"Скиф" и видеосалонов, шальные деньги водились у немногих и тратились с опаской в специальных местах, нравы еще не успели испортиться и старая сотенная бумажка размером с носовой платок не могла служить универсальным ключом, открывающим любые двери. Развлечения были попроще и крутились вокруг "зверинца" -- круглого бетонного пятачка, окруженного высокой решеткой, на которой, заплатив смехотворную по нынешним меркам сумму -- трешку "старыми", можно было отплясывать шикарное танго и "развратный" фокстрот, а если франтоватые, держащие марку лабухи снизойдут к просьбам наиболее отчаянных голов и выдадут на свой страх и риск что-нибудь "ихнее", можно было подергаться под запрещенные ритмы, остро ощущая изумленные взгляды плотно обступившей решетку публики. А на тех скамейках под глухим забором за густыми кустами выпивали перед танцами для смелости вермута или портвейна, реже -- водки, туда же ходили добавлять, когда хмель начинал проходить. Туда же вели разгоряченную танцами и объятиями партнершу, с которой удалось столковаться, и на "разборы" тоже выходили туда. Здесь же при неверном свете свечного огарка дулись в "очко" и "буру", здесь же ширялись редкие тогда морфинисты -- слово "наркоман" в лексиконе тех лет отсутствовало. "Зверинец" в Майском и "клиника" считались в районе очагами преступности, хотя ножевые ранения случались не чаще двух-трех раз в год, а о жестоких беспричинных убийствах и слыхом не слыхивали. Потому почти каждый вечер трещали в "клинике" мотоциклы, шарили по кустам лучи тяжелых аккумуляторных фонарей, заливались условными трелями милицейские свистки. Сизов -- молодой, с упругими мышцами и несбиваемым дыханием -- начинал службу именно здесь, и ностальгический характер охвативших его воспоминаний объяснялся тоской по безвозвратно ушедшим временам, когда ничего нигде не болело, впереди была вся жизнь с находками, взлетами и победами... Пятидесятилетний Сизов, жизнь которого была почти прожита, а находок, взлетов и побед оказалось в ней гораздо меньше, чем ожидалось, усилием воли оборвал ленту воспоминаний. "Клинику" давно расчистили, заасфальтировали аллеи, осветили оригинальными, "под старину", фонарями. Не стало глухого забора -- прямо в сквер выходил фасад нового административного корпуса института, украшенный металлическими фигурами выдающихся лекарей всех эпох и народов. Пытающийся переключиться на приятные ощущения, Сизов некстати вспомнил, что, когда административный корпус строился, в подвале было совершено убийство. Правда, раскрыть его удалось за два дня. Кафедра судебной медицины располагалась в старом, но крепком здании из красного кирпича с высокими узкими окнами. Дорогу заступил молодой длинноволосый парень в мятом белом халате. -- Куда следуем? -- фамильярно спросил он, давая понять, что без его разрешения попасть внутрь совершенно невозможно. -- Мне нужен кто-нибудь из экспертов, -- пробормотал погруженный в свои мысли Сизов. -- Ну, я эксперт, -- довольно нахально заявил парень, и нахальство его было очевидным для всякого осведомленного человека, но, конечно, не для озабоченного невеселыми делами просителя, за которого он и принял Сизова. Старик вскинул голову. -- А похож на сторожа или санитара. Иди, вари свое мыло, а то заставлю давать заключение по криминальному трупу. Парень не очень-то смутился. -- Сегодня Федор Степанович дежурит, проходите прямо к нему, -- как ни в чем не бывало произнес он и лениво посторонился. Не удалось произвести впечатление и не надо. Другим разом... Самоуважение у санитаров морга высокое, чему причиной соответствующие заработки. Побрить покойника, к примеру, тридцать рублей. Обмыть, переодеть, золотые мосты снять -- полтинничек или еще поболе... Это только легальные доходы. А что скрыто делается за тяжелыми стальными дверями -- кто ж углядит... Лидка-санитарка, правда, схлопотала выговорешник за отрезанную на шиньон косу, да коса мелочь... Сизов спустился в цокольный этаж, где находилось бюро судебно-медицинской экспертизы, прошел по прохладному коридору, ведущему к серым стальным дверям с маленькими круглыми оконцами, круглосуточно светящимися тусклым и каким-то зловещим светом, без стука вошел в маленький, узкий, как пенал, кабинетик. Федор Бакаев был одним из ведущих экспертов и по неофициальному распределению обязанностей выполнял функции заместителя заведующего бюро, хотя штатным расписанием такая должность не предусматривалась. Небольшого роста, с мелкими чертами лица, аккуратной бородкой, он мог бы играть в фильмах роль интеллигентного участкового врача из сельской глубинки. Много лет Бакаев работал над диссертацией, но что-то не получалось, и его уже избегали спрашивать о времени возможной защиты. Сыщик и эксперт поздоровались. -- Ты насчет трупа в багажнике? Как там его... Сероштанов? -- Точно. Как догадался? -- Больше у нас ничего подходящего для тебя нет. -- И слава Богу. Кто его вскрывал? -- Да я и вскрывал. Сегодня отпечатал акт, Трембицкий уже два раза звонил... Бакаев, покопавшись в бумагах, протянул несколько схваченных скрепкой листов. Сизов, привычно выхватывая главное, пробежал бледный, малоразборчивый текст. -- Значит, один душил веревкой, а второй ударил ножом? Бакаев кивнул, сосредоточенно разжигая спиртовку. -- Кофе будешь? Сизов отказался. Он не был брезгливым или чрезмерно впечатлительным, но то, что находилось совсем рядом, в тускло освещенном помещении морга, оказывало на него угнетающее воздействие. С того момента, как он спустился в цоколь, в сознании то и дело проявлялась многократно виденная картина: белый кафельный пол, белые кафельные стены, серые каменные столы и главное -- то, ради чего существовало все это: белые, синие, фиолетовые пустые телесные оболочки мужчин и женщин, детей и стариков, бродяг и начальников, уравненные отсутствием одежды, секционными швами, одинаковыми процессами тления, унизительностью положения объектов исследования, складируемых на полках ледника, на полу. Трудно поверить, но некоторых людей атмосфера смерти притягивает. До руководства бюро доходили слухи, а Сизов знал это наверняка -- по ночам к санитарам приходили бесшабашные приятели и экзальтированные подруги, веселились, пили водку или медицинский спирт, занимались сексом, и привычные выпивка и секс на пороге морга воспринимались совсем по-другому, близость трупов придавала остроту и пряность этим занятиям. Бакаев поставил на синее пламя огнеупорную колбу, по кабинету поплыл аромат кофе. Сизову казалось, что он смешивается с другим запахом, который просачивается сквозь тяжелые стальные двери, пропитывает стены, мебель, одежду, проникает в поры... Не терпелось выйти на свежий воздух. -- Где его одежда? -- бесстрастно спросил Сизов. -- Трембицкий забрал, -- усмехнулся эксперт. -- Он тоже знает, где надо искать волокна наложения. -- Подногтевое содержимое? -- Ничего нет. -- Бакаев перелил кофе в мензурку, сделал маленький глоток. Сизов встал. -- Как говорится, и на том спасибо. Хотя я надеялся за что-то зацепиться... -- Горячий. -- Эксперт поставил мензурку, посмотрел пристально, отвел взгляд. -- Мне осточертели насмешки и подначки, -- неожиданно сказал он. -- Но если тебя заинтересуют антинаучные изыскания неудачливого диссертанта, то могу подбросить любопытный факт... Бакаев невесело усмехнулся. -- Разумеется, он не охватывается официальными выводами экспертизы. -- Давай, подбрасывай, -- все так же бесстрастно сказал Сизов и сел. Эксперт протиснулся между столом и стеклянным шкафом со зловещего вида инструментами, съежился в углу над плоским металлическим ящиком, накрахмаленный халат обтянул спину, и Сизов впервые заметил, что эксперт сильно сутулится. -- Вот они... -- Бакаев вернулся на место, но сутулиться не перестал, будто на него давило нечто, связанное с зажатыми в руке картонными листами. Сизов не обнаружил ни малейших признаков любопытства. Бакаев протянул картонки ему. В середине каждой был приклеен лист фотобумаги. -- Похожи? Сизов не торопясь взял желтоватый картон, внимательно осмотрел изображенный на фотобумаге вытянутый прямоугольник с кружками на концах. Так же основательно обследовал фотоизображение на второй картонке. -- По-моему, одинаковые. -- Я бы так категорично не сказал, но то, что похожи, -- факт. -- Бакаев забрал картонки, бросил на стол. -- Не тяни резину. -- Сыщику надоела маска отстраненного безразличия, но только тот, кто знал его давно, мог обнаружить, что сообщенное экспертом его заинтересовало. -- Это отпечатки орудия убийства на коже потерпевшего вокруг раны. Один отпечаток -- с трупа Сероштанова, который я исследовал позавчера. Второй -- с трупа Федосова, убитого семь лет назад в Яблоневке. -- Да? Ну-ка дай взглянуть еще раз... Уже не пряча эмоций, Сизов схватил со стола электрографические отпечатки. Глава четвертая Вечером того же дня Мишуев проводил очередную оперативку. Обычно первым докладывал Сизов. Сейчас устоявшийся порядок был нарушен -- начальник предоставил слово Веселовскому. -- У них не действовали фары, что, видимо, и привлекло внимание патрульных. Неисправность объясняет захват автомобиля ГАИ -- без света на ночном шоссе не разгонишься. -- Логично, -- кивнул подполковник. -- Под ковриком обнаружено два окурка сигарет "Мальборо", слюна соответствует крови первой группы... Мишу ев сделал пометку в блокноте. -- Это очень важная улика. Только... Надо проверить, какие сигареты курил убитый. -- "Мальборо", -- негромко сказал Сизов. -- Кровь у него первой группы. Мишуев резко отодвинул блокнот. -- Продолжайте, Александр Павлович. Веселовский глубоко вздохнул и оглядел присутствующих. -- Пригодных для идентификации отпечатков пальцев при первичном осмотре не обнаружили. Мы со следователем организовали повторный, привлекли экспертов, обследовали в салоне каждый сантиметр... И на зеркальце нашли половину оттиска большого пальца. -- Не Сероштанова? -- встрепенулся Мишуев. -- Нет. Проверили по нашей картотеке -- безрезультатно. Послали в центральную. -- Это уже кое-что. -- Мишуев снова сделал запись. Сизов рассмеялся про себя. Повторный осмотр производил Трембицкий, искать отпечатки -- дело следователя и эксперта. А Веселовский покрутился вокруг них и примазался к результату. Ну-ну! -- Плохо, что отпечаток неполный, -- продолжал Веселовский. -- Формулу для машинного поиска вывести нельзя, надо перебирать весь архив вручную. Можно забуксовать надолго... -- Буксовать нам нельзя! -- встревожился Мишуев. -- Не цепляйтесь только за отпечаток, ищи те другие пути! -- Может, дадим объявление по телевидению? -- предложил Сизов. -- А как это воспримут люди? -- спросил подполковник. -- Да гак и воспримут: совершено преступление, милиция обращается к населению за помощью. Нелепых слухов убавится. Глядишь и подскажут... -- В обкоме не одобрят такую авантюру, упрекнут в политической близорукости. И будут правы, -- покачал головой Мишуев. -- Не они же отвечают за раскрытие. И не они специалисты в розыске... -- буркнул Сизов. Фоменко наклонился к Губареву и громко прошептал: -- Во дает! Мне три года до выслуги, я ничего не слышал... -- Ставить вопрос должен профессионал. И настаивать, объяснять, убеждать... -- продолжал гнуть свою линию Старик. -- Я не желаю прослыть демагогом, -- сухо сказал Мишуев. -- Хватит строить воздушные замки, давайте говорить конкретно, по делу. Он повернулся к Веселовскому. -- Что еще у вас? -- Автоматные гильзы тоже направлены в центральную пулегильзотеку вместе с запросом о фактах пропажи оружия. У меня пока все. -- Хорошо! -- с преувеличенной бодростью произнес Мишуев. -- Веселовский показывает пример настойчивой, целеустремленной, а главное, умелой работы. Когда я был начальником уголовного розыска в райотделе, все мои подчиненные работали так, как он. И раскрываемость составляла почти сто процентов! Сейчас дело обстоит хуже... У Фоменко и Губарева, судя по рапортам, результаты нулевые, докладывать им нечего. Правда, может, у Сизова есть что-то, кроме прожектов? Кто-то видел, как преступники садились в машину Сероштанова? Или он рассказал, кого собирается везти? Сизов уже понял, что к чему. Итак, начальник вытягивает Веселовского и опускает его. Что ж, это логичное развитие замысла... -- К сожалению, так почти никогда не бывает. Сероштанов -- официант красногорского ресторана, знался со спекулянтами, фарцовщиками, сам не попадался. Занимался частным извозом, специализировался на междугородных рейсах. Кого вез в этот раз, выяснить не удалось... -- Жаль, что у самого опытного нашего сотрудника тот же нулевой результат, -- сдерживая улыбку, сказал подполковник. -- Думаю, что в сложившейся обстановке все должны переключиться на перспективную линию Веселовского. А Александр Павлович возглавит работу и определит задания каждому. -- Разрешите продолжать? -- хладнокровно спросил Сизов. -- Разве у вас есть что-то еще? -- удивился Мишуев. -- Продолжайте, мы вас внимательно слушаем. Удивился он искренне: что может рассказать человек, упершийся в тупик? Разве что напустить туману. -- Я встретился с судебно-медицинским экспертом Бакаевым. Он работает над диссертацией о возможностях электрографического исследования ранений для определения формы и особенностей орудий, которыми они причинены. Смертельное ранение Сероштанову нанесено клинком односторонней заточки, длина -- двенадцать с половиной сантиметров, ширина -- полтора. На коже эксперт выявил отпечаток ограничителя характерной формы с шариками на концах. -- Почему этого нет в акте вскрытия? -- насторожился Мишуев. -- И что это означает? -- Признаки оружия позволяют определить его тип: фирменный автоматический нож, в котором ограничитель раскрывается одновременно с выбрасыванием клинка. В наших условиях вещь довольно редкая. Мне, например, не попадалась ни разу. -- Что же, это может сыграть определенную роль... -- Мишуев повернулся к Веселовскому. -- Александр Павлович, отметьте особенности орудия убийства, вдруг да выплывает где-нибудь... -- Я не закончил, товарищ подполковник, -- холодно сказал Сизов. Мишуев прервался на полуслове. -- Необычность ножа привлекла внимание Бакаева, ему показалось, что он уже встречал такой. Перебрал свою картотеку -- у него почти тысяча электрографических отпечатков -- и нашел! Семь лет назад он делал экспертизу по убийству Федосова на Яблоневой даче, все параметры ножей совпадают! -- Вот это да! Недаром говорят: Сыскная машина! -- горячечно зашептал Фоменко. -- Да, Игнат Филиппович из-под земли улику выкопает, -- довольно кивнул Губарев. -- Речь может идти о совпадении общих признаков, но не о полной идентичности, -- равнодушно сказал Веселовский. -- Мало ли похожих ножей! -- В том-то и дело, что мало! -- в полный голос сказал Фоменко. -- Я тоже ни одного не встречал. -- Это не аргумент! -- бросил Веселовский. В его тоне появились новые нотки. Мишуев некоторое время безразлично наблюдал за спором, потом постучал связкой ключей по столу. Когда наступила тишина, обратился к Сизову: -- Дело подняли? -- Еще не успел. -- И не трудитесь зря. -- Подполковник повысил голос. -- Я лично раскрыл это убийство! Тогда еще был старшим опером в районе, двое суток не ел, не спал, а на третьи взял некоего Батняцкого -- большой мерзавец, между нами говоря. Дали ему, если не ошибаюсь, двенадцать лет. -- Вот и редкий нож! -- хмыкнул Веселовский. -- Нашли аргумент... Мало ли в жизни совпадений! -- Разобрались! -- Мишуев прихлопнул ладонью свой блокнот. -- Капитан Веселовский ставит задачу каждому -- и вперед! Времени нам терять нельзя! -- Да, чуть не забыл, -- сказал начальник, когда все уже встали. -- Звонили из отделения боевой подготовки: завтра майор Сизов должен провести занятия в роте специального назначения. С учетом этого, Александр Павлович, определите нашему ветерану задание уменьшенного объема. -- Понял, -- отозвался Веселовский. -- Сейчас все собираемся у меня -- распределим работу. Он еще избегал подчеркивать свою руководящую роль, но опытный Фоменко в коридоре придержал за рукав Губарева. -- Видал, что делается, -- заговорщически прошептал он. -- Власть меняется, Веселовский уже главнее Филиппыча... Видно, и вправду его скоро того... На пенсион. Так что соображай... -- Чего мне соображать? -- холодно спросил Губарев, отстраняясь. -- А того, -- снова придвинулся Фоменко. -- Ты с ним и на обед вместе и с работы вдвоем. Начальству это не нравится. -- Ты это всерьез? -- Губарев впервые обратился к старшему коллеге на "ты", и в голосе его отчетливо сквозило презрительное недоумение, которое Фоменко почувствовал. -- Да ты не так понял, -- зачастил он. -- Что я, негодяй какой? Или Филиппычу зла хочу? Я ж о тебе думаю! Ты молодой, жизни не знаешь. Он-то уйдет, а тебе работать... Губарев нехорошо выругался и вырвал руку. Глава пятая Специальная рота отрабатывала операцию "Тайфун". По третьему варианту: захват вооруженных преступников, скрывающихся в отдельном здании. Макет здания -- обшарпанная двухэтажка из красного некондиционного кирпича располагалась на краю полигона. Внешне она практически не отличалась от большинства домов центральной части города и могла легко вписаться в унылый ряд построек старого фонда на любой улице: Трудовой, Социалистической, Красногвардейской. Даже поклеванный пулями фасад жилищно-коммунальные власти привычно объяснили бы боями за освобождение Тиходонска в грозном 1942-м да недостатком средств на текущий и восстановительный ремонты во все последующие годы. Сейчас видавшая виды стена не брызгала острыми фонтанчиками красного крошева и не отбрасывала зло свистящих в рикошете пуль: вместо обычных дистанционно управляемых фанерных фигур преступников изображали добровольцы из первого взвода, поэтому стреляли холостыми. Несмотря на это, все были в бронежилетах под маскировочными комбинезонами и в касках, обтянутых камуфляжной тканью, -- как при настоящей боевой операции. Только командир спецроты майор Лесков остался в лихо заломленном черном берете. Он стоял на рубеже атаки за кирпичным, по грудь бруствером, наблюдал, как члены группы захвата, прикрывая бронещитами головы и старательно прижимаясь к земле, смыкали кольцо вокруг осажденного дома, как группа прикрытия меняла позиции на более выгодные, как рассредоточивалась в ожидании команды группа резерва. Время от времени он прикладывался к биноклю и рассматривал забаррикадированные деревянными щитами, досками и всяким хламом оконные проемы, из которых глухо дудукали короткие очереди. -- Поймал наконец? -- азартно скривил рот майор, не отрываясь от бинокля. Сидящий на скомканном масккомбинезоне Сизов увидел, как тускло блеснули пластмасса и сталь коронки, и вспомнил, при каких обстоятельствах Лесков потерял три зуба. -- Нет ни черта! -- отозвался снайпер, стоявший на колене справа от командира, там, где кирпичный бруствер уступом снижался до метровой высоты. Тонкий ствол малокалиберного карабина с оптическим прицелом напоминал комариное жало. -- Два окна слева и крайнее правое, по очереди. Они меняют друг друга. Смотри внимательней, это тебе не мишени на веревочках! Негромко пропел зуммер вызова. -- Первый, я третий, их двое, прием. Майор Лесков поднял с кирпичной стенки изящный, как игрушка, датский приемопередатчик с короткой обтянутой резиной антенной. Кроме спецроты, таких купленных на валюту штучек ни в одном подразделении не было. -- Дома подсчитаешь. Доложи готовность, прием. -- Готовность три минуты. Через минуту -- "Черемуха", через две -- ДШШ и сразу -- собак. У меня все. -- Пятый, ко мне, -- скомандовал Лесков в микрофон. -- Седьмой, готовьте Диану и Креза, после взрыва пускайте! -- Есть. Вас понял, -- разными голосами ответила рация. Почти сразу сзади подбежал еще один снайпер и плюхнулся рядом со своим коллегой. -- Приготовиться, -- сказал ему Лесков, следя за секундной стрелкой. -- Верхний этаж -- крайние окна слева и справа. И нижний -- в середину, на всякий случай. Второй снайпер изготовился. Ствол специального карабина по толщине напоминал полуторадюймовую водопроводную трубу. -- Огонь! -- резко скомандовал Лесков. Карабин грохнул, как охотничье ружье, снайпер левой рукой передернул скользящее цевье -- вылетела картонная, опять же словно охотничья, гильза. Снова грохот выстрела, снова рывок цевья, дымящая гильза шлепнулась рядом с Сизовым, и он поспешно отшвырнул ее в сторону. Ударил третий выстрел. -- Верхние зарядил оба, а в нижние смазал. -- Командир роты опустил бинокль и снова смотрел на часы. Из верхних окон валили клубы слезоточивого газа. -- Они просто щит подставили, смазать я не мог... -- пытался объяснить второй снайпер, но Лесков не слушал. -- Внимание всем, беречь глаза, -- сказал майор в рацию и присел за бруствер. Возле осаждаемого дома раздался резкий взрыв и, как знал отвернувшийся в сторону Сизов, сверкнула ослепляющая вспышка. Тут же ударили автоматы группы прикрытия. Операция вступила в завершающую фазу, и, хотя облако дымовой завесы скрывало сцену штурма, Сизов хорошо знал, что там происходит. Вскоре из начавшего редеть дыма бойцы группы захвата выволокли трех закованных в наручники "преступников" и, аккуратно уложив их в ряд на траву, с облегчением сбрасывали противогазы. -- Я его два раза через окно достал. -- Диана за штанину схватила, хорошо, успел ногу отдернуть... -- Надо было без "Черемухи", и так никуда бы не делись... Возбужденно гомонили победители, недовольно бубнили что-то под резиновыми масками задержанные. Наконец с них сняли противогазы, освободили от наручников. -- Колька голову прикрыл, а зад выставил, думает -- туда пуля не достанет... -- С оцеплением затянули, мы могли через заднюю дверь уйти... -- Петька, гад, в следующий раз будешь бандитом, я тебе тоже так руку выкручу... -- А вообще ничего, нормально сработали. Кинолог нейтрализующим раствором промывал глаза повизгивающим собакам. -- Товарищ майор, зачем животных в "Черемуху" загонять? -- недовольно обратился он к Лескову. -- Думаете, им не больно? Ну если по необходимости, а сейчас-то? -- Ладно, не бурчи, -- хлопнул его по плечу командир. -- Бывает, и людей не получается жалеть. А на псах твоих все вмиг заживет! Лучше скажи, Шмелева не видел? -- Здесь я! -- вынырнул откуда-то сбоку юркий крепыш с перепачканным сажей лицом. -- Ну, посчитал? -- насмешливо спросил майор. -- Сколько же их -- двое или трое? -- Так они хитрили -- один не стрелял! -- Крепыш рукавом комбинезона вытер подбородок и щеки. -- А когда взяли, ошибка и поправилась! Он довольно засмеялся и подмигнул Сизову. -- Что скажете, Игнат Филиппыч? По-моему, норма! -- Учитывая, что объекты специально подготовлены... Опять же -- противогазы... -- Сизов кивнул. -- А что на третий вариант твой снайпер малокалиберку взял вместо СВД тоже норма? -- наседал Лесков. -- Не трамбуй меня, командир! По мелочам накопить всегда можно, но в главном-то порядок! А снайпера будем воспитывать. -- Ладно, разбор потом проведем, -- по-прежнему казенно сказал Лесков. -- Строй людей. -- И, повернувшись к Сизову, вздохнул: -- Вот такого разгильдяя я сделал своим заместителем! Тон, которым эта фраза была произнесена, перечеркивал предыдущую суровость и придирчивость командира к подчиненному. Напротив, выдавал, что между ними существуют давние неофициальные отношения. Впрочем, Сизов и так знал: Витька Лесков и Юрка Шмелев дружат с детства. Пятнистые комбинезоны выстроились в шеренгу, майор Лесков представил Сизова и передал ему командование. Тот поставил бойцов полукругом лицом к дому, взял у комроты и его зама пистолеты, приказал выставить мишень в окне второго этажа. -- При штурме здания, любого другого укрытия, чтобы подавить огонь объектов задержания, деморализовать их, делаем так... -- Старик зажал в каждой руке взведенный пистолет. -- Левой ведем отвлекающий огонь: можно вверх, можно над головами, можно и сторону противника, но не сосредоточиваясь на прицельности, и двигаемся вперед, а правую держим для стрельбы на поражение. Показываю... С неожиданной быстротой Старик бросился к зданию, подняв левую руку и разряжая обойму в чистое голубое небо. Когда затвор застрял в заднем положении, обнажив половину короткого ствола, он один раз выстрелил с правой, и мишень в проеме окна исчезла. -- Вот так, -- скрывая одышку. Старик вернулся к строю. -- Кто берется повторить? Потом он показал такой же прием, но с автоматами, приклады которых зажимал под мышками. Зрелище было эффектным, но желающих повторить упражнение не нашлось. -- Управляться с ними сложновато, -- согласился Старик, -- но выучиться можно. Только на холостых надо долго работать, иначе сам искалечишься, да и других положишь. Смотрите, показываю еще раз... Рота спецназначения восторженно гудела. Старик продемонстрировал стрельбу из автомата от бедра, приемы ухода с линии выстрела противника, прицельную стрельбу из пистолета. -- То, что написано в наставлениях, годится для тира, но не для улицы. Когда пуля летит параллельно земле на уровне груди, то о прицеливании по вертикали можно не думать. Остается горизонтальное отклонение. Если держать пистолет двумя руками, его убираешь быстрее и надежней. Старик присел на широко расставленных ногах и, поддерживая левой рукой рукоять пээма, несколько раз выстрелил. -- На что похоже? На западный боевик? Верно, американские полицейские именно так и стреляют. Кстати, -- обратился он к Лескову, -- фанерные мишени не дают правильного восприятия цели. Мишень должна бытъ объемной. Сделайте мешки с песком или опилкаками, тогда будет лучше ощущаться дистанция, да и пулю чувствуешь, можно контролировать промах, вносить поправки... -- Сделаем, Игнат Филиппович, -- кивнул майор. -- Чучела изготовим. В одежде, чтоб все натурально. Он повернулся к бойцам. -- Нравится такая огневая? -- Класс! -- отозвались пятнистые комбинезоны, а здоровый рыжий парень в десантной тельняшке, выглядывающей через распахнутый ворот, выкрикнул: -- Это наша работа, ей и учиться надо! А все эти лекции по международному положению... Пусть их замполиты слушают... -- Ты это брось, Борисов! Ты же не придаток к дубинке, бронежилету и автомату! Должен работать над собой, развиваться, повышать культурный и политический уровень, -- скучным голосом произнес командир. -- На то есть газеты, радио и телевизор, -- дерзко парировал рыжий. -- Смирно! -- рявкнул Лесков. -- На первый, второй рассчитайся! Первые номера два шага вперед, шаг влево, кругом! Свободный спарринг -- десять минут. Приготовились! Пятнистые комбинезоны, оказавшиеся в парах лицом друг к другу, привычно приняли боевые стойки. -- Начинай! -- Майор рубанул рукой воздух. -- И-е-е-я!! -- пронзительно разнеслось над степью, и пятнистые шеренги сомкнулись. Удар, блок, контратака, захват, бросок... -- И-е-е-я! -- Пугающий крик должен деморализовать противника и поднять боевой дух атакующего. Рука, нога, перехват, кульбит с выходом в стойку, подсечка... -- Тигры, -- довольно сказал Лесков, улыбаясь левой половиной рта, где были выбиты зубы. Вблизи отчетливо выделялся шрам, пересекающий губы и переходящий на подбородок, который придавал лицу командира зловещее выражение. -- Их шпана боится куда больше, чем пэпээсников. На днях возле "Рака" окружили патрульную машину, чуть не перевернули, хотели задержанного отбить... А наши подъехали -- разбежались кто куда. Потому что знают... Командир роты оглянулся по сторонам и понизил голос: -- А Борисов в общем-то прав. Мы с Юрой увеличили объем служебной и боевой подготовки за счет политзанятий. Конечно, втайне от политотдела. -- Понятное дело, -- отозвался Сизов. -- Но если узнают, вдуют тебе по первое число. -- Наверное, так, -- согласился майор. -- А пока довольны. Как какая экскурсия, делегация -- журналисты там, депутаты, иностранные гости, -- всех к нам! Я уже составил вроде концертной программы: номер один -- захват преступника, номер два -- прием против ножа, номер три -- против пистолета, номер четыре -- прыжки через нескольких человек с выходом в стойку, номер пять -- то же с поражением штыком деревянной мишени... Ну, в общем, все: работа с дубинками, скоростная стрельба. Теперь отработаем эту вашу штучку с автоматами -- поставим гвоздем программы. А пока у нас "коронка" такая: кладем на подставки кирпичи, обливаем бензином и поджигаем. Человек пять по команде -- бац! -- голой рукой прямо в пламя -- и кирпичи вдребезги, только горящие куски во все стороны! А потом Борисов, этот рыжий амбал, выходит с двумя бутылками и со зверскими криками разбивает их о собственную голову, одну за другой! И оскольчатыми горлышками ведет бой с тенью. Он служил в спецназе, там этим штукам и выучился. А гости -- в полном восторге. Лесков взглянул на часы. -- Еще минута. -- Дач бы отбой. Они выкладываются изо всех сил. -- Сизов тоже посмотрел время. -- Мне нужно в город. Машина есть? -- Найдем, -- майор кивнул. -- А что до отбоя, то боец специальной роты не должен уставать. Наоборот, есть будут с большим аппетитом. Кстати, и вас без обеда не отпустим. Тем более сейчас везде начинается перерыв, так что спешить некуда. Лесков еще раз взглянул на циферблат. -- Внимание! -- рявкнул он. -- Прекратить бой! Отдых -- десять минут. Решено раскрученное колесо рукопашной, схватки мгновенно остановилось. Фигуры в маскировочных комбинезонах опустились на траву. Чувствовалось, что лесковские тигры все-таки устали. Только один боец остался на ногах и направился к командиру. Когда он подошел ближе, Сизов рассмотрел, что это Шмелев. Комбинезон замкомроты был расстегнут, на нем выступили мокрые пятна, и казалось, что от тела должен идти пар. -- Опять не удержался? -- насмешливо спросил Лесков. -- Ты же сейчас уже руководитель, твоя задача наблюдать, контролировать, поправлять. А ты по-прежнему ввязываешься в спарринги! -- Усложнял задачу, -- улыбаясь, ответил Шмелев, и было видно, что он почти не запыхался. -- Если кто слабее -- становился на его сторону. Ну и сам попробовал против нескольких... Две пары держал... Шмелев удовлетворенно облизнул пересохшие губы. -- Воды не взяли, жалко... Ну да сейчас подойдет автобус... Вскоре привезли обед. Специальная рота, сидя потурецки, мгновенно выхлебала из алюминиевых мисок густой борщ, умяла котлеты с картофельным пюре и выдула несколько ведер компота. Сизов пристроился на пустом ящике от взрывпакетов -- на голую землю его не тянуло, да и ноги не складывались, как раньше, пожалуй, и в полулотос он бы уже не сел. Рядом отдыхали Лесков и Шмелев. Глядя на их лица, Сизов подумал, что вряд ли какому-нибудь хулигану придет в голову даже спьяну пристать к Виктору или Юре. Да и припозднившийся прохожий в темном переулке не обрадуется, если кто-то из них попадется навстречу. Он усмехнулся. -- О чем вы, Филиппыч? -- спросил Лесков. Сизов помедлил с ответом. -- Да вот смотрю на, твоих парней. Знаешь, что это все мне напоминает? -- Сизов обвел рукой вокруг. Пятнистые комбинезоны снова наполнились силой. Некоторые играли в ножички, некоторые устраивали шутливые схватки: кто-то выкручивал товарищу ногу, кто-то обозначил тычок растопыренными пальцами в глаза соседа, но был пойман за кисть и скручен в бараний рог, кто-то набивал о землю ребро ладони. -- Интересно, -- сказал Лесков. -- Кизетериновский питомник, -- еще раз усмехнулся Сизов и тут же добавил: -- Только без обид. В Кизетериновке находилась школа служебно-розыскных собак. -- А чего обижаться, -- комроты пожал плечами. -- У каждой службы своя задача. У нас -- гнаться, хватать, не пускать, драться, обезвреживать. И у овчарок примерно то же... -- Только они стрелять не умеют, -- хохотнул Шмелев. -- И противогаз никак не наденут. Да и вообще -- наш парень с несколькими овчарками справится. Реакция обоих была ненаигранной: обижаться они и не думали. Рыжий Борисов принес из автобуса гитару, расчехлил ее. Пятнистые комбинезоны подсели ближе. -- У нас скоро бронетранспортер будет, -- продолжал Лесков. -- Сейчас можем у военных одалживать, но лучше свой иметь. И вертолет хочу свой. -- Чего играть-то? -- подстраивая инструмент, спросил Борисов. -- "Чужие долги", "Реквием пехоте", "Про настоящих мужчин", -- посыпалось со всех сторон. -- Давай "Песню обреченного десанта". -- Голос Лескова перекрыл возникший гомон. -- Желание начальника, сами понимаете, закон для подчиненного. -- Рыжий здоровяк сделал пробные аккорды. Шум стих. Мы прыгаем ночью с гремящих небес В пустыню, на джунгли, на скалы, на лес. Ножи, автоматы и боезапас -- Завис над землею советский спецназ. Жуем не резинку, а пластик взрывчатки, Деремся на равных один против трех. В снегу без палатки -- и в полном порядке, А выстрелить лучше не сможет и Бог... Скажите про это "зеленым беретам" -- Пусть знают они, с кем им дело иметь В ледовом просторе, в лесу или в поле -- Везде, где со смертью встречается смерть. -- Припев -- все! -- Шмелев взмахнул рукой. Пусть даже команду отдали в азарте -- Сильней дипломатии ядерный страх. А мы -- острие синей стрелки на карте, Что нарисовали в далеких штабах. После рева нескольких десятков молодых глоток голос Борисова, казалось, звучал тихо и печально: Мы первые жертвы допущенной спешки И, задним числом, перемены ролей. В военной стратегии мы -- только пешки, Хотя и умеем взрывать королей! И у генералов бывают помарки: Вдруг синюю стрелку резинкой сотрут... Но мы уже прыгнули, жизни на карте, А сданные карты назад не берут. -- Во дает! -- Шмелев показал певцу большой палец. Тот никак не отреагировал, взгляд у него был отрешенный. Министр покается: "Вышла ошибка, Виновных накажем. Посла отзовут". Его самого поругают не шибко. От нас же внизу извинений не ждут. Борисов сделал паузу, побитые мощные пальцы осторожно перебирали струны, вдруг он резко взвинтил ритм. Мы падаем молча, закрасив лицо, И лишь на ста метрах рванем за кольцо. Мы знаем, что делать, задача ясна, Но ваши ошибки -- не наша вина! Специальная рота дружно подхватила припев. -- Ну как? -- спросил Лесков. -- Это ведь тоже политико-воспитательная работа. -- Хорошо, -- кивнул Старик. -- Только вряд ли политотдел будет от нее в восторге. -- Да нет, -- вмешался Шмелев. -- Там сейчас нормальные ребята. К тому же понимают нашу специфику. -- Мне пора. -- Сизов встал, с неудовольствием ощущая, как затекли ноги. Лесков со Шмелевым проводили его до автобуса. -- Довезешь товарища куда ему нужно, потом в роту, -- приказал майор водителю. -- Мне в нарсуд Центрального района, -- уточнил Сизов. -- А вы здесь надолго? -- Часа на два, -- ответил комроты. -- Еще немного песен, потом штурмовая полоса. Через недельку повторим занятия? Пожимая протянутые руки, Сизов кивнул. Автобус развернулся и покатил к выезду с полигона. Старик смотрел в окно. Специальная рота пока пела песни... Глава шестая В примыкающей к дежурной части комнате для допросов задержанных Центрального РОВД Фоменко "прессовал" Сивухина -- хулигана из "Рыбы". -- Люди в ресторан отдохнуть ходят, а ты свое блатовство показать? -- тихо, по-змеиному шипел Фоменко, и губы его зловеще кривились. -- Кому хочу -- в морду дам, кого захочу -- отматерю... Так?! Он замахнулся и, когда Сивухин отпрянул, грохнул кулаком по столу. -- Боишься, сука! А там не боялся? Там ты смелый был, на всех клал с прибором. -- Опер пригнулся к столу, как зверь перед прыжком, и снизу гипнотизирующим взглядом впился в бегающие глаза допрашиваемого. -- И думал всегда при таком счастье на свободе кейфовать... Да?! Фоменко снова замахнулся. Он "заводил" сам себя, и сейчас бешенство его стало почти не наигранным, в дергающихся углах рта собралась пена, зрачки маниакально расширились. -- Да я тебя в порошок сотру, падаль поганая! Ты у меня будешь всю жизнь зубы в руке носить! Он перегнулся через стол и ткнул-таки кулаком в физиономию хулигана, но тот снова отпрянул, и удар получился несильным. -- Ну чего вы, в натуре, -- плачущим голосом заныл Сивухин и принялся усердно растирать скулу, демонстрируя, что ушибленное место нестерпимо болит. -- Чего я сделал такого особенного? Ну чего? Скажите, я извинюсь... -- Вот и молодец! -- Фоменко выпрямился, лицо его приняло обычное выражение, и он даже доброжелательно улыбнулся. -- Я знал, что мы найдем общий язык. Ты парень-то неглупый. Раз попал -- надо раскаяться и все рассказать. Закуривай... Он любезно протянул распечатанную пачку "Примы", подождал, пока трясущиеся пальцы задержанного выловят сигарету, встал, обошел стол и чиркнул спичкой. Настороженно косясь, Сивухин прикурил. -- Да чего рассказывать-то? -- После нескольких затяжек он расслабился, и в голосе прорезалась обычная блатная наглеца. -- Двое суток на нарах, а за что? Хоть бы пальцем кого тронул... -- Не помнишь, значит? -- Фоменко присел на край стола, нависая над допрашиваемым, отчего тот должен был чувствовать себя неуютно. К тому же, когда держишь голову задранной, затекает и деревенеет шея, устает спина, очень хочется сменить позу. -- Ну так я тебе расскажу... -- Фоменко тоже закурил, но из другой пачки: не дешевую "Приму", а фирменные "Тиходонск". -- Двадцать шестого апреля ты нажрался в "Рыбе" до потери пульса, обругал матом гражданина Костенко, который находился при исполнении служебных обязанностей, приставал с циничными предложениями к гражданке Тимохиной и ударил ее по лицу. Фоменко выпустил дым в лицо Сивухину. -- Вот тебе эпизод номер один. Злостное хулиганство. Статья двести шестая, часть два. До пяти лет. -- Да не было ничего этого! -- Сивухин от возмущения сорвался на фальцет -- Не знаю никакого Костенко и Тимохину эту в глаза не видел! Это кто-то чернуху прогнал. Какие, на хрен, служебные обязанности? -- А швейцара дядю Васю не помнишь? -- вкрадчиво спросил Фоменко и снова целенаправленно пустил струю дыма. -- Хромого, что ли? -- вскинулся задержанный. -- Он меня из бара вытолкал и таких хренов насовал... И я его разок послал. -- Вот-вот. А человек на государственной службе! Сивухин скривился. -- Знаем, знаем... Тридцатник за бутылку! А Тимохина -- это небось Лидка? Это к ней я, выходит, приставал? Да ее все знают, у ней даже прозвище Щека! Трояка не было, а она выделывалась! -- Значит, первый эпизод признал полностью. -- Фоменко удовлетворенно улыбнулся. -- А всего их ровно восемь. Как раз под пятерик и выйдет! Казалось, в маленьком кабинетике воздуха не осталось -- только сизый, расплывшийся слоями табачный дым. Сквозь него слабо светила и без того тусклая лампочка под давно не беленным потолком. Ядовитогорький туман обволакивал человеческие фигуры -- сидящую на привинченном к полу табурете и облокотившуюся на исцарапанный, перепачканный чернилами стол. Фигуры размывались, теряли четкость очертаний, казалось