, и ты это, надеюсь, сейчас оценил. Накануне сегодняшнего черного для тебя дня я абсолютно все знал о твоих планах. Финита ля комедия, Крымов. Пеленгасов закашлялся утробным хрипловатым смехом и весело взглянул на Вику. Та ответила ему снисходительной улыбкой и выпустила в сторону Остапа длинный клуб дыма. Остап все еще сохранял спокойствие. -- Да, Вика, ты была настолько красива и умна, что у меня просто не было другого выбора, -- сказал он с непонятной интонацией, заставившей Вику внимательно посмотреть на Остапа. -- Крымов, я восхищаюсь твоим самообладанием, -- сказала она изменившимся чужим голосом. -- Мне тоже было приятно общаться с тобой. Борюсик, конечно, ревновал. Но ведь для него бизнес превыше всего. Я буду вечно помнить твои объятия, милый. Мы помолвлены с Борей, и я обещала своему жениху небольшое приданое. Твои деньги теперь наши, и лучшего приданого не придумаешь. Как говорится, кто с мечом придет... Ты меня поймешь со временем и простишь, дорогой. Пеленгасов закудахтал своим прокуренным смехом. -- Да, я ревновал поначалу. Но затем Вика успокоила меня метким наблюдением, что когда ей приходилось ложиться в постель с тобой, то это значило, что мы вместе трахаем тебя. Это служило мне отличным моральным утешением. Крымов хлопнул себя по коленям, встал и сказал: -- Да, умны вы, черти. Ничего не скажешь. Викуля, еще раз выражаю тебе мое восхищение, но на свидания в СИЗО не приглашаю. Думаю, тебя не отпустит твой будущий муж. Кстати, Вика, пока я ждал твоего жениха, я сочинил "крымик". Дарю его тебе, запоминай, пригодится. Все же время подтверждает Притчу наших дней: То, что нас не убивает, Делает сильней. Остап посмотрел на Пеленгасова. -- А теперь я хочу подумать. У меня к тебе, Боря, только одна просьба, если можно. Пусть сюда приведут Нильского, может, мы напишем заявление. Твой Стусь так настаивал, ему ведь надо соблюсти протокол. -- Почему бы и нет, -- согласился Пеленгасов. -- Проигрывать надо красиво. Ничего, Остап, лет через пять-семь у тебя будет еще одна попытка. Выходя, Вика глянула на Крымова еще раз и, отпустив ему воздушный поцелуй, сказала: -- Прощайте, маэстро. У вас наконец-то нет проблем с деньгами. Потому что у вас вообще их нет. Жалею вам удачи в следующий раз. За двенадцать лет и десять месяцев до этого... Когда такси подъехало к порту, в запасе оставалось еще сорок минут. По-королевски расплатившись с водителем, он подхватил два огромных чемодана и энергичной походкой поспешил к пароходу. Она семенила за ним, как хвостик, с легкой сумкой через плечо, продолжая щебетать какую-то веселую чепуху, за которую зацепилась еще в машине. Его грудь распирало чувство гордости и радостного ожидания чего-то нового, обещающего, по-морски романтичного и неизведанного. Круиз! Как много в этом слове для тех, кто еще ни разу не был в круизе. Круиз! Какое заманчивое и красивое слово, в котором заключается и царство океана, и соленый свежий ветер, и безбрежное звездное небо с падающими кометами, несущими из космоса к Земле чьи-то загаданные желания, и одиночество от всего мира, одиночество любви -- единственная форма одиночества, приносящая радость. Он шел и не чувствовал тяжести поклажи с вещами, которых было слишком много для недельного путешествия и слишком мало, чтобы охватить все многообразие ожидаемого. Красавец-пароход стоял у причала, окруженный бездонной новороссийской ночью, и сверкал тысячами приветливых огней, добрых и ласковых, как огни рождественской елки. Сотни людей радостно суетились вдоль набережной, у трапов и на палубах огромного корабля. Он поставил чемоданы и обернулся. -- Котенок, доставай билеты. Она как будто ударилась о стену. -- Билеты? Я? А разве они не у тебя? Легкий холодок прошелся по его телу. -- Ты что, не взяла билеты? -- А ты? -- Что ты все время "тыкаешь"? Документы у тебя? -- Да. -- А билеты? -- Не знаю. Кажется, их брал ты. Она стояла белая, как стена больничного забора. Ее нижняя губа начала слегка подрагивать. -- Да не волнуйся ты так, -- притянув к себе, он обнял ее, затем отстранил опять. -- Давай успокоимся и поищем билеты. Наверняка ты взяла их вместе с документами, ты просто забыла. -- Да, да. Конечно. Я просто забыла. Сейчас мы их найдем, -- засуетилась она и, бросая время от времени жалобные взгляды на огни лайнера, начала дрожащими пальцами рыться в карманах. После троекратного исследования сумок и всех полостей одежды, где хоть что-то могло заваляться, они поняли, что билеты остались лежать в околокроватной тумбочке номера гостиницы. Он посмотрел на часы. Времени на поездку туда и обратно уже не было. Он глянул на огни парохода, ставшие в миг холодными и далекими, как чужое счастье, затем перевел взгляд на нее. -- Боже, что я наделала, -- на нее было жалко смотреть. -- Не надо. Я сам виноват. Расслабился. Всегда так -- когда рядом женщина, обязательно расслабляюсь. Он задумался. Если о билетах надо было забыть, то оставалось одно -- прорываться на пароход без билетов. Сколько раз в своей жизни он прорывался куда-то без очереди, без приглашений, без билетов и даже без денег. Если припомнить, то, кажется, еще не было ни одного фиаско, Он улыбнулся своей мягкой улыбкой. -- Не беда, котенок, сейчас я все устрою. Не из таких переделок выбирались. Тем более, что справедливость на нашей стороне. Пошли. В это время из мощных динамиков корабля раздался казенный голос: -- До отхода парохода "Адмирал Нахимов" осталось тридцать минут. Просим пассажиров соблюдать осторожность при посадке на борт. Исполненный решимости и веры в победу, он подошел к матросам, стоящим у подножия подъемного трапа. -- Браток, понимаешь, какое дело, мы билеты забыли в гостинице. Ну, прямо несчастье. Нельзя ли как-то исправить эту роковую ошибку? Первый раз в жизни собрался в круиз. Обидно. Такое событие... Если это можно как-то уладить, я тебе буду признателен до гробовой доски. Матрос недоверчиво окинул его взглядом. -- До гробовой не надо. Какая у вас была каюта? -- Я точно не помню, но у нас была палуба "Д". Матрос нерешительно почесал затылок. -- Я думаю, вопрос решить можно. Подождите, сейчас позову помощника. Через минуту он вернулся в сопровождении худого высокого офицера с надменной вытянутой физиономией. Контакта не получилось сразу. -- Откуда я могу знать, что у вас были билеты? Боюсь, ничего не смогу для вас сделать. Надо обратиться в кассы и приобрести билеты. "Спесивая крыса. Какая касса? Какие билеты?" -- подумал он и начал вежливо просить помощника капитана проявить человеколюбие и сострадание, столь свойственное (судя по поверию) нашему народу. Офицер, бесстрастный, как породистая смесь пограничника с таможенником, упорно стоял на своей формальной позиции. Кажется, они напрасно теряли время. Она стояла рядом и слушала эту бесполезную перепалку, и ее присутствие лишало его так необходимого в данный момент терпения. Он сорвался. Резко повернувшись, он наклонился над чемоданами и сквозь сцепленные зубы почти неслышно процедил: -- Козел! -- Что вы сказали? -- услышал он за спиной напряженный голос. -- Ничего. -- Нет, вы что-то сказали? -- продолжал упорствовать офицер. Его голос звенел, как натянутая тетива. -- Вам так хочется знать? Хорошо, я могу повторить. Я предположил, что вы относитесь к семейству парнокопытных представителей мелкого рогатого скота. -- Кажется, вы назвали