, и квадраты решетки на окне проступают не через матовое стекло, а сквозь вязкую белесую массу, заглушающую бормотание дежурного за фанерной перегородкой. Сгустившийся до ощутимой плотности дым забивал нос, горло, легкие, застилал глаза. -- Ты что, приход поймал? -- Черная рука протянулась из табачного облака, вцепилась в рубаху на груди, несколько раз встряхнула. Сивухин пришел в себя. -- Жидкий на расправу! -- довольно сказал Фоменко. -- Чуть придавлю, и расколешься до самой жопы. -- За что пятерик? -- с трудом выговорил Сивухин. -- Ведь все так делают! И хромого матерят, и друг с другом лаются, и Щеку колотят! Чего же вам от меня надо? -- Вот это молоток! -- Фоменко наклонился совсем близко. -- Отдай автомат -- и все! Я тебе явку с повинной оформлю, гуляй на все четыре стороны. Сивухин отквасил челюсть. -- Ка-ка-какой автомат?! -- Тот самый, из которого грозил перестрелять весь оркестр, -- буднично пояснил Фоменко. -- Наших позавчера на трассе покрошили, слыхал небось? А ты проболтался про свою машинку. Сам виноват! Теперь отдавай -- подтвердится, что не из нее, -- и порядок. А хранение, так и быть, я тебе прощу... -- Да нет у меня никакого автомата! -- заверещал подследственный. -- Мало чего по пьянке наболтаешь! Кастет был, сам отлил, финка дома есть... -- Ты туфту не гони! -- рявкнул Фоменко. -- Финка уже у нас! А где автомат? Говори, сука!! Он с маху, но расчетливо, чтобы не оставить следов, отвесил хулигану затрещину. -- Не понимаешь, что за убитых сотрудников спуску не будет! Я у тебя его вместе с печенкой выну! Ядовитый туман в комнате для допросов становился все гуще. Автобус спецроты довез Сизова почти до Центрального райнарсуда. Он прошел полквартала, перешел улицу и нырнул в пропахший сыростью подъезд старого и безнадежно обветшавшего здания. Здесь был только один зал заседаний, потолки которого наглядно свидетельствовали, что канализационные трубы второго этажа тоже давно пришли в негодность. Небольшие дела приходилось слушать прямо в клетушках кабинетов, где судья и заседатели теснились за одним столом, прокурор и адвокат сидели плечом к плечу между сейфом и окном, секретарь вела протокол на подоконнике, подсудимый стоял в углу рядом с вешалкой, а свидетель мялся у двери и после допроса выкатывался в коридор, где под плакатом "Судьи независимы и подчиняются только закону" томились родственники подсудимого и другие свидетели. Сизов протиснулся к обитой черным дерматином двери и, не обращая внимания на табличку с расписанием приемных часов, вошел в канцелярию. За деревянным отполированным животами и локтями просителей барьером сидели неприступные в осознании своей значимости молодые девушки. Сизова некоторые знали, поэтому суровые личики смягчились, и архивариус согласилась, несмотря на неурочное время, отыскать нужное дело. -- Только завизируйте запрос у Петра Ивановича, а то сейчас у нас с этим строго... Запроса на выдачу дела у Сизова не было, он сел к длинному столу и на официальном бланке написал: "Председателю райнарсуда Центрального района г. Тиходонска т. Громакову П. И. В связи с оперативной необходимостью прошу выдать для ознакомления ст. о/у майору Сизову архивное уголовное дело по обвинению Батняцкого. Начальник отдела УУР УВД Тиходонского облисполкома Мишуев". Поставив перед словом "начальник" вертикальную черточку, означающую, что документ подписывается другим лицом, Сизов резко черкнул свою фамилию. У двери председателя майор остановился, постучал, дождался ответа и лишь после этого вошел. Он знал, что районные начальники очень чувствительны к знакам признания их авторитета. -- Что у вас? -- Громаков оторвался от бумаг. Когда-то он работал следователем прокуратуры, пару раз они встречались на местах происшествий и знали друг друга в лицо. Но сейчас никаких признаков узнавания председатель не проявил. -- Надо посмотреть архивное дело. -- Сизов протянул запрос. -- Давайте. -- Громаков положил бумагу перед собой, занес ручку для резолюции, но задержал ее, пробегая глазами текст. Пауза затянулась. Громаков отложил ручку и медленно перечитал документ еще раз. -- А зачем, собственно, вам копаться в архивных делах? -- неожиданно спросил он, не отрываясь от запроса. -- Для этого есть вышестоящий суд, прокуратура. При чем здесь уголовный розыск? Майор с удивлением отметил, что Громакова озаботила именно та бумага, которую он только что, не задумываясь, собирался подписать. -- И что это за запрос? -- все больше раздражаясь, продолжал председатель. -- Кто его подписал? Что вообще это за закорючки да черточки? -- Что с вами? За последний квартал я раз шесть получал дела именно по таким запросам. Кстати, и в вашем суде, -- спокойно сказал Сизов. О том, что иногда девочки вообще не требовали никаких бумаг, он решил не вспоминать. -- Мало ли что было раньше... -- Громаков наконец поднял голову и посмотрел собеседнику в лицо. -- Надо же когда-то наводить порядок! Вот и пусть каждый занимается своим делом -- уголовный розыск ищет преступников, а прокуратура проверяет судебные дела! Громаков рано начал полнеть и лысеть. У него были пухлые щечки, пухлые короткие пальчики, которые нервно барабанили по натуральному дереву столешницы, а если снять с него пиджак и рубашку, то наверняка обнаружится пухлый живот. В тесном юридическом мире, где известно друг о друге больше, чем в какой-либо другой профессиональной среде, знали, что Громаков был послушным следователем. Именно это качество легло в основу его карьеры и обещало ему дальнейшее продвижение по службе. Ведь послушание -- очень ценное качество в глазах тех, кто занимается расстановкой кадров. На аппаратном языке это свойство называется "зрелостью" и "умением ориентироваться в обстановке". Сизов по-своему оценивал "послушных", но даже с учетом этого не понимал, что же так взбудоражило молодого и перспективного председателя райнарсуда, почему у него нервно подрагивают губы и плещется беспокойство во взгляде. -- А если понадобится что-то уголовному розыску, надо все по форме: письмо за подписью генерала, с печатью как положено, чтобы было видно -- это никакая не самодеятельность, -- поучающе говорил Громаков и помахивал злосчастным запросом, который держал за уголок двумя пальцами. -- Филькина грамота нам не нужна... -- У генерала, говорите? -- перебил Сизов. -- Хорошо, подпишу у генерала. Хоть у своего, хоть у вашего -- он поближе. Сизов показал в окно на расположенное по соседству здание Дома правосудия. -- Вы пока распорядитесь, пусть девочки найдут дело, чтоб зря время не терять. А я сейчас вернусь. Наклонившись, майор вынул из руки ошарашенного председателя свой запрос и быстро вышел. Через четверть часа он вновь положил на стол документ с резолюцией председателя областного суда: "т. Громаков! Выдать. И не надо разводить бюрократию". Лицо преднарсуда сморщилось в кислой гримасе. -- Зачем же вы меня так подставили? -- жалобно протянул он, -- Перед самим Иваном Федоровичем бюрократом выставили... Да что, я бы сам не решил вопрос? Укоризненно причитая, Громаков подписал запрос с тем же безразличием, с каким был готов сделать это в первую минуту. То, что насторожило его в документе, мгновенно вытеснилось недовольством начальства, хотя оно и было выражено в самой легкой форме. Сизов пожалел подчиненных Громакова, а еще больше пожалел правосудие. Через десять минут Старик раскрыл архивное дело. Как и любое следственное производство, оно начиналось с постановления о возбуждении уголовного дела. "... Следователь прокуратуры Центрального района г. Тиходонска юрист 3-го класса Громаков, рассмотрев материалы по факту обнаружения трупа гр. Федосова с признаками насильственной смерти, постановил..." Сизов заглянул в конец следственных материалов. Обвинительное заключение тоже составлял Громаков. Значит, он вел расследование от начала и до конца. А теперь опасается постороннего глаза. Интересно... Сизов приготовил ручку, лист бумаги и перевернул первую страницу дела. "Начальнику Центрального РОВД г. Тиходонска. Рапорт. По подозрению в совершении убийства гр. Федосова мною задержан ранее судимый Батняцкий. Прошу Вашего разрешения содержать его в дежурной части до утра... Ст, о/у ОУР капитан Мишуев". Косая резолюция: "Деж. Содержать". Сизов хмыкнул. Действительно, времена изменились! Сейчас такие штуки и в голову никому не придут. А тогда казалось -- в порядке вещей... Где-то здесь будет явка с повинной. Он перевернул еще один лист. Точно! "... Я, Батняцкий Е. Ф., хочу помочь следствию и чистосердечно признаться в случайном убийстве, которое совершил в нетрезвом виде". Сизов сопоставил даты и сделал первую выписку. Громаков недолго пребывал в расстроенных чувствах, он догадался по благовидному поводу позвонить председателю облсуда и не услышал замечания о насаждении бюрократизма. Иван Федорович разговаривал благосклонно и даже соизволил пошутить. Значит, суровая резолюция предназначалась для этого настырного милиционера. "Чего ему все-таки надо?" -- снова колыхнулась беспокойная мысль, и Громаков раскрыл служебный телефонный справочник. Через несколько минут в кабинете Мишуева раздался телефонный звонок. Подполковник резко поднял трубку. -- Мишуев! -- сухо бросил он в микрофон. Но сразу же лицо его расслабилось, он свободно откинулся в кресле, тон стал неофициальным. -- Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Громаков. Да, пока на месте... В принципе решено, но ты же знаешь, зарубить могут в самый последний момент, тем более есть загвоздка... Вот-вот... Ничего, раскрою! Только так! Лучше о себе расскажи: ты уже председатель суда или еще исполняешь обязанности? Ну, поздравляю! Так что ты, брат, тоже растешь, я помню зеленого следователя, который боялся к трупу подойти! Какое совпадение? Нет, никого не направлял. Сизов? Мишу ев нахмурился. -- Что он хотел? Помню, на Яблоневой даче... А ты что? И правильно, нечего ему по архивным делам шнырять! Мишуев резко выпрямился в кресле и напряженно застыл, нервно вертя в руке карандаш. -- Добиваться своего он умеет, в любую дверь войдет. И какое распоряжение дал Филиппов? Понятно... Выдал? Да уж, никуда не денешься. И он что? Внимательно, говоришь... И много выписывает? Мишуев сломал карандаш, зашвырнул обломки в угол, ослабил узел галстука. Голос у него остался спокойным. -- Ну и пусть выписывает! У Сизова появилась своя версия по "сицилийцам", вот он и ищет зацепки в старых делах. Ничего необычного. А что он может выкопать? Батняцкий признался, приговор вступил в законную силу. Ты же сам вел расследование и знаешь все обстоятельства. А в каком деле нет неточностей? То, что услышал Мишуев, сильно ему не Понравилось. Голос его стал резким и холодным. -- Ну ты это брось! Что значит "доверился"? Ты был не маленьким мальчиком, а следователем прокуратуры! Важной процессуальной фигурой, принимающей самостоятельные решения! И, кстати, принял правильное решение, раз Батняцкий осужден на двенадцать лет! Подполковник, поморщившись, отставил трубку в сторону, потом снова поднес к уху и продолжил прежним дружеским тоном: -- Не надо паниковать, Сизов -- сотрудник уголовного розыска, а не прокурор, проверяющий качество проведенного тобой семь лет назад следствия! -- Он искусственно засмеялся. -- И в его задачу не входит помешать твоей карьере. Вот так-то лучше. До связи. Положив трубку, Мишуев достал из кармана платок, провел по лбу, встал из-за стола и озабоченно зашагал взад-вперед по кабинету. Вспомнив, подобрал обломки карандаша, возвратился на место, порывшись в ящике, нашел автоматический нож, какие десятками изымаются при обысках и, не пройдя по делу, оседают в столах оперработников и следователей. Щелчок -- из рукоятки выскочил блестящий; клинок. Мишуев принялся затачивать карандашный обломок, потом его внимание переключилось на нож, он несколько раз сложил его и вновь выщелкнул лезвие, вдруг швырнул недочиненный карандаш в урну, наклонился к селектору. -- Веселовский, зайдите ко мне. Мишуев поправил галстук, достал из папки "К докладу" очередной документ, начал читать. Внезапно придвинул телефон, быстро набрал номер. -- Это опять я. Кто подписал запрос? Ну эту твою филькину грамоту? Ага... Ты ее запечатай в конверт и подошли мне. Договорились? Ладненько. Опустив трубку на аппарат, Мишуев задумался. Коротко постучав, в кабинет вошел Веселовский. -- Разрешите, товарищ подполковник? -- Чем сейчас занимается Сизов? -- строго спросил начальник отдела. -- Поехал в суд изучить старое дело, по которому проходил похожий нож, -- с подчеркнутой четкостью доложил Веселовский. -- Помните, он говорил об этом. -- А что там изучать? Ситуация предельно ясная. Вы определили ему направление работы? -- Да, Сизов выполняет задание, а своей версией занимается параллельно... -- Значит, недогрузили, оставили время на ерунду. Руководитель должен уметь ставить четкую цель и направлять подчиненных на ее достижение. -- Подполковник сделал многозначительную паузу. -- Когда я был начальником уголовного розыска в райотделе, мои сыщики не распылялись по "своим" версиям. Все били в одну точку. И раскрываемость приближалась к ста процентам. Потому и выдвинули в областной аппарат! За четырнадцать лет я прошел путь от оперуполномоченного до начальника отдела областного уголовного розыска. Кажется, я это уже говорил? -- Вроде нет, -- неуверенно ответил Веселовский. -- Говорил. Но повторяюсь не из хвастовства. Хочу, чтобы вы сделали выводы, ведь от успеха этой операции зависит ваше продвижение по службе. Ясно? Веселовский молча кивнул. -- Я вам поручил направлять работу всех остальных, используйте возможность! Ваша линия самая перспективная, никто в этом не сомневается, кроме, пожалуй, Сизова. Не смущайтесь, загрузите его до предела, пусть тянет общий воз вперед, а не рвется в сторону! Его бесполезная самодеятельность никому не нужна! Мишуев замолчал, не сводя пристального взгляда с липа подчиненного. Много лет назад так смотрел Старик, когда бывал недоволен стажером, и тот чувствовал себя весьма неуютно. Став начальником, Мишуев специально отрабатывал холодный, пронизывающий насквозь взгляд и убедил себя, что достиг цели, хотя в глубине души шевелилось сомнение. -- Разрешите идти? -- как ни в чем не бывало спросил Веселовский, и стало ясно, что никакой неловкости он не испытал. -- Подождите. -- Подполковник указал на стул у приставного столика. -- Присаживайтесь. Строгость в голосе пропала. -- Я ведь учу для вашей же пользы. Привыкайте руководить людьми. Что у вас нового по "сицилийцам"? Веселовский сел, отодвинул стул, устраиваясь поудобнее, извлек из внутреннего кармана пиджака пухлую записную книжку. -- Специалисты исследовали камень из мешка. Мишуев почему-то подумал, что Сизов никогда не сказал бы "исследовали камень". "Осмотрели" -- и точка. -- Это ракушечник, три карьера расположены вблизи трассы Красногорск-Тиходонск. Ребята поехали за образцами, попробуем привязать по химическому составу и следам распиловки. Мишу ев сделал пометку в своем блокноте. -- А что с этим, как его, -- Мишуев заглянул в календарь, -- Сивухиным? -- Фоменко раскопал ему восемь эпизодов хулиганства. Да при обыске нашли дома финку и кастет. Носил с собой, показывал корешкам, пугал кое-кого, есть свидетели... Так что не выскочит! Мишуев пренебрежительно махнул рукой. -- Это не велика победа. Если взяться, то можно всю эту шушеру пересажать, только руки не доходят. Да и потом -- кто за них работать будет? С главным как? Веселовский замялся. -- Фоменко только что вернулся, принес протокол. Признал он, вроде брал у какого-то Васи Чижика старый ППШ на продажу, не получилось -- вернул обратно. А с пьяных глаз пришло на ум -- и пригрозил автоматом. В общем, вроде что-то было, а ничего конкретного и нет. А вообще... -- Веселовский запнулся и отвел взгляд в сторону. -- По-моему, ерунда все это. Фоменко надавил, он и затулил, чтобы в цвет попасть... -- Ну и ну! -- Подполковник обозначил на лице недоумение. -- Что за основания для таких предположений? -- Да мелочь он пузатая! Какие там автоматы... Сначала наболтал по пьянке, а потом -- чтоб отстали. Приплел какого-то Васю, ни фамилии, ни адреса, ни толковых примет. Вот и ищи ветра в поле... -- А разве не стоит искать автомат, даже если он не связан с делом "сицилийцев"? -- веско спросил начальник отдела. -- Ну почему же, стоит. -- Веселовский снова смотрел прямо, с выражением готовности к любой работе. -- И я так думаю, -- нравоучительно сказал Мишуев. -- Даже если окажется, что этого ППШ не существует в природе, пройтись по связям Сивухина будет полезно. Кражи, грабежи, разбои -- мало ли у нас "висячек"... Глядишь, что-нибудь и раскроется. Он прихлопнул ладонью папку с документами, как бы подводя итог разговору. Веселовский встал. -- А Фоменко работает неплохо, -- заметил вдруг подполковник. -- Вот что значит дать человеку проявить себя. Между прочим, в его послужном списке за пять последних лет ни одного поощрения. Зато больше всего благодарностей у Сизова. Мишу ев бросил взгляд на часы. -- Сейчас оперативка у Павлицкого, я доложу, кто и как работает. Пора пересматривать отношение к людям, хватит выделять любимчиков! И вообще -- пришло время коренным образом менять стиль руководства... Последняя фраза подполковника безошибочно определяла его место в происходящей расстановке сил внутри аппаратных группировок. Про коренные перемены и революционные усовершенствования любил говорить новый заместитель начальника УВД полковник Крутилин. Он был "варягом" -- командовал уголовным розыском где-то на Севере, после окончания академии получил назначение в Тиходонск. Подобные высказывания вкупе с резкими и решительными действиями породили слухи, что у него мощная поддержка в Москве и прислан он не просто так, а с прицелом на место генерала. Глава седьмая Собрав бумаги в прозрачную пластиковую папку, Мишуев запер дверь кабинета и неспешно, с достоинством пошел по коридору. Не каждый начальник отдела участвует в оперативных совещаниях при генерале. Далеко не каждый Заместители, начальники управлений -- ниже уровень представительства практически не опускается. В принципе он, Мишуев, должен доложить результаты работы отдела заместителю начальника -- головного розыска, тот -- начальнику, тот, в свою очередь, информирует зама генерала по оперативной работе и делает сообщение на совещании. Однако в последние полтора года привычный порядок часто нарушался. Возглавлявший УУР полковник Силантьев страдал камнями в почках и подолгу лежал в госпитале, его зам Игнатов всегда боялся принимать решения, а теперь, перед пенсией, старался вообще не попадаться на глаза начальству. Поэтому Мишуев непосредственно докладывал на оперативках то, что касалось борьбы с особо тяжкими преступлениями, а иногда и председательствовал от лица руководства уголовного розыска. Его самого такое положение вполне устраивало: когда человек на виду, к нему привыкают. Силантьев проскрипит два годика, а он тем временем получит диплом академии и вернется как раз на открывшуюся вакансию. Тьфу-тьфу... Трудно загадывать в таких делах. Обстановка меняется, тот же Крутилин с идеями омоложения аппарата. Игнатову уже сказал, чтоб готовился, того и гляди и Силантьева отправит по болезни. А поставит кого-то из своих северян или из местных -- мало ли шустрых ребят. Мишуев почувствовал усилившееся беспокойство и понял, что оно связано с недавним звонком Громакова. Активность Сизова в ревизии архивных дел ему совсем ни к чему. Дело усугубляется тем, что на эту чертову Сыскную машину трудно найти управу: он легко обходит всю иерархическую лестницу и заходит прямо к генералу. Говорят, тот начинал у него стажером. Может быть... Когда Крутилин докладывал об Игнатове, Павлицкий предложил на его место Сизова. Еще чего не хватало! Может, потому он так землю и роет? Впрочем, Крутилин не станет менять одного предпенсионера на другого, к тому же человека Павлицкого. Если, конечно, он будет принимать решения. А будет ли? Какая у него ни мощная рука в министерстве, а обком крепко поддерживает Павлицкого. Неизвестно, что перевесит... По широкой мраморной лестнице Мишуев спустился на второй этаж, где располагались кабинеты руководства. У высокой отделанной под дуб двери он замешкался, перебрал, будто проверяя, документы в прозрачной папке, вошел в приемную, поздоровался с новой секретаршей, наглядно воплощавшей принцип омоложения аппарата, и сквозь темный тамбур между полированными дверями прошел в кабинет Крутилина. Полковник был молод для своего звания и должности -- недавно ему исполнилось сорок четыре. Жесткие черные с заметно пробивающейся сединой волосы, выпуклый лоб, светлые навыкате глаза, массивный прямой нос, нависающий над верхней губой, округлые щеки и детский, с ямочкой, подбородок. Стоя под тяжелым взглядом почти навытяжку, Мишуев доложил результаты работы по "сицилийцам". Доложил удачно: ни разу не заглянув в бумаги и не сбившись. -- Почему на оперативное совещание при начальнике управления идете вы, а не руководство уголовного розыска? -- глухим рокочущим голосом спросил Крутилин и презрительно выпятил нижнюю губу. -- Полковник Силантьев болен, -- быстро ответил Мишуев и, чуть помешкав, продолжил: -- Игнатов... В общем, Игнатов послал меня. -- Понятно... -- с тем же презрительным выражением протянул Крутилин. -- У него более важные дела... Ладно! Посмотрим, как он уйдет: по выслуге или по служебному несоответствию! На Мишуева будто холодом дохнуло. "Ну и крут мужик! Верно говорят -- не одну шкуру спустит!" -- И с чем же вы идете на оперативное совещание при начальнике управления? -- голосом, не предвещающим ничего хорошего, продолжал полковник. -- С этой хреновиной? Он кивнул на пластиковую папку, и Мишуев инстинктивно спрятал ее за спину. -- Анализ камня, идентичность карьера, -- передразнил Крутилин. -- И что дальше? Установили -- камень из этого разреза. Ну? Его по паспорту выдали с записью в книге регистрации? Кому мозги припудривать?! Нужен круг отрабатываемых лиц, улики, приметы, связи! Нужна информация из уголовного мира: почерк, клички, "черные" автоматы! Вот работа сыщиков. А камень и следователь с экспертами изучат, вам вообще нечего туда лезть! Крутилин резко встал из удобного кожаного с высокой спинкой кресла так, что оно, дребезжа металлическими колесиками, отъехало к стене, подошел вплотную к начальнику отдела особо тяжких, как будто хотел ударить. Мишуев непроизвольно попятился. -- А если не хотите работать или не получается, надо честно сказать и идти в народное хозяйство, мы вас поддержим, -- другим, неожиданно миролюбивым тоном продолжил полковник. -- И не надо никаких академий, чего деньги тратить... Крутилину нравилось внушать страх, и он умел это делать. Он "колол" самых отпетых бандитов, чем и был известен во всех северных тюрьмах, колониях и пересылках. Сломив чужую волю, он переходил на мягкий, доброжелательный тон, который резко не соответствовал смыслу произносимого, и окончательно деморализовывал жертву. Сейчас ему тоже удалось достигнуть цели -- Мишуев чувствовал себя бесформенным пластилиновым комочком, над которым навис гранитный кулак. -- Жаль, меня не было в городе, я бы с места происшествия след зацепил, -- так же мягко, даже с некоторой долей сочувствия говорил полковник. -- Беда в том, что у вас профессионалов нет... Разве что Сизов... Я посмотрел все разработки отдела -- он один действует как настоящий сыскарь. По пристальному взгляду Крутилина Мишуев понял, что тому прекрасно известно о его взаимоотношениях с бывшим наставником. -- Я не все доложил, -- попытался он выправить положение, но Крутилин отмахнулся. -- На совещании доложите. Там и послушаем, и решим, кто на что способен. Если работать тяжело, не справляетесь -- пишите рапорт. Чего зря хлеб есть! Последнюю фразу полковник произнес почти дружески. Оставшиеся свободными десять минут Мишуев нервно курил в закутке на площадке лестницы черного хода. "Ну их к черту, такие оперативки! -- заторможенно думал подполковник, чувствуя, как постепенно высыхает спина. -- Пусть Игнатов ходит, он за это деньги получает. Тут не авторитет заработаешь, а голову потеряешь. Как с ним работать? Зверь! Пожалуй, Павлицкого он сожрет. Непременно сожрет! И всех его людей, как водится. И тех, кто стоял в стороне, обязательно... Ну и бойня будет! Нет, надо дергать в Москву. Пересидеть два года, пусть все закончится, устоится... Только похоже, что с этой идеей ничего не выйдет. Пока не раскроем "сицилийцев", он и заикнуться об учебе не даст..." В примыкающий к генеральскому кабинету зал заседаний Мишуев заходил в самом скверном настроении. Начальник управления генерал-майор Павлицкий занял свое место во главе стола ровно в шестнадцать, как и было назначено. Выглядел он не по-генеральски -- маленький, сухой, подвижный -- и потому постоянно носил форму и требовал того же от подчиненных. Поэтому двенадцать человек по обе стороны длинной полированной столешницы были облачены в казенное сукно серого и защитного цвета. Только тринадцатый позволил себе явиться в светлом импортном костюме свободного покроя и сел не как все, а напротив генерала, в противоположный торец стола, получив возможность бесцеремонно осматривать собравшихся выпуклыми льдистыми глазами. У него был властный вид, внушительная фигура, уверенные манеры, и если бы посторонний человек вошел в зал, он бы не сразу определил, с какой стороны находится "глава стола" и кто руководит оперативным совещанием. На такой эффект Крутилин и рассчитывал. Чувствовалось, что он собран и готов постоять за себя, если начальник попытается поставить его на место. Но генерал начал совещание как ни в чем не бывало, и, хотя на лицах офицеров ничего не отразилось, можно было с уверенностью сказать, что этот факт обязательно станет предметом кулуарного обсуждения и сделанные из него выводы окажутся не в пользу Павлицкого. Первым заслушали начальника управления исправительных дел о массовых беспорядках в шестой колонии, затем докладывал Мишуев. На этот раз главное внимание он сосредоточил на Алексее Сивухине как перспективном фигуранте для дальнейшей разработки, про кусок ракушечника и поиск карьера упомянул вскользь, зато рассказал об отработке автовокзалов, которой занимается Сизов. Сообщение прозвучало весомо, даже Крутилин к концу перестал презрительно кривиться. Генерал задал несколько вопросов о Сивухине, Мишуев толково ответил. -- Есть предложение одобрить проводимую отделом работу и предложить активизировать линию розыска использованного преступниками автомата, -- подвел итог Павлицкий. Возражений не было. Мишуев сел на место и перевел дух. Сивухин, конечно, пузырь, который рано или поздно лопнет. Но сегодня он удержал его на плаву, а это очень важно -- не утонуть сейчас, сию секунду, потому что завтра будет уже другая ситуация, другие доказательства, другая обстановка. Подполковник вполуха слушал выступление начальника УБХСС, совсем не слушал зама по хозяйственной работе, который возмущался нерациональным использованием автотранспорта, и насторожился, когда слово взял Крутилин. -- Я согласен с предыдущим выступлением. -- Полковник навис над столом, упираясь в деревянную поверхность побелевшими пальцами. -- Машины должны использоваться для раскрытия преступлений, расследования и выполнения других конкретных задач службы. На работу и домой можно ездить общественным транспортом. Поэтому я свою машину отдаю в пользование оперативного состава управления и призываю других сделать то же самое. Это раз! Полковники, подполковники и один майор недовольно зашевелились. -- Второе, -- не обращая внимания на возникший шумок, невозмутимо продолжал Крутилин. -- Отмечаю низкий уровень исполнительской дисциплины руководства уголовного розыска. Я работаю полтора месяца, за это время Силантьев не выходил на работу по болезни, Игнатов самоустранился от руководства службой в связи с тем, что готовится к уходу на пенсию. Предлагаю на следующем оперативном совещании заслушать Игнатова и решить вопрос о его служебном соответствии. При отрицательном решении изменить основание увольнения с соответствующим уменьшением пенсионного содержания... Присутствующие загудели. Пенсия, выслуженная за двадцать пять лет, -- самое святое, что есть у увольняемого офицера. Замахиваться на нее не принято. Тем более что каждый может легко представить себя на месте обиженного. -- Третье, -- полковник повысил голос. -- При таком положении вещей совершенно не продумано направление в академию Мишуева. Учиться, конечно, надо, и, если он возьмет "сицилийцев" или хотя бы выйдет на них, можно будет его отпустить, но не оголяя руководства уголовным розыском! Значит, надо производить омоложение аппарата, особенно начальников отделов и управлений... Дальше Мишуев не слушал. "... Или хотя бы выйдет на них..." Значит, не все потеряно... Крутилин сел, глядя прямо перед собой. Получалось, что он смотрит на генерала. -- Вы закончили, товарищ полковник? -- очень вежливо спросил Павлицкий. -- Закончил. -- Подведем итог, -- не вставая, сказал генерал. -- По первому пункту вы приняли решение, полностью входящее в вашу компетенцию. Отказ от использования личной машины можно приветствовать. Надеюсь, другие руководители последуют вашему примеру... А если нет, возможно, я сам издам соответствующий приказ... Недовольный шумок снова всколыхнулся над длинным полированным столом. -- Может, действительно всем целесообразно пересесть на городской транспорт? Тем более мне известно, что вы задерживаете в нем карманников. На вашем счету четырнадцать задержаний по месту прежней службы и восемь -- в московском метро, во время учебы. Я не ошибаюсь? Крутилин очень внимательно посмотрел на генерала. В комнате стало тихо. -- Нет, товарищ генерал, не ошибаетесь. Все точно. -- Вот и хорошо, -- кивнул Павлицкий. -- Может быть, на транспорте установится порядок. Хотя лично я считаю, что руководители областной милиции имеют возможность более эффективными методами бороться с преступностью. Крутилин, набычившись, не сводил с генерала внимательного взгляда. -- По второму и третьему пунктам, -- монотонно говорил генерал. -- Вы являетесь куратором оперативных служб и отвечаете за работу уголовного розыска. Поэтому для вас открыто широкое поле деятельности. Действуйте! Принимайте решения в пределах своей компетенции, вносите предложения, если вопрос выходит за ее пределы. Кого увольнять, кого посылать на учебу, кого назначать на должность -- это, извините, буду решать я. Снижать пенсию я никому не собираюсь, надо быть людьми и понимать: существуют болезни, усталость, нервные стрессы. Отбирать за это то, что пожилой человек зарабатывал всю жизнь, просто несправедливо... -- Правильно, Семен Павлович! -- от души выкрикнул начальник УИД, и все одобрительно зашумели, бросая косые взгляды на Крутилина. Тот еще больше набычился, как боксер, прячущий подбородок от нокаутирующего удара. -- И последнее. Существует порядок, субординация, дисциплина. Я настоятельно прошу вас приходить к начальнику управления в форменной одежде. Генерал выдержал паузу и, добродушно улыбнувшись, добавил: -- А в трамвае можете ездить в штатском. Что поделаешь, если у вас такое хобби! Одиннадцать офицеров расхохотались. Мишуев улыбнулся одной половиной рта -- той, что была обращена к генералу. Лицо Крутилина осталось невозмутимым. -- Все свободны, -- объявил Павлицкий и встал. Загремели стулья. У широкой двери, в которой открывалась только одна створка, на мгновение возникла давка. -- Ну и выдрал Семен Павлович этого петуха, -- не особо снижая голос, говорил начальник информационного центра. -- Насухую выдрал... Причем культурно... Руководители курируемых Крутилиным служб открыто высказываться избегали, но перешептывались с улыбками. Поражение "варяга" было наглядным для всех, кроме него самого. -- Доложился неплохо, -- буркнул он Мишуеву на ходу. -- Лучше, чем у меня в кабинете. Жми на этого типа, он, видно, еще не полностью лопнул. И скажи своим: пусть дурака не валяют, шкуру спущу! В коридорах управления было людно: сегодня давали зарплату, поэтому к концу работы все сходились на службу. К этому дню планировалось и возвращение из командировок. Идя к себе, Мишуев покосился на дверь с цифрой 78, хотел было зайти, но передумал. Пусть сам, невелик барин. За дверью семьдесят восьмого кабинета Губарев и Сизов доедали красногорскую колбасу, пили чай и вели тихую беседу. -- Я, говорит, вообще отошел, связи растерял, дайте жить спокойно, -- пересказывал Губарев. Сизов хмыкнул: -- Ну-ну... -- А этот, последний: "С дорогой бы душой и всем почтением, но нет ничего такого на примете, даже краем уха не слыхал..." Старик доел бутерброд. -- Значит, один наган зацепил? Ну-ну... Нам-то он ни к чему, напиши рапорт да отдай в Прибрежный райотдел, пусть занимаются. Губарев приготовил лист бумаги и тут же, чертыхнувшись, поднял его со стола -- в нижней части расплывался мокрый полукруг. -- Стакан не вытер. Сегодня в Центральном дежурный на готовый протокол кофе пролил. Да, кстати, там Фоменко вертелся. Меня увидел -- хотел спрятаться, спросил, что делает, -- не ответил... Странно как-то. Сизов молча поднял телефонную трубку, набрал четыре цифры внутреннего номера. -- Здравствуйте, товарищ Крылов. Как жизнь проходит? У всех быстро... Слушай, Саша, что там у вас сегодня делал Фоменко? С кем работал? А на кой ему этот хулиган сдался? Ну и как, расколол? Да ты что! А, вот оно как. А для чего это им обоим? С тем-то ясно: лопнул, и все... А наш-то? Чья команда? Вот так, да? Ладно, спасибо. До связи. Сизов положил трубку. -- Ну что? -- спросил Губарев, но Сизов не успел ответить, как в кабинет без стука вошел Фоменко. -- Здорово, мужики! -- Он поспешно сунул каждому руку, быстро отдергивая ее обратно. -- Зарплату получили? Ну и класс! Запирайте дверь... Он распахнул пиджак и показал приткнутую за брючным ремнем бутылку водки. -- Как обещал, помните, Игнат Филиппович? Фоменко зря слово не бросит... -- Чем ты там занимался в Центральном с такой секретностью? -- спросил Сизов. -- Своих дел мало, решил району подсобить? Фоменко с отвращением скривился. -- Да по "сицилийцам"... Выходы на автоматы ищу. Начальник велел не распространяться... -- Это что, его идея? -- Ну да... -- Фоменко нетерпеливо переступал с ноги на ногу. -- Хватит про работу, Игнат Филиппович, она и так в печенках сидит... Валек, нарежь закуску. Он резко вынул из бокового кармана плавленый сырок с яркой зеленой этикеткой. -- Закуска у тебя всегда богатая, -- отметил Губарев. -- Игнат Филиппович, там колбаски не осталось? У меня полбатона есть и банка тушенки заначена. Сизов порылся в сейфе, извлек мятую оберточную бумагу, в которой оказался небольшой кусок колбасы с веревочным хвостиком. -- Класс, мужики! -- Фоменко суетливо застилал стол газетой. -- Сейчас накроем, как в ресторане... Сизов задумчиво оторвал веревку, понюхал зачемто колбасу и положил на стол. Как и большинство сотрудников уголовного розыска, он был не дурак выпить и еще помнил времена, когда в конце работы оперсостав, перед тем как разойтись по домам, открыто распивал несколько бутылок водки под немудреную закуску, чтобы снять напряжение и забыть кровь, грязь, человеческую жестокость, подлость и коварство, с которыми пришлось столкнуться вплотную за прошедшую смену. Времена меняются -- уже не ухватишь, выскочив на несколько минут в соседний гастроном, полкило любительской и отдельной, по триста граммов швейцарского и голландского, которые продавщица нарежет аккуратными тоненькими ломтиками, да и водку, если не зайдешь со служебного входа, не купишь без очереди, хотя она, зараза, и подорожала в четыре раза. Но главное -- отношение изменилось к этому делу. Закручивали постепенно гайку и завинтили до упора. Новые времена. А кровь и мозги человеческие выглядят, как и раньше, и запашок от лежалого трупа тот же, и в морге веселей не стало... А когда на пушку или нож выходишь, сердце еще сильней колотится да давление выше прыгает, чем тогда, -- годы-то набежали. А антистрессовых препаратов не изобрели, остается старое, проверенное средство, тем более и привычка какаяникакая выработалась, никуда не денешься... У каждого в разной степени. Вот Фоменко -- аж трусится от нетерпения, а Губареву просто любопытно, молодой еще... Хотя Веселовский тоже молодой, а очень уважает, ни одной возможности не упустит. Старик прислушался к своим ощущениям. Он знал, что его искал Мишуев, и сам собирался к начальнику с рапортом, но расслабиться действительно не мешало. К подполковнику можно зайти завтра с утра. Но, глядя на дружные хозяйственные приготовления Губарева и Фоменко, он почему-то не ощутил умиротворения и не настроился на общую волну предвкушения предстоящего застолья. -- Готово! -- Фоменко придирчиво осмотрел разложенные на газете листы белой бумаги -- вместо тарелок, горку нарезанного хлеба, сырка и колбасы, открытую банку консервов. -- Сейчас, только стаканы вымою... Он рванулся к двери. -- А Веселовского ты не звал? -- спросил Сизов. Фоменко остановился и поставил стаканы. -- Да я что-то его не понял, Игнат Филиппович. -- Он широко развел руками, изображая крайнюю степень удивления. -- Показал пузырь -- он обрадовался, руки потер, у меня, говорит, бутерброды есть... Я говорю, мол, идем к ребятам, я Игнату Филипповичу обещался. А он подумал-подумал и отказался. Мол, работы много... -- Фоменко снова собрал стаканы и понизил голос до шепота: -- Я думаю, он себя уже начальником чувствует. Ну и вроде как не хочет, чтобы все вместе... Фоменко подмигнул. -- Ну и ладно, нам больше достанется. Я мигом. -- Плечом он отдавил дверь и вышел в коридор. Сизов посидел молча, хмыкнул. -- Ну-ну... Встал, извлек из ящика стола свой рапорт. -- Ты вот что. Валек, пить-то вредно, помочи губы для вида, поддержи компанию. Я к Мишуеву. Он направился к двери, на пороге остановился. -- И еще. Будете уходить -- посмотри за ним. Если пойдет по центральной лестнице -- не пускай. Сведи по запасной, во двор, а выйдет пусть через "город". Здание областного УВД имело общий двор с городским, расположенным перпендикулярно. Фасады и соответственно подъезды выходили на разные улицы. -- Зачем это? -- удивился Губарев. -- Потом скажу. В коридоре Сизов столкнулся с сияющим Фоменко. -- Ну, погнали, -- начал тот и осекся. -- Куда же вы, Игнат Филиппыч? -- Начальник вызвал. Лицо Фоменко потухло. -- Мы подождем... -- Да нет, начинайте сами. Дело, видать, долгое... -- Жаль... -- Фоменко снова оживился. -- Ну дай Бог не в последний раз. Он юркнул в дверь семьдесят восьмого кабинета, раздался щелчок замка. Сизов н